Текст книги "Кровь Асахейма (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Есть кое-что, что мы можем сделать. Способы нанести удар, – продолжал Гуннлаугур. – Но у канониссы свои приоритеты. Один из них – это собор. Пытаться его удержать будет безумием, но они не отступят. Я хочу, чтобы ты отправился туда и посмотрел, насколько он пригоден к обороне, оценил, будет ли резонной попытка его удержать.

Ингвар кивнул.

– Как прикажешь, – произнес он. – Но это еще не все, верно?

– Сестра-палатина. Это ее владения. Ты видел, как она разглядывала нас во время совещания, думая, что мы не заметим. Канонисса выбрала ее контактным лицом для связи с нами. Если они хотят наблюдать за нами, то и мы можем делать то же самое.

Гуннлаугур задумчиво посмотрел на Ингвара.

– Работать с ними будет непросто, – продолжил он. – У нас с Сестрами Битвы есть сотни причин не доверять друг другу. Поэтому я прошу тебя найти общий язык с палатиной и понять, как они действуют. К тому моменту, как враг доберется сюда, я хочу, чтобы мы сработались с ними на отлично. Все понятно?

Ингвар поклонился.

– Будет сделано, – сказал он.

– Хорошо, – кивнул Гуннлаугур. – А потом мы снова сразимся плечом к плечу, ты и я. Это разрешит нашу ссору. Все снова станет как на Бореале Пять, чисто и просто, как и положено.

Гуннлаугур слушал себя, пытаясь забыть о недавней вспышке гнева, и понимал, как натянуто звучат его слова. Они не убедили его, и Волчий Гвардеец сомневался, что оказали влияние на Ингвара.

К его удивлению, Гирфалькон посмотрел на него почти с благодарностью за то, что ему предложили возможность вернуться. За это можно было ухватиться.

– Мне бы хотелось, чтобы так вышло, веранги, – сказал он. – Как на Бореале, ты и я.

«Вуоко» стоял на посадочной площадке. Корпус был покрыт сажей, которая появилась после входа в атмосферу. По всей длине массивного фюзеляжа виднелись следы повреждений, полученных при сближении с чумным эсминцем. Даже когда корабль умирал, его комендоры смогли обеспечить плотный заградительный огонь, заставив Ёрундура в полной мере проявить свои навыки пилота при выполнении маневров уклонения.

Наметанным взглядом старый Волк оценил повреждения, и на его лице показалась гримаса отвращения.

– Как они это делают? – спросил он сам себя. – Они видеть-то едва могут, еле дышат, а вместо рук у них щупальца. Как они на курок нажимать ухитряются, не то что попадать?

После битвы в космосе спуск в атмосферу Рас Шакех оказался не из легких. Системы горели одна за другой, постепенно отключая все летные приборы, так что под конец штурмовой корабль стал немногим более чем планирующей грудой обломков. К моменту посадки «Вуоко» был скорее мертв, чем жив.

– Эта штука еще полетит?

Ёрундур обернулся и увидел подходящего Хафлои. Лицо Кровавого Когтя представляло собой сплошь затянувшиеся порезы и воспаленную плоть. Даже его улучшенное тело с трудом справлялось с полученной ядовитой раной. Краткое пребывание в вакууме тоже не способствовало скорейшему исцелению.

Но заживало все неплохо. Гуннлаугур был прав – щенок оказался крепким.

– Нет, не полетит, – ответил Ёрундур, поворачиваясь обратно к жалкой куче хлама на площадке. – Я видел местных ремонтных сервиторов и то, что они умеют. Мы с тем же успехом могли бы начать строить новый корабль с нуля.

Хафлои подошел ближе и осмотрел длинные борта «Громового ястреба».

– Не так уж плохо выглядит, – заметил он.

Ёрундур рассмеялся своим обычным злобным и хриплым смехом.

– Отлично, – сказал он. – Тогда попробуй на нем полетать.

– Я бы мог, – ощетинился Хафлои, выставив вперед подбородок, покрытый коркой струпьев.

Ёрундур фыркнул. Это был мрачный звук, который резко оборвался.

