Текст книги "Людовик X, Филипп V, Карл IV. Последние Капетинги (ЛП)"

Автор книги: Кристель Балуза-Лубе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Институты власти

Люди короля

Управление королевством Франция в начале XIV века находилось в ведении различных учреждений, традиционно делившихся на центральную (Отель, Канцелярия, Совет, Счетная палата, Парламент) и местную администрацию (прево, бальи и сенешали). Однако границы между этими двумя сферами власти были очень размытыми, и в течение своей карьеры королевские служащие могли несколько раз переходить из одной в другую.

Начиная с правления Филиппа Августа, бальи (на севере королевства) и сенешали (на юге) были опорой королевской власти в королевском домене, то есть на всех территориях, находившихся под непосредственным управлением короля, с которых он собирал доходы. Когда Людовик пришел к власти, королевский домен охватывал две трети территории королевства, от Ла-Манша до Атлантики и Средиземноморья. Лишь несколько фьефов, управляемых крупными феодалами, сохранили автономию и избежали прямой власти королевской администрации: герцогства Бретань, Бургундия и Гиень (принадлежавшая королю Англии), графства Фландрия и Блуа, а также апанажи – временно отделенные от домена.

На этой обширной территории бальи и сенешали, которым часто помогали заместители, выполняли судебные, финансовые и военные функции от имени короля: они рассматривали апелляции из сеньориальных судов во время ассизов (судебных сессий), в первую очередь, "дела короны", то есть преступления, затрагивающие суверенитет короля, например, измену или выпуск фальшивых денег; они концентрировали доходы с домена и перечисляли их в королевскую казну; они возглавляли местные королевские военные контингенты (ost). Должность бальи, которая впервые появляется в документах в 1184 году, но, вероятно, созданная до этой даты, была основана на английской модели. Изначально бальи были членами королевского двора (Curia regis), которых время от времени посылали с миссией, по двое или трое, в один из регионов королевства. В середине XIII века бальи уже были главами округов – бальяжей[142]142
  В 1302 году в королевстве насчитывалось 28 бальяжей, а к 1328 году их число возросло до 36 (G. Dupont-Ferrier, Les Officiers royaux des bailliages et sénéchaussées et les institutions monarchiques locales en France à la fin du Moyen Âge, Paris, Librairie Émile Bouillon, 1902, p. 14).


[Закрыть]. Что касается сенешалей, то после присоединения к королевскому домену земель юго-запада они заменили тех, кто управлял там владениями Плантагенетов. Бальи и сенешалям в их деятельности помогали прево[143]143
  Следует отличать от прево Парижа от купеческого прево, которые были наделены разными функциями. Прево Парижа был более высокого ранга, и с середины XIII века его должность была приравнена к должности бальи. Купеческий прево был главой купеческой Ганзы, другими словами, старейшиной купеческого цеха и постепенно становился главой парижского муниципалитета (например, Этьен Марсель был купеческим прево при короле Иоанне II Добром).


[Закрыть], виконты в Нормандии, байло или виго на юге Франции, мэры городов и судьи-магистраты (juges-mages, юристы, на юге королевства с судебными функциями). В подчинении у этих офицеров власти были пешие или конные сержанты, которые являлись их агентами по принуждению к подчинению. Бальи и сенешали были одним из главных инструментов для расширения королевской власти и будучи ее воплощением они часто становились главной мишенью народных протестов. Расследование, проведенное королем по просьбе его подданных, выявило злоупотребления, совершенные некоторыми из них.

Назначаемые и смещаемые королем по его желанию, эти чиновники зависели непосредственно от государя, которому они давали клятву при вступлении в должность. Их вознаграждение, которое сильно варьировалось в зависимости от размера бальяжа, составляло от 50 до 800 ливров в год. Хотя настоящего табеля о рангах (cursus honorum) еще не существовало, некоторые из этих людей могли надеяться подняться по служебной лестнице и занять более престижные должности. Большинство бальи или сенешалей оставались на своих постах менее пяти лет, другие – менее года, с дальнейшим переводом в другой бальяж, либо с продвижением по службе[144]144
  Из 331 бальи или сенешаля, документально подтвержденных за период 1250–1328 годов, 209 занимали одну должность, а 123 ― несколько. 60,4% оставались на своем посту менее пяти лет, а 18,1% ― менее одного года. Cр. A. Demurger, "Le milieu professionnel de Philippe de Beaumanoir: baillis et sénéchaux royaux de 1250 à 1328", dans Actes du colloque international Philippe de Beaumanoir et les coutumes de Beauvaisis (1283–1983), Beauvais, 1983, p. 43.


