Текст книги "Принц похищает невесту"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 13
В этот жаркий полдень, в тишине каменного кольца, поцелуй Арну казался таким же естественным, как и танец Сорчи с озорным ветерком. Она замерла, наслаждаясь прикосновением его губ к ее губам. Ее удивило, что застенчивый, неуклюжий Арну решился на такой поступок. Но тут же все мысли вылетели у нее из головы. Ее губы приоткрылись под осторожными прикосновениями, и вкус его языка показался ее языку сладким как мед.
Кажется, Арну подумал то же самое о ней, потому что пробормотал:
– Сладко!
От Арну пахло, как от этой долины: свежо, вольно, раскованно.
Когда это случилось? Ей казалось вполне естественным разделить с ним это мгновение. Никогда еще она не была так близка с мужчиной.
Его губы расстались с ее губами и пустились в путь, прикасаясь к ее щекам, векам. Затем переместились ниже, к нежному местечку у основания уха.
Ощутив на шее его дыхание, Сорча задрожала от наслаждения. Она знала, что мужчины и женщины целуются. Когда их отправили в изгнание, в Англию, они жили с милой парой, и те часто целовались.
Но поцелуи Арну были сдобными, щедро приправленными сливками опыта и медом желания. Ей хотелось насладиться каждой секундой, когда его губы прижимались к ее коже. Когда он поцеловал ее в шею, Сорча застонала.
Арну поднял голову и устремил взгляд на ее лицо.
Она ощутила жар его взгляда, едва могла приподнять веки, потому что тепло его страсти наполняло ее тело.
Когда ей наконец удалось приоткрыть глаза, она увидела, что зрачок его глаза настолько расширился, что темно-коричневой радужки почти не заметно. Сорче показалось, что она способна заглянуть ему прямо в душу, и она улыбнулась. Ее губы изогнулись, медленно и томно, желая показать ему, как много он для нее значит.
– Глупая девочка! – Его голос был хриплым. – Думаешь, это не опасно?
– Не опасно? Конечно. Но я тебе доверяю. А я не должна?
– Ни в коем случае!
Вернувшись на свою половину одеяла, он лег, закрыл глаз и застыл. Лицо его было напряженным. Казалось, он пытался преодолеть боль.
Сорча не знала, что это может быть за боль, но в результате она стала единственной, кто мог сохранять бдительность.
Сорча осмотрелась. Воздух был настолько чистым, а это место располагалось так высоко, что она могла видеть все вокруг на многие мили. Никакого движения не было ни на дороге, ни в долине, ни на холмах. Даже лошади, которые паслись поблизости, казались тонкими и маленькими. Она уже готова была поверить, что фейри действительно создали это кольцо и сплели чары, чтобы ее охранить. Если кто-то и вел на нее охоту, их в пределах видимости не было.
Со вздохом облегчения она собрала остатки еды и завернула их в бумагу. На два дня должно хватить. Сорча смахнула крошки с одеяла, поставила рядом седельную сумку и стала смотреть на Арну.
Он забылся сном, компенсируя бессонную ночь, когда ходил на разведку. Тряпица, завязывавшая его глаз, не давала ей увидеть все его лицо, но сейчас, когда оно расслабилось во сне, Арну казался молодым и благородным.
Мать Бригитта сказала бы, что это должно послужить Сорче уроком. Она слышала его глупые высказывания, раздражалась при виде его постоянной широкой ухмылки и не смогла разглядеть красоту его черт.
Почему-то ей хотелось смотреть на него, задерживаться взглядом на его лице, его фигуре, прикасаться к нему, целовать его так, как он целовал ее.
Устраиваясь рядом с ним на одеяле, Сорча попыталась понять, почему он ее поцеловал. Зная Арну, можно было не сомневаться, что он поддался порыву.
Неужели он находит ее привлекательной? С ее морковными волосами и бледной веснушчатой кожей? Неужели желает ее? Сорче трудно было в это поверить.
Будь Ренье жив и находись он здесь, он напомнил бы Сорче, что Арну дурачок.
Так оно и есть. Арну добрый, милый, преданный друг. Зная, что кто-то ее преследует, он продолжает путешествовать вместе с ней.