– Слушай, ты, – произнес он, ткнув кулаком в грудь Хафлои. – Не смей трогать корабль. Даже приближаться к нему не вздумай. Сам Гуннлаугур не посмеет взять его, не посоветовавшись со мной.

Хафлои на какую-то секунду казался потрясенным, а затем рассмеялся.

– Ты серьезно? – спросил он. – Думаешь, я собрался драться с тобой за этот кусок хлама?

Ёрундур нахмурился.

– Он не в лучшей форме, – сказал старый Волк. – Корабль не был готов к полету.

Хафлои снова посмотрел на «Громового ястреба».

– Мы все еще смогли бы его использовать, – сказал он задумчиво. – Подними эту штуку в воздух, и мы устроим бойню. Ты ведь знаешь, что у врага нет авиации?

Ёрундур закатил глаза.

– Ага. Может, тогда ты мне скажешь, где найти новую цепь привода, корпуса для маневровых двигателей и новые тормозные установки?

Хафлои не заглотил наживку.

– Я видел, как их чинят в полевых условиях. А в городе есть заводы.

– На которых работают идиоты.

– Откуда ты знаешь? Мы же только что прилетели.

Ёрундур покачал головой. Присутствие Хафлои раздражало. Щенок был молодым, исполненным уверенности и оптимизма, как и любой в его возрасте. Он пробыл в стае буквально пару минут и уже раздавал советы.

Вел ли себя так когда-то сам Ёрундур? Если и да, то это было сотни лет назад. Сложно вспомнить.

– И вообще, почему тебя это так интересует? – раздраженно спросил Ёрундур, подходя к передней паре крыльев и проводя рукой по разбитой поверхности. – Ты будешь с остальными на фронте орать и верещать, прямо как на эсминце.

Хафлои ухмыльнулся.

– Может быть, – сказал он, следуя за Ёрундуром. – Или я буду здесь, с тобой в кабине, стрелять из главного орудия.

– А сможешь? – фыркнул Ёрундур.

– Меня учили.

Ёрундур одарил Кровавого Когтя презрительным взглядом.

– Учеба – это одно. Если сможешь целиться, когда корабль разлетается под вражеским огнем на кусочки, воздух горит, твоя умирающая команда вопит тебе в ухо, а по груди и рукам у тебя течет кровь, тогда я скажу, что впечатлен.

Старый Волк похлопал по шасси «Вуоко».

– Этот корабль убивал титанов, – гордо сказал он. – Титанов. Не учи меня заботиться о нем. Я буду чинить его, даже если мне лично придется перепрограммировать всех сервиторов.

– И тогда я на нем полечу, – кивнул Хафлои.

Несмотря на усердные попытки сдержаться, Ёрундур расхохотался в голос.

– Скитья, нет, парень, не полетишь.

Он поднял взгляд и посмотрел на кабину. Металл вокруг панелей бронестекла растрескался. Он знал, что большая часть приборов сгорела, а дух машины превратился в едва различимый сигнал, прячущийся в системе автоматического управления.

– Должно случиться чудо, чтобы мы успели подготовить корабль за оставшееся время, – сказал он. – Настоящее чудо. И поверь мне, хоть в этом месте и есть куча святых и ангелов, я уже слишком стар, чтобы верить в чудеса.

Хафлои улыбнулся.

– Ты, может, и стар, – сказал он голосом, полным надменности, самонадеянности и вызова, таким, каким он и должен быть. – А я – нет.

Глава одиннадцатая

Бальдр не знал, куда его унесли ноги. «Подальше» было лучшим определением, и оно вполне его устраивало. Головная боль, стучавшая по вискам со времени битвы с чумным кораблем, стала настоящей проблемой.

Недостаток сна только усугубил ее. Космодесантник мог долго обходиться без сна, а с помощью каталептического узла – и того больше. Но этот опыт нельзя было назвать приятным. Спустя какое-то время симптомы недосыпания начинали проявляться так же, как и у простых смертных. Нечеткость восприятия, тяжесть в конечностях, замедленная реакция и заторможенное мышление.

