Текст книги "Убитая пирамида"
Автор книги: Кристиан Жак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Где она сейчас?
– Не знаю.
– Я найду. Это и есть то дело, о котором вы хотели меня попросить?
– Нет.
– Говорите.
– Я ищу воина-ветерана из стражи сфинкса. Он вышел на пенсию и вернулся домой, на западный берег. Он скрывается.
– Почему?
– Потому что знает один секрет. Из-за меня этому человеку грозит смертельная опасность. Стоило мне попытаться побеседовать с его товарищем, ставшим пекарем, как с ним тотчас же произошел несчастный случай.
– Какая помощь вам нужна?
– Найдите его. Потом с величайшей осторожностью им займусь я. Кто-то следит за мной; если я сам начну его искать, ветерана убьют, прежде чем я успею с ним поговорить.
– Убьют!
– Я не хочу скрывать ни серьезности положения, ни связанных с ним опасностей.
– Но как судья вы…
– У меня пока нет никаких доказательств, и дело, которым я занимаюсь, находится в ведении армии.
– А если вы ошибаетесь?
– Когда я поговорю с этим ветераном, если, конечно, он еще жив, все сомнения будут рассеяны.
– Я знаю много селений на западном берегу.
– Вы сильно рискуете, Кани. Кто-то, не колеблясь, убивает свидетелей, губя свою душу.
– Позвольте мне действовать на свое усмотрение.
***
В конце недели Денес обычно устраивал прием для капитанов своих транспортных судов и кое-кого из высших чиновников, особенно охотно подписывающих всякого рода разрешения на перевозку, погрузку и разгрузку. Все были в восторге от великолепия огромного сада, водоемов и вольеров с экзотическими птицами. Денес переходил от одного гостя к другому, говорил каждому что-нибудь приятное, справлялся о родных и близких. Госпожа Нанефер щеголяла нарядами.
На сей раз атмосфера была не такой веселой, как обычно. Указ Рамсеса Великого привел в смятение правящую элиту. Одни подозревали других, что те располагают какими-то секретными сведениями и не хотят ими делиться. Денес в сопровождении двух судовладельцев, чьи предприятия он собирался прибрать к рукам, перекупив их суда, вышел навстречу редкому гостю – химику Чечи. Большую часть времени ученый проводил в тайных царских подвалах и редко появлялся среди знати. Этот маленький, угрюмый и неприветливый человек слыл необычайно сведущим и скромным.
– Ваше присутствие для меня большая честь, дорогой друг!
Химик криво улыбнулся.
– Как ваши последние опыты? Разумеется, молчок и рот на замок, но об этом говорит весь город! Я слышал, вы получили необыкновенный сплав, который позволит нам ковать мечи и копья, способные выдержать любой удар.
Чечи в сомнении покачал головой.
– Ну ясное дело, военная тайна! Постарайтесь добиться успеха. При том, что нас ждет…
– Расскажите подробнее, – попросил один из гостей.
– Судя по указу фараона, впереди настоящая война! Рамсес хочет расправиться с хеттами и избавить нас от азиатских царьков, постоянно готовых взбунтоваться.
– Рамсес любит мир, – возразил капитан торгового судна.
– Одно дело – официальные речи, а другое – действия.
– Это настораживает.
– Ни в коей мере! Кого или чего может бояться Египет?
– Но ведь поговаривают, что царский указ свидетельствует об ослаблении власти.
Денес расхохотался.
– Рамсес был и останется самым великим! Не стоит раздувать целую историю из небольшого недоразумения.
– И все же следует проверить наши запасы провизии…
Тут вмешалась госпожа Нанефер:
– Ясно, в чем дело: готовятся новые налоги и реформа налогообложения.
– Нужно же оплачивать новое вооружение, – добавил Денес. – Вот Чечи, если бы захотел, мог бы нам его описать, и решение Рамсеса стало бы более понятным.
Все взгляды обратились к химику. Нанефер, превосходно усвоившая роль хозяйки дома, поспешила увлечь гостей к шатру, где подавали прохладительные напитки.
Верховный страж Монтумес взял Денеса под руку и отвел в сторону.
– Надеюсь, ваши проблемы с правосудием улажены?
