Текст книги "Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика"

Автор книги: Кристофер Кольер

Соавторы: Джеймс Кольер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 10

С тех пор как отец исчез, в таверне стало холодно и пусто; это можно сравнить с ощущением, когда просыпаешься ночью и понимаешь, что огонь в камине потух. Мать плакала только раз – в ту ночь, когда я рассказал ей, что произошло. Она продолжала верить, что отец жив.

– У них не было причин убивать его, Тимоти. Я думаю, они просто где-то его держат и скоро отпустят, – говорила она. Но проходило время, а отец все не возвращался, и скоро мама стала говорить иначе. – Он на одном из тюремных кораблей, – повторяла она. – Как только закончится эта ужасная война, он снова вернется домой.

Я не знал, верила ли она сама в то, что говорила, или просто не хотела, чтобы я считал отца мертвым. Теперь, когда с нами не была ни отца, ни Сэма, наша жизнь изменилась. Мама и я выполняли всю работу и почти не отдыхали. Нам приходилось работать даже по воскресеньям, а это был грех.

– Бог простит нас, Тим, – говорила мама, – не волнуйся, я знаю, Он простит.

Я не стал говорить ей, что я и не волнуюсь.

Что действительно беспокоило меня, так это работа. Каждый день я должен был заботиться о Старухе Прю, цыплятах и овцах, убираться и готовить, а скоро наступит весна, и надо будет сажать овощи и зелень. И естественно, кто-то должен был постоянно находиться в пивной, чтобы наливать пиво, и подавать еду путешественникам, и стелить постель постояльцам. В те дни у нас останавливалось много людей – это и посыльные, и интенданты, и просто люди, переезжающие из одного места в другое. Поэтому казалось, что наши дела хороши, но это только казалось, потому что многие, в основном солдаты, расплачивались долларами, которые были простыми, ничего не стоящими бумажками; ценность у них могла появиться только в случае победы повстанцев. На эти доллары почти ничего нельзя было купить; большинство людей отказывалось их принимать – исключение составляли только убежденные патриоты, которые считали себя обязанными это делать, чтобы доказать свою верность Джорджу Вашингтону.

Мы торговали всем, что удавалось добыть, – одеждой, сельскохозяйственными орудиями, пшеницей, сахаром, ромом, всем, чем можно. Мы даже начали продавать уже использованные вещи. Фермеры отчаянно нуждались во всем – в лопатах, в лемехах, в формах для свечей, в маслобойках… Иногда до мамы доходили слухи об овдовевших женщинах, которые не могли управлять фермой в одиночку. У таких женщин мы покупали старые сельскохозяйственные орудия и перепродавали их по хорошей цене.

Но даже это плохо помогало нам сводить концы с концами. Цены продолжали расти, бумажные деньги обесценивались. Продаешь в лавке мешок гвоздей за шиллинг и тут же обнаруживаешь, что оптовая цена гвоздей уже поднялась до двух шиллингов за мешок. Таким образом, мы порой торговали себе в убыток. Цены росли быстрее, чем мы успевали за ними следить. Правда, вышло правительственное постановление, которое зафиксировало все цены, но толку никакого от этого не было – никто его не соблюдал. Поэтому нам тоже приходилось обходить закон. Мы хитрили: продавали гвозди за два шиллинга, а потом брали еще шиллинг за мешок, в котором их продавали. Это было нечестно, но у нас просто не было выбора. Конечно, меня огорчало, что, работая от рассвета до заката, мы не могли свести концы с концами. Но что нам оставалось делать? Только молиться, чтобы война поскорее закончилась и отец с Сэмом вернулись бы домой.

Мы пытались передавать письма Сэму. Мама думала: если Сэм узнает, что его собственные товарищи схватили и, возможно, убили отца, он вернется домой и поможет нам.

– Он должен был уже устать от этой игры в солдатики, – говорила мама. – Я думаю, она не принесет никому славы.

Она сказала то же самое полковнику Риду. Полковник Рид поначалу возглавил народное ополчение, но потом оставил этот пост. Он объяснял свое решением тем, что уже слишком стар, но все знали, что это просто предлог, – Рид ушел, потому что был против войны и не хотел принимать в ней участие. Он был патриотом, но не одобрял войну.

