Текст книги "Опасный метод"

Автор книги: Кристофер Хэмптон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Юнг. Похоже, он соблазнил медсестру, они перемахнули через стену, добрались до города, а потом я получил от него счет за гостиницу.

Фрейд. И поминай как звали.

Юнг. Совершенно верно – сбежал за границу.

Фрейд неодобрительно качает головой, хотя эта история его явно забавляет.

Фрейд. Это моя вина: не нужно было направлять его к вам.

Юнг. Нет-нет, я, по большому счету, вам даже благодарен, несмотря на глубокое разочарование. А ведь как хорошо все начиналось: знаете, наше общение шло на пользу нам обоим – я давал ему рекомендации, а он указывал мне… новые направления. Но мой предварительный диагноз оказался ошибочным: я предположил у него типичное навязчивое состояние, но дело обстояло сложнее, и я не сразу определил, что у него нет ровным счетом никакого психологического прошлого. Это была чрезвычайно запущенная деменция прекокс.

Фрейд. Шизофрения.

Юнг. Если угодно. Несмотря ни на что, мне казалось, что у нас с ним много общего, – так убедительно он притворялся. Я написал его жене и сообщил диагноз, но он сумел ей внушить, что полностью излечился.

Фрейд. Несчастная женщина: она мне очень симпатична, хотя немки совершенно не в моем вкусе.

(Встает и начинает взволнованно расхаживать по комнате.)

Должен сказать, мне очень отрадно наблюдать за вами в вашей, так сказать, привычной среде обитания. Но для полноты картины надо подождать до завтра – до приезда вашей жены.

Юнг. Боюсь, с приездом Эммы и девочек здесь начнется несусветная кутерьма.

Фрейд. Если я правильно помню, вы надеялись, что на этот раз будет мальчик.

Юнг. Отчаянно надеялись.

Фрейд. Вот как?

Юнг. Мое желание иметь сына – самый наглядный результат метода свободных ассоциаций. Мне всегда думалось: вот родится сын – и можно умереть спокойно.

Фрейд. «Отец зачал меня – и умер» – не так ли говорил Зигфрид?

Юнг. Как ни странно, я впервые задумался о комплексе отца и сына, когда писал статью об истории Зигфрида.

Фрейд. Какое совпадение.

Юнг. Вообще говоря…

Решает не продолжать; это и к лучшему, потому что Фрейд уже говорит о своем.

Фрейд. К слову, меня все чаще посещает мысль, что мифология и невроз, должно быть, имеют общие корни.

Юнг. Мне думается, если даже все ваши концепции будут опровергнуты, никто не сможет отрицать, что вы произвели революцию в нашей оценке самих себя.

Фрейд. Так-так, значит, по-вашему, все мои концепции неверны?

(Юнг нервничает, но вскоре Фрейд начинает смеяться, и тогда до него доходит, что это была шутка; теперь они смеются вместе.)

Я объяснил господину директору, что еще не до конца понимаю сущность шизофрении, а он мне сказал: «Единственное, что вы должны усвоить: она неизлечима». С моей точки зрения, это неконструктивный подход.

Юнг. Хм. Назовите день, когда я мог бы организовать вашу с ним встречу.

Фрейд. Нашу встречу? Зачем мне с ним встречаться?

Юнг. Ну, мне казалось…

Фрейд. Я знаю, что в принципе он наш союзник, знаю и то, что при осаде Трои раздоры неуместны. Но это не значит, что я должен искушать судьбу, встречаясь с ним лично.

Юнг. Дело в том, что… он знает о вашем приезде. Более того, он живет этажом ниже и сейчас наверняка слышит, что мы не спим.

Фрейд. Вот и пусть делает собственные выводы.

(Решительно тушит сигару.)

Итак, рассказывайте, какие у вас были интересные случаи.

Юнг. Первый случай вы увидите завтра воочию: это женщина, которая после родов потеряла всякое влечение к мужу, но, полагая, что он в равной степени к ней охладел, пациентка стала требовать, чтобы он занимался с ней любовью по четыре раза за ночь, а потом еще и в течение дня. Затем она залезла в постель к сестре и зятю, которые приехали к ним погостить, домогалась родного брата и в конце концов стала ходить по улицам и приставать к прохожим, умоляя о близости.

Фрейд. Фригидная нимфоманка.

Юнг. Не совсем: когда один из прохожих поддался на ее мольбы, она пришла в ужас и бросилась бежать. Ее счастье, что она не лечится у доктора Гросса: уж он бы своего не упустил.

