Текст книги "Кровоцвет"

Автор книги: Кристал Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

5

Я уставилась на него, но злобная ухмылка уже исчезла. Он встал и одернул сутану.

– Кажется, прибыла моя дочка. Приятного вечера, принцесса.

Лизетта де Лена стояла на верхней ступени лестницы в багровом платье, которое выгодно подчеркивало ее красоту. Ее локоны отливали золотом, а на щеках играл румянец. В детстве нам постоянно говорили, как мы похожи, но я всегда знала, что от этого сравнения выигрываю только я. Если бы портрет Лизетты оставили на пару недель в канаве под дождем, тогда он, возможно, и выцвел бы в некое подобие меня.

Мы были неразлейвода – когда-то давно.

Лизетта остановилась у стула моего брата, украдкой протянула ему кусочек шоколада, озорно подмигнула в ответ на его радостную улыбку, а затем подошла ко мне.

– Ваше высочество, – холодно произнесла она. – Лейтенант Грейторн, – протягивая ему руку в перчатке, – какая приятная встреча.

Келлан быстро поклонился:

– Миледи.

Я лишь слегка наклонила голову. На прочие знаки внимания я была неспособна.

Губы Лизетты дрогнули, но она не растеряла самообладания.

– Что ж, рада была увидеться, – прощебетала она. – А теперь прошу меня простить, я просто обязана поздороваться с герцогом Нортэнским. Его бедная супруга Агнесса только что потеряла отца, и я хочу справиться, получила ли она мои цветы.

Я уже не слушала ее болтовню. Минутой раньше в зал вошел лорд Саймон, и теперь его усаживали на почетное место между моей матерью и братом.

Может быть, не стоило объявлять Торису, что я знаю о его связи с Аклевой? «Волки воют, Аврелия, – сказал он. – Придет час, когда я не смогу больше их сдерживать».

О каких таких волках шла речь? О Трибунале? О горожанах, считавших меня ведьмой? О тех, кто ненавидит меня просто потому, что не желает объединения Ренольта и Аклевы? Вокруг одни враги – что живые, что мертвые. Пополнять ряды последних я не хотела, у меня было слишком много неоконченных дел. И тут у меня родилась интересная мысль. План на случай, если события примут неблагоприятный оборот.

– Прошу прощения, принцесса, ваш бокал…

Надо мной наклонился юноша в ливрее с кувшином вина в руке. При звуке его голоса я подпрыгнула, как ошпаренная, и выбила кубок у него из рук. Красная жидкость забрызгала лиф моего платья и потекла на юбку.

– Прошу простить меня, миледи, – залепетал юноша, промокая разраставшееся пятно салфеткой.

– Ничего страшного, – сказала я, отстраняя его руку и поднимаясь из-за стола. – Я просто… просто…

Все на меня глазели. Келлан, матушка, Конрад. Торис, стоявший в другом конце зала.

– Принцесса, – сказал Келлан, сделав шаг мне навстречу. – Вам нужна помощь?

Матушка подбежала ко мне, схватила за руку и прошипела:

– Если это твоя попытка не выделяться, она не удалась.

– Это оплошность недотепы-слуги, – тихо сказала я ледяным тоном, – а не хитроумный план, чтобы удрать с ужина.

– Переоденься и немедленно возвращайся, – приказала она. – Ты выставила себя на посмешище.

За спиной у меня вырос Келлан.

– Проводить вас…

– Нет, – отрезала я и с достоинством направилась к выходу в своем запачканном платье. Даже призрак лестницы забился в темный угол и не стал мне мешать.

Оставшись одна, я наскоро все обдумала: я вполне могу сама о себе позаботиться, но действовать надо быстро, а то другой возможности не представится. Поэтому вместо того, чтобы свернуть за угол, в свои покои, я пошла по темному коридору к массивной дубовой двери, ведущей в кладовую Онэль. Я вынула из волос шпильку, вставила в замочную скважину и повернула. Раздался щелчок, и дверь податливо отворилась.