Ему нужен был отдых. После выхода из варпа Бальдру не стало легче, как он надеялся. Возможно, со временем все придет в норму, но от сухого и горячего воздуха Рас Шакех становилось только хуже. Солнце было слишком ярким, его лучи неприятно контрастировали с темным ландшафтом, блестели на стекле и металле.

Поэтому он спустился вниз, глубоко в недра Галикона. В помещениях под помпезными публичными залами было темнее и прохладнее. Тусклый свет немногочисленных светильников не мог разогнать глубокие тени, скапливающиеся в углах коридоров. В этом месте кругом были люди: чиновники в мантиях, Сестры Битвы, спешащие с поручениями, гвардейцы. Внизу встречных стало намного меньше.

Волк снова остался в одиночестве и был этому рад.

Данный факт казался удивительным. Сколько Бальдр себя помнил, ему всегда нравилось тесное братство Ярнхамара. Они тепло приняли его в самом начале их совместной службы, в особенности Ингвар. Бальдр хорошо вписался. Он не мог сравниться с Вальтиром в искусстве владения клинком, а Гуннлаугур превосходил его грубой физической мощью. Зато из болтера Бальдр стрелял лучше всех. Бывало, что в бою он чувствовал заранее, где именно окажется враг. В такие моменты снаряды Бальдра находили цель со сверхъестественной, убийственной точностью. Все было так просто, так легко.

Именно поэтому космодесантника сильно беспокоила охватившая его апатия и недостаток самоконтроля. На какое-то время, когда они сражались в недрах чумного корабля, ему удалось забыть о поселившейся за глазами боли. Она вернулась только потом, во время посадки на планету в трясущемся и грохочущем отсеке «Громового ястреба».

Космического Волка злила его зацикленность на подобной слабости. Он должен был научиться справляться с ней. Он был сыном Русса, и проблем с преодолением боли у него возникать не должно.

Десантник продолжал идти вперед, спускаясь по пыльным каменным лестницам, проходя по длинным пустым коридорам, проходя через дверные проемы, которые вели в пустые комнаты.

Ему становилось лучше от движения, от прохлады, от одиночества.

Хныканье Бальдр услышал слишком поздно. Будь он в обычной форме, то сделал бы это намного раньше. Теперь же, когда его чувства были притуплены злобной пульсацией в черепе, Волк едва не проигнорировал этот звук.

Космодесантник остановился и прислушался. Шум доносился откуда-то снизу. В конце коридора виднелась узкая спиральная лестница, уходящая в глубь каменной шахты. Плитки, которыми облицевали стены, расшатались, некоторые даже отвалились и разлетелись осколками по полу. Все покрывал толстый слой пыли. Никто не был здесь уже какое-то время.

Бальдр снова услышал этот звук. Слабый, судорожный выдох, полный боли.

Десантник напрягся. Волосы на теле встали дыбом. Он тихо вытащил болтер и направился в сторону лестницы. Спуститься по ней бесшумно было невозможно – металлические перила задевали за доспехи. Не успел Бальдр дойти до конца лестницы, как услышал, что кто-то торопливо убегает от него.

Тьма окутала его. Глаза приспособились сразу же. Космический Волк отошел от лестницы и погрузился в сумрак помещения. Это было какое-то подвальное хранилище с низким сводчатым потолком. Высоты едва хватало, чтобы космодесантник мог двигаться в полный рост, не пригибаясь. Пол оказался земляной, без покрытия. Бальдр решил, что добрался до фундамента цитадели. Знакомый запах, сладковатый и надоедливый, висел в пыльном воздухе.

Десантник внимательно осмотрелся. Земля на полу была потревожена, как будто какое-то животное внезапно всполошилось и убежало во тьму. Рядом с ним была лишь голая стена, но в другом конце подвала виднелась куча старых металлических контейнеров, большинство из которых было сломано и зияло глубокими щелями.

Бальдр остановился, прислушиваясь и принюхиваясь.

Существо притаилось за ящиками. Оно не издавало сильного шума, но дышать ему все же приходилось. Космодесантник слышал, как напрягаются его легкие, с трудом работая в спертом воздухе.

Он направил дуло болтера в ту сторону, откуда исходил звук, и выстрелил.