Фрейд. Да, признаюсь, я с трудом терплю его распутство.

Юнг. В каком смысле?

Фрейд. Вы не поверите, но в Вене это тоже весьма распространенное явление. Неужели непонятно, что это катастрофический подрыв устоев? Вступать в половые отношения с пациентками – непростительно.

Молчание. Юнг избегает встречаться взглядом с Фрейдом. Затем указывает на бумаги, лежащие у него на письменном столе.

Юнг. Пока не забыл – хочу попросить вас пробежать глазами эту корректуру: здесь два варианта титульного листа «Ежегодника». Какой, по-вашему, предпочтительнее?

Фрейд на миг останавливается, рассматривает страницы.

Фрейд. По-моему, слово «психоанализ» будет лучше выглядеть без дефиса. Более убедительно. Продолжает изучать материалы; Юнг отходит в сторону.

СЦЕНА 18

Юнг возвращается в мансарду Сабины, сбрасывает халат и ныряет к Сабине в постель. Какое-то время она, удовлетворенная, просто лежит в его объятиях. Между тем Юнг, лица которого она не видит, явно терзается. На другой половине сцены Фрейд продолжает изучать материалы на письменном столе Юнга.

Сабина. В твоих объятиях я забываю обо всем на свете.

Молчание. Юнг меняет позу.

Юнг. Я тебе сейчас кое-что скажу, только не пойми превратно, обещаешь?

Сабина. Обещаю.

Юнг. Я женатый человек, но в последнее время, как ты понимаешь, обманываю жену. Мыслимое ли дело, что мы с тобой продолжаем этот обман раз за разом?

Сабина. Хочешь с этим покончить?

Юнг. Ни за что. Я в тебя влюблен.

Он наклоняется над ней и страстно целует. Потом она откидывается назад и говорит почти шепотом.

Сабина. Когда ты занимаешься любовью с женой, на что это похоже?

Юнг. Не понял?

Сабина. Опиши подробно.

Над Фрейдом гаснет свет.

Юнг. Когда люди живут под одной крышей, близость входит в привычку и чувства тут ни при чем. Пойми: восторг, упоение не вечны. У нас с ней это всегда очень… нежно.

Сабина. Это другое. Совсем другое, другая территория. Со мной – не так: я всегда жду от тебя… ярости. Хочу, чтобы ты меня наказывал.

(Юнг продолжает смотреть на нее сверху вниз; его лицо выражает неуверенность.)

Меня преследует стихотворение одного русского поэта, Лермонтова: о том, как узник наконец-то обретает счастье, когда выпускает птицу из клетки.

Юнг. Почему ты считаешь, что это стихотворение тебя преследует?

Сабина. Оно не дает мне забыть, что я, как доктор, больше всего на свете хочу вернуть людям свободу через исцеление, точно так же как ты освободил меня.

Лицо Юнга смягчается; он опять целует Сабину.

Юнг. А ты – меня, потому что это и есть свобода; никаких преград, никаких оков, и любовь не средство к достижению цели, а высшая цель.

Сабина. Вот, оказывается, что такое любовь? Значит, в этом ее суть?

Юнг. А в чем же еще, если не в этой красоте и полной раскрепощенности? Но возможно, есть кое-что поважнее.

Сабина. Важнее, чем любовь?

Юнг. Не исключено.

Сабина. И что же это может быть?

Юнг в задумчивости гладит ее по плечу.

Юнг. Будущее?

Сабина, растревоженная, отрицательно качает головой.

Сабина. Нет.

Как и в начале первого действия, сцена разделяется: на одной половине Юнг с Сабиной лежат на узкой кровати; на второй половине обстановка полностью меняется. Жара. Пустырь. Это Ростов-на-Дону летом 1942 года. На сцену с сосредоточенным видом выбегает маленькая девочка; вероятно, она погналась за бабочкой. Девочке лет шесть. За сценой слышится тяжелое шарканье множества ног. Потом широким шагом входит рослый, одетый в форму эсэсовец, который кричит девочке.

Эсэсовец. Назад!

Покосившись на него, девочка решает, что он не стоит внимания, и преследует свою цель. Эсэсовец делает шаг в ее сторону и заносит мясистую руку, чтобы дать ей затрещину, но Сабина резко садится в кровати, и он останавливается.

Сабина. Постой!

