Текст книги "Кровь Асахейма (ЛП)"

Автор книги: Крис Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Волки не осуждали его. Они смотрели на него без упрека, которого он так боялся. Исключением был, – возможно, Вальтир, но он никогда не отличался приветливостью.

Было тяжело не наблюдать за ними, не смотреть, как они общаются друг с другом, не изучать их, как те Адептус Биологис, что исследовали тела ксеносов на столах для препарирования. В присутствии других членов стаи все вели себя непринужденно, так же, как и он когда-то. Отряд «Оникс» при всей своей убойной мощи всегда казался ему чем-то искусственным. Ярнхамар когда-то был для него домом, для остальных он им и остался.

Блуждающий взгляд Ингвара наткнулся на носовую фигуру драккара. Эти незрячие глаза были так же знакомы ему, как и все остальное. Он вспоминал, как скульптура взирала на них перед каждым заданием, бесстрастно уставившись в пустоту, пока они определяли цели и составляли графики. Морда дракка в те времена всегда казалась ему совершенно бесстрастной. Сейчас, когда он вернулся, ее выражение стало почти благожелательным.

В прошлом в этой комнате раздавался голос Хьортура. Странно было слышать здесь рычащие интонации Гуннлаугура. На какой-то миг он счел их оскорбительными. Только потом, когда Ингвар понаблюдал, как другие прислушиваются к этому голосу, он стал воспринимать его как нечто естественное.

Гуннлаугур говорил с грубой, прямолинейной властностью. Он всегда был уверен в себе, но сегодня все воспринималось иначе. Воин говорит одно, когда на кону находится его собственная жизнь. Теперь ему приходилось думать о целой стае, и его интонации изменились.

«Тебе идет это положение, брат, – подумал Ингвар. – Ты вырос».

– Рас Шакех, – начал Гуннлаугур, щелкая переключателем на устройстве, которое умещалось в ладони. Огненно-красный гололит, вращаясь, поднялся в воздух перед ним. – Мир-святилище субсектора Рас. Принадлежит Экклезиархии и пользуется некоторой поддержкой ордена Льстецов. Однако наши братья заявили, что больше не смогут защищать этот мир. Как мне сообщили, их силы истощены.

Ёрундур фыркнул, покачал головой, но ничего не сказал.

– Говорят, что до того, как миры субсектора Рас были взяты под крыло Имперского культа, – продолжил Гуннлаугур, – существовало соглашение между ними и Фенрисом.

– Кто говорит? – спросил Вальтир.

– Черная Грива, – коротко ответил Гуннлаугур. – И Ульрик, и Гримнар, и все, кто помнит, что, Хель забери, мы творили пять тысяч лет назад.

Тон Гуннлаугура выдавал его отношение к информации, которую ему нужно было сообщить. Ингвар почувствовал, как его воодушевление проходит. Эйфория от возвращения прошла, и казалось, что порученное задание принесет не много славы. Оно смахивало на обычную гарнизонную рутину.

– Это не гарнизонная служба, – сказал Гуннлаугур. – Это начало наступления по нескольким фронтам в ничейное пространство. В операции задействованы три субсектора, и мы будем ее частью.

Ольгейр одобрительно кивнул.

– Хорошо, – раздалось его ворчание.

Бальдр, казалось, задумался.

– Под чьим командованием? – спросил он.

– Верховного главнокомандующего еще не назначили, – ответил Гуннлаугур. – Не обольщайтесь. Впереди еще годы подготовки. Мы – первая волна, и наша задача – обеспечить безопасность миров до начала основных перемещений войск. Какое-то время действовать будем только мы.

Ёрундур фыркнул.

– И это не гарнизонная служба?

– Мы не будем просиживать задницы. – Гуннлаугур стоял на своем. – На рубежах замечена вражеская активность, более скоординированная, чем обычно, и более частая. У нас будет возможность поохотиться.

Выражение лица Бальдра не изменилось. Он по-прежнему выглядел задумчивым.

Ингвар чуял настороженность, которая исходила от остальных и наполняла комнату. Они не были дураками и могли понять, когда их отправляли на бестолковое задание.

– Кто управляет этим миром? – спросил Бальдр.

– Адепта Сороритас, – ответил Гуннлаугур. – Орден Раненого Сердца.

Тишина комнаты была нарушена одновременно тихим рычанием, шумным кашлем и озлобленным смехом.

– Достаточно! – рявкнул Гуннлаугур. – Они слуги Всеотца.

– Они слуги Инквизиции, – сказал Ёрундур.

– Они безумны, – проворчал Ольгейр. – И нас не любят.

Бальдр мягко улыбнулся:

– Когда это тебя волновало, какие чувства к тебе испытывают другие, великан?

Ольгейр ухмыльнулся и похлопал по изношенному корпусу Сигрун.

– Когда мне выдали эту штуку, – ответил он. – С тех пор ни разу.

– Сестры, – ядовито произнес Вальтир. – Они знают, что придем именно мы? Они звали нас?

Гуннлаугур вздохнул:

– Они кому угодно будут рады. У них такое же тяжелое положение, как и у всех. Но да, они знают, что придем мы. Гримнар сообщил канониссе. Смиритесь, братья. Нам придется сражаться вместе с ними.

Ёрундур покачал косматой головой.

– Я могу пережить Сестер Битвы, – сказал он, – но не гарнизонную службу.

– Зубы Хель, – прошипел Гуннлаугур. – Сколько мне нужно повторять? Это боевое задание.

– Кто противник?

– На настоящий момент это не установлено. Возможно, это вторжение культистов. Мы ожидаем более подробных данных.

Ёрундур сплюнул на пол.

– Звучит жутко, – прокомментировал он.

Гуннлаугур с отвращением посмотрел на лужицу слюны среди камней.

– Мы вылетаем меньше, чем через тридцать шесть часов, – сказал он. – Потратьте это время с пользой. Убедитесь, что броня освящена жрецами, и проверьте оружие. Время, которое мы проведем в дороге, используйте для приведения себя в боевую форму. На этом все.

Повисла неловкая тишина. Ингвар вспомнил, что раньше после призывов Хьортура комнату наполнял рев, эхом отражающийся от стен, они поднимали оружие все как один, пуская слюни в предвкушении грядущего кровавого кошмара.

В этот раз было тихо. Ольгейр издал низкое, дребезжащее ворчание, но никто его не подхватил.

Гуннлаугур не пытался воодушевить бойцов. Его обычная воинственность стала более мрачной, и этой черты Ингвар в нем не помнил. Когда Гуннлаугур повернулся к выходу, он встретился взглядом с Ингваром.

– Не то, к чему ты привык, – сказал он. – Такая работа.

Это действительно было не то.

«Я видел, как флоты-ульи заслоняют свет галактических туманностей. Я видел поля, на которых рождаются орки. Я видел, как металлические легионы восстают из тысячелетнего сна. Я видел, как живые корабли вращаются вокруг остатков забытых империй».

Ингвар пожал плечами.

– Нас ждет охота, – ответил он. – К этому я привык.

Перед отправлением все члены стаи пришли к Ингвару. Им было любопытно, они задавали вопросы о том, что он делал во время службы с другими. Они никогда не произносили название «Караул Смерти». Скольких врагов он убил? Какие саги он сложил для включения в анналы Горы? Вальтир спрашивал мало, а Ольгейр – много.

Ёрундур спросил про амулет отряда «Оникс» в форме черепа, который Ингвар носил на шее.

– Напоминание о службе, – ответил тот, неловко сжимая украшение. – Амулет и болтер – вот и все, что я себе оставил.

Казалось, они понимают, что он может рассказать не много. Похоже, они были рады его возвращению. Пока они разговаривали, расспрашивали его и смеялись над скупыми ответами, какая-то доля отчуждения исчезла.

– Ты набрался дурных привычек, – заметил Ольгейр, сверкая глазами. – Нам придется выбить их из тебя.

– Попробуй, – ответил Ингвар.

Гуннлаугур первым покинул комнату вместе с Вальтиром. Перед тем как уйти, он крепко сжал руку Ингвара.

– Мы еще побеседуем как полагается, брат, – сказал он. – Когда время не будет так поджимать.

Ингвар кивнул.

– Нам нужно это сделать, – ответил он.

Затем Ёрундур прекратил задавать вопросы под предлогом необходимости работы над «Вуоко» и ушел, бормоча о том, как глупо выводить машину в бой так скоро. Нельзя сказать, что он улыбнулся, но его мрачное лицо посветлело и темные, как синяки, полосы, залегшие под запавшими глазами, стали чуть бледнее.

– Он уже давно не выглядел таким счастливым, – заметил Ольгейр.

– Все относительно, – сказал Ингвар.

– Он никогда не признается, но он по тебе скучал. Хель, даже я по тебе скучал.

– Я тоже рад тебя видеть, великан.

Потом ушел и Ольгейр, забрав с собой Кровавого Когтя, чтобы нагрузить его еще более суровыми тренировками. Хафлои не сказал Ингвару ни слова, но, оглянувшись через плечо, бросил на него угрюмый, вызывающий взгляд.

Теперь Ингвар остался наедине с Бальдром. Тяжелые шаги остальных стихли во тьме, и комната погрузилась в тишину.

Бальдр улыбнулся. Это была открытая, легкая улыбка.

– Ты нажил себе врага, – отметил он.

Ингвар развел руки в стороны, отказываясь от спора.

– Грозного врага, – согласился он.

– Итак. Скажи, что ты видишь?

Ингвар задумался:

– Что ты имеешь в виду?

– Ярнхамар, – пояснил Бальдр. – Расскажи, как он изменился.

– Тинда больше нет. Так же, как Ульфа и Свафнира. Если честно, я никогда не любил Тинда, но сожалею об остальных.

Бальдр скептично поднял бровь:

– И это все?

Ингвар вздохнул:

– Фьольнир, не надо. Не сейчас.

Бальдр улыбнулся.

– Прости меня, – сказал он. – Ты только что вернулся. Время для вопросов придет позже. Но тебе меня не обмануть: ты видишь то же, что и я.

– И что же это?

Бальдр снова посуровел:

– Ты видишь, как Вальтир мечется в тени Гуннлаугура, не желая в ней оставаться и не имея возможности оттуда выйти. Ты видишь, как Ёрундур уходит все глубже в себя, тоскуя по упущенной славе. Ты замечаешь, как смех Тяжелой Руки становится тише, потому что у него больше нет Ульфа, чтобы подраться.

Ингвар вздохнул. У него не было желания слушать, как стаю трепало в его отсутствие.

– А что насчет тебя, Бальдр? – спросил он. – Я полагаю, тебя ничто не гнетет?

На секунду что-то мелькнуло на лице Бальдра: слабая тень тревоги, затаившаяся в уголках его золотистых глаз.

– Нас всех что-то гнетет, – ответил он. Затем на его лице снова появилась улыбка. – Я знал, что ты возвращаешься. Что-то подсказывало мне. Почему так случилось? Прошли десятки лет, но я знал, что ты вернешься к нам.

– Повезло, ты угадал.

– Везения нет. Есть судьба и воля. Если воля сильнее, то ты можешь сам управлять своей жизнью. Если же сильнее судьба, то ты плывешь по течению, кружась, как доска в потоке воды.

Бальдр замолчал и неожиданно напрягся, как будто сказал больше, чем собирался.

– Я знал, что ты возвращаешься, – повторил он. – Почему?

Ингвар попытался отмахнуться от вопроса, хотя поведение Бальдра беспокоило его. В нем была какая-то напряженность, которую он не понимал.

– Ты говоришь как жрец, – сказал Ингвар. – Прекращай.

Тогда Бальдр протянул руку к амулету, висевшему у него на поясе. Он поднял его, чтобы было лучше видно: побелевший птичий череп на металлической цепочке. В глазницы были продеты металлические держатели, а на кости была грубо вырезана руна сфорья.

– Помнишь эту штуку? – спросил Бальдр, позволяя амулету медленно вращаться.

Ингвар остановил взгляд на амулете, и внезапно болезненные воспоминания закружились в его голове. Он протянул руку, и хрупкий череп звякнул при ударе о латную перчатку.

– Я забыл, – сказал он мягко. – Именем Русса, прости, брат. Я забыл.

Бальдр опустил амулет в ладонь Ингвара так, что металлические звенья обвили друг друга.

– Не извиняйся. Бери его обратно. Ты был прав – на нем есть вюрд. Он защищал меня, и какая-то моя часть теперь живет в нем. И тем не менее он знает, что настоящий его хозяин – ты.

Ингвар взял безделушку и поднес ее к красному свету жаровни. Он вспомнил, как отдал талисман Бальдру в знак дружбы в ночь, когда покинул Фенрис. Тогда он не ожидал увидеть эту вещь снова. Она была частичкой его жизни в стае, которую он оставлял за спиной, осколком его сущности, который не последует за ним в новую жизнь.

Сальскъолдур, страж духа, фрагмент, остаток чего-то, за что можно зацепиться, защищаясь от прихода Моркаи.

– Я не чувствовал себя правильно, – сказал Ингвар, глядя на вращающуюся перед ним кость. – До этого момента. Это последний кусочек меня, та частица, которую я оставил. – Он вновь взглянул на Бальдра. – Я отдал ее добровольно и не имею права забрать.

Бальдр кивнул.

– Я знаю, – сказал он. – Но какие права могут быть, когда речь идет об отношениях между братьями. Вещь зовет тебя. Она твоя.

Ингвар внимательно взглянул на Бальдра.

– Ты спрашивал, что изменилось, – произнес он. – Ты стал более внушительным, более серьезным.

Он взял талисман и повесил его на шею. Тот повис на нагрудной пластине, пристроившись рядом с ониксовым черепом среди изгибов чеканного нагрудника. Два символа нелегко ужились: один из них был тотемом странной и древней магии Фенриса, а второй – символом тайной мощи Инквизиции.

– Но я благодарен тебе за это, – сказал Ингвар, крепко сжимая руку Бальдра. – Мы всегда были братьями по оружию, ты и я. И мы снова ими будем. Из всей стаи тебя мне не хватало больше всего.

Бальдр вернул рукопожатие. Его хватка была твердой, почти жадной.

– Нам приходилось туго без тебя, Гирфалькон, – сказал он. – Мы хотели, чтобы ты вернулся. Ты снова сделаешь нас единым целым.

Ингвар отпустил его руку. Такие разговоры заставляли его ощущать беспокойство. Гуннлаугур произнес те же слова.

– Посмотрим, – это все, что он сказал в ответ.

Глава пятая

Буря, завывая, поднималась от перевала Охотника, неся с собой раздутые от снега облака, которые клубились над кривыми тропами. Горные уступы скрылись в завихрениях снежной мглы, старые дороги были перекрыты разрастающимися сугробами, а ущелья внизу засыпало снегом.

Только на вершине Клыка, высоко над окружающими пиками Асахейма, воздух был чист. Грозовые тучи кружили под посадочными площадками Вальгарда, злобные и величественные, ударяясь и цепляясь за гранитные утесы, словно черный прибой.

Гуннлаугур наблюдал за вихрями из безопасной кабины «Вуоко», который стоял на взлетной площадке.

– Большой, – поделился он наблюдениями, наблюдая, как завитки тумана и дымки кружатся на дисплее ауспика.

Ёрундур, пристегнутый к креслу рядом с ним, переключил последние необходимые для запуска клавиши на панели управления.

– Фенрис всегда устраивает пышные проводы, – сказал он и нахмурился, вводя предстартовые последовательности команд. – Он не любит, когда его дети уходят.

Гуннлаугур хмыкнул и сел обратно в кресло. Ангар Вальгарда № 34-7 протянулся вперед. Он находился на самой вершине горы, а его восточный конец был открыт всем ветрам. Лабиринт из мигающих красных сигнальных огней наполовину скрывала завеса из нанесенного от входа мокрого снега. Слышалось, как отъезжают заправщики, освобождая место для взлета, и как кэрлы кричат, сообщая о том, что взрывозащитные заслонки закрыты и заперты.

– Попытайся не убить нас на выходе, ладно? – донесся по коммуникатору радостный голос Ольгейра. – А теперь давай, без сучка и задоринки, Старый Пес, без сучка и задоринки!

Все остальные члены стаи находились в хвостовом отсеке для экипажа, под кабиной. Гуннлаугур слышал оттуда грубый смех. Это подняло ему настроение. Несмотря на все их жалобы по поводу миссии, стая была рада отправиться в путь и чем-то заняться, и это вселяло надежду.

– Хочешь полетать, хальфвит? – кисло ответил Ёрундур.

Он активировал основные системы двигателей, и хриплый, заполняющий пространство рокот донесся откуда-то снизу.

От похожего на рев взрыва смеха Ольгейра динамики коммуникатора наполнились шумом помех.

– Есть какой-нибудь сигнал от фрегата? – спросил Гуннлаугур, выключая коммуникатор и наблюдая за тем, как последние члены бригады обслуживания торопливо исчезают из поля зрения. Все конструкции штурмового корабля задрожали, когда двигатели вошли в рабочий ритм. Беспорядочная волна дыма вперемешку с каплями масла и сполохами пламени вырвалась из выхлопных отверстий и разошлась по взлетной площадке.

– Ничего, – ответил Ёрундур, снижая подачу энергии на атмосферные тормозные двигатели. С судорожным рывком «Вуоко» оторвался от скалобетонного пола в бушующем облаке дыма и пламени. – Но он будет там. Поверь, никто его не заберет.

Блок световых сигналов, установленный у входа в ангар, дал команду, и целый сонм индикаторов на панели приборов корабля засветился зеленым светом. Загорелась проекция приборов на ветровое стекло кабины, наложив беспорядочную смесь рун и векторов на мрачные плексигласовые стекла. Вой основных двигателей стал сильнее, перед тем как взорваться импульсом энергии и выбросить их далеко за пределы горы.

– Это славный корабль, – произнес Гуннлаугур, пристегиваясь перед стартом. – Тип «Черное крыло».

– Кто тебе это рассказал? – рассмеялся Ёрундур. – Я видел его, это куча дерьма.

До того, как Гуннлаугур смог ответить, Ёрундур подал мощность на главные ускорители. «Вуоко» рванул вперед, сверкнул в короткой шахте ангара и с ревом вылетел на склон горы. Они оставили позади обрыв в облаках испарившегося снега и выхлопов двигателей. Ёрундур вывел машину на простор, заложил крутой вираж, поднял нос корабля и подал больше мощности на главные ускорители.

Гуннлаугур посмотрел вниз через левый иллюминатор кабины. Вершина горы, покрытая множеством грязных сенсорных башен, оспинами ангарных ворот и защитных батарей, стремительно уменьшалась. Пик пронзал слой темных, похожих на кровоподтеки облаков. Это был одинокий бастион из скал и льда среди господствующих над континентом бурлящих штормов.

Казалось, что их твердыня находится в осаде, что ярость планеты окружила ее и душит, стремится схватить за глотку и выдавить жизнь.

Гуннлаугур знал историю этой горы, по крайней мере, в том виде, в котором она излагалась – иногда немного по-разному – в полулегендарных сагах, рассказывавшихся в огненных залах. Он знал, что Клык не раз побывал в осаде: его пытались взять и силы великого врага, и армады Экклезиархии во время гражданских войн в прошлом, и даже сама Инквизиция.

Небесные воины гордились этими битвами, вспоминая про них во время боевых обрядов или слушая рассказы в горячем свете факелов. Гуннлаугур любил эти истории. Он дословно выучил Сагу о Бьорне у скальдов. Он знал наизусть и другие легенды и песни. Некоторые из них были старше самого Клыка и уходили корнями в жестокие времена, когда человечество делало первые неловкие шаги среди звезд.

Он улыбнулся и начал вспоминать куплеты. Даже когда ландшафт внизу исчез, скрытый белой дымкой, его губы продолжали шевелиться, беззвучно повторяя бессмертные слова:

Черным станет солнце, землю поглотят моря,

Звезды с небес сорвутся жарким вихрем огня,

Ярость зажжет пар и пламя, вырвет жизнь из оков,

Весь горизонт станет красным до самых его облаков

^[1]

.

От величественного вида горы, открывшегося внизу, у него захватило дух. Это место было вечным, оно было создано богами и охранялось свирепыми ангелами, неприступная цитадель в сгущающейся тьме галактики. Она простояла тысячи лет до его рождения и простоит еще столько же. Другие миры могут погрязнуть в скверне и разрухе, но Клык навсегда останется незапятнанным.

В эти вещи он верил всегда.

«И так было. – Он выдохнул, глядя, как изгиб атмосферы планеты превращается в тонкую блестящую линию. – И будет».

Гуннлаугур знал, что никогда бы не смог повторить поступок Ингвара. Он душой и телом принадлежал к Фенрика: самым смертоносным, самым преданным и самым могущественным из многих слуг Всеотца. Никто не может превзойти Волков Фенриса. Никакая другая жизнь не могла сравниться с той, что вели Небесные Воины: без поблажек и пощады их отправляли в самое раскаленное пекло битвы. Они владели мощнейшим оружием, когда-либо созданным человечеством, и защищали живых там, где все остальные терпели неудачу.

Гуннлаугур уважал своих братьев из других орденов. Он сражался плечом плечу со многими из них и отдавал должное их навыкам и преданности. Он также воевал плечом к плечу с простыми смертными, многие из которых погибли с честью.

Но они не были Фенрика. Они не были сынами Русса.

Я многое знаю, а вижу – больше,

Оковы спадут, Волк будет на воле.

Гуннлаугур улыбнулся. Снова начиналась война. Он покидал Клык, чтобы нести смерть за море звезд. И это было хорошо – независимо от того, чем в итоге обернется их поход. Все было так, как должно.

– Приближаемся к заданной точке, веранги, – отрапортовал Ёрундур, чей голос был едва различим за ревом двигателей. – Визуальный контакт установим в ближайшее время.

Гуннлаугур посмотрел вперед. Молочная серость неба сменилась чернотой, когда последние слои атмосферы остались позади. Знакомые созвездия засияли чисто и ярко, их заслоняли только дюжины серо-стальных орудийных платформ орбитальной защиты планеты. Ближайшая из них была всего в километре от корабля: массивная конструкция висела в пустоте, на орудийных башнях мигали габаритные маяки.

– Я не вижу корабль, – сказал Гуннлаугур, изучающе всматриваясь в пространство впереди. Орудийная платформа проплывала под ними.

– Мне нужно скорректировать курс, – произнес Ёрундур. – Мы еще не набрали полную скорость. Ты ведь знаешь, что эта штука вообще не должна подниматься в воздух?

Гуннлаугур проигнорировал это язвительное замечание. Сколько он знал Ёрундура, столько тот жаловался на состояние корабля, на котором ему приходилось летать. Он бы нашел повод, даже если бы Русс лично доверил ему командовать «Храфнкелем».

– Вот он, – объявил Ёрундур, указывая на руну, мерцающую на обзорном дисплее. – Найди его в реальном пространстве. Посмотрим, насколько ты зоркий.

Гуннлаугур сощурил глаза, сканируя бархатистую тьму. Долгое время он ничего не замечал. Сотни различных судов, от крохотных внутрисистемных посудин до гигантских линейных кораблей, постоянно находились в системе Фенриса, но очень немногие задерживались в тени планеты надолго.

Затем он увидел, как что-то мелькнуло во мраке пустоты, похожее на осколок алебастра. Чем ближе Ёрундур подводил «Громовой ястреб», тем больше деталей можно было различить.

Это был небольшой, по меркам фрегата, корабль старой модели. Двигательный отсек казался слишком большим, а оружейные батареи – слишком маленькими. Корпус был черным, на бортах облупившейся желтой и черной красками были нарисованы старые символы стаи. Мостик был расположен ниже обычного, окруженный почерневшими надстройками. Слабые завитки газа выходили откуда-то из-под корпуса, где виднелось что-то зазубренное и блестящее.

На борту корабля было вытравлено единственное слово: «Ундрайдер».

Гуннлаугур поджал губы.

– Это наш?

Ёрундур кивнул, переводя «Вуоко» на скоростной режим сближения. Как только он сделал это, двери ангара на принимающем судне медленно распахнулись, окрасив темноту теплым желтым светом.

– Мне сказали, что он быстрый, – сказал Ёрундур.

Гуннлаугур чувствовал себя опустошенным.

– Хоть что-то, – ответил он.

Ёрундур победно ухмыльнулся.

«Куча дерьма».

– Добро пожаловать на борт, повелитель, – поприветствовал их капитан «Ундрайдера».

Гуннлаугур что-то буркнул в ответ, едва удостоив его взглядом.

Капитан, опытный кэрл-ривенмастер по имени Торек Бьяргборн, привыкший к холодному отношению со стороны Небесных Воинов, не стал дожидаться ответа.

– Мы готовы отправиться по вашему приказу.

Взгляд Гуннлаугура блуждал по командной рубке. Вся стая стояла рядом с ним. Ни один из них не казался впечатленным.

По стандартам межзвездных кораблей помещение было маленьким и тесным. Трон капитана окружали концентрические круги когитаторных станций. За всей этой системой находился помост, на котором сейчас стояла стая. Пол был сделан из полированного черного мрамора, а трещины в нем заделаны тусклым серым раствором.

Наверху за троном располагались окантованные бронзой хрустальные обзорные экраны, потускневшие от налета. Как и на любом другом подобном корабле, тихое жужжание и щелчки техники и бормотание людей создавали постоянный фоновый шум, в дополнение к рокоту субварповых двигателей. Запахи священных масел, человеческого пота и смазки двигателя поднимались от панели управления. Сервиторы, многие из которых были навечно соединены со своими рабочими местами, отстукивали ритм, выполняя простейшие действия. Их было больше, чем обычно, а живого экипажа – меньше.

– Каков статус личного состава, капитан? – спросил Ёрундур.

Бьяргборн ответил, не задумываясь:

– На двенадцать процентов меньше, чем нужно, повелитель. Но у нас есть дополнительный запас сервиторов. Флот сейчас очень востребован, как мне сказали.

Выражение лица Ёрундура говорило само за себя.

Гуннлаугур повернулся к Вальтиру. Тот едва пожал плечами.

– Корабль должен только довезти нас до места, – произнес веранги.

– А он точно сможет? – парировал Вальтир.

Бьяргборну хватило гордости, чтобы выглядеть оскорбленным.

– Он сможет, владыки, – сказал капитан. – И вернуть тоже. Корабль хотя и выглядит немного неказисто, но годится для космических путешествий, и он быстрый.

– Да, это я слышал, – сказал Гуннлаугур. – Хорошо, капитан. Приказ: отправляемся к точке прыжка. Мы должны пересечь завесу так быстро, как сможем.

Бьяргборн ударил себя в грудь, поклонился и снова занял свое место на троне. Механический шум вокруг него стал громче.

Ёрундур повел носом.

– Этот корабль воняет.

– Все корабли воняют, – заметил Бальдр.

– Не так, как этот.

– Бывало и хуже.

Гуннлаугур проигнорировал эту беседу. Он медленно отошел от командного трона и встал под обзорным куполом, глядя на звезды. В окне с бронзовой отделкой виднелось созвездие Дровосека.

Через несколько часов этот вид исчезнет, закрытый тяжелыми свинцовыми ставнями для защиты от безумия эмпиреев. Когда они прибудут на Рас Шакех, там будут светить незнакомые созвездия, именуемые на чужом языке.

Корабль был недостаточно мощным, и это раздражало его, задевало за живое, разъедало, как кислота ест металл.

«У нас не может быть подобного недостатка в людях. Это оскорбительно».

Он размял пальцы, пытаясь таким образом избавиться от раздражения. Пройдет еще некоторое время, прежде чем он сможет подавить его, окунувшись в битву.

«Хьортур бы начал браниться из-за этого. Он бы переполошил воем весь Клык, но получил бы то, чего хотел».

Он сжал кулаки, крепко сдавив внутреннее покрытие латных перчаток.

Он умел принимать дурные решения. В свое время можно будет и повыть, но не сейчас.

Гуннлаугур почувствовал, как палуба под ногами начала вибрировать, – двигатели фрегата набирали мощность. Это немного подняло ему настроение, и он слегка расслабил кулаки.

Наконец-то.

Как бы то ни было, их работа началась.

Ингвар не спал.

Варп-путешествия всегда одинаково влияли на него. Он чувствовал себя отвратительно, беспокойно, не мог медитировать и размышлять, ничем не занимался, кроме как рыскал туда-сюда по своей каюте, оскалив клыки.

Давным-давно, когда он еще был Кровавым Когтем, он спросил у Харальда, Волчьего Жреца, почему переход через эмпиреи так плохо на него действует, свидетельствует ли это о каком-то таланте или изъяне. Старый воин с крючковатым носом долго смотрел ему в глаза, а потом грубо хлопнул по плечу.

– Кто знает, – сказал тогда он. – Варп – это Хель. Ты должен ненавидеть его. Беспокоиться стоит, если он начинает тебе нравиться.

С тех пор он терпел перелеты в изоляции, оставаясь взаперти и не поддерживая контакт ни с кем из братьев, пока не утихали судороги и головокружение.

Джоселин презрительно относился к этому. С Темным Ангелом у него было больше всего проблем в «Ониксе». Все остальные уживались вместе довольно неплохо, но бледнокожий сын Калибана был сложным, гордым, нервозным, закрытым.

– Почему тебе плохо из-за варпа, Космический Волк? – спросил у него как-то Джоселин во время варп-прыжка. В его глубоких глазах читались одновременно любопытство и насмешка.

Сбитый с толку своей болезнью, Ингвар непроизвольно огрызнулся на него. Это едва не сошло за оскорбление. Его братьям по отряду не нужны были дополнительные причины, чтобы считать его животным.

– Почему тебе из-за него не плохо, Темный Ангел? – ответил он. – Если, конечно, такие, как ты, не чувствуют себя здесь как дома. Про вас всякое говорят.

Джоселин тогда отшутился, избежав ссоры. Позже Ингвар жалел об этом обмене колкостями. После этого случая они ни разу не сцепились всерьез, и в то же время у них не получилось преодолеть этот туман изначальной предвзятости.

Они выглядели типичными представителями своих орденов в глазах друг друга: рычащий Волк и надменный Ангел. Может быть, они должны были справиться лучше. Было бы неплохо превзойти ожидания.

Ингвар размышлял над этим, в одиночестве упражняясь с клинком в тренировочных клетках «Ундрайдера». Его живот скручивали спазмы. Он поднимал и опускал меч, вращал его под тусклым светом корабельных светильников, находя некоторое утешение в знакомых ритуальных движениях.

Ему стало интересно, где сейчас Джоселин. Возможно, он все еще служит в Карауле Смерти или вернулся на Скалу, заново открывая для себя путь своего родного ордена, так же, как и сам Ингвар. А может быть, он уже мертв.

Ингвар никогда не сможет это выяснить. У него не было особого доступа к информации и никакого способа связаться с Инквизицией. Они полностью обрубили все каналы связи, и он знал о грядущих операциях Караула не больше, чем когда они пришли за ним на Фенрис.

Тем не менее Ингвар обнаружил, что ему тяжело жить без язвительных замечаний Джоселина. Ангел, должно быть, сражается где-то так же, как и все остальные. Все члены отряда «Оникс», скорее всего, воюют, разбросанные по шести разным зонам галактики, каждый поодиночке, стараясь снова понять старый жизненный уклад, пытаясь забыть, что они повидали вместе.

– Все еще не любишь перелеты?

Ингвар не стал оборачиваться. Он не слышал, как Вальтир вошел в комнату для тренировок. Это было небрежностью с его стороны.

Он закончил прием. Клинок блеснул в полутьме.

– Ничего не меняется, – ответил он, скосив глаза на Вальтира, оказавшегося наконец в поле зрения.

Мечник был в доспехах, но без шлема, как и сам Ингвар. Хьольдбитр висел в ножнах у него на боку.

– Я тоже не смог уснуть, – произнес Вальтир. – Корабль скрипит и стонет, как ялик в бурю.

Ингвар ничего не ответил. Он начал выполнять другой прием, которому его научил Леонид. Это была мудреная и сложная техника, предназначенная скорее для тренировки разума при работе с мечом, чем реального сражения. У Кровавых Ангелов был интересный подход к ближнему бою. Как и во всем другом, они ценили эстетику приема так же, как и его эффективность.

Вальтир наблюдал за его движениями через проволочное заграждение клетки.

– Ты выучил новые трюки, – прокомментировал он. – Этому не учили на Фенрисе.

Ингвар позволил Даусвьеру опуститься.

– Слишком хитроумно для таких, как мы.

Вальтир улыбнулся.

– Не вздумай сказать это при Гуннлаугуре, – сказал он и протянул руку к двери клетки. – Можно?

Ингвар кивнул, хотя у него не было желания соглашаться.