Текст книги "Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика"

Автор книги: Кристофер Кольер

Соавторы: Джеймс Кольер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 6

Труднее всего было встретиться с мистером Хироном. Если бы отец увидел, как мы разговариваем, он бы заподозрил, что дело нечисто, а если бы узнал, что разговор начал я, то сразу понял бы, в чем дело. Но к счастью, два дня спустя мистер Хирон сам зашел в таверну, чтобы купить маленький бочонок рома. Отец как раз отлучился по делам, а мама сказала:

– Тим принесет бочонок вам домой, мистер Хирон.

Я взвалил бочонок на плечи и пошел за мистером Хироном. Мы вошли в его дом с черного хода, я отнес бочонок на кухню и поставил на полку. Мистер Хирон протянул мне пенни.

– Спасибо, сэр, – сказал я.

– Ты еще не забыл о моем предложении? Я мог бы позаниматься с тобой и объяснить, как оценивают землю и заключают сделки.

– Честно говоря, нет, сэр, я не думал об этом. Но я помню о другом вашем предложении. Вы сказали, что я могу заработать немного денег…

– А-а-а… – протянул он, – так, значит, твой отец передумал?

– Да, сэр, – ответил я. – Он сказал, что не против… Если я доставлю письмо и ничего ему про это не скажу, он возражать не будет.

Мистер Хирон положил руку мне на плечо и легонько сжал его:

– Ведь это неправда, Тимоти, разве нет?

Я почувствовал, что краснею.

– Да, сэр. Не совсем правда, сэр.

Он отпустил мою руку:

– Твой отец редко меняет мнение.

Я стоял, не решаясь поднять глаза на мистера Хирона.

– Да, сэр, – сказал я, – но мне все равно хотелось бы пойти. Разве мы не должны хранить верность королю?

Он потер подбородок:

– Боюсь, не все с тобой согласятся.

– Но я так считаю, сэр!

На самом деле у меня не было своего мнения на этот счет, но мне казалось, мистер Хирон скорее согласится, если поверит, что я убежденный лоялист.

Он улыбнулся:

– Ты похож на брата, Тимми.

Меня порадовало, что он сравнил меня с Сэмом.

– Я такой же храбрый, как он. Вот увидите! – сказал я.

– Я верю, – ответил он, – допустим, я попрошу тебя отнести письмо, но что ты скажешь своему отцу?

– Я скажу, что ходил на рыбалку.

– И вернулся домой без рыбы?

– Я скажу, что рыба перестала идти на нерест, или придумаю что-нибудь еще. Не всегда же удается что-то поймать!

Он задумчиво почесал затылок:

– Хорошо, приходи завтра рано утром, и я придумаю, что тебе поручить, чтобы ты смог заработать шиллинг.

Тем же вечером я спросил отца, могу ли я завтра пойти на рыбалку. Он разрешил. На душе у меня было скверно, я лгал отцу, ложь была грехом, и грехом было не почитать своих родителей. Но даже если бы это не было грехом, мне все равно было бы скверно – ведь отец доверял мне, а я его собирался обмануть. Но я слишком сильно жаждал славы, чтобы сохранять честность. В среду утром я встал до восхода солнца, когда только начинало светать, взял для маскировки удочку и крючки и пошел к дому мистера Хирона.

В это время года мог лить дождь как из ведра или могли вдруг ударить морозы, но мне повезло с погодой – с первыми лучами солнца легкий весенний ветер разогнал облака, на деревьях запели птицы, а по краям дороги распустились яркие и веселые дикие цветы. У меня было приподнятое настроение, и, идя к мистеру Хирону, я насвистывал «Янки Дудль», совсем забыв, что нельзя шуметь и привлекать к себе внимание.

