Текст книги "Если ты останешься (ЛП)"

Автор книги: Кортни Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Мила

Почему из всех людей, населяющих планету, именно я согласилась помочь с ленчем в «Холме»?  С одной стороны, это не такой уж и срочный заказ, не в это время года. Но с другой стороны, я должна была знать, что Медди будет постоянно отчитывать меня.

– Он мне не нравится, – говорит она мне, ссылаясь на Пакса. А я снова виделась с Паксом вчера вечером. – Он не очень хорош для тебя. Он собирается разбить твое сердце и мне придется собирать эти кусочки.

Я смотрю на нее.

– Мы это уже проходили. Твое мнение было обозначено. Что-нибудь еще?

Я стою перед своим столом с руками на бедрах и надеюсь, что на моем лице сейчас видно вызывающее выражение.

Мэдисон поджимает губы, затем качает головой.

– Нет.

– Хорошо. Я собираюсь пойти и закончить свою работу, а потом ухожу на весь день.

– Ты сможешь вернуться и помочь сегодня?

Я качаю головой.

– Нет. Ты не включала меня в расписание и у меня есть планы.

Она пристально смотрит на меня.

– С нашим постояльцем-наркоторговцем?

Я оборачиваюсь.

– Он не наркоторговец, и это не твое дело.

– Ты моя сестра, так что это мое дело, – говорит она мне отрывисто.

Я не стала отвечать, я просто отправилась в столовую. Тони свистнул мне из бара, и я подошла к нему, усаживаясь на барный стул.

Я улыбаюсь его беззвучной песне.

– Тони, ты всегда такой радостный. Почему?

Он смотрит на меня, нарезая лайм.

– Почему бы и нет? У меня есть все, что нужно. Плюс привлекательная женушка дома. Моя жизнь хороша.

Я киваю.

– Хороший ответ. Эти простые вещи лучшее, что есть в жизни, правда?

Он кивает, рассматривая меня, его нож остановился на середине кусочка.

– Почему такое лицо, моя хорошая? Нужно сломать чьи-то ноги?

Мой взгляд летит к нему, и он смеется.

– Ты говоришь о Паксе? – спрашиваю я. – Мэдди пытается, перетащить тебя на свою сторону?

Тони успокаивается.

– Я на твоей стороне. И на ее стороне. Я сломаю ноги тем, кто доставит вам трудности и точка. Любой из вас. Не имеет значения парень это или девушка.

Я смотрю на него, и он кажется серьезным. Я представляю большого, грубоватого Тони, размахивающего битой. От этой картины меня пробирает дрожь.

– Что ты думаешь об «этом парне»? Ты говорил с ним в ту ночь. Каким он тебе показался?

Тони, кажется, раздумывает об этом, опираясь своими здоровенными руками на барную стойку.

– Трудно сказать. Он казался хорошим, вежливым, уважительным. Это что-то говорит о нем. По крайней мере, его джинсы не висят на заднице, как у некоторых панков его возраста. Но у него есть багаж. Но ты уже знаешь об этом. Тебя всегда привлекали вещи, которые необходимо исправлять. Помнишь ту старую бездомную собаку, которую ты притащила, когда была маленькой? – Он смотрит на меня, а потом бестактно добавляет: – Да, и, кстати, малыш здесь.

– Что? – моя голова резко поднимается, и я оборачиваюсь, чтобы найти Пакса, заходящего через двери ресторана. Я понятия не имею, как он узнал, что я здесь.

Тони улыбается и напевает, продолжая вытирать блестящую деревянную барную стойку, когда я киваю Паксу.

– Привет, – говорю я, останавливаясь перед ним. Я смотрю на его лицо, пытаясь оценить его настроение. Хорошо ли прошла встреча с терапевтом? Я не уверена, что должна спрашивать его об этом.

– Привет, – отвечает он, улыбаясь. Он кажется уставшим, но, безусловно, в порядке.

– Ты пришел на обед? – спрашиваю я. Он качает головой.

– Нет. Я пришел за тобой.

– За мной? – Мой вопрос вылетает больше как писк, и Пакс улыбается.

