Текст книги "Человек-змея"
Автор книги: Крэг Клевенджер
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Конечно, дождусь.
– В холодильнике полно еды, так что съешьте что-нибудь, мистер Флетчер, – перед уходом проговорила Кеара и чмокнула меня в щёку.
– Хорошо.
– И отдохни. Когда вернусь, я захочу поговорить с малышом Джонни.
Я поел, выпил стакан бурбона и раз сто прослушал «Сахарную голову», улыбаясь и глядя в темноту.
Глава 18Я как раз подъезжал к Вентуре, когда диспетчер передал мне Кеарино сообщение. Должности водителя или курьера для меня самые желанные. А что ещё нужно парню с новыми правами, чистым штраф-талоном и коротким резюме? Доставил письмо и тут же перезвонил Кеаре.
– Привет! – Голос как у выпоротой кошки.
– Что случилось?
– Меня выкидывают из квартиры. Соседи нажаловались.
– На тебя?
Однажды ночью у её дома сигналил грузовик, пьяный водитель громко звал какую-то девушку, а соседи решили, что Кеару. Когда подобное произошло в следующий раз, перегоревшей свечой зажигания разбили окно в квартире первого этажа. Старший по дому вызвал полицию, и к дверям спящей Кеары прилепили розовый листок размером А4 – уведомление о выселении с тридцатидневным предупреждением.
– Сара помогает складываться, в выходные переезжаю к ней.
Сару – миловидную рыженькую хохотушку с её прежней работы – я уже как-то встречал. Кеарина машина зарегистрирована на её имя, моя подруга ещё за прошлую машину страховые взносы не выплатила.
– Тихо, тихо, не гони, – успокаивал я. – У тебя целый месяц впереди, есть время спокойно собраться и подыскать квартиру. Давай приду к тебе вечером, и мы всё обсудим. Можно ведь оспорить выселение через суд. Ты обязательно выиграешь, а пока идёт процесс, не должна будешь платить за аренду.
– Нет, Эрик, я хочу отсюда уехать. Не могу больше находиться в этом доме!
За два разбитых окна я уже заплатил: одно в её квартире, другое в машине. Сколько раз говорил: паркуйся поближе к дому, а Кеара твердила, что вечером в её микрорайоне свободных мест на стоянке не найти. Ни из квартиры, ни из машины ничего не украли, но кто компенсирует жуткую депрессию, в которую оба раза впадала Кеара? Бесстрашная женщина, ради которой я был готов расстаться с прошлым, на глазах превращалась в вялую, апатичную особу и потом несколько дней приходила в себя. «Это Лос-Анджелес, такое тут на каждом шагу», – повторял я, зная, что меня никто не слышит.
* * *
Дыра на оконном стекле миссис Фелпс заделана сплющенной картонной коробкой и заклеена скотчем. Сама дама, закутавшись в розовый махровый халат, курила у приоткрытой двери, где-то в недрах квартиры истошно орал телевизор.
– Это ты был за рулём грузовика? – набросилась на меня она. Я, глядя прямо перед собой, прошёл мимо.
Кеарина квартира этажом выше. Они с Сарой уже собрали вещи и разложили по коробкам диски, книги, туалетные принадлежности, косметику, моющие средства, посуду, ножи, вилки, ложки, кастрюли, сковородки плюс всякую всячину (на одной из коробок красным маркером так и написано: «Хлам»). Бельё и одежда в трёх пластиковых пакетах, а все выполняющее эстетическую функцию, то есть бесполезное, любовно упаковано в отдельный ящик и отнесено в багажник Сариного «вольво»: сложенные в трубочку постеры (Ван Гог, Фрида Кало, «Рамонз»), шерстяные одеяла с узором пейсли, которыми Кеара драпировала стены, и свечи с ароматом сандалового дерева, жасмина, ванили и розы. У меня вещей гораздо больше, в основном за счёт чудовищных размеров библиотеки, собранной на распродажах, в букинистических и антикварных магазинах: Библии, семейные молитвенники, старые телефонные книги, справочники по медицине и инженерному делу можно купить по совершенно смешной цене. Я очень много читаю. Кеарины десять коробок и шесть пакетов были похожи на миниатюрную модель жизни, этакий Ноев Ковчег для одного. Три разных голоса, суета, суматоха – перепуганный Распутин выл, забившись под кресло.