Я уже много лет не заходила в эту комнату. Раньше я постоянно готовила здесь лечебные зелья и микстуры под руководством Онэль, а потом мы с отцом относили их в самые бедные районы города. «Мы не правим, – любил говорить он, – а служим. Не ренольтцы присягают нам в верности, а мы им». И это были не пустые слова. Именно так он и обращался с подданными, и они его за это любили. Даже самые бедные, больные и голодные смеялись над его шутками, изливали ему душу и приглашали за свой стол. Отец прививал мне любовь к этим людям, но одновременно показывал им, что меня тоже можно любить. Престол передавался по мужской линии, но могло статься, что у него никогда не будет сыновей и управление обоими королевствами ляжет на плечи его дочери и ее аклевского мужа.

Чтобы ренольтцы приняли аклевского короля? Согласились жить под объединенным флагом? Отец знал, что такое будет возможно, только если я завоюю уважение и преданность своего народа.

Долгое время я считала, что мне это удалось.

С моего детства в кладовой мало что изменилось. Все стены были увешаны полками с разноцветными бутылочками и склянками, в которых хранились травяные снадобья собственной перегонки Онэль. В памяти всплыли стишки, которые я сочинила, чтобы запомнить названия и целебные свойства различных трав. Терн остановит жар и лихорадку. Поможет шалфей при мигренях и припадках…

Я подошла к рабочему столу и зажгла лампу, пытаясь выкинуть из головы навязчивые строчки. Они как были сущим наказанием, так им и остались. Меня пускали в эту комнату со всевозможными диковинками, святая святых Онэль, только при условии, что я выучу название и применение каждого растения из ее коллекции. А их были целые сотни. До конца списка, впрочем, я так и не дошла. Смерть отца все изменила. Я пыталась навещать бедных в одиночку, но была слишком мала, слишком убита горем – и надолго меня не хватило. После того, как у меня перед лицом в сотый раз захлопнули дверь, злобно прошипев «ведьма», я бросила это дело.

Хотя они много лет пылились на полках, большую часть снадобий узнать было нетрудно. Вот настойка из пижмы девичьей, хорошее средство от ушибов и синяков. А вот спиртовой экстракт этой же травки. Он снимет отек суставов. Ведьмин орех поможет при болезнях кишечника. Первоцвет – при мышечных болях. Тоник из коры белой ивы ускорит выздоровление и придаст сил. Телорез заживит раны. Бутылочки и склянки шли в один ряд и занимали те же места, на которых стояли в моем детстве.

На столе сгрудились стеклянные аламбики и медные реторты, а рядом – пузырьки и кубки всех возможных размеров. В темноте они напоминали очертания заколдованного замка. С замиранием сердца я пробежала ладонью по внутренней стороне столешницы. Ага! А вот и ключ.

Онэль вечно ругала меня за невнимательность, ворчала, что я витаю в облаках, а сама и не подозревала, как пристально я следила за ней в годы своего ученичества. Когда ей казалось, что я не смотрю, она брала этот маленький ключик, подходила к дальней стенке, отодвигала в сторону склянки на третьей полке сверху и вставляла ключ в крошечную скважину в потайной панели. Я в точности повторила ее движения, а затем отодвинула панель. За ней находилась металлическая шкатулка.

Я вынула шкатулку из тайника, поставила на стол, откинула скобу и подняла крышку. Внутри лежал деревянный брусок с тремя аккуратными отверстиями размером с наперсток. Первые два пустовали, а в третьем лежал крошечный стеклянный флакон. В нем-то и хранилось сокровище. Стекло и жидкость не помешали мне хорошенько его разглядеть. Это был белоснежный лепесток величиной с ноготь моего большого пальца, по форме напоминавший вытянутое сердце или наконечник стрелы. Его сорвали с цветка кровоцвета.