– Да, за тобой. Я хочу уехать из города ненадолго, чтобы очистить свой разум. Ты в игре?

Я смотрю на него, в его карие глаза. Он кажется обеспокоенным и уставшим.

– Тебе нужна компания?

– Только в твоем лице.

Мое сердце подпрыгивает.

Я киваю, зная, что согласилась бы сейчас на что угодно.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, зная, что это не имеет большого значения.

Он смотрит на меня сверху вниз.

– Озеро еще не начало замерзать. Я подумал, что мы могли бы взять мою лодку в последний раз прежде, чем я уберу ее на зиму.

Я кивнула даже, не подумав, об этом и направилась к двери.

Пакс останавливает меня, хватая за локоть.

– Возможно, ты захочешь надеть свое пальто.

Он смеется, и теперь я тоже вынуждена смеяться. Я идиотка. На улице холодно, а у воды еще холоднее. Я направляюсь в конец ресторана и беру свое пальто, не обращая внимания на замечания Мэдди о моей работе.

Возвращаясь к Паксу, я хватаю его за руку. Мои пальцы вписываются в сгиб его локтя.

Я оставляю свой автомобиль в «Холме», и еду с Паксом к пирсу.

– Запах рвоты хорошо вычищен, – замечаю я, вдыхая воздух внутри. Здесь пахнет кожей и сосновым автомобильным освежителем. Пакс качает головой.

– Да, хорошая обработка сделала это. У меня никогда не будет возможности забыть об этой неловкой ситуации, правда?

– Наверное, нет, – отвечаю я рассеянно, смотря в окно. Зимние деревья размываются, когда мы оставляем «Холм» позади.

Всего за несколько минут мы доезжаем до пирса. В это время года он выглядит так одиноко. Большинство лодок уже были вывезены из своих гаваней на зиму. Это место кажется заброшенным.

Пакс направляется к багажнику машины и вытаскивает тяжелую синюю парку.

– На воде будет холодно, – говорит он мне. – Так, почему бы тебе не укутаться в это?

Он помогает мне вытащить его, и когда я становлюсь похожей на снежного человека, мы направляемся к большому катеру

Я решаю, что это, должно быть, стоит тысячи и тысячи долларов, но не говорю этого, когда он помогает мне подняться на борт. Я выбираю сиденье на паркетной доске, где нет ветра, и он запускает двигатель. Рев рассекает тишину, и мы быстро выезжаем из бухты.

В скором времени, лицо Пакса становится красным от ветра. До сих пор зима была мягкой, но здесь она по-прежнему суровая. Вода делает ветер пронзительно холодным.

– Нам лучше не заходить слишком далеко, – кричу я ему. – Ты замерзнешь.

Он закатывает глаза и продолжает вести нас мимо огромных одиноких буев, которые отмечают путь в залив. Когда мы выплываем в открытую воду, он, наконец, выключает двигатель и тишина кажется оглушительной.

Он падает на паркетную доску рядом со мной.

– Ты права, – говорит он, опираясь на меня. – Здесь чертовски холодно.

Я хихикаю, когда он засовывает руки в карманы, пытаясь поглотить часть моего тепла.

– Мы сошли с ума, раз находимся здесь сегодня, – говорю я ему. – Мы получим обморожение.

Он усмехается.

– Я без ума от многих вещей, но не от этого.

Остальным частям моего тела, может быть, холодно, но сердце согревается от его слов. А потом я чувствую энергию. Энергию, замораживающую холод.

Я ючусь вместе с ним, наслаждаясь тем, что мы, как будто два человека во всем мире, мы, как провод с током. Холодный воздух жалит мои легкие, но я, все же, делаю глубокий вдох, наслаждаясь оживлением.

– Ты часто приходишь сюда? – спрашиваю я.

Пакс кивает.

– Я прихожу сюда, когда хочу уйти от мира. Никто не может меня здесь найти.

Я смеюсь и опираюсь на него, а он оборачивает рукой мои плечи.

– Я должна была принести горячий шоколад из «Холма», – стону я, пытаясь согреть свои красные пальцы. – Думаю, я могу потерять руку или пальцы на ногах.

Пакс закатывает глаза.

