Текст книги "Нити зла"

Автор книги: Крис Вудинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Глава 9

Мос сидел в Покое Слез и слушал дождь.

В этой комнате он никогда прежде не бывал. И неудивительно – почти все верхние этажи Императорской крепости пустовали. Ее построил четвертый император Сарамира Хьюта ту Лилира, желая загладить перед Охой вину за предшественника. Сама императорская семья не нуждалась в доме таких размеров и архитектуры, как крепость. Даже если бы Мос собрал всю свою родню и поселил ее в крепости – а это было бы невозможно, потому что носителей императорской крови должно расселять по Сарамиру, дабы они следили за событиями в стране, – так вот, даже тогда они не заняли бы всех комнат. Когда пять лет назад пожар уничтожил большую часть обстановки, люди просто переехали в новые помещения, где и по сей день жили в полном комфорте.

На верхний этаж, где Мос нашел покой Слез, никто не поднимался, и отделанные лашем коридоры полнились только глухим эхом. Ларания как-то сказала, что наверху могли бы жить люди, целая община бродяг, которые скрывались бы там веками. Мос тогда посмеялся и назвал ее фантазеркой. Хотя помещения стояли пустыми, они не казались заброшенными – ни единой пылинки. Мос догадывался, что в обязанности одного из советников входит следить за тем, чтобы ни одна часть крепости не превратилась в развалины.

Моса привлек звук льющейся воды. Император бродил по замку с третьей бутылкой вина в поисках уединения. И пришел сюда.

Покой Слез представлял собой просторное круглое помещение со сводчатым потолком. В центре его зияло отверстие, сквозь которое дождь падал на плиточный пол и просачивался через маленькие зарешеченные отверстия. Пол в комнате слегка углублялся к центру, так что можно было сидеть рядом с завесой дождя и оставаться сухим. Замысловатая система водостоков проводила воду по скрытым желобкам в статуи, стоявшие в альковах. Слезы катились из каменных глаз и собирались в небольшие каменные бассейны у подножия скульптур.

Закат. Светильники еще не зажигали. В душной после жаркого дня комнате царил полумрак. В это время года дожди шли редко, но сегодня погода полностью соответствовала настроению Моса. Он сидел на одном из стульев, образовывавших крут по периметру комнаты, и созерцал колонну из дождя. Ему нравилось, как с крохотным взрывом падают в мелкий бассейн капли. Сквозь отверстие в куполе проникал скудный, затухающий свет ока Нуки. Луч прочерчивал бровь Моса, его бороду и край бутылки, которую император держал в руках. Он снова к ней приложился – без удовольствия. Во рту оставался горький привкус. Мос злился.

– Тебе не следует сидеть здесь в одиночестве, – прокашлял Какр из дверного проема.

Мос громко выругался.

– Боги, да ты последний человек, которого я хочу сейчас видеть. Убирайся.

– Надо поговорить, – возразил главный ткач.

Мос зло уставился на него.

– Тогда иди сюда. Я не собираюсь с тобой разговаривать, пока ты там прячешься.

Какр прошаркал на свет. Мос не взглянул на него. Он смотрел на дождь. Даже сквозь винный дурман проникал запах разложения и звериной шерсти. Так пахнет от больной собаки.

– И о чем же ты хотел поговорить? – оскалился Мос.

– Ты пьян.

– Я никогда не бываю пьян! Это все, что ты желал мне сообщить? Так на это у меня есть жена! Мне не нужны твои отповеди.

Какр остановился. От него повеяло такой злобой, что у Моса волосы зашевелились на затылке.

– Ты иногда ведешь себя слишком надменно, мой император, – усмехнулся ткач. – Я не твой паж, чтобы ты мог выгонять меня или насмехаться надо мной, когда тебе вздумается.

– Это верно, – согласился Мос и сделал еще глоток. – Мои слуги верны мне, и они делают то, чего я от них жду. А ты нет. Потому-то я и удивляюсь, что до сих пор не изгнал тебя.

Какр не ответил. Повисла напряженная тишина.

– Так что ты хотел мне сказать? – не выдержал Мос, бросив на ткача раздраженный взгляд.

