Текст книги "Дикое правосудие"

Автор книги: Крэйг Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Следовательно, они знали его.

– Они называли себя его друзьями.

– Они жили в «Метрополе», как и он?

Дмитрий уже выехал в отель, чтобы допросить портье и ночной персонал – любого, кто мог вспомнить, какие люди проживали в отеле одновременно с умершим.

– Не знаю... Какое-то время они сидели в фойе, вон там, а затем ушли. Один из них вернулся на следующий день, но пациент уже умер, – она кивнула. – Я помню, как сообщила ему о смерти его друга. Он очень расстроился.

Воронцов вздохнул.

– И это все, что вы можете вспомнить?

– Это все, что было.

– Спасибо, – он убрал фотографию в свой бумажник. – Всего хорошего.

Воронцов направился к лифту. Непреходящее чувство вины побуждало его подняться к Марфе, увидеть ее, сказать ей, что она умница: благодаря ей им удалось опознать иранца как офицера разведки.

Пока он ждал лифта, раздался сигнал радиотелефона, лежавшего в кармане пальто. Повинуясь почти инстинктивному импульсу, он торопливо пересек фойе и вышел из раскрывшихся стеклянных дверей навстречу ледяному ветру. Звезды, казалось, дрожали и пританцовывали в ночном небе. Кто бы ему ни звонил, разговаривать в больнице было уже небезопасно.

Он вынул телефон. Месяц казался острым серпом, впечатанным в звездное небо. Факелы газовых скважин горели, словно походные костры врагов, обложивших Новый Уренгой.

В трубке потрескивало – звонили издалека.

– Майор? Иван Бочков, киевская милиция. Мне пришлось пятнадцать минут выбивать в следственном отделе номер вашего личного телефона, – последовал сухой смешок или просто раздраженный вздох. – Ленивые ублюдки.

– Вы, украинцы, всегда так говорите о русских?

Этот вопрос заставил их почувствовать себя товарищами.

– Плохое настроение из-за ночной смены, так?

– В яблочко. Майор, ваш запрос отфутболили мне из отдела уголовных расследований. У них, видите ли, нет времени наводить справки.

– Прошу прощения...

– Ничего, все в порядке. Как выяснилось, списки пропавших лиц – то самое место, где следовало искать.

– Ага! – Воронцова охватило возбуждение. – Вы опознали лицо на фотографии?

– Когда его снимали, он был не в лучшей форме, верно?

– Умер от сердечного приступа. Он называл себя подрядчиком одной из газовых компаний. Прописался в отеле под фамилией Помарова, и та же фамилия значится в его документах. Но у другого человека был обнаружен голландский паспорт с его фотографией.

– Я сообщу подробности по факсу, но он не был ни голландцем, ни бизнесменом. Он и в самом деле из Киева – по крайней мере, его семья живет здесь. Вернулся на Украину около года назад. Его единственная дочь недавно сообщила о его исчезновении. Он вдовец, и они сильно не ладили. Примерно три недели назад она зашла к нему и обнаружила пустую запертую квартиру. Она приходила еще пару раз, пыталась звонить и в конце концов обратилась к нам. Следов обнаружить не удалось. Теперь он умер.

– Да, – пока дочь Помарова разыскивала отца, он находился в тысячах миль от Киева, в другой стране. – Как его настоящая фамилия?

– Помаров. Потому-то нам не составило труда вычислить его.

– Что он из себя... кем он был?

– Бывший ученый. Сейчас таких пруд пруди. С окончанием гонки вооружений большинство из них потеряло работу. По словам дочери, он очень переживал по этому поводу. Надо полагать – уязвленная гордость. Раньше он работал в Семипалатинске. Собственно, девушка беспокоилась из-за того, что в последнее время он впал в глубокую депрессию. Вот так-то. Чем еще могу помочь?

– Спасибо, это все, – сказал Воронцов, с трудом переведя дух. – Его специальность как-то не вяжется с моими проблемами. Похоже на тупик. Но в любом случае еще раз благодарю и считайте меня вашим должником.

Он выключил телефон, с новой силой ощутив вой ветра, болезненное сверкание луны и звезд. Его бил озноб. Семипалатинск. То самое место, где...

Он оборвал мысль, как будто она угрожала разрастись кошмарной водорослью, распуститься чудовищным цветком, и торопливо вернулся в больницу, скользя на обледеневшем асфальте. Женщина в приемной не обратила внимания на его появление.

Воронцов нажал кнопку лифта. Мустафа Вахаджи из Министерства защиты Исламской Революции в Тегеране и ученый из Семипалатинска, собиравшийся покинуть Новый Уренгой с голландским паспортом. Двери лифта раскрылись; майор вошел в кабину. У него кружилась голова. Вахаджи имел постоянно зарезервированный номер в отеле «Метрополь», Помаров жил там же со своими друзьями. Он приехал из Киева под прикрытием связи с «Грейнджер – Тургенев».

Это был уже не просто наркобизнес, а нечто вроде торговли людьми... Учеными. Контрабанда знаний, а возможно, обмен интеллекта на героин. Кто может ответить? Знания людей, работавших в Семипалатинске, – очень опасные знания.

Двери лифта открылись. Воронцов вышел в чистый, хорошо освещенный коридор. Когда он открыл дверь палаты, дежурная медсестра подняла голову, узнала его и сразу же вернулась к своим записям.

Воронцов увидел Марфу, сидевшую в постели со включенным ночником. Скрестив руки на груди, она мрачно смотрела в окно. Потом она заметила его, и ее лицо просияло, как будто он был любимым отцом, собиравшимся забрать ее домой. Однако когда Воронцов подошел ближе, ее глаза затуманились, – должно быть, ей снова вспомнился недавний ужас. Она выглядела хрупкой и постаревшей. Ее веснушки казались старческими пигментными пятнами, как будто она играла роль пожилой женщины.

– Где Голудин? Я же сказал ему...

– Он вышел в туалет, – Марфа сдвинула одеяло в сторону, показав пистолет. – Он оставил мне оружие. Сейчас он вернется.

Воронцов услышал за спиной звук открывшейся двери и шумное дыхание приближавшегося человека.

– Извините, товарищ майор, – начал было Голудин, но Воронцов махнул рукой в сторону стула, стоявшего рядом с постелью, и опустился на стул с другой стороны от Марфы.

– Тебе уже лучше? – неловко спросил он.

Марфа поежилась.

– Кажется, да, – она кивнула. – Наверное. Врачи говорят, что я должна пробыть здесь еще минимум два дня для обследования. Но вроде бы ничего не отвалилось.

Попытка пошутить прозвучала тяжеловесно и фальшиво. В распахнутых глазах Марфы отражалось пережитое потрясение, ее кожа приобрела пепельный оттенок. К чувству вины в душе у Воронцова примешивался холодный, беспощадный гнев.

– У меня есть интересные новости, – Голудин с энтузиазмом подался вперед. – Твой приятель из Москвы выяснил настоящее имя и звание Аль-Джани. Ты оказалась права.

– Он из разведки? – вопрос прозвучал вяло, словно ее заново заставили переживать то, что она изо всех сил пыталась забыть.

– Да, – Воронцов вынул из кармана листки факса и протянул ей. Голудин придвинул свой стул, заглядывая Марфе через плечо, и она повернулась так, чтобы он мог читать. «Словно двое детей в романтической повести...» Неправда, они не дети, да и романтикой все это не пахнет. Помаров, Семипалатинск. Правда ужасала. Воронцов не мог поделиться своей растущей тревогой с этими молодыми людьми, не мог даже с Дмитрием. Не сейчас.

– Интересно? – с наигранной беззаботностью спросил он.

– Вы думаете, он связан с героином, товарищ майор? – спросил Голудин. Марфа коротко кивнула.

– Разве не ясно? – язвительно спросила она.

Когда они вернулись к чтению, Воронцов обвел взглядом четырехместную палату. Две постели пустовали; у дальней стены лежала пожилая женщина. Ее кожа имела нездоровый желтовато-лимонный оттенок, тело было маленьким и высохшим, однако она казалась довольной теплом, чистым бельем и тишиной. Обуреваемый противоречивыми чувствами, Воронцов торопливо отвернулся.

Он повернулся к Голудину, который выглядел до смешного юным, с выражением мальчишеской восторженности на румяном лице. Марфа, словно уловившая мысли Воронцова, кивнула в сторону пожилой женщины.

– Она умирает от рака, но ей нравится лежать здесь. Ей никогда не было так тепло, и ее никогда так хорошо не кормили. Бедная старуха! – Марфа шмыгнула носом и сразу же стала похожей на себя, ненадолго освободившись от мучительных воспоминаний. Ее сострадание было мимолетным, но искренним. – Кстати, здесь теплее, чем в моей квартире, – добавила она.

Воронцов улыбнулся.

– Слушайте меня оба, – тихо сказал он. – Насчет доктора Шнейдера. Я хочу знать точно, проходит ли героин через больницу или нет, – он почти шептал, словно медсестра или пожилая женщина могли оказаться шпионами. – Голудин уже знает, что Шнейдер находится в дружеских отношениях с Валерием Паньшиным. Возможно, когда-то Паньшин не занимался наркотиками, но теперь я в этом не уверен. Я собираюсь перемолвиться парой слов с Тепловым в его борделе. Он знает больше, чем говорит. А тем временем я хочу, чтобы вы двое... вы сможете?

Марфе хотелось только покоя, но она не могла допустить даже мысли о слабости или забвении чувства долга. Она медленно кивнула.

– Хорошо, – он наставлял их, как двух любопытных обезьян, вооружая их палкой, чтобы расшевелить муравейник. – Последний груз медикаментов доставлен рейсом из Тегерана. Как известно, Тегеран является центром передовых медицинских исследований... Итак, что было в этом грузе?

– Откуда вы узнали?

– Дмитрий лично занимался проверкой в аэропорту. Как выяснилось, медикаменты доставлены не из США или Москвы, а из Тегерана. Держите глаза и уши открытыми, ищите любые подозрительные признаки. Ты уверена, что справишься, Марфа?

– Да, товарищ майор.

– Хорошо. Ящики прибыли сюда, в это здание, два дня назад. Обычный способ доставки – грузовой транспорт больницы. Постарайтесь выяснить, что в них находится. И будьте осторожны!

Он встал.

– Ни на минуту не упускайте друг друга из вида, – предупредил он Голудина, моментально помрачневшего под его пристальным взглядом. Краем глаза Воронцов невольно следил за умирающей старой женщиной в углу палаты. – Будьте крайне осторожны.

Он кивнул обоим и быстро вышел. Шагая по коридору и спускаясь в лифте, он думал о своих подозрениях, о чудовищной догадке, камнем лежавшей у него на душе.

Луна скрылась. Звезды еле проглядывали из-за наползавших облаков.

Ученый по фамилии Помаров. Город под названием Семипалатинск.

Героин становился такой же мелочью, как сигареты или кофе на черном рынке. Бог ты мой, что он может с этим поделать?

8. Немного информации

– Я хотел бы взять с собой эти регистрационные бланки, – Дмитрий Горов подавил зевок, прикрыв рот ладонью. В отличие от Воронцова, он действительно нуждался в длительном отдыхе; в последнее время ему редко удавалось заснуть, не прибегая к бутылке. Он постучал пальцем по кучке сложенных квитанций.

– Вы утверждаете, что они уехали внезапно и выписались одновременно?

Ночной менеджер отеля «Метрополь» хмуро кивнул. Его тоже клонило в сон, под его бледно-голубыми глазами залегли темные полукружья. Светлые ресницы, редеющие волосы. Вежливо-отстраненная манера держаться, заимствованная у гостиничного персонала западных отелей.

– Они расплатились по счету... во всяком случае, их счета были оплачены. В них не было ничего подозрительного.

– Кто оплатил их счета? Случайно не жилец из 12-го номера?

Менеджер едва заметно вздрогнул. Его глаза на мгновение широко раскрылись, подтверждая правильность догадки, затем снова приняли скучающее выражение.

– Это частное дело отеля, коммерческая тайна.

Любин, стоявший рядом с Дмитрием, лучезарно улыбнулся. Очевидно, его недовольство из-за того, что его вытащили из постели, оторвав от жены и ребенка, уже улетучилось.

– Спасибо за информацию.

– Я ничего не сказал.

– Друзья мистера Помарова уехали на своей машине или на такси? Каким транспортом они пользовались?

Вместо ответа менеджер щелкнул пальцами, и мужчина в униформе портье торопливо подошел к приемной.

– Спросите Антипова. Он отвечает за вызов клиентов.

В фойе ворвался ледяной воздух. Вошедшие о чем-то громко беседовали и смеялись – иностранец в пальто с бобровым воротником и проститутка высшего класса. Они направились к лифтам. Дмитрий наблюдал за ними с почти детской озадаченностью.

– Офицеры хотят задать тебе несколько вопросов, – сказал менеджер. Его усмешка не предвещала ничего хорошего. Дмитрий вспомнил, где слышал фамилию «Антипов»: Марфа допрашивала его по телефону в самом начале расследования.

– Нам о тебе все известно, Антипов, – резко сказал он. – Все сутенерствуешь?

Менеджер решил не вмешиваться. Он отошел к дальнему концу длинной стойки и принялся разбирать квитанции. Лицо Антипова приняло униженное и вместе с тем заговорщицки-жуликоватое выражение.

– Это никому не вредит. Я, можно сказать, оказываю услугу обществу.

– Бог ты мой! – Любин расхохотался, и портье скривился от шума. – В следующий раз ты скажешь, что бережешь наше рабочее время.

– Может быть.

– В данный момент нас не интересуют твои приработки. Нас также не интересует умерший американец. Речь пойдет о компаньонах того человека, с которым случился сердечный приступ. Помнишь его? Надеюсь, он не был твоим клиентом и ты не подыскал для него слишком бойкую шлюху, а?

Антипов нахмурился. Его взгляд переместился на ковер, устилавший пол фойе, словно он искал там какой-то мелкий предмет. Любин удовлетворенно хмыкнул. Антипов потер свой длинный нос и подбородок рукой с грязными ногтями и выразительно покачал головой.

– Я не имел с ним дел, – наконец заявил он.

– Тогда другие двое, предположительно его друзья.

Антипов пожал плечами.

– Они держались вместе, так?

– Не знаю. Да, я видел его вместе с ними, но они не показались мне друзьями. Они приехали в разное время и скорее всего познакомились здесь.

Вспомнив настойчивое предупреждение Воронцова о необходимости соблюдать осторожность, Дмитрий спросил:

– Ты когда-нибудь видел их в обществе американца? Ты знаешь, кого я имею в виду. Или с кем-нибудь из местных?

Портье, слышавший вопросы, покачал головой. В его темных глазах промелькнуло что-то похожее на беспокойство.

– Нет, – сказал Антипов.

– Он лжет, – заметил Любин.

– Я не...

– Ты лжешь, – с каменным лицом подтвердил Дмитрий.

– Послушайте, я не знаю, что вам нужно, – жалобно произнес Антипов. – Скажите мне, что вы хотите узнать?

– Приходилось ли тебе видеть любого из них в компании мистера Аль-Джани? Ты его знаешь, он был одним из твоих лучших клиентов, – добавил Дмитрий.

Его догадка оказалась правильной. Антипов побледнел.

– Может быть, – медленно произнес он. – Они здоровались друг с другом, но не более того. Я не знаю, что их связывало, в самом деле не знаю.

– Хорошо. Теперь скажи вот что: когда они уехали, кто-нибудь подвез их? Они уезжали в спешке?

– В спешке?..

– Хватит тянуть кота за хвост! – прорычал Любин, сообразив, что от него требуется. – Разрешите мне вывести этого засранца наружу и маленько вразумить его!

Ночной менеджер пожал плечами и отошел еще дальше.

– Ну давай, ты! – загремел Любин, схватив Антипова за воротник.

– Я ничего не знаю, – проскулил тот. – Я видел, как они вышли и сели в такси. Да, они торопились, но с ними никого не было.

– И мистера Аль-Джани тоже?

– Почему вы постоянно спрашиваете о нем? Мы с ним не были знакомы. Время от времени он заказывал в номер девушек, всегда блондинок...

– Хорошо. Успокойся и перестань хныкать, но помни: мы еще с тобой поговорим.

Дмитрий повернулся к Любину.

– Забирай регистрационные бланки и поехали в управление. Наш обожаемый начальник уже должен вернуться туда после визита в бордель Теплова.

– Как вы думаете, куда исчезли эти двое? Да и действительно ли они исчезли?

– Бог их знает. Должно быть, у них были фальшивые паспорта, как у Помарова. Но почему, черт побери, они вообще оказались здесь и какое отношение они имели к майору Вахаджи из иранской разведки, то есть к мистеру Аль-Джани, набитому фальшивыми паспортами? Надеюсь, шефу удалось узнать побольше, чем нам!

* * *

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о Вьетнаме, – сказал Лок, приняв из рук Кауфмана бокал бурбона. – Мне нужно узнать о Тяне и о том, какую работу он выполнял.

Кауфман сидел напротив него в другом кожаном кресле. В течение нескольких секунд после того, как он открыл дверь и впустил Лока в квартиру, его лицо сохраняло удивленное выражение, словно заготовленное для фотографа. Теперь он надел маску доброжелательного хозяина, которая, однако, не вязалась с его бегающим взглядом. Он поднял бокал, отсалютовав Локу, и выпил свой мартини.

– Ты весь вечер ждал снаружи лишь для того, чтобы спросить меня о вьетнамце? Я уже сказал тебе, Джон: архивы или недоступны, или же их больше не существует. Извини, но это правда.

– В самом деле, Боб?

Глаза Кауфмана сузились, затем снова потеплели.

– Джон, что я могу тебе сказать? Я понимаю, тебе нужно что-то сделать. То, что произошло... это ужасно. Но я не в состоянии понять, каким образом этот Тянь может иметь отношение к твоему горю.

– Сегодня утром ты сказал, что не сможешь помочь мне, если я не объясню, зачем мне понадобились сведения. Означает ли это, что ты можешь помочь мне, Боб?

Плащ лежал у Лока на коленях, и он остро ощущал присутствие пистолета в правом кармане.

– По дороге из Лэнгли какой-то трейлер столкнул меня с шоссе. Это не было случайностью.

Кауфман ошеломленно покачал головой, словно не веря услышанному. Выражение его глаз убедило Лока в том, что он непричастен к покушению на его жизнь, однако на лице проступила глубокая озабоченность, словно он учуял давно знакомый и опасный запах.

– Кто-то приказал сделать это, Боб. Думаю, это был Тянь.

– Тянь? Да этот парень – калиф... – осознав свою ошибку, Кауфман торопливо глотнул мартини. – В общем, он уже много лет живет на Западе, и...

– Ты помнишь его. Почему? – Лок напряженно подался вперед. Плащ свесился с его колен, и тяжесть пистолета переместилась к икре. – Почему ты запомнил имя какого-то иммигранта, Боб, пусть даже имевшего особый статус?

– Я помню имя, но не более того. Ты сам напомнил мне. Больше ничего, Джон, клянусь жизнью.

– Теперь я знаю, что это для тебя важно, Боб, – пробормотал Лок.

Они сидели лицом друг к другу. Лок с трудом сдерживал возбуждение, в то время как Кауфман изучающе посматривал на него, взвешивая опасность, которую Лок олицетворял. Он уже относился к Локу как к противнику. Возможно, сведения Кауфмана устарели и он давно ни в чем не участвовал, но он что-то знал, а сейчас и этого было достаточно.

– Нет, не важно, – произнес Кауфман ровным, почти назидательным тоном. – Это не было важно в течение очень долгого времени. Поверь мне. Что бы ты ни думал об убийстве своей сестры и Билли Грейнджера, это не имеет отношения к Тяню или к Вьетнаму. Это древняя история, и пусть она останется похороненной.

– Как Май Лай, Боб?

– Не остри. Тебя там не было, так что можешь считать себя счастливчиком.

– Кто такой Тянь, Боб?

– Тянь – это никто.

– Он пытался убить меня в Фениксе. Я не уверен насчет сегодняшней попытки, но что касается того раза, то у меня нет сомнений. Я встречался с ним.

Лок ничего не сказал о героине, о страхе Ван Грейнджера перед Тянем, о «красной лошади». Как много известно Кауфману?

– Хочешь знать, почему я представляю угрозу для него? Из-за какой-то связи между ним и Ван Грейнджером.

Лицо Кауфмана побледнело в ярком свете лампы. Его глаза снова сузились. Дождь продолжал стекать по стеклам за шторами, и фары автомобилей звездочками вспыхивали в сгустившихся сумерках.

– Что за связь с Ван Грейнджером? Говорю тебе, Тянь не мог иметь ничего общего с Билли и твоей сестрой.

– Откуда ты знаешь, Боб? – жестко спросил Лок, чувствуя, как в нем закипает гнев. Кауфман успокаивающим жестом поднял руки.

– Просто знаю – и все. Они никак не связаны.

– Тогда почему Тянь звонил Ван Грейнджеру и угрожал ему? Я слышал это, Боб. Я должен узнать о Тяне.

– Я ничем не могу тебе помочь, Джон. В самом деле.

– Расскажи мне о Вьетнаме. Тянь работал на Компанию – это ясно, исходя из его статуса особого иммигранта. Компания предоставила ему деньги и работу после приезда сюда.

– Ну ладно. Мои воспоминания довольно расплывчаты, так как это было очень давно, но я помню, что Тянь служил кем-то вроде мальчика на побегушках. Мы, постоянно использовали таких ребят для срочных поручений, передачи информации, устройства ловушек... Ты знаешь, как это происходило тогда. Он был не более важен, чем любой другой. Когда мы ушли из Вьетнама, кто-то о нем позаботился. Вот и все, Джон, что я могу тебе рассказать.

В его последней фразе прозвучали едва слышные просительные нотки, но это могло быть просто беспокойством человека, не желающего возвращаться к неприятным воспоминаниям.

– Он работал на отряд особого назначения под командованием Ван Грейнджера, верно?

– Не знаю.

Лок помолчал. Если Кауфман и нервничал, то лишь самую малость.

– Еще выпьешь, приятель? – спросил Кауфман.

Лок покачал головой.

Кауфман налил себе очередной бокал мартини, стоя спиной к Локу. В комнате не было зеркала, в котором могло бы отразиться выражение его лица. Потом он вернулся на свое место и устроился в кресле.

– Пора бы пообедать, – пробормотал он. – Ты еще не ел?

Лок снова покачал головой. Вопрос Кауфмана не звучал как приглашение разделить трапезу, скорее наоборот. Он представлял себе, какое впечатление он производит на Кауфмана, чуть ли не насильно вломившись в квартиру и выпрашивая информацию, словно объедки с чужого стола.

– Я... у меня назначена встреча, – добавил Кауфман.

Ложь была очевидной. Лок посмотрел на него.

– Я пытаюсь свести воедино рассказы Ван Грейнджера о Вьетнаме. Он не часто говорил об этом, а Билли рассказывал только о своей службе там.

– Да? – нервозность кошки, которую неожиданно погладили против шерсти.

– Его подразделение сначала работало против хошиминовской группировки на западе...

– В самом деле? Может быть. Но, как я уже говорил, все это древняя история, Джон, – Кауфман демонстративно пожал широкими плечами.

– Затем в военных зонах №2 и №3, дальше к югу...

Лишь сейчас, сидя лицом к лицу с Кауфманом, Люк ясно вспомнил все. Современная квартира с ее поляризованными стеклами и модернистской обстановкой обладала безликостью, помогавшей воспоминаниям. Она была похожа на комнату для допросов. Лок вспоминал прошлое Грейнджера так, как он, зная его, словно проходил обследование на детекторе лжи.

– Дальше к югу... – повторил он. – Но они всегда держались рядом с камбоджийской границей. Тянь родом из пригородов Сайгона. Какую ценность он мог представлять для Ван Грейнджера? Какими полезными знаниями он мог обладать?

– Ты беспокоишься о кролике, который уже сдох, Джон. Умер по естественным причинам, – Кауфман усмехнулся, словно воспоминания Лока были детскими снами, не заслуживавшими особенного внимания.

– Я припоминаю кое-что еще.

– Что именно?

– Один или два раза Грейнджер говорил о какой-то схеме переброски людей... Да, теперь я вспоминаю. Как-то у бассейна... Был жаркий солнечный день, и он очень сердился, поскольку недавно посмотрел фильм «Апокалипсис наших дней». Сюжет сильно задел его. «Все было не так, – говорил он. – Мы делали и хорошие вещи, мы старались». Как же он это называл? Я не помню названия его проекта!

Казалось, его неожиданная вспышка расстроила Кауфмана. Лок поерзал в кресле, и пистолет выпал из кармана плаща на светлый ковер.

– Что за черт... – начал Кауфман.

Лок в замешательстве подобрал пистолет.

– Что это, парень? – сердито спросил Кауфман. Лок держал пистолет в руках, взвешивая его на ладони и словно прикидывая, как ему поступить с оружием. – За каким чертом тебе понадобился пистолет?

Лок поднял голову. Кауфман заметно побледнел, и на его лбу проступили бисеринки пота. Лок хотел было пожать плечами и отделаться какой-нибудь банальностью, но затем неожиданно прицелился в Кауфмана. В его голове зазвучало эхо, словно от камня, брошенного в глубокий колодец. Давно закипавший гнев наконец прорвался наружу.

– Ты что-то знаешь, Кауфман! – прорычал он. – Перестань быть ослом и расскажи мне о Тяне и Ван Грейнджере!

– Я ничего не знаю! – закричал Кауфман.

– Знаешь, черт побери! – разъярился Лок. Пистолет опасно подрагивал в его руке, словно обретя собственную душу. Правда об убийстве Бет находилась рядом, в этой комнате. – Расскажи мне все, Кауфман, или, клянусь Богом, я разнесу тебе башку!

Угроза была реальной. Кауфман поверил: черты его лица исказились судорогой страха.

– Расскажи мне, – уже тише повторил Лок. – Расскажи мне все. О наркотиках и обо всем остальном. Я хочу знать, потому что для меня ничто больше нее имеет значения. Ни твоя жизнь, ни моя. Расскажи мне...

* * *

Воронцов глядел на луковичные главки церкви, строгие и торжественные на фоне электрического сияния, стоявшего над городом. Ветер завывал в пустоте – такой же, как та, что царила в душе Воронцова. Он глубоко засунул руки в карманы и опустил капюшон парки.

Через некоторое время, когда его нерешительность и страх немного улеглись, он отвернулся от церкви и медленно пошел по дорожке к дверям борделя. Двое ученых пропали: должно быть, те люди, которые собирались воспользоваться другими фальшивыми паспортами. Они жили в «Метрополе» вместе с Помаровым, и Воронцову очень хотелось надеяться, что они все еще находятся в Новом Уренгое, прячутся в каком-нибудь месте вроде этого притона, который Мустафа Вахаджи использовал для своих целей.

За одним из окон, задернутых тонкими занавесками, горел свет. До рассвета оставался еще час: достаточно рано или достаточно поздно, чтобы застать Теплова врасплох.

Проигнорировав электрический звонок, Воронцов застучал в дверь, выкрикивая имя Теплова. Через грязное окошечко в верхней части дверной панели отблески света падали на его лицо и руки. Ночь дышала ледяным спокойствием.

Дверь немного приоткрылась на цепочке. Соня даже с припухшими от сна глазами обладала величественностью и пропорциями побитого временем монумента советской эпохи. Она с подозрением уставилась на Воронцова.

– Вы? – в ее голосе звучала усталость стареющей шлюхи. – Что вам нужно теперь?

Она быстрым движением откинула цепочку – и Воронцов вошел внутрь. Ее ночная рубашка зашелестела, соприкоснувшись с его паркой.

– Просто зашел побеседовать на пару минут.

– Почему бы вам не оставить его в покое? – запротестовала Соня. – Он ничего не знает.

Она шлепала тапочками за его спиной, пока он шел к лестнице по коридору.

– Вы знаете Мишу, майор, – ее голос был грубым и хриплым, однако не умоляющим или униженным. Соня всегда говорила по существу дела. – Он ходит по тонкому льду, но никому не причиняет зла. Люди вроде Паньшина оставляют его...

Воронцов повернулся к Соне. Судя по выражению ее лица, она осознала свой промах.

– Валерий Паньшин? Какие дела могут быть у Паньшина с нашим общим другом, уважаемым канатоходцем Мишей? – он усмехнулся.

– Никаких, товарищ начальник. Я просто хотела сказать, что Миша не вращается в этих кругах. Его оставили в покое.

– В чем дело, дорогая? – спросил Теплов сверху. Воронцов поднял голову, и Теплов увидел его. – О, товарищ майор? Чему обязаны?

Теплов быстро, спустился по лестнице, волоча за собой длинные полы шелкового ночного халата.

– Это не дружеский визит, – предупредила Соня, скрестив руки на огромной груди. Она стояла у подножия лестницы, словно защищая Теплова.

– Я не собираюсь бить или арестовывать его. Во всяком случае, не сейчас. Можете остаться, если хотите, сделайте нам кофе. Пошли, Михаил, поговорим в твоем кабинете, – Воронцов положил руку на узкие плечи Теплова, почти прижав его к себе. – Давай поговорим, к примеру, о Паньшине.

– Я не имею с ним дел, – устало запротестовал Теплов, отпирая дверь своего кабинета. Соня помедлила, а затем направилась в кухню.

– Входите, майор.

Силуэт церкви вырисовывался в темноте за окном, пока Теплов не включил свет.

– Что у вас теперь?

Теплов опустился в кресло, запахнул халат на худых коленях и закурил сигарету. Воронцов последовал его примеру. Некоторое время они курили в молчании.

– Наш покойный знакомый из Ирана, мистер Аль-Джани, когда-нибудь просил тебя укрыть в борделе нужных ему людей? Скажем, на одну ночь или на более длительный срок?

Он следил за выражением лица Теплова сквозь облачко сигаретного дыма. Да, просил, но Теплов не согласился – таков был его вывод.

– Я никого не укрывал.

– Но он просил тебя? Спрашивал, сможешь ли ты это сделать?

Последовало долгое молчание. Соня вошла в комнату с подносом, двумя фарфоровыми чашками на блюдцах, сахарницей и молочницей. Насмешка была очевидной.

– Люди не просят нас о подобных вещах, майор, – сказала она, наливая Воронцову кофе. – Они приходят сюда хорошо провести время.

– Прекрасный кофе, – отозвался Воронцов. – Ни вы, ни это место не будет упомянуто в официальных документах. Я просто хочу кое-что узнать.

Помедлив, он добавил:

– Могу гарантировать отсутствие рейдов в течение двух месяцев, если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, скажем, изнасилования несовершеннолетней...

Теплов с оскорбленным видом пожал плечами, Соня угрожающе нахмурилась.

– Итак, никаких рейдов в течение двух месяцев... В самом деле хороший кофе.

– Вы давите на нас только потому, что у нас нет покровителя, – язвительно заметила Соня. – Почему вы не устроите рейд в логово Паньшина?

– Вы его не выносите, Соня. Почему?

– Потому что он жирный ублюдок!

– У тебя были неопрятности с ним, Михаил?

– Если и были, то что вы можете сделать? – с вызовом спросила Соня. Стоя за креслом Теплова со скрещенными на груди руками, она казалась его телохранительницей.

– Не слишком много, – хмуро признал Воронцов. – Но достаточно, чтобы защитить вас обоих.

Соня скептически хмыкнула, но мелкие острые черты лица Теплова немного смягчились.

– Ну как, вы хотите говорить о Паньшине или нет? Ублюдок занимается наркобизнесом, верно?

Теплов кивнул, прежде чем рука Сони предостерегающе опустилась на его плечо.

– В чем именно заключалось сотрудничество Паньшина с иранцем?

– Его не было, – быстро ответила Соня.

– Думаю, что было. Почему иначе Аль-Джани оказался здесь? Между прочим, он служил в иранской разведке.

Глаза Теплова изумленно расширились.

– Это правда, без фокусов. Он был главным поставщиком, так?

– Судя по тому, что мы слышали, интересующий вас героин поступал в город под его надзором, – Теплов взглянул на омрачившееся лицо Сони и прикоснулся к ее руке, лежавшей у него на плече. – Мы занимаемся только своим делом, даже иранец это понимал. Он не злоупотреблял нашим гостеприимством, – Теплов яростно запыхтел своей сигаретой. Рука Сони, лежавшая у него на плече, оставалась расслабленной, но Воронцов знал, что она усилит хватку, если он слишком разоткровенничается. – Паньшин заинтересовался героином, я думаю, около года назад.

– Иранец зацепил его?

– Думаю, да.

– Американский врач Шнейдер и служащие больницы – они тоже в деле?