В последнее время он изменился к лучшему, демонстрировал ум, сообразительность.
Она льстила себя мыслью о том, что часы, проведенные рядом с ней, развили его ум и исправили манеры, возможно, в будущем он сможет совершенствоваться и улучшить свое положение…
Но все это не отвечало на вопрос о том, почему он ее поцеловал и когда поцелует снова.
Взяв шапку, она положила ее себе на лицо, прячась от солнца, которое слепило глаза, даже если она их закрывала. Вспоминая об этом поцелуе, она задремала.
Ренье знал, где находится: он спал на одеяле в середине каменного кольца в центре горной Шотландии.
Он знал, какова его цель: разыскать принцессу Сорчу, вернуть ее в Бомонтань, жениться на ней и с помощью ее армии спасти Ришарт.
Он знал, какие их ждут опасности: грабители, голод, зима, наемные убийцы. Сорча может взбунтоваться и отказаться следовать своему предназначению, как это уже сделали ее сестры.
Но он способен справиться со всеми трудностями.
Только его собственная слабость приносила кошмары.
Только его собственная слабость…
– Ренье, тебе нельзя встречаться с графиней. – Марлон оказался единственным, кто посмел высказать вслух то, что хотелось сказать каждому. – Это слишком опасно!
– Я должен ее видеть!
Семнадцатилетний Ренье обвел высокомерным взглядом немногочисленную группу своих друзей: Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Мужчины, которые росли рядом с ним. Их готовили для того, чтобы служить ему и защищать любой ценой.
– Я ее люблю! Она прислала мне записку. Она тревожится обо мне. Я должен провести еще одну ночь в объятиях прелестной Жюльенны!
Он понимал, насколько романтично выглядит, цепляясь за шпалеру под балконом Жюльенны со шпагой на поясе, с расправленными широкими плечами и страстно горящими темными глазами. Он воображал себя воплощением рыцарственного самопожертвования, и его грудь распирало от гордости.
Он был кронпринцем Ришарта и отправлялся на войну спасать свою страну от злобного узурпатора, но сначала он получит еще одну ночь наслаждений. Ему грозит опасность, но ее положение еще более рискованное, ибо злобным узурпатором является ее собственный муж, граф Дюбелле.
– Оставайтесь на страже, – приказал он друзьям, карабкаясь по шпалере графа Дюбелле к спальне графа Дюбелле, где он трахнет жену графа Дюбелле. Он цеплялся за толстые лианы и более тонкое дерево шпалеры затянутыми в перчатки пальцами, подтягиваясь по стене все выше и приближаясь к своей возлюбленной.
Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Трое были старше. Двое – его ровесниками. Все пятеро – блестящие кавалеры королевства.
Ни один из них не одобрял этого приключения.
– Где она? Если она написала тебе записку, то почему не стоит на балконе, дожидаясь тебя? Говорю тебе: мне это не нравится.
Темными волосами и глазами Цезарь больше всего походил на Ренье: он приходился ему троюродным братом, был старше на два года и самый красивый в их компании.
Но именно Ренье стал избранником Жюльенны.
– Тебе просто завидно, – заявил он.
– Бога ради, Ренье, это же не игра! Они за нами охотятся!
Слова Цезаря хлестнули Ренье, словно удар кнута.
На секунду здравый смысл взял верх. Со времени смерти его отца, короля, мятежники сумели укрепиться. Они говорили, что он слишком молод, избалован и не может править. Королевская армия Ришарта ожидала его, готовясь к сражению. Юному принцу предстояло возглавить отряды своих сторонников и продемонстрировать свою доблесть.
Вместо этого он висит на шпалере, слушая призывы своего члена, а не доводы разума. Глядя с высоты на своих друзей, он вдруг подумал, не прав ли Цезарь. Может быть, ему следует бежать, пока возможно, а наслаждение получить позже?
Но тут ветка, за которую он цеплялся, сломалась, и он повис на одной руке, задергался, пытаясь за что-то ухватиться, и почувствовал себя страшно глупо.
В обычной ситуации его друзья сейчас тыкали бы в него пальцами и ржали как ослы, каковыми и являлись.
Но сейчас они хранили молчание.
И это взбесило Ренье.
