Текст книги "Женщины"

Автор книги: Кристин Ханна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Цыпленок в масле?

– Весь в ожогах. Знаю-знаю, сравнение так себе. Но ты быстро привыкнешь, Фрэнк. Мы смеемся, чтобы не плакать.

Фрэнки едва ли могла это понять.

– Кажется, я не нравлюсь Барб, – сказала Фрэнки. – Не могу ее винить.

– Дело не в тебе, Фрэнк. Барб пришлось нелегко.

– Почему?

Этель удивленно посмотрела на нее:

– Ты же заметила, какого она цвета?

Фрэнки покраснела. В школе Святой Бернадетты чернокожие девочки не учились, они не ходили в церковь Святого Михаила и не жили на бульваре Оушен. Ни в женском клубе, ни в колледже она их тоже не видела. Почему?

– Да, но…

– Но все, Фрэнк. Давай остановимся на том, что Барб сильно устает, и закроем тему. Она одна из лучших операционных медсестер на свете. – Этель обняла Фрэнки. – Слушай, я хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Мы все через это прошли. Ты думаешь, что облажалась, приехав сюда, думаешь, тебе здесь не место. Но послушай меня, девочка. Неважно, где ты родилась, в какой семье выросла и в какого бога веришь. Если ты здесь, ты с нами, а мы с тобой.

Фрэнки легла на койку, волосы были еще влажные после едва теплого душа. Она лежала и смотрела в потолок. Прошло несколько часов, но она так и не заснула.

Боль пульсировала в стертых до пузырей ногах. Мерный храп Барб, словно шум океанских волн, заполнял собой всю комнату. Где-то вдалеке слышались выстрелы. Этель ворочалась во сне, и ее кровать жутко скрипела.

В голове Фрэнки, как в калейдоскопе, мелькали ужасные картинки. Оторванные конечности, пустые взгляды, целые реки крови и множество зияющих ран. Молодой солдат кричит и зовет маму.

Ей нужно в туалет. Может, разбудить кого-то из соседок, чтобы не идти одной?

Нет. Уж точно не после такого дня.

Она откинула одеяло, выбралась из постели.

На полу что-то зашуршало, но ей было все равно. Что такое крысы после сегодняшнего дня?

Она натянула форму, сунула ноги в ботинки и тут же снова почувствовала каждую мозоль.

В лагере было тихо. Лишь вдалеке слышались отдельные выстрелы, где-то жужжал двигатель (а может, генератор) и очень тихо играла музыка. Наверное, кто-то слушал радио.

Она знала, что выходить одной опасно. «Не все солдаты джентльмены», – сказала Этель, напомнив Фрэнки, что армия не так уж отличается от обычной жизни.

И все же. В бараке было нечем дышать, заснуть не получалось, а переполненный мочевой пузырь не давал покоя. Ужасные картинки все еще мелькали перед глазами, от жары болела голова.

Спустившись по ступенькам, она пошла в сторону туалетов. Слева в металлической бочке полыхало пламя, рядом темная фигура бросала что-то в огонь. Вонь была жуткой.

Через траншею тянулась узкая дощатая дорожка, обвитая колючей проволокой с обеих сторон. Фрэнки прошла по импровизированному мостику и забежала в женские туалеты.

Когда она вышла, в воздухе пахло табачным дымом. Она остановилась.

В конусе оранжево-золотого света возле фонарного столба стоял какой-то мужчина и курил.

Она быстро отвернулась, но под ногами что-то хрустнуло. Мужчина повернулся на звук.

Костолом. Джейми.

В мерцающем свете его красивое лицо выглядело устрашающе, даже улыбка его не смягчила.

– Простите. Я не хотела вас тревожить, – сказала она. – Я пойду…

– Нет, подожди… пожалуйста.

Фрэнки прикусила губу, вспомнив предупреждение Этель. Место было укромное и безлюдное. Она бросила взгляд на свой безопасный барак.

– Не бойся, Макграт. – Он вытянул руку. Фрэнки увидела, что она трясется. – Кто бы мог подумать – у хирурга трясутся руки.

Фрэнки подошла ближе, но все еще была настороже.

– Я сейчас не в лучшей форме, – сказал он.

Фрэнки не знала, что на это ответить.

– Сегодня привезли моего школьного друга. Мы вместе играли в футбол. Он сказал: Спаси меня, Джей-Си. – Его голос дрогнул. – Меня так не называли уже много лет. И я его не спас.

