Текст книги "Партитура преступления"

Автор книги: Крыстин Земский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 5

Они бродили среди еще не остывших руин, на каждом шагу натыкались на обломки кирпича, осколки стекла, куски железа. Цех превратился в груду развалин, лишь кое-где торчали остовы лишенных штукатурки стен.

Время от времени вспыхивал блиц – фотограф воеводского управления делал снимок за снимком. Работники следственной группы брали с места взрыва – огромной, до половины засыпанной обломками воронки – пробы для анализа.

– Берите пробы не только из воронки, но и из всех углов цеха, – распоряжался майор Юзеф Антковяк, оглядывая все вокруг. – А это что? – Он остановился как вкопанный.

На уцелевшем куске стены лежало что-то вроде человеческой руки, судорожно сжимавшей кусок железа.

– Это, наверное, рука Капусты, – сказал кто-то.

Во время взрыва погибли два работника. Франтишека Зембу взрывная волна выбросила на улицу. Пятна крови рядом с ним посерели от покрывающей их пыли. Тело опознали сразу.

Труп второго рабочего – Владислава Капусты – обнаружить не удалось. В момент взрыва, по словам остальных рабочих, он находился внутри помещения. Выходил последним, поскольку должен был включить вентилятор для проветривания цеха на время обеденного перерыва. По-видимому, взрыв разорвал его на клочки. Лишь обнаруженная рука указывала на то место, где он находился за секунду до смерти.

Взрывная волна задела и рабочих во дворе. Двое были ранены. Но никто не получил серьезных повреждений, кроме директора, который, приехав с совещания, вбежал в развалины дымящегося цеха. То ли он неудачно упал, то ли его задел какой-то обломок – с сотрясением мозга его отправили в больницу.

Его заместитель, инженер Казимеж Язвиньский, чудом уцелевший, немедленно связался с воеводским управлением. Его работники как раз кончали осмотр места происшествия.

– Ладно, пошли, – решил Антковяк. – Ты, – обратился он к одному из своих сотрудников, – немедленно отправляйся в институт криминалистики. Пусть бросят все и делают анализ собранных нами материалов. Мы поговорим с рабочими в канцелярии. И немедленно снимки, – бросил он фотографу, уходя.

В здании, где располагалось руководство Центра, царило замешательство. Уборщицы подметали пол, усеянный штукатуркой, осколками стекла и занесенными взрывной волной осенними листьями. Сотрудники, собравшись группками, обсуждали случившееся. При виде вошедших разговоры прекратились.

– Пожалуйста... в кабинет директора, – голос секретарши дрожал.

Но туда они не пошли. Расположились в комнате для собраний, разделяющей кабинет и секретариат.

– Я позову сейчас инженера Язвиньского, – сказала секретарша.

– Попозже. Сейчас, пожалуйста, пригласите по очереди рабочих первого цеха, – решил Антковяк.

– Одного сегодня нет, он не вышел на работу.

– Тогда тех, кто есть.

Минуту спустя в дверях появился пожилой мужчина в комбинезоне. Он как бы раздумывал, входить или идти дальше. Приглашенный жестом, он присел на краешке стула с другой стороны стола.

– Рассказывайте все по порядку, – обратился к нему Антковяк, записав персональные данные.

– Как обычно, в половине двенадцатого мы выходили на обед, ежедневно кто-то из нас дежурит в цехе, убирает цех, а на время перерыва включает вентилятор. Сегодня это должен был сделать Капуста. Он остался в цехе, а мы были уже во дворе, – голос рассказчика дрогнул, – когда раздался взрыв. Меня бросило на ограду. Вот все, что я знаю, – он поднял на собеседника серые глаза.

– Как получилось, что действующую модель убрали из первого цеха?

– На завтра назначены полигонные испытания. Вчера мы старались до конца рабочего дня все отладить. Сегодня занимались только контролем, еще раз все проверили. Все системы и механизмы работали как часы. Только инженер Язвиньский был точно не в своей тарелке. Не шутил, даже кофе не пил. А он без кофе – ни шагу. Сегодня он на свой термос даже не взглянул, все время крутился около модели, проверял, как действуют отдельные узлы. Убедился, что все в порядке, и внезапно, около двенадцати, ни с того ни с сего сказал нам: ребята, давайте перекатим ее во второй цех. Раз начальство велит, мы сделали. Открыли внутренние двери в инструменталку и оттуда, через другой вход, – во второй цех. Из-за спешки двери в инструменталку не закрыли. И к счастью, иначе бы и тому цеху досталось...