– Пазаир не стал настаивать. Он благоразумнее, чем я предполагал. Конечно, он молод и честолюбив, но разве это не похвально? Мы все через это прошли, прежде чем стать уважаемыми людьми.
Монтумес поморщился.
– Но его непримиримый нрав…
– Исправится со временем.
– А вы благожелательно настроены.
– Просто реально смотрю на вещи. Пазаир хороший судья.
– И неподкупный, по-вашему?
– Неподкупный, умный и уважающий тех, кто соблюдает закон. Благодаря таким людям процветает торговля и в стране царит мир. Что может быть лучше? Поверьте, дорогой друг, продвижению Пазаира стоит поспособствовать.
– Вы полагаете?
– При нем не будет никакого лихоимства.
– Да, это следует учесть.
– И все же вы в нерешительности?
– Его активность меня немного пугает. Похоже, он не особенно разбирается в тонкостях иерархии.
– Молодость и недостаток опыта. А что говорит старший судья царского портика?
– Он думает так же, как и вы.
– Ну вот видите!
Новости, полученные верховным стражем почтой из Фив, подтверждали точку зрения Денеса. Монтумес разволновался без всякой причины. Судья озабочен поставками древесины и честностью налогоплательщиков.
Может, не стоило раньше времени беспокоить визиря? Но ведь лишняя предосторожность никогда не помешает.
20
Долгие прогулки по сельским тропам в обществе Северного Ветра и Смельчака, знакомство с документами в конторах стражи, уточнение списка поставок древесины, обход селений, официальные переговоры с управителями и землевладельцами – так протекали дни судьи Пазаира в Фивах. Каждый из них непременно завершался заходом к Кани.
И всякий раз при виде согбенной спины садовника, всецело поглощенного своими грядками, Пазаир понимал, что ни Нефрет, ни пятого ветерана он пока не нашел.
Прошла неделя. Чиновники, подкупленные Монтумесом, одно за другим слали в Мемфис абсолютно бессодержательные донесения о деятельности судьи, Кему ничего не оставалось, кроме как патрулировать рынки и ловить воров. Еще немного, и придется возвращаться в Мемфис.
Пазаир пересек пальмовую рощу, прошел по тропе вдоль оросительного канала и спустился по лестнице, ведущей в сад Кани. Обычно, когда солнце начинало клониться к горизонту, он занимался лекарственными растениями, требующими особых забот и повышенного внимания. Спал он в хижине, но, прежде чем лечь, до поздней ночи поливал грядки.
Сад казался безлюдным.
Недоумевая, Пазаир обошел все вокруг, потом приоткрыл дверь хижины. Пусто. Он сел на каменную оградку и стал любоваться закатом. Взошла луна, и водная гладь засеребрилась в ее лучах. Время шло, и на душе у него с каждой минутой становилось все тревожнее. Что, если Кани обнаружил пятого ветерана, что, если за ним следили, что, если… Пазаир не мог себе простить, что втянул садовника в расследование, которое им не по силам. Если случится несчастье, он первый будет в этом виноват.
Посвежело, по телу пробежал озноб, но судья не двинулся с места. Он будет ждать до рассвета, пока не станет ясно, что Кани уже не придет никогда. Пазаир сжал зубы, все тело у него затекло и ныло; он все корил и корил себя за легкомыслие.
Реку пересекла лодка.
Судья вскочил и побежал к берегу.
– Кани!
Садовник причалил, привязал лодку к колышку и стал медленно взбираться по склону.
– Почему вы так поздно?
– Вы дрожите?
– Я замерз.
– От весеннего ветра и заболеть недолго. Пойдемте в дом.
Садовник сел на пенек, прислонившись спиной к доскам, Пазаир – на сундук с инструментами.
– Вам удалось отыскать ветерана?
– Никаких следов.
– Вам грозила опасность?
– Ни разу. Я покупаю редкие растения то там, то тут, и всегда могу перемолвиться со старейшинами.
Пазаир задал вопрос, который с самого начала готов был сорваться у него с языка:
– А Нефрет?
– Я не видел ее, но узнал, где она живет.