Звук разорвавшегося снаряда нарушил тишину. В ту же секунду ящики разлетелись в стороны, отброшенные с дороги, когда нечто выбралось из укрытия. Снаряд Бальдра попал в стену и разорвался, оставив воронку в камне, но не причинил никакого вреда твари.

Космический Волк заметил, как нечто стремглав бросилось в его сторону, двигаясь подобно гигантскому насекомому. Тварь была очень быстрой.

Бальдр снова выстрелил. В этот раз снаряд попал в цель, и существо отлетело, болтая конечностями в воздухе. Тонкий вопль эхом разнесся под сводами подвала.

Десантник двинулся следом, убирая болтер. Тварь извернулась и бросилась на него. Из темноты вынырнуло серое, изможденное лицо и попыталось вцепиться в космодесантника почерневшими зубами.

Закованная в броню рука вылетела вперед, схватила тощую жилистую шею твари и стала прижимать ее к полу. Бальдр почувствовал, как под пальцами рвутся сухожилия и дробятся кости.

Существо, однако, не торопилось умирать. Оно отбивалось, в бесполезной ярости царапая броню скрюченными пальцами. Тварь плюнула в лицо космодесантника струей густой комковатой слюны. Она билась, верещала и извивалась, прижатая к полу.

Бальдр смотрел на нее с отвращением. Иссохшая и отмирающая плоть свисала и болталась на костях. Вся кожа вокруг губ была покрыта сочащимися гноем язвами. На твари почти не было одежды, а голую кожу покрывали раны и опухоли. Глаза, подернутые дымкой катаракты, запали глубоко в глазницы на истощенном лице. Язык отсутствовал, откушенный в приступе безумия, и потому звуки, издаваемые существом, были бессвязными и сдавленными.

Тем не менее когда-то это был человек. Бальдр узнал остатки мантии схолиаста в болтавшихся на поясе лохмотьях.

Космодесантник сжал кулак. Еще какое-то время тварь отказывалась умирать, пучила слепые глаза и выгибала пальцы рук.

Наконец она обмякла. Бальдр отстранился и стер вонючую слюну с лица. Он почти чувствовал скверну в этой субстанции, похожую на привкус гнилых фруктов.

Космодесантник поднялся, глядя сверху вниз на съежившийся труп схолиаста. Рот мертвеца широко раскрылся, стали видны воспаленные десны и почерневший обрубок на месте языка.

От него исходил пар.

Бальдр активировал коммуникационный штифт в воротнике доспеха. Связь, которую он сам недавно отключал, снова ожила.

– Фьольнир, – раздался голос Гуннлаугура. Волчий Гвардеец казался озабоченным и рассерженным. – Где тебя носило?

– Мне надо было собраться с мыслями, – ответил Бальдр. – Где ты сейчас?

– С канониссой. В моей комнате.

– Увидимся там, – сказал Бальдр. Он задержался, чтобы подобрать останки зараженного чудища. Затем тяжелым шагом направился обратно к лестнице. – Ей тоже будет интересно. Предупреди, что у нас возникла новая проблема.

Космодесантник оборвал связь. Поднимаясь по лестнице с болтающимся под мышкой трупом, он чувствовал, что головная боль становится все сильнее.

Ингвар шел по узким улочкам, ведущим от цитадели Галикона к собору. Его путь лежал через Врата Игхала, где теснились толпы людей, пытаясь пробраться через узкие проходы.

Это была не самая приятная задача. Смертные не любили находиться так близко к нему. Они старались оказаться подальше, когда он проходил мимо, или глазели на него с открытым ртом. Но под сенью огромных арок было не так много места, чтобы спокойно разойтись.

Волк игнорировал устремленные на него взгляды, потому что в каком-то смысле ему так было удобнее. После десятилетий тайных операций в составе отряда «Оникс» он чувствовал себя некомфортно в компании неизмененных людей. Ингвар привык находиться среди немногочисленных избранных, которые, как и он, возвысились над простыми смертными. В этот круг входили инквизиторы, агенты Империума, старшие жрецы Адептус Механикус и его братья – Адептус Астартес.