– Есть новости с юга. В Зиле бунт.

Мос ничего не ответил, но нахмурился еще больше.

– Бунт, – медленно повторил он.

– Наместника убили. Толпа разбушевалась, в основном – крестьяне и городской люд. Атаковали дворец правления. Один из ткущих отправил мне послание, прежде чем его тоже убили.

– Они убили ткача?! – воскликнул Мос в искреннем изумлении.

Какр молчал. Шум дождя заполнил паузу в разговоре.

– Кто зачинщик? – спросил император.

– Слишком рано об этом говорить, – проскрипел главный ткач. – Но мятежниками кто-то руководил. А мои агенты сообщили, что в Зиле распространился этот проклятый культ, который отнял столько наших сил в последние годы.

– Айс Маракса? Так это они? – Мос внезапно пришел в ярость и отшвырнул от себя бутылку. Она пролетела через зал и разбилась об одну из плачущих статуй. Красное вино смешалось с дождевой водой, которая собиралась в бассейне у ее ног.

– Возможно. Я предупреждал, что они могут в любой момент выкинуть что-нибудь подобное.

– Ты должен был исключить такой вариант развития событий! – Император вскочил, со стуком опрокинув стул.

– Они знают, что урожая не будет. – Какр не выглядел испуганным, хотя перед лицом императора казался жалким карликом. – Здесь, на северо-западе, мы можем скрыть размеры ущерба, но Зила стоит на границе Южных Префектур. А там люди видят, как странная болезнь уничтожает урожай у них под носом. Ткущие Узор могущественны, мой император, и нам доступны многие обходные пути, но мы не в состоянии знать обо всех планах, по крайней мере, не тогда, когда вся страна ополчилась на нас. Зря ты не позволил мне раздавить Айс Маракса, как только они появились.

– Не отрицай свою ошибку! – взвился Мос. – Во всем виноваты вы! Вы! – Он грубо схватил Какра за плечо.

– Не трогай меня! – прошипел ткач, и Мос ощутил, что неведомая сила сжала его, стиснула грудь железной рукой. Силы покинули его. Сердце наполнил панический страх. Пальцы разжались. Мос отступил. Он задыхался, в горле клокотала мокрота. Какр будто бы разросся, представ в сознании императора огромным и ужасным. Гигантская сгорбленная фигура с бледными когтистыми пальцами и мертвенно-бледной маской нависла над Мосом, как кукловод над марионеткой. Он попятился, оступился и упал в дождевой столп, плюхнулся прямо в мелкий бассейн. Император сжался в комок и всхлипнул. Какр заполнил собой всю комнату. Самый воздух будто бы придавливал Моса к полу.

– Ты преступаешь границы… – Голос главного ткача был темен и холоден, как могила. – Я покажу тебе твое место!

Мос закричал от страха, раздавленный мощью Какра. От его мужества ничего не осталось после того, что случилось с его телом и разумом. Дождь шел. Император вымок до нитки. Струйки воды стекали с волос и бороды.

– Я нужен тебе, Мос. А ты, к несчастью, нужен мне. Но помни, что я могу с тобой сделать. Твоя жизнь и смерть – в моих руках. Я могу одной лишь мыслью остановить твое сердце. Могу взорвать его в твоей груди. Я могу открыть в тебе внутреннее кровотечение, и ни один, даже самый лучший врач не скажет, что смерть не была естественной. Чтобы свести тебя с ума, мне нужно не больше времени, чем тебе – чтобы вытащить меч из ножен. Никогда больше не прикасайся ко мне. Или мне придется наказать тебя сильнее.

Какр медленно принял свои нормальные размеры, и напряжение в воздухе ослабло. Мос задыхался. Палата снова стала такой, как прежде: просторной, мрачноватой, наполненной отраженными звуками. Мос увидел ткача – тщедушное тело, согбенная спина, плохо сшитые лохмотья.

– Ты займешься восстанием в Зиле. А я – его причинами, – проскрежетал главный ткач и ушел. Мос, злой, напуганный, поверженный, остался лежать на боку под проливным дождем.