***
Помещение, где Чечи проводил свои изыскания, занимало две большие комнаты в подвале казарменной пристройки. Отряд, который там размещался, состоял из воинов второго эшелона, использовавшихся только на земляных работах. Все думали, что химик работает во дворце, в то время как основные опыты он проводил в этом потайном подземелье. На первый взгляд никакой особой охраны; однако стоило кому-нибудь сделать шаг вниз по лестнице, ведущей в мастерскую, как его бесцеремонно останавливали и подвергали немилосердному допросу.
Чечи был принят на службу во дворец благодаря своим незаурядным познаниям в области прочности металлов. Будучи изначально специалистом по бронзе, он постоянно совершенствовал процесс обработки медного сырья, необходимого для изготовления резцов для каменотесов.
Успехи в работе и серьезное отношение к делу способствовали его постепенному возвышению; в тот день, когда он изготовил инструменты необычайной прочности для обработки блоков храма «миллионов лет» Рамсеса Великого[38]38
Речь идет о Рамессеуме – заупокойном храме Рамсеса II на западном берегу Фив, который призван был обеспечить фараону «миллионы лет» царствования в загробном мире.
[Закрыть], строившегося на западном берегу Фив, его слава дошла до ушей самого фараона.
Чечи вызвал трех своих главных помощников – мужчин в летах и с большим опытом. Подземелье освещали светильники с некоптящими фитилями. Чечи аккуратно и неторопливо раскладывал свитки с последними расчетами.
Помощники в нерешительности переминались с ноги на ногу. Химик разговорчивостью не отличался, но его молчание не предвещало ничего хорошего. Обычно он не вызывал людей так внезапно и резко.
Маленький человечек стоял к собеседникам спиной.
– Кто проболтался?
Никто не ответил.
– Я не буду повторять свой вопрос.
– Он лишен всякого смысла.
– Один сановник на приеме рассуждал о сплавах и новом оружии.
– Этого не может быть! Вас обманули.
– Я при этом присутствовал. Кто проболтался?
И снова молчание.
– Я не могу вести исследования без твердой уверенности в сохранении тайны. Даже если распространившиеся сведения неполны, а значит, неточны, доверие к вам подорвано.
– Иными словами…
– Иными словами, вы уволены.
***
Нефрет выбрала самое бедное и самое удаленное селение в фиванском районе. Оно располагалось на краю пустыни, плохо орошалось и насчитывало на удивление много жителей, страдавших от кожных заболеваний. Девушка отнюдь не была расстроена или подавлена; она радовалась, что вырвалась из когтей Небамона, хотя за свободу и пришлось заплатить многообещающей карьерой. Она будет лечить бедняков доступными ей средствами и вести уединенный образ жизни в сельской местности. Когда какое-нибудь санитарное судно пойдет вниз по реке, она съездит в Мемфис повидать своего учителя Беранира. А он достаточно хорошо ее знает, чтобы не пытаться переубедить.
Уже на второй день по приезде Нефрет вылечила самого важного человека в селении – специалиста по откорму гусей, страдавшего от сердечной аритмии. Длительный массаж грудной клетки и спины вернул ему здоровье. Он сидел на полу рядом с низким столиком, где лежали смоченные в воде мучные шарики, и держал за шею гуся. Птица вырывалась, но он ее не выпускал и аккуратно запихивал катышки ей в глотку, приговаривая ласковые успокаивающие слова. Перекормленный гусь отходил, шатаясь, как пьяный. Откорм журавлей требовал большей сосредоточенности, так как эти птицы норовили стянуть шарики. Его паштет из печени откормленных птиц считался одним из лучших во всей округе.
В результате этого первого исцеления, признанного чудом, Нефрет стала героиней селения. Крестьяне пришли к ней за советом, как бороться с вредителями, угрожающими полям и огородам, а именно кузнечиками и саранчой, но девушка предпочла бороться с другим бедствием, в котором видела причину кожной инфекции у детей и взрослых, – мухами и комарами. Их развелось так много из-за того, что в селении был пруд со стоячей водой, который уже три года никто не чистил. Нефрет велела его осушить, посоветовала всем жителям вычистить жилища и обработала укусы жиром иволги и свежими мазями.