(На сцене спиной к зрителям, по-старушечьи шаркая, появляется одетая в лохмотья, всклокоченная фигура, в которой почему-то сразу узнается Сабина. Она увещевает эсэсовца, хотя все ее реплики произносит, не вставая с постели, Сабина.)

Разве ты не знаешь, что бить ребенка – последнее дело?

Эсэсовец. Что я слышу? Бойко шпаришь по-немецки!

Сабина. Я училась в Мюнхене. Я – доктор. Эсэсовец. Посмотрим, доктор Юде, найдется ли у тебя лекарство против этого.

Выхватывает из кобуры револьвер и стреляет в женщину. Она падает; свет над нею и эсэсовцем гаснет; Сабина сидит в постели, глядя прямо перед собой. Юнг тянется к ней, чтобы положить руку ей на плечо.

Сабина. Нет, только не будущее.

Юнг. Почему же?

Сабина. Мне не хочется даже думать о будущем.

Антракт.

Действие второе

СЦЕНА 1

Мансарда Сабины; дневное время, но шторы задернуты. Сабина, обнаженная, лежит в постели, удрученно наблюдая, как Юнг заканчивает одеваться. Гнетущее молчание. В конце концов, завязав галстук и надев пиджак, Юнг подвигает стул и с мрачным видом садится на некотором расстоянии от Сабины.

Юнг. В период влюбленности один из моих первых инстинктов – сочувствие к моей избраннице, потому как я понимаю: что ни говори, когда у нас начинается роман, ей больше всего хочется постоянства, вечного уюта, двуспальной кровати, определенности. Что же до меня самого, я всякий раз ищу чего-то нового: необузданного, исступленного, непредсказуемого.

Сабина. Так ведь и я ищу того же.

Юнг. Это меня сбивает с толку, я как будто сам себя загоняю в капкан раздвоения личности и… чувства вины.

Сабина. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, – и никогда этого не хотела.

Юнг. Так больше продолжаться не может.

Пошатываясь, встает со стула; Сабина выскакивает из постели и бросается ему на шею.

Сабина. Не смей так говорить.

Юнг. Считай, меня поразил какой-то недуг. Постарайся вспомнить, как любовно и терпеливо я обращался с тобой, пока ты не выздоровела. Теперь то же самое нужно мне от тебя.

Сабина. Конечно. Я так и поступаю. Всегда. Только умоляю: не оставляй меня.

Он опускает глаза и не может оторваться от ее дрожащего тела.

Юнг. Это неизбежно. Другого выхода нет.

Отстраняется и, подхватив пальто и шляпу, торопливо уходит.

СЦЕНА 2

Родильное отделение в клинике «Бургхёльцли». Только что появился на свет сын Юнга, Франц; молоденькая медсестра передает новорожденного Эмме, которая выглядит измученной, но счастливой. Глядя на жену, Юнг светится радостным волнением и гордостью.

Эмма. Я знала, что будет мальчик; помнишь, я тебе говорила: ощущения совсем другие.

Юнг. И я тебе верил.

Одной рукой Эмма прижимает к себе малыша, другой тянется к Юнгу. Медсестра выходит из палаты.

Эмма. Когда вернешься домой, тебя будет ждать яхта.

Юнг. Яхта?

Эмма. Яхта с алыми парусами: ты всегда о ней мечтал. Наверное, уже стоит у причала.

Юнг. Спасибо тебе.

(Обнимает и целует жену.)

Спасибо за все. За сына, за наш прекрасный дом…

Эмма. Ты хороший. Ты заслуживаешь самого лучшего.

Юнг. Нет.

Эмма кивает, настаивая на своем.

Эмма. Теперь ты к нам вернешься?

Юнг. В каком смысле?

Эмма. Уж не думал ли ты, что мы отдадим тебя без боя?

Скрывая изумление, Юнг протягивает руку, чтобы убрать со лба Эммы непокорный локон, и благоговейно целует ее в лоб.

СЦЕНА 3

Кабинет Юнга в клинике «Бургхёльцли». Юнг в напряженном ожидании сидит за столом. Сверяется с настольными часами. Встает, прохаживается. Едва он успевает вернуться за стол, как раздается стук в дверь.

В кабинет врывается Сабина.

Сабина. Как это понимать?

Юнг. Сядь, прошу тебя.

Сабина. Как ты мог так со мной поступить?

Юнг. Садись!

(Повисает напряженная пауза; через несколько мгновений Сабина опускается на стул, не придвигаясь к столу.)