Он сказал маме:

– Миссис Микер, даже если бы вам удалось уговорить Сэма вернуться домой, ему могут не позволить.

– Но это же неправильно!

– Конечно, Сэм может сказать, что его семье приходится очень трудно – отец пропал, и в доме остался только младший брат. Но то, что мистера Микера считают тори, может сослужить плохую службу.

На это мама сказала:

– Надеюсь, ему хватит ума не рассказывать им о взглядах отца, как вы думаете, полковник Рид?

Полковник улыбнулся:

– Думаю, хватит, миссис Микер.

Но я не был так уверен, что Сэма удастся переубедить. Он вбил себе в голову, что надо выиграть войну и выкинуть британцев из страны, чтобы мы стали свободными, а когда Сэм вбивал что-то себе в голову, то обычно доводил дело до конца. Некоторые называли его упрямым, но я – никогда. Конечно, я все еще не понимал, за что он сражается. Мне-то казалось, что мы всегда были свободными. Разве английское правительство делало мне когда-нибудь что-то плохое? Я много об этом думал, но так и не смог вспомнить, чтобы оно хоть раз причинило мне вред. Конечно, в церкви нам приходилось молиться за короля и парламент, и это было досадно, потому что из-за этого служба длилась дольше. Кстати, теперь нам больше не надо было за них молиться. Генеральная ассамблея заявила, что молитвы за короля и парламент будут приравниваться к государственной измене. Но мистер Бич, который был очень храбрым, хотя ему уже было больше семидесяти пяти лет, все равно продолжал за них молиться. Несколько раз повстанцы врывались в церковь, стаскивали его с кафедры и начинали запугивать, но он был неробкого десятка. Как и раньше, он призывал нас молиться за короля и парламент, и мы молились.

Но дополнительные молитвы были единственным, что король заставлял меня делать против воли. Впрочем, Сэм так не считал, и я не был уверен, что он вернется, когда узнает, что случилось с отцом.

В нашей жизни происходило много перемен, но самая большая случилась во мне. С тех пор как я привел домой волов и повозку, я перестал чувствовать себя мальчиком. Мне скажут, что такое не может произойти за одну ночь, – но со мной произошло. Естественно, я смертельно устал, когда добрался до дома и проспал почти сутки. А когда я проснулся, то был уже другим. Я впервые заметил это за завтраком. Обычно я садился перед тарелкой с кашей, жалуясь самому себе на то, что приходится так много работать, или что придется идти в школу, или на что-нибудь еще. А когда мама отворачивалась, я брал полную ложку черной патоки из кувшина и клал себе в молоко. И всегда медленно ел завтрак, чтобы оттянуть время работы.

Но тем утром, после ужасного возвращения домой, сразу после того, как мы прочитали молитву, я начал планировать, что сделаю – что надо сделать в первую очередь и как сделать это лучше всего. Странно, что мне даже в голову не приходило попытаться увильнуть от работы. Я не ждал, когда мама скажет мне, что делать. Я сам принимал все решения.

– Мне надо разгрузить повозку прямо сейчас, – сказал я ей, – там, в коровнике, все может промокнуть от сырости. Может быть, Джерри Сэнфорд поможет мне перенести бочки.

Мама кивнула. Я подумал: должно быть, она удивлена, что я так разговариваю, но она ничем этого не показала.

– Тебе в помощь нужен кто-нибудь покрупнее Джерри. Может быть, тебе удастся нанять Неда, негра Сэма Смита.

Мы обсудили это, затем я продолжил завтракать и неожиданно понял, что изменился. Я уже вел себя не так, как раньше, а как взрослый. Нельзя сказать, что я на самом деле стал взрослым, но, несомненно, я больше не был ребенком. Теперь я вполне мог сказать Сэму, когда он вернется домой, что-нибудь вроде: «Знаешь, Сэм, мы решили, что не стоит в этом году сажать овес, лучше использовать это место под маис» или: «Мы решили не поддерживать огонь в камине все время – у меня нет времени рубить дрова».