[Закрыть]. Карьера Понса д'Омеласа была образцовой в этом отношении: судья-магистрат в сенешальстве Руэрг в 1304 году, затем в сенешальстве Тулузы в 1308 году, он заседал в Парламенте в 1310 году; затем он служил следователем по злоупотреблениям; в 1314 году он стал "советником короля"[145]145
  J. Favier, Philippe le Bel, op. cit., p. 22–23; O. Canteaut, Gouvernement et hommes de gouvernement sous les derniers Capétiens (1313–1328), Paris, 2005, p. 32 (https://halshs.archives-ouvertes.fr/tel-01663771, дата последнего обращения 12 мая 2019 г.).


[Закрыть]. Тома де Марфонтен начал свою карьеру в качестве бальи Санса в период с 1310 по 1313 год, а в 1314 году он получил титул "советника короля"[146]146
  "Chronologie des baillis et des sénéchaux royaux, depuis les origines jusqu'à l'avènement de Philippe de Valois", dans L. Delisle (éd.), Recueil des historiens des Gaules et de la France. Tome vingt-quatrième, Paris, Imprimerie nationale, 1904, p. 42; C. Balouzat-Loubet, Mahaut d'Artois: une femme de pouvoir, Paris, Perrin, 2015, p. 123.


[Закрыть].

Интеграция в Парижский Парламент была предпочтительным путем продвижения по службе для легистов после нескольких лет службы в качестве бальи или сенешаля[147]147
  В июне 1316 года из 17 светских лиц в Большой палате Парижского парламента 9 служили или будут служить бальи или сенешалями. (A. Demurger, "Le milieu professionnel de Philippe de Beaumanoir…", op. cit., p. 44).


[Закрыть]. Начиная с правления Филиппа IV и далее, Парламент заседал в постоянном месте, в здании к северу от дворца Сите. Парламент был разделен на несколько палат: Высшая (судебная) палата (Grand chambre), где проходили судебные процессы, была самой важной; Палата прошений (Chambre des requêtes) рассматривала просьбы тяжущихся сторон; Палата дознания (Chambre des enquêtes), основанная Филиппом Красивым в 1307 году, отвечала за расследование дел, в результате чего, выносила "определения", которые затем представлялись в Высшую палату. В силу своей компетенции члены Парламента часто приглашались в королевский Совет и таким образом участвовали в принятии политических решений. Им также довольно часто поручать дипломатические миссии. Большинство из них не работали исключительно на короля, и могли быть приглашены другими вельможами для защиты их дел в Парламенте. Как, например, было в случай Рауля де Преля, советника трех королей Франции[148]148
  Основатель колледжа (1314 г.), при Парижском университете, священнослужитель на службе королей Франции, он был ученым-правоведом, который, своим богатством, во многом был обязан последним Капетингам.


[Закрыть], или Анри де Сюлли, который служил королю и графине Артуа одновременно. Служащие короны, становясь все более многочисленными, образовали новую социальную группу и заняли особое место в средневековом обществе, о чем свидетельствует эндогамная практика в семьях королевских чиновников.

Таким образом, местные чиновники были источником, из которого король черпал людские ресурсы для подпитки центральных учреждений власти и, следовательно, своего Совета. Смена короля была хорошей возможностью продемонстрировать услуги, оказанные монархии, и могла спровоцировать конкурентную борьбу на местном уровне за должность бальи или сенешаля, вызванного в Париж. Поскольку король предпочитал опираться на людей, уже доказавших свою преданность монархии, смена правления обычно не приводила к серьезным потрясениям в администрации, по крайней мере, на местном уровне. Но в королевском окружении ставки были совсем другими. Со смертью Филиппа IV одни приближенные к нему люди потеряли своего покровителя, а другие намеревались воспользоваться ситуацией, чтобы навязать себя новому королю. Так было в случае с Карлом де Валуа, братом умершего короля.