Я попытался растолковать сложившуюся ситуацию твоей матери.

Сабина. У меня в голове не укладывается: как ты посмел обсуждать с ней такие вещи?

Юнг. Она явилась ко мне, размахивая каким-то анонимным письмом, и потребовала объяснений. Я ответил, что дело это, как нетрудно заметить, сугубо личное и, если даже это правда, все обстоит не так, как она себе вообразила, поскольку ты теперь не входишь в число моих пациентов.

Сабина. С каких это пор?

Юнг. Строго говоря, с тех пор, как я перестал брать с тебя плату за лечение.

Сабина. Она так и сказала, только я ей не поверила, зато она теперь из первых уст знает, что за каждый сеанс ты берешь десять франков.

Юнг. Я пытался ей втолковать, что в случае необходимости возобновлю курс лечения, но исключительно в стенах этого кабинета и на строго официальных началах.

Сабина. Откуда у тебя такая черствость, такое бездушие?

Юнг. Мне нужно было как-то объяснить ей разницу между официальными и дружескими отношениями.

(Молчание. Юнгу стоит немалых трудов держать себя в руках.)

Послушай, я совершил дурацкую ошибку.

Сабина. Вот, значит, как ты это расцениваешь?

Юнг. Нарушил одну из главных заповедей моей профессии. Я – твой лечащий врач и считаю, что сумел тебе помочь. Но не могу себе простить, что пошел у тебя на поводу, хотя должен был предвидеть, что ты, получив желаемое, неизбежно захочешь большего.

Сабина. Я не хочу большего, никогда не хотела и ничего не просила.

Юнг. Тебе и просить не требовалось.

Сабина. Допустим, ты прав, хотя я бы с этим поспорила, но неужели ты сам не видишь, насколько это бесчеловечно? Снова загонять меня в этот кабинет?

Юнг. Я – твой врач: отныне это все, что я могу тебе предложить.

Молчание. В конце концов Сабина поднимает глаза.

Сабина. Ты меня больше не любишь?

Юнг. Только как врач.

Сабина. Думаешь, я это стерплю?

Юнг. А разве у тебя есть выбор?

(С невероятной стремительностью Сабина вскакивает со своего места, обегает вокруг стола, отвешивает Юнгу сильнейшую пощечину и бросается на него с кулаками. Под градом ударов Юнг еле-еле выбирается из-за стола и в конце концов усмиряет Сабину, сжимая ей запястья. Он нависает над ней, еще не оправившись от этого яростного нападения.)

Пойми же наконец: я – твой врач!

Она испепеляет его гневным взглядом; как только он отпускает ее запястья, она молниеносным движением хватает со стола нож для бумаг и бросается на Юнга.

Сабина. Врачу, исцелися сам!

(Она рассекла ему щеку; он в изумлении дотрагивается до щеки и чувствует, что из пореза течет кровь, но тут Сабина вновь бросается на него. На этот раз он тут же перехватывает ее руку и после короткой, но ожесточенной борьбы вырывает нож. Сабина пятится, все еще дрожа от ярости. Потом она шарит у себя в сумочке, вытаскивает десятифранковую банкноту и прилепляет ему к щеке.)

Получи свои десять франков!

Она бросается прочь из кабинета, ошеломленный Юнг отлепляет банкноту от окровавленной щеки.

СЦЕНА 4

Домашний кабинет Фрейда в Вене. На щеке Юнга еще краснеет нанесенный Сабиной порез; общая атмосфера явно лишена былой непринужденности. Гора окурков в пепельнице свидетельствует о том, что беседа приняла затяжной характер; в течение этой сцены один из персонажей не раз набивает трубку, а другой закуривает сигару. Поздняя ночь.

Фрейд. Не укладывается в голове: сначала до меня доходят слухи, что вы в Цюрихе завели себе любовницу.

Юнг. Что?

Он потрясен.

Фрейд. Да-да, поговаривают, что из числа ваших пациенток.

Юнг. Кто вам такое сказал?

Фрейд. Мутманн. По его словам, дамочка сама растрезвонила об этом всему городу.

Юнг. Это чистейшей воды сплетни.

Фрейд. Я так и подумал. Но вскоре получил любопытное письмо, в котором некая особа просила меня принять ее в Вене по одному вопросу, представляющему значительный интерес для нас обоих…

Передает письмо Юнгу; тот пробегает глазами текст, всеми силами стараясь не выдать свои чувства.

