Текст книги "Людовик X, Филипп V, Карл IV. Последние Капетинги (ЛП)"

Автор книги: Кристель Балуза-Лубе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Трудное наследие

Умиротворение разгневанного дворянства

Военные конфликты с Фландрией, создали в королевстве атмосферу почти постоянной войны. Армия королей Франции изначально была феодальной: служба в ней была частью обязанностей вассалов по отношению к своему сеньору, который созывал их для собственных нужд или для службы королю. Эта процедура, приспособленная к коротким военным кампаниям и ограниченная во времени, показала свои пределы при возникновении длительных конфликтов, как это было во Фландрии. Срок военной службы был фактически установлен в сорок дней подряд, и любой новый созыв армии не мог состояться до тех пор, пока не был соблюден должный перерыв. Филипп Красивый, чтобы обеспечить свою армию большим количеством воинов, часто прибегал к созыву арьер-бана (arrière-ban), который до этого времени использовался очень редко и правом созыва которого король злоупотреблял, так как он созывал своих вассалов (ban) вместе с их вассалами (arrière-ban), над которыми не имел прямой власти, так как не обеспечивал их никакими фьефами. Начиная с 1302 года, арьер-бан был даже распространен на всех мужчин, способных носить оружие, дворян и не дворян, вассалов и не вассалов, в рамках общей мобилизации, выходящей за рамки феодальной практики. Таким образом, посредники, а именно бароны королевства, были обойдены, что способствовало развитию королевского суверенитета в ущерб правилам сюзеренитета[174]174
  Cf. X. Hélary, L'Armée du roi de France, op. cit.


[Закрыть]. Такое развитие событий не могло не вызвать недовольства дворянства, которое, и без того потрясенное тяжелыми потерями, понесенными при Куртре, и чередой неудачных кампаний, почувствовало, что их феодальные права были ущемлены. Более того, практика, введенная Филиппом IV, противоречила воинскому призванию дворянства, которое все еще вдохновлялось рыцарством и его ценностями.

Вопрос финансирования войны также был очень острым и подогревал недовольство благородного сословия. До конца XIII века было принято, что король должен "жить на свои", обычные доходы от своего домена: доходы с земельных владений (cens), доходы от рыночных пошлин (tolls, tonlieux), прибыль от чеканки монет, личные доходы (taille), а также все доходы от вершения правосудия (штрафы, конфискация земли, выдача актов Канцелярией). Король также собирал доходы от вакантных епископств (regale)[175]175
  Сбор этих доходов оставался предметом разногласий между королем Франции и папством, которое считало себя законным их бенефициаром. Этот вопрос и лег в основу конфликта между Филиппом IV и Бонифацием VIII.


[Закрыть]. Наконец, с конца XII века десятина (décimes, теоретически взнос в размере 1/10) взималась, с согласия Папы, с доходов церковников в качестве помощи королям за их усилия, затраченные на крестовые походы[176]176
  Первая "саладиновая десятина" была взыскана в 1188 году. Как и юрисдикция королевских судов, эти десятины в конечном итоге стали источником конфликта с папством, которое хотело получать их часть. Во времена Авиньонских Пап десятины делились с папством. В описываемую эпоху они послужили основанием для безвозмездного дара, выплачиваемого королю собраниями духовенства.


[Закрыть]. Даже если эти доходы увеличивались с ростом размеров королевского домена, они оставались, при правлении Филиппа IV, намного ниже потребностей короля. Помимо расходов на войну, рост цен, особенно на предметы роскоши, и развитие административного аппарата привели к резкому увеличению числа офицеров получавших жалованье. Рационализация управления имуществом и Казначейством была уже недостаточна, чтобы справиться с этими растущими расходами. Например, примерно в 1290–1295 годах весь королевский домен обеспечивал казну от 400.000 до 600.000 ливров в год. Это было не очень много, в то время как жалованье служащих королевского Отеля составляло от 100.000 до 200.000 ливров в год. Также необходимо было вознаграждать, оплачивать, а иногда и премировать чиновников и сотрудников центральных и местных учреждений (членов Парламента, служащих Счетной палаты, бальи, сенешалей, советников, посыльных, сержантов и т. д.). В дополнение ко всему этому были расходы на работы по перестройке дворца Сите, а также расходы на содержание королевских резиденций. Обычного дохода, которого и так едва хватало в мирное время, было совершенно недостаточно для удовлетворения потребностей, вызванных ситуацией почти постоянного военного конфликта[177]177
  J. Favier, Philippe le Bel, op. cit., p. 137 sq.