Что они о себе вообразили? Неужели считают его изнеженным и избалованным? Сейчас он им всем покажет!
Найдя опору, он продолжил подъем, на этот раз двигаясь медленнее, не заботясь о том, как выглядит со стороны, и стремясь поскорее достичь цели.
Ренье радовался, что Жюльенна не видела, в какое глупое он попал положение. Но Цезарь прав. Где она? Почему не ждет его на балконе?
Наконец он добрался до верха, перелез через мраморные перила и спрыгнул на балкон. Пристально посмотрел на открытую дверь и задернутые шторы.
Где Жюльенна?
Он посмотрел на стоявших внизу друзей. Они собрались тесной группой и возмущенно переговаривались.
Ренье не мог слезть вниз. Не мог признать, что совершил ошибку.
Он вытащил шпагу из ножен и двинулся вперед. Раздвинул шторы.
И он ее увидел – она стояла у изголовья кровати, дивно обнаженная и залитая светом одной свечи, зажженной на столике, – Жюльенна, графиня Дюбелле, его первая и несравненная возлюбленная.
– Милый! – Одно это слово обещало море наслаждений. Она раскрыла ему объятия. – Иди ко мне!
Осмотрительность, неспешность, логика – все было забыто. Он стремительно бросился в ее спальню, думая лишь об одном: погрузиться в нее, отдаться страсти, а потом повторить все сначала.
И все свое пылкое восхищение и желание он вложил в свои объятия.
Она негромко рассмеялась и высвободилась.
– Милый, столько медалей и пуговиц! Быстрее! Быстрее! Разденься! Покажи мне свое чудесное молодое тело и твое мощное копье!
На какое-то мгновение к нему вернулась осмотрительность. Прежде она никогда не просила его торопиться. Скорее склонна была сетовать на то, как он спешит удовлетворить свое желание.
Но тут она улыбнулась и медленно облизнула свои пухлые рубиново-красные губы.
Ренье стал срывать с себя одежду, швыряя ее на пол. Китель, ремень, шпага, пистолеты, сапоги, брюки… В рекордное время он предстал перед ней обнаженным: сильный, молодой, мужественный, гордо демонстрируя эрекцию, которая, как она утверждала, превосходила все фантазии.
– Прекрасно, милый. А теперь подожди секунду…
Она подняла руки над головой, заставив тяжелые сферы своих грудей приподняться, создавая дивную картину.
Желание захлестнуло его. Он дрожал, он жаждал, он почти ослеп, едва мог слышать…
Пока у него за спиной не раздался шорох множества обнажаемых клинков.
Стремительно обернувшись, он встретил семь наставленных на него клинков. Семь кавалеров в ливреях графа Дюбелле держали в руках шпаги.
Они осматривали его и ухмылялись. Одна-единственная мысль пронеслась в голове Ренье: он должен защитить Жюльенну!
– Прячься за меня, дорогая! – крикнул он. Она соскользнула с кровати у него за спиной. Он встал между нею и острыми клинками. Жюльенна передвинулась сначала в одну сторону, потом в другую.
Он двигался вместе с ней, не спуская взгляда с направленных на него шпаг. Свою шпагу он небрежно швырнул к окну, пистолет положил на столик у кровати, но стоило ему сделать движение в ту сторону, как кавалеры заставляли его отступить.
Они смеялись, эти ублюдки! Их забавлял принц, которого они поймали в ловушку, голым и совершенно беспомощным.
– Ко мне! – крикнул Ренье, повернувшись к окнам. – К Ренье!
В его призыве звучало отчаяние.
Люди Ренье скоро будут здесь, они взберутся по шпалерам, сравняют силы…
Но в тот момент, когда ему в голову пришла эта обнадеживающая мысль, он услышал донесшийся снизу крик.
Предсмертный крик. Он застыл.
Кто? Кто погиб? Его кузен Цезарь? Гектор – такой веселый, такой щедрый? Эмилио, ровесник Ренье и его лучший друг? Гардуин, чуткий и поэтичный? Или Марлон, сосредоточенный, рациональный и осмотрительный?
Звенели клинки. Кричали люди. Засада, подготовленная для Ренье, захватила и его людей.
– Добро пожаловать, юный принц.