Фрэнки могла бы прочитать пустую, церемонную речь, которую слышала на похоронах Финли. Но вместо этого она сказала:

– Вы были с ним, когда он умирал. И можете сказать семье, что он был не один. Это будет много значить для его родных, поверьте. Мой брат здесь умер, назад мы получили только ботинки другого солдата.

Какое-то время Джейми просто смотрел на нее, будто удивился тому, что она сказала.

– Ладно, Макграт. Уже поздно. Я провожу тебя до барака.

Он приблизился, и они пошли вместе. У дощатого мостика он пропустил ее вперед, а перед дверью в барак остановился.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что просто была рядом. Иногда, чтобы спасти человека, нужно совсем немного.

Он натянуто улыбнулся и ушел.

Глава седьмая

Следующим утром, когда Фрэнки проснулась, ни Этель, ни Барб в комнате не было. Она быстро собралась и ровно в восемь ноль-ноль стояла у кабинета майора.

– Лейтенант Макграт, – доложила она.

– Слышала, в неотложке от вас было не больше пользы, чем от тиары на голове, – сказала майор и открыла бежевую папку. – Сестринское дело в каком-то женском католическом колледже, почти никакого опыта в больнице и юный возраст в придачу. – Она посмотрела на Фрэнки сквозь очки в черной роговой оправе. – Что вы здесь забыли, лейтенант?

– Мой брат…

– Неважно. Мне все равно. Но не дай бог вы здесь, чтобы увидеть брата. – Майор Голдштейн подвинула очки к переносице. – Флот и ВВС не принимают таких, как вы. Они берут только опытных медсестер. – Она захлопнула папку и вздохнула. – В любом случае вы уже здесь. Без знаний и опыта, но здесь. Я назначила вас в неврологию. Ночная смена. Посмотрим, как вы справитесь там.

– Я сделаю все возможное.

– Ага. Добро пожаловать в Тридцать шестой, лейтенант Макграт. Проявите себя.

Неврология располагалась в ангаре рядом с операционным отделением. Это светлое куполообразное помещение почти все было заставлено механическими кроватями «Страйкер». Раньше Фрэнки таких не видела, но в школе и на курсах военной подготовки о них кое-что рассказывали: это специальные кровати для парализованных больных, для пациентов с переломами таза, ожогами и для всех, у кого движения сильно затруднены. Два ряда кроватей разделял широкий проход. По стенам тянулись металлические трубки, с которых свисали капельницы. Рядом с каждой койкой стояла целая куча разного оборудования: аппараты искусственной вентиляции легких, охлаждающие одеяла, мониторы. Почти всю эту технику Фрэнки видела впервые в жизни. С потолка ярко светили лампы. Слышался мерный шепот аппаратов ИВЛ и попискивание мониторов ЭКГ.

В углу за столом сидел пожилой мужчина в выцветшей форме, он что-то сосредоточенно писал. Единственным военным (на ногах) был санитар, он проверял пациента в дальнем конце палаты.

Фрэнки выпрямилась, попытавшись держаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

– Младший лейтенант Макграт прибыла, сэр.

Мужчина посмотрел на нее. Фрэнки никогда не видела таких усталых глаз. Все лицо в рытвинах от оспин, за обвисшими щеками не разглядеть подбородка.

– Фрэнсис, так?

– Фрэнки, сэр.

– Капитан Тэд Смит. Врач. Фрэнки, расскажите, где вы работали, какой у вас опыт.

– Я окончила колледж. И… немного поработала в местной больнице.

– Что ж, – он поднялся, – пойдемте со мной.

Капитан остановился у первой кровати. На ней лежал молодой вьетнамец. Голова забинтована, на белой ткани проступило красное пятно.

– Он вьетнамец, – с удивлением заметила Фрэнки.

– К нам иногда привозят местных, – сказал капитан Смит. – Да, кстати, здесь лежат только пациенты с черепно-мозговыми. У большинства нет зрачкового рефлекса. Знаете, что это?

Еще до того, как Фрэнки ответила, капитан достал из нагрудного кармана маленький фонарик и посветил в глаза пациента.

– Видите? Никакой реакции. Расширенные и неподвижные. Запишите это в его карту, рядом поставьте дату и время.

Он показал ей, где делать пометки, вручил фонарик и повел дальше – от одного американского солдата к другому. Они, совершенно голые, лежали под тонкими простынями и смотрели в пустоту, почти все были подключены к аппаратам искусственной вентиляции легких. В палате находилось еще несколько вьетнамцев.