Юнг. Да это же от Шпильрейн: помните, у меня была пациентка из России – первая, кого я лечил методом психоанализа.

Фрейд. Как же, как же: она косвенно содействовала нашему с вами знакомству.

Юнг. Совершенно верно, я всегда был ей за это признателен. И даже позволил ей сойтись со мной накоротке.

Фрейд. Так-так?

Юнг. Но в конце концов понял: она хладнокровно планировала, как меня соблазнить.

Фрейд. И?..

Юнг. И я с нею порвал, а она, как видите, решила отомстить.

Фрейд качает головой; в его взгляде появляется насмешка.

Фрейд. Ох уж эти женщины: чтобы соблазнить нашего брата, готовы на любые психические уловки. Одно из самых драматических зрелищ, какие только есть в природе.

Юнг. Поверьте, я никогда не позволяю себе близко сходиться с больными.

(Задумывается, покачивая головой.)

У меня на сердце крупными буквами высечена ваша знаменитая фраза.

Фрейд. Какая именно?

Юнг. Вы однажды сказали: «Ни при каких условиях не надейтесь их вылечить».

Фрейд. Давайте подойдем к этому с другой стороны: любой болезненный житейский опыт необходим и неизбежен. Без него немыслимо познать жизнь.

Юнг. Вы правы, так оно и есть.

(Бросает мимолетный взгляд на Фрейда, чтобы выбрать момент для самого главного известия, и решает, что уже можно открыться.)

Я подал заявление об уходе из клиники.

Фрейд. Да, во-первых, слушок уже был. Юнг. А…

Он крайне удивлен и обескуражен.

Фрейд. Только, признаться честно, мне говорили, что вам указали на дверь.

Юнг. Ничего подобного, досужие сплетни. Меня подтолкнуло к этому решению то, что университетский курс лекций по психогигиене, который по статусу должен читать заместитель директора университетской клиники, почему-то предложили Риклину – на том основании, что его книжонка про сказки наделала много шуму. А на самом деле мне просто хочется – по вашему примеру – поработать дома, чтобы не отвлекаться на административные обязанности. А главное – уделить максимум внимания нашему «Ежегоднику».

Фрейд. И это правильно.

Юнг. Что касается господина директора – он был крайне огорчен. Начал допытываться, в чем же истинная причина моего решения. В конце концов я вынужден был ему сказать: поймите, господин директор, после восьми лет работы под вашим началом мне элементарно захотелось напиться.

(У него вырывается нервный смешок; Фрейд вежливо улыбается, не веря ни единому слову.)

Я пообещал отработать три месяца, чтобы он смог найти мне замену.

Фрейд. Что ж, не сомневаюсь: вы приняли верное решение.

Пауза. Юнгу все еще не по себе.

Юнг. А во-вторых?

Фрейд. Простите?

Юнг. Вы сказали: «Во-первых, слушок уже был».

Фрейд. Ах да. Да. Во-вторых, я собирался уточнить две-три фразы из ваших последних писем – признаться, они меня встревожили.

(Юнг хмурится, не зная, чего ожидать; Фрейд берет со стола еще какие-то бумаги.)

Вот, так сказать, первый звонок – вы пишете о Пфистере: «Как ни странно, мне нравится его смесь медицины и богословия».

Юнг. Да, верно.

Фрейд. С моей точки зрения, смесь неудобоваримая.

Юнг. Понял.

Фрейд. Далее, вы встречались с Хэберлином…

(Берет со стола следующее письмо.)

И вот что вы по этому поводу пишете: «Хочу особо подчеркнуть присущий ему налет мистицизма – залог исключительной глубины мышления».

Юнг. Ну, мне…

Фрейд. Не думайте, что я противник новых веяний…

Юнг. Нет-нет, как можно…

Фрейд. Если кому-то интересно изучать телепатию или парапсихологию – пожалуйста, сколько угодно. Однако должен заметить: наша с вами наука и без того подвергается жестоким нападкам – любой шаг в сторону мистики может оказаться для нас губительным. Как вы не понимаете? Мы обязаны придерживаться строго научных позиций…

(Умолкает, заметив, что Юнг со страдальческим выражением лица держится за живот.)

Вам плохо?

Юнг. Нет-нет, но я не могу с вами согласиться. Почему мы должны произвольно устанавливать какие-то границы и закрывать для себя целые области исследования?