Смертные же были другими. Когда бы он ни встречался с ними взглядом, на лицах читалась одна и та же эмоция – страх. Космодесантник ужасал их. Дети разбегались с криками. Взрослые реагировали сдержаннее, но он ясно видел их возбуждение по широко раскрытым глазам, дрожащим пальцам, резкому, острому запаху, выдававшему желание биться с ним или бежать от него.

Ингвар знал, что Гуннлаугура бы это не побеспокоило. Возможно, это было правильно. В любом случае к списку различий между боевыми братьями добавился еще один пункт.

После того как он прошел через Врата, Космодесантник пересек мост и вошел в нижний город. На улицах было жарче и теснее, чем в кварталах, лежащих за бастионом Игхала. Здания здесь были обветшалыми, но с более яркими украшениями. Флаги с гербом Хьек Алейя безвольно висели над воротами домов, постепенно выцветая на солнце. Запах специй – тмина и гвоздики – поднимался от сухой земли, как будто за годы применения навечно въелся в почву. В жилых блоках вокруг то раздавались, то затихали голоса. Беседы были короткими и смиренными. Очень редко из-за узких окон доносился смех. В городе царила атмосфера напряжения, легкого испуга и усталости.

Люди спешили по своим делам, как и до прихода войны, но зажатые, лихорадочные движения выдавали их взволнованность. Для Ингвара это были знакомые по многим мирам и полям битв картины. Люди еще старались поддерживать привычный ритм жизни насколько могли, бездельничая и занимаясь незначительными делами, в то время как войска Хель уже показались из-за горизонта. Такое притворство могло быть лишь наполовину успешным: все они знали, что их миру предстоит измениться, но что же еще им оставалось делать? По-прежнему нужно было готовить еду, ходить за водой и стирать одежду.

Наконец кривые улочки выпустили его из своих сдавливающих объятий на широкую площадь. На дальней стороне вздымались стены собора, поднимаясь к небесам, украшенные снизу доверху постепенно уменьшающимися готическими барельефами. Три шпиля резко выделялись на фоне неба, значительно превосходя по высоте крыши окружающих домов, вырываясь из хаотичного нагромождения шифера и камня, словно громадный трезубец с железным наконечником.

На затененной площади перед собором собралась огромная толпа. Люди стояли в тесных длинных очередях и терпеливо ждали. В каждой очереди священники Экклезиархии в землисто-коричневых мантиях раздавали каждому благословения и отпускали их по одному. Ингвар понаблюдал, как люди преклоняли колени перед жрецами, которые, в свою очередь, осеняли их знамением аквилы и бормотали несколько слов на высоком готике. После этого тревогу на лицах сменяло выражение спокойного удовлетворения. Они отступали в тени узких улочек и быстро растворялись в них.

Ингвар видел, как процесс повторяется раз за разом. Здесь смертные почти не обращали на него внимания, они были всецело поглощены своим занятием и даже если заметили его, то не подали виду.

– Не стоит их презирать, – послышался женский голос.

Палатина Байола встала рядом с ним. На ней были церемониальные одежды из хлопка цвета слоновой кости с красно-золотистой отделкой, которые ярко контрастировали с эбеновой кожей.

– С чего ты взяла, что я их презираю? – спросил он.

– Ты сверхчеловек, – сказала женщина, – а они – простые люди. Они испытывают страх. Мне говорили, что вы – нет.

Ингвар наблюдал за движением очередей. Так же, как у ворот, он начал ощущать смутное беспокойство.

– Как часто это происходит? – поинтересовался космодесантник.

– Жрецы стоят здесь каждый день от рассвета до заката. И они постоянно заняты.

– От этого есть какая-то польза?

Байола задумалась перед тем, как ответить.

– Если под пользой ты подразумеваешь возможность для этих людей немного поспать ночью, чтобы утром снова заняться делами и не вскакивать посреди ночи от кошмаров, то да, есть. Если же ты ждешь, что Император убережет их от грядущего ужаса и позволит жить в мире, то нет.

Ингвар повернулся к Сестре Битвы.

– А ты подходишь за благословением? – задал он очередной вопрос.

– Они не посмеют благословить меня, – улыбнулась Байола. – Считается, что у меня уже есть вся вера, которая мне понадобится.

Она жестом указала в сторону собора.