– Сара в душе, – объявила Кеара, передавая мне косячок. – Хотим перевезти вещи к ней на квартиру и заказать индийскую еду. Кстати, она принесла подарок на новоселье, смотри! – Девушка швырнула мне коробочку с антибактериальными леденцами. По крайней мере так было написано на этикетке, хотя внутри находился коричневый пузырёк с граммом кокаина и девятнадцать кремовых таблеток с крошечной, отпечатанной на поверхности бабочкой. Сколько лет сколько зим, это же пятимиллиграммовый валиум!
– Ну так как с ужином? – спросила Сара.
Из приоткрытой двери ванной валил горячий влажный пар. Обернувшись полотенцем, девушка провела щёткой по мокрым волосам и как нив чём не бывало уселась на диван.
– Сейчас закажу. За телефон больше платить не собираюсь, так что самое время им воспользоваться, – проговорила Кеара и вышла в коридор.
– Сейчас моя очередь, – объявила Сара, с вожделением глядя на косячок.
– На, держи, – протянул сигарету я.
– У меня руки влажные.
Попытался вложить косячок ей в губы, но он погас. Лишь вытащив зажигалку, я поймал себя на том, что держу её в левой руке. Сара взяла у меня сигарету и, потянувшись за огоньком, как бы невзначай задела губами большой и указательный пальцы. Я крутанул колесико и помог ей закурить.
Вот в таком положении – полотенце сползло на пол, а Сара даже не пытается прикрыться – нас застала вернувшаяся с меню Кеара.
– Продолжайте, не стесняйтесь, – только и сказала она, поднимая телефонную трубку.
О таких вещах парни пишут в дневниках, а рассказывая друг другу, врут и стократно преувеличивают. Можно было догадаться, к чему идёт, но иногда я настоящий тормоз. От добра добра не ищут, и я так и не спросил Кеару, было ли всё спланировано или произошло случайно. Мы никуда не переехали ни в тот вечер, ни на следующий день, а мне пришлось позвонить на работу и соврать, что заболел. Спать тоже не ложились, лишь на следующий вечер, когда Сара ушла на ночную смену, мы с Кеарой приняли валиум, чтобы прийти в себя от кокаина, доели остатки ужина и наконец уснули.
– Может, нам съехаться? – с улыбкой спросила Кеара, положив голову мне на грудь.
Я искал в её словах одобрение – оно ведь там есть наверняка! – искал, но не находил, сбитый с толку, одурманенный секс-марафоном с двумя девушками. Я, Сара и Кеара в душе, в постели, на полу гостиной, едим цыплёнка под соусом – индийским или китайским, не важно.
– Конечно! – согласился я. – Мы обязательно должны жить вместе.
* * *
Каждое новое превращение – это новое имя и шанс начать всё с чистого листа. Каждый раз я каракатицей выползаю из герметичного ящика и вдыхаю полной грудью: вот она, свобода! А затем, всегда на двадцать второй день (без опоздания, можно в календарь не смотреть), напряжение возвращается, и я вновь становлюсь перепуганным кроликом. Всё время кажется, что за мной кто-то следит, от кокаина смутное чувство перерастает в уверенность. Спросят, сколько времени, – оглядываюсь, увижу фургон курьерской фирмы, водопроводчиков или электромонтёров – останавливаюсь у ближайшего таксофона и набираю указанный на двери машины номер. Услышу длинные гудки – убегаю. Мой мозг работает в одном направлении: раствориться в огромном городе, спрятаться, исчезнуть. Потом всё становится синим, и начинается новый цикл.
В комнате тихо, темно и спокойно, Распутин дремлет у меня на коленях. В дверь кто-то стучит. «Бежать! Спрятаться! Исчезнуть!» – на огромной скорости проносится в голове. Смотрю в глазок: расплывчатое лицо Начальника с выпученными, как в японских мультфильмах, глазами.
– Кто там? – Вообще-то дверь у нас крепкая, но в тот момент она показалась тонкой, как картон.
– Это я! Нужно поговорить с глазу на глаз. Производственная необходимость!
Я устроился на пассажирском сиденье новёхонького «мерседеса», Начальник нажал на газ, и мы поехали.