[Закрыть].

Чтобы справиться с нехваткой средств, Филипп IV использовал все имеющиеся в его распоряжении финансовые возможности. Во-первых, он прибегнул к займам, обложил евреев (регулярно облагаемых налогом под предлогом того, что они практиковали выдачу ссуд под проценты) и требовал десятину с церковников; также он собирал помощь с вассалов и наконец, обратился к манипуляциям с монетой. Это заключалось в изменении веса или доли драгоценного металла в монетах при их чеканке. При этом король получал прибыль, поскольку присваивал разницу между себестоимостью денежной эмиссии (стоимость металла) и объявленной стоимостью отчеканенных монет, которая, как правило, была завышена, и таким образом, возвращал в оборот меньше драгоценного металла, чем получал. Король также мог изменить обменный курс существующих монет с помощью специального указа, например, обесценив чеканную монету по отношению к счетным деньгам, что позволяло ему требовать больше монет при сборе доходов с земельных владений (ренты, цензов и т. д.). Содержание драгоценного металла в монете, которая была обесценена в 1295–96, 1303 и 1311 годах, а затем переоценена в 1306 и 1313 годах, не оправдывало ее официальный курс. Все это вызвало недовольство населения и привело к накоплению на руках старых монет и, как следствие, к кризису в торговле.

Филипп Красивый также ввел косвенные налоги с перевозок и продажи товаров (aids и gabelles)[178]178
  Термин габель (gabelle) относился в первую очередь к налогу, взимаемому с продажи соли, цена на которую была установлена королем с 1315 года, но он мог иметь и более широкое значение.


[Закрыть] и обобщил взимание aids и откупных, выплачиваемых вместо военной службы. Начиная с XII века, возможность откупа от феодальной помощи (то есть военной службы) развивалась под названием écuage, но эта договорная помощь постепенно выходила за пределы круга одних только вассалов. Филипп IV обратился с просьбой к городам и общинам, утверждая, что сложились исключительные обстоятельства. Так возникло прямое налогообложение. Хотя этот способ пополнения казны существовал с середины XIII века, он использовался редко и предварительно согласовывался с налогоплательщиками. В 1295 году был установлен первый налог в размере одной сотой от стоимости имущества – недвижимости, мебели, денежного дохода, и касался всех, кто не был ни рыцарем, ни оруженосцем и не мог носить оружие. Этот налог изначально воспринимался как временный вклад в военные усилия без личного вооруженного участия. На самом деле это было лишь обобщением "помощи армии" – штрафа, налагаемого королем на тех своих вассалов, которые, будучи призваны в армию, отказывались от службы в ней. В январе 1296 года ставка налога была удвоена до одной пятидесятой части от стоимости имущества. Наконец, был введен новый прямой налог для финансирования королевских войн, фуаж (fouage) которым облагались все домохозяйства (семьи) королевства[179]179
  В Средневековье существовало два типа налогов. Либо квотный налог, взимаемый с каждого человека (capitation) или с каждой семьи/семьи (fouage) без различия состояния или дохода, но при этом было довольно сложно предсказать, сколько будет собрано денег; либо распределительный налог, то есть сумма, которую нужно было собрать, устанавливалась заранее и распределялась, обычно в зависимости от богатства налогоплательщиков. Король предпочитал этот вид налога по соображениям эффективности. С конца XIV века он стал называться талья (taille), не путать с taille seigneuriale, который был старше.


[Закрыть]. В отсутствие земельного кадастра и реальной налоговой администрации этот налог собирать было легче всего.

В таких условиях дворянам становилось все труднее собирать сеньориальный налог, талью (taille), взимание которого встречало все большее сопротивление и опасаясь разорить или лишиться своих подданных, сеньоры были вынуждены сокращать свои сборы. Поэтому именно в такой напряженной атмосфере Филипп IV объявил в 1313 году о введении нового налога, предназначенного для субсидирования Фландрской войны. Недовольство и без того обиженной знати росло по мере провала военных кампаний, тем более что сбор помощи с вассалов продолжался, несмотря на прекращение военных действий. 6 октября 1314 года был издан новый указ о запрете рыцарских турниров, который и разжег пожар мятежа.