– Как я поняла, ты пришел ко мне. Нам следует пройти внутрь.

– А она есть? – спросил Ингвар, не двигаясь с места.

– Что?

– Вера. У тебя есть вся вера, которая нужна?

Байола поколебалась с ответом.

– Думаю, мы скоро это узнаем, – наконец сказала она.

Внутри собора царила прохлада, даже несмотря на то что улицы снаружи изнывали от жары. Широкий неф с рядами колонн из темного базальта тянулся с севера на юг. Свет проникал внутрь через узкие витражи из цветного стекла, на которых были изображены стилизованные святые и воины. Из-за этого на мраморном полу с шахматным узором появлялись разноцветные пятна. Главный алтарь оказался простым блоком из обсидианово-черного камня, над которым висели боевые знамена ордена Раненого Сердца и гвардейских полков Рас Шакех. Внушительная чугунная статуя Императора, Воплощенного на Земле, Сокрушающего Великого Змея Хоруса нависала над алтарем, влажно поблескивая в полумраке.

Несколько людских силуэтов двигалось в пыльных сумерках: схолиасты, священник да старый кающийся прихожанин, ползущий к алтарю на коленях. Негромкие звуки, которые они издавали, отражались от стен помещения и усиливались. От камня исходили запахи ладана и человеческого пота.

Ингвар оценил все это. Он мог понять, почему Байола так гордится этим местом. Это было серьезное благочестивое здание, в отличие от гротескной махины Галикона, которую занимала канонисса.

Сестра-палатина провела его через боковую дверь в свои личные покои. Комната, в которую они пришли, находилась высоко на южной стороне собора, через хрустальные окна открывалась панорама раскинувшегося внизу города. В комнате было несколько стульев, но она не обратила на них внимания. Это было тактично. Ингвар подумал, что большая их часть сломалась бы под весом его брони.

– Они называют тебя Гирфальконом, – сказала она с улыбкой, облокотившись на дальнюю стену. – Что это означает? Никто так и не смог этого объяснить.

– Угадаешь?

– Я бы сказала, что это название птицы.

– Ты была бы права. Это одна из немногих птиц, которые могут жить на Фенрисе. У нее серое оперение, толстое, чтобы спасаться от мороза. Они хорошие охотники. Впрочем, на Фенрисе все – хорошие охотники. В противном случае их ждет смерть.

Байола выглядела заинтересованной.

– И почему тебя так назвали? – спросила она. – Потому что ты хороший охотник? Или это какая-то темная тайна твоего ордена?

Ингвар пожал плечами.

– Мои братья не отличаются воображением, – последовал ответ. – У меня серые глаза. Когда-то считалось, что мой клинок быстр. Им нравилось, как это звучит. Я не знаю.

Байола кивнула, словно найдя подтверждение каким-то своим подозрениям о нем.

– Я думаю, что ты не совсем такой, как твои братья, – произнесла она.

– Они бы могли с тобой согласиться, – ответил Ингвар. – Почему ты так решила?

Байола уклонилась от ответа.

– Расскажи мне о себе, Гирфалькон, – попросила Сестра Битвы.

– Зачем?

– Канонисса приказала мне понять вас, – произнесла она, – а тебя попросили понять меня. Если хочешь, мы можем днями вытанцовывать друг вокруг друга и выпытывать информацию по крупице. Или мы можем отложить эти игры и поговорить. По крайней мере, так, чтобы наше начальство осталось довольно.

Байола демонстрировала изысканную, мирскую манеру поведения, которую Ингвар не замечал у других Сестер Битвы. Было очевидно, что она и де Шателен были вылеплены из совершенно разного теста.

– Я думаю, что ты не совсем такая, как твои сестры, – сказал он.

Байола рассмеялась. Это был громкий, внезапный взрыв почти мужского смеха.

– Это правда, – произнесла она. – Но расскажи мне о Волках. Если уж нам предстоит погибнуть здесь, то хотелось бы знать, рядом с кем я умираю.

Ингвар отвел взгляд и посмотрел в одно из окон. Темно-синее небо Рас Шакех пылало светом и жаром. Сложно было найти мир, более непохожий на Фенрис.