– Немного преувеличенно, не так ли?

– Говори за себя. Мне нужны мои пальцы. – Я жестко сжимаю его руку, а затем смотрю на него.

– Как прошел твой прием сегодня? Ты рад, что пошел?

Он неподвижен, но его челюсть сжимается. Я смотрю на него и пытаюсь решить, как справиться с этой деликатной ситуацией.

Он до сих пор ничего не сказал, поэтому я спрашиваю:

– Ты вернешься?

Пакс вздыхает.

– Я не знаю. На самом деле, я не вижу в этом смысла, Он, кажется, сосредоточен на моем употреблении наркотиков, а я просто хочу понять свои сны. Довольно страшно думать о своей покойной матери все время.

– Может быть, он думает, что эти две вещи связаны, – предполагаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал легкомысленно, но на самом деле, я умираю, как хочу знать, что мог сказать доктор.

– Сомневаюсь, – отвечает Пакс. – Единственная взаимосвязь, на которую он, казалось бы, обратил внимание, была между тобой и мамой.

Это поражает меня, и я смотрю на него.

– Что? Он сравнил меня с твоей мамой?

По некоторым причинам это ужасает меня. Быть сравненной с его мамой не совсем то, как я хочу, чтобы он видел меня. Он качает головой.

– Я не знаю, о чем он думает. У него есть некоторые сумасшедшие идеи.

– Но твои сны не начинались, пока ты не встретил меня, не так ли? – спрашиваю я медленно, и я знаю ответ еще до его кивка.

– Да. Но это ничего не значит.

– Хорошо. – Мой голос затихает под краем лодки из стеклопластика. Он сжимает меня крепче.

– Не беспокойся об этом. Это я облажался, а не ты. Поверь мне, я не думаю о тебе, как о своей матери, если это то, о чем ты беспокоишься.

Я улыбаюсь немного с облегчением, и он смеется, глядя на мое лицо.

– Этим ты была обеспокоена? Я облажался. Но не так сильно.

Я расслабляюсь и опираюсь на него, а он потирает руки, чтобы согреть их. Мы видим наше дыхание. Белые струйки уплывают, когда мы говорим.

Около часа мы болтаем о пустяках: средняя школа, семья и старые животные. Он смеется, потому что я была черлидером какое-то время. А потом я смеюсь, потому что у него есть каждый, когда-либо выпущенный, эпизод «Звездных войн».

– Что? – требует он властно. – Это хорошие фильмы.

Я смеюсь и пытаюсь сделать вид, что мои ноги не превратились в глыбы льда, и что я не слышу его телефон. Он гудит каждые несколько минут. Пакс посмотрел на него один раз, затем сунул его обратно в карман и с тех пор не смотрел.

– Ты должен ответить? – спрашиваю я его, когда он снова гудит. – Тот, кто звонит, правда, хочет поговорить с тобой.

Он качает головой, явно раздраженный.

– Нет. Это не те, о ком мне нужно беспокоиться.

Я умираю от любопытства, но не подталкиваю его. Он явно не хочет говорить об этом. Но я понимаю, это первый раз, когда он превращает что-то в тайну и закрывается, это заставляет меня нервничать. Какие еще части его жизни я не знаю?

Я размышляю, замолкая, поэтому через некоторое время Пакс подталкивает мою ногу.

– Почему молчишь? Ты расстроена?

Я очень хочу сказать нет, сделать вид, что я не нервничаю, но я не хочу лгать. Ничего хорошего не может исходить ото лжи, и карты уже разложены против нас.

– Когда ты что-то скрываешь, я нервничаю, – говорю я ему нерешительно. – Я не хочу думать о тебе плохо, но, когда я не знаю, о чем ты думаешь...

– Тогда ты автоматически думаешь о худшем? – прерывает он, прищурившись. – Ты автоматически думаешь, что я пытаюсь что-то скрыть, если не хочу об этом говорить? Это немного субъективная оценка, ты так не думаешь?

Я могу сказать, что сейчас он злится, потому что сжимает челюсти. Я отметила эту привычку, когда он сердился. Я вижу напрягшиеся мышцы на его щеке и сглатываю.