– Этот угодил под работающий ротор, – сказал капитан Смит, остановившись у кровати мужчины без руки и с перемотанной головой.

На последней койке лежал чернокожий парень, за бинтами лица не было видно. Он корчился и бормотал что-то невнятное.

– Он не в коме, но и не в полном сознании. Шансы на восстановление есть. Не многие могут этим похвастаться. Мы можем спасти их тело, но не жизнь.

Фрэнки смотрела на ряды кроватей, на целое море белых простыней, железок, аппаратуры и беспомощных тел. Каждый чей-то сын, брат или муж.

– Мы следим за их состоянием, меняем повязки и поддерживаем дыхание, пока их не осмотрит невролог из Третьего полевого госпиталя. Со временем вы научитесь замечать малейшие изменения в их состоянии. Но в эвакогоспитале пациенты надолго не задерживаются.

– Они нас слышат?

– Хороший вопрос, Фрэнки. Думаю, да. По крайней мере, надеюсь. Вы умеете ставить капельницы?

– В теории, сэр. – Она почувствовала, как неопытность алой буквой проступила на ее форме.

– Не переживайте, Фрэнки. Главное, у вас есть сердце. Остальному я научу.

14 апреля 1967 г.

Дорогие мама и папа,

Привет из Тридцать шестого эвакогоспиталя! Простите, что так долго не писала. Здесь жизнь бежит в бешеном темпе. Большую часть времени я либо напугана, либо измотана. Как только голова касается подушки, я тут же засыпаю. Оказывается, если сильно устать, можно уснуть в любом месте и в любом положении. Сейчас я набираюсь опыта, которого у меня, мягко говоря, не было. Я работаю в неврологии и провожу тут почти все время.

Я уже многому научилась! Каждую смену я проверяю у пациентов реакцию зрачков – свечу им в глаза ярким фонариком и записываю любые изменения, – меняю повязки, обрабатываю раны, слежу за аппаратами ИВЛ, ставлю капельницы, переворачиваю парализованных пациентов каждые несколько часов, а еще тыкаю или щипаю их, проверяя чувствительность. Наверное, звучит не очень привлекательно. И, мама, тебе бы точно не понравилось то, как я сейчас выгляжу, но я набираюсь опыта. Хотя и медленно.

У меня теперь есть две подруги. Этель Флинт – медсестра неотложной помощи из Вирджинии, а Барб Джонсон – операционная медсестра из Джорджии. Они помогают мне не сойти с ума. Мой начальник капитан Смит тоже замечательный. Он приехал из маленького города, что неподалеку от Канзас-Сити. Тебе бы он очень понравился, пап. Он коллекционирует часы и обожает нарды.

Я очень скучаю. Пишите, что вообще происходит в мире. Из газет здесь только «Звезды и полосы», а еще радио Вооруженных сил США. Мы даже о последнем скандале Бёртона и Тейлор ничего не знаем. Очень жду письма!

С любовью,

Фрэнки

Неврологическое отделение с его относительной тишиной стало для Фрэнки идеальным местом, чтобы набраться опыта. Здесь она была спокойна и сконцентрирована, она не боялась обо всем спрашивать капитана Смита, и вместе с практикой пришла уверенность. Чрезвычайных ситуаций в неврологии почти не случалось, а обо всех тяжелых ранах успевали позаботиться в операционном отделении. Почти все пациенты находились в коме, большинству из них нужно было менять повязки. В такой тишине у Фрэнки было время подумать, все осмыслить, перечитать собственные записи в карте пациента. Главной задачей их отделения было стабилизировать состояние пострадавших, чтобы потом переправить их в полевой госпиталь. Серьезнее всего Фрэнки относилась к обезболиванию. Никто из пациентов не мог пожаловаться, что испытывает боль, поэтому она с особой внимательностью оценивала их состояние.

На первый взгляд парни в отделении были просто телами, застрявшими между жизнью и смертью. Мало у кого проявлялась реакция на внешние раздражители, но по мере того, как Фрэнки за ними ухаживала, она все яснее видела перед собой людей, которые надеялись на что-то большее. Каждый солдат напоминал ей о Финли. Она разговаривала с ними, нежно касалась руки. Она представляла, что каждый пациент, запертый в темной пустоте комы, лежит и мечтает о доме.