Дворяне севера и востока королевства сыграли ведущую роль в зарождении протестного движения, начало которого было положено в Артуа. Во главе движения стояли влиятельные лица, в частности, барон из графства Булонь Жан де Фьенн, сеньор Тенгри и Рюмингем, шателен Бурбура. На его стороне выступили Ферри де Пиквиньи, сеньор де Айи-сюр-Сом и де Виллер-Фокон, и два его брата, принадлежавшие к роду видамов Амьена. Видам был очень престижной должностью, он командовал войсками епископа Амьенского, и на протяжении нескольких поколений она принадлежала сеньорам де Пиквиньи. Жерар Кьере, сенешаль Аженуа, и его братья поддержали их. Они были членами пикардийской семьи, родом из Виме, которая поставляла каноников в капитул Амьенского собора. Поэтому они были значимыми людьми в королевстве, связанными семейными и клиентскими отношениями, близкими к кругам власти, которые привлекли на свою сторону большинство артуасской знати и людей из соседних графств. Их требования полностью отражали проблемы, охватившие дворянство королевства. Они были недовольны сокращением охотничьих угодий в пользу garennes, то есть территорий, зарезервированных для короля, что представляло для них как символический, так и финансовый ущерб; они жаловались на запрет частных войн, в то время как право faide или мести было средством восстановления их чести и получения признания в среде знати; еще одним упреком было снижение их судебных прерогатив, что отбирало часть их престижа и лишало значительного дохода. Ведь, король с помощью своих юристов стремился привлечь к в свои суды все большее количество дел. Для этого он обладал превентивным правом, в силу которого он мог перенести рассмотрение любого дела в свой суд. Он также оставил за собой рассмотрение всех "коронных дела", то есть все судебные процессы, в которых король принимал участие как одна из сторон тяжбы, и разработал процедуру апелляции в королевский суд. Тем самым кроль увеличил количество прямых связей со своим народом, поощряя развитие уз подчинения. Дворяне также протестовали против злоупотреблений, совершенных некоторыми королевскими офицерами. Даже если некоторые злоупотребления были доказаны и наказаны, на самом деле дворян тяготило растущее число и вездесущность королевских чиновниках в их владениях.

В Артуа, как и во всем королевстве, именно утверждение королевского суверенитета подвергалось осуждению и неприятию. Расширение полномочий королевских судов, новые высокие налоги и привлечение королем к управлению страной людей низкого происхождения – все это было тем, что подрывало место дворянства в обществе и его ценность как сословия. Это восстание дворянства было по сути реакционным движением, поскольку главным требованием было возвращение к "старым добрым временам короля Людовика", то есть восстановление общества и монархии в ее прежнем состоянии. Это означало, что все уже забыли, что Людовик IX и был тем королем, который положил начало движению по централизации королевства, позже подхваченному Филиппом Красивым. Ордонансы, запрещающие частные войны, следовали, со времени правления Людовика IX, один за другим в 1245, 1257, 1303, 1311 и 1314 годах, а ордонансы, осуждающие рыцарские турниры, датируются 1280, 1296, 1304, 1311, 1312 и 1314 годами. Для Филиппа Красивого целью было сохранить дворянство для собственных войн, поэтому эти запреты иногда ограничивались сроком военного конфликта, но эти постоянно обновляемые положения в конечном итоге превратились в прямой запрет[180]180
  R. Cazelles, "La réglementation royale de la guerre privée de saint Louis à Charles V et la précarité des ordonnances", Revue historique de droit français et étranger, vol. 37 (1960), p. 530–548; C.-Fr.-A. Isambert et alii, Recueil général des anciennes lois françaises: depuis l'an 420 jusqu'à la révolution de 1789, Paris, Librairie de Plon frères, 29 vol., 1821–1833.


[Закрыть].

Восстания вспыхнули в конце лета 1314 года, затронув сначала Бургундию, Шампань, Пикардию, Артуа, Пуату, Вермандуа, Бовези и Форез, где дворяне образовали лиги. Филипп IV тщетно угрожал мятежникам вызовом в Парижский Парламент. Поддерживаемые поначалу народом и духовенством, чьи интересы они претендовали защищать, дворяне постепенно организовались. Они объединились в конфедерации, одна из которых объединяла Вермандуа, Бовези и Артуа, а другая – Шампань, Бургундию и Форез. Смерть Филиппа IV Красивого 29 ноября 1314 года укрепила решимость мятежников, которые были намерены перевернуть страницу горького для них правления и 1 декабря 1314 года все лиги принесли совместную клятву верности, а движение распространилось на Овернь, Лангедок, Бретань и Нормандию.