– Образно выражаясь, мы подвели итоги минувшего квартала. Новых проектов хоть отбавляй, так что инвесторы довольны.
Он кружил по тихим, нелюдным улицам, однако я неплохо ориентировался в своём районе, так что причин паниковать не было.
– Расходы сокращаются, прибыль растёт, удельный вес компании в обороте рынка увеличивается, и каждую неделю мы осваиваем новые территории. Все сотрудники, включая тебя, получат премиальные. Разрабатываем систему бонусов. Никакого документального подтверждения не будет, но ты ведь мне и так веришь! А сейчас нужна твоя помощь: необходимо ввезти в страну новых членов правления. Могу я на тебя рассчитывать? Заплачу как за сверхурочные.
– Хорошо.
– Где ты был?
– Не понимаю, о чём вы?
Впервые за всю поездку Начальник повернулся ко мне, не обратив внимания на стоп-сигнал ехавшей впереди машины. Наверное, я вздрогнул или передёрнулся, потому что он остановился в каких-то сантиметрах от «BMW» со стикером «С нами ребёнок» на заднем стекле.
– Я не привык спрашивать по сто раз.
– Болел.
– Болел? Чем, интересно?
– Время от времени у меня бывают мигрени. Неужели Джимми не рассказывал? – Нужно как-то ему объяснить, но всё кажется слишком очевидным, чтобы облечь в словесную форму. – Несколько раз в год начинает болеть голова. Чёткого ритма нет, значит, и возможности подготовиться тоже. Иногда дело заканчивается в больнице.
– Так попей какое-нибудь лекарство, вылечись!
– В этом-то вся проблема! Врачи мне не верят, говорят, я всё придумываю, и ничего не прописывают. Принимаю что попало, и как следствие – передозы.
– Мы не могли тебя найти.
– После каждого приступа приходится всё менять: телефон, имя… Да вы и так знаете, отчасти поэтому меня и наняли. В общем, ничего особенного: произошла очередная пертурбация. – В прошлый раз вместо улицы, дома и квартиры я оставил адрес одного из почтовых ящиков. Хотелось защитить Кеару, однако, раскрыв Начальнику один из своих секретов, я подставлял под удар все остальные.
– Я в курсе твоих пертурбаций, поэтому и смог тебя найти.
– Тогда не пойму, в чём проблема: я здесь, работу выполняю, на связь выхожу.
Начальник заехал на стоянку, остановился у счётчика, и, выглянув в окно, я увидел широкие, озарённые неоном окна бара, в котором совсем недавно начала работать Кеара. Вон она, у стойки… Готов поспорить: мой спутник прекрасно её видит и знает, что это за девушка. Я будто снова попал на крышу высотного здания. Можно было сразу догадаться..
– Значит, Флетчер? Так тебя на этой неделе зовут? Знаете, мистер Флетчер, у меня тоже бывают головные боли. – Голос спокойный, ни малейшего намёка на угрозу. – Жуткий стресс, бессонница, потеря аппетита. Слияния, приобретения, ликвидации, враждебные поглощения… Выполним ли план? Пройдёт ли сделка? Выдержим ли конкуренцию? Мистер Флетчер, да у меня бывают такие мигрени, какие вам и не снились!
Совсем низко над головой пролетел вертолёт Департамента полиции Лос-Анджелеса, и, лишь когда стих гул двигателя, Начальник посмотрел вверх.
– Враждебные поглощения, – повторил он.
Впившись глазами в любимую девушку, я чувствовал, что грудь сейчас разорвётся Мысленно вернувшись в колонию, я увидел себя и папу в зале для свиданий. Нужно успокоиться если сломаюсь, нам с Кеарой не поздоровится.
– Я понял, что ничего не могу с ними поделать. – продолжал Начальник, – так что не думай, ты не один такой. Нужно победить стресс, именно в нём причина всех недугов. Нет стресса – нет боли. Я доступно объясняю?
– Я же связался с Джимми сразу после больницы, – задыхаясь от страха, лепетал я. – Всё было готово: он получил паспорт, который вы заказывали, и мои новые данные.
– В следующий раз сообщай заранее.
Одиннадцать бесконечных секунд я слушал шум транспорта и смотрел на Кеару.
– Знаешь, обычно сам я такими делами не занимаюсь. Для решения кадровых проблем у меня есть специальные люди. Надеюсь, в твоём случае их привлекать не придётся.