Фрэнки стояла у кровати девятнадцатилетнего рядового Хорхе Руиса, радиооператора, который спас большую часть своего взвода. Капитан Смит поместил его в самом конце палаты – это значило, что пациент вряд ли доживет до перевода в полевой госпиталь.

– Привет, рядовой. – Фрэнки наклонилась и прошептала ему на ухо: – Я Фрэнки Макграт. Твоя медсестра.

Она придвинула к койке тележку из нержавейки. На ней лежали стерильные бинты, перекись и лейкопластырь. Глаза болели от яркого света ламп.

Фрэнки стала осторожно менять старую повязку на его ноге, не переставая гадать, чувствует ли он что-нибудь.

– Будет немного больно, – мягко сказала она, когда пришлось отдирать засохшую марлю от раны. Хотелось смочить повязку, чтобы было легче ее снять, но тогда рана не будет кровоточить, а это плохо.

Под бинтом Фрэнки искала почерневшие кусочки марли и зеленый гной. Она наклонилась, чтобы понюхать рану.

Порядок. Никакой инфекции.

– Выглядит отлично, рядовой Руис. Многие мальчики завидуют твоему восстановлению, – сказала она, перевязывая рану.

Рядом со свистом вздымался и опускался аппарат ИВЛ, наполняя воздухом впалую грудь пациента.

Суматоха в дверях прервала тишину. Два солдата в грязной и рваной форме ввалились в палату.

– Мэм, – сказал один из них, подходя к рядовому Руису, – как он?

– Он в коме, – ответила она.

– Когда он очнется?

– Не знаю.

Второй солдат встал рядом с другом:

– Он спас нас.

– Знаете, он хотел стать пожарным. В своем захолустье на границе Западного Техаса. Я ему сказал, что он никогда не сдаст экзамен. – Солдат посмотрел на Фрэнки: – Хочу, чтоб он знал, я просто его задирал.

– Он борется. – Это все, что она могла им дать. Толику надежды. В жизни без нее нельзя.

– Мэм, спасибо за то, что заботитесь о нем. Можно вас с ним сфотографировать? Это для его мамы.

– Конечно, – тихо сказала она, думая, как много фотография Финли значила бы для ее семьи. Она склонилась к рядовому Руису и взяла его вялую руку.

Солдат сделал снимок.

– Ему повезло иметь таких друзей. Скажите его маме, что он не один.

Солдат грустно кивнул. Другой вытащил из кармана какой-то значок и протянул его Фрэнки:

– Спасибо, мэм. – Он еще раз посмотрел на своего товарища, и оба солдата вышли.

Фрэнки убрала значок в карман и повернулась к пациенту.

– У тебя отличные друзья, – сказала она, меняя капельницу.

К концу ночного дежурства она еле держалась на ногах. Едва взглянув на Дебби Джон, медсестру, которая пришла заменить ее, Фрэнки вышла из отделения. Было раннее утро, но солнце уже припекало. Она прошла мимо столовой (есть совсем не хотелось), обогнула клуб (желания веселиться тоже не было) и открыла дверь своего барака. Где-то вдалеке слышались автоматная очередь и гул вертолетов – скоро прибудут новые пациенты. Надо успеть поспать, пока еще есть время. К счастью, в комнате никого не было, Барб и Этель в основном работали днем. Уже несколько недель они почти не виделись.

Благодарная за эту относительную тишину, Фрэнки расшнуровала ботинки, убрала их в тумбочку и легла на кровать. Уже через минуту она крепко спала.

– Проснись и пой, принцесса.

– Отстань, Этель. Я сплю. – Фрэнки повернулась на бок.

– Мы с Бабс решили взять тебя под свое крыло. Или крылья? – Этель посмотрела на Барб, та пожала плечами.

Фрэнки застонала и уткнулась лицом в подушку.

– Отлично. Начнем завтра.

– Сегодня, Фрэнк. Ты прячешься у своих полоумных уже полтора месяца. Тебя неделями не видно в клубе. Зачем приезжать во Вьетнам и сидеть в заточении?

– Я пытаюсь стать хорошей медсестрой.

– Как раз этим сегодня и займемся. Поднимайся, пока я не облила тебя водой. Надевай форму. У нас полевой выезд. И захвати фотоаппарат. – Этель стянула с Фрэнки одеяло, обнажив ее бледные ноги.