– Я не пытаюсь быть субъективной, – говорю я ему мягко. – Это просто то, что мы начали не с той ноги, и я пыталась продвигаться вперед с помощью доверия, и мне очень жаль. Я просто немного нервничаю. Я не в своей тарелке.

Он резко снимает руку с моих плеч и встает. Лодка качается, и я хватаюсь за борт.

– Если ты не хочешь быть со мной, – говорит он холодно, – просто скажи это. Если ты не можешь доверять мне – скажи сейчас. Я пытаюсь измениться ради тебя. Но я не хочу тратить время на это, если ты не можешь покончить с моим прошлым.

Я заморожена, но не от хлесткого холодного ветра, а из-за его слов и сердитого лица. Он, кажется, готов отказаться от меня, как будто я не достойна даже разговора. Этого достаточно, чтобы высосать весь воздух из меня.

– Ты бы сказал это просто так? – сомневаюсь я. – Я не говорила, что не могу доверять тебе. Но твой телефон взрывается в течение часа, и ты, очевидно, не хочешь иметь дело с ним, и ты не хочешь, чтобы я знала, что это такое. Твое «прошлое» не очень далеко, так что ты должен понять, что я немного нервничаю. И ты не должен меняться ради меня. Ты должен измениться ради себя.

Пакс смотрит на меня. Сейчас в его глазах холод. Так было, когда я впервые встретилась с ним. Все следы тепла ушли, и я содрогаюсь, ненавидя взгляд на его лице и ненавидя этот разговор. Я не знаю, как все ушло под откос так быстро.

– Не сходи с ума, – говорю я ему. – Я просто пытаюсь поговорить об этом с тобой. Это то, что люди делают в отношениях.

– Люди нападают друг на друга? – спрашивает он, его голос поднимается. – Потому что именно это ты делаешь. Ты не знаешь, кто мне пишет, так что ты в безопасности. И вдруг твоя неуверенность становится моей проблемой.

Пакс серьезно разошелся. Он сжимает руки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Я задыхаюсь и пытаюсь придумать, как успокоить ситуацию. Я ненавижу конфликты, но мне еще больше не нравится, что он неправильно меня понял.

– Я не нападаю на тебя, – начинаю я. – Мне было просто интересно, кто пытался с тобой связаться.

Он сердито поднимает бровь.

– В самом деле? Если бы тебе было любопытно, то почему бы просто не попросить посмотреть мой телефон?

Я изумлена и запинаюсь, когда говорю, потому что ветер хлещет мои волосы вокруг лица.

– Потому что в отношениях, которые построены на доверии, люди не просят посмотреть телефоны друг друга.

– Тем не менее, ты действительно хочешь увидеть мой телефон, не так ли? – Он бросает вызов, его глаза пронзают меня. – Потому что ты не доверяешь мне.

Он роется в кармане и вытаскивает свой телефон, повернув экран для меня. 57 непрочитанных текстовых сообщений.

– Вот, пожалуйста. Смотри в свое удовольствие.

– Святое дерьмо, – выдыхаю я. – Ты видел сколько их?

И все они с одного номера.

– Кто это? – спрашиваю я нерешительно, опасаясь, что он собирается снова кричать. Он качает головой.

– Это Джилл. Я сказал ей, что не собираюсь видеть ее снова, и что я не собираюсь поставлять ей наркотики. Но от этих сообщений ясно, что она в отчаянии, и она попрошайничает.

– Но у тебя нет ничего, чтобы дать ей, не так ли? – спрашиваю я медленно. Он сказал мне, что выбросил всю эту дрянь.

Он строго смотрит на меня.

– Я не врал, – говорит он резко. – Я сказал, что выбросил их, и я выбросил.

– Ты видел ее, с тех пор, как последний раз разговаривал? – спрашиваю я медленно. Просто кажется нормальным, что тот, кто был отвергнут, так настойчив. Если он не безумный. – Она сумасшедшая?

Он снова качает головой.

– Нет, она не сумасшедшая. Она просто отчаявшаяся наркоманка, которая нуждается в помощи. Я должен был давно ее прервать, но был слишком озабочен своим членом. И – нет. Я не видел ее.