Триумф Карла де Валуа

В то время как два его брата, Филипп и Карл, были еще молоды и неопытны, Людовик с самого начала своего правления полагался на своего дядю, Карла де Валуа, одного из столпов французской монархии на протяжении многих лет[149]149
  Sur ce personnage, cf. J. Petit, Charles de Valois (1270–1325), Paris, A. Picard, 1900.


[Закрыть]. Карл де Валуа, родившийся в 1270 году, был всего лишь четвертым сыном Филиппа III и Изабеллы Арагонской. В 1284 году он был посвящен в рыцари, после чего принимал участие во всех королевских военных кампаниях, начиная с Арагонского крестового похода в 1285 году. В 1297 году он командовал во Фландрской кампании; в 1301 году возглавил экспедицию в Италию, чтобы поддержать Карла Анжуйского в отвоевании Сицилии; в 1311 году возглавлял посольство, ответственное за переговоры с фламандцами. Карл владел графствами Валуа, Алансон и Перш в качестве апанажа. Важность этого земельного владения сделала его одним из самых могущественных принцев в период правления Филиппа IV. К 44 годам он уже упустил из рук две короны на которые претендовал. Во-первых, корону Арагона, которую он получил в 1284 году, но от которой отказался в 1290 году в силу своего брака с Маргаритой, дочерью Карла Анжуйского[150]150
  Это произошло после Сицилийской вечерни, о которой говорилось выше. Папа Мартин IV, француз по происхождению и сторонник Карла Анжуйского, отлучил короля Педро III Арагонского от Церкви и конфисковал его королевство, до тех пор, пока тот не покорился. Затем он предложил королю Франции Филиппу III корону Арагона для одного из его сыновей с различными условиями (обладателем короны не мог быть наследник короля, исключался союз Арагона с королевствами Франции, Англии, Кастилии или Леона, и необходимо было выплачивать ежегодную дань Папе). После нескольких месяцев переговоров Карл де Валуа стал номинальным королем Арагона в марте 1284 года. Ему оставалось только завоевать свое новое королевство силой оружия. Карл был коронован в июне 1285 года вскоре после прибытия в Арагон, но кампания, закончившаяся смертью Филиппа III, была неудачной. Карл так и не стал править королевством, которое было ему обещано и от которого он отказался в 1290 году, хотя и не без сожаления. Впрочем он продолжал называть себя "королем Арагона" в течение нескольких лет после этого, а его окончательный отказ от короны Арагона был оформлен только 20 июня 1295 года (J. Petit, Charles de Valois, op. cit., p. 3–22).


[Закрыть], союз, который позволил ему добавить к своим владениям графства Анжу и Мэн. В 1308 году он также потерпел неудачу выдвинув себя в качестве кандидата в императоры.

Во время правления своего брата Карл был членом королевского Совета, но он не одобрял присутствия легистов в этом учреждении, на которых охотно полагался Филипп IV. Авторитет Карла часто оспаривали Пьер Флот, Гийом де Ногаре, Ангерран де Мариньи или Пьер де Латильи, имевшие доступ к уху короля. Похоже, что Карл был этим очень недоволен и даже ненавидел этих людей, которых он презирал за их скромное происхождение и которые соперничали в Совете с принцами крови и знатными вассалами.

Приход к власти Людовика X ознаменовал возвращение благосклонности к Карлу. Новый король был очень близок к своему дяде, который сопровождал его во время первых военных кампаний. Карл, вероятно, воспользовался нерешительностью своего племянника, и в начале своего правления новый король, казалось, полностью подчинялся своему дяде, звание, ранг и опыт, которого, навязывали его в качестве ориентира. Согласно рассказам о последних минутах жизни Филиппа IV, он публично предложил своему преемнику прислушаться к советам своих дядей, Карла, а также Людовика д'Эврё[151]151
  C. Baudon de Mony, "La mort et les funérailles de Philippe le Bel…", op. cit., p. 7–8.


[Закрыть]. Смена короля выявила борьбу за власть при дворе. Это привело к тому, что другие принцы потеряли свое влияние, например, графиня Артуа, крестная мать будущего Карла IV, которая ранее пользовалась большим влиянием.

Граф Валуа быстро взял дело в свои руки и начал с удаления из Совета королевских юристов, рыцарей и клерков. Под его главенством был создан новый королевский Совет, состоящий из двадцати четырех человек. Карл добавил в состав Совета Этьена де Морне, одного из своих преданных слуг, который впоследствии служил Людовику X в качестве канцлера Франции[152]152
  Fr. Guessard, "Étienne de Mornay, chancelier de France sous Louis Hutin", Bibliothèque de l'École des chartes, vol. 5, no 1 (1844), p. 373–396.