Все в королевстве знали, что кровоцвет – это ядовитое растение, которое можно найти на поле боя или в любом другом месте, где пролилась кровь, но о цветках этого растения говорить было не принято. В моих колдовских книгах встречались лишь отрывочные упоминания о них. Волшебные цветы. Чудодейственное средство. Считалось, что кровоцвет способен залечить почти любую рану, прогнать любую болезнь. Но коварное, ненасытное растение цвело, лишь когда место трагедии обагрялось кровью во второй раз. А значит, каждая жизнь, сохраненная с помощью его цветка, была куплена ценой двух других жизней.

В одной из моих книг утверждалось, что стоило ввести запрет на хранение кровоцвета, как число убийств у нас в королевстве сократилось в два раза, ведь наказание было суровым, приводилось в исполнение незамедлительно и чаще всего включало разлучение головы с шеей.

Но книга была старой, и о кровоцвете уже никто не вспоминал. Впрочем, я понимала, почему Онэль хранит цветок за потайной панелью в дальнем углу кладовой.

Я пробежала пальцем по пустым отверстиям, бережно вынула последний флакон и при тусклом свете лампы поднесла его к глазам. Раньше флаконов было два. Второй исчез в ту ночь, когда в замок доставили гроб с телом отца. Судя по всему, Онэль пыталась вернуть его к жизни, но уж она-то должна была знать, что из этого ничего не выйдет. Все источники сходились в одном: кровоцвет не может оживить мертвеца.

Я водила пальцем по флакону, повторяя контуры лепестка. «Красть нехорошо», – напомнила я себе. Но и Онэль поступила плохо, сохранив запретный цветок. И это при том, что ее никто не хотел освежевать. Без защитного заклинания лорда Саймона лепесток был моей единственной надеждой. Так, по крайней мере, никому не придется жертвовать ради меня жизнью.

Я спрятала флакон в карман, вернула пустую шкатулку в тайник и расставила бутылочки по местам. В комнату ворвался порыв холодного ветра. Обернувшись, я увидела, как хлопнуло окно над столом. Неужели оно было не заперто?

Поежившись, я взяла со стола лампу, подошла к окну и заперла его на задвижку. Ветер стих, но теплее не стало. Комнату заполнил аромат шиповника.

Меня охватило тревожное предчувствие, затылок неприятно защипало, по спине поползли мурашки. Во рту пересохло, страх песком собрался в горле. И тут мой взгляд упал на цепочку с драгоценными камнями в затейливых оправах, лежавшую на столе. В брюхе дракона поблескивали изумруды, в диких глазах грифона мерцали топазы, хвост русалки был усыпан сапфирами, в крыльях жар-птицы с глазами-карнеолами горели рубины и гранаты, а крылатая лошадь, символ Эмпиреи, была украшена опалами и бриллиантами.

Это был браслет, который подарил мне отец. Я потянулась за ним дрожащей рукой и, перебрав пальцами золотые звенья, нащупала сломанный замочек, из-за которого он соскользнул с запястья. Сомнений не было: у меня на ладони лежал тот самый браслет, который я потеряла в утренней давке и уже не надеялась увидеть снова.

– Ты тут? – прошептала я.

Лампа погасла.

6

Я резко обернулась.

Да, это была она. Тень, преследовавшая меня всю жизнь. Ни одной трагедии не обходилось без ее присутствия. Я звала ее Предвестницей, потому что она появлялась лишь в преддверии чьей-либо смерти.

Она не походила на остальных духов, которые были всего-навсего тусклыми отголосками себя прежних. Зримая, но неосязаемая – казалось, она была соткана из тумана с тенью и преломляла свет, подобно капле воды.

Другие призраки вечно тянули ко мне руки, когда понимали, что я их вижу, – но только не Предвестница. Она дотронулась до меня лишь однажды.

Мне было десять. Отец отправился в долгое путешествие по прибрежным землям нашего королевства в сопровождении Ториса и Камиллы. Лизетту оставили в замке, со мной и матушкой, которая плохо себя чувствовала. Мы с Лизеттой целые дни проводили в моих покоях, зачитываясь приключенческими и любовными историями, хотя последние были скорее по ее части. Я даже показала ей парочку невыносимо сухих и шаблонных писем, которые дважды в год получала от своего жениха Валентина. На мой взгляд, они были жутко скучными и, если верить слухам о его недалеком уме, писались под диктовку учителя. Но Лизетту они привели в полный восторг, и она жадно прочитала их все.