– Инженер Язвиньский сразу же отправился во второй цех?

– Да, сразу. Не хотел расставаться с моделью. Оставил даже свои вещи на столе.

– Из какого цеха должны были отправить модель на полигон?

Рабочий поднял на Антковяка удивленные глаза.

– Как это из какого? Из того, что был взорван.

– Кто об этом знал?

– Пожалуй, все. – Бригадир на минуту задумался. – Вы считаете, что это сделал один из тех, кто знал?

Антковяк кивнул.

– Кто-то наш, из Центра? Не может быть! Весь коллектив считает Центр своим домом. Ведь то, что мы делаем, касается обороны... Я сам был в армии, в 1939 году, потом партизанил. Нет, это не мог быть кто-то из наших, мы же строили этот Центр... Словно собственный дом строили. И наши погибли...

– А кто-нибудь посторонний не входил в цех вчера или сегодня?

– Нет. Во время работы никто чужой сюда войти не может. А после работы включается сигнальная система, есть и охрана. Она никого сюда не пустит. Утром я как бригадир прихожу первым и выключаю сигнализацию. Сегодня сразу же после меня пришел директор. Перед тем, как отправиться на совещание. Покрутился, посмотрел, поговорил с инженерами и пошел.

– Вы не заметили, не приносил ли кто-нибудь в цех свертка?

Бригадир на минуту задумался.

– Какой-то сверток принес Владек Капуста. Тот, что погиб. Но это вовсе не то, что вы думаете, – вздрогнул он. – Сам себя?! Он десять лет тут проработал... Золотые руки...

– А кроме Капусты?

– Бутылка, наверное, не считается?

– Какая бутылка?

– Литровая. Сегодня у Франека Зембы день рождения, вот он и хотел нас угостить...

– Вы не заметили, куда он спрятал эту бутылку?

– Да никуда. Как принес в кармане пальто, так она там и осталась...

– Где висело его пальто?

– На вешалке рядом со столом инженера Язвиньского. Почти рядом с этой воронкой...

– Вы попросите, чтобы зашел следующий, а сами сядьте в секретариате и нарисуйте подробный план цеха, обозначив, что где стояло. Хорошо?

Рабочий утвердительно кивнул.

Показания остальных сотрудников не внесли ничего нового в дело. Все были потрясены взрывом и смертью двух товарищей. Подтвердили слова бригадира. Лишь один вспомнил, что директор вошел в цех с портфелем.

Руководящий монтажом модели инженер Язвиньский сообщил, что в одиннадцать тридцать распорядился перекатить готовую машину во второй цех. После допроса охраны выяснилось, что никого постороннего на территории не было и никто не мог проникнуть сюда, не замеченный ими. Все говорило о том, что совершивших преступление следует искать среди работников Центра.

ГЛАВА 6

Кафе «Театральное», как всегда по вечерам, было заполнено до отказа. Бежан с трудом протискивался между столиками в поисках знакомой из поезда – Чеси Кобельской. Он опоздал больше чем на полчаса, поскольку долго проторчал на остановке.

Когда наконец автобус появился, он оказался так переполнен, что Бежан с трудом протиснулся в салон, поплатившись тремя пуговицами с нового плаща.

– Вы всегда так регулярно ездите? – выговорил он кондукторше. – И это называется экспресс...

– Мотор забарахлил, – объяснила та, получая два злотых за проезд. – Да вы не огорчайтесь, на свидание и так успеете... Такого мужчину любая девушка подождет.

Она действительно ждала. Чеся сидела у окна, демонстрируя всему кафе стройные, едва прикрытые юбочкой ноги.

– Извините, – целуя ухоженную руку, стал объяснять он. – Это все из-за городского транспорта.

– У вас нет машины? – удивленно спросила она.

– Еще не заработал, – проворчал Бежан.

Она окинула его внимательным взглядом.

– Мужчина должен иметь автомобиль. Тогда он выглядит совершенно иначе.

– Если вы так считаете, я постараюсь достать талон на машину. – Он шутливо поклонился...

Она с удовлетворением кивнула.