Ворча себе под нос, Фрэнки встала, надела футболку и форменные брюки, которые до сих пор выглядели как новые – никаких пятен крови. В неврологии кровавых происшествий почти не случалось.

Этель и Барб ждали ее возле столовой.

– Быстрее, Дороти, мы едем к волшебнику. Говорят, раненых сегодня не будет. – Барб улыбнулась и протянула Фрэнки зеленую панаму: – Держи, пригодится.

В лагере царила блаженная тишина – никаких санитарных вертолетов, никаких отдаленных взрывов. Мужчины гоняли мяч, мимо прогромыхал водовоз.

Этель и Барбара направились к армейскому грузовику, который стоял у ворот лагеря. Они забрались в кузов, где уже сидели капитан Смит и несколько вооруженных пехотинцев.

– Запрыгивай, – сказала Барб. – Они не будут ждать вечно.

Фрэнки залезла внутрь и села на металлический пол рядом с одним из солдат. Грузовик тут же ожил, завибрировал и тронулся с места.

– Куда мы едем? – спросила Фрэнки.

– В деревню, – сказала Этель. – Программа по оказанию медицинской помощи гражданскому населению. Что-то вроде медобслуживания для местных. Ты наверняка видела их в палатах. Капитан Смит устраивает такие выезды, как только появляется возможность. Говорит, это напоминает ему о работе дома.

Грузовик миновал пост охраны и выехал за ворота. Разве это безопасно?

Они проехали мимо близлежащей деревни, на улице сушились оливково-зеленые футболки, штаны и рубашки. Дальше поселений было не видно, слева лишь джунгли, справа – грязно-коричневая река. Группка детей резвилась в воде, они смеялись и сталкивали друг друга со старой покрышки.

Фрэнки достала «Полароид» и сфотографировала мальчика с буйволом и старушку в традиционной одежде – длинная рубашка с разрезами и узкие брюки. Такой костюм, как узнала Фрэнки, называется аозай. Вьетнамка несла плетеную корзину, полную фруктов.

Солдаты в кузове выпрямились и нацелили оружие на деревья.

– Будьте начеку, – сказал один. – Тут снайперы.

Фрэнки опустила фотоаппарат и стала пристально вглядываться в джунгли. Где-то там могли скрываться вражеские стрелки. Она представляла, как в этих зарослях слоновой травы сидят солдаты и целятся в грузовик. Фрэнки прошиб холодный пот. Она тряслась на неровностях дороги, придерживая панаму.

Грузовик с шумом мчался по размытой ухабистой дороге, мимо проносились зеленые пейзажи. Свидетельства войны были повсюду: выжженная земля, мешки с песком, мотки колючей проволоки, летающие над головой вертолеты и звуки взрывов где-то вдалеке. На зеленом полотне джунглей проглядывало множество рыжих пятен – там войска США распылили гербицид «Агент Оранж», который убивает растительность. Это мешало врагам прятаться.

Фрэнки наблюдала, как вьетнамки в соломенных шляпах бродят по рисовым полям и меж высокой травы, одетые в струящиеся аозаи, как работают под палящим солнцем с детьми, привязанными сзади.

Грузовик начал подниматься в гору и остановился на плато – с холма словно срезали верхушку – там и располагалась деревня. Дворы и садики были аккуратно огорожены, дома из бамбука стояли на высоких сваях. В этой глухомани люди жили так же, как веками жили их предки, – выращивали рис и охотились с арбалетом.

Деревня была построена вокруг красивого, но обветшалого каменного здания, пережитка французской оккупации. Местные жители – маленькие сгорбленные старички и старушки с тонкими шеями, худыми руками и зубами, почерневшими от постоянного жевания бетеля, – вышли из хижин и выстроились в линию перед грузовиком. Они сложили ладони и почтительно склонили головы.

Этель приподнялась в кузове.

– Осторожно, – сказал один из пехотинцев, – чарли везде. Они вешают бомбы на детей и старух. И скрываются даже в кустах.

Фрэнки осмотрелась. Бомбы… на детях? Как тогда отличить врага от союзника? Как понять, что перед тобой вьетконговец, чьи бомбы унесли жизни стольких солдат?

Она внимательно вглядывалась в местных жителей в легкой темной одежде. Среди них совсем не было молодых – ни женщин, ни мужчин, – только дети и старики. Может, у кого-то из них нож в рукаве или пистолет за поясом?

– Ладно, ребята, – сказала Барб, – не тряситесь.

– За работу, – сказал капитан Смит.