Добравшись до дома мистера Хирона, я решил войти с черного хода, который вел на кухню, и постучал, но не успел убрать руку, как дверь распахнулась и мистер Хирон схватил меня за руку и втащил внутрь. Мы прошли по коридору в его кабинет. Меня поразило, как богато он был обставлен. Здесь в маленькой печке горел уголь, на письменном столе лежала кипа бумаг, пол украшал ковер. Мистер Хирон сел за стол, написал что-то на листе бумаги и запечатал его. Потом он сказал:

– Тимоти, поторапливайся. Это письмо должно быть доставлено в Фэрфилд. По крайней мере пять часов уйдет на то, чтобы дойти туда, и пять, чтобы вернуться. Тебе надо успеть домой до того, как стемнеет, чтобы не возбудить подозрения. Ты когда-нибудь был в Фэрфилде?

– Пару раз, – ответил я, – когда мы с отцом и Сэмом ездили за ромом.

– Тогда ты знаешь, где находятся доки. А теперь слушай внимательно. Не доходя до доков, сверни налево. Дальше по дороге будет дом, обшитый белыми и зелеными досками. Постучи в дверь и попроси мистера Бара. Отдашь ему это письмо и получишь шиллинг. Понятно? А теперь повтори все, что я сказал.

Я повторил, потом спрятал письмо под рубашкой, вышел из кабинета мистера Хирона и, осторожно выскользнув с черного хода, пробежал через пастбище, прилегавшее к дому, после чего наконец выбрался на дорогу. Солнце вставало над лугами. Я подумал, что сейчас, наверное, около семи. Солнце не должно было зайти раньше семи часов вечера, – значит, у меня в запасе имелось двенадцать часов; если идти быстро, то времени должно хватить. Я запросто мог вернуться во второй половине дня, и мне еще хватило бы времени, чтобы поймать рыбу и показать отцу! На всякий случай я спрятал рыболовные снасти за каменной стеной.

Я торопился. Несмотря на солнце, веяло прохладой. Погода казалась подходящей для прогулки, я чувствовал легкое возбуждение и совсем не боялся. Я беспокоился только о том, чтобы не выронить письмо, поэтому все время проверял, на месте ли оно. Немного погодя я дошел до места, где начиналась дорога на Фэрфилд. Я остановился на минуту, чтобы передохнуть и переложить письмо за пояс – там, мне казалось, оно будет в большей безопасности. И тут меня окликнули. Я обернулся и увидел Бетси Рид.

– Привет, Тим, – сказала она.

– Привет.

Она подошла ко мне:

– Что ты здесь делаешь? Что там у тебя?

Я поспешно засунул письмо под рубашку.

– Ничего.

– Неправда, – сказала она. – Это письмо. – Она улыбнулась. – У тебя появилась девушка?

– Нет, – сказал я, – мне надо идти. Я спешу.

– Я тебя провожу, – сказала она. – Куда ты идешь?

Я испугался, что она увяжется за мной. Бетси ничего не подозревала, и я не думал, что она специально пойдет в таверну, чтобы рассказать о встрече со мной, но вот случайно что-нибудь сболтнуть она, конечно, могла.

– Я иду на рыбалку, – ответил я.

– На рыбалку? По Фэрфилдской дороге?

– В мельничном ручье много сельди.

– Но ты идешь не в том направлении.

– Я там уже был, но сельди тогда не было, и я решил пойти куда-нибудь еще, – сказал я и покраснел, чувствуя, что совсем запутался.

– А хочешь знать, куда иду я? – спросила она.

– Конечно, – сказал я.

– Я иду в Хорснек. Отгадай зачем.

Мне было легче, когда говорила она, это спасало меня от нового вранья.

– Не знаю, наверное, хочешь купить ткань.

– Нет. Попробуй еще раз!

Хорснек тоже был на Лонг-Айленд-Саунд, но гораздо дальше, чем Фэрфилд. Я не мог понять, что ей там нужно.

– Хочешь навестить родственников?

– У меня нет там родственников.

– Тогда зачем?

– Увидеться с Сэмом.

Я замер:

– Как с Сэмом? Он что, в Хорснеке?

– Мне нельзя тебе рассказывать. Ты – тори.

Мы стояли на дороге и смотрели друг на друга. Я был страшно взволнован.

– Но откуда ты знаешь, где Сэм?

– Мне сказал мистер Хирон.

– Мистер Хирон?! А он откуда знает? Он же тори!