Вымокшие до нитки и задыхающиеся от смеха императрица Ларания и ее младший брат Рекай ввалились в раскрытую овальную дверь. Эзель театрально выгнул бровь, когда они ворвались в павильон, и искоса взглянул на Рекая.

– Все подумают, что ты никогда не видел дождя.

Рекай снова счастливо засмеялся. Эзель почти не ошибся.

Павильон стоял на крыше Императорской крепости посреди искусственного озера. С садом его соединял узкий мост. Искусная резьба украшала стены. Через узор из листьев и пиктограмм сидящие внутри могли смотреть на воду. С крыши свисали корзины с цветами, а по углам стояли приземистые каменные колонны, выкрашенные в кораллово-красный цвет. Ночь совсем недавно опустилась на землю, и Эзель сам зажег светильники на колоннах. В помещении могли бы с удобством разместиться восемь человек. А сейчас их всего трое…

Рекай шлепнулся на скамью и посмотрел сквозь резьбу на дождь. Ларания снисходительно чмокнула его в щеку и уселась рядом.

– Дождь в наших краях – большая редкость, – пояснила она Эзелю.

– Да я уже понял, – усмехнулся тот.

– О духи! – воскликнул Рекай. Его взгляд все скользил по поверхности воды. Дождь хлестал по ней с немыслимой силой. – Теперь я понимаю, что испытывал Зиазтан Ри, когда писал «Жемчужину бога вод».

В глазах Эзеля вспыхнул интерес.

– Ты читал ее?

Рекай мгновенно смутился: ему не хотелось хвастаться. Древняя поэма Зиазтана Ри, шедевр натуралистического стиля империи, была невероятно редкой и ценной.

– Ну… я… – промямлил он.

– Ты чудо! Непременно расскажи мне об этом! – Эзель пришел в такой восторг, что Рекай почувствовал облегчение. – Мне попадались копии отдельных фрагментов, но поэму целиком я не никогда читал!

– Я учил ее наизусть, – скромно пояснил Рекай. – Одна из моих любимых вещей…

– Учил наизусть? – завопил Эзель. – Да я готов умереть, лишь бы услышать ее от начала до конца!

Улыбка осветила худое лицо Рекая.

– Сочту за честь. Никогда не встречал человека, который хотя бы слышал о Зиазтане Ри.

– Ну, тебе попадались не те люди. – Эзель подмигнул ему. – Я представлю тебя, кому надо.

– Жди здесь. – Ларания вскочила и пересела к Эзелю. – Эзель мой! Не позволю тебе забрать его, чтобы болтать о книгах и давно умерших стариках! – Она схватила Эзеля за руку с видом собственницы. Вода капала с ее одежды на его.

– Императрица ревнует, – поддразнил ее смеющийся Эзель.

Ларания перевела взгляд с брата на Эзеля и обратно. Они оба ей безумно нравились. Эти двое были совсем разными, и даже Ларания не надеялась, что они так замечательно поладят. Тонкую красоту сероглазого Рекая портил глубокий шрам, идущий от левого глаза к скуле. Он носил иссиня-черные волосы длиной до подбородка, с левой стороны в них прятались белые прядки – последствия того же падения, что в детстве изуродовало его лицо. Тихий, умный, но неуклюжий юноша, казалось, никогда не чувствовал себя комфортно не то что в своей одежде, а в своем теле. Эзель, напротив, был энергичным и лощеным, очень красивым, но чересчур жеманным. По внешнему виду он напоминал скорее выходца из Речного Края. Эзель ярко подводил глаза и красил волосы в фиолетовый, красный и зеленый цвет, вплетая в них украшения и бусины.

– Может, немного и ревную, – зло ответила императрица. – Хочу, чтобы вы оба принадлежали мне!

– Титул многое позволяет. – Эзель встал и изобразил преувеличенно низкий поклон. – Повелевайте, императрица!

– Приказываю тебе прочесть нам стихотворение о дожде! Глаза поэта загорелись.

– О, к счастью, у меня есть одно, где дождь в некотором смысле играет ключевую роль. Желаете услышать его?

