Текст книги "Дороги. Часть первая."

Автор книги: Кристиана Йэнна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Однако в основном ей приходилось учиться в реале. Мышцы становились все тверже, реакция у Ильгет оказалась не такой уж плохой, и откуда-то стала появляться невозможная раньше гибкость. Конечно, здесь помогал нейростимулятор.

Ильгет училась стрелять из любого положения, на ходу, на бегу, в прыжке и в падении, днем, ночью, и вообще на звук с закрытыми глазами, с огромной скоростью. Прицеливание не нужно для лучевого оружия, огонь очень легко скорректировать. Она тренировалась и с тяжеленными «Молниями» и «Сторожами», плюющими в пространство самонаводящиеся спикулы – уникальные крошечные ракеты, разгоняющиеся на ходу и меняющие направление, почти автономные, при попадании в тело противника взрывающиеся с огромной силой. И с оружием, укрепленным на бикре или шлеме тренировались, и с зондами-лазутчиками, и с ручными ракетами. Они отрабатывали приемы против дэггеров, основной ударной силы сагонов – на Ярне тем больше не на что опереться, кроме своей техники, ярнийская армия никакой серьезной силы даже для одного-двух отрядов ДС не представляет.

Продолжался и психотренинг – учились работать против дэггеров.

Дэггеры были основной ударной силой сагонов. Практически неуязвимые – они создавали искажающее поле, которое отклоняло траектории любых ракет, но даже случайное попадание не обязательно вело к поражению – шкура дэггера прочнее меланита, из которого строят корпуса кораблей. Лучевое оружие против дэггеров было совершенно бесполезно. Правда, у чудовищ нашли несколько уязвимых точек, при точном ударе в них можно уничтожить врага. Это глаза и несколько точек в нижней части бесформенного тела. Спикулы и ракеты с искусственным интеллектом могли поражать эти точки прицельно, но и против этого сагоны нашли защиту... Из нескольких десятков выпущенных ракет лишь одна достигала цели. Еще дэггера можно уничтожить, скажем, аннигиляцией – против антивещества, как против лома, нет приема. Но аннигиляторы ведь есть только контактные – или же взрывного действия, а последнее чревато не только для дэггера, но и для пространства вокруг на расстоянии нескольких километров, вообще на планетах запрещено применять такие заряды, хотя изредка все же аннигиляционные ракеты в воздушных боях используют (и уж конечно, используют в космических, где с дэггерами поэтому справиться легче).

Поражающие свойства дэггеров разнообразны, и время от времени появляются новые. Основное их оружие – «плевки». Это действительно выглядит как огненный плевок дракона. Но это не обычный огонь или плазма, никто, собственно, так и не понял, что это такое. По свойствам «плевок» больше всего приближается к шаровой молнии (но притом самонаводящейся). Прямого попадания такого подарка ни один бикр выдержать не может. Хотя полевая защита довольно неплохо держит «плевки».

Кроме того, дэггеры сбивают настройки абсолютно всех приборов, включая даже грависвязь (как им это удается, непонятно), используют химическое оружие в виде газов и ядовитых жидкостей, да и сама «кровь» дэггеров смертельна при попадании на кожу.

Самое известное свойство дэггеров – их психотронное действие. Уже на расстоянии нескольких километров чудовище способно парализовать волю противника непреодолимым ужасом и отвращением, у некоторых вплоть до потери сознания. Поэтому даже воздушные бои с дэггерами вели только члены ДС, прошедшие психотренинг.

Но есть у дэггеров одно слабое место, и до сих пор сагоны ничего не смогли с этим сделать.

Почему-то биороботы смертельно боятся обыкновенных собак. По-видимому, это заложено слишком глубоко в конструкцию их чудовищной психики. Впрочем, и люди не сразу поняли такую простую вещь – собака ничего не может сделать дэггеру, но она легко может его отогнать лаем и преследованием, в результате чего биоробот взлетает, капсулируется и висит в воздухе в виде шара. Или улетает вообще. Правда, подстрелить дэггера в таком положении почти невозможно, даже и ракетой – в этом виде он наиболее неуязвим.