Она нахмурилась:

– Я это знаю, но он сказал, что Сэм с интендантом ищет в тех местах коров для закупки.

То, что она говорила, было полной бессмыслицей. Мистер Хирон принадлежал к тори, поэтому он не мог знать, где находятся американские интенданты. Неожиданно я понял, что зря теряю время.

– А ты можешь сказать, где сейчас Сэм? Я тоже хочу его увидеть.

– Я тебе не скажу. Ты – тори.

– Но это нечестно, Бетси. Он же мой брат!

– Тим, ты же чуть не застрелил его!

Я покраснел.

– С ним все в порядке?

– Он сражался. Но думаю, не стоит тебе об этом рассказывать.

– Но раз сражение уже состоялось, ты уже можешь мне о нем рассказать, разве нет?

– Лучше не стоит, – сказала она.

– Послушай, – сказал я, – мне надо идти.

Мы зашагали.

– И все-таки куда это ты так спешишь? – поинтересовалась она.

– Если ты мне ничего не расскажешь, я тоже тебе не расскажу. – Я подумал, что очень достойно ей ответил. Этот ответ напомнил о победах Сэма в спорах.

– Подумаешь! – сказала она. – Я и так знаю, что ты несешь кому-то любовное письмо.

– Из-за Сэма у тебя на уме одна любовь, – сказал я. – Бетси, а почему утром мистер Хирон ничего не сказал мне про Сэма?

– Потому что ты – тори.

– Но он же тоже!

Она остановилась:

– А зачем ты утром ходил к мистеру Хирону?

Я понял, что совершил большую ошибку.

– Да просто шел мимо его дома, а он там стоял.

– Где это там?

– Он стоял во дворе.

– И что же он там делал?

– Откуда мне знать, что он делал!

– Он не мог там стоять… Письмо! Тим, ты лжешь! Письмо! Он дал тебе письмо! Тим, что ты собираешься с делать с этим письмом?!

Она была очень взволнована и чуть ли не прыгала.

– Мне надо идти, Бетси.

Она загородила мне дорогу:

– Ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь мне о письме!

Она была выше меня, но ненамного, и я подумал, что раз я мальчик, то сумею отпихнуть ее и убежать, если она попытается меня остановить.

– Это личное письмо, – сказал я, – я не могу тебе о нем рассказать.

– Нет, Тим! – закричала она. – Дай сюда это письмо!

– Нет, – сказал я и попытался пройти, но она снова перегородила мне дорогу.

– Тим! – завопила она. – Ты знаешь, что в этом письме?! Донос на Сэма!

Это шокировало меня.

– Не может быть! Зачем мистеру Хирону доносить на Сэма?!

– Не только на Сэма. Разве ты не понимаешь?! Он узнал, где Сэм и интендант покупают скот, и теперь хочет оповестить об этом красные мундиры. Они найдут Сэма и убьют его! Дай мне письмо!

Она схватила меня за рубашку, но я вырвался:

– Не надо, Бетси! Я обещал мистеру Хирону!..

– Тим, из-за тебя Сэма убьют! Им устроят засаду, а потом убьют!

– Нет! Нет! – закричал я.

– Это правда, Тим! Подумай сам! Ты не должен доставить это письмо!

– Я должен, – ответил я.

Она стояла передо мной и умоляла:

– Тим, давай откроем и посмотрим. Если там нет ничего важного, тогда неси его куда хочешь!

– Я не могу повредить печать, Бетси. Это письмо мистера Хирона. Меня за это посадят в тюрьму.

– Тим, они хотят убить твоего брата! Выкинь письмо, скажешь, что ты его потерял.

Я не знал, что делать. Мне было плохо, я был напуган.

– Тим, дай мне письмо!

– Бетси…

Не успел я договорить, как она набросилась на меня. Она застала меня врасплох, и я упал. Лежа на мне, она пыталась засунуть руку мне под рубашку.

– Черт побери! Бетси! – закричал я и схватил ее за волосы, но она вырвалась. Я начал брыкаться, пытаясь побольнее ударить ее ногой, но никак не мог дать ей хорошего пинка. Я ударил ее рукой по спине. – Слезь с меня!