– Будем ездить за город, на экскурсии. Хотелось бы узнать о вас больше, вы мне... – Она внезапно умолкла.

Он не привык рассказывать о себе. Не любил вспоминать годы оккупации, которая перечеркнула его беззаботное детство, не хотел говорить о матери, погибшей в гестапо, об отце, вывезенном в Освенцим, о потере дома. О том новом доме, которым для него, семнадцатилетнего парня, стал лес, о новой партизанской семье, о днях, пережитых на границе жизни и смерти, о дорогах, освещенных луной, о могилах товарищей по борьбе. О вкусе свободы, побед и поражений. Все это было так лично, что говорить об этом с посторонним человеком, не пережившим ничего подобного, означало бы для него раскрыть самое сокровенное в своих чувствах, рассыпать самого себя. Послевоенные годы? Снова лес, борьба с бандами. Снова пожары и пепелища, а потом школьная скамья, университет. Нелегкое возвращение к нормальной жизни для тех, кто преждевременно постарел. Выбор профессии, означающий выбор своего места в возрождающемся мире, выбор жизненной позиции. Для Бежана жить – значило действовать, бороться. Окончив юридический факультет, он не занялся судебной практикой, а пошел в контрразведку. Хотел действовать, а не оценивать действия других. Да, она не была в состоянии все это понять.

– Я жду ответа, – донесся до него кокетливый голос.

– До сих пор в моей жизни не произошло ничего интересного, – улыбнулся он, заглянув в ее голубые глаза.

– Почему вы не женились?

– Из любви к свободе, – заявил он наполовину в шутку, наполовину всерьез. – Мне пришлось бы оправдываться из-за каждого часа задержки. Например, из-за часов, проведенных с вами. Из-за поздних возвращений домой.

– А почему вы поздно возвращаетесь домой?

– Моя работа очень меня любит.

– Действительно работа? – она снова кокетливо заглянула ему в глаза.

– В чем вы меня подозреваете?

– Как это в чем? Такой красивый мужчина должен пользоваться успехом.

– Да, но только не у моего шефа. Он никогда не оставляет меня без дела.

– Но я говорю о женщинах. Где вы работаете? У вас высокая должность?

Он рассмеялся.

– Высокая. Я работаю на третьем этаже.

– А, так значит, вы не директор? Директора обычно размещаются на первом.

– Я упал в ваших глазах?

– А квартира у вас есть?

Он утвердительно опустил голову.

– Отдельная?

– Конечно. Комната с кухней, если вас интересует мое холостяцкое хозяйство.

– Вот именно. Почему столько времени холостяцкое? Супружество имеет свои удобства, избавляет от ежедневных хлопот.

– Ну, вряд ли стоит такой ценой отказываться от покоя.

– А вы никогда не думали о том, что все-таки стоит?

Опустив глаза, он наклонился над чашечкой кофе. Лицо его явно выразило огорчение. Наверное, она не хотела задеть за живое. Дважды в жизни он считал, что стоит. Первый раз это была юношеская любовь. На всю жизнь, до самой смерти, считал он. Действительно, до смерти. Девушка попала в руки немцев, когда направлялась в лес с собранными сведениями. Ее расстреляли. Он ломал руки от отчаяния и бессилия. Осталась память. Раз в год он ездил на ее могилу.

Второй раз? Не так давно встретил женщину, с которой хотел разделить свою жизнь – со всеми ее радостями и печалями. Встретил и почти тотчас потерял. Она погибла от вражеской руки, ее убил бывший гитлеровец. Уже после освобождения. Бежан не смог ее спасти. Что из того, что он нашел убийцу? Ничто не могло вернуть жизнь Марии. С тех пор он боялся серьезных отношений. «Видимо, я человек невезучий, – говорил он себе. – Приношу несчастье тем, кого люблю». Теперь он занимался только работой. Были, конечно, мимолетные флирты. Именно для этого и подходила Чеся.

– Так вы считаете, что стоит отказаться от свободы, – ответил он на вопрос утверждением, задержав взгляд на обручальном кольце на ее руке.

– Я? Я ни от чего не отказалась. Мы современные супруги. Друг другу не мешаем.

– Зачем же вы выходили замуж?