– Мы – Ярнхамар, – медленно начал он, словно вспоминая что-то полузабытое, – это название стаи. Стая может жить много поколений, и мы уже давно сражаемся вместе. Гуннлаугур, Ольгейр, Вальтир и я – это те, кто был в ней с самого основания. Бальдр появился позже. Хафлои, щенок, пришел буквально вчера. Между членами стаи образуется связь. Ее нелегко разорвать, хотя иногда отношения бывают натянутыми.

– Я заметила, – сказала Байола. – Ты и твой командир по-разному смотрите на вещи.

Ингвар покачал головой.

– На самом деле нет, – ответил он. – Суть мы воспринимаем одинаково.

Внезапно он резко дернул головой в ее сторону, оскалил клыки и зарычал. Волку было приятно видеть, что, несмотря на все ее самообладание, она вздрогнула.

– У нас обоих в жилах течет кровь Асахейма, сестра, – сказал он, одарив ее улыбкой голодного зверя. – И никого из нас нельзя назвать ручным.

– И в мыслях не было, – ответила Байола, оправившись от испуга. Она выглядела раздраженной.

– Гуннлаугур возглавляет эту стаю пятьдесят семь лет, – продолжил Ингвар. – Это больше срока жизни большинства капитанов Гвардии. Он знает, что делает. Я бы доверил ему свою жизнь. К тому же так было уже много раз.

– Тем не менее. Вы по-разному смотрите на вещи.

Ингвар сощурил глаза. Байола вела себя дерзко. Он не мог решить, впечатляет его это или нет.

– Он очень гордый, – наконец ответил Волк. – Ему действительно есть чем гордиться. Но все меняется со временем. В том числе точки зрения.

– И что изменило твою?

– Меня не было в родном мире. Наш старый Волчий Гвардеец погиб на задании. Я покинул Фенрис до того, как Гуннлаугур занял свое место. Прошло много времени до того, как я вернулся.

– Сколько?

Ингвар криво улыбнулся, считая.

– Я прибыл девять недель назад.

Байола выдохнула.

– Святая Офелия…

– Мы привыкаем:

– Не сомневаюсь, – сказала она. – Что случилось с вашим старым Волчьим Гвардейцем?

– Зеленокожие, – просто ответил Ингвар.

Ей не нужно было знать подробностей долгой осады цепочки крепостей на Урргазе, погони в космосе и, наконец, финального сражения с орками на орбите газового гиганта Телиокс Эпис. Ей не надо было знать, что тело Хьортура так и не было найдено, что считалось оскорблением для старого воина и горькой утратой его геносемени. Когда-то эти детали казались странными, но сейчас они стали просто историей, хранящейся в архивах Вальгарда и воспеваемой в сагах.

– Мне жаль, – произнесла она.

Ингвар пожал плечами:

– Не стоит. Его время пришло. Он прожил хорошую жизнь, достойную воина.

Байола задумалась.

– Вы фаталисты, – сказала она. – Я уже слышала об этом раньше от людей, которые имели с вами дело. Теперь, встретившись с вами, я убедилась в этом.

– На Фенрисе нас постоянно окружает смерть, с самого рождения. Она приходит быстро, в виде трещины во льду или потока пламени. Нельзя защититься от таких вещей. Поэтому мы научились принимать их: порядок вещей, судьбу. Вюрд.

– Я не смогла бы так жить, – заметила Байола. – У меня… проблемы с судьбой.

Ингвар ответил не сразу. Все это время Байола не отводила взгляд, следя за ним своими карими глазами.

– Почему-то говорю только я, – наконец произнес Ингвар. – Это была нечестная сделка.

Байола улыбнулась и опустила глаза.

– Справедливо, – согласилась она. – Что ты хочешь узнать?

– Я мог бы задать тебе те же вопросы, что и ты мне, – сказал он. – Ты выделяешься на фоне своих товарищей. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из ваших говорил так, как ты. Мне интересно, какие силы тебя создали. Что привело тебя сюда? Твое присутствие в этом мире так же невероятно, как и наше.

Байола коротко кивнула в знак уважения, как бы говоря: «Хорошо подмечено».