– Ни за что, пока не заберу письмо! – сказала она, схватила меня за рубашку и попыталась ее стащить.

Тогда я изо всех сил ударил ее по голове.

– Маленький мерзавец! – закричала она и ударила меня по лицу со всей силой, на какую только была способна. Нос пронзила жгучая боль, из глаз потекли слезы.

– Черт побери! – закричал я, схватил ее за плечи, пытаясь оттолкнуть от себя.

В этот момент она схватила письмо и сама отпрыгнула в сторону. Не поднимаясь, я ударил ее ногой по лодыжке. Удар был сильным, она пошатнулась, но не упала и побежала по Фэрфилдской дороге, так быстро, как только могла. На бегу она распечатала письмо, пробежала его глазами и вдруг бросила на дорогу. Я поднял письмо и прочитал: «Если письмо получено – на посыльного можно положиться».

Глава 7

Лето 1776 года прошло так же быстро, как наступило. Я старался держаться подальше от мистера Хирона. Если я видел, что он идет к таверне, то отправлялся чистить коровник или бежал в лес за дровами. Но несколько раз ему удалось застать меня врасплох, чем, однако, он не воспользовался. Казалось, он забыл о письме. Он просто говорил: «Здравствуй, Тимоти» или: «Прекрасный день, не правда ли, Тимоти?» – и я отвечал: «Да, сэр» – или что-нибудь в том же духе.

Война продолжалась. Нас она почти не затрагивала, если, конечно, не считать ушедшего воевать Сэма. Правда, все хуже становилось с едой и самыми разными вещами. К примеру, мужчины, сохранившие ружья, не могли достать ни пороха, ни пуль. Не лучше обстояло дело с кожей и тканью, которые подчистую изымались у населения для обмундирования солдат.

Мы вспоминали о войне, лишь когда ополченцы проходили через город или когда мы видели раненого или отслужившего солдата, возвращавшегося домой.

Мы получили два письма от Сэма, вернее, их получила мама. Одно пришло в августе, а другое – в сентябре. В первом Сэм писал о сражениях в Нью-Йорке. Войска повстанцев были разбиты, и британцы заняли город, но Сэм описывал это так, как будто повстанцы одержали великую победу. Он написал, что его полк прекрасно воевал и британцам повезло, что они смогли уйти оттуда живыми, но мне-то казалось, что все было наоборот. Второе письмо было короче. Сэм писал, что они расположились лагерем где-то в Нью-Джерси и, возможно, там перезимуют. Ему приходилось тяжело. Часто солдаты голодали, ели одни сухари и пили только воду. Их одежда совсем износилась, а новой не было. У некоторых даже не было обуви, и они ходили босиком. В плохую погоду они оборачивали ноги тряпками, чтобы не замерзнуть. Но Сэм писал, что никто не унывает и у всех парней приподнятое настроение.

Мама и отец ссорились из-за этих писем. Когда пришло первое, мама решила на него ответить. Отец запретил. Он сказал, что мама не должна поддерживать Сэма в его упрямстве. Мама спорила с ним, но отец не сдавался: Сэм должен понять, что мы не будем одобрять его поступки, пока он не опомнится, не поймет свою неправоту и не вернется. Но когда пришло второе письмо, мама сказала, что ей все равно, что там думает отец, и она ответит Сэму. Из-за этого они снова поссорились, они думали, что я сплю, и очень громко спорили. Я надеялся, что мама победит в споре. Я представлял, как по вечерам Сэм писал эти письма, и мне грустно было думать, что никто на них не ответит; впрочем, я знал, что Бетси Рид наверняка ему писала.

Отец стоял на своем:

– Мальчишку надо проучить! Он слишком своеволен.

– Он уже не мальчик, – возразила мама.

– Нет, он еще мальчишка, ему же всего шестнадцать, Сюзанна.

– Семнадцать, Лайф. А сколько тебе было лет, когда ты ушел из дома?

– Это совсем другое! – раздраженно воскликнул отец. – Вспомни, нас было восемь детей, слишком много ртов, чтобы всех прокормить!