– Как это зачем? Теперь у меня больше свободы. Девушке легко потерять доброе имя. А замужних это не касается. Нет никаких проблем, даже если что-то... Можно прекрасно устроиться. Как-то я познакомилась с приятельницей своего директора, Вацлава Станиша, – Вандой Зелиньской, – продолжала она. – Вот она молодец. Муж сидит за растрату, но оставил ей столько, что можно жить припеваючи. Все может себе позволить. Сейчас завела богатого поклонника. А как одевается! Дорогие меха, драгоценности!

Бежан навострил слух. Зелиньская?! Это его заинтересовало.

– Кто же этот богатый поклонник? – спросил он.

– Известный адвокат, Жалинский. Красивый, хотя уже староват. Но дело знает. Сразу же, как только начал за ней ухаживать, подарил золотой браслет с рубинами. Она мне показывала. Золото высокой пробы, прекрасные камни. Похожий я видела в ювелирном на Маршалковской. Мечтаю о таком браслете. – Она взглянула на Бежа– на глазами, в которых внезапно вспыхнул свет. – Он прекрасно подойдет к моему вечернему бархатному платью... У камней точно такой же оттенок...

– А эта ваша приятельница не хочет заодно увлечь и директора Станиша? – прервал он эту речь, явно направленную против его кармана.

– Похоже на то. Она думает, что если он недавно вернулся из-за границы, то наверняка богат.

– Это на самом деле так?

– Пожалуй, нет. Правда, у него есть машина, но всего лишь «Сирена». Ни порядочных костюмов, ни мехов, хотя одно пальто у него просто шикарное, заграничное, в такую оригинальную шотландскую клетку.

Бежан весь напрягся. Неужели след? Так долго разыскиваемый след?

– У вас красивый шеф? Как он выглядит?

Она кокетливо улыбнулась.

– Я предпочитаю вас. Таких, как он, – тысячи. Среднего роста, седоватый. Не очень представительный. Не то что вы... – окинула она его взглядом. – Уже уходим? – удивилась она, видя, что он жестом подзывает официанта. – Вы отвезете меня домой?

– На этот раз, к сожалению, не смогу, – сказал он. – Зато в следующий... – понизил он голос.

Садясь в подъехавшее такси, она решительно заявила:

– В следующий раз мы посмотрим вашу квартиру и тот браслет.

ГЛАВА 7

Ванда Зелиньская сидела в коридоре столичного управления милиции и, распахнув отороченный каракулем черный жакетик, курила сигарету за сигаретой.

– Ничего бабенка, – говорили проходившие мимо работники комендатуры. – Ты только посмотри, какие ножки.

На вид ей было не больше тридцати. Но, сообщая свои анкетные данные, она слегка смущенно призналась, что ей сорок. Отца она называла независимым работником торговли, вызвав этим почти незаметное движение бровей поручика Вроны, который прекрасно знал, что папочка этой прекрасной дамы попросту торгует на барахолке, а заодно спекулирует долларами и золотом.

– Для меня все происшедшее – словно удар грома, – заявила она, поднося платочек к сухим глазам. – Это несчастье меня просто сломило... Бедный Адам. Теперь я ругаю себя за то, что так редко ездила к нему на свидания. Но, понимаете, – она бросила жалобный взгляд на Врону, – я ведь работаю. Очень много работаю. Мне приходится считать каждый злотый.

Врона отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Как же, тяжкий труд! Он знал, что Зелиньская работает в кооперативе «Вышивка» только для вида. Денег у нее достаточно. Конфискация имущества мужа не коснулась ее приданого, поскольку, как заявил адвокат Жалинский, они не владели им совместно согласно добрачной договоренности. Таким образом, драгоценности, серебро, антикварные вещи, старинная мебель и ценные картины, находящиеся на вилле Зелиньских, не были конфискованы. Ее сестра, отец, друзья, в том числе и председатель кооператива «Вышивка» Ян Пампер, заявили дружным хором перед судом, что приданое, которое принесла в дом Адама Зелиньского Ванда Якубец, состоит именно из этих предметов, а также виллы с садом в предместьях Варшавы, записанной на ее девичью фамилию.

Смерть мужа не коснулась Зелиньской. Удалось установить, что еще перед его кончиной она намеревалась подать заявление о разводе, чтобы выйти замуж за адвоката Адама Жалинского. «Тоже Адам, не придется привыкать к новому имени», – подумал Врона, наблюдая за сидящей перед ним женщиной.