Фрейд. Да потому, что нас окружают враги, которые только и ждут удобного случая, чтобы с нами разделаться. Стоит им заподозрить, что мы отошли от твердой платформы теории сексуальности и увязли в болоте суеверий, – они нас просто сожрут. Видимо, вы не понимаете, сколь шатко наше положение. С моей точки зрения, даже намек на мистику равносилен профессиональному самоубийству, и вы не должны…

(Опять умолкает – на этот раз потому, что в книжном шкафу треснула полка, да так громко, словно это был выстрел. Фрейд невольно втягивает голову в плечи.)

Господи, что это было?

Юнг. Я знал, что это произойдет.

Фрейд. Как вы сказали?

Юнг. Я знал, что нечто подобное произойдет. У меня в животе возникло ощущение, сходное с изжогой.

Фрейд. О чем вы говорите? В Домах с центральным отоплением древесина рассыхается, вот и все.

Юнг. Нет, это явление называется каталитической экстериоризацией.

Фрейд. Как-как?

Юнг. Явление каталитической экстериоризации.

Фрейд. Не смешите меня.

Юнг. Предвестником его и было то самое ощущение: как будто у меня докрасна раскалился пищевод…

Фрейд. Время упущено, я понимаю, но вы не должны…

Юнг. Скажу больше: сейчас произойдет то же самое.

Фрейд. О чем вы?

Юнг. Сейчас будет то же самое.

Фрейд. Не зря же я вам говорю: мой юный друг, пообещайте, что…

Его перебивает такой же оглушительный треск древесины. Он поднимает голову, впервые не находя слов.

Юнг. Вот видите!

Фрейд. Да это же… не может быть, чтобы у вас…

Юнг. Если бы только это; загадок еще очень много, нам есть куда двигаться.

Фрейд. Умоляю вас. Будьте предельно осмотрительны. Мы не можем позволить себе скатиться до спекуляций – телепатия, поющие шкафы, феи в садовых зарослях. Вспомните Отто Гросса.

Юнг. А что с ним стало?

Фрейд. Все еще куролесит где-то в Мюнхене.

Юнг. Что ни говорите, человек он неординарный.

Фрейд. Естественно, наркоман. Если он на что-то и способен, так лишь на то, чтобы загубить все психоаналитическое движение.

Юнг. Нет, если он кого и загубит, так только себя; если не знать, что такое реальность, как можно ей противостоять, когда она бросится на тебя с ножом в руке?

Фрейд. Похоже, на вас уже бросилась.

Юнг невольно хватается за щеку.

Юнг. Порезался во время бритья.

Фрейд. Какое разочарование: я-то думал, вы по меньшей мере дрались на дуэли. Занятие, достойное наследного принца.

Юнг. Как это понимать?

Фрейд. Не притворяйтесь: коль скоро Гросс катится ко дну, вы остаетесь единственным и неоспоримым наследником престола. А с выходом «Ежегодника» ваше имя войдет в историю и ваш статус будет понятен всем и каждому.

Юнг. Какой статус?

Фрейд. Моего сына и наследника.

Пауза. Юнг хмурится.

Юнг. Не уверен, что заслуживаю…

Фрейд. Не благодарите, прошу вас. В Америке я создам вам должную репутацию, будьте уверены.

Юнг. Когда вы отбываете?

Фрейд. В августе.

(С самодовольной улыбкой смотрит на Юнга.)

Что же касается барышни Шпильрейн, я напишу ей, что вы, по моему убеждению, не способны на подлость, и посоветую сосредоточиться на связанных с вами положительных эмоциях, вместо того чтобы вынашивать обиды, которые подтачивают ее здоровье. Излишне говорить, что встречаться с нею я не намерен.

Юнг явно испытывает облегчение.

Юнг. Я уже понял, что вы, считая меня своим сыном и наследником, не поверите, что я способен на такое безрассудство, как эмоциональные отношения с пациенткой.

СЦЕНА 5

Кабинет Юнга в клинике «Бургхёльцли»; свидетелями предстоящего ухода хозяина обещают быть лишь голый письменный стол да несколько картонных коробок. Юнг, который проверяет ящики стола, неожиданно слышит легкий стук в дверь. Рана у него на щеке полностью зажила.

Юнг. Войдите.

(К своему удивлению, видит Сабину, которая бочком проскальзывает в кабинет. Она останавливается, не сводя с него глаз; к Юнгу не сразу возвращается дар речи.)

В чем дело?

Сабина. Я слышала, ты уходишь из клиники.

Юнг. Как видишь.