– И все же ты ушел из дома, когда тебе было всего шестнадцать, Лайф.

– Сэм слишком упрям.

– А ты разве нет?

– Я его отец, и никто не имеет права обсуждать мое поведение!

Мама рассмеялась:

– Ты не любишь, когда тебе говорят, что делать, но сам хочешь, чтобы Сэм тебя слушался. Я напишу ему, Лайф. Он наверняка волнуется о нас.

– Я не хочу, чтобы ты писала ему, Сюзанна.

– Знаю, что не хочешь, Лайф, но я ему напишу.

Я услышал, как отец что-то пробурчал, потом хлопнула дверь, и он пошел в коровник. Я захлопал в ладоши, обрадовавшись, что Сэм получит от нас письмо.

Осенью 1776 года отец, как обычно, собрался поехать в Верплэнкс-Пойнт, и я в первый раз должен был поехать вместе с ним. До города было около сорока миль. Я никогда так далеко не ездил. Обычно отцу помогал Сэм, а когда он пошел в колледж, отец стал брать с собой Тома Воррапа; но на этот раз Том был занят, поэтому ему пришлось взять с собой меня.

Верплэнкс-Пойнт находится на реке Гудзон, к югу от Пикскила. Товары туда доставлялись по воде из Нью-Йорка и Олбани. Наша задача состояла в том, чтобы перегнать в Верплэнкс-Пойнт скот для продажи, а на вырученные деньги купить припасы для таверны и магазина – ром, ткань, горшки, кастрюли, сковородки и другую кухонную утварь, иголки, нитки и тому подобные вещи.

В октябре отец начал собирать скот. Каких-то животных он получил у фермеров в счет долговых выплат, каких-то просто купил, зная, что сможет выгодно перепродать. На перегон скота у нас должно было уйти три дня, хотя вообще-то до Верплэнкс-Пойнта был один день пути на лошади; у нас была также повозка, запряженная волами, – в нее отец собирался погрузить свиней.

По дороге он планировал увидеться со своими знакомыми и переночевать у наших родственников, которых я никогда не видел. Отец всегда останавливался у них. Каждый год родственники ждали его приезда – благодаря этим встречам мы узнавали семейные новости.

Наше отправление было запланировано на конец ноября. Дело в том, что ближе к зиме говядина поднималась в цене. Однако и затягивать до снега было нельзя. Сани с легкостью скользили по снегу, но стадо шло слишком медленно, и к тому же снег лишал животных подножного корма. В начале ноября отец стал внимательно следить за погодой. Он сверялся с календарями и спрашивал совета у тех фермеров, о которых говорили, что они умеют предсказывать погоду. Но и календари, и предсказатели никогда не сходились во мнении; поэтому отец, по правде говоря, всерьез полагался только на себя.

Вообще-то отец не хотел брать меня с собой.

– Ты слишком мал, чтобы управлять повозкой, – сказал он мне.

– Я знаю, как управлять повозкой, отец. Я делал это множество раз!

– Но при этом тебе не надо было смотреть за тридцатью коровами! Кроме того, в лесах полно ковбоев. Они утверждают, что они патриоты и собирают коров на мясо для войск, но они просто воры. А у нас больше нет ружья. Я не хочу подвергать тебя опасности.

Отец был прав, когда говорил о ковбоях. Мы слышали множество историй об этих парнях. Вся территория графства Вестчестер, от границы Коннектикута до реки Гудзон, была ничейной землей, и здесь хозяйничали скотокрады, которые всегда были неотъемлемой частью войны.

– Я не трус, отец, – сказал я.

Он покачал головой:

– Я не хочу брать тебя с собой, Тим, но у меня нет выбора. Кроме тебя, помочь мне некому.

Я был очень рад, что отец не стал искать другого помощника. Ведь нет ничего скучнее, как день за днем сидеть в таверне, разжигать огонь в камине, рубить дрова, убираться и смотреть за цыплятами, Старухой Прю и свиньями. Предстоящая поездка волновала меня, мне предстояло чудесное приключение – одна река Гудзон чего стоила, говорили, она с милю шириной, и я предвкушал, как буду смотреть на идущие по ней корабли. Кроме того, я смогу несколько дней не ходить в школу!