Услышав этот иронично-любезный голос, Ренье резко повернул голову. Из-за шторы появился граф Дюбелле. Женщины называли узурпатора красивым: светлые волосы, голубые глаза, сильное тело, которое он держал в отличной форме, – и знание моды, благодаря которому все эти достоинства были отлично видны. Этот мужчина в тридцать три года находился в самом расцвете своих сил. И теперь стоял, шлепая по ладони кожаным арапником.
– Похоже, мы захватили самую важную пешку в нашей шахматной партии!
Граф Дюбелле улыбался. Улыбался так, словно одержал победу в войне.
Но он не понимал ситуации. Ренье не позволит ему захватить Жюльенну и пронзить ее рапирой, которую обнажает…
О Боже! Боже! Его глупость стоила жизни его другу. Возможно… всем его друзьям!
Его ждет смерть, а он не романтик. Не праведник. Не герой. Сердце у него бешено колотилось, руки дрожали.
Он поступит по-рыцарски. Защитит Жюльенну.
Он протянул руки назад, нуждаясь в утешении, которое ему даст прикосновение к ее телу.
Но пока он прислушивался к идущему внизу бою, она успела проскользнуть мимо него.
– Жюльенна! – крикнул он.
Бросив ему через плечо дразнящий взгляд, она вызывающе направилась к графу Дюбелле.
Граф Дюбелле поймал ее за талию и привлек к себе. Стоя рядом, они смотрели на Ренье.
Они улыбались. Оба улыбались!
Ренье с трудом осознал весь ужас произошедшего.
– Дорогая, ты говорила правду! – порадовался граф Дюбелле. – Ты действительно держишь его за яйца!
Ренье ощутил во рту горькую желчь.
– Он миленький, правда? – Графиня Дюбелле уперла руку в выставленное чуть вперед бедро. – Он ведь и сейчас не может оторвать от меня глаз и все еще возбужден!
Она предала его. Жюльенна предала его. И его людей тоже. Под окнами шум боя стих. И он понимал, что это не потому, что его люди вышли из него победителями. Они потерпели поражение.
Ловушка. Его люди пытались его предупредить, но он был слишком упрям и полон похоти, чтобы признать их правоту.
Он поддался на обман Жюльенны.
Взгляд Дюбелле скользнул к гениталиям Ренье, и граф криво усмехнулся:
– Судя по юному Ренье, королевская фамилия завоевала свое положение отнюдь не внушительными размерами.
– Дорогой, я же тебе говорила! – Графиня Дюбелле погладила мужа по плечу. – По сравнению с тобой он просто соломенное чучело!
Те же самые слова она говорила Ренье о графе Дюбелле.
Она стояла обнаженная перед людьми графа Дюбелле, и они вели себя так, будто в этом зрелище не было ничего необычного. Граф Дюбелле погладил ее по боку, а потом завел руку ей за спину и стал трогать ее, так что она начала ежиться. Больше двух лет она обольщала Ренье – сначала скрытно, а потом напрямую. Она соблазнила его, научила доставлять удовольствие женщине, льстила ему, завлекала в ловушку.
Все слова, которые она ему говорила, ничего не значили. Она отдавала ему свое тело легко, потому что нисколько свое тело не ценила.
– Ты просто шлюха! – сказал Ренье. Она расхохоталась:
– Это знают все, кроме тебя, мой милый.
Люди графа Дюбелле двинулись к нему, не убирая клинков, насмешливо скаля зубы.
Если бы у Ренье была хоть капля чести, он бросился бы на их шпаги грудью.
Но у него не хватило мужества. Несмотря на то, что его люди погибли, что он погубил честь своего дома, своего отца, своего имени. Ему семнадцать лет. Он молод. У него впереди целая жизнь. Он найдет выход и отомстит врагам. Вернет себе честь.
Граф Дюбелле вышел на балкон.
– Кажется, двое твоих людей мертвы. Один истекает кровью. Нет, не один. Все. Позволь мне уточнить. Они все истекают кровью, но у одного рана особенно неприятная.
Ренье дернулся в сторону окон.
Острия шпаг заставили его остановиться.
– Не поранься, милый. – Жюльенна подошла к нему вплотную и вонзила ногти ему в грудь. На коже появились пять маленьких красных полумесяцев. Обмакнув в кровь кончик пальца, она демонстративно его лизнула.