Вот только один старик со слабым сердцем вызывал у нее тревогу; если ему станет хуже, придется отправить его в больницу в Фивы. Необходимость в этом отпала бы, будь у нее в распоряжении кое-какие редкие растения. Она как раз сидела у его изголовья, когда прибежал мальчишка и рассказал, что пришел какой-то незнакомец и справляется о ней.
Даже здесь Небамон не дает ей покоя! В чем еще он ее обвиняет, чего еще собирается лишить? Придется скрываться. Сельчане ее не выдадут, и посланцу старшего лекаря придется убраться восвояси.
***
Пазаир чувствовал, что ему говорят неправду; собеседники явно знали имя Нефрет, хоть и молчали. Предоставленное само себе, маленькое селеньице с домами, открытыми всем ветрам пустыни, боялось вторжения извне; двери перед ним закрывались одна за другой.
Раздосадованный, он уже было собрался уходить, как вдруг увидел женскую фигурку, направлявшуюся к каменистым холмам.
– Нефрет!
Она в изумлении обернулась, узнала Пазаира и пошла ему навстречу.
– Судья Пазаир… что вы здесь делаете?
– Я хотел с вами поговорить.
Солнце играло в ее глазах. Кожа потемнела от постоянного пребывания на воздухе. Пазаиру хотелось излить ей свои чувства, рассказать, что творится в душе, но никак не удавалось выдавить из себя первое слово признания,
– Пойдемте на вершину холма.
Он пошел бы за ней на край земли, на дно морское, в самую глубь преисподней. Идти бок о бок, сидеть совсем рядом, слышать ее голос – это были упоительные моменты настоящего счастья.
– Беранир мне все рассказал. Вы не хотите подать жалобу на Небамона?
– Бесполезно. Многие врачи обязаны ему своим положением и будут свидетельствовать против меня.
– Я обвиню их в лжесвидетельстве.
– Их слишком много, да и Небамон не позволит вам действовать.
Несмотря на теплую весеннюю погоду, Пазаира знобило. Он не удержался и чихнул.
– Вы простудились?
– Я провел ночь на улице, ждал, когда вернется Кани.
– Садовник?
– Это он вас нашел. Он живет в Фивах и возделывает собственный сад. Это шанс для вас, Нефрет: он выращивает лекарственные растения, в том числе и самые редкие!
– Делать снадобья, здесь?
– Почему нет? Ваши познания в фармакологии дают вам на это право. Вы сможете лечить тяжелобольных, и репутация ваша будет восстановлена.
– Не хочется мне затевать эту борьбу. Мне вполне достаточно моего нынешнего положения.
– Не губите свой талант. Сделайте это ради больных.
Пазаир снова чихнул.
– Вас, кстати, это касается в первую очередь. Трактаты утверждают, что насморк разрушает кости, проникает в череп и разъедает мозг. Я обязана предотвратить эту катастрофу.
Ее улыбка, такая добрая, что просто не оставалось места иронии, привела Пазаира в восхищение.
– Так вы примете помощь Кани?
– Он упрям. Если он принял решение, как я могу противиться? Ладно, займемся неотложным случаем: насморк – серьезное заболевание. Закапайте в нос пальмовый сок, а если не пройдет – женское молоко и душистую камедь.
Насморк не прошел и даже усилился. Нефрет привела судью в свое скромное жилище в самом центре селения. Поскольку появился еще и кашель, она решила применить реальгар – природный сернистый мышьяк, называемый в народе средством, «от которого расцветает сердце».
– Попытаемся пресечь развитие болезни. Сядьте на циновку и не шевелитесь.
Она давала указания, не повышая голоса, и голос был столь же мягок, как ее взгляд. Судья надеялся, что последствия простуды затянутся и он сможет долго-долго сидеть в этой скромной комнатке.
Нефрет смешала реальгар, смолу, листья дезинфицирующих растений, растерла все до пастообразного состояния и подогрела. Потом выложила массу на камень, пододвинула к судье и накрыла перевернутым горшком с отверстием в днище.
– Возьмите этот тростниковый стебель, – сказала она пациенту, – вставьте в отверстие и вдыхайте то ртом, то носом. Ингаляция вам поможет.
Даже если и не поможет, Пазаир ничего не имел против. Однако лечение оказалось эффективным. Носоглотка прочистилась, дышать стало легче.