Двенадцатого ноября отец сказал:

– Похоже, дело идет к зиме, я думаю, что через день или два надо трогаться в путь.

Его догадка оказалась правильной. Когда через два дня мы пустились в путь, земля была покрыта тонким слоем снега, который выпал ночью. Утром его растопило солнце, дорога покрылась грязью. Я шел рядом с повозкой, направляя волов и подгоняя их, когда они замедляли ход. В повозке лежали четыре свиньи со связанными ногами. Они вели себя очень беспокойно. Отец ехал позади на лошади по кличке Грей и следил, чтобы коровы не отбивались от стада. Мы двигались довольно медленно. Заняться было нечем, разве что смотреть на холмы и поля, разглядывать дома. Из окон на нас смотрели дети. Под их взглядами я начинал гордиться: я уже был мужчиной и вел стадо. Я покрикивал на волов и стегал их хворостиной – просто, чтобы показать, как легко я управляюсь с волами.

Отец решил пройти до Денбери, а затем повернуть на юг, чтобы пройти через Риджбери и, перейдя через границу, попасть в Нью-Йорк, где мы бы переночевали у наших родственников. На следующий день мы должны были остановиться на ночлег у друзей отца на их ферме рядом с Голденс-Бриджем. Это не был самый прямой путь до Верплэнкс-Пойнта, но отец выбрал его, чтобы навестить родственников.

К обеду мы дошли до Риджбери. Останавливаться, чтобы перекусить, мы не стали, тем более что по дороге поели печенья и выпили немного пива, чтобы утолить жажду. Мы не разговаривали, потому что коровы слишком громко мычали и заглушали наши голоса. Они производили столько шума, что мы не услышали, как к нам приближаются всадники, – они появились прямо перед нами из-за холма.

Их было шестеро, и они были вооружены – в основном старыми мушкетами, но у одного или двоих имелись шпаги и пистолеты. Они были одеты в обычную одежду – коричневые рубашки и штаны и грязные ботинки. Когда они приблизились, я погнал волов на край дороги, чтобы их пропустить. Но они не проехали мимо, а обступили нас со всех сторон. Я прикрикнул на быков. Стадо остановилось и сбилось в кучу. Я обернулся и посмотрел на отца.

Он выглядел очень спокойным.

– В чем дело? – спросил он.

Один из ковбоев пробрался через стадо к отцу.

– Как вас зовут? – спросил он.

– А для чего вам нужно мое имя? – спросил отец.

Я надеялся, что он не станет спорить с этим мужчиной.

– Я действую по поручению правительства, – сказал ковбой.

– Не сомневаюсь, – ответил отец.

– Отвечайте на вопрос, или мы вздернем вас вместе с мальчишкой на ближайшем дереве.

– Микер, – ответил отец.

– Откуда?

– Из Реддинга.

– Из Реддинга?! – Мужчина повернулся в седле и соскользнул на грязную дорогу. – Так вы из города тори! И это стадо закончит свой путь в животах красных мундиров.

Отец пожал плечами:

– Не знаю, где оно его закончит, и, честно говоря, мне все равно. Я уже десять лет продаю скотину в Верплэнкс-Пойнте, и меня еще ни разу не спрашивали, кто ее съест.

– Времена изменились, Микер. Теперь нам есть дело до того, кто ее съест. И мы не хотим, чтобы мясо досталось красным мундирам! Из Верплэнкс-Пойнта говядину поставляют только в Нью-Йорк, а Нью-Йорк в руках у красных мундиров.

Я был очень напуган. Мужчина, разговаривавший с отцом, выглядел жестоким и беспощадным.

Отец снова пожал плечами:

– Не мне говорить тому, кто купил у меня корову, что с ней делать. Это его дело.

– Тогда не надо продавать ее неподходящему человеку, разве нет?

– Я не могу определить, какой человек подходящий, а…

– Слезай с коня, тори!