– Ах да! – не выдержал Рекай. Он немного робел перед Эзелем. Ларания представила его как блестящего стихотворца. Он состоял при дворе в должности советника по культуре. Мос полагал, что Эзель будет писать достаточно хорошие поэмы. И если его имя будут упоминать вместе с именем императора, это обоим пойдет на пользу.

Эзель встал в середине павильона и прочистил горло. Он самозабвенно красовался перед публикой, нежась в лучах ее восторженного внимания. Слышался шелестящий звук падающих капель. А потом Эзель заговорил, и слова лились с его языка, как жидкое серебро. Высокий сарамирский, невероятно сложный язык, как нельзя лучше подходил для поэтических опусов. Он мог звучать мягко и округло или резко и надрывно. Поэт, способный играть со значениями слов, заставляя их мерцать и переливаться, мог порадовать слушателей хитрой головоломкой смыслов, которую так сладостно разгадывать. А Эзель обладал потрясающим талантом, и сам об этом знал. Чистая красота его речи завораживала.

Стихотворение только косвенно касалось дождя: основную часть произведения занимала история о человеке, жену которого похитил ачикита, демон, который завладел ее телом, пока она спала. Несчастный муж едва не лишился рассудка. В бреду он увидел Шинту, хитроумного бога удачи. Шинту пообещал, что исцелит жену бедняги, если тот на три дня положит ее на дорогу. Чтобы проверить крепость веры человека, Шинту попросил своего двоюродного брата Паназу ниспослать трехдневный дождь. Ведь больная женщина едва ли выжила бы, пролежав так долго под дождем… Но уже через день соседи, решив, что несчастный сошел с ума, заперли его под замок, а больную внесли в дом.

Шинту, сыграв такую шутку, решил, что дело сделано, и забыл о нем, занявшись чем-то другим. Но об этом узнала Нариса, богиня забытых вещей, и подумала, что несправедливо посылать подобное несчастье этим людям. Она обратилась к Паназу, чтобы он восстановил справедливость. Паназу любил Нарису. Когда впоследствии об этом прознал Шинту, то поучаствовал в рождении незаконного ребенка у Аспинис, родной сестры Паназу. Но пока что Паназу не смог отказать Нарисе. Он исцелил женщину, исторг из ее тела ачикиту и метнул молнию, чтобы уничтожить тюремную камеру и освободить мужа. Воссоединившаяся семья стала жить счастливо.

Эзель, польщенный слезами, блестевшими в глазах Рекая, как раз собирался заканчивать, когда, глухо топая ногами, из-за дождя появился Мос. Эзель запнулся. Лицом император походил на грозовую тучу. Он остановился у входа в павильон, обозревая открывшуюся картину. Эзель умолк.

– Вы тут, кажется, развлекаетесь, – проговорил Мос. Все, включая Эзеля, поняли, что император готов кого-нибудь избить, а потому благоразумно промолчали. Мос недолюбливал Эзеля и не скрывал этого. Простоватого императора бесили женоподобная внешность поэта и соответствующие повадки. А кроме того, дружба Ларании с советником по культуре изрядно досаждала ему: ведь именно общества Эзеля искала Ларания, когда Мос был занят.

– Присоединишься к нам? – Ларания встала и протянула к Мосу руки. – Похоже, тебе тоже не помешает развеяться.

Он не обратил внимание на примирительный жест жены и зло уставился на нее.

– А я искал тебя, Ларания. Думал, что хотя бы у супруги найду утешение после тяжкого испытания, выпавшего на мою долю. А вместо этого ты здесь… мокрая насквозь… дурачишься под дождем?!

– Какое испытание? О чем ты? – В обеспокоенном голосе императрицы проскочила искорка гнева, зажженная тоном мужа. Эзель сел вопиюще близко к Рекаю.

– Не бери в голову, – огрызнулся император. – Меня больше заботит, почему я должен гоняться за тобой, а тем более – видеть тебя с этим павлином? – Мос махнул рукой в сторону поэта. Эзель безропотно снес оскорбление. Собственно говоря, ничего другого ему не оставалось. Рекай в ужасе переводил взгляд с Ларании на Моса.