– Может быть, у вашего мужа были враги?

– У каждого есть враги, – заметила она спокойно. – Завистников хватает. Но в тюрьме... И таким способом... Просто в голове не укладывается. – И она снова поднесла платочек к глазам.

– Нет ли у вас родственника по имени Шимон Ковальский? – спросил он.

На бледном до этого лице выступил румянец. «Вроде бы волнуется», – мысленно отметил Врона.

– Нет, я не знаю никого, носящего эту фамилию, – ответила она после некоторого молчания.

– Вы хотели возобновить процесс по делу вашего мужа?

Она смиренно развела руками.

– Старалась. Но никакой надежды на успех, пожалуй, не было, хотелось только морально поддержать Адася.

В дверях появился Бежан. Врона придвинул ему стул. «Коллега», – бросил он поясняюще.

– Мы пригласили вас, надеясь, что вы сможете помочь нам напасть на след убийцы вашего мужа, – начал Бежан.

Она снова беспомощно развела руками.

– Все, что знала, рассказала. Но я знаю очень немного. Если бы покойный муж делился со мною своими заботами, я никогда не допустила бы никаких растрат. Уж лучше есть черствый хлеб, – патетически заявила она. – Но у мужчин свои тайны. К несчастью. – Она очень искренне посмотрела в глаза Бежану. – Я бы никогда не допустила, – повторила она твердо. И улыбнулась.

Бежан ответил улыбкой на улыбку.

– Вы знаете, я видел на улице очень красивое пальто, – ни с того ни с сего сказал Бежан. – В шотландскую клетку. Хотел бы купить себе такое же. Вы или, может, кто-то из ваших знакомых не знаете, где можно такое достать? Интуиция подсказывает мне, что в таких делах женщины разбираются лучше всего.

Она оживилась.

– Наверняка это заграничная вещь, – заявила она со знанием дела. – Сейчас, сейчас, дайте подумать...

Он впился глазами в ее губы.

– Такое пальто в шотландскую клетку носил школьный товарищ Адася – Вацлав Станиш. Мы встретились на каком-то приеме, потом он нас проводил. Я сразу же обратила внимание на качество и покрой. Он рассказывал, что купил это пальто не то во Франции, не то в Бельгии. Он там работал, – пояснила она. – Во время войны он служил в армии, кажется, воевал за Одру. Когда вернулся с Востока, его сразу же послали на Запад. Забавно, правда?

– Вы с ним встречались?

– Иногда я встречаю его у знакомых. Если хотите, могу у него спросить, где купил, или дам вам его домашний телефон. Позвоните мне. – Она продиктовала Бежану номер своего телефона.

– Буду вам очень обязан, – вежливо поклонился Бежан.

Выходя, она кокетливо взглянула на него.

– Ничего дамочка, – оценил Врона. – Тебе везет с женщинами.

– Что же это за родственник? Почему до сих пор нет сообщений? – не принял фривольного тона Бежан.

– Как мы и думали, по указанному адресу этот человек не проживает. Удостоверение личности фальшивое. Паспорт этой серии и под таким номером был выдан пять лет тому назад на имя Вацлава Шароня. Я установил, что Вацлав Шаронь выехал в служебную командировку в Австрию и там «выбрал демократию».

– В каком году это произошло?

– В июне 1965 года.

– Собери все, что возможно, об этом Шароне. И сделай это срочно. – Голос Бежана звучал решительно. – Просмотри все материалы по процессу Зелиньского, обращая особое внимание на его знакомства и заграничные связи, служебные и частные. Если он ездил в туристские поездки, возьми списки всех участников. Наблюдение за Зелиньской будем продолжать. А теперь я еду к себе. Жду сообщений.

– Не слишком ли мало поручений? – проворчал Врона, когда за Бежаном закрылась дверь.

ГЛАВА 8

– У Януша Гонтарского сотрясение мозга. Более пятнадцати минут с ним разговаривать нельзя, – предупредил врач, провожая Бежана в палату. – Если ему станет хуже, немедленно вызывайте меня.