– Я не люблю, когда мне приказывают, – спокойно сказал отец.

– Пожалуйста, отец! – взмолился я.

– Черт с тобой, – сказал ковбой, – если ты сам не хочешь слезть с лошади, то я тебя помогу.

Он вытащил пистолет и направил лошадь к отцу.

– Отец! – закричал я.

Отец нахмурился и покачал головой, но слез.

– Так-то лучше, – сказал мужчина. – А мальчишка пусть идет в поле и сядет там.

Я посмотрел на отца.

– Делай, что тебе говорят, Тим! Давай! Иди!

Коровы тем временем стали разбредаться повсюду, некоторые вышли на дорогу перед повозкой, другие двигались вдоль дороги в поисках корма. Я прошел мимо двух коров и сел в пятидесяти ярдах от того места, где отец разговаривал с ковбоями. Я знал, что он пытается уговорить их не забирать стадо. Если бы мы его потеряли, нам пришлось бы тяжело…

Я видел, как отец жестикулировал, показывая то на дорогу, то на меня, пытаясь что-то объяснить этим людям. Отец казался таким спокойным и уверенным в себе, но я спрашивал себя, так ли он спокоен на самом деле. Мне было страшно.

Тут вдруг мужчина, который разговаривал с отцом, наклонился в седле и чем-то его ударил – наверное, рукояткой пистолета. Отец закрыл голову руками. Мужчина снова его ударил, и отец упал. Мне не было видно, что с ним, потому что он упал среди коров. Я вскочил на ноги.

– Отец! – закричал я. Ковбои обернулись и посмотрели на меня. – Пожалуйста, – закричал я, – пожалуйста, не бейте его!

Ковбои отвернулись. Человек, ударивший отца, слез с лошади и стал смотреть вниз. Я знал, что он смотрит на отца. Он все еще держал пистолет в руках.

– Пожалуйста, не убивайте его! – закричал я. – Не стреляйте!

Но они даже не обернулись. Мужчина продолжал размахивать пистолетом. Он разговаривал, но я не слышал, что именно он говорит. Я стоял посреди поля, не зная, что делать дальше. Может быть, надо было бежать и звать на помощь. Но если бы ковбои увидели, что я побежал, они бы с легкостью меня поймали. Я посмотрел на ковбоев, они не сводили глаз с отца. Тогда я развернулся и побежал по полю. Я услышал, как позади меня кто-то кричит, а потом топот копыт. Обернувшись, я увидел, что ковбои несутся по дороге туда, откуда появились, оставив на поле и стадо, и телегу. Я смотрел на них с изумлением, пока не увидел приближающихся всадников. Их было очень много, они неслись галопом. Приблизившись к коровам, они осадили лошадей. Двое спешились, а остальные начали прокладывать себе дорогу через стадо в надежде догнать ковбоев. Я увидел, что отец пытается встать, и бросился к нему.

Когда я подбежал к отцу, спешившиеся всадники уже помогли ему встать.

– Не волнуйся, Тим. Со мной все в порядке, – сказал он.

Рана у него на голове кровоточила, а под глазом был глубокий порез. Глаз заплыл и на следующий день превратился в один большой синяк. Отец сел, и один из мужчин промыл ему рану водой из кожаной фляги и перевязал платком.

– Кто были эти люди? – спросил отец. – Ковбои?

– Скорее воры. У нас появились сведения, что они будут здесь сегодня утром, и мы повсюду их искали. Вы ведь тори, сэр?

– Я хочу жить, а не воевать, – ответил отец. – Мы с сыном просто хотели продать стадо в Верплэнкс-Пойнте. Я там торгую каждый год.

– В Верплэнкс-Пойнте? – Мужчина усмехнулся. – Мы проследим, чтобы оно попало в Нью-Йорк. В наших краях еще много людей, верных его величеству.

Они дождались, пока вернутся их товарищи, а потом проводили нас до границы Нью-Йорка. А там нам дали другой эскорт. Я впервые был в Нью-Йорке и чувствовал себя разочарованным. Здесь все было таким же, как у нас. Ничего нового я не увидел.