Схватив ее за руку, граф Дюбелле рывком привлек ее к себе.
– Отведите его высочество принца Ренье в темницу. Его надо приковать. Я скоро туда спущусь.
Ренье схватили за руки и поволокли.
Раз принц Ренье оказался в руках графа Дюбелле, армия Ришарта, состоявшая из благородных воинов, вынуждена будет выполнить все его требования.
Ренье и Ришарт потерпели поражение. И виноват в этом Ренье.
Похлопывая себя по ладони арапником, граф Дюбелле хищно улыбнулся:
– Когда я над тобой поработаю, ты будешь лизать мне сапоги и умолять, чтобы я сохранил тебе жизнь.
Ренье забился в руках его людей.
– Я никогда ни о чем тебя не стану умолять.
Как же он ошибся!
Глава 14
Сорча проснулась, охваченная страхом. Ей казалось, что она проспала целую вечность.
Не грозит ли им опасность? Не напали ли на их след убийцы?
Она посмотрела на солнце, оно по-прежнему стояло высоко в небе. Так что спала она совсем недолго.
Арну рядом не было.
Сорча огляделась и увидела его. Он стоял на вершине холма, там, откуда она осматривала местность и где ей показалось, будто она может дотянуться взглядом до Бомонтани.
Как и она, он сбросил с себя верхнюю одежду, стоял в тонкой шерстяной рубашке, впитывая солнечное тепло, запрокинув голову и раскинув руки.
Он не заметил ее, и она воспользовалась моментом, чтобы полюбоваться им. Широкие плечи, узкие бедра, длинные сильные ноги. Он явно был рыбаком: долгие годы вытягивал сети и сражался со штормами. Он был сильным, отважным, хотя умом не блистал. А вот принцы королевской крови не отличались храбростью, не говоря уже о доблести. Так что ей повезло, что она встретила Арну.
Подойдя к нему, она вложила ладошку ему в руку.
– Тут так красиво, правда?
– Тут не просто красиво. Тут – решающее место. – Пальцы Арну оказались холодными и неподвижными, в резком голосе звучала боль. – Человеку необходимо устремлять взгляд к горизонту, иначе весь его мир сузится до размеров гроба, а жизнь превратится в прижизненную смерть. Человек может стучать кулаками в стены, пока не разобьет руки в кровь, и взывать о помощи, пока не потеряет голос, но без ветра и солнечного света, без травы и птиц он никогда не вырвется на свободу.
Что это с ним? Сорча терялась в догадках.
– Можно подумать, что ты сидел в тюрьме.
Он медленно повернулся. Его единственный глаз казался не зеркалом его души, а ставней, за которой он прятал свою боль. И вдруг, прямо у нее на глазах, он стал оживать. Даже голос изменился. Стал таким, как обычно: сочным и добродушным.
– Есть тюрьмы из камня и тюрьмы души. Человек способен расколоть камень, но только чудо открывает темницу души.
Четыре его пальца застыли у ее подбородка, а большой палец погладил щеку. Это медленное движение успокаивало ее и в то же время возбуждало.
– Какое именно чудо?
Вместо ответа он поцеловал ее.
Он говорил с ней одними губами, без слов. Говорил об удивительной магии, которую обещали ей девушки мадам, а его язык выражал такие нюансы, о которых они и не упоминали.
Его язык… Арну прижал его к ее губам, приоткрыв их для его дыхания. Он языком показывал ей, как сражаться и как ласкать. Она начинала было чувствовать себя уверенно, решив, что понимает, что надо делать. И тут он слегка поворачивал голову, пускал в дело зубы, изменял силу прикосновения, и она следовала за ним, словно он был ее наставником, а она – его ученицей.
После долгих мгновений нетерпеливого ожидания и радостного волнения он отстранился, словно был удовлетворен столь несовершенным контактом, и улыбнулся, очень довольный собой. Арну ласково ущипнул ее за щеку, словно она была его любимым спаниелем.
Неужели он не понимает? Ей мало этого поцелуя! Он только возбудил ее. Она прижалась к нему всем телом, ища то тепло, которое было ей обещано.