– Нечего срываться на безответных подчиненных! – закричала императрица. Щеки ее вспыхнули. – Если сердишься на меня, так и скажи! А я, между прочим, не девочка на побегушках, чтобы сидеть в твоей спальне и ждать, пока тебе понадобится утешение! – Она ввернула это слово, чтобы досадить Мосу, выставить его зависимым и нелепым.

– О боги! – зарычал Мос. – Да неужели со всех сторон меня окружают враги? Кто мне скажет хоть одно доброе слово?

– Ах ты, бедненький! – саркастически ответила Ларания. – Это за добрым словом ты ввалился сюда, как банати? Его ты ждал, оскорбляя моего друга и унижая меня в глазах родного брата?

– Ну, тогда пошли со мной! – Мос схватил ее за запястье. – Поговорим с глазу на глаз!

Ларания отдернула руку.

– Эзель читал стихотворение. – Голос императрицы дрожал от напряжения. – И я его дослушаю.

Мос, трясущийся от гнева, воззрился на злополучного поэта. Рекай почти услышал, как сердце Эзеля провалилось в пятки. Благие намерения его сестры дали прямо противоположный результат. Ларания отказала Мосу, а повинен в этом оказался ее беззащитный друг. Весь гнев императора обратился на него.

– А что ты скажешь, если твой драгоценный поэт внезапно лишится покровителя?

– В таком случае ты внезапно лишишься жены! – выпалила Ларания.

– Ах, он столько для тебя значит? Этот недоделок?!

– Этот недоделок – гораздо больше мужчина, чем ты! Он, в отличие от тебя, умеет держать себя в руках! Императору это тоже не помешало бы!

Это было уже слишком. Мос замахнулся, чтобы ударить Ларанию.

Гнев женщины внезапно обратился ледяным спокойствием.

– Осмелишься? – Голос ее напомнил царапанье ногтей по ржавому металлу.

Перемена, произошедшая в жене, остановила Моса. Он никогда прежде не поднимал на нее руку, никогда настолько не выходил из себя. Трясясь от ярости, он заглянул ей в глаза и вдруг подумал, какой невозможно красивой она становится в пылу ссоры и как он ее любит и ненавидит одновременно. Император бросил последний злобный взгляд на Эзеля и ринулся вон из павильона.

Рекай выдохнул. Он и не заметил, что перестал дышать от волнения. Эзель выглядел ужасно. Ларания стояла с гордо поднятой головой, грудь ее вздымалась. Она одержала победу над мужем и была этим довольна.

Настроение, однако, уже не позволяло продолжить веселье. По негласному соглашению, все трое разбрелись по палатам. Позже Ларания столкнется с Мосом, они помирятся и пылко предадутся страсти, еще немного горячась от пережитой ссоры. Они не будут знать, равно как и сейчас не знают, что Какр наблюдает за ними через Узор.

Глава 10

Кайку, Саран и Тсата прибыли в Провал ранним утром. Путь из Ханзина дался нелегко. Тайными тропами, под покровом ночи они пробрались в Ксаранский Разлом. Им удалось проскользнуть в самое сердце земной трещины, не встретившись с враждебными духами, обитавшими там. Те, кто знал о миссии Кайку и догадывался, кто приехал вместе с ней, восприняли их возвращение с большим оживлением. К полудню представители высших эшелонов Красного ордена и Либера Драмах собрались, чтобы выслушать то, что скажет им шпион. Кайку тоже пригласили – по настоянию Сарана и Кайлин. Она испытала облегчение: было бы неоправданной жестокостью не пригласить того, кто пожертвовал на операцию два месяца жизни и едва не расстался при этом с той самой жизнью!

Собрание проходило на верхнем этаже полукруглого здания, негласного центра Либера Драмах. Дом стоял на одном из верхних ярусов Провала, его выгнутый фасад смотрел на город и долину внизу. На открытом верхнем этаже, между колоннами, поддерживающими плоскую крышу, тянулось кованое ограждение высотой по грудь. Весь этаж представлял собой одну комнату. Именно здесь проходили все собрания и редкие театральные представления и декламации. Тс, кто строил это здание, больше заботились о его функциональности, чем о красоте. На бежевых стенах висели дешевые гобелены, на полу лежали циновки из ивовых прутьев. В одном из углов стояло священное колесо, а кое-где тоненько позванивали музыкальные подвески, призванные отгонять злых духов. Этот предрассудок мог показаться нелепым где угодно, только не в Ксаранском Разломе.