Но хотя мне и было приятно почувствовать себя взрослым и по-другому себя вести, я сильно скучал по отцу – особенно в конце дня, когда уставал, замерзал и был голоден, а еще надо было принести дрова, почистить коровник, подоить Старуху Прю. В такие моменты я начинал жалеть себя и мечтать, чтобы отец вернулся. Я представлял, что подниму голову и увижу, как он входит в коровник, и я поднимал голову, а отца не было. Я чувствовал себя обманутым и ужасно злился на повстанцев за то, что они развязали войну, и на Сэма за то, что он пошел играть в солдатики; ему должна была достаться вся слава, тогда как я вынужден выполнять работу по дому. Это было нечестно. Я злился, и мне было все равно, что так думать грешно.

Зима пришла и ушла, а война продолжалась; как и раньше, казалось, что она идет где-то далеко. Конечно, она влияла на нашу жизнь – цены поднимались, ничего не хватало, приходили новости, что такой-то и такой-то убиты в сражениях. Но самое главное, что приходит в голову, когда думаешь о войне, – битвы, пальба из пушек, марширующие войска, мертвые и раненые, – ничего этого мы не видели. Не считать же за военных посыльных и интендантов, проходивших через наш город.

Наступила весна 1777 года. Теперь вдобавок к тому, чтобы рубить дрова, чистить коровник и собирать сено для скотины, приходилось весь день копать и сажать в саду за домом со стороны кухни овощи. Как раз этим я и занимался в субботу утром 26 апреля, когда издалека донесся рокот. Он был похож на грозу. Звук был необычный. Я воткнул лопату в землю и вышел на улицу перед таверной, чтобы посмотреть, что происходит. Казалось, звук шел с юго-запада, откуда-то из-за церкви, но там ничего не было видно. А потом я увидел Неда, негра Сэма Смита, бежавшего по дороге. Из-за двери своего дома высунулся капитан Беттс. Капитан Беттс был в ополчении повстанцев.

– В чем дело, Нед? – закричал он.

– Британские войска, капитан! – прокричал Нед и побежал дальше.

Стоя в дверях, капитан Беттс прокричал:

– Джерри! Быстро приведи сюда мистера Роджерса!

Джерри Сэнфорд промчался мимо него и побежал по дороге к дому Роджерсов. Капитан Беттс продолжал стоять на месте и прислушиваться.

– Как вы думаете, что они собираются делать, капитан Беттс? – спросил я.

Он помрачнел:

– Ничего хорошего. Их много.

– А ополчение не попытается их остановить?

Он нахмурился:

– В Реддинге патриотов не хватает, даже чтобы остановить пару коров. – И вернулся в дом.

Я вернулся в таверну. Мама мыла горшки.

– Сюда идут британские войска, – сказал я ей, – как ты думаешь, что они собираются делать?

– Выпьют и не заплатят, – ответила она. – Все солдаты так поступают. Забери хорошую посуду из бара и спрячь в сене.

Я так и сделал, а потом побежал на улицу, чтобы посмотреть на солдат. Теперь я увидел за церковью клубы пыли. Шум нарастал. Я уловил за изгородью какое-то движение и вспышки света. Через минуту из-за поворота дороги появился отряд. Впереди бил в барабан маленький барабанщик, за ним шел знаменосец, потом ехали два офицера на лошадях, а за ними маршировали солдаты. Они проходили прямо передо мной. Это выглядело очень устрашающе. Они все шли и шли, и казалось, ничто в мире не может их остановить.

Потом я увидел пушки, каждая из них была двенадцать футов в длину, и ее тянула пара лошадей. Должно быть, это были очень мощные пушки, во всяком случае, так было написано в книгах, которые я прочел. За ними везли повозки с ядрами и порохом в мешках. На дороге клубилась пыль, она покрывала красные мундиры, пушки и повозки толстым слоем. Они прошли строем мимо таверны, дошли до площади и нарушили строй.

Тут же Роджерс и Джерри Сэнфорд вбежали в дом капитана Беттса. Я надеялся, что они не пытаются собрать ополчение, чтобы сражаться с британцами. Это было попросту невозможно: на площади собралось больше сотни английских солдат – может быть, даже больше тысячи.