Когда он говорит, его телефон снова загорается с еще одним сообщением. 58. Он неуверенно закатывает глаза, и я смотрю на него.

– Разве ты не должен хотя бы ответить ей?

– Нет. Она не сделает ничего хорошего. Она в отчаянии. Она не думает логически, так что не имеет значения, что я говорю. Я видел раньше ее поступки. Она впадает в истерику и с ней невозможно разговаривать. К черту это. Я не собираюсь позволить этой глупой девке вызывать у нас проблемы.

Он поднимает руку, и я вздрагиваю.

Он застывает, потом сильно трет свое лицо.

– Что, блять? Ты думала, что я собираюсь тебя ударить? – спрашивает он, его голос неустойчивый и яростный. – Неужели ты думаешь, что я когда-то сделаю тебе больно, Мила?

Он смотрит на меня, ожидая ответа, но я не знаю, что сказать. Я сомневаюсь, что все, что я скажу, поможет, поэтому я просто вяло на него смотрю. Он снова качает головой.

– Я как раз собирался избавиться от этого. Ебать, Мила.

Он бросает свой телефон в озеро. Я смотрю, как он погружается в холодные глубины, а затем оборачиваюсь к нему.

– Пакс, я...

– Нет, – он холодно огрызается, повернувшись ко мне спиной, чтобы сесть за руль. – Не надо. Я не могу говорить с тобой прямо сейчас.

Он запускает двигатель и дергает рычаг. Сила его бросает меня обратно на боковину, и я хватаюсь замороженными руками. Он злится, и я знаю, что бесполезно разговаривать с ним. Он должен остыть.

Мы ускоряемся к берегу и после каждого гребня волны, мы тяжело приземляемся на поверхность воды. Это сотрясает кости.

И, когда мы ускоряемся, я все больше и больше выхожу из себя.

– Почему ты думаешь, что у тебя есть право злиться на меня? – Я перекрикиваю ветер. – Мне было любопытно, вот и все. У меня есть право быть любопытной, Пакс.

Он не отвечает. Его рука просто толкает штурвал еще сильнее, и мы быстрее ускоряемся.

Я стиснула зубы.

– Не мог бы ты замедлиться? – требую я. – Ты убьешь нас обоих.

Нет ответа.

Он не замедляется.

Я снова стиснула зубы, но прежде, чем я смогла сказать еще хоть что-то, мы попали на еще один огромный гребень. И на этот раз, прежде чем я смогла подумать или двигаться, мы тяжело опустились.

Только вместо того, чтобы сидеть в лодке, я лечу через край, прямо в холодную, взболтанную воду озера Мичиган.

Глава 15

Пакс

– Ебать!

Я едва успеваю среагировать, прежде чем Мила падает за борт в ледяную воду. Я выключаю двигатель и оборачиваюсь, сканируя поверхность неспокойной воды.

– Мила! – кричу я, мчась к борту. – Мила!

Она исчезла. Я не вижу ее. Серая вода вспенивается и кружится, создавая пенистые барашки, которые ударяются о борт лодки. Нет никаких признаков Милы в воде.

Святое дерьмо! Не раздумывая, я ныряю за ней.

Шок от холодной воды выбивает из меня воздух, и я мечусь, пытаясь нащупать Милу и стараясь сохранить свои легкие от автоматического вдыхания воздуха. Я никогда не чувствовал такого невероятного, пробирающего до костей, холода за всю свою жизнь. Каждая клеточка моего тела, каждая частица самосохранения, пытается заставить меня выйти из ледяной воды. Но я должен найти ее.

Я погружаюсь глубже и мое тело, на самом деле, немеет. Я больше не чувствую его. Я вслепую машу руками перед собой, отчаянно нуждаясь хоть в каком-то знаке о ней. Этого не может быть. Мила не может утонуть здесь, не в озере, которое она любит так сильно. Не из-за меня. Я заставляю свои веки открыться, и холод штурмует чувствительную ткань моих глаз, но я должен смотреть. Вода настолько мутная и холодная, что я совершенно ничего не вижу.