Встреча проходила в неформальной обстановке, но даже элементарные правила вежливости требовали, чтобы подали закуски. На традиционных низких столах стояли маленькие тарелки и металлические чаши с вином и горячими напитками. Кайку сидела рядом с Кайлин и двумя другими сестрами Красного ордена, которых никогда прежде не встречала: состав его постоянно менялся, за исключением Кайлин. У нее была паранойя на тему того, чтобы точное число членов ордена не знал никто и что нужно рассеять сестер, дабы одна-единственная катастрофа не повлекла за собой гибель всех. Неподалеку сидели Заэлис и Джугай, его правая рука. Джугай перехватил взгляд Кайку и подбодрил ее улыбкой. Она вздрогнула, но улыбнулась в ответ. Тсата сидел отдельно, не за столом, а в дальнем углу комнаты.

Кайку задержала на нем взгляд. Она не понимала, что вообще здесь делает ткиурати. Почему сопровождает Сарана в такую даль? И что за отношения их связывают? Кайку уже почти перестала сердиться из-за того, что еще месяц назад Тсата бесцеремонно рисковал ее жизнью, использовав в качестве приманки, но ей так и не удалось ничего узнать о нем. Саран тоже отказывался о нем говорить, оправдываясь тем, что, если бы ткиурати хотел что-то рассказать ей о себе, он бы непременно это сделал. Кайку не понимала, на самом ли деле Саран уважает мнение и странные обычаи своего друга или же просто хочет ей досадить.

Кайку подумала о Люции. Ей хотелось бы навестить бывшую наследную императрицу перед собранием, но она предположила, что и после него у нее будет время. И все-таки что-то не давало покоя, в душе появилось слабенькое сосущее беспокойство. Когда Кайку осведомилась о здоровье Люции у Заэлиса, тот живо ответил, а потом быстренько сменил тему. Раньше он никогда подобным образом не реагировал. Мисани на ее месте заподозрила бы, что здесь что-то не так. Но на месте Кайку была Кайку, а потому она предположила, что виновата сама и зря не надавила на Заэлиса.

Воцарилось молчание. Саран встал спиной к ограждению. Солнце освещало контур его фигуры. Пришло время узнать, ради чего она рисковала жизнью, и решить, стоило ли оно того.

– Очень немногие из вас знают меня, – начал Саран. Из его четкой речи теперь почти исчезли кураальские окончания. В узком строгом одеянии он походил на генерала, обратившегося к своим войскам, И голос его имел ту же власть. – И потому для начала я представлюсь. Мое имя Саран Иктис Марул. Уже несколько лет я являюсь шпионом Либера Драмах. И я объехал государства Ближнего Света: Сарамир, Охамбу, Кураал и отдаленный Иттрикс с одной лишь целью – узнать все возможное о ткущих Узор. И сейчас, с вашего позволения, я расскажу вам о том, что выяснил.

Саран выдержал театральную паузу и обвел взглядом собравшихся. Кайку внутренне дернулась: она вдруг поняла, что, делая заявление перед таким количеством людей, Саран подвергает себя большому риску в будущем. Ведь чем больше человек знают о том, что он шпион, тем больше шансов, что его разоблачат. Кайку еще не догадывалась, с чем связана такая беспечность. Но уж явно Саран не тщеславен настолько, чтобы пойти на огромный риск ради одного мгновения славы!

– Сарамир забыл свою историю. Вы так гордились тем, что заселили этот гигантский континент, что не задумались о том, от чего отказываетесь. Уничтожив угатов, аборигенов, вы очистили доску истории и предали забвению тысячелетнюю память этой земли. Но другие континенты все еще помнят. Племена Охамбы веками жили изолированно, недоступные для цивилизации других народов. В Кураале шло насаждение доктрины, теократы переписывали историю, но недостаточно тщательно, и тот, кто знает, где искать, всегда может раскопать крупицы истины. Внутренние войны разрывали Иттрикс, власть переходила из одних рук в другие, и документы оказались утеряны. Их почти невозможно отыскать, но и уничтожить тоже невозможно. История остается. Даже здесь. И мне кажется, не стоит забывать ее, потому что никому не известно, как события прошлого могут повлиять на наше настоящее.