Команда медиков спрыгнула на красную землю.

Фрэнки вылезла последней. Как защитить себя от невидимых врагов?

Капитан Смит взял ее за руку:

– Ты отличная медсестра, Фрэнки. Давай, покажи им.

Она кивнула, и капитан направился к пожилому смуглому мужчине с черными зубами, ростом он был не выше десятилетнего американского мальчика. Старик улыбнулся, по лицу побежали глубокие морщины. Он поманил капитана Смита скрюченным пальцем и двинулся в сторону полуразрушенной французской виллы. Каменные стены виллы были усеяны следами от пуль, в некоторых комнатах стен не было вовсе. На полу лежали плетеные циновки. В большом очаге горел огонь. В черном котле что-то кипело и булькало, наполняя сырую комнату насыщенным ароматом специй.

Старик взял глиняный кувшин, показал капитану Смиту и робко сказал:

– Бак си, ка мон.

Он сделал большой глоток и протянул кувшин врачу.

Что это за жидкость? Он же не будет это пить?

– Кажется, это значит «спасибо вам, доктора», – сказала Барб.

Она взяла кувшин у капитана, отхлебнула из него и передала Фрэнки.

Фрэнки недоверчиво посмотрела на глиняное горлышко и медленно поднесла кувшин к губам. Она сделала небольшой глоток и удивилась – вкус был сладкий с небольшой кислинкой, напиток чем-то напоминал вино.

Старик улыбнулся, кивнул и сказал что-то на вьетнамском.

Неуверенно улыбнувшись в ответ, Фрэнки сделала еще один глоток.

После приветственного ритуала медики принялись за работу. Все объяснялись на пальцах. Местные ни слова не понимали по-английски. Врачи и медсестры оборудовали выездную поликлинику со смотровым столом в пустой хижине с соломенной крышей. Еще один стол поставили на улице и принесли туда тазик с мыльной водой, чтобы вычесывать у детей вшей и промывать болячки. Повсюду летали мухи, от которых было некуда деться. Водитель грузовика раздавал детям конфеты, они крутились рядом и просили еще.

Следующие несколько часов Фрэнки провела на старой вилле в окружении местных жителей. Дети и старики терпеливо ждали своей очереди на осмотр. Фрэнки раздавала лекарства от глистов, антациды, аспирин и таблетки от малярии. Она проверяла зубы, заглядывала в ушные каналы, прослушивала сердечный ритм. Очередь почти подошла к концу, как вдруг рядом с Фрэнки появился мальчик, на вид ему было не больше пяти. Он был в шортах и рубашке с коротким рукавом, ноги и неровно подстриженные черные волосы измазаны красной грязью. Он ничего не говорил, не дергал ее за рукав, просто стоял рядом.

– Что такое, малыш? – спросила она, отпустив последнего пациента.

Мальчик улыбнулся, и сердце Фрэнки растаяло.

Она взяла его на руки. Мальчик обхватил ее руками и ногами, посмотрел в глаза и что-то сказал на своем языке.

– Я не…

Он выскользнул из объятий, взял ее за руку и потянул за собой.

Он хотел, чтобы она пошла за ним. Фрэнки обернулась. Все были заняты. Этель снаружи ставила уколы, а Барб обрабатывала рану от мачете у пожилой женщины.

Фрэнки колебалась, ведь ее просили быть осторожной. Чарли могли прятаться где угодно.

Мальчик потянул настойчивее. Он выглядел таким крошечным и таким невинным. Бояться, кажется, было нечего.

– Ну хорошо, – сказала она.

Они шли по полуразрушенному коридору, где сквозь потрескавшиеся каменные плиты пробивалась виноградная лоза и подобно щупальцам расползалась по черному, заплесневелому полу. Мальчик остановился перед деревянной покосившейся дверью, посмотрел на Фрэнки и что-то спросил.

Она кивнула.

Он открыл дверь.

Фрэнки почувствовала запах гнили и нечистот.

В слабом мерцании свечи было видно, что на циновке лежит ребенок, накрытый грязными одеялами. Рядом стоял горшок. Фрэнки прикрыла нос платком и подошла ближе.

Это оказалась девочка лет тринадцати с черными спутанными волосами и желтой кожей. Левая рука была замотана грязной кровавой тряпкой.

Фрэнки опустилась на колени, и девочка с опаской посмотрела на нее.