– Вы очень добры.
– Отвезти тебя домой?
– Нет, спасибо.
– Тогда вот, купи себе выпить. – Он протянул хрустящую сотню. – Не веди себя как чужой.
Я вышел из машины, закрыл дверь и тут же услышал жужжание открывающегося окна.
– Ты понял?
– Что?
– Второй раз говорю: не веди себя как чужой, а повторяться я ненавижу. Третьего раза не будет.
«Мерседес» влился в поток машин и исчез из виду.
Доктор Карлайл!
Сегодня мне пришлось уйти пораньше. Успела обзвонить несколько клиник в Лонг-Бич и Саут-Бей. Пациент по фамилии Флетчер ни в одну не обращался. В нескольких больницах обещали перезвонить завтра, но, боюсь, ничего интересного не всплывёт. Что ждать от государственных клиник: перегруженность, невнимательность, вот документы и пропадают.
Прилагаю учётный листок для департамента и график предстоящей аттестации.
С уважением, Э.
P.S. В одной из больниц сказали: номер соцстраха похож на орегонский, причём выдан он якобы в прошлом году. Я проверила: у меня номер верный, так что всё это очень странно. Перед уходом позвоню в канцелярию приёмного отделения: вдруг они что-то прояснят?
Джон Уинсент
Глава 19Может, вы родились с каким-то отклонением вроде шестого пальца на левой руке. Может, врачи считают, что это связано с органическим расстройством мозга, но точно определить не могут, а у родителей нет денег на полное обследование.
Может, вы очень поздно начали ходить и говорить, не играли со сверстниками и были причислены к отстающим в развитии. Может, у вас удивительная способность к математике, никак с этим диагнозом не вяжущаяся. Может быть, всего лишь может быть, каждые шесть месяцев у вас случаются жуткие головные боли. Рентген, анализы крови, томография, спинномозговые пункции ничего не показывают, а боли такие сильные, что вы чуть ли не убиваете себя, пытаясь их остановить. Может, приди вы хоть раз на повторный приём, психиатр не поверил бы складной сказке. Не смените имя – врачи поднимут историю болезни и решат: передозировка не первая, значит, ваша жизнь под угрозой. Узнав о неоднократных попытках суицида, гуманное государство обколет вас хлорпромазином и закроет в одной палате с бормочущими, трясущимися любителями паззлов и Диснея, которые не в состоянии вытереть себе задницу. Государство будет решать, где, сколько и как вас лечить, по ходу придумывая всё новые и новые правила.
Попробуете представиться умершим двадцать два года назад младенцем – любой чиновник отправит вас туда, где нет ни света, ни Бога, ни часов.
Вывод: к делу нужно отнестись серьёзно. Узнать, как работает бюрократическая машина, научиться подделывать одни документы и получать законным путём другие. Лишь когда вы станете настоящим профессионалом, ваша старая ипостась может исчезнуть.
Органы социального обеспечения требуют водительские права и хотят знать, почему я не получил номер раньше.
«До прошлого года я работал в папином магазине, мне даже чеки на зарплату не выписывали». «Сидел в тюрьме».
«Жил у родственников за границей, вернулся две недели назад, паспорт ещё не получил, зато у меня вот что есть…» На международные водительские в среднем уходит два часа восемнадцать минут.
Приношу в управление автомобильным транспортом свидетельство о рождении и служебное удостоверение, а они требуют карточку соцстраха и спрашивают, почему не получил права раньше.
«Жил у родственников за границей, вернулся две недели назад, паспорт ещё не получил, зато у меня вот что есть…»
«Сидел в тюрьме».
«Меня лишили прав за вождение в нетрезвом виде, это случилось в Аризоне четыре года назад».
«Всю жизнь прожил в Нью-Йорке».
У меня целая пачка чистых налоговых деклараций разного образца, свидетельств о крещении, карточек табельного учёта, тридцать пять почтовых ящиков, три печатные машинки, несколько вариантов резюме, старые книги большого формата, «штрих», ламинатор, печати, валики, специальный аппарат для фотографий на паспорт, хирургические перчатки и старые перьевые ручки.