Люди высыпали во дворы и смотрели, что происходит. Дети сбежались к площади, чтобы посмотреть на англичан, напуганные матери тащили их обратно в дома. Солдаты тем временем бросали свои ранцы на землю и составляли мушкеты в козлы – по четыре, по пять вместе. Я надеялся, что кто-нибудь из офицеров зайдет в таверну за ромом, пивом или чтобы поесть. Я хотел рассмотреть их поближе и послушать, о чем они говорят. Войско выглядело очень впечатляюще – со всеми своими ремнями и пряжками, рожками с порохом и штыками и тому подобным. Как люди вроде Сэма надеялись их побить?

Офицеры не зашли в таверну, но трое или четверо подъехали на лошадях к дому мистера Хирона. Он открыл дверь и впустил их внутрь. Я подумал, что, наверное, мистер Хирон заранее знал, что они окажутся здесь. Возможно, он накрыл для них хороший стол. Было так странно, что, пока мистер Хирон угощал британских офицеров ромом и говядиной, капитан Бэттс и мистер Роджерс сидели в доме Бэттса в нескольких ярдах от них и, возможно, замышляли их убийство.

Дети, стоявшие на краю площади, начали задавать солдатам вопросы, убили ли они кого-нибудь и не страшно ли им воевать. Солдаты отшучивались; я сам подошел поближе, чтобы послушать, что они говорят.

– Куда вы направляетесь? – спросил я одного из солдат.

– Если бы я знал, то тьебе бы не сказал. – У него был смешной акцент.

– Откуда ты? – спросил я.

– А ты сам откуда, парень?

– Оттуда. – Я указал на таверну.

– Ну а я из старого доброго Дублина, – сказал он, – как бы я хотьел бы оказаться там прьямо сейчас, а не маршировать по этому проклятому месту!

– А какая она, Ирландия?

– О, это прекрасная страна! Зеленая и прохладная как летний дождь. Ты – тьори?

– Здесь почти все – тори, – сказал я.

– А-а-а… – протянул он.

Тут к площади подъехал офицер и закричал:

– Катитесь отсюда, янки! Убирайтесь к своим мамашам!

Я вернулся во двор нашего дома. Офицер прокричал что-то солдатам. Все засуетились, восемь солдат вскинули ружья, сформировались по двое и зашагали вслед за офицером. Он развернул лошадь и поскакал, показалось – прямо на меня. Я отскочил и бросился в таверну. Он промчался к дому Бэттса, остановил лошадь и выкрикнул какие-то приказания. Солдаты бросились к дверям, распахнули их прикладами ружей и ворвались в дом. Через пять минут они вышли, толкая перед собой капитана Беттса, мистера Роджерса и Джерри Сэнфорда. Джерри был смертельно бледен. Он сдерживал слезы, но они все равно катились из его глаз, и он вытирал лицо рукавом. Солдаты вытолкнули всех троих на дорогу, связали им руки за спиной и повели на площадь. Теперь я понял, что офицеры заходили к мистеру Хирону вовсе не за тем, чтобы позавтракать, а чтобы узнать, кто здесь поддерживает повстанцев.

Мама стояла в дверях за моей спиной.

– Животные! – сказала она. – Мальчик-то при чем? Неужели думают, что он опасен?!

– Что они собираются сделать с ними, мама?

– Храни их Бог, – сказала она. – Господи, прости мистера Хирона.

– Они же не застрелят Джерри, не застрелят?

– Война превращает людей в животных. Дешевле убить мальчика, чем его кормить.

– Не думаю, что они убьют его, мама. Они не застрелят Джерри. – Казалось невероятным, что они могут это сделать, но я все равно похолодел от ужаса.

Она пожала плечами:

– Может быть, и не застрелят. Только Господь знает, что будет. Пойдем в дом, пока они не взялись за тебя. Кто знает, что мистер Хирон рассказал им про твоего брата.

– Я их не боюсь, мама.

– Пойдем в дом, Тимоти. Я уже потеряла двоих, я не хочу потерять тебя.

Я пошел в дом, испытывая смешанные чувства. Сначала, когда войско только пришло, британцы выглядели такими отважными и нарядными, что я восхищался ими. Но когда они толкали перед собой Джерри Сэнфорда, я почувствовал к ним отвращение. Я не думал, что они застрелят его, – они забрали его просто потому, что он жил у капитана Беттса и был в его доме, когда туда ворвались солдаты. Но они могли пытать Джерри, чтобы узнать какие-нибудь секреты, – ведь он же жил у одного из лидеров повстанцев и, возможно, знал их планы и где они прятали свои боеприпасы.