– Я прошла обучение в Ордо Фамулус, – начала она. – Сопровождала инквизиторов Ордо Еретикус на миссиях высокого уровня и разрешала споры между планетарными губернаторами. Если тебе интересно, то я бегло говорю на двадцати девяти языках и еще на шести сотнях с помощью лекс-имплантатов. Я могу прочесть состояние души по одному жесту. Как только ты разглядел душу человека, его можно контролировать. Ну, или, по крайней мере, так меня учили в Инквизиции.

Когда она перечисляла свои достижения, то в ее голосе было что-то похожее на тоску.

– Однако я осмелюсь предположить, – продолжила она, – что вы не очень высокого мнения об Инквизиции.

– Предположения – опасное занятие, – ответил Ингвар. – Это не вся история. Орден Раненого Сердца – боевой, а не церемониальный.

Байола казалась усталой.

– О да. Раненое Сердце гордится количеством сожженных им еретиков. – Она опустила взгляд на руки, сложенные так, чтобы кончики пальцев едва касались друг друга. – Почему я к ним присоединилась? В конце концов, я решила, что провести жизнь в разговорах недостаточно. Я чувствовала, что теряю себя. Я видела последствия войн, но никогда не принимала в них участия. Я всегда говорила за других, и никогда – за себя.

Байола снова взглянула на космодесантника. В уголках ее глаз плясали вызывающие искорки.

– Меня отговаривали от перехода. Говорили, что мне не место в боевых орденах. Но всегда есть способ получить то, что нужно, если очень хочется, даже в Адепта Сороритас.

– Понятно, – сказал Ингвар. – И ты никогда не жалела об этом?

Пламя вызова поблекло в ее глазах, сменившись привычным выражением смирения.

– Я о многом жалею, – произнесла она. – Например, что этот мир такой чертовски жаркий и засушливый. Сокрушаюсь, что скоро здесь все предадут мечу и множество людей погибнет. Если бы я осталась в Ордо Фамулус, моя жизнь была бы проще и, возможно, дольше.

Она коротко улыбнулась космодесантнику. Это была понимающая улыбка, которая говорила о том, что у женщины еще остались силы радоваться жизни.

– Но жалею ли я о том, что могу стоять на собственных ногах и научилась стрелять из болтера? – спросила она саму себя. – Нет, конечно нет. Оказалось, что это у меня неплохо получается.

В этот момент, после ее слов, Ингвар понял, что знает все необходимое об Уве Байоле. С учетом обстоятельств было трудно остаться невпечатленным.

– Похоже, нас таких здесь двое, – сказал он.

– Где вы его нашли?

Гуннлаугур слышал подавляемый страх в голосе канониссы. Труп бесформенной кучей лежал на идеально чистом полу ее покоев и вонял гнилой рыбой. Его невидящие глаза уставились в потолок и уже начали разлагаться. Шея трупа отекла, покрылась синяками и истекала слизью.

– В подвале, – ответил Бальдр. – Прямо у вас под ногами.

По мнению Гуннлаугура, Бальдр выглядел плохо. Он казался уставшим и невнимательным, а волосы патлами свисали на лоб. Это было странно: изо всей их стаи Бальдр обычно меньше всех походил на дикаря.

«Сначала Ингвар, теперь он, – подумал Гуннлаугур. – Да что с ними всеми не так?»

Канонисса отвернулась от трупа и сморщила нос.

– Это был схолиаст Гериод Нерм, – сказала она, нервно перебирая пальцами. – Он пропал несколько дней назад. Я решила… Император, прости. Я решила, что он дезертировал. Некоторые сбегают, считая, что жара убьет их быстрее.

Гуннлаугур изучал груду разлагающейся плоти у своих ног. Признаки заразы были достаточно знакомыми. Тело схолиаста практически не отличалось от тех, что они видели в оскверненных недрах чумного корабля.

– Нерм сталкивался с врагом? – спросил он.

Де Шателен покачала головой.

– Он был чиновником и никогда не покидал цитадель, – произнесла она.

– А остальные ваши войска? – поинтересовался Бальдр, устало проводя рукой по лбу. – Те, которых отозвали с фронта?