Я выписываю журналы, беру напрокат кассеты, хожу в библиотеки, активно развивая воображаемые хобби. Никогда не голосую, не подписываю петиции, по возможности не участвую в переписях населения.
Да, я параноик, а ещё я преступник и жертва преступлений, распоряжений суда и направлений на принудительное лечение. Моя паранойя больше, чем просто сумма её составляющих, поэтому я появляюсь и исчезаю по своему усмотрению.
После каждого этапа я делаю паузу, наслаждаюсь работой, глядя, как из разрозненных кусочков получается единое целое, будь то на листе бумаги или в моих замыслах. Убираю со стола, делаю дорожку, потом ещё одну, потом ещё, снова раскладываю документы и наслаждаюсь своей работой. Свидетельство о рождении. Служебное удостоверение. Свидетельство о крещении. Номер социального страхования. Адрес. Водительские права. Банковский счёт. Чек. Карточка. Экономика в стране стабилизируется, так что оформить кредитку сейчас куда легче, чем пару лет назад.
Недавний передоз? Это был не я. Направление на принудительное лечение? Так его тоже не мне выписали. У кого в моче марихуана? Кто заснул за рулём? Кто вылетел с работы? Чур не я. не я, не я, не я! Вы меня с кем-то путаете!
Я не боюсь быть пойманным; я боюсь быть пойманным дважды. Вообще-то эксперт может не поверить и в первый раз; тогда задержат для принудительного обследования на семьдесят два часа, в течение которых государство будет беречь от городских улиц, напастей и себя самого. Но стоит попасться снова – любой клерк сопоставит имена, а сарафанная связь, приведённая в действие подарками и взятками, соединит окружную тюрьму с офисом Джимми, и не прожить мне семидесяти двух часов.
В один прекрасный день могут арестовать Джимми иди его Начальника. За других отдуваться никому не хочется, и с горы скатывается огромный булыжник вины. Все пальцы показывают вниз, «понятия» легко обмениваются на срок покороче или камеру получше, и в конце концов кто-нибудь выдаёт «рыжего дьявола с осьминожьей рукой».
Вот такой карточный домик, он же замкнутый круг, он же рулетка, в которой цена проигрыша – смерть. А всё из-за исключения, которое я сделал для Джимми. Так что исключение ради Кеары полностью оправдано, я бы сделал его снова, снова и снова, даже под дулом автомата, который держит сам Господь Бог.
* * *
– Вы сейчас где-нибудь работаете?
– Да.
– Чем занимаетесь?
– Я курьер в службе доставки.
– Нравится? – Эксперт ослабляет хватку, стараясь разрядить обстановку после того, как копнул слишком глубоко. Хочет, чтобы я надышался перед смертью, поверил ему, расслабился. Не шевелится; притаился, ожидая, когда я подплыву поближе.
– Очень. Гибкий график, возможность водить свою машину и не сидеть целый день взаперти.
Права с чистым штраф-талоном дарю себе на каждое перерождение, а с ними шанс найти очередную должность курьера и выплачивать огромную страховую премию.
– Стрессовые ситуации случаются?
– Иногда. Дорожные пробки и срочные доставки давят на нервы, но это лучше, чем работать в офисе.
– Как спите?
– На боку.
– Я имел в виду качество: хорошо или плохо.
Бессонница, недосыпание и пересыпание считаются признаками депрессии, значит, чтобы признали нормальным, нужно спать семь с половиной рекомендованных часов. Плюс-минус полчаса – угодишь в потенциальные самоубийцы. Не помню, когда в последний раз спокойно спал целую ночь или просыпался без дорожки и шести чашек кофе, но не рассказывать же об этом Карлайлу! Ледяные кубики на веки, капли в глаза, железо и витамин В перед завтраком – и ни бледности, ни мешков под глазами.
– Ну, бывает, сначала ворочаюсь, но стоит заснуть – пушкой не разбудишь.
– Встаёте во сколько?
– По будням в шесть.
– Раньше будильника просыпаетесь?
– Ну нет, это редко.
– Так… – Явно собираясь сменить тему, эксперт начинает новую страницу. – Мы можем поговорить о вашей руке?
– Неужели заметили?
– Я дважды читал отчёт врача из приёмного отделения, – смеётся Карлайл, – а потом видел фокусы с сигаретой. Трудно было не заметить.