Поэтому Людовик X во что  бы то ни стало должен был умиротворить дворянство королевства. Если Карл де Валуа и убедил его пожертвовать Ангерраном де Мариньи, несмотря на его нежелание, то, возможно, это было представлено как жест доброй воли по отношению к дворянству, некий способ отказа от новых значений легистов на важные должности. Король выбрал путь переговоров и с весны 1315 года издал ряд ордонансов, в которых подтвердил для дворян своего домена некоторые из их привилегий: действия королевских чиновников были ограничены, запрет на частные войны и судебные поединки был отменен. Нормандия стала первым регионом, получившим такую хартию. С момента присоединения к королевскому домену в 1204 году, регион был особенно привязан к своим древним привилегиям и правам. В апреле настала очередь Лангедока, а затем Бургундии получить такие же хартии от короля. 21 апреля в провинции королевства были отправлены следователи, как это было сделано в Наварре в 1306 году. Таким образом Людовик стремился показать, что он прислушивается к своим подданным и их жалобам. В апреле Пикардии последовательно были выданы три хартии. 17 мая король даровал бургундцам вторую хартию и приказал баронам, дворянам и юстициарам королевства содержать своих подданных по обычаям времен Святого Людовика. На следующий день и Шампани была предоставлена соответствующая хартия.

Летом 1315 года только графство Артуа оставалось в тисках дворянских волнений. Для успокоения ситуации Людовик X объявил в мае всеобщую амнистию мятежникам из Артуа, совершившим серьезные акты насилия в графстве (вооруженные сборища, нападения на графских чиновников и их убийства, уничтожение имущества), но графиня Артуа отказалась признать помилование бунтовщиков, несмотря на неоднократные просьбы короля[181]181
  C. Balouzat-Loubet, Mahaut d'Artois, op. cit., p. 117–127.


[Закрыть]. Тогда король направил в Артуа двух своих советников, Тома де Марфонтена и Гийома д'Аркура, для проведения переговоров между двумя враждующими сторонами и приказал провести расследование.

Таким образом, казалось, что молодой король уступил давлению знати, и его отношение к восстанию укрепило его образ слабого короля, быстро уступающего недовольным. Другие вновь увидели в этом руку Карла де Валуа, столь привязанного к феодализму и его ценностям. На самом деле Людовик X был заинтересован в скорейшем умиротворении своей знати, так как конфликт с фламандцами только что возобновился, и король готовился к походу против графа Фландрского. Кроме того, уступки, сделанные в хартиях, были строго ограничены, а увеличение числа обращений дворян в королевские суды по их же инициативе, позволило королю вновь утвердить свое верховенство в судебной сфере. Людовик остался высшим суверенным арбитром. 19 ноября 1315 года он опубликовал ордонанс, ограничивающий обращение монет выпущенных феодалами, а в следующем году составил список из тридцати баронов и церковников, имеющих право чеканить монету. Уверенный в стабилизации ситуации, Людовик мог отправиться во Фландрию.

Унижение "Грязевого похода"

Фламандский вопрос продолжал осложнять отношения между французской короной и ее могущественным северным соседом, несмотря на подписание договора в Атис-сюр-Орж, в 1305 году. В период с 1307 по 1311 год бесплодные переговоры о применении положений этого мира только множились. Они были тем более сложными, что граф Фландрии Роберт де Бетюн враждовал со своим собственным сыном Людовиком де Дампьером. Первый приняли Понтуазский договор (11 июля 1312 года) о разделе Фландрии, то есть передаче кастелянства Лилля, Бетюна и Дуэ королю Франции в обмен на отмену всех финансовых санкций, второй же восстал против этого договора, вынудив Филиппа IV созвать армию в июне 1313 года, сразу после посвящения в рыцари трех своих сыновей. Войны в итоге удалось избежать, но граф Фландрии, в следующем году, публично отрекся от договора и отказался приехать и принести оммаж новому королю Франции, после смерти Филиппа IV[182]182
  I. Guyot-Bachy, La Flandre et les Flamands au miroir des historiens du royaume: Xe-XVe siècle, Villeneuve-d'Ascq, Presses universitaires du Septentrion, 2017, p. 158–160.


[Закрыть]. Таким образом, фламандцы намеревались воспользоваться приходом к власти нового и молодого государя для навязывания своих требований. Для Людовика это было оскорблением, которое заслуживало немедленного ответа. Он принял Орифламму в Сен-Дени, 23 июля 1315 года, а затем отправился в поход во Фландрию, как только была отпразднована его свадьба.