Сабина. Говорят, это из-за скандала, связанного со мной.

Юнг. Ну, как тебе известно, я так или иначе хотел уйти с этой должности.

Сабина. Прости, если я… ускорила события.

Юнг. Ты всегда была… своего рода катализатором.

Их первоначальная настороженность мало-помалу рассеивается.

Сабина. Мне пришло письмо от профессора Фрейда.

Юнг. Неужели?

Сабина. Через письмо красной нитью проходит одна тема: как он к тебе хорошо относится. Меня это необычайно тронуло.

Юнг. Ну, не знаю…

Он умолкает, не спеша радоваться такому известию.

Сабина. Но мне стало ясно и другое: ты все отрицал. Я правильно понимаю? Ты выставил меня перед ним фантазеркой, если не лгуньей.

Юнг. По-моему, это вообще не его дело.

Сабина. Я пришла попросить, чтобы ты открыл ему всю правду.

Юнг. Что?

Сабина. Я хочу, чтобы ты описал ему все как есть, включая твой разговор с моей матерью.

(Юнг, в ужасе от такой перспективы, падает в кресло.)

И напомни, чтобы он еще раз мне написал и подтвердил твои признания.

Юнг. Ты меня шантажируешь?

Сабина. Ничуть, всего-навсего прошу сказать правду.

Юнг. Почему это для тебя так важно? Сабина. Потому, что тебя больше рядом не будет и мне понадобится кто-нибудь другой. Я хочу стать его пациенткой.

Юнг. Но почему тебе нужен именно он? Сабина. Потому, что мне нужен именно он.

(Юнг качает головой, терзаемый этой мыслью.)

Разве ты не ценишь его, как прежде?

Юнг. Меня разочаровало его упрямое неприятие того факта, что скудный, преходящий человеческий разум способен охватить далеко не все.

Сабина. Это уже не важно. Пообещай, что ты ему напишешь.

(Юнг отводит глаза и не отвечает.)

Надеюсь, ты понимаешь: я ведь могла навредить тебе куда сильнее. Но решила этого не делать.

Юнг. Ладно, обещаю.

Сабина. Вот спасибо. Это для меня самое главное.

Юнг встает и смотрит в окно.

Юнг. Летом куда-нибудь собираешься? Сабина. Уеду в Берлин, с родителями.

Юнг. Но ты не бросишь университет? Тебе нужно защитить магистерскую, правда?

Сабина. Конечно.

Юнг. Я собираюсь в Америку. Вместе с Фрейдом, только он пока об этом не догадывается. Весь год бахвалился передо мной этой поездкой. А я на прошлой неделе тоже получил приглашение.

Сабина. Ты доволен?

Юнг. Меня немного смущает, что Эмма по собственной инициативе заказала мне каюту люкс. А Фрейду, боюсь, придется довольствоваться вторым классом.

Сабина. Но все равно ты доволен, правда ведь?

Юнг. Да, эта поездка обещает быть важной для всего нашего движения.

Сабина. Не сомневаюсь. Что ж, прощай.

Юнг с удивленным видом отворачивается от окна, но Сабина уже уходит.

СЦЕНА 6

В Атлантике; палуба лайнера «Джордж Вашингтон»; безлюдно (по всей вероятности, виной тому пронизывающий холод и призрачный атлантический туман), если не считать рослого Юнга, который заботливо поддерживает тщедушного Фрейда, закутанного в толстое пальто и шерстяной плед.

Юнг. Я застрял на швейцарско-австрийской границе, где-то в горах. Там скопилась очередь, потому что у всех поголовно проверяли багаж. В какой-то момент я заметил таможенника преклонных лет, одетого в имперскую форму старого образца. Он понуро, с недовольным видом слонялся вдоль очереди, и кто-то мне сказал: «На самом деле его здесь нет: поверьте, это призрак, который не может упокоиться с миром».

Фрейд. Это все? На этом ваш сон закончился?

Юнг. Больше ничего не помню.

Фрейд. Говорите, на швейцарско-австрийской границе?

Юнг. Да, именно так.

Фрейд. Здесь как-то замешаны мы с вами.

Юнг. Вы так считаете?

Фрейд. Весь багаж подвергается досмотру, верно? По-видимому, это означает, что наш с вами свободный обмен идеями теперь просеивается сквозь мелкое сито недоверия.

Юнг. Вы имеете в виду поток идей, направленных в вашу сторону.