Лучше ничего не говорить, пусть сам заполнит паузу.
– Тот трюк с сигаретой, – не выдерживает молчания эксперт, – как-то связан с шестипалостью?
– Когда мне было семь, папа подарил книжку про фокусы. – Первый из двух раз, когда психиатр слышит от меня абсолютную правду. – Он сказал, что из того, что дал Бог, нужно извлекать пользу: стану волшебником, и, возможно, одноклассники перестанут донимать… – Я нахмурился и заговорил тише.
– Ничего не вышло?
– Увы… – Эффектная прелюдия перед второй и последней правдой. – Прошло несколько лет, и доброжелатели, советовавшие научиться фокусам или игре на гитаре, начали раздражать больше, чем хулиганы. В средней школе дразнить перестали, а совершенно взрослые люди сетовали: «Эх, парень, из тебя вышел бы классный музыкант!» Наверное, думали, что таким образом меня подбадривают.
– А на самом деле?
– На самом деле наоборот. Жалеют – значит считают человеком второго сорта, а мне снисходительность не нужна, надоело!
– Сейчас что-нибудь говорят? Ну, за исключением ненужных советов?
– В основном в детстве донимали, хотя и сейчас время от времени случается. Наверное, это неизбежно…
– Что вы при этом чувствуете?
– Злюсь. – Нужно посмотреть в пол, сжать кулаки, а потом разжать. Сцена называется «укрощенный гнев».
– Как реагируете?
– Иду своей дорогой, стараюсь не обращать внимания. Не в суд же на грубияна подавать! – Правильно: нужно продемонстрировать ему, что я парень рассудительный, сгоряча не рублю.
– Дэнни, не было ли у вас в детстве каких-нибудь травм с повреждением черепа?
– Несколько лет назад перевернулся на мотоцикле. В итоге перелом шейки бедра, трещины обоих запястий, сотрясение мозга, но повреждений черепа не было.
– Несколько лет назад? До того, как начались мигрени?
– Да вроде так.
– А помимо того сотрясения ничего не было?
– Кажется, нет.
Вообще-то ему не следует подобным образом выжимать из меня ответы. Карлайл слишком опытен, чтобы делать такие ошибки и раскрывать мне свой план.
– Дэнни, по правилам я обязан спросить прямо: вы когда-нибудь задумывались о самоубийстве?
Лишь с помощью многолетней практики эксперты учатся задавать подобные вопросы бесстрастно, без малейшей тени эмоций.
– Нет, никогда.
– А в семье или среди родственников были случаи суицида?
– Нет.
Честнее было бы ответить «да». Папа поднёс к виску бутылку и на протяжении многих лет нажимал на курок. Именно это нужно Карлайлу. Наследственная депрессия – чем не диагноз?
– Помимо средней школы и нашего сегодняшнего разговора когда-нибудь обращались к психиатру?
– Нет.
– А к психотерапевту, аналитику или другому специалисту подобного профиля?
– Тоже нет. Хотя постойте, после сотрясения меня направили к аналитику, но та девушка просто провела тестирование: ни о детстве, ни о наркотиках не спрашивала.
Карлайл кладёт ручку на кремовый файл с моей фамилией на ярлычке и переплетает пальцы.
– Дэнни, мы почти закончили, – объявляет он.
– И что вы решили?
Ну, давай, как можно равнодушнее и безразличнее!
– Относительно вашего фактора риска? Думаю, никакой опасности вы не представляете. Я не ошибся?
– Нет, конечно, нет! Я ужасно хочу домой.
– Считайте, что вы почти дома. Однако меня беспокоят ваши мигрени: с одной стороны, они не прогрессируют и не становятся чаще, с другой – причин их появления я не вижу. Возможно, они передались вам генетически со стороны отца или стали следствием сотрясения мозга. Мигрени вообще плохо поддаются лечению, а раз в вашем случае они стали косвенной причиной передозировки, необходимо провести более детальное обследование.
– Понял, запишусь к вам на приём.
– Да я не о том. Лечение может оказаться долгим и дорогостоящим. У вас есть медицинская страховка?
– Угу.
– Тогда я выпишу официальное направление, чтобы страховая компания оплатила хоть часть курса.
– Спасибо, вы очень любезны. Спокойнее, только без спешки и глупостей!