Людовик возглавил армию вместе со своими двумя братьями и двумя дядями, Карлом де Валуа и Людовиком д'Эврё. Великие бароны, такие как герцог Бретани, также выступили в поход. Из Корбени войска достигли Лаона, Сен-Кантена и затем Арраса, где они находились в течение нескольких дней, с 18 августа по 1 сентября. Король находился на дружественной ему территории, в графстве Артуа, которое регулярно служило тыловой базой для французских войск во время войн с Фландрией. Эти несколько дней передышки позволили королю дождаться полного сбора армии, прежде чем начать военные действия. Это также позволили Людовику встретиться с графиней Артуа, которая находилась в городе Аррас с 27 августа по 1 сентября. Несомненно, именно в это время был подготовлен и согласован текст ордонанса, изданного 21 сентября следующего года, в котором Людовик X обещал выступить арбитром в конфликте между графиней и ее подданными и назначил встречу в Компьене на 15 ноября следующего года. Поэтому король запланировал довольно короткую военную кампанию.

Людовик начал военные действия 2 сентября. Королевская армия достигла Лилля, во фламандских землях, а затем разбила лагерь возле Бондю, намереваясь переправиться через реку Лис и напасть на фламандцев. Но из-за сильных дождей в этом районе лагерь быстро погрузился в грязь, в которой солдаты и лошади иногда пробирались по колено. Вскоре войска лишились припасов, так как состояние дорог не позволяло передвигаться ни телегам, ни лошадям. Наконец, французам пришлось свернуть лагерь после десяти дней пребывания в нем и сжечь палатки и оборудование, которое они не могли увести, но не хотели оставлять фламандцам. Жалкими, раздраженными, мокрыми и всклокоченными французские воины вернулись в королевство[183]183
  Grandes chroniques de France, op. cit., vol. VIII, p. 322–325.


[Закрыть]. Было заключено перемирие до июля 1316 года, а Людовик X обещал вернуться в следующем году.

Предприятие потерпело полный провал, и король вернулся домой с разбитой армией, так и не вступившей в бой. 22 октября Людовик воссоединился со своей женой, с которой он обедал в Сен-Жермен-ан-Ле, а 31 октября он уже был в Париже[184]184
  О передвижениях короля во время этой кампании см. O. Canteaut, Gouvernement et hommes de gouvernement, op. cit., p. 703–705.


[Закрыть]. Только через несколько месяцев после коронации новый король вернулся в столицу, но хроники не упоминают о каких-либо торжествах по этому поводу. Надо сказать, что поражение было горьким, и атмосфера вряд ли располагала к празднованию.

Эта фламандская неудача во многих отношениях была очень неудачной операцией для Людовика. Прежде всего, это был ущерб для его авторитета как полководца, хотя король был гарантом мира в своем королевстве, королевстве, которое он обязался защищать во время коронационной присяги. Средневековые сражения также имели религиозное значение, ведь победителем становился избранный Богом, тот, чья война была справедливой и велась с достойной похвалы целью. Поэтому эта первая неудача ослабила молодого короля, который, после коронации, был наместником Божьим на земле, и который не смог доказать свою легитимность с помощью оружия.

Выборы Папы

Филипп IV оставил своему сыну еще один сложный вопрос: отношения с папством. Стремясь утвердить себя в качестве духовного главы королевства – поскольку он был избран Богом через коронацию и помазание – Железный король без колебаний вступил в противостояние с папской властью. В частности, он вел ожесточенную борьбу против Бонифация VIII (1294–1303), который защищал папскую теократию, следуя по стопам Пап Иннокентия III (1198–1216), Григория IX (1227–1241) и Иннокентия IV (1243–1254). Как и король Франции, Бонифаций VIII обладал сильном характером и усилил свою власть над христианским миром благодаря прогрессу административной централизации. Первый конфликт с Филиппом Красивым разгорелся в 1294 году из-за взимания десятины, которую французский король взимал в свою пользу, не обращаясь за разрешением к Папе. Папа, проинформированный цистерцианцами, пригрозил отлучением мирянам, которые требовали субсидий от духовенства, не учитывая его приоритет (булла Clericis laiccos, 1296). В отместку Филипп IV запретил вывоз золота и серебра из своего королевства, так что Папа больше не мог собирать десятину.  В 1297 году Папа смирился, но Филипп IV и Бонифаций VIII снова вступили в конфликт в 1301 году, когда епископ Памье Бернар Саиссе назначенный Папой без разрешения короля, был обвинен им в измене и арестован. В 1302 году Бонифаций VIII отлучил Филиппа Красивого от церкви. В 1303 году собрание сословий в Париже (прообраз Генеральных Штатов) обвинило Бонифация VIII в том, что он принудил, в 1294 году, к отречению от престола своего предшественника Целестина V. Гийом де Ногаре, хранитель королевской печати, был отправлен в Италию. 7 сентября 1303 года он арестовал Папу, заключил его под стражу в его же дворце в Ананьи и пригрозил ему судом на церковном соборе, который собирался созвать король Франции. Смерть Папы, наступившая через месяц после этого, вызвала скандал, и Филиппа IV обвинили в том, что он спровоцировал или, по крайней мере, ускорил смерть Бонифация VIII, и отныне это событие стали называть "Нападением в Ананьи". Этот эпизод, тем не менее, показал силу короля, который в 1305 году выиграл от избрания Папой Бертрана де Го или Климента V, француза из Керси, бывшего архиепископа Бордо, который был гораздо более уступчивым, и который быстро отменил отлучение короля от церкви и дал ему свободу действий, когда разгорелось дело тамплиеров.