Директор Центра технических исследований лежал в больнице в Верхославицах. Бежан неохотно ехал сюда. Он не любил запахов болезней, лекарств, боялся вида бледных, измученных людей. Но ехать было необходимо. Телефонограмма воеводческого управления о взрыве в Центре и трагической гибели двух рабочих попала на его стол. Тот факт, что взрыв произошел в Центре, работающем также и в оборонных целях, поднял их группу на ноги. Бежан немедленно занялся этим делом, затребовал все документы, акты осмотра. Согласно экспертизе, взрыв был произведен нитроглицерином.

– Только ли в саботаже тут дело, – раздумывал вслух Зентара, которому Бежан сообщил подробности. – А может быть, это начало деятельности того «замороженного» агента? Мы же не знаем, какие задания он должен выполнить. Я познакомился с документами, подробности мне рассказали представители армии. Речь идет о совершенно новой модели электрического двигателя, который может быть применен в военных машинах. В Центре установили этот двигатель на плавающем разведывательном транспортере. Сама машина, тоже оригинальной конструкции, разработана коллективом военных инженеров. Но скорее всего, для разведки более важным является все-таки двигатель, работающий бесшумно, выделяющий минимум тепла, что очень важно, поскольку его трудно будет обнаружить с помощью инфракрасных приборов ночного видения. Любая задержка в работе над действующей моделью может иметь большое значение для Центра в Мюнхене.

– Уничтожение модели им ничего не даст, – возразил Бежан, – затянется только время, необходимое для монтажа нового экземпляра, передвинется срок испытаний. Иное дело, если бы они уничтожили чертежи.

– Необходимо обязательно проверить, как хранятся эти бумаги. Может быть, расчет как раз на то, что все будут заняты поисками тех, кто совершил взрыв, и выпустят из поля зрения сохранность чертежей.

– Может быть, дело вообще не касалось действующей модели? Погибло два человека.

– Ты думаешь, Юрек, что один из них и был тем самым агентом, которого следовало ликвидировать? С этой целью произведен взрыв?

Бежан кивнул.

– У нас ведь нет уверенности, что Х-56 должен был убрать именно Зелиньского. А может быть, кого-то из тех, кто работал в цехе.

– Неправдоподобно. До сих пор не было случая, чтобы шпионажем занимались рабочие. Настоящие рабочие. Они не изменяют – такие люди не продажны.

– Мы ничего не знаем о них. Но даже если и не они, то, может быть, жертвой этого взрыва должен был стать кто-то, кто постоянно находится в этом цехе. Или кто-то, кто должен был оказаться там в это время. Возможно, один из рабочих был использован, чтобы принести взрывчатку. Следствие показало, что в тот день рабочий Капуста пришел на работу с каким-то свертком, второй принес бутылку водки, сам директор вошел в цех с портфелем. Ясно одно, сам собой нитроглицерин туда не попал.

– Ясно. Надо немедленно туда ехать и все очень внимательно осмотреть. Воеводское управление занималось поисками только виновников диверсии. А вдруг было что-то упущено? Какие-нибудь важные детали?

Именно эти детали Бежан и искал. Хотел присмотреться к людям. Протоколы, даже самые подробные, не смогут заменить – как он считал – непосредственных контактов. В ходе этих встреч и бесед, по интонации, по недосказанности или невольному жесту можно уловить какой-то след. Некоторые посмеивались над этим «психологическим методом» Бежана, но факт оставался фактом – метод давал неплохие результаты, а дело ведь было именно в том. Один из тех, кто его интересовал, лежал на больничной койке. Мужчина сорока с лишним лет, с лицом, изборожденным морщинами.

Бежан присел рядом с кроватью. Представился. Спросил о самочувствии.

– Как можно чувствовать себя после того, что произошло? – ответил тот охрипшим голосом. – Миллионные потери. Цех в руинах. Ну и оттяжка испытаний. Или они уже состоялись?

– Испытания модели отложены, – пояснил Бежан.

– До какого времени? – Гонтарский с трудом приподнялся на постели.

– Пока не найдем виновных, – спокойно ответил Бежан. – Договорились с военными. Решили, что сейчас работы на полигоне связаны с большим риском.

– Но это только вопрос обеспечения безопасности, – запротестовал Гонтарский.

– Таково решение, – развел руками Бежан. – Ничего не поделаешь. Я хотел бы, чтобы вы рассказали о тех двух убитых рабочих, если вы, конечно, знали их не только по карточкам персонального учета.

Гонтарский нахохлился.