– Странно, что вы видите синий цвет. Вообще-то похоже на оптическое расстройство, однако, по-моему, всё намного серьёзнее.
– Наверное, у меня глаза чувствительные. Синий блокируется гораздо меньшим числом фоторецепторов, чем любой другой цвет, поэтому я только его и вижу.
Над обшарпанным столом повисает неловкая пауза.
– Откуда вы это знаете?
Вопрос пустяковый, так что отвечаю быстро:
– Я же говорил: папа был окулистом!
– Верно, вот мы к нему и вернулись. Ваш отец мучился мигренями и умер от аневризмы.
Да нет, по моим данным, он ещё жив. Окончательно опустился, загремел в тюрьму или бродяжничает. Возможно, ищет меня. Возможно, я даже проходил мимо него, спящего в сточной трубе.
– Он принимал какие-то лекарства, – продолжает эксперт. – К сожалению, его истории болезни у меня нет, а она бы очень помогла.
– Прежде чем я начну лечение, постараюсь что-нибудь узнать. – Нужно говорить как можно беззаботнее и в то же время изображать заинтересованность.
– Не беспокойтесь, я уже связался с окружным департаментом психиатрии. Они запросят необходимые документы.
Поднимаю испуганные глаза: пусть увидит панику.
– Это займёт некоторое время, – не унимается Карлайл, – но обычно с бюрократическими проволочками мы справляемся лучше, чем родственники усопших. Раз ваша сестра – смотритель родительского дома, неплохо бы связаться с ней. Думаю, она сообщит что-нибудь полезное.
Паника переходит в «страстное желание поскорее отсюда убраться».
– Я спрошу у неё.
– Дэнни, вы в порядке?
– Просто проголодался… Хочу скорее домой!
– Конечно-конечно. Ваша сестра замужем, какую фамилию она сейчас носит? Или, может, её домашний телефон оставите?
– Ричард, объясните кое-что, – на моём лице крайнее недоумение, – чего вы добьётесь, получив историю болезни моего покойного отца?
– Дэнни…
– У меня была мигрень, вы сами так сказали, а теперь почему-то приходится сидеть в этой коробке с вами, совершенно незнакомым человеком, рассказывать о наркотиках, обо всех женщинах, с которыми спал, обо всех «приводах», копаться в дерьме, вспоминая это, – я растопырил левую руку, подсунув Карлайлу чуть ли не под нос, – заново переживать смерть родителей после того, как мне промыли желудок и сделали дефибрилляцию, после жуткой четырёхдневной боли…
– Дэнни, немедленно перестаньте кричать!
Двойной стук, и в зарешеченном окне появляется обезьянье лицо Уоллеса.
Глубоко вдыхаю через нос, выдыхаю через рот, вызываю в памяти запах Кеариных духов, сжимаю и разжимаю кулаки. Эксперт делает Уоллесу знак: мол, всё в порядке, иди.
– Дэнни, с вами всё в порядке? Может, вы о чём-то умолчали? – Голос мягкий, полный сочувствия, вкрадчивый. – Я хочу вам помочь.
Самые страшные вещи, с которыми я когда-либо сталкивался, исходили от тех, кто хотел помочь помимо моей воли.
– Не надо помогать, – шепчу я. – Хватит с меня дерьма, больше не вынесу. Пожалуйста, дописывайте официальное заключение и идите домой.
– Дэнни!
Вытираю лицо, удивлённо смотрю на слёзы, серебряными каплями стекающие с пальцев.
– Дэнни, посмотрите на меня, пожалуйста!
– Что такое?
– Вы сказали «официальное заключение», откуда знаете, что это именно так называется?
– У нас в колледже была психология. – Делаю глубокий натужный вдох. – После практических занятий заставляли писать заключение.
– Простите, Дэнни, понимаю, вам пришлось нелегко. Ещё чуть-чуть, обещаю. Посидите здесь, я допишу отчёт, а потом распоряжусь, чтобы вам вернули личные вещи. Если хотите, дам талончик на обед в кафетерии.
– Спасибо огромное. И вы тоже, пожалуйста, меня простите.
– Всё в порядке!
Карлайл ушёл, оставив меня наедине с бешено бьющимся пульсом и призрачным жужжанием флуоресцентных ламп.