Это не слишком удобно, на собак приходится надевать спецкостюмы (иначе не выжить в бою), а лай транслировать наружу. Но это экономит жизни людей, и поэтому, разумеется, собак широко использовали в ДС.

В 505-м отряде тоже было несколько собак. Бывшие спасатели – Иволга и Ойланг – держали пуделей. Данг и Мира – желто-серых стремительных остроухих танских овчарок. Их тоже постоянно тренировали на полигоне.

Еще Ильгет очень нравились тренировки на скартах.

Летающие снаряды длиной около полутора метров, тонкие, но с утолщением в срединной части, седлом. Достаточно легкие – они пристегивались сзади к бикру, их носили за спиной. На скартах нельзя подниматься высоко – не больше сотни метров, да и не слишком они быстрые, не быстрее обычного флаера. Зато исключительно маневренные. Никакого руля или поручней на скарте нет, руки полностью свободны. Седок удерживается и управляет машиной в основном коленями и ногами – как лошадью, хотя есть и браслет управления, надеваемый на руку.

Однако полеты на скартах требуют немалой тренировки. А тем более, маневры и стрельба со скарта. Ильгет это очень нравилось, больше даже, чем полеты с гравипоясом – там ты чувствуешь себя беспомощной игрушкой ветра, больше, чем на ландере, где ты все-таки внутри машины. Скарт напоминал велосипед – только воздушный, так же надо держать равновесие, так же легко и свободно он двигается. Ильгет, как и другие, впрочем, готова была гонять на скарте часами.

Очередной бой с фантомами дэггеров – на полигоне – длился восемь часов. После него собрались в Центре. Приняли душ, потом последовал обычный «разбор полетов». Ильгет на тренировке убили два раза. Как обычно, за это ей влетело от Дэцина, а Иволга попыталась ее защитить, заметив, что в реальной обстановке люди очень быстро научаются беречься, это тебе не здешние летающие бурдюки и «условный огонь». Долго и с жаром обсуждали тактику. Потом Ойланг заварил чайку. Наконец Дэцин сказал

– Ладно, хватит трепаться. Я думаю, все ясно... там чаек еще есть? Плесните мне в кружечку. Наши агенты прислали подробный информационный фильм о положении на Ярне. Как вы знаете, положение это стремительно меняется. Сегодня мы можем посмотреть самые свежие события.

Ильгет встрепенулась, остальные тоже оживились, заблестели глаза. Дэцин отдал команду циллосу, в шаровидном большом экране появилось мерцание. Начался фильм, отснятый агентами-подпольщиками на Ярне не более месяца тому назад.

Незнакомый мужской голос комментировал события. Ильгет перестала есть, впившись взглядом в экран. Знакомые, родные трехмерные картины Лонгина проплывали перед ней...

Знакомые – но как изменившиеся! Для человека, знающего историю сагонских войн, симптомы были совершенно очевидны. Планета медленно, но верно превращалась в военную сагонскую базу. Скорость, с которой совершалось это превращение, пугала.

На всех предприятиях Лонгина была введена форма, коричневая для работников, черная для охраны. Даже этак щеголевато сшитая, правда, из дешевых материалов. При большинстве заводов появились целые жилые городки для семейных и холостых... Некоторые города начали пустеть, целые многоэтажки в центре стояли незаселенными, зияя черными провалами окон, в то время как на окраине, вокруг биофабрики или военного завода, взлетали новые белоснежные корпуса «современного жилья». Кое-где началась и перестройка городов... сносились старые памятники, здания. Но главное – все люди постепенно попадали под контроль стремительно растущей Народной Системы. Материальное богатство росло, люди получили новые, ошеломляющие возможности – жить почти как в Федерации, достаточно лишь работать на предприятиях Системы. Платили очень хорошо, впрочем, и всяческий бизнес поощрялся, все предприятия, включая военные, были частными. Рынок рос и развивался. Психологически новые возможности, новые материальные достижения, продукты и товары легко убеждали людей в том, что Система права. Армия, ставшая профессиональной, с легкостью одерживала одну победу за другой. Пала Аргвенна, теперь на очереди стоял заокеанский Тарас, уже почти полностью захваченный, осталось лишь выловить «террористов-боевиков» – еще сопротивляющееся местное население. Дэггеры и сагонское оружие использовались в боевых действиях совершенно открыто.