Кое-кто из собравшихся недовольно заворочался: подумать только, этот кураальский выскочка отчитывает их за их прошлое, менаду тем как именно кураальцы вытеснили их с родного континента! Но на раскрашенных губах Кайлин Кайку заметила легкую улыбку.

– Я буду краток и начну с хороших новостей. – Саран отбросил волосы с лица и свысока посмотрел на Заэлиса. – Позже я смогу представить подробный отчет тем, кто захочет его услышать. – Он широким жестом обвел аудиторию. – Путешествуя по всему Ближнему Света, я искал три вещи: во-первых, следы того разрушения, которому подвергается наша земля и которое мы считаем побочным эффектом колдовских камней ткущих; во-вторых, ткачей или тех, кто походит на них, а в-третьих – сами колдовские камни, которые, как известно, являются источником могущества ткущих.

Саран не стоял на месте, а прохаживался по комнате, и солнечные лучи очерчивали его красивый профиль.

– Рад сообщить, что по двум пунктам мои поиски не дали результата. Нигде я не нашел каких-либо следов заразы, пожирающей наш урожай, которую нельзя списать на насекомых-вредителей или другое природное явление. И нигде я не встретил ни одного ткача, кроме тех, что проживают в отдаленных колониях на других континентах. Разумеется, везде есть люди с необычными способностями. Даже наши жрецы умеют каким-то образом общаться с духами природы. Достопочтенная Кайку ту Макаима, присутствующая здесь, стала свидетельницей могущества охамбских ваятелей плоти, а в глубинах джунглей есть вещи и пострашнее. В Кураале действуют Приносящие Жертвы, в Иттриксе – Муд-Тааль. Но все их способности имеют естественную природу или есть результат духовных практик. Даже искаженные, которых породила зараза ткачей, не распространяют ее. – Саран сделал паузу, провел пальцем по скуле. – Искаженных я нашел только в Сарамире. В других землях живут хромые, убогие, калеки – но там нет искаженных. А здесь людей и искаженных уже едва можно различить, и вы, сидящие в этом зале, скорее исключение из правила. За это я могу вам поаплодировать.

Кайку смотрела на него, и под строгой черной кураальской одеждой ей виделось стройное тело. Почему она отказала ему? Ведь если бы отдалась, ничего бы не изменилось. Не доверяя своим собственным чувствам, можно запретить себе любую радость…

Грезы ее оборвались, и Кайку вновь сосредоточилась на происходящем.

– Из этого мы можем заключить, что искажение – или порча – есть следствие заразы. Мы уже предполагали это, но теперь я получил неоспоримые доказательства. За пределами Сарамира растения не болеют, и поэтому там нет искаженных. Но колдовские камни там есть.

Люди замерли. Кайку молча ела пряный рис.

– Он хорошо играет свою роль, – прошептала Кайлин, наклонившись к Кайку.

– По-моему, истосковался по вниманию аудитории, – пробормотала Кайку. – И оно льстит его самолюбию.

Кайлин удивленно хихикнула и одарила свою ученицу многозначительным взглядом. Кайку не обратила на нее внимания.

– Но если колдовские камни порождают заразу, то как же может быть, что в других землях они есть, а болезни нет? – выкрикнул кто-то.

Саран поднял вверх указательный палец.

– Потому что их еще не нашли.

Аудитория ахнула.

– Они лежат глубоко под землей. Дремлют. Ждут. Ждут, пока их разбудят.

– А что же их разбудит? – спросил все тот же голос.

– Кровь, – проговорила Кайку. Она сказала это себе, но вышло громче, чем хотелось, и все услышали.

– Действительно, кровь. – Саран обезоруживающе улыбнулся ей. – Из всех нас только Кайку видела колдовской камень. Видела человеческое жертвоприношение, которое питает его. Видела сердце.