Фрейд. А еще сдается мне, что недовольный реликт, который шаркает туда-сюда без всякой пользы, – не кто иной, как я сам.

Юнг. Нет, почему же…

Фрейд. И вы из милосердия желаете, чтобы эти ходячие мощи поскорее избавились от мучений. Гуманное пожелание смерти.

Юнг. Не исключено, что призрак, обреченный прозябать среди живых, просто символизирует бессмертие своих идей.

Фрейд. Значит, вы согласны: это, скорее всего, был я.

Юнг. Я этого не говорил.

Фрейд. Не важно. В любом случае пример весьма интересен.

Ненадолго остановившись, вглядывается в океанские дали.

Юнг. А у вас как обстоят дела? Можете рассказать какой-нибудь сон?

Фрейд. Не далее как прошлой ночью меня посетило чрезвычайно многоплановое сновидение. В высшей степени насыщенное.

Юнг. О, интересно будет послушать.

Пауза. Юнг так и остается стоять, упираясь взглядом в спину Фрейда. Наконец Фрейд заговаривает.

Фрейд. Я бы и рад с вами поделиться, но воздержусь.

Юнг. Это почему же?

Фрейд поворачивается к нему лицом и сопровождает свой ответ на удивление безрадостной улыбкой.

Фрейд. Чтобы не уронить свой авторитет.

(Юнг теряется, не зная, как парировать эту реплику. Фрейд как ни в чем не бывало меняет тему разговора.)

Да, кстати, я вам не рассказывал? Написал я тут письмо вашей барышне из России.

Юнг. Нет, не рассказывали.

В его тоне сквозит безразличие.

Фрейд. Принес ей свои извинения, сказал, что у меня гора с плеч свалилась, когда я узнал правду и тем самым полностью удовлетворил свое невротическое желание поклоняться женщинам. Заверил ее, что она с поразительным достоинством вышла из такой непростой ситуации.

Юнг. Да, я очень рад, что не ошибся, когда поначалу решил, что в глубине души ей свойственна порядочность; виноват, что по недомыслию втянул вас в эту историю.

Фрейд. Ничего страшного: все хорошо, что хорошо кончается.

Юнг. Она, случайно, не… напрашивалась к вам в пациентки?

Фрейд. А как же, напрашивалась.

Пауза. У Юнга невольно вырывается следующий вопрос.

Юнг. Неужели вы согласились?

Фрейд. Я написал, что по приезде в Вену она может прийти ко мне на прием.

Юнг на некоторое время лишается дара речи.

Юнг. Не понимаю, как я мог совершить такую чудовищную, элементарную ошибку… поневоле начинаешь умерять свои амбиции…

Теперь настает черед Фрейда непонимающе посмотреть на Юнга.

Фрейд. А знаете, у меня, кажется, никогда в жизни не было никаких амбиций.

От такой несуразности у Юнга отвисает челюсть, но тут же возвращается на место, хотя он по-прежнему не может выдавить ни звука. Он лихорадочно придумывает какую-нибудь отвлеченную тему.

Юнг. Хотел спросить: не желаете ли, чтобы завтра утром я разбудил вас пораньше?

Фрейд. Зачем?

Юнг. Мы прибываем на рассвете. Я думал, вам захочется посмотреть, какой вид на нью-йоркскую гавань открывается из каюты люкс.

Фрейд. Право, не знаю…

Юнг. Думаю, вам не захочется пропустить миг нашей встречи с Америкой.

Фрейд. Насчет Америки у меня есть сомнения. Когда я о ней задумываюсь, наша поездка видится мне какой-то гигантской ошибкой.

Юнг. О, не может такого быть. Нет! За Америкой – будущее.

Фрейд. По моим сведениям, здесь царит ханжество. Не хочу, чтобы посреди какой-нибудь лекции полисмены выволокли меня из зала.

Юнг. А какова тема ваших лекций?

Фрейд. Детская сексуальность.

Юнг. Ох.

Фрейд. Разумеется, читать я буду по-немецки.

Юнг. Тогда еще ничего. Лично я не могу дождаться, когда увижу коллекции музея «Метрополитен». Особенно мумии в отделе Древнего Египта. Между прочим, перед отплытием я прочел любопытную статью о том, что в торфяных болотах Шлезвиг-Гольштейна обнаружены хорошо сохранившиеся трупы.

Фрейд. Как-то неаппетитно.

Юнг. Видимо, они подверглись естественной мумификации, только сильно сплющились под слоем торфа.

Фрейда подташнивает.