– Ты уже написала ответ? – спросила она, прижимая последнее письмо Валентина к груди.

– Делать мне больше нечего, – скривилась я. Все свободное время я проводила или в кладовой Онэль, или с отцом в городе, пренебрегая такими неприятными обязанностями, как переписка с будущим супругом.

Лизетта посмотрела на меня с осуждением.

– Ах, Аврелия, нельзя же заставлять его ждать! Ты должна немедленно ответить!

– Можешь сама ему написать, если хочешь. Вместо меня, – сказала я. Уговаривать ее не пришлось, и к вечеру письмо было составлено, подписано моим именем и отправлено с гонцом в Аклев.

Той ночью мне приснилось, будто матушка застряла в комнате, охваченной огнем. Когда я проснулась, надо мной витала Предвестница, положив ледяные ладони мне на щеки и вонзив пальцы с заостренными ногтями в мои глаза.

Я с воплем выпрыгнула из постели. Лизетта заворочалась.

– Аврелия? Что такое? Аврелия!

Я уже неслась по галерее и молилась, чтобы видение оказалось всего-навсего дурным сном.

Но это был не сон. Оказавшись в матушкиных покоях, я увидела, что дверь ее спальни заперта, а из-под нее валит дым. Я принялась дергать за раскаленную ручку, но дверь не поддавалась. В это время подоспела Лизетта.

– Аврелия?

– Нож для писем! – прокричала я. – Рядом с почтовой бумагой! Быстрее! – Под дверью уже виднелись отблески пламени. Кашляя в рукав ночной сорочки, Лизетта шарила рукой по столу, пока я раз за разом пыталась выбить дверь.

– Нашла! – воскликнула она. Я вырвала нож у нее из рук, не чувствуя боли от того, что лезвие вонзилось мне в кожу, и не замечая красного пятна на рукаве. Я засунула его в замочную скважину, как это делали герои моих книжек, но все усилия были напрасны. От крови ладони стали скользкими, и я едва могла удержать ножик в руках.

Прислонившись к неприступному дереву лбом, я заплакала. Матушка умрет, и, даже получив предупреждение Предвестницы, я не могу изменить ее судьбу. Меня захлестнули эмоции: ярость, отчаяние, страх, вина, скорбь… они душили меня, пока что-то не надломилось в моей груди и все переживания не выплеснулись наружу, как вода из прорвавшейся плотины. В этот момент я поняла, что делать. Я использую кровь. Магию крови.

Я забормотала некое подобие заклинания из отрывочных фраз и повторявшегося припевом воззвания к огню. Ignem ire, abeo, discedo, recedo… пожалуйста, не забирай матушку. Пожалуйста, не забирай матушку… ignem ire, concede, absisto, secedo…

– Что ты делаешь? – ужаснулась Лизетта, отступая назад. – Аврелия, прекрати! Прекрати! – умоляла она.

Должно быть, что-то из этого подействовало. Я почувствовала, что огонь откликнулся на мой призыв. Ощутила, как он греет мои ладони. Бежит по венам, наполняет сердце. Обнаружив, что он в моей власти, я оттолкнула его как можно дальше. Все это время я думала о воде. Хотела, чтобы он утонул.

Когда прибежали стражники, я стояла посреди задымленной комнаты, отрешенно уставившись на свои руки. Они выбили дверь, и из-под почерневшего балдахина показалась матушка. Она сильно кашляла, но пламя до нее не добралось.

Лизетта смотрела на меня широко распахнутыми от ужаса глазами.

– Что ты сделала? – прошептала она. – Куда делся огонь?

– Не знаю, – ответила я в смятении. – Исчез.