Средний лонгинец, как правило, состоявший в Системе, а следовательно, прошедший полное психологическое обследование и находящийся под постоянным контролем Психологической Охраны (появилось и такое подразделение), жил совершенно беспечно и счастливо. Его армия состояла из одних героев, легко побеждающих Мировое Зло, с непревзойденной техникой... Его работа была несложной, все проблемы легко решались, а назойливая и обильная реклама вокруг побуждала день и ночь думать об улучшении своего благосостояния и удовлетворении желаний. И только об этом. Террористы– воплощения Мирового Зла – были где-то далеко, его собственная страна гуманна и прекрасна. Ни о чем серьезном просто не нужно было задумываться.

Правда, некоторые люди не могли найти работу. Они куда-то уезжали, вербовались... никто ничего не знал об их судьбе. Попали они в Аргвенну и были там убиты? Завербовались на строительство новой биофабрики?

Агент предположил, что уже началось планомерное уничтожение тех, кого очевидно не удастся перестроить для нужд Системы. Впрочем, сагонам и не нужно такое количество людей, и половина населения Лонгина так или иначе будет уничтожена. Позже. Когда уже не будет необходимости доказывать людям преимущества Системы.

Совсем иначе обстояли дела в других странах – две трети мира были уже захвачены Лонгином.

Там тоже появилась Народная Система, частично из местного населения. Все члены Системы, носившие ту же черную форму, находились под постоянным психоконтролем. В других странах только начали строиться сагонские объекты. Население же пока страдало невыносимо – и от экономических последствий войны, и от безумного разгула криминальных элементов в результате анархии, и от действий самой Системы, борющейся с «террористами». Квиринцы видели на экране голодающих, больных детей, горы трупов после очередной перестрелки партизан с охраной, сожженные поселки, людей в землянках в лесу... Ненависть к Лонгину во всем мире была сильна. Все еще. Еще не захваченные государства пытались создавать какие-то коалиции. Они были обречены, и понимали это.

Лонгин, безумно распухший от свалившегося богатства, уже начал «оказывать помощь» людям на захваченных территориях, уже многих прикормили (а куда деваться людям, лишенным пропитания для своих детей и возможности хоть как-то это пропитание заработать?) Началась пропаганда лонгинских ценностей и охват населения психоконтролем. Но пока и в самом Лонгине Системе хватало работы, и на весь мир она еще не распространилась.

Дэцин выключил экран, повернулся к бойцам.

– Ну вот такие дела... Это все. Предположительно, ко времени акции ситуация изменится количественно, но не качественно. То есть процесс пойдет дальше, но в целом все примерно останется как есть. Лонгину сейчас важнее захватить весь мир – а тогда уже навязывать всем Систему. Пока этого не произошло, важно нанести удар.

– Почему? – тихонько спросила Ильгет.

Дэцин посмотрел на нее, помолчал.

– Ильгет, специально для тебя я повторю общеизвестные вещи. Цель любой нашей акции – не убийство сагонов. Их все равно невозможно убить. Цель нашей акции – нанести информационный удар, то есть переубедить население так, чтобы оно отказалось подчиняться сагону. Чтобы на много лет вперед у населения планеты возник иммунитет против новых информационных атак. Чтобы сагоны больше никакими ходами не смогли обмануть людей.

Сейчас ярнийцы находятся в отрицательной фазе. Они убеждены, что сагоны – их благодетели. Точнее, они даже не в курсе, что их ведут сагоны, но убеждены, что Народная Система и все, что происходит – во благо. Соответственно, все, кто убеждает их в обратном или борется против системы – враги или предатели.