Я стоял у окна и смотрел. Мама велела мне заняться делом, но я ее не послушался и продолжал смотреть. Наконец полтора часа спустя офицеры оседлали своих лошадей и стали выкрикивать приказы. Через несколько минут солдаты построились на площади, готовые двинуться дальше. В этот момент мы услышали звук лошадиных копыт. Я выбежал на улицу и увидел, что на дороге со стороны Денбери показался всадник. На нем была обычная одежда, и я подумал, что, наверное, он – посыльный повстанцев. Вдруг он увидел британский войска, стоявшие строем, и развернул лошадь. Пригнувшись, он вонзил шпоры в лошадиные бока и быстро поскакал обратно. В рядах британцев произошло смятение, а потом раздалась стрельба. Мужчина выпрямился в седле, взмахнул руками, его голова задергалась, и он соскользнул на землю, оставшись лежать на пыльной дороге. Британский офицер отдал команду, и войска двинулись мимо тела. Никто из солдат даже не взглянул на него. Когда последняя повозка британцев скрылась за поворотом дороги, я побежал к телу. Другие люди тоже побежали.

Мужчина лежал на животе, его лицо было повернуто в сторону. Рубашка была порвана на спине, и через одежду просачивалась кровь, по бледному лицу мужчины стекал пот, дышал он с трудом.

– Поднимите его и отнесите в таверну, – скомандовал мистер Рид. – Микер, иди к доктору Хобарту и скажи, что у нас здесь раненый.

До дома доктора Хобарта было две мили. Сначала я решил седлать лошадь, но по направлению к его дому маршировали британцы, и я испугался, что, если поеду на лошади, они примут меня за посыльного и начнут стрелять. Я решил добежать до него полем.

Я решил опередить британцев и добраться до дома мистера Хобарта раньше них. Хотя сделать это было непросто: колонна британцев растянулась на милю.

Я бежал, спотыкаясь на жнивье и бороздах вспаханного поля. Я пробежал уже немало, когда услышал выстрелы – сначала только один или два, а потом началась беспорядочная стрельба. Я упал на землю за каменной стеной, потом поднял голову и огляделся. Я ничего не видел, только пустое поле, лежавшее передо мной, и дорогу за ним. Я перелез через каменную стену и, припадая к земле, перебежал к следующей стене на другой стороне поля, окаймлявшего дорогу. Добравшись до стены, я припал к земле и прислушался. Стрельба продолжалась. Я рискнул, поднял голову и осмотрелся.

Колонна британцев исчезала за поворотом, но два небольших отряда задержались. Солдаты выстроились в линию, опустились на одно колено и открыли огонь по дому капитана Стара – он стоял как раз напротив того места, где лежал я. Из-за каменной стены, за которой я прятался, было видно, что происходит за окнами подвального этажа дома. Там были повстанцы, и они тоже стреляли по красным мундирам. Я подумал, что повстанцы устроили засаду и открыли огонь по британцам, когда те маршировали мимо. Я узнал среди повстанцев капитана Старра и негра Неда, который первым сообщил о прибытии британцев.

Вдруг один из британцев покачнулся и упал замертво на дорогу, а остальные продолжали стрелять по зданию, как будто пули, летевшие в них, не могли причинить им никакого вреда. Британцы всегда храбро сражались.

Наконец офицер отдал приказ, и солдаты поднялись на ноги. Штыки их мушкетов блестели. Офицер поднял шпагу и направил лошадь к дому, солдаты пошли за ним. Когда они дошли до двери, офицер отъехал в сторону, а солдаты стали бить в дверь мушкетами. Когда она поддалась и с грохотом распахнулась, солдаты ввалились внутрь. Я услышал чей-то крик:

– Здесь чертовы черномазые, что нам с ними делать?!

– Убейте их! – выкрикнул офицер. Он ворвался в дом, размахивая шпагой.