– Я не сделаю тебе больно, – сказала Фрэнки, осторожно снимая грязную повязку. В нос ударил запах гнили. Рука была до того искалечена, что уже мало походила на руку. Из ран сочился зеленый гной. Из одного из почерневших пальцев торчала кость.

Почерневшие пальцы. Гангрена. Фрэнки читала об этом, но своими глазами никогда не видела.

Мальчик что-то сказал, и девочка отчаянно замотала головой.

– Оставайся здесь, – сказала ему Фрэнки, бережно отпустила искалеченную руку, а сама вышла и побежала по коридору на свежий воздух. – Капитан Смит! Быстрее! И захватите сумку.

Фрэнки вела доктора в темную, затхлую комнату. Он почти бесшумно шагал по каменному полу, попадая в ритм ее учащенного сердцебиения.

Капитан опустился на колени рядом с девочкой, осмотрел раны и тяжело вздохнул.

– Она работает на фабрике по производству тростникового сахара. Это травма от вальца.

– Как ей помочь?

– Мы могли бы отправить ее в Третий полевой госпиталь. Там есть отделение для вьетнамцев, но здесь местные жители полагаются только на собственные силы. Они ни за что ее не отпустят, да и мы не можем обещать, что она вернется. С ампутацией и антибиотиками у нее будет шанс. Если ничего не сделать, она умрет от инфекции.

Они посмотрели друг на друга, но каждый понимал, что вариант только один. Они должны попытаться спасти девочку.

– Я позову Этель…

– Нет. Мне нужна ты, Фрэнки. Скажи мальчику выйти.

Фрэнки ощутила подступающую панику, но капитан Смит уже открывал сумку. Он достал шприц и сделал девочке анестезию. Когда она закрыла глаза и обмякла, капитан достал пилу:

– Подержи, Фрэнки.

Мальчуган убежал.

Доктор Смит ввел морфин.

– Держи за предплечье, – сказал он. – Крепко.

И она держала изо всех сил. Ампутация была такой безжалостной, что несколько раз Фрэнки приходилось отвернуться. Когда все закончилось, девочка еще не пришла в себя, и Фрэнки стала аккуратно обрабатывать культю и накладывать белую чистую повязку. Закончив с перевязкой, Фрэнки обернулась и увидела у стены худенькую пожилую вьетнамку, лицо у нее было мокрое от слез.

– Может, это ее бабушка, – тихо сказала Фрэнки.

– Дай ей антибиотики и попробуй объяснить, что с ними делать, – сказал капитан. – И покажи, как менять повязку.

Фрэнки кивнула. Она подошла к молчаливой старушке и стала всеми доступными способами объяснять, как позаботиться о девочке.

Женщина очень внимательно следила за всем, что показывала Фрэнки, и понимающе кивала, а затем низко поклонилась.

Фрэнки вручила старушке антибиотики с бинтами и поспешила за капитаном Смитом. Они вместе вышли из здания и направились к грузовику, и тут кто-то дернул ее за рукав.

Это был тот самый мальчуган, он протянул руку и раскрыл ладонь. В ней лежал гладкий серый камень. Мальчик что-то пролепетал и потряс рукой. Фрэнки поняла, что для мальчика это была настоящая драгоценность.

– Эта девочка – твоя сестра? – спросила она.

Он улыбнулся и снова потряс рукой. Она осторожно взяла камень, не желая обижать мальчика, затем сняла с шеи медальон со святым Христофором, который носила с момента конфирмации, и отдала украшение мальчику. От радости у него засияли глаза.

Она убрала камень в карман рубашки и залезла в кузов грузовика. Пока они отъезжали от деревни, все местные снова выстроились в линию и молча смотрели им вслед. Фрэнки вытащила камень из кармана.

Обычный, ничем не примечательный кусочек породы, она бы никогда не обратила на него внимания. Но теперь это был ее талисман. Напоминание о том, что однажды эта девочка вырастет благодаря тому, что Фрэнки сделала сегодня. Да, у девочки не будет руки, ей придется трудно, но она сможет бегать и играть, сможет выйти замуж и родить ребенка.

– Ты отлично справилась, Фрэнки, – сказала Барб. – На тебя еще есть надежда.

Этель достала пачку сигарет.

– Первый шаг к тому, чтобы вытащить нашу девочку из неврологии.

Фрэнки взяла сигарету и закурила.

– А какой второй? – спросила она.

– Золотце, мы работаем над этим, – улыбнулась Барб.