Наша задача перевести их в фазу положительную, то есть убедить, что это именно сагоны, что они преследуют свои цели, что они собираются уничтожить человечество Ярны. Это правда. Но убедить в правде еще труднее, чем убедить в какой-либо лжи. Один из ходов, который мы будем использовать в этой войне – информационной войне – это смена правительства и разрушение Народной Системы. Для этого нам понадобится война физическая. В некоторых случаях удавалось обходиться без нее. Но очень редко. Но не будем забывать, что военные действия – всего лишь один из моментов, один из этапов информационной войны. Что поменять на Ярне правительство – важная задача, но далеко еще не все, что нужно.

Мы должны убедить все народы Ярны и правительства в том, что их вели сагоны, и сагоны – их враги. Мы должны настроить их так, чтобы инвазия больше никогда не повторилась. Лучше всего, если они согласятся потом на сотрудничество с Квирином.

Исходя из этой основной задачи, когда выгоднее всего начинать военные действия?

Дэцин прищурился.

Ильгет пожала плечами.

– Когда сагоны окончательно превратят планету в свой отстойник, нам действовать легче всего – люди откровенно страдают, никто уже не питает иллюзий, мы их освобождаем, эммендаров убиваем, все рады и счастливы. Но тогда, Ильгет, спасать уже будет нечего. Сагоны понимают, что им трудно сейчас выдержать прямое военное противостояние с нами, и они будут стремиться долго балансировать, сохраняя Систему для людей. И когда они решатся на последнее – уничтожение цивилизации – спасать там будет уже некого и нечего. Ярна погибнет как целое.

Начать действовать год назад? Для всего населения Ярны мы были бы объектом ненависти, и не совсем необоснованной, информационную войну мы бы проиграли, еще не начав. Чего мы добились бы – ну уничтожить всю сагонскую инфраструктуру, а сагоны начнут заново работать с воодушевленным населением.

Начать действовать годом позже, когда вся Ярна войдет в Систему, все будут жить хорошо и работать на сагонов? То же самое – нас все будут дружно ненавидеть, еще больше, чем раньше.

Сейчас наступит идеальный момент – лонгинцы полностью во власти иллюзий, но во всех остальных странах население сильно страдает, и мы будем работать именно с другими странами, играя на их ненависти к Лонгину. Тебя это не смущает? Ты лонгинка.

Ильгет опустила глаза и сказала негромко.

– Я уже делала это. Я убивала.

Дэцин кивнул.

– Убивать мы будем по минимуму. Это один из элементов информационной войны – мы не хотим зла ярнийцам. Они это поймут. Но и ты пойми. В Лонгине нам придется просто... одержать военную победу, полную, разбить их. И потом на правах победителей доказывать свою правоту. Это будет выглядеть некрасиво, я сразу тебе об этом говорю. У нас просто нет другого выхода.

Ильгет помолчала и сказала.

– Дэцин, вы извините... я не хочу ничего сказать, но... почему нет выхода? У меня почему нет, понятно, я лонгинка. Я не хочу, чтобы моя планета была уничтожена сагонами. Но у вас-то? Ведь это не ваш мир.

Гэсс шумно втянул воздух носом. Мира ткнула его в бок.

– Мы не можем оставить это так, – спокойно сказал Дэцин, – или они доберутся до Квирина. Это их цель. Если они доберутся, после этого, Ильгет... по большому счету защищаться будет некому.

– Неужели Господь допустит такое? – Ильгет прямо и требовательно смотрела на командира.

– Не допустит. Он подарит нам победу, – Дэцин ответил таким же прямым взглядом, и еще какая-то сумасшедшая непробиваемая уверенность блеснула в его глазах, Ильгет даже страшно стало, но похоже, Дэцин был твердо убежден, что защита от сагонов – его миссия, вложенная свыше в его собственные руки.

Льющийся сверху золотой свет...

Золотой свет...

Пение – на три голоса, на четыре, пели старинный эдолийский церковный гимн, Ильгет уже выучила его и подтягивала в сопрано.

– Радуйся, радуйся, Мария, Господь с тобою...

Юная дева, послушная воле Божьей,

Грех праматери Евы преодолела... Бога моли о нас, Царица Небесная!