[Закрыть]. Таким образом, он восстановил должность, которая не использовалась с 1185 года и исполнялась хранителем печати. Через Морне Карл контролировал все действия правительства, поскольку канцлер отвечал за составление и рассылку королевских актов. Тринадцать человек, составлявших этот Совет, известны по состоянию на декабрь 1315 года: братья короля (Филипп, граф Пуатье, и Карл, граф Ла Марш), его дяди (Карл де Валуа и Людовик д'Эврё), принцы крови (Роберт д'Артуа, Людовик де Клермон и Иоанн (Жан) де Шароле, его брат). Кроме них в королевский Совет входил ряд феодалов (Роберт, граф Булони, Жан, граф Фореза и Амадей, граф Савойский), и, наконец, крупные сеньоры (Беро де Меркёр, Миль де Нуайе, Анри де Сюлли и Эрпен д'Эркери)[153]153
  O. Canteaut, Gouvernement et hommes de gouvernement, op. cit., p. 588.


[Закрыть]. Ядро Совета, которое король мог расширять по своему усмотрению, снова стало феодальным. Карл де Валуа активно занялся продвижением своих ставленников во все властные структуры королевства. Но не довольствуясь этим, он стал припоминать все свои старые обиды, обвиняя верных слуг умершего короля во всех бедах, которые обрушились на королевство.

Первой жертвой стал Пьер де Латильи. Епископ Шалона, хранитель печати с 1313 года и до назначения Этьена де Морне, вместе с Раулем де Прелем подозревался в участии в отравлении Филиппа Красивого. Обвинения в отравлении в то время звучали постоянно, так как из-за недостатка медицинских знаний яд считался причиной многих необъяснимых смертей. Так уже было во время правления Филиппа III, когда королеву Марию Брабантскую обвинили в том, что она отравила старшего сына короля от его первого брака. Между 1308 и 1311 годами состоялся суд над Гишаром, епископом Труа, которому инкриминировали смерть Бланки д'Артуа, матери королевы Жанны Наваррской, которая якобы была одновременно вызвана ядом и колдовством[154]154
  A. Provost, Domus diaboli. Un évêque en procès au temps de Philippe le Bel, Paris, Belin, 2010. Гишар был освобожден в 1313 году, после того как его обвинители признались в заговоре против него, но был назначен главой отдаленного епископства Дьяковар (Джяково) в Хорватии.


[Закрыть]. Внезапная и неожиданная смерть Филиппа Красивого как нельзя лучше подходило для таких предположений и отвечало интересам Карла де Валуа, так как обвинение в отравлении было грозным политическим оружием, поскольку в рамках расследования, которое было в полном разгаре, слухов было достаточно, чтобы начать судебное разбирательство против человека, подозреваемого в преступлении, и даже использовать их в качестве доказательств на суде. Подозреваемые неизбежно представавшие перед судом, рисковали быть осужденными за убийство и, прежде всего, подвергались серьезному урону для своих чести и достоинства. Их не только обвиняли в убийстве, но преступление, связанное с применением ядов, было особенно одиозным в глазах общественности и считалось оружием врагов христианства, неверных и приспешников Сатаны, коварным проступком, который противоречил средневековой этике "доброго убийства". Оно противоречило всем ценностям христианства: это было скрытое, ненасильственное и преднамеренное преступление в обществе, где убийство представлялось как результат эмоционального всплеска. Это было убийство, совершенное без кровопролития, без вызова, ссоры или мести, объяснявших его и поскольку оно было связано с едой или питьем, оно было нарушением правил приличия. Наконец, оно лишало жертву исповеди. Поэтому это был коварный и противоестественный акт, который приравнивался к государственной измене и вызывал настоящую паранойю, особенно среди средневековой элиты[155]155
  F. Collard, Le Crime de poison au Moyen Âge, Paris, PUF-Le Nœud gordien, 2003.


[Закрыть].