Климент V умер 20 апреля 1314 года, но когда Людовик X пришел к власти, у Папы все еще не было преемника. Ситуация не изменилась, когда король вернулся из Фландрии. В конце декабря 1315 года он отправил своего брата Филиппа в Авиньон. Город стал резиденцией Папы с 1309 года и во время своего понтификата Климент V неоднократно задерживался во Франции (расследование дела тамплиеров, урегулирование конфликта между королем Франции и королем Англии из-за Гиени, подготовка церковного собора, состоявшегося в 1311–1312 годах в городе Вьенна на реке Рона) и предпочел не приезжать Рим, где происходили регулярные вооруженные столкновения между двумя враждующими феодальными семьями, Колонна и Орсини. Выбор Авиньона был обусловлен его стратегическим положением в долине реки Рона и в христианском мире, близостью к графству Конта-Венессен, которым папство владело с 1274 гг.[185]185
  В состав графства Конта-Венессен входила часть современного департамента Воклюз, расположенного между реками Рона, Мон-Ванту и Дюранс, включая города Кавайон, Карпантра и Везон-ла-Ромен.


[Закрыть] Если король и вмешивался в выборы Папы, то только потому, что ставки были очень высоки, ведь избранный кандидат должен был благоприятствовать политике французского короля, в традициях Климента V. Поэтому папские выборы были делом первоочередным, и конклав часто становился ареной нешуточных распрей.

В 1314 году в конклаве существовало три партии: гасконцы, возглавляемые двумя племянниками умершего Папы, Бертраном де Го и Раймоном Гильемом де Будос; итальянцы, разделенные между приверженцами Орсини и Колонна; и французская или провансальская партия. Первый конклав, состоявшийся около 1 мая 1314 года в Карпантра, затянулся из-за отсутствия согласия до июля 1314 года, когда город потрясли серьезные беспорядки: начались драки между слугами различных кардинальских фракций, а племянники Климента V, воспользовавшись этим, ворвались в город, устроили резню итальянцев, подожгли некоторые районы, разграбили и напали на дома итальянских кардиналов и даже осадили конклав, спровоцировав бегство кардиналов. Рассеянные между Валансом, Оранжем и Авиньоном, где они нашли убежище, кардиналы получали письма и принимали посольства от королей Англии, Арагона и Франции, стремящихся помочь им найти компромисс[186]186
  G. Mollat, "L'élection du pape Jean XXII", Revue d'histoire de l'Église de France, vol. 1, no 1 (1910), p. 34–49.


[Закрыть].

Эта дипломатическая практика была интенсивной и постоянной в средневековом мире. Отношения между государями, а также между различными державами основывались не только на представительстве, но и на политических обменах и переговорах, которые позволяли создавать или поддерживать союзы (в частности, матримониальные), обсуждать и готовить мирные договора, согласовывать границы и т. д. Это осуществлялось посредством обмена корреспонденцией и  посольствами  которые были не только средством общения, но и средством коммуникации. Когда короли и принцы не участвовали в них сами, они посылали делегации, состоящие из членов их семьи или советников, чью работу поддерживали клерки, гонцы и даже шпионы[187]187
  Les Relations diplomatiques au Moyen Âge: formes et enjeux, Paris, Publications de la Sorbonne, 2011.


[Закрыть]. Поэтому неудивительно, что Людовик выбрал своего младшего брата для этой важнейшей миссии. Как показали столкновения между Филиппом IV и Бонифацием VIII, выбор нового Папы был делом принципиальной важности. Будучи духовным главой христианства, но обладая светской властью, которая ставила его в один ряд с другими правителями, Папа имел право вмешиваться в политику короля, как идеологически, так и практически. Поэтому важно было обеспечить благоприятный исход голосования.