Его рука замерла над ней, а потом неохотно скользнула, обхватывая ее талию.
– Я не должен… – пробормотал он.
– Только на секунду, – попросила Сорча.
Арну заставил ее приподняться на цыпочки, прижимая к себе: грудь к груди, бедра к бедрам. Множество слоев одежды разделяли их, но это не имело значения. После стольких лет холодной, отстраненной замкнутости монастыря соприкосновение с другим человеком, настоящее соприкосновение, было отчасти наслаждением, отчасти мукой. Ее ладони легли ему на предплечья.
Она встала на цыпочки, чтобы ответить на его поцелуй, затем передвинула ладони ему на плечи, познавая его силу. Это не было обдуманным жестом, скорее инстинктом, который внушал ей потребность обнимать его так же, как он обнимал ее.
Вжимая пальцы ему в плечи, она пошевелила ими, словно разыгравшийся котенок, и застонала.
Что-то сломалось в нем – какая-то преграда, которую он поставил между ними: он рывком привлек ее к себе. Его поцелуй стал глубже, и он заставил ее бедра двигаться, продолжая прижимать их к своим бедрам: это медленное трение казалось каким-то животным и болезненно возбуждающим. Сорча оторвала губы от его губ и прошептала:
– Арну, я думаю, нам не следует этого делать.
– А я думаю, тебе не следует думать.
Он снова начал покрывать ее поцелуями. Его язык ритмично двигался в глубине ее рта, и почему-то этот ритм отдавался в самом низу ее живота.
Она обхватила его одной ногой, пытаясь прижаться достаточно тесно, чтобы унять странный зуд у себя между ног.
Судорожно втянув воздух, он поднял голову, посмотрел в ее запрокинутое лицо. Кожа туго натянулась на его скулах, подбородок решительно выпятился. А его глаз потемнел и пристально смотрел на нее.
Сорча ахнула, у нее перехватило дыхание.
Арну был полон решимости убить ее. Нет, не убить. Взять ее. Впрочем, не все ли равно.
От Арну исходила безжалостная сила, и Сорче стало страшно. Она задыхалась.
Он хотел лечь на нее, ворваться в нее, овладеть ею.
Девицы рассказывали ей об этом. Они описали совокупление во всех подробностях. Но только сейчас Сорча поняла, что именно они имели в виду. Близость? Да. Невообразимая близость. Она отстранилась от Арну, плотно сдвинула колени, однако не могла преодолеть охватившее ее желание.
Желание усиливалось. Впервые в жизни она готова была сразиться со своим страхом и принять вызов, который бросила ей жизнь.
Готова ли она следовать за Арну? Готова ли принять этого мужчину в свое тело и разделить с ним наслаждение?
Ей понадобится выйти замуж за принца, конечно. Придется родить детей ради своей страны. Принести остальную часть своей жизни в жертву долгу. Но ее обучали быть принцессой, пользоваться представившимися возможностями.
И сейчас ей представилась одна из таких возможностей. Солнце сияло. Дул легкий ветерок. Она была одна в безлюдной местности, с хорошим, честным человеком, с мужчиной, который ей нравился и который боготворил ее.
Ей представился шанс. Быть может, единственный в жизни. И Сорча его не упустит.
Арну уложил ее на траву, опустился на колени, снял с нее одежду. Она лежала обнаженная в солнечном свете и не знала, куда смотреть, что делать, куда девать руки.
Выражение его лица стало мягче, нежнее. Он прикоснулся к серебряному кресту, который висел у нее на шее:
– Красивый.
Она тоже прикоснулась к нему, неуверенно проведя пальцами по металлу.
– Мои сестры тоже носят такие.
– Своевременное напоминание.
Он не сводил глаз с Сорчи, не веря собственным глазам. Его мечта превратилась в реальность.
На его щеке блеснули слезы. Или это ей показалось? Приподнявшись на локтях, она всмотрелась в его лицо. Да, это были слезы! Голосом, полным нежной тревоги, она спросила:
– Что случилось? Ты плачешь?
– А ты никогда не плакала от радости? Ты настолько прекрасна, что невозможно сдержать слез. Ничего более прекрасного я в жизни не видел.