Я увидел Неда, который пытался поймать на мушку офицера. Но офицер опередил его. Он вонзил шпагу в живот Неда и выдернул ее. Нед зашатался, все еще сжимая ружье. И тут шпага молнией сверкнула в воздухе. Я увидел, как голова Неда отделилась от тела. Я не заметил, куда она упала. Я свалился за каменной стеной, и меня вырвало. Потом я встал, пробежал через поле, с трудом перелез через еще одну стену, лег под ней и замер… Прошло довольно много времени, пока я решился подняться. Стрельба прекратилась. Я вспомнил о мужчине в таверне. Он умирал, и я не хотел быть виновным в его смерти. Я пробрался вдоль живой изгороди и, пройдя мимо дома Старра, оказался на поле и побежал к дороге. Через какое-то время я обернулся. Дом Старра горел – это британские солдаты подожгли его.

С этого мига я уже больше не был тори.

Глава 11

Доктор Хобарт оседлал лошадь и поскакал в таверну, а я медленно побрел следом. Теперь мне не надо было спешить. Я пытался выкинуть из головы то, что увидел. Не заходя в дом, я пошел в коровник и попытался привести в порядок одежду, а потом прошел в пивную. Там было полно народу, люди собрались, чтобы поговорить о британцах.

Раненый был жив. Пуля застряла у него между ребер, не причинив особого вреда. Доктор Хобарт дал ему огромную кружку рома, а когда раненый выпил и алкоголь подействовал, четверо мужчин положили его на стол и держали, пока доктор Хобарт делал надрез, вытаскивал пулю хирургическими щипцами и затем обрабатывал рану.

– Пара сломанных ребер, – сказал он, – но они заживут.

Он перевязал раненого, и мы усадили того на стеганые ватные одеяла у огня, налили ему еще рома и дали поесть. Раненый был сильно пьян, но сумел все-таки рассказать свою историю.

– Они хотят найти склады боеприпасов в Денбери, – сказал он. – Я ехал, чтобы предупредить об этом. Мы думали, что кому-то удастся их остановить. Но я опоздал.

Доктор Хобарт покачал головой.

– Бессмысленное поручение, – сказал он. – В этих краях ополчение очень малочисленно.

– Я знаю, – ответил раненый, – но мы думали, что здесь будут войска континентальной армии. Я думаю, вы слышали о генерале Бенедикте Арнольде? Он и генерал Силлимен преследуют британцев от Компо. Они надеялись, что кто-то задержит британцев и тогда их удастся догнать. Хотя мне кажется, что из этого не вышло бы ничего хорошего, у Арнольда не хватит людей, чтобы справиться с таким количеством красных мундиров.

Я выдохнул. Сэм был в отряде капитана Арнольда. Или по крайней мере, был там раньше.

– Сэр, вы хотите сказать, что отряд генерала Арнольда пройдет через Реддинг?

– Таков был план. Хотя, конечно, никогда нельзя сказать, что может произойти во время войны. Все время что-то меняется.

Я знал: это будет очень большой удачей, если Сэм окажется в отряде генерала Арнольда, но, когда желаешь чего-то очень сильно, все равно продолжаешь надеяться. Я спрашивал себя, помнит ли мама, что Сэм служил у генерала Арнольда? Она никогда не обращала внимания на такие вещи.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Небо затянуло тучами, пошел дождь. По площади бежал какой-то человек. Когда он приблизился, я увидел, что это – капитан Беттс. Он подбежал к таверне, открыл дверь и вошел.

– Стивен?! – воскликнул кто-то из посетителей. – Ты сбежал?!

– Они отпустили кое-кого, – ответил он.

– Сколько?

– Девять человек. Почти всех. Задержали только троих.

– А с Джерри Сэнфордом все в порядке, сэр?

Он покачал головой:

– Нет, его не отпустили. Не спрашивайте меня, почему они задержали мальчика.

– Они задержали Джерри?! А что они сделают с ним, сэр?

– Не знаю, – угрюмо ответил он. – А что произошло здесь?

– Они отправились на север в Денбери. Сожгли дом Старра и убили людей, которые там были.

– Дэн Старр? Они убили Дэна Старра?!

– Да.

Взгляд капитана ожесточился.