Рауль де Прель был брошен в тюрьму и подвергнут допросу, после чего был все-таки оправдан, но навсегда потерял большую часть своих владений[156]156
  Тем не менее, Рауль де Прель был восстановлен в должность королевского клерка, а в 1317 году Филипп V наградил его дворянским патентом. В 1323 году, при Карле IV, он даже получил титул советника короля. Считается, что Рауль умер между 1325 и 1331 годами.


[Закрыть]. Что касается Пьера де Латильи, то ему пришлось ждать до 1317 года и смерти Людовика X, чтобы предстать перед судом и быть оправданным. Он управлял своим епископством до своей смерти в 1328 году, но так и не смог восстановить свое положение в управлении королевством[157]157
  F. Collard, "La crosse envenimée. Fortunes et infortunes de Pierre de Latilly, évêque de Châlons, garde du Sceau de Philippe le Bel", Études marnaises, vol. 129 (2014), p. 40–52.


[Закрыть].

Карлу де Валуа оставалось избавиться от своего заклятого врага, Ангеррана де Мариньи. Последний был одним из камергеров Филиппа IV (в разное время у короля было пять или шесть камергеров) и эта должность, обеспечивала ему близость к королю. Эти камергеры, наследники камергеров более раннего периода, выполняли основную задачу по защите самого короля, как на поле боя, так и в повседневной жизни, отбирая посетителей и ночуя у изножья королевской кровати. Именно они хранили малую, или "тайную печать" короля, в то время как большая печать находилась в руках Хранителя печати. Наконец, и прежде всего, они выполняли финансовые функции и до 1316 года, когда была создана должность казначея, они вели счета королевского отеля. Камергеры пользовались доверием короля, поэтому прекрасно подходили для выполнения деликатных миссий от его имени и могли заседать в Совете[158]158
  O. Canteaut, "Hôtel et gouvernement sous les derniers Capétiens directs", Bibliothèque de l'École des chartes, vol. 168 (2010), p. 377–385.


[Закрыть].

Должность королевского камергера стала почти наследственной в нескольких семьях (Машо, Шамбли, Бувиль) которые воспользовались королевской щедростью, чтобы сколотить значительное состояние и установить родственные связи[159]159
  Ibid., p. 385–387.


[Закрыть]. Но Ангерран де Мариньи пережил особенно выдающийся социальный подъем, благодаря которому он смог установить собственную статую рядом со статуей Филиппа Красивого после реконструкции дворца Сите. Можно только представить себе негодование Карла де Валуа по поводу такой чести, которой он сам был лишен. Портрет камергера также висел на входе в королевский дворец[160]160
  J. Favier, "Les portraits d'Enguerran de Marigny", Annales de Normandie, vol. 15, no 4 (1965), p. 517–524.


[Закрыть]. Ангерран также воспользовался своим положением, чтобы обеспечить карьеру нескольких членов своей семьи. Его единокровные братья, Филипп и Жан, были назначены Филиппом IV епископом Камбре, а затем архиепископом Санса и епископом Бове соответственно. Его старший сын Луи стал камергером Людовика Наваррского, а младший единокровный брат, Пьер, его виночерпием[161]161
  J. Favier, Philippe le Bel, op. cit., p. 36–37.


[Закрыть].

Ангерран также поддерживал тесные отношения с великими баронами королевства. Например, он был очень близок к графине Артуа, чьи интересы он неоднократно защищал перед королем и с которой поддерживал регулярную переписку[162]162
  C. Balouzat-Loubet, Mahaut d'Artois, op. cit., p. 120.


[Закрыть]. Благодаря своему состоянию, он смог финансировать строительство своего особняка у Лувра, как Альфонс де Пуатье, брат Людовика IX, или герцог Бурбонский[163]163
  B. Bove, "Les palais royaux à Paris au Moyen Âge…", op. cit., p. 53.


[Закрыть]. По примеру принцев он построил коллегиальную церковь в Экуи, которой суждено было стать семейной усыпальницей[164]164
  S. Berger, "Le «testament spirituel» des conseillers du roi de France (1270–1328): entre volonté de représentation sociale et recherche du salut", dans Le Testament spirituel du Moyen Âge à l'époque moderne, Metz, CRULH, 2013, p. 211–228.


[Закрыть].