Наутро по городу разнеслась скорбная весть: «Король умер! Король умер!» История была чудовищной. Король Регус и леди Камилла погибли во время внезапно разразившейся огненной бури, сметавшей все на своем пути: корабли, торговые лавки, людей… Невероятная по силе буря застигла их на пристани в порту де Лена. Единственный выживший, Торис, был твердо уверен, что в смерти его жены и короля замешаны ведьмы.

Я пыталась заговорить с Лизеттой на похоронах ее матери, но она не отвечала мне и только отводила глаза. Мы обе знали, что это я погубила наших родителей, хотя и не понимали как. Вскоре Торис стал членом Трибунала, а я еще много месяцев испуганно прислушивалась, не раздастся ли за дверью стук сапог. Я была уверена, что рано или поздно Лизетта выдаст меня и за мной придут, но этого так и не произошло.

Лизетта сохранила все в тайне. Порой я даже сердилась на нее, ведь одного ее слова было достаточно, чтобы меня отправили на гильотину. Возможно, она просто хотела обо всем забыть, а может, ждала случая усилить свое политическое влияние. Я не знала, как долго продлится ее молчание, и неопределенность была для меня настоящей пыткой.

Но нет худа без добра. Родился мой брат. Я повзрослела, познакомилась с Мейбл Дойл. Мы начали обмениваться колдовскими книгами. Я стала осторожно экспериментировать с той силой, которую обнаружила у себя в ту ночь.

После смерти отца я видела Предвестницу десятки раз, и каждое ее появление служило дурным знаком. Часто я ощущала ее присутствие еще до того, как она мне показывалась. Она постоянно наблюдала за мной, но больше ко мне не прикасалась, хотя меня не покидало чувство, что она хочет чего-то еще.

Ветер утих, и она была неподвижна. Ее лоб украшал серебристый венец, из-под которого смотрели вдаль черные, бездонные глаза.

Я сжала в руках погасшую лампу и сломанный браслет.

– Ты сегодня была на площади. Я тебя почувствовала.

В страхе, гневе или отчаянии у духов иногда получалось передвигать предметы, но какой же надо обладать силой, чтобы вернуть в замок браслет с площади?

Ее взгляд остановился на моем лице, и ужас волной прокатился по моему телу. Набравшись смелости, я сделала шаг вперед.

– Я искала тебя.

Она выжидающе молчала.

– Ты видишь события, которые еще не произошли, так ведь? – Я нервно сглотнула. – Скажи, ты видишь только смерть?

Она даже не шелохнулась.

– Скоро я уеду отсюда, – продолжила я непринужденным тоном, хотя мой голос дрожал. – В незнакомую страну. Чтобы выйти замуж за человека, которого не люблю. Если, конечно, доживу до свадьбы. – Я собралась с духом. – Так вот, я хочу знать… твои видения случайны или ты сама заглядываешь в будущее? Прошу, скажи, что меня ждет?

Еле передвигая ноги, она сделала шаг мне навстречу. А потом еще один. Я задержала дыхание и почувствовала покалывание в легких. Воздух вокруг меня наполнился кристаллами льда. Я заставила себя выдохнуть. Когда белый пар от дыхания растаял, она стояла в дюймах от меня. Внезапно ее ледяные ладони легли мне на щеки, а костлявые пальцы, подобно кинжалам, вонзились в глаза.

Перед моим мысленным взором возникли огни главного зала. Матушка стояла на невысоком помосте вместе с Саймоном Сильвисом. Его представляли ко двору. Но вместо того, чтобы гордо расправить плечи, он согнулся пополам, руками сжимая древко стрелы, торчащей из его груди. Кровь была повсюду: на полу, на его ладонях.

Я вынырнула из видения с криком ужаса.

В дверь забарабанили.

– Аврелия! – из коридора донесся голос Келлана. – Аврелия, ты там? Отвечай!

Дверь распахнулась, в комнату ворвался ветер, и Предвестница исчезла, точно потухшее пламя. Ее здесь как будто и не было.

– Я звал тебя, но в покоях – никого, – взвился Келлан. – А потом я услышал твой крик. Аврелия?.. – Его взгляд упал на браслет, который я держала в руках.