– Я знаю всех. Эти двое! Хорошие люди. Плохих я не держу. Франек Земба работал в Центре с самого начала. Пятнадцать лет. Капуста – девять лет. Работник – золотые руки, старательный, точный. То же можно сказать и о Зембе. Правда, в последнее время он немного подводил. Что-то у него в семье не ладилось. Бывает. А вообще все наши рабочие заботились о модели, как о собственном ребенке.

– Вы были в цехе утром, перед тем, как уехать на совещание?

Он на минуту задумался.

– Был. Перед началом работы. – На бледном лице появился румянец. – Вы меня подозреваете?

– Я исследую все, что имеет значение для следствия, – спокойно сказал Бежан. – Вам ничего тогда не бросилось в глаза? Или, говоря по-другому, все ли тогда в цехе было как обычно?

Больной опустился на подушку, с минуту молчал.

– Во всяком случае, я не припоминаю ничего такого, что меня бы удивило или заставило задуматься. Я спрашивал, во сколько они кончат. Полигонные испытания должны были проходить на следующий день, второго октября. И этот срок надо было выдержать.

– Кто-нибудь посторонний бывал в последнее время на территории Центра?

– Нет, охрана ничего не говорила, а это их обязанность. Они проверяют документы у каждого. В конце концов, в цехах превосходная сигнализация. Стоит лишь коснуться какой-нибудь двери, как раздается сирена. Днем территория тоже охраняется.

– А нельзя ли проникнуть на территорию каким-либо иным путем? Через другой вход?

Директор рассмеялся.

– Нет. На территорию Центра входят через одни ворота, охраняемые день и ночь. Каждый из цехов имеет только один выход. Я не говорю о внутренних дверях, которые их соединяют. Окна не открываются. Поэтому в каждом цехе работает по два вентилятора. Один обычный, отсасывающий воздух, а второй – нагнетающий, включаемый во время уборки или на время обеденного перерыва. Рабочим эта вентиляция нравится.

– Сотрудники знают, как действует сигнальная система?

Больной снова приподнялся.

– Вы их подозреваете? Напрасно. С сигнальной системой, кроме меня и заместителя, знаком только бригадир. Это кристальной честности человек. Ежедневно он приходит на работу на полчаса раньше и выключает систему. А после окончания работы снова включает ее. За это он получает дополнительную плату.

– А если бригадир заболеет?

– Тогда звонят мне или моему заместителю. И кто-то из нас приезжает пораньше. Такие случаи уже были.

– Не очень-то это удобно, – заметил Бежан.

– Зато безопасно, – сказал директор.

– Неужели? Кто же в день взрыва выключил утром сигнализацию?

– Бригадир. Мы почти одновременно пришли на работу.

– Кто монтировал систему сигнализации? У кого есть ее план?

– Специалисты-техники. Только у них все чертежи. Но скажите мне ради бога, что вызвало этот взрыв?

– Нитроглицерин. Кто-то пронес его в цех.

Лицо лежавшего снова покраснело.

– Не может быть! – без сил он опустился на подушку.

– Может, и вы тому свидетель.

На лбу Гонтарского напряглись жилы. Некоторое время он молчал.

– Просто в голове не умещается, – прошептал он сдавленным голосом.

Смысла продолжать беседу не было, поэтому Бежан попрощался с больным. Закрывая за собой дверь отдельной палаты, он почти столкнулся с Чесей Кобельской.

– Вы? Здесь? – удивленно произнес он.

– Мир тесен. Все мы время от времени встречаемся. Даже не договариваясь об этом, – улыбнулась ему женщина. – Здесь лежит друг моего шефа, директора Вацлава Станиша. Станиш прислал ему кое-что. Просил узнать, не надо ли чего. Жена директора Гонтарского уехала в командировку. Некому о нем позаботиться, вот и пришлось мне... А вы что тут делаете? Вы давно его знаете?

– Общий знакомый просил меня зайти к нему, – отвертелся Бежан от ответа.

«Если Гонтарский ей скажет... Вот черт!» – выругался он про себя.

– Подождите меня. Я скоро выйду. Поболтаем по пути, – предложила она.

– Не могу. Очень тороплюсь. – Он махнул на прощанье рукой. – В следующий раз.

Она с минуту смотрела, как он сбегает по лестнице, затем исчезла за дверью.