Золотой свет, и если поднять глаза выше – крест, Распятие под полупрозрачным сияющим конусом, центр всего храма. Ильгет не поднимала глаз. Отец Маркус начал молитву.

Прямо перед Ильгет – Данг и Лири, светлые волосы Лири уложены в узел, она вся словно светится, подумала Ильгет. Она так счастлива. Чуть кольнуло в сердце... прости, Господи, сказала Ильгет про себя, до каких же пор чужое счастье будет вызывать мою зависть. Чувство, что я так одиноко и печально стою у края дороги, а они идут мимо, счастливые. Но это действительно, так оно и есть, просто это мой крест, а у них свой какой-то крест, мне неведомый. Да впрочем, что долго искать – ведь вот сейчас Лири особенно привязана к Дангу, она без него жить не может, а он уходит весной, и может быть, не вернется, какое уж тут счастье. Горькое, тяжелое, и может, так и лучше, что я одинока, и обо мне некому жалеть...

Стыдно, упрекнула себя Ильгет. Молитва идет, а о чем ты думаешь?

– О путешествующих в пространстве, терпящих лишения и бедствия...

– Господи, помилуй!

– О страдающих на всех мирах, о погибающих и терпящих голод, болезни, лишения...

– Господи, помилуй!

– О сражающихся и отдающих свою жизнь за имя Твое, и за благо людей Твоих...

– Господи, помилуй! – эхом отозвалась община.

– О тех, Господи, кто не знает Тебя и не повинуется воле Твоей...

Еще дальше на один ряд стояли Арнис, его мать и сестра с мужем. Арнис жил отдельно от матери, но в церкви всегда стоял рядом с ней. Белла как-то раньше умудрялась всегда выловить Ильгет еще до службы и привести ее тоже к себе, чтобы Ильгет не стояла одна, не чувствовала себя одинокой. И тогда все время службы она ощущала родное, ласковое тепло Арниса, чувствовала его рядом с собой. Но в последнее время Белла перестала звать Ильгет, хотя и подходила к ней сама после службы, разговаривала, расспрашивала о делах.

Началась собственно литургия. Арнис опустился на колени, Ильгет нечувствительно сделала то же самое, и видела коротко стриженный светлый затылок впереди, плечи, вроде бы и не такие широкие, но очень крепкие, она знала это, мощные, под белой тканью скеты – в церковь было принято мужчинам надевать белую рубашку-скету, женщинам – простое однотонное платье. В последнее время Арнис как-то реже стал общаться с Ильгет, хотя занимались они так же часто, как раньше.

Отец Маркус уже разламывал хлеб. Наступала самая волнующая секунда Претворения.

Раздался тихий хрустальный звон.

Эстарги потянулись к Причастию. Ильгет вдруг вспомнила слова Иволги... что, если это правда? Но это же грязь. Не может Арнис быть таким. Не может. Господи, что за стыд, о чем она сейчас думает? Ильгет застыла. Почему она не сказала на исповеди о своих сомнениях – забыла просто? Господи, как стыдно-то! Чья-то рука легла на плечо, Ильгет обернулась. Мира смотрела на нее ласково.

– Иль, ты что? Ты не идешь? Тебе плохо?

И так это было тихо сказано, ласково, заботливо, что Ильгет не выдержала.

– Все хорошо, Мира, спасибо... Иду.

И у алтаря она вместе с другими опустилась на колени и закрыв глаза, ощутила на языке частицу Бога.

Арнис обедал в зале Общины вместе с Иостом. Как обычно. С ним было хорошо молчать. Просто сидеть рядом и есть сосиски. И потом Иост тихонько расскажет о том, как опять, уже в который раз, ходил на хребет Дали, к старому монастырю вместе с орденом святого Петроса. Навигатор все собирался вступить в этот орден мирянином, была у них такая возможность, как бы и монах, но можешь выполнять свою обычную светскую работу. Идеально для эстарга. Возвращаешься из Космоса – и пожалуйста, твоя привычная комната в монастыре, распорядок, молитвы, строгое духовное руководство. Пока Иост присматривался, на присматривание в ордене давали 3 года. В последнее время все темы разговоров с ним плавно съезжали на орден святого Петроса, на историю ордена и христианства вообще, на Эдоли, на литургику...