Я по-прежнему кручусь, пока моя рука не натыкается на что-то твердое в воде.

Я хватаю это, цепляясь пальцами за что-то мясистое.

Мила.

Пуховая куртка тянет ее вниз, поэтому она не может подняться на поверхность. Она, кажется, пытается снять ее.

Я тяну ее за собой, и мы прорываемся сквозь воду. Я убираю волосы с ее лица. Она втягивает воздух и ногтями инстинктивно цепляется за меня, пытаясь выбраться из воды.

– Успокойся, – говорю я ей быстро, толкая нас к лодке. – Успокойся, или ты утопишь нас обоих.

Я поднимаю ее на руки и перетаскиваю через борт лодки, а затем подтягиваюсь за ней. Мы оба свернулись в клубок. Она лежит в луже ледяной воды на дне лодки, ее зубы стучат, а губы синие.

– О чем, черт возьми, ты думала? – я хватаюсь за нее. – Ты с ума сошла? Почему ты не держалась?

Я сдираю с нее тяжелую, огромную куртку, потому что она вся сырая, а затем осматриваю лодку, чтобы найти хоть что-нибудь, чем можно было бы обернуть ее, но ничего нет.

– Черт, – бормочу я. – У меня ничего нет, чтобы согреть тебя. Ее мокрые волосы склеились в сосульки и свисают по спине. Я начинаю растирать ей руки. – Мы должны вернуться к берегу. Оставайся здесь, рядом с краем.

Мила цепляется за борт под выступом, где она частично защищена от ветра.

– Мне ж-ж-жаль, – она стучит зубами. – Я должна была держаться к-к-крепче. Но т-т-ты не должен был в-в-вести так быстро.

– Я знаю, – говорю я ей вяло. – Мне очень жаль, Мила. Это я виноват. Мы просто доберемся до берега, и ты обсохнешь.

Я завожу лодку и поворачиваю ее к берегу так быстро, как могу. Ветер скользит через мою мокрую рубашку, отчего сосульки образуются на подоле. К тому времени, как я заплываю в свою бухту, мои пальцы фиолетовые и меня почти все время колотит.

Я еще не до конца вошел в док, но уже помогаю Миле выбраться из лодки с онемевшими пальцами. Она очень сильно запинается, потому что ее конечности тоже онемели. Поэтому я просто хватаю ее, полагая, что могу нести ее быстрее, чем она может идти.

– Я м-м-могу п-п-пройтись, – дрожа, говорит она. Я качаю головой.

– Я могу идти быстрее.

Ее пальцы сжимают мои плечи словно лед, и я снова качаю головой.

– Ты, наверное, получишь пневмонию, – говорю я ей, разблокировав автомобиль, и сажаю ее на сиденье. Впервые я хочу, чтобы моя машина была новой вместо старой классики. Новый автомобиль имеет обогреватели сидений.

Я вставляю ключ в зажигание холодными дрожащими пальцами, и мы едем в мой дом в течение нескольких минут. Вина заставляет меня ехать по льду быстрее, чем я обычно езжу.

Автомобиль только подъехал к подъездной дорожке, а я уже нажал на кнопку для открытия гаража, так что мне не приходится возиться с замком на передней двери. Я вышел из машины и прошел на сторону Милы. Потом поднял ее и понес через гараж в дом.

– Твои губы все еще синие, – говорю я ей. – Мы должны засунуть тебя в горячий душ.

– Тебе т-т-тоже нужно, – говорит она мне, ее подбородок дрожит. Я не могу решить: она просто замерзла или она все еще в шоке?

Я не ставлю Милу на пол, а просто несу ее прямо по лестнице в мою ванную. Я опустил ее на унитаз и включил воду, возвращаясь, чтобы помочь ей снять ледяную одежду. Я до сих пор едва чувствую свои пальцы. Они настолько холодные, что мне почти жарко напротив ее замороженной кожи.

– Мила, мне так жаль. Я вышел из себя и увидел красный свет в глазах, и я не должен был быть за рулем в таком состоянии. Мне очень жаль.

Она кивает.

– Я знаю. Это нормально. М-м-мы были безрассудными. Это д-д-делается сейчас. