Текст книги "Бессмертная любовь (Нет голода неистовей)"

Автор книги: Кресли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Мне хочется узнать: если бы ты пила кровь из стакана в присутствии посторонних, ты бы вела себя так же?

– А ты не мог бы оставить меня в покое хоть на несколько часов и не терзать своими вопросами?

– Я тебя не терзаю. Мне просто надо знать.

– Лахлан, на меня стакан крови действует не больше, чем на тебя – стакан воды.

Глава 13

– Сегодня ты, кажется, не думала о том, когда нам надо остановиться, – бросил Лахлан через плечо, в третий раз проверяя, насколько надежно держится одеяло, которым он занавесил окно в гостинице.

После полуночи разверзлись хляби небесные. Хлынувший дождь сильно замедлил их движение. Лахлан сказал, что до Кайнвейна осталось ехать часа два. Эмма знала, что рассвет начнется в три.

Она наклонила голову, чувствуя, насколько сильно он разочарован.

– Я была готова ехать дальше, – напомнила она ему. Эмма действительно была готова рисковать, чем поразила саму себя. Обычно она не была бездумной в таких вопросах.

В последний раз проверив защиту из одеял, Лахлан позволил себе опуститься в обитое бархатом кресло. Чтобы не глазеть на него, Эмма присела на край кровати, вооружившись пультом от телевизора, и стала переключать кнопки каналов.

– Ты же знаешь, что я не стал бы рисковать, чтобы ехать дальше.

Лахлан действительно отказался от дальнейшей поездки: вместо этого он нашел им гостиницу – пусть не такого качества, как те, в каких они останавливались прежде. Но, по его словам, он «почувствовал, что она надежная». Он даже спокойно согласился занять две смежные комнаты, потому что планировал заснуть, и, как он и обещал, не стал бы делать этого рядом с Эммой. Быстрый подсчет подсказал ей, что он не спал уже почти сорок часов. А отдохнуть ему следовало бы.

– Я собираюсь смотреть кино. Надо полагать, я увижу тебя на закате? – сказала Эмма.

– Выставляешь меня из комнаты?

– По сути, да.

Лахлан покачал головой, игнорируя ее пожелание, ни на секунду не задумавшись.

– Я останусь с тобой до рассвета.

– Я люблю быть одна, а за последние три дня ты ни разу не дал мне такой возможности. Ты что, умрешь, если выйдешь из комнаты?

Лахлан явно недоумевал, словно желание Эммы побыть без него было настоящим безумием.

– И ты не хочешь посмотреть это… кино со мной? Такая постановка вопроса чуть было не вызвала у Эммы улыбку.

– А потом ты могла бы наконец снова попить.

Желание улыбнуться исчезло при этих притягательных хрипловатых словах, но Эмма не отвела глаз, зачарованная тем, каким жарким взглядом Лахлан исследует ее лицо.

Он постоянно предлагал ей попить, укрепляя ее уверенность в том, что ему это доставило не меньше удовольствия, чем ей. Хоть она не могла этого понять, но она ощутила его возбуждение (не заметить его было бы просто невозможно!).

Настроение нарушил крик женщины, которая явно была близка к оргазму. Эмма ахнула и посмотрела на экран телевизора. Незаметно для себя она включила канал «Синемакс». А в такое позднее время «Синемакс» означал «Эротомакс».

С горящими от смущения щеками Эмма отчаянно заработала пультом, но даже обычные каналы предлагали нечто вроде «Измены» или «Широко закрытых глаз». Наконец ей удалось найти фильм без секса…

О, дерьмо! «Американский оборотень в Париже»!

Со всей роскошью в виде кровавой сцены нападения.

Не успела Эмма переключить канал, как Лахлан возмущенно воскликнул:

– Неужели так… нас представляют себе люди? Эмма пожала плечами:

– Да, именно так.

– Какие глупости. Выключи это. – Лахлан провел рукой по губам. – Время позднее. Разве ты не хочешь попить до рассвета?

Смущенная тем, насколько сильно ей этого хотелось, Эмма пожала плечами и устремила взгляд на свой палец, которым она водила по покрывалу.

– Мы оба об этом думаем. И мы оба этого хотим, – повторил Лахлан.

Она пробурчала:

– Может, я и хотела бы, но не хочу того, что к этому прилагается.

– А если я дам слово, что до тебя не дотронусь?

– Но что, если… – она замолчала и густо покраснела, – что, если я… сама забудусь?

Если он будет целовать и ласкать ее так, как уже это делал, – она за себя не отвечает.

– Это ничего не изменит, потому что я положу руки на покрывало и не буду ими двигать.

Эмма хмуро посмотрела на руки Лахлана и выключила телевизор.

– Спрячь их за спину.

Такое предложение ему явно не понравилось.

– Я положу руки… – Лахлан осмотрелся, а потом вытянул руки на изголовье, – вот сюда и не стану ими шевелить. Что бы ни случилось.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Эмма могла попытаться убедить себя в том, что чувство, которое заставило ее передвинуться к нему, не поднимаясь с колен, – это простой голод, но на самом деле это было чем-то гораздо большим. Ей необходимо было снова ощутить чувственность этого действа, тепло и вкус его кожи на языке, ускоряющееся биение его сердца, словно ее жадные глотки доставляют ему наслаждение.

Когда она встала перед ним на колени, Лахлан наклонил голову, молча подставляя шею и приглашая ее.

Она увидела, что он уже налит желанием, и встревожилась.

– Руки не сдвинешь?

– Нет.

Она не в силах была удержаться. Придвинувшись к нему, вцепилась в его рубашку – и запустила клыки ему в кожу. Ароматное тепло и удовольствие огнем затопили ее тело – и Эмма застонала, не разжимая зубов. А потом чуть не рухнула от острого наслаждения, когда Лахлан с трудом выдавил:

– Оседлай… меня.

Не отрываясь от него, она с радостью выполнила его приказ, чтобы удобнее смаковать вкус и запах. Хотя Лахлан не снял рук с изголовья кровати, он подался бедрами ей навстречу. А потом, снова застонав, с явным трудом заставил себя замереть неподвижно.

Но Эмме нравились звуки, которые издавал Лахлан, нравилось то, что она их не только слышит, но и ощущает всем телом – и ей хотелось снова их вызывать. И потому она уселась прямо ему на ноги, не смущаясь тем, что задралась юбка. Его жар вызвал в ее теле томительную боль. Мысли стали нечеткими. Какой твердый… Почти обезумев, она начала тереться об него, пытаясь получить облегчение.

Глава 14

– Освободи меня от моей клятвы, Эммалайн!

Она не отозвалась, не пожелала его освободить. И будь он проклят, если ему не стало необходимо держать данное ей слово! Единственное, что она сделала, – это раздвинула колени еще сильнее, а потом медленно, чувственно придвинулась теснее, так что их теперь разделяли только брюки Лахлана – и шелк ее трусиков.

– О Боже! Да, Эмма, да! – хрипло воскликнул он, содрогаясь от желания, не веря тому, что она действительно добровольно стала это делать.

Несмотря на путающиеся мысли, он решил, что сможет использовать это против нее. Если вкус его крови вынуждает ее настолько потерять контроль над собой, он заставит ее пить до тех пор, пока она не сдастся полностью и окончательно…

Он собирается заставить вампира пить свою кровь! Что с ним происходит?

Эмма прижала ладони к изголовью кровати и с силой прижалась к Лахлану, так что его голова откинулась назад. Аромат ее волос, струящихся прямо перед ним, ощущение ее укуса и ее нескрываемое наслаждение стремительно несли его к вершине.

– Я могу кончить. Если ты не остановишься…

Она не остановилась и продолжила тереться об него. Такого мощного неутоленного желания Лахлан еще никогда не испытывал. Не иметь возможности прикоснуться к ней, прижаться губами к ее телу… Эмма провела набухшими сосками по его груди – и… отодвинулась. Под его руками изголовье начало трещать и ломаться.

Пульсирующее наслаждение нарастало внутри. Оно копилось всю ночь, с того момента, как Эмма первый раз попробовала его кровь. Его дыхание стало неровным – а она двигалась быстрее, сидя верхом на нем. В тот момент, когда Лахлан почувствовал, что Эмма прекратила пить, она прошептала ему на ухо:

– Я могла бы пить тебя вечно. «И будешь», – подумал он.

– Вкус такой сладкий! – проговорила она, завершив свои слова стоном.

– Ты сводишь меня с ума! – прохрипел Лахлан и, откинув голову назад, закричал, жарко кончая и едва удержавшись, чтобы не вздыбиться под ней. Дерево под его руками распалось в щепки и пыль.

Когда Лахлан наконец перестал содрогаться, он сжал свои исцарапанные кулаки, с силой вжимая в кровать рядом со своими бедрами. Эмма упала ему на грудь, цепляясь за него. Ее тело дрожало.

– Эмма, посмотри мне в глаза.

Она подняла голову. Взгляд ее серебристых глаз завораживал. Лахлан знал ее, она ощущалась как нечто близкое и знакомое – и в то же время он знал, что никогда не видел ничего похожего на это потрясающее создание. Эмма чуть запрокинула голову и смотрела на него немного встревожено.

– Я хочу тебя ласкать. Я хочу помочь тебе кончить. – Она выразительно посмотрела на его изодранные руки.

– Мне тоже до боли хочется доставить тебе наслаждение. Лахлан увидел, как ее взгляд смягчается – а потом она прижалась лбом к его лбу. Словно вопреки собственной воле она придвинулась ближе, чтобы лизать и покусывать его губы. Ее волосы упали вперед, щекоча ему шею. Дивный аромат ее тела окутал его – и он почувствовал, что снова наливается желанием.

Улучив краткий перерыв между ее поцелуями, Лахлан глухо спросил:

– Почему мы не можем пойти дальше?

– Это – не я, – пробормотала Эмма. – Я не такая. Я ведь с тобой едва знакома!

Острая досада поднялась в нем при этом нелепом заявлении, сделанном в промежутке между дразнящими поцелуями. Ему казалось, что ей следовало бы выражать совершенно другие чувства.

– Но ты пила мою кровь. Более интимного акта между двоими быть не может!

Эмма моментально напряглась и отстранилась.

– Это так – и это очень печально. Но я не могу отдаться настолько полно тому, кому не доверяю. – Она встала и пересела в кресло.

– Эмма, я…

– Всего три ночи назад ты напугал меня так, как я никогда в жизни не пугалась. А теперь ты чего-то от меня хочешь? – Она начала дрожать. – Просто уйди! Пожалуйста! Хоть один раз…

Лахлан бессильно зарычал – но пошел к двери. Выйдя в I коридор между их комнатами, он повернулся и сказал:

– Ты добилась для себя отсрочки в несколько часов. Когда ты будешь пить в следующий раз, ты станешь моей – и мы оба это знаем.

Дверь за ним шумно захлопнулась.

Эмма лежала в своем гнездышке, закутанная в одеяла, и беспокойно металась. В какой момент ее одежда стала такой неудобной? Ей казалось, что ее ставшие невероятно чувствительными груди и живот ощущают каждый шов и складку! А ведь на ней было шелковое белье!

При одной мысли о том, что она творила с Лахланом, ее бедра начинали раскачиваться, словно она по-прежнему ощущала его под собой. Она заставила Лахлана… испытать оргазм.

У нее загорелись щеки. Неужели она начала превращаться в Эмму Распутницу?

И она сама была на грани оргазма. Принимая душ, она обнаружила, что такой влажной никогда раньше не бывала. Она начала подозревать, что для нее кровавая жажда выражалась не в потребности пить – она была плотским вожделением из-за питья.

Лахлан был прав: когда она в следующий раз станет пить его кровь, он сможет сделать ее своей – потому что этой ночью она на какое-то время лишилась разума, забыла о том, что ей нельзя с ним спать. Как бы сильно ей ни хотелось убедить себя в обратном, она все-таки не из тех, кто способен отдаться без каких-либо уз и обязательств.

Она не считала себя консервативной или старомодной в отношении секса – ведь она не случайно была знакома с эротическими каналами! – и у нее было вполне здоровое отношение к этим вопросам, хоть она и ни разу не испытывала оргазма. Однако она была совершенно уверена в том, что ей необходимо нечто надежное и длительное, а с Лахланом такого быть просто не могло.

Мало того, что он – грубый и опасный оборотень, которому приятно ее смущать: она просто не может представить себе его среди ее друзей. Он не сможет войти в ее семью, потому что им будет тошно от одного вида того, животного. И потому что они станут придумывать, как его убить…

Не говоря уже о том, что, помимо всех их различий, его ждет другая женщина, которая предназначена ему судьбой.

Эмма не возражала против здоровой конкуренции, но конкурировать с подругой оборотня…

Ну вот. Она просто дурочка…

Лахлан постучал в дверь между их номерами и открыл ее, не выжидая, сколько положено. К счастью, Эмма уже успела прекратить нежиться и поглаживать свои груди.

Волосы у него были мокрыми после душа. Он прислонился к дверному косяку, одетый только в джинсы. Одна рука оказалась замотана какой-то тряпицей. Эмма судорожно сглотнула: он повредил руку, когда сломал изголовье кровати во время оргазма.

– Расскажи мне о себе. Может, я чего-то не знаю? – потребовал Лахлан.

Эмма немного поколебалась, но в конце концов ответила:

– Я окончила университет. У меня диплом по поп-культуре.

Похоже, Лахлана это впечатлило, но, конечно, он долго был вне жизни и потому не знал, что большинство считают, что диплом по поп-культуре стоит не больше гамбургера. Он кивнул и повернулся, чтобы уйти обратно. Именно потому, что он этого не ждал, она попросила:

– А теперь расскажи о себе.

Когда он снова повернулся к ней, то ей показалось, что он действительно удивлен ее вопросом. Чуть хриплым голосом он ответил:

– Я считаю, что прекраснее тебя никогда никого не видел.

Она была уверена, что, закрывая за собой дверь, Лахлан успел услышать ее изумленный вскрик. Он назвал ее прекрасной!

До этого она испытывала только тоскливую безнадежность, а теперь буквально опьянела от радости. Да, плохо дело. Ее эмоции стали похожи на сломавшийся компас, стрелка которого стремительно вращается…

Может, она подсела на этого оборотня?

Нет, только не это! И слава Богу, что она не его подруга. Если бы она оказалась его, это стало бы пожизненным приговором. Лахлан никогда бы ее не отпустил, она была бы забитой и несчастной, а если бы ей удалось сбежать, он попытался бы ее вернуть, и в конце концов ее тетки его бы прикончили.

Члены ее ковена был бы счастливы это сделать. Если они узнают, что он ее целовал и касался интимных мест, они устроят настоящий ад и ему самому, и его родичам. Насколько ей было известно – в ковене не было никого, к кому бы еще прикасался оборотень.

А ее мать была единственной, кто отдался вампиру.

Эмма проснулась на закате – и что-то почувствовала.

Она осмотрела затемненную комнату, подняв голову и выглянув из-за кровати, но ничего не увидела. Она попыталась убедить себя в том, что ничего и не было, но тем не менее поспешно оделась, собрала вещи – и бросилась в номер к Лахлану.

Она обнаружила его спящим. Он по-прежнему был одет лишь в джинсы и спал без одеяла, так как занавесил им ее окно. Прямо на ее глазах он вдруг начал содрогаться, словно находился во власти кошмара. Он забормотал что-то по-гэльски, а его кожа стала влажной от пота. Все мышцы напряглись, словно от сильнейшей боли.

– Лахлан… – шепотом позвала Эмма.

Не колеблясь, она подбежала к нему и коснулась ладонью его щеки, а следом густых волос, пытаясь его успокоить.

И он действительно успокоился.

– Эммалайн! – пробормотал он, не просыпаясь. Неужели она присутствовала в его сне?

Ей самой приснился гадкий сон – такой реальный, каких у нее никогда раньше не было.

Рассеянно поглаживая его лоб, она стала вспоминать, что ей снилось. Казалось, она смотрела его глазами Лахлана: видела то, что видит он, ощущала запахи так, как их ощущает он.

Он находился в магазине под навесом. Перед ним были разложены драгоценные камни, а с ним стояла прекрасная женщина с длинными волосами кофейного цвета и яркими зелеными глазами.

Он выбрал колье из чеканного золота и сапфиров и заплатил за него владельцу магазина. По фасону украшения и деньгам, которыми Лахлан пользовался, Эмма поняла, что это происходило когда-то давно.

Женщина вздохнула и проговорила:

– Опять подарки.

– Да.

Лахлан чувствовал раздражение, потому что прекрасно знал, что она будет говорить дальше.

Женщина, которую, как почему-то знала Эмма, звали Кассандрой, сказала:

– Ты ждешь уже девятьсот лет. И я жду почти столько же. Может, мы могли бы?..

– Нет! – резко оборвал ее Лахлан.

«Сколько раз она будет об этом говорить?» – подумал он. Пусть Кассандра не верит – он веры не потерял.

– Я бы согласилась на ночь с тобой.

– Я вижу в тебе только друга. Знай, что это может закончиться. – Его гнев усиливался. – Ты – член клана и встретишься с ней. Неужели ты думаешь, что я поставлю ее в такое неловкое положение?

Эмма тряхнула головой, отгоняя воспоминания о столь странном сне и не переставая удивляться тому, насколько реальным он ей показался. Достаточно было Лахлану просто упомянуть о драгоценностях – и она начала видеть эти идиотские сны!

Она опустила глаза и, покраснев, обнаружила, что начала гладить Лахлана по груди. Она не останавливалась, изумляясь тому, насколько роскошное у него тело, – как и тому, что ему хотелось заняться с ней любовью…

Его рука стремительно метнулась к ее горлу и сжалась, не дав ей возможности даже вскрикнуть.

Когда он открыл глаза, они оказались ярко-синими.

Глава 15

Эммалайн нежно прикасалась к нему и шептала его имя. Еще одно продолжение кошмара: она никогда не стала бы этого делать, не пыталась бы его успокоить. Он не видел ничего, кроме алого тумана, ощущал только пламя, пожиравшее его кожу. Он уже три дня ощущал близость своего врага – и теперь он оказался рядом с его подругой! Лахлан набросился на него.

Когда алый туман рассеялся, он не мог понять, что видит. Его руки крепко сжимали шею Эммы, а она впивалась когтями ему в плечи, задыхаясь и пытаясь спасти свою жизнь.

С громким воплем Лахлан разжал руки и отшатнулся в сторону.

Эмма упала на колени, ловя ртом воздух и кашляя. Он бросился было к ней, чтобы попытаться помочь, но она содрогнулась и выбросила вперед руку, чтобы остановить его.

– Боже, Эмма! Я не хотел… Я почувствовал что-то… Мне показалось, что ты – вампир.

Она закашлялась сильнее и хрипло проговорила:

– Я и есть вампир.

– Нет, мне привиделся кто-то… кто-то другой, один из тех, что меня заточили. – Наверное, укус и кровь спровоцировали возвращение кошмара. – Мне показалось, что ты – это он.

– Кто? – отрывисто спросила Эмма.

– Деместриу, – неохотно процедил Лахлан. Не обращая внимания на ее слабые протесты, он притянул ее к себе. – Я не хотел тебе навредить. – Он содрогнулся всем телом. – Эмма, это была случайность!

Но его слова ничего не изменили. Она дрожала у него в объятиях: ей по-прежнему было страшно.

Краем глаза Эмма видела, как Лахлан снял руку с руля и снова потянулся, чтобы дотронуться до нее. Но снова, как было уже не раз, он сжал руку в кулак и поспешно убрал.

Она вздохнула и прижалась щекой к прохладному стеклу, глядя в окно – и ничего там не видя.

Происшедшее вызывало в ней такие противоречивые чувства, что она просто не знала, как реагировать.

Она не сердилась на него за этот конкретный инцидент. Она имела глупость дотронуться до оборотня, остававшегося во власти кошмара, – и заплатила за это. Однако она сожалела о том, что у нее болит шея, а она не может принять лекарство, чтобы избавиться от боли. И она сожалела о том, что ей стало известно о Лахлане.

До этого она думала о том, мог ли он оказаться в плену у Орды, однако отмела такую мысль, поскольку взятые в плен Ордой просто не могли бежать. Она ни разу не слышала ни об одном побеге. Даже ее тетка Мист, которая оказалась внутри твердыни Орды, смогла вырваться на свободу только после того, как замок захватили повстанцы: тогда предводитель освободил ее для того, чтобы овладеть ею.

Исключив Орду, Эмма решила, что раз он был вожаком оборотней, то тут была замешана политика – возможно даже, какой-то внутренний переворот.

Однако Лахлана действительно заточил Деместриу – самый злобный и сильный из всех вампиров. И если слухи о Фьюри – о том, как ее пытали на дне океана, – верны, то что он сделан с Лахланом? Может, Деместриу тоже приказал его утопить? Приковал в подземелье и похоронил заживо?

Они терзали его сто пятьдесят лет, пока он не сумел избежать неизбежного. И она сильно опасалась, что он пожертвовал своей ногой, чтобы это осуществить. Она не могла вообразить себе боль – бесконечную боль, которую он испытывал так долго только для того, чтобы все завершилось еще и этим…

В происшедшем этим вечером его вины не было. Хотя, судя по его виду, он считал себя виноватым. Однако теперь, узнав то, что она узнала, Эмма не могла простить ему то, что он оставил ее рядом. О чем он, черт побери, думал? После того, что ему пришлось перенести, вечернее происшествие было просто неизбежным! Рано или поздно он должен был наброситься на нее в порыве ярости – и может сделать это снова.

Он обращался с ней как с необузданным вампиром. Несколько дней презирал ее вампирскую сущность. И если он не поостережется, она начнет себя вести так, как подобает злобному вампиру, – из самозащиты.

Сегодня они доберутся до Кайнвейна, а завтра на закате она уедет.

* * *

Эмма прислонилась к стеклу и опять надела наушники.

Лахлану хотелось убрать их и поговорить с ней, попросить у нее прощения. Ему было стыдно за свои действия – стыдно, как никогда в жизни, но ему казалось, что если он отнимет их у нее, она сорвется. За то время, которое прошло с тех пор, как он ее захватил, он причинял ей немало неудобств, и теперь он ощущал, что она дошла до предела и едва справляется с произошедшим за последние четыре дня.

Уличные фонари горели над дорогой, освещая лицо Эммы – и синяки на ее бледной шее.

Если бы он не опомнился в тот миг, когда опомнился, то мог… мог бы убить ее! И поскольку он не понимал, почему это сделал, он не мог гарантировать, что это не повторится.

Запищал сигнал, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Эмма передвинулась, чтобы посмотреть, в чем дело, и кивком указала на измеритель бензина, который теперь светился красным. А потом, опять не говоря ни слова, дала знак, чтобы он съехал с дороги. Лахлан понял: Эмма молчит потому, что ей больно говорить.

Он никак не мог сосредоточиться, ему стаю трудно сидеть в машине, которая теперь казалась слишком тесной. Да, он побывал в аду, но, будь все проклято, как он мог душить свою подругу!

Ведь она стала его спасением!

Пусть он до сих пор не овладел ею – но если бы он не отыскал ее и не оказался рядом с ней, не получил утешения от ее тихих слов и ласковых прикосновений, он сейчас находился бы в каком-нибудь темном переулке и был бы безнадежно безумен. А взамен он превратил ее жизнь в ад.

Сразу за съездом Лахлан увидел знак бензозаправки. Он свернул на грунтовую площадку и остановился у того насоса, который ему указала Эмма. В тот момент, когда он отключил зажигание, она сняла наушники. Лахлан открыл рот, чтобы заговорить, но прежде чем успел хоть что-то сказать, Эмма подняла глаза, вздохнула и протянула руку ладонью вверх, что означало требование дать ей кредитную карточку. Лахлан послушался и вышел следом за ней, чтобы научиться заправлять машину.

Пока они дожидались, он сказал:

– Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось. Эмма махнула рукой.

– Забыто.

Голос у нее был хриплым и едва слышным. Под резким, неестественным освещением автозаправки ее глаз казался налитым кровью. Она наверняка страшно зла – тогда зачем это скрывать?

– Почему ты не ругаешь меня? Можешь смело наорать и отвести душу.

Эмма негромко осведомилась:

– Ты спрашиваешь у меня, почему я избегаю конфликтов?

– Ну да, – кивнул Лахлан и тут же пожалел об этом, увидев ее возмущенный взгляд.

– А когда я выигрывала при конфликте с тобой? Зачем тебе понадобилось держать меня при себе? Ты ненавидишь вампиров: ты меньше чем за неделю продемонстрировал мне столько отвращения, сколько я не видела за всю мою жизнь. И тем не менее ты оставил меня рядом. – Она горько засмеялась. – Какое удовольствие ты должен был получать от каждой мелкой мести! Ты кончал, когда меня тошнило от унижения? Получал извращенное наслаждение, когда оскорблял меня, а в следующую секунду совал мне руку под юбку? При каждой возможности меня отпустить ты требовал, чтобы я осталась, – и все это время знал, что мне угрожает опасность. С твоей стороны.

Лахлан не мог отрицать этого. Он провел ладонью по лицу, медленно усваивая все, что сказала Эмма. Ее чувства стали ему понятнее. Ему хотелось признаться ей в том, что она его подруга, – что он не держал ее при себе исключительно для того, чтобы мучить. Но он понимал, что ему нельзя говорить ей это сейчас.

– Как и все, ты наступаешь прямо на меня – и даже не спрашиваешь, что я при этом чувствую! – добавила Эмма. Ее голос сорвался, заставив Лахлана ощутить острое сожаление. – Ох, лучше мне замолчать, пока я не разревелась. Не хочу демонстрировать тебе мои отвратительные слезы!

– Нет, Эмма, постой…

Она захлопнула дверцу машины со своей стороны – и, похоже, изумилась собственной силе, – а потом зашагала прочь по грунтовой площадке. Лахлан не стал ее останавливать, хоть и двинулся следом, чтобы не терять ее из виду.

Он увидел, как Эмма опустилась на скамейку рядом со зданием заправки и прижала ладонь ко лбу. Так она просидела довольно долго…

Неожиданно из пустоты возникли три вампира и остановились прямо перед Эммой.

Она воззрилась на вампиров так, словно ее потрясло их появление, – но ведь именно так они всегда передвигаются!

Лахлан вдруг почувствовал, что происходит что-то не то. Он перепрыгнул через машину к ней – и вампиры повернулись. Самый крупный оказался… демоном? Однако у всех глаза были ярко-алыми. Демон, превратившийся в вампира?

– Не приближайся, оборотень, иначе мы тебя убьем! – жестко предупредил один из троицы.

Лахлан рванул к Эмме – и тут произошло нечто невероятное.

Выкрикнув его имя, она бросилась к нему.