Арнис любил Иоста. Давно уже. Иост был один из лучших навигаторов Коринты. В ДС вступил не так давно. Белобрысый, маленький, плотный, и среди других совершенно незаметен. Он ничем не выделялся, голос у него был тихий. Зато если кому-то надо срочно заменить зарядный блок или одолжить скарт, Иост всегда оказывался рядом. Любую технику мог починить. А главное – брался за это. И без него уже оказывалось как-то пусто, плохо.

Арнис тоже не любил шума и лишних разговоров. С Иостом ему было легко.

– Хочешь, приходи как-нибудь, у нас вечером всегда Маттис играет на мессе, очень красиво, – сказал Иост. Арнис кивнул.

– Зайду на днях. Маттис, вроде, был известен до того, как ушел в орден? Именно как композитор? Или исполнитель?

– Да, как исполнитель на синтаре, он дважды был в десятке в рейтинге, – сказал Иост, – и композитор он неплохой. Но ты его в церкви послушай!

Арнис ощутил чье-то присутствие справа. Попробовал угадать, не глядя. Не утерпел, скосил глаза. К столику подошла Ильгет. Счастье толчком плеснулось в сердце. Ильгет в золотистом облачке, немного растерянная.

– Привет, Иль, садись с нами, – Арнис подвинул ей стул. Ильгет неуверенно села. Иост радушно заулыбался.

– Хочешь сосисок?

– Нет, – отказалась Ильгет, – я бы стаканчик кринка.

– Сейчас закажем, – Иост убежал. Здесь не было роботов, бегать приходилось самим. Маленькая, тонкая рука Ильгет лежала на столе, и пальчики казались совершенно детскими. До смешного. Арнису захотелось накрыть эту руку ладонью, спрятать ее в горсти. Он сдержался. Вот этими пальчиками можно держать приклад «Молнии»? Бред какой-то.

– Мне кажется, что тебе грустно, Иль? Нет?

– Да нет... не знаю, Арнис. Как-то все гнусно.

Вернулся Иост, поставил перед Ильгет высокий бокал с ванильным кринком. Ильгет взглядом поблагодарила его. Иост просиял.

– Что гнусно? – спросил Арнис.

– Да война вся эта... Не знаю.

– Конечно, гнусно, – сказал Иост, – ты бы, Иль, не ходила туда лучше. Оставалась бы на Квирине. Тебе и так досталось, на всю жизнь вперед хватит.

– При чем здесь это, – Ильгет отхлебнула кринк, – какая разница, ну останусь я. Я буду чистенькая и хорошая, а кто-то будет убивать. За меня. Я буду об этом знать. Грязь это все, вот что. Как вспомню, тошнит просто. Может, эти люди, которых я там убивала, может, они и не виноваты вовсе. Да если и виноваты, они ведь живые. Понимаете , живые люди. А я...

Арнис накрыл ее руку ладонью.

– Да, Иль, – сказал он, – все это правда. Но нам надо защитить Квирин. Сагоны все время пытаются к нему подобраться.

– Я знаю это, – Ильгет посмотрела на него, – но подумай, как это выглядит! Мы приходим на чужие планеты. То есть это вы на чужие, а я еще хуже, я предатель, который воюет против собственного народа.

– Да, поэтому деятельность ДС и держится, насколько это возможно, в тайне, – сказал Иост.

– Насколько возможно, – пробормотал Арнис, – к нам в Галактике потому плохо и относятся.

– А какая альтернатива... – сказал Иост, – сагоны все равно хуже.

Они помолчали. Все это было понятно. Но от этого не менее гнусно.

– Хватит, ребята, сопли разводить, – сказал Арнис, – ведь ясно, что этого хочет Бог. Чтобы мы убивали сагонов. Сагоны прокляты. Война есть война. В конце концов, нас... наших... тоже убивают.

– Правильно, – кивнул Иост. Ильгет посмотрела на него. Потом на Арниса.

– Вот послушаешь вас, и вроде тоже думаешь – все правильно. А потом...

– Лучше приходи к нам, – сказал Иост поспешно, – вот с Арнисом приходи вечером на службу. Послушаешь, как Маттис играет.

– Неужели бывает красивее, чем в Квиринусе? – Ильгет улыбнулась, – приду, конечно.

Иволга решила остаться у Ильгет на все выходные. У детей все равно был школьный поход, а с мужем Иволга обычно как-то не стремилась остаться. Так или иначе, Ильгет очень обрадовалась, когда после учений Иволга заявила, что не прочь провести выходные у лучшей подруги.

В пятницу они сразу завалились спать – весь день бегали по полигону, проводя совместные учения с армией, потом – «разбор полетов», Дэцин ужасно возмущался отвратительным согласованием действий, потом последовала длительная дискуссия... Женщины добрались до дома уже без задних ног.

В субботу после завтрака Ильгет села заниматься по программе эмигрантского минимума, а Иволга полезла в Сеть, в свой клуб терранских переводчиков, что-то там делала, с кем-то общалась, потом завалилась с микропленкой и демонстратором на диван. Потом у Ильгет по плану следовали занятия психотренингом и тренировка в Космоцентре – невесомость, центрифуга и симулятор боевого ландера. Ильгет, в отличие от большинства квиринцев, не могла позволить себе роскошь отдыхать два дня в неделю.

Таким образом, всю субботу Иволга и Ильгет практически не сталкивались. Только к шести вечера Ильгет освободилась.

– Значит так, – решила Иволга, – я хочу посмотреть на Коринту. А то сидишь на этой Алорке... конечно, дом, дети, но я-то привыкла к городу. Надоело. Пойдем пошляемся?

Она свистнула своего пса, черного Карлсона, закинула за плечо гитару.

– А вдруг пригодится?

Дом Ильгет находился не так уж близко к центру, но все же подруги решили идти пешком. Около часа они шли неторопливо, весело болтая, по тенистой, полого сбегающей к морю наискосок Серебряной аллее. В Коринте и улиц почти нет – одни аллеи. Сейчас, к вечеру, народа вокруг стало побольше, то и дело попадались парочки, компании, одиночки, бредущие по Серебряной, скартеры и всадники на породистых лошадях обгоняли прохожих, собаки, как и везде в Коринте, бегающие без поводков, подходили обнюхаться с Карлсоном. Иволга рассказывала о Терре. Она вообще часто говорила о своей земле, и пела терранские песни. Ильгет спросила.

– А тебе не хотелось бы вернуться туда?

– Там у меня ничего нет, – ответила Иволга, – мне некуда возвращаться. Нет жилья, нет друзей, ни работы, ни главное – цели, зачем вообще там жить. Да и дети... конечно, это главное – кем они станут на Терре? Правда, у меня там мама, но она теперь знает, где я, я могу немного помогать... Нет, так лучше. А ты почему спросила – тоскуешь по Ярне?

– Есть немного, – призналась Ильгет.

– Ну ты-то скоро побываешь там.

Ильгет посмотрела на Иволгу, подруга сегодня оделась оригинально, в толстый, будто из натуральной нити связанный, расшитый узорами тервак (на терранском языке он назывался «пончо»). И теперь она в этот тервак куталась, будто мерзла, хотя вроде бы, стояла теплынь.

Ильгет была одета просто – серебристая куртка, белые брюки.

– А тебе хотелось бы побывать на Терре – так? – спросила Ильгет.

– Хотела бы я, чтобы Терру захватили сагоны? Ну и вопросик.

– А воевать на Терре?

– Я бы согласилась. Но конечно, такая перспектива меня не радует. Похоже, у тебя угрызения совести? Иль, у тебя никакой совести быть не должно, ты в ДС.

Ильгет удивилась.

– Почему это у меня не должно быть совести?