– Аклевец, – проговорила я как в тумане. – Лорд Саймон. Он умрет.

Мгновение – и я уже бежала по лестнице, ведущей в главный зал.

* * *

Я ворвалась в зал со скоростью урагана.

– Лорд Саймон! – заорала я. – Берегитесь! Вы в опасности!

Гости забеспокоились и начали подниматься со своих мест. Не обращая на них внимания, я протолкнулась к помосту, где стояла матушка. В ее взгляде читались гнев и недоумение. Рядом с ней, прямо как в видении, стоял лорд Саймон, и я бросилась ему навстречу.

– Выслушайте меня! Прошу! Знаю, это прозвучит странно, но вы должны мне поверить. Вам угрожает опасность, вы срочно должны…

Лорд Саймон перевел взгляд с моего лица на что-то за моей спиной, а затем резким движением оттолкнул меня в сторону. Я споткнулась о ступени и чуть не упала, а подняв голову, увидела, как грудь аклевца пронзает стрела, выпущенная из противоположного конца зала. Стрелял тот самый юноша, который пролил мне на платье вино. Его лицо искажали ярость и отвращение.

Опустив лук, он прокричал:

– Смерть ведьмам и колдунам! Смерть поборникам темных…

Его боевой клич оборвался на полуслове, и в ту же секунду из его живота показалось блестящее острие.

Вытащив меч из тела юноши, Келлан направился ко мне, а я в ужасе повернулась к истекающему кровью человеку на помосте. Матушка прижала Конрада к себе и закрыла ему ладонью глаза.

Я подползла к лорду Саймону, но Онэль уже склонилась над ним, изучая рану.

– Похоже, сердце не задето.

– Тут уже без разницы, – сказал Келлан, вытаскивая стрелу и прижимая к ране платок. – Наконечник смазан ядом кровоцвета. – Келлан отшвырнул стрелу в сторону. – Он не жилец.

– Не говори так, – сказала я, сжимая плечо Келлана. Лорд Саймон не заслуживал такой смерти. – Неужели ничего нельзя сделать? – молила я Онэль.

– Можно было бы, я бы сделала, – ответила она.

– Это все я виновата. – Понимание отрезвило меня. Если бы я не заглянула в будущее, то не стала бы возвращаться на пир, и пророчество никогда бы не исполнилось. – Его ранили из-за меня.

Если Саймон Сильвис умрет, некому будет учить меня использовать ту странную силу, которая бежит по моим венам. Трибунал и дальше будет казнить невинных, ренольтцы продолжат скрывать страх за маской ненависти, и еще одна жизнь будет потеряна из-за моей очередной чудовищной ошибки.

У меня просто не оставалось выбора: я не могла допустить его смерти.

Стиснув зубы, я вытащила из-за пояса Келлана нож и провела им по ладони. Рядом со шрамом от незаконченного обряда появился тонкий надрез, и когда из него выступила кровь, я окропила грудь аклевца тремя каплями.

– Что ты творишь? – прошипел Келлан. – Аврелия, перестань!

– Ego præcipio tibi ut… ох… исцелиться… – Я лихорадочно подбирала слова. – Curaret! Я приказываю тебе исцелиться!

– Я вижу, что ты задумала, – сказала Онэль. – Ничего не выйдет! Остановись, дитя, на нас смотрят!

Я подняла голову и увидела, что гости вытаращились на меня во все глаза. Но мне было не до них. Из горла лорда Саймона вырывались хрипы, его дыхание замедлилось, глаза остекленели и закатились.

Онэль была права: магия крови тут не поможет. Я чувствовала ее сопротивление. Она не годилась для лечения, это еще лорд Саймон говорил.

Запустив руку в складки платья, перепачканного вином с кровью, я вынула флакон и вскрыла сургуч.

– Где ты его взяла? – ахнула Онэль. – Аврелия, нет…

Но я уже вылила содержимое флакона – и лепесток, и воду – в рот умирающего.

– Что ты наделала? – прошептала она.