– Ублюдки! Мы еще можем их поймать. Я соберу ополчение. Мы последуем за ними через поля и перережем всех за стенами. Тим, иди звони в церковный колокол! Звони изо всех сил!

Я не хотел быть в этом замешанным, но пришлось подчиниться. Я пошел к двери, но мама схватила меня за воротник.

– Нет! Нет! – вскричала она. – Только не мой мальчик. Вы больше ни одного Микера не вовлечете в эту ужасную войну! Посылайте вашего ребенка играть в солдатики, если хотите, Стивен Беттс, но своего я вам больше не отдам!

Беттс удивленно уставился на маму:

– Где твой патриотизм, женщина?

– Ха! Патриотизм! Из-за вашего патриотизма мой муж сидит в тюрьме, а один из моих сыновей бродит где-то там под дождем в грязи, стреляет в людей и в любую минуту сам может погибнуть, а наш бизнес наполовину разрушен. Продавайте ваш патриотизм в другом месте, я уже сыта им по горло!

– Они убивают ваших соседей, Сюзанна! – закричал капитан Беттс. – Они убили Дэна Старра!

– Тем более, и так уже слишком много людей погибло!

– Тим… – начал он.

Мама схватила кочергу с камина.

– Оставь в покое моего мальчика, Стивен Беттс! – закричала она, подняв кочергу над головой. По безумному ее взгляду я понял, что, если придется, она ударит капитана Беттса.

– Мама! – крикнул я.

– Я не могу терять с вами время, – сказал Беттс.

Он развернулся, вышел из таверны и с шумом захлопнул за собой дверь. Через несколько минут зазвонили в церковный колокол, оповещая об опасности. Люди начали уходить из таверны. Я знал, что некоторые из них были ополченцами, – они уходили, чтобы вооружиться. Другие, почувствовав, что неприятностей не избежать, спешили убраться восвояси. Скоро в таверне осталось всего несколько человек. Раненый заснул у огня. Ветер хлестал дождем по оконным стеклам. Наступала ночь.

Мама села за стол и уронила голову на руки.

– Тимоти, я хочу помолиться. Сядь рядом и помолись со мной. – Она взяла меня за руку и усадила на скамью. Я склонил голову. – Господи, – сказала она, – пожалуйста, пусть эта война прекратится. Чем мы заслужили такое наказание? Почему она так затянулась? Господи, в чем мы перед Тобой провинились, что заслужили такое зло?

Она замолчала, потом встала и начала нарезать лук в горшок, в котором тушила мясо с овощами на ужин.

Через час мы снова услышали громкие звуки. Я посмотрел на маму. Раненый, сидевший у камина, открыл глаза.

– Они возвращаются, – сказал он.

– Может быть, это ополчение, – сказал я.

Но мое сердце забилось сильнее – я знал, что это те, кого я так надеялся увидеть. Я выбежал во двор. Почти стемнело, дождь хлестал по моему лицу. Я посмотрел на Фэрфилдскую дорогу. В такую погоду тяжело было что-то увидеть, но мне удалось разглядеть скачущих людей. Я прижался к стене дома и смотрел, как они приближаются. Через какое-то время мне удалось различить фигуры всадников на лошадях. Это не были красные мундиры. Я бросился назад в таверну.

– Это континенталы! – закричал я.

– Слава Богу! – воскликнул раненый.

Мы с мамой подошли к окну. Отряд прошел мимо, нарушил строй и начал рассредоточиваться по городу. Дверь таверны с шумом распахнулась, и вошли несколько мужчин. Впереди шел генерал, на нем были длинная голубая шинель и треуголка с перьями. Ничего нам не сказав, он просто сел за стол. Помощники окружили его.

– Ром для генерала Вустера, мальчик! – приказал один из его помощников. Потом он посмотрел на маму. – Вы – хозяйка таверны, мэм?

– Да, сэр.

– Мы хотим пообедать.

Значит, подумал я, тушеное мясо с овощами, которым мы собирались поужинать, достанется им, но мне было наплевать. Генерал Дэвид Вустер был главой милиции Коннектикута. Мне никогда не доводилось видеть генерала так близко. Его вид меня разочаровал, в нем не было ничего выдающегося – передо мной сидел обычный уставший пожилой человек, взволнованный и нахмурившийся. Пока я смотрел на него во все глаза, он зевнул и потер глаза.