– Озноба больше нет?
– Только усталость.
– Несколько дней советую вам побольше есть и желательно жирную пищу: мясо с кровью и растительное масло к любому блюду. И отдохнуть бы немного не помешало.
– Вот это мне вряд ли удастся.
– Что привело вас в Фивы?
Ему захотелось крикнуть: «Вы, Нефрет, только вы одна!», – но слова застряли в горле. Он был уверен, что от нее не ускользнула его страсть, и ждал, что она, быть может, даст повод ее высказать, однако не желал смущать безмятежное спокойствие девушки, боясь, как бы она не осудила его безумие.
– Возможно, убийство или несколько убийств.
Он почувствовал, как она разволновалась из-за трагедии, не имевшей к ней никакого отношения. Имел ли он право впутывать ее в дело, суть которого не ясна ему самому?
– Я вам полностью доверяю, Нефрет, но не хочу докучать своими заботами.
– Вы ведь обязаны молчать?
– До тех пор, пока не приду к определенному выводу.
– Убийства… это и есть ваш вывод?
– Мое глубокое убеждение.
– Сколько лет уже не совершалось ни одного убийства!
– Пять воинов-ветеранов, составлявшие почетную стражу сфинкса, погибли, упав с головы статуи в ходе проверки ее состояния. Несчастный случай – такова официальная версия армейских властей. Между тем один из них скрывался в селении на западном берегу и работал там пекарем. Я собирался допросить его, но ко времени моего прихода он был действительно мертв. Еще один несчастный случай. Верховный страж организовал за мной слежку, словно я виноват в том, что веду расследование. Плохо мое дело, Нефрет. Забудьте о том, что я вам наговорил.
– Вы хотите отступить?
– Я всей душой люблю истину и справедливость. Отступив, я погубил бы себя.
– Чем я могу вам помочь?
В глазах Пазаира блеснула лихорадка иного рода.
– Если бы мы могли беседовать время от времени, это придало бы мне мужества.
– Простуда может дать осложнения, которые нельзя пускать на самотек. Вам наверняка потребуются консультации.
21
Ночь в гостинице оказалась столь же веселой, сколь изнурительной. Куски жареной говядины, баклажаны со сливками, пирожки в изобилии и восхитительная сорокалетняя ливийка, бежавшая из своей страны, чтобы развлекать египетских солдат. Колесничий не обманул: одного мужчины ей было мало. Уж на что непревзойденным любовником считал себя Сути, но даже ему пришлось спустить флаг и передать эстафету своему начальнику. Страстная, жизнерадостная ливийка принимала самые немыслимые позы.
Когда колесница снова пустилась в путь, у Сути слипались глаза.
– Надо уметь обходиться без сна, мой мальчик! Не забывай, враг атакует, когда ты устал. Да, отличная новость: мы в авангарде авангарда! Первые удары – наши. Если ты собирался стать героем, у тебя есть для этого все возможности.
Сути прижал лук к груди.
Колесница помчалась вдоль Царских стен[39]39
Царские стены – комплекс оборонительных сооружений, защищавший северо-восточную границу Египта.
[Закрыть], грозной цепи крепостей, построенных владыками Среднего царства и постоянно укреплявшихся их преемниками. Эта поистине грандиозная стена, отдельные цитадели которой связывались между собой с помощью костров, была способна предотвратить любые попытки вторжения со стороны бедуинов и азиатов. В Царских стенах, протянувшихся от побережья Средиземного моря до самого Гелиополя, размещались и постоянные гарнизоны, и войска, охранявшие границы, и таможенные службы. Никто не мог ни войти в Египет, ни выйти из него, не назвав здесь своего имени и цели путешествия; торговцы уточняли, какой именно товар они везут, и платили пошлину. Стража отказывала во въезде в страну нежеланным чужестранцам и выдавала пропуск лишь после внимательного изучения документов, должным образом засвидетельствованных столичным чиновником, занимающимся переселенцами. Ибо стела фараона гласила: «Каждый, пересекший эту границу, становится одним из моих сыновей».
Колесничий предъявил документы коменданту одной из крепостей с двускатными шестиметровыми стенами, окруженными рвом. На стенах – лучники, на башнях – часовые.