Надо же, чуть всё не запорол. Иногда я кажусь себе гением, иногда веду себя как дебил. Отодвигаю стул к стене, откидываюсь на спинку и кладу ноги на металлический стол. Смотрю на рыбок. Плавают медленно, как заведённые, на разной скорости, по разной траектории, но все в одном направлении и по часовой стрелке. Очень успокаивает. Расслабляюсь, закрываю глаза.
Некоторые вещи я знаю на подсознательном уровне. Одно за другим в лицо заглядывают безмолвные воспоминания. Круглая родинка на ключице, три тёмные на шее – как яркие звёзды на ночном небе. Тёплые золотисто-карие глаза. Кривоватая улыбка. А губы неподвижные, безжизненные, даже во время поцелуев.
Неожиданно вспомнилась женщина из реанимации: на пальцах металлические шины, на шее багровое кольцо, серебристые стежки шва, тёмный синяк под левым глазом, а на белке пятна лопнувших сосудов. Когда медсестра принесла воду в бумажном стаканчике, бедняжка пробормотала «Спасибо» и заставила себя улыбнуться: одна сторона рта растянулась, а другая осталась неподвижной – мешали металлические скобы, удерживающие рассыпающуюся челюсть. Наверное, теперь ей придётся носить в сумочке кусачки: мало ли что может случиться. «Спасибо!»
* * *
Зачем Кеара меня одела и положила в карман бумажник и ключи, после того как вызвала «скорую»?
* * *
Двойной стук в дверь – я просыпаюсь, и оставшийся со сна вопрос повисает в воздухе, словно спираль перегоревшей лампы.
– К вам посетители, – объявляет Уоллес. – Девушка по имени Кеара и какой-то Джимми.
Почему-то «Джимми» прозвучало как «дерьмо».
Что-то здесь не так, что-то заело, не оставив места для шока и страха. Цифры не сходятся, водопад течёт туда-сюда, словно на гравюре Эшера. Она меня одела. Не то, не то, не то… Никакой необходимости не было. А фельдшеру сказала, что её зовут Молли.
– Как выглядит девушка?
– Очень симпатичная. Это ваша подруга? Высокая стройная блондинка. У неё случайно сестрёнки нет? – хохочет санитар.
Кишки снова закипают, а кости становятся холодными как лёд.
– Мне можно идти?
– Будет можно, когда доктор скажет.
– Тогда попросите их подождать. Спасибо.
Дверь закрывается, я больше не сплю, животный страх – тоже. Думать! Думать! Думать! Это не Кеара, хотя меня пытаются убедить в обратном. Хотят из больницы выманить. Джимми не следовало представляться Уоллесу, однако я даже рад, что он проболтался. Думать! Кеара в порядке? Наверное. Иначе она была бы с ними, и я обязательно об этом знал. Закрыв глаза, вижу змеиные зрачки Начальника, его вечно улыбающиеся губы.
«Мы сокращаем штат. Ваша должность устраняется. – Но мёртвому пожарному выходу на крышу. – Спасибо за преданную службу. Пожалуйста, прослушайте порядок выплаты выходного пособия».
Так, теперь мне нужны семьдесят два часа принудительного обследования, а я всё утро обратного добивался. То, чего я больше всего боюсь, от чего столько лет бежал, становится реальностью и единственным способом выбраться отсюда иначе, чем в багажнике Джимми. Эх, надо было расцарапать себе горло, как только Карлайл вошёл в эту комнату.
Где же Кеара?
* * *
Брайану Ломаксу, доктору медицинских наук
копия: Уэйну Келли, доктору медицинских наук, профессору,
от Ричарда Карлайла, доктора медицинских наук, профессора
Психиатрическая экспертиза Дэниела Джона Флетчера
18 августа 1987 года
Направление на экспертизу (резюме)
17 августа 1987 года больной был доставлен в приёмное отделение пресвитерианской клиники «Королева ангелов» после передозировки карисопродола. Основная жалоба – хроническая головная боль, причину которой лечащему врачу установить не удалось. Меня попросили оценить состояние пациента по двум основным направлениям: 1) обоснованность жалобы больного; 2) наличие суицидальной склонности. Исходя из этого, я искал признаки соматоформного расстройства, депрессии или, возможно, биполярного расстройства у самого пациента и его ближайшего окружения.