– Тимоти, – прикрикнула на меня мама, – принеси джентльменам обед.

Неожиданно раненый с трудом поднялся на ноги и поприветствовал их.

– Кто вы? – спросил генерал Вустер.

– Рядовой, сэр. Днем я получил пулю от британцев.

– Так, значит, они уже здесь побывали?

– Да, сэр. Около восьми часов назад, они ушли в Денбери.

Генерал Вустер закрыл глаза рукой.

– Восемь часов, – сказал он тихо, – проклятье! – Он убрал руку от глаз. – Садитесь, сэр. Скажите, пытался ли кто-то их остановить?

– Нет, сэр. По крайней мере, я не видел, сэр.

Я шагнул вперед:

– Сэр, ополчение стреляло по ним из дома, около дороги. Красные мундиры убили их всех и сожгли дом Старра. – Я вспомнил, как голова Неда упала с плеч.

– Сколько человек было в доме, сынок?

– Не знаю, сэр. Может быть, пятеро или шестеро.

Неожиданно дверь снова распахнулась. На пороге стоял, окидывая комнату взглядом, еще один офицер Континентальной армии. Он вошел вместе со своими помощниками и направился прямо к генералу Вустеру. Я увидел нашивки у него на плечах. Это тоже был генерал. Генерал Вустер встал.

– Бен, – сказал он, – как я рад тебя видеть! Мальчик, кружку рома генералу Арнольду!

Значит, это был генерал Арнольд – здесь в Реддинге! Я принес ром, воду и несколько кусков хлеба, и мы выскребли горшок до дна, чтобы накормить генералов и их помощников. За едой они разговаривали, а я стоял у них за спинами и прислуживал, внимательно прислушиваясь ко всему, что они говорили. Они разговаривали о маршрутах, о приказах, о передвижении войск и о других вещах, связанных с войной, которых я не понимал. Несколько раз они упоминали Вильяма Хирона и тепло о нем отзывались. Я подумал, что это странно, но меня это не сильно волновало, потому что я думал только о том, что сейчас Сэм, может быть, где-то здесь, в Реддинге. Но я не знал, как его найти. Конечно, он не знал, что отца забрали, и меня беспокоило, что, возможно, он боится вернуться домой.

Впрочем, он, может быть, больше не служил у генерала Арнольда, а был где-то в сотнях миль от Реддинга. Я знал, что глупо надеяться, что сейчас я, возможно, увижу Сэма, но ничего не мог с собой поделать и через какое-то время сказал:

– Мама, я пойду посмотрю, как там скотина?

– Хорошо, – сказала она, – но не задерживайся, мне может понадобиться твоя помощь.

Я прошел через кухню на скотный двор, а оттуда – на улицу. Стемнело, моросил дождь, капли текли по моему лицу. Перед церковью через дорогу стояли солдаты и курили трубки. Я подошел к ним, солдат перегородил мне дорогу.

– Я ищу Сэма Микера, – сказал я. – Он здесь?

– Ты кто?

– Я его брат, – ответил я.

– Ты должен получить разрешение у офицера.

Мое сердце подпрыгнуло.

– Сэм здесь?

– Пойди поищи офицера, – сказал он.

К нам подошел другой солдат.

– Зачем поднимать так много шума из-за пустяков? – сказал он. – Пропусти его.

– Это страна тори, я никому из них не доверяю.

– Да ладно, мальчик не лжет. Я знаю, Сэм из этих мест.

– Тогда найди его и приведи сюда, – сказал первый солдат. – Я не собираюсь в этом участвовать.

– Подожди здесь, – сказал мне другой, – я постараюсь найти Сэма.

Он вошел в церковь, оставив дверь открытой. Я увидел солдат, пытавшихся заснуть, – растянувшихся на церковных скамьях, лежавших в проходах между рядами. Некоторые из них пили из фляг или жевали черствые ломти хлеба. Тем, кто хотел курить, приходилось выходить на улицу, потому что в церкви курить было нельзя. Они выглядели неряшливо – некоторые были в грязных и рваных мундирах, а у кого-то мундиров вообще не было.