– Они даже не подумали выставить стражу, – заметил он. – Явно надеются отсидеться.
Десять вооруженных воинов окружили колесницу.
– Вылезайте! – скомандовал начальник поста.
– Вы что, шутите?
– У вас документы не в порядке.
Колесничий сжал поводья, готовый пустить лошадей в галоп. На него нацелились копья и стрелы.
– Немедленно вылезайте!
Колесничий повернулся к Сути.
– Что ты об этом думаешь, малыш?
– У нас впереди битвы получше.
Они сошли на землю.
– Не хватает печати первого форта Царских стен, – объяснил начальник поста. – Разворачивайтесь!
– Мы опаздываем.
– Устав есть устав.
– А мы можем где-нибудь поговорить?
– У меня в конторе, только ни на что не надейтесь.
Разговор был недолгим. Колесничий выбежал из административного помещения, схватил поводья и пустил колесницу во весь опор по дороге, ведущей в Азию.
Колеса скрипели, поднимая облака пыли.
– К чему такая спешка? Ведь теперь документы в порядке.
– Более или менее. Я ударил сильно, но этот идиот может очухаться раньше, чем предусмотрено. У таких упрямцев голова обычно крепкая. Я сам привел документы в порядок. В армии, малыш, надо быть готовым к экспромтам.
Первые дни пути прошли мирно. Долгие переезды, забота о лошадях, проверка снаряжения, ночи под открытым небом, пополнение запасов провизии в селениях, где колесничий связывался с армейскими гонцами или представителями секретных служб, призванных удостовериться, что ничто не мешает продвижению основных сил.
Ветер поменял направление и начал пробирать насквозь.
– Весной в Азии часто бывает холодно, надень плащ.
– Кажется, вы взволнованы.
– Опасность приближается. Я ее чую, как собака. Как у нас с едой?
– Лепешки, мясные шарики, лук и вода на три дня.
– Должно хватить.
Колесница въехала в обезлюдевшее селение; на главной площади – ни души. У Сути подвело желудок.
– Не паникуй, малыш. Может, они все на поле.
Колесница медленно продвигалась вперед. Колесничий схватил копье и зорко смотрел по сторонам. Он остановился у казенной постройки, где жил египетский комендант со своим переводчиком. Пусто.
– Армейское начальство рапорта не получит. Узнает лишь, что произошло нечто серьезное. Типичный мятеж.
– Останемся здесь?
– Я предпочитаю двигаться вперед. А ты?
– Я не уверен…
– В чем дело, малыш?
– Где сейчас полководец Ашер?
– Кто тебе о нем рассказал?
– Его имя в Мемфисе известно всем. Я хотел бы служить под его началом.
– А тебе и впрямь везет. К нему-то мы и должны присоединиться.
– Это он опустошил селение?
– Конечно же, нет.
– А кто?
– Бедуины[40]40
Бедуины вместе с ливийцами постоянно были причиной волнений, которые египтяне подавляли со времен первых династий. В древние времена египтяне называли этих кочевников «те, что на песке».
[Закрыть]. Самые подлые, самые упрямые и самые хитрые существа на свете. Набеги, грабежи, захват пленников – вот их стратегия. Если нам не удастся их истребить, они заполонят всю Азию, полуостров между Египтом и Красным морем и прилегающие провинции. Они готовы присоединиться к любому захватчику, они презирают женщин так же сильно, как любим их мы, они плюют на богов и красоту. Я ничего не боюсь, но эти дикари, с их обкромсанными бородами, намотанными на голову тряпками и длинными одеждами, внушают мне страх. Запомни, малыш, они трусы. Они нападают сзади.
– Они что, перебили здесь всех жителей?
– Вероятно.
– Выходит, полководец Ашер отрезан от основного войска?
– Возможно.
Длинные черные волосы Сути развевались по ветру. Несмотря на широкие плечи и мощный торс, молодой человек чувствовал себя слабым и уязвимым.
– Между Ашером и нами – бедуины. Сколько их?
– Десять, сто, тысяча…
– Десять – терпимо. Сто – многовато.