Лестно? Радостно? Да, конечно! Он такой добрый, такой нежный! Страх бесследно исчез. Арну дал ей то, что ей было необходимо.
Это место и этот момент, отгороженные от реального мира кольцом из камней. Ей необходимо было раздеться и купаться в лучах солнца, ощущая чудо соприкосновения ее теплой кожи с прохладной травой. Необходимо было показать себя Арну и увидеть, как этот грубоватый, прямой человек утирает слезы.
Он был красив. Он страдал. И отчаянно нуждался в ней.
Указательным пальцем он медленно обвел ее сосок.
От этого прикосновения все волоски на ее теле наэлектризовались. Сосок затвердел. Веки у нее полузакрылись, и она остро ощутила все запахи, все звуки, жар солнца в небе и прохладу земли под ней. Этот мужчина обострял все ее чувства. Благодаря его прикосновениям она смогла ощутить вращение земли, смену времен года, старение камней вокруг них – процесс столь медленный, что ни один человек не мог его почувствовать.
А Сорча почувствовала.
Благодаря Арну.
Из-под нее поднимался запах мятой травы, обволакивавший их обоих. Она почувствовала, как ее тяжелая коса оттягивает назад голову, поворачивая лицо к солнцу.
Арну сделал глубокий вдох.
Сорча согнула одно колено, понимая, что Арну не сможет перед ней устоять.
Он тихо рассмеялся.
– Я смеюсь не над тобой. Я смеюсь над собой, – объяснил он. – Я смеюсь над этим днем. Бог мой, как мы здесь оказались? Здесь и сейчас?
– Мы приехали верхом.
Погружая пальцы ног в траву, она ждала, наблюдая за ним.
Застежка у него на брюках оттопырилась. Ивлин рассказала ей, что это признак физического возбуждения. Однако Арну застыл на месте, глядя на нее, сжимая кулаки.
Он пытался овладеть собой! Этот милый, простой человек считает, что не вправе к ней прикасаться!
Приложив ладонь к его груди, Сорча спросила:
– Хочешь, я поиграю на дудке?
– Поиграешь на… ты хочешь… Боже правый! – Его сердце быстрее забилось под ее ладонью. – Да.
Она прижала руку к выпуклости у него на брюках, исследовав его член по всей длине от кончика до основания. Он оказался больше, чем она могла себе вообразить, и шевелился под ее прикосновением, вырастая в размерах.
Арну застонал и ткнулся ей в ладонь. Казалось, им овладело сладкое безумие. Он снова опустился на колени, схватил ее за плечи и толкнул назад, заставив потерять равновесие. Его ладонь легла на основание ее шеи.
Он замер. Захватил пальцами ее цепочку. Посмотрел на крест, который лег ему на ладонь, и его лицо исказила гримаса.
– Нет! – Он с силой потер глаз, словно пытаясь стереть ее образ, запечатленный в нем. – Прекрати. Не предлагай того, о чем ничего не знаешь.
– Но я об этом знаю. Девицы мадам мне рассказали, а если так тебе станет легче…
Он устремил на нее взгляд, полный веселого лукавства.
– А девицы говорили тебе, что мужчина может сыграть на дудке женщины?
Только было Сорча решила, что Арну не так глуп, как кажется, как он сказал нелепость.
– Полно тебе. Не надо говорить о том, в чем ты ничего не смыслишь. У женщин нет дудки.
– Тебя ждет сюрприз.
Арну добрался до рыжих завитков у нее между ног и ввел палец в ее лоно.
Удерживая ее взгляд, Арну нащупал бугорок между складками плоти.
– Здесь есть дудочка, и когда мужчина на ней играет, женщина поет.
– Думаю, ты не должен трогать меня вот так.
Она облизнула внезапно пересохшие губы.
– Смотри, как я это делаю!
Он не возражал Сорче. Он ей приказывал.
То, что началось как простой порыв, превратилось в событие, которое вышло далеко за рамки ее мизерного опыта. Все внутри у нее внезапно взбунтовалось. После стольких пустых лет было удивительно видеть, что ее тело по-прежнему подвержено всем внешним воздействиям. Что ее тело на самом деле живет своей собственной жизнью, не повинуясь рассудку. Окаменев от изумления, она смотрела, как он очень неспешно кладет руки ей на колени. Когда его шероховатые ладони скользнули по внутренней стороне ее ляжек, он раскраснелся, словно внутри него разлился жар.
Сорче это было понятно, потому что ее тоже бросило в жар. Ее кожа стала обостренно ощущать каждое дуновение ветерка. Соски у нее напряглись почти до боли. А ее дудочка заныла от нетерпения.
– Арну, не надо!
Ее голос был таким слабым, что ветерок унес его прочь.
Арну опустился у нее между ног и при солнечном свете увидел ее женские тайны.
– Когда ты оставалась одна, ты когда-нибудь…
– Да, – поспешно ответила она.
Конечно, она это делала! Чтобы не сойти с ума в тесном мирке монастыря. Но Сорче не хотелось об этом говорить.
К несчастью, ему хотелось. Он погладил ее ноги, подышал на тугие завитки волос.
– Значит, в монастыре ты себя трогала. Вот так?
Он провел большими пальцами вдоль складки ее женственности.
Она содрогнулась.
– Правда, Арну, по-моему, тебе не надо… и мне не надо…
Пока она протестующе лепетала, он смотрел, как двигаются его пальцы.
– О чем ты?
– Не надо делать что-то такое, что я…
Она задохнулась: его палец на долю дюйма проник внутрь нее.
– Чего именно не надо делать?
– Того, что я делала в самый последний, самый темный…
От охватившего Сорчу желания ей трудно было дышать.
– Самый последний, самый темный?
С огромным усилием она договорила:
– В самый поздний, самый темный час ночи.
Арну стал ласкать ее языком.
Сорча застонала. Ничто из того, что делана она сама, не шло ни в какое сравнение с одним-единственным прикосновением его языка, шероховатого и умелого.
– Говори, что ты делала в монастыре, – приказал Арну.
– Я… ну… Я трогала себя там, где сейчас твой язык.
– А ты нажимала? – Он проиллюстрировал свой вопрос действием. – Или тянула?
Он обхватил ее губами и сделал слабое всасывающее движение.
Кровь загрохотала у нее в ушах. В глазах потемнело.
– Расскажи мне, – прошептал он.
Словно завороженная тембром его голоса, Сорча была с ним предельно откровенна. Как ни с кем и никогда.
– Я была одна. Монахини… они молились и служили Богу, а я… я не была такой, как они. У меня даже вера другая. Но я… я не была и в миру. – Сорче хотелось излить Арну душу, рассказать все без утайки. Арну поймет. – Зимой почти все время темно. В монастыре поговорить не с кем. Я воображала мужчину…
– Принца?
– Нет! – Она почти засмеялась, сосредоточившись на ощущениях у нее между ногами и едва сознавая, что именно она ему открывает. – Просто мужчину, который трогал меня и говорил мне, что я прекрасна.
– Ты прекрасна.
Голос Арну ее ласкал.
– Который жил со мной, разговаривал, делал со мной такие вещи… Ох, Арну, пожалуйста! – Ее пальцы мяли траву. Тонкие стебли ломались под их судорожными движениями. – Пожалуйста, Арну! Ты должен… Еще немного, и я смогу…
– И в самый поздний, самый темный час ночи тебе удавалось заставить себя содрогнуться и кончить?
– Да!
– Вот так?
Он ласкал ее губами и языком. Похоже, он точно знал, с какой силой надо нажать, какую скорость движений поддерживать, как доставить ей наслаждение, не лишив девственности.
Ее тело содрогнулось. Она вскрикнула, отдаваясь волнам острого наслаждения. Все ее существо сосредоточилось в том центре, который он нашел с такой легкостью и разбудил с таким умением.
Она лежала на земле, ловя ртом воздух, и все страдания долгих лет одиночества испарились в жаре этого волшебного кольца.
Но Арну не убрал пальцы. Он продолжал возбуждать ее, и Сорчу снова охватило желание.
Его голос был текучим и пьянящим, словно шотландское виски.
– А ты вкладывала палец внутрь?
Он собирается… собирается… Она этого не вынесет. Это уже слишком: сапфировое небо, изумрудная трава, шаловливый ветерок, властный мужчина, ее нагота, постыдная откровенность, неутолимая страсть…