Первая дипломатическая миссия была назначена вскоре после прихода Людовика X к власти. 3 февраля 1315 года Пьер Баррьер, епископ Санлиса, покинул Париж вместе с епископом Суассона и графом Булонским. Их целью было убедить кардиналов вновь собраться на конклав в Лионе. В Авиньоне посланцы короля агитировали гасконцев; затем они отправились в Валанс, чтобы встретиться с итальянцами. Но тогда дело закончилось неудачей и к концу 1315 года ситуация не изменилась. Как только фламандская кампания завершилась, король Людовик вновь заинтересовался ситуацией в Авиньоне и решил отправить вторую миссию. Ее возглавил брат короля Филипп, которого сопровождал отряд вооруженных людей, а также епископ Санлиса, который был хорошо знаком с делом, поскольку входил в состав первой миссии, и Рауль де Прель, который вернулся на высшие должности после того, как с него были сняты обвинения, выдвинутые в начале правления Людовика.

Филипп, граф Пуатье, возмужал за время правления своего брата. Он продолжал регулярно участвовать в заседаниях королевского Совета[188]188
  O. Canteaut, Gouvernement et hommes de gouvernement, op. cit., p. 28.


[Закрыть]. После смерти своего отца он получил во владение графство Бургундия и сеньорию Шалон, которыми управлял вместе со своей женой Жанной. Весной 1315 года он отправился во Франш-Конте, чтобы принять оммаж от своих вассалов. Там его приняла графиня Артуа, вдовствующая графиня Бургундская и мать его жены[189]189
  Маго д'Артуа вышла замуж за графа Бургундии в 1285 году. После его смерти в 1303 году она вступила во владение его уделом, который охватывал почти половину графства Бургундия (C. Balouzat-Loubet, Mahaut d'Artois, op. cit., p. 40).


[Закрыть]. Как граф Пуатье Филипп вошел в узкий круг пэров Франции в августе 1315 года, благодаря возведению его графства в пэрство[190]190
  Помощники в отправлении правосудия, при дворе короля, которому они помогали в некоторых деликатных делах, пэры Франции также играли важную роль в некоторых церемониях, в частности, в коронации. В начале XIII века они сформировали коллегию из двенадцати членов, шести прелатов Церкви и шести мирян, которые подчинялись непосредственно королю. В этот орган, созданный в 1180 году по образу двенадцати паладинов Карла Великого, входили архиепископ Реймса и епископы Лаона, Бове, Нуайона, Шалона и Лангра, а также графы и герцоги Нормандии, Бургундии, Аквитании, Фландрии, Тулузы и Шампани. Хотя эта первоначальная структура была впоследствии в значительной степени изменена сменявшими друг друга королями, пэры, тем не менее, оставались самыми важными баронами в королевстве. Их роль была в основном юридической: Суд пэров, которому после 1305 года официально помогали другие члены королевского Совета по условиям договора в Атис-сюр-Орж, обладал исключительной юрисдикцией судить по закону пэров, тех кто получил от короля разрешение на то, чтобы их судил Парламент, укомплектованный пэрами, когда они сами не были таковыми.


[Закрыть]. Это двойной титул был провозглашено на его печати. Последняя изображала всадника, одетого в кольчугу и плащ, стянутый на талии поясом, в шлеме, держащего в правой руке меч, а в левой – щит. Всадник скачет на лошади покрытой попоной усеянной геральдическими лилиями, на голове лошади украшение в виде грифона. Надпись по кругу печати гласит: SIGILLVM PHILIPPI REGIS FRANCIE FILII COMITIS PICTAVIE BVRGVNDIEQUE PALATINI AC DOMINI DE SALINIS" [ПЕЧАТЬ ФИЛИППА СЫНА КОРОЛЯ ФРАНЦИИ ГРАФА ПУАТЬЕ И БУРГУНДИИ СЕНЬОРА ШАЛОНСКОГО][191]191
  SIGILLA, цифровая база данных печатей, хранящихся во Франции, http://www.sigilla.org/fr/sgdb/sceau-type/38523 (дата последнего обращения 30 мая 2019 г.).