Обвиненный в плохом управлении и растрате королевских средств, Ангерран де Мариньи был арестован в апреле 1315 года и заключен в тюрьму в Тампле. Распространенное выражение "плохой советник" на самом деле отражало антипатию, которую вызывали в рядах знати "новые люди", приближенные королем за их способности, и происходившие из мелкого провинциального дворянства, городской буржуазии или духовенства. Через три дня после ареста Ангерран предстал в Венсене перед судом под председательством короля и был обвинен по сорока одному пункту. Один из них был особенно серьезным: камергер якобы использовал для скрепления государственных актов свою собственную печать, а не печати Филиппа IV. Считалось, что таким образом он покусился на величие монарха, чью власть он использовал в своих интересах. Преступление по "оскорблению величия", которое только в начале XIV века начало классифицироваться юристами и теоретиками права, каралось с особой строгостью.

Хотя Людовика устроило бы и меньшее наказание, например конфискация имущества и ссылка на Кипр, распространился слух, что жена Ангеррана, Алиса де Монс, сделала восковые фигуры, чтобы околдовать короля, Карла де Валуа и других вельмож. Дядя Людовика воспользовался этим, чтобы убедить племянника отказаться от помилования. По сути, молодой король снял с Ангеррана свою руку, то есть лишил его своей защиты, и оставил Карлу де Валуа возможность по своему уладить дело[165]165
  Grandes chroniques de France, op. cit., vol. VIII, p. 314.


[Закрыть]. Жена Ангеррана была арестована, заключена в тюрьму, и после суда бывший камергер Филиппа IV, 30 апреля 1315 года, был повешен на виселице в Монфоконе[166]166
  Алиса де Монс был окончательно освобожден в 1325 году благодаря заступничеству Жана де Мариньи.


[Закрыть]. Таким образом, этот эпизод весьма показателен в плане власти Карла де Валуа над своим племянником, которым он легко манипулировал для достижения своих целей. Несколько современных свидетельств подчеркивают отсутствие твердости у Людовика, который был расстроен этим решением, но не осмелился возразить своему дяде: "Его племянник король, который слушал это, / Был недоволен приговором, / Но не посмел возразить", – говорит автор Рифмованной хроники (Chronique rimée)[167]167
  Geoffroi de Paris, "Chronique rimée", op. cit., v. 6965–6957, p. 156. В Больших французских хрониках также говорится, что Людовик намеревался освободить Ангеррана и отправить его в изгнание на Кипр, но дядя убедил его применить более суровое наказание (Grandes chroniques de France, op. cit., 1934, vol. VIII, p. 314). Эта версия также упоминается в продолжении хроники Гийома де Нанжи (Chronique latine de Guillaume de Nangis, op. cit., p. 416).


[Закрыть].

Карл де Валуа был не единственным, кто выиграл от восшествия Людовика на трон. Новый король решил окружить себя опытными людьми, которые уже доказали ему свою преданность. Так, Юг д'Ожерон, его камергер с 1299 года, сохранил эту должность, как и Жиль де Сержин, виночерпий Жанны Шампанской с 1299 года, а затем камергер Людовика с 1311 года. Поступить на службу к королю можно было в очень молодом возрасте, например, камердинером в королевский Отель или клерком в Счетную палату[168]168
  O. Canteaut, Gouvernement et hommes de gouvernement, op. cit., p. 371–373.


[Закрыть]. Но чтобы выполнять важные поручения, необходимо было сначала завоевать доверие короля, для чего требовалось несколько лет службы при дворе. Карьера на службе королю очень часто длилась двадцать или тридцать лет, а некоторые офицеры даже оставались на своем посту сорок или пятьдесят лет. Так было, например, с Гоше де Шатийоном, который поступил на службу к королю в качестве рыцаря в 1270 году, в возрасте двадцати лет, и погиб в 1329 году в битве при Касселе уже при Филиппе VI Валуа[169]169
  Ibid., p. 369–370.


[Закрыть].

Воцарение Людовика X стало настоящим триумфом для Карла Валуа, который получил свободу действий и мог проводить собственную политику. Брак Людовика с его племянницей Клеменцией Венгерской также был заключен по его инициативе.

Новая королева

Повторная женитьба Людовика частично стерла унижение, которое он испытал из-за измены Маргариты, но свадьба была очень скромной, без каких-либо торжеств, ведь речь шла о том, чтобы как можно скорее забыть этот болезненный эпизод в его жизни.

Новая жена короля обладала всем, что можно было ожидать от королевы. Осиротев в раннем возрасте, она воспитывалась при Неаполитанском дворе своей бабушкой, Марией Венгерской. Ей было двадцать два года, когда Юг де Бувиль приехал в Неаполь, чтобы отвести ее во Францию[170]170
  Это был очень поздний возраст для вступления в брак.


[Закрыть]. Главная роль королевы заключалась в том, чтобы подарить Франции одного или нескольких наследников, религиозное и нравственное воспитание которых она бы обеспечивала, по крайней мере, в первые годы их жизни, с помощью гувернантки или воспитателя. Однако супружеская жизнь и материнство не были единственными обязанностями королевы. Коронованная в Реймсе сразу после своего мужа, королева должна была взять на себя различные обязательства и сохранила за собой особое место во главе королевства. У нее были духовные и благотворительные обязанности, а также посреднические миссии, что придавало ей значимую роль в дипломатической сфере. Королеву все чаще сравнивали с Девой Марией, она также играла роль заступницы перед королем для его подданных, в то время как централизация государства все больше отдаляла короля от них. Влияние королевы на своего мужа, хотя его трудно измерить, было весьма существенным.

Королева Франции также могла править страной, участвовать в управлении семейными владениями, если это было необходимо, или распоряжаться своим вдовьим уделом после смерти мужа. Вдовий удел представлял собой ренту или, чаще всего, земельные владения, которую королева получала, если переживала своего мужа. Клеменция Венгерская получила в качестве вдовьего удела земли с общим доходом в 25.000 турских ливров, расположенные в основном в Гатине (Корбей, Фонтенбло, Море, Монтаржи, Лоррис-ан-Гатине, Гре-сюр-Луэн, Немур, Божанси). Как и в случае с апанажами, земли, составляющие вдовий удел, лишь временно отделялись от королевского домена, в который они должны были быть возвращены после смерти их владельца.

У королевы также был свой Отель, организация которой была построена по образцу королевского. Размеры Отеля королевы способствовали повышению ее престижа и престижа самой монархии, которой она также служила посредством благотворительности: пожертвования нуждающимся, основание религиозных учреждений, литургических капелл или университетских колледжей, благочестивые завещания – все это было поводом для прославления династию. Таким образом, принцессы из династии Капетингов и королевы Франции сыграли важную роль в распространении культа Святого Людовика[171]171
  A.-H. Allirot, Filles de roy de France: princesses royales, mémoire de saint Louis et conscience dynastique (de 1270 à la fin du XIVe siècle), Turnhout, Brepols, 2010.


[Закрыть]. Покровительство художникам и поэтам, которое отражалось в богатстве ее коллекции произведений искусства и библиотеки, иногда сопоставимой с королевской, было для королевы средством утверждения своего ранга и власти. В XIV веке книга была редким предметом, предметом роскоши, обладание которым было признаком высокого социального положения. Книги дарили, обменивали и завещали. Обладание книгами было частью королевской и княжеской идентичности. Клеменция Венгерская имела отдельное помещение в королевской библиотеке, где хранилась ее коллекция из сорока одной книги. Это было больше, чем у ее мужа, у которого было всего двадцать семь книг. У Клеменции также была своя сокровищница в которой хранилась одежда из дорогих тканей, украшенная мехом, драгоценными камнями и самоцветами; гобелены; короны или диадемы и т. д.[172]172
  M. Gaude-Ferragu, La reine au Moyen Âge, op. cit., p. 239–240, 242–243.


[Закрыть]. Клеменции пришлось полностью восстановить все это после того, как она в 1315 году, потеряла все свое имущество, когда корабль, на котором она пересекала Средиземное море, чтобы встретиться со своим будущим мужем, потерпел крушение[173]173
  Ibid., p. 237.


[Закрыть].

Даже если ее влияние и было меньше, чем влияние королев в начале правления династии Капетингов, в XIV веке королева все же играла заметную роль на политической сцене и выполняла государственные обязанности дополняющие обязанности короля. Определенные функции, такие как посредничество, представительство или благотворительность, казалось, были специально зарезервированы за ней, а законы о регентстве признавали ее главенство в случае вакантности королевской власти.

Поэтому Людовик X управлял далеко не в одиночку; он мог рассчитывать на многочисленных офицеров и преданную свиту. Эта поддержка была тем более необходима, что сразу после прихода к власти ему пришлось иметь дело с непростым наследием доставшимся от отца.