– Потому что в следующий раз сагон начнет давить на твою совесть. Ведь вы же уверены, что она – голос Божий, а сагон очень быстренько начнет выдавать себя за Бога. Твоя же совесть тебя и убьет.

– Но чем-то же ты руководствуешься в жизни, а, Иволга?

– Ну да, – согласилась она, – я руководствуюсь простым правилом: все, что помогает распространению сагонов во Вселенной – абсолютное зло и должно быть по возможности уничтожено. Даже если это маленький ребенок. А совести у меня нет. Впрочем, не хочу тебе ничего навязывать. Не мне тебя учить, ты больше меня умеешь в смысле противостояния сагону.

Ильгет несогласно фыркнула. Ее всегда удивляло, чего это в ДС к ней так относятся, откуда они взяли, что у нее есть какие-то особые силы. Да, и в последний раз сагон не одержал победу, при прошлой встрече она как-то смогла справиться, но произошло это – Ильгет чувствовала – на таком пределе умственных и душевных сил, что передави сагон еще чуть-чуть, и...

А при первой встрече у нее и вообще никаких сил не оставалось, она была раздавлена не только физически, но и душевно, до состояния полного безразличия ко всему, кроми боли. И то, что сагон с ней почему-то не справился – это полная, никак от самой Ильгет не зависящая случайность.

Перед подругами раскинулась Бетрисанда.

– Перекресток тысячи дорог... – пробормотала Иволга. Они стояли действительно на перекрестке, от которого лучами расходились чудные волшебные аллеи Коринтского парка. Они особенно прекрасны летом, но и сейчас было на что посмотреть, особенно в Хвойной аллее, где вдоль дороги по низу стелились темные разлапистые кустарники, покрытые яркими ягодами, а выше – этажами бурная растительность, вплоть до взлетающих к небу стремительных прямых сосен. Или в Фонарной аллее, где то и дело менялась экспозиция, и появлялись новые чудные светильники, от излучающих скульптур до странных модерновых сооружений со свисающими лампами в виде абстрактных геометрических фигур. Но сейчас было еще слишком светло, а на негорящие фонари смотреть неинтересно. Подруги выбрали Аллею Молчания.

Здесь выставляли свои работы многочисленные скульпторы Коринты. Немного жутковато – идешь в окружении молчаливых и неподвижных лиц, застывших на середине движения тел. Иволга и Ильгет почти перестали разговаривать, разглядывая статуи, от вполне реалистичных обнаженных фигур спортсменов и танцовщиц, эстаргов в бикрах, до совершенно абстрактных, сплетенных, например, из прутьев, конструкций. Ильгет больше всего привлекало что-то среднее, не копии реальных людей, и не абстракции, а то, что называют авторским видением мира. Например, вот эта, сверкающая синеватой сталью, стремительно выгнутая в броске фигура мастера рэстана, утрированные линии, острые углы суставов, удлиненная спина – но невозможно не узнать в этом человека, и даже прием, который он выполняет.

– И как выразительно, смотри, – поделилась она с Иволгой, – все тело в едином порыве, энергия собрана в одну точку, утрированы все линии, которые участвуют в движении... здорово, да?

Иволга подошла к статуе, наклонилась, прочла поясняющую табличку.

– Это Дебора Вейр! – она повернулась к Ильгет, – ну конечно, чего ты хочешь... она в рейтинге не в первой десятке, но знать ее все знают. Сама Дебора!

– Надо зайти, посмотреть в Сети, – пробормотала Ильгет.

– Конечно, посмотри! И наверняка она где-то полностью выставлена, можно и вживую глянуть.

– Если время будет...

Они миновали аллею, детский парк с совершенно фантастическими аттракционами, стоящий на приколе старый скультер времен Третьей сагонской войны, по которому лазали дети и даже более серьезная публика. Прошли Торжок, площадь, где гарцевали на прекрасных обученных конях всадники, где в одном углу пели, в другом – читали стихи, в центре, у разноцветного фонтана, танцевали, кто-то показывал фокусы с обученными собаками. Прошли Арку Тысячи Радуг и стали спускаться к Набережной.