[Закрыть]. Эпизод с Несльской башней казался забытым, Жанна и Филипп были счастливы в браке, и у них родилось несколько детей. В 1315 году у супругов уже было четыре дочери: Жанна, Маргарита, Изабелла и Бланка, родившиеся соответственно в 1308, 1310, 1312 и около 1313 года. Долгожданный сын, Филипп или Филипп-Людовик, родился в конце 1315 года, когда Филипп, казалось, уже отчаялся заиметь потомство мужского пола и добился от своего брата в августе 1315 года, чтобы графство Пуатье передавалось по наследству по женской линии.

Поэтому неудивительно, что Людовик доверил миссию такой важности своему брату, который был одновременно одним из его ближайших советников и могущественным принцем крови. Оказавшись на месте, Филипп и его спутники ездили взад и вперед между Валансом, Авиньоном и окрестностями, чтобы встретиться с кардиналами и убедить их собраться вместе. Напряжение было настолько велико, что против Франческо Каэтани, одного из главных противников французской партии, было выдвинуто серьезное обвинение: говорили, что он пытался вызвать смерть Людовика X, его брата и своих противников Колонна путем колдовства. Наконец, французская партия согласилась отправиться в Лион в марте 1316 года, побудив остальных кардиналов последовать этому примеру.

В июне в монастыре братьев-проповедников было проведено несколько безрезультатных собраний. И именно в Лионе, где он наблюдал за работой конклава, Филипп услышал невероятную новость: его брат, Людовик X, только что умер[192]192
  G. Mollat, "L'élection du pape Jean XXII (suite)", Revue d'histoire de l'Église de France, 1910, vol. 1, no 2, p. 147–166.


[Закрыть].

5 июня 1316 года, менее чем через два года после прихода к власти, Людовик X внезапно умер, утолив жажду холодной водой после игры в жё-де-пом (прообраз тенниса). Это был шок. Не было никаких признаков того, что молодой государь, которому тогда было 27 лет, умер. Несколько врачей боролись за его жизнь, но безрезультатно. Сразу появилось множество гипотез. Король стал жертвой таинственной болезни. Слишком большие физические нагрузки. Отравление – в котором обвинили графиню Артуа, тещу Филиппа V. Несомненно, целью последней гипотезы был брат покойного короля, ведь его доброе имя было бы запятнано, если бы графиню признали виновной. Несмотря на протесты графини, было начато расследование и заслушано несколько свидетелей. Два главных свидетеля, Изабелла и Жан де Ферьенн, показали, что они предоставили обвиняемой не только яд, предназначенный для Людовика X, но и, несколькими годами ранее, любовное зелье, предназначенное для примирения Филиппа и его жены после "Дела Нельской башни". Они рассказали много подробностей о магических практиках, связанных с приготовлением этих снадобий. Зелье было приготовлено из крови, взятой из правой руки Жанны, смешанной с тремя травами – вербеной, амуреттой и полынью. После того как была произнесено соответствующее заклинание, смесь поместили на новый кирпич, а затем сожгли с помощью древесных углей. Для того чтобы полученный порошок подействовал, он должен был быть проглочен самим графом Пуатье или посыпан на его правый бок. Что касается яда, предназначенного для Людовика X, то он должен был быть приготовлен на основе змеиного хвоста, сушеной жабы, пшеничной муки и порошка ладана. Эти заявления, выставившие Маго д'Артуа колдуньей, готовой на все, чтобы защитить свое положение и положение своей дочери при королевском дворе, были быстро признаны вымышленными. Изабелла и Жан де Ферьенн отказались от своих слов, признались, что ими манипулировали, и графиня была окончательно оправдана[193]193
  Декрет о снятии обвинений был обнародован Парламентом 9 октября 1317 года (C. Balouzat-Loubet, Mahaut d'Artois, op. cit., p. 135–141).


[Закрыть]. Таким образом, причина смерти Людовика так и осталась загадкой.

Людовик во время внезапно постигшей болезни находился в Венсенском лесу и успел продиктовать завещание до своей смерти. Акт завещания, который вышел из употребления в конце античного периода, вновь приобрел важное значение в начале XIV века. Поскольку наследник теперь назначался по обычаю, средневековые завещания играли, по сути, духовную роль. Они позволяли выбирать наследников, обеспечивать раздачу благочестивой милостыни, давать указания о похоронах и учреждать мессы. Людовик сделал некоторые указания по его погребению. Несколько положений касались его родственников, о будущем которых он заботился: его жене, Клеменции Венгерской, был гарантирован ежегодный доход в 25.000 ливров; своему брату Карлу он завещал доход в 11.000 ливров, который должен был поступать из сенешальства Тулузы. Он также поручил свою вдову заботам своих дядей, Карла де Валуа и Людовика д'Эврё, и своего младшего брата Карла.