Кайку смутилась. В Либера Драмах скептически относились к истории с ее проникновением в монастырь ткущих Узор в Лакмарских горах на Фо. Многие уверяли, что в зале, где хранился колдовской камень, ее посетили галлюцинации. Она ослабела от голода, а кроме того, в течение нескольких дней носила маску ткущего. Это вообще опасно для рассудка. Но несмотря ни на что, Кайку верила в то, что видела. А видела она ветви, растущие из колдовского камня и упирающиеся в стены пещеры. Она заглянула в камень, когда его кормили. Яркие сосуды пронизывали каменную массу, а в центре билось сердце. Что бы ни представляли собой колдовские камни, они не были кусками мертвого минерала. Они жили, как живут деревья. Они росли.

– Да откуда же ты знаешь, что колдовские камни есть, если их еще не нашли? – спросил Джугай.

– По крайней мере, один точно нашли – в Кураале, около пяти веков назад. Об этом упоминается в свитках, которые я похитил из библиотеки Аквирры и принес сюда с величайшим риском для собственной жизни. Эти свитки рассказывают о случае в глухой горняцкой деревушке. Местные жители внезапно стали вести себя абсолютно неестественно и очень жестоко. Когда правитель послал солдат для их усмирения, их постигла та же самая участь. Выжившие говорили о странных припадках безумия и о том, что жители деревни получили дьявольскую силу: передвигали предметы, не прикасаясь к ним, и убивали людей на расстоянии без всякого оружия. Теократы послали многочисленные отряды, чтобы покарать еретиков, и одержали победу, но понесли огромные потери. В шахте под поселком нашли алтарь, на котором совершали кровавые жертвоприношения. Позднее воины рассказывали, что камень искушал их и давал нечестивые обещания, но, твердые в своей вере, они взорвали алтарь и закрыли шахту. – Саран резко тряхнул головой, отбрасывая назад черные волосы. – Я уверен, что они нашли колдовской камень.

– Так, значит, их можно разрушить? – спросил Заэлис.

– Если верить тому, что здесь написано, – да.

– Вы сказали, что, по крайней мере, один нашли. Полагаете, есть и другие? – поинтересовался кто-то из присутствующих.

– Наверняка, – ответил Саран. – Мы знаем о четырех камнях в Сарамире. Ткачи выстроили свои монастыри вокруг них: два – в Чамильских горах, один под Аддерахом и один под Игараком на границе с пустыней Чом Рин. Еще один – в Лакмарских горах на острове Фо. Последний – в горах рядом с озером Ксемит. Благодаря стараниям Кайку и ее отца Руито, мы знаем о них, потому что оттуда исходит болезнь растений. Четыре – в одном только Сарамире. Неужели наш материк особенный?

– А почему бы и нет? – спросил Джугай. – Мы же не знаем, что они такое и как туда попали. Кто может сказать, есть ли они в других местах?

– Я могу. – Саран подошел к парапету, окинул взглядом крыши Провала, узкие улочки, по которым бегали дети, мосты, подъемники и ступеньки. – Вам, может быть, тяжело будет это услышать.

Саран обернулся к аудитории, облокотившись на парапет.

– Я нашел свидетельства об огне, падающем с небес; – начал он, и на красивое лицо его легла тень. – Это произошло в Кураале несколько тысяч лет назад, когда наш язык был еще молод. Катастрофа. Огромные камни взрывали целые города, вода в озерах кипела, земля стонала, раздавленная. Мы верим, что это боги наказали нас. – Саран слегка откинул голову, и солнечные лучи по-новому обрисовали его скулы. – Следы той же истории я нашел в Охамбе, где нет летописных сводов, только легенды. Рассказы о разрушениях и взрывах. То же – в Иттриксе, более вразумительные документы, написанные их первым алфавитом. Поговаривают даже о том, что угаты сделали свои «записи» о случившемся где-то в сарамирских Новых землях – примитивные наскальные рисунки. В любой древней культуре Ближнего Света есть свидетельства об этой катастрофе, свои версии, но все они перекликаются. – Глаза Сарана потемнели. – Потом, по совету одного знакомого, я вернулся в Охамбу, забрался в самое ее сердце и там нашел это.