– Тысяча, малыш, в самый раз для истинного героя. Ты ведь меня не бросишь?
Колесничий снова погнал лошадей. Они неслись галопом до начала оврага с отвесными склонами. Густые заросли кустарника, облепившего скалы, оставляли здесь узкий проход.
Кони заржали и встали на дыбы; колесничий принялся их успокаивать.
– Они чуют ловушку.
– Я тоже, малыш. Бедуины притаились в кустах. Они попытаются перебить ноги лошадям топорами, а когда мы упадем, нам перережут глотку и отрежут яйца.
– По-моему, слишком высокая плата за героизм.
– Благодаря тебе мы почти ничем не рискуем. По стреле в каждый куст, и – во весь опор! Прорвемся.
– Вы так уверены в себе?
– А ты сомневался? Думать – вредно.
Колесничий натянул поводья. Лошади нехотя поскакали через овраг. Сути даже не успел испугаться. Он пускал стрелу за стрелой. Первые две пропали в кустах, где никого не было, третья угодила в глаз бедуину, с воем выскочившему из укрытия.
– Продолжай, малыш!
У Сути волосы на голове встали дыбом, кровь застыла в жилах; он стрелял в каждый куст, поворачиваясь то вправо, то влево с такой скоростью, какой сам от себя не ожидал. Бедуины падали, пораженные кто в живот, кто в грудь, кто в голову.
Камни и колючие заросли преграждали выход из оврага.
– Держись, малыш, будем прыгать!
Сути перестал стрелять и вцепился в борт колесницы. Двое врагов, которых он не успел сразить, метнули в египтян топоры.
На полном ходу обе лошади перепрыгнули через преграду в самом низком месте. Шипы разодрали им ноги, спицы правого колеса поломались о камень, другой камень повредил правый бок колесницы. Мгновение – и экипаж зашатался; но кони последним рывком перетащили его через препятствие.
Несколько сот метров колесница пронеслась, не сбавляя ходу. Оглушенный Сути мотался из стороны в сторону, прижимая к себе лук и с трудом сохраняя равновесие. У подножия холма измученные, покрытые потом и пеной кони неожиданно встали.
– Господин офицер!
Колесничий рухнул на поводья. Между лопаток у него торчал топор. Сути попытался его поднять.
– Запомни, малыш… трусы всегда нападают сзади…
– Не умирайте, господин офицер!
– Теперь ты один будешь героем…
Глаза его закатились, дыхание оборвалось.
Сути долго прижимал к себе тело. Никогда больше колесничий не пошевелится, не приободрит его, не попытается совершить невозможное. Он один во враждебной стране – герой, о чьей доблести знает только мертвец.
Сути похоронил колесничего и постарался как следует запомнить место. Если он выживет, то обязательно вернется и отвезет тело в Египет. Ибо ничего нет страшнее для человека, рожденного в Двух Землях, чем быть погребенным вдали от своей страны.
Вернуться назад значило снова попасть в ловушку, продвижение вперед было чревато столкновением с новыми противниками. И все же он склонился ко второму решению, надеясь быстро добраться до воинов полководца Ашера, если, конечно, их еще не перебили.
Лошадей удалось заставить продолжить путь. Если впереди их ждала новая западня, Сути не сможет одновременно управлять колесницей и стрелять из лука. С комком в горле он поехал по каменистой дороге, которая привела его к полуразвалившейся лачуге. Молодой человек спрыгнул на землю и обнажил меч. Из допотопной трубы шел дым.
– Эй, кто тут есть, выходите!
На пороге появилась молодая дикарка в лохмотьях, с немытыми волосами. В руках она держала огромный нож.
– Успокойся и брось свой нож.
Она была такой хрупкой, совсем не способной сопротивляться. Сути счел осторожность излишней. Но едва он подошел ближе, она кинулась на него и попыталась вонзить лезвие прямо в сердце. Он увернулся, но ощутил жгучую боль в левой руке. Девушка в исступлении нанесла новый удар. Ударом ноги он обезоружил ее, потом бросил на землю. По руке у него текла кровь.
– Успокойся, а то я тебя свяжу.
Она отбивалась с бешеной силой. Он перевернул ее на живот и оглушил ударом в затылок. Решительно, с тех пор, как он стал героем, его отношения с женщинами складывались не лучшим образом. Он отнес ее в хижину с земляным полом. Убогие, грязные стены, жалкая обстановка, закопченный очаг. Сути положил свою жертву на дырявую циновку и связал ей руки и ноги веревкой.
Внезапно на него навалилась неимоверная усталость. Он сел спиной к очагу, вжав голову в плечи, и задрожал всем телом. Из него выходил страх.
Грязь вызывала у него отвращение. Он нашел за домом колодец, промыл свою неглубокую рану и вычистил единственную комнату.
– Тебя бы тоже следовало отмыть.
Он плеснул на девушку воды, она очнулась и заорала. Новый ушат воды заглушил крики. Когда он стал снимать с нее грязную одежду, она завертелась, как змея.
– Да не собираюсь я тебя насиловать, дуреха!
Догадалась ли она о его намерениях? Во всяком случае, она смирилась. Она стояла посреди комнаты голая и, казалось, радовалась омовению. Когда он стал ее вытирать, на лице у нее промелькнуло подобие улыбки. Его удивило, как светлы были ее волосы.
– А ты хорошенькая. Тебя уже кто-нибудь целовал?
По тому, как приоткрылись ее губы и зашевелился язык, Сути понял, что он не первый.
– Если пообещаешь хорошо себя вести, я тебя развяжу.
Глаза смотрели умоляюще. Он снял веревку с ног, погладил икры, бедра и прижался губами к золотистым волоскам на лобке. Она напряглась, словно лук, и обвила его освобожденными руками.
***
Сути проспал без сновидений десять часов сряду. Дала о себе знать рана, он вскочил и вышел из лачуги.
Она украла все его оружие и перерезала поводья колесницы. Кони убежали.
Ни лука, ни ножа, ни меча, ни сапог, ни плаща. Бесполезная колесница увязала в грязи под дождем, зарядившим с самого утра. Герою, превратившемуся в простофилю, одураченному дикой девчонкой, ничего не оставалось, как пешком брести к северу.
В бешенстве он расколошматил колесницу камнями, чтобы она не досталась врагу. В одной набедренной повязке, экипированный, как самый настоящий олух, Сути поплелся вперед под проливным дождем. В его сумке лежали черствый хлеб, обломок дышла с иероглифической надписью, хранившей имя колесничего, кувшины со свежей водой и дырявая циновка.
Он преодолел перевал, пересек сосновый лес, спустился по склону, круто обрывавшемуся в озеро, и пошел по берегу.
Горы становились все более недружелюбными. После ночевки под скалистым уступом, защищавшим от восточного ветра, он взобрался вверх по скользкой тропинке и оказался в пустынной, засушливой местности. Запасы провизии быстро иссякли. Ему все сильнее хотелось пить.
Когда Сути утолял жажду, зачерпнув немного солоноватой воды из неприглядной лужицы, в кустах послышался хруст ломающихся веток. Несколько человек шли прямо на него. Он отполз и спрятался за стволом гигантской сосны.
Пятеро мужчин толкали перед собой пленника со связанными за спиной руками. Их малорослый предводитель схватил его за волосы и заставил встать на колени. Сути находился слишком далеко, чтобы слышать, что они говорят, но вскоре тишину гор рассекли крики избиваемого.
Один против пятерых, безоружный… молодой человек не имел ни малейшего шанса спасти несчастного.
Мучитель осыпал пленника ударами, допрашивал, снова бил, потом приказал приспешникам оттащить его к пещере. Еще один, последний допрос, и он перерезал ему горло.
После ухода злодеев Сути больше часа просидел в неподвижности. Он думал о Пазаире, о его любви к справедливости, к идеалу. Как бы он поступил, столкнувшись с таким варварством? Он и не знал, что так близко от Египта существует мир без законов, где жизнь человека ничего не стоит.
Он заставил себя спуститься к пещере. Ноги у него подкашивались, в ушах все еще раздавались крики умирающего. Несчастный уже испустил дух. Судя по внешности и набедренной повязке, это был египтянин, наверное, воин из отряда Ашера, попавший в руки мятежников. Сути голыми руками вырыл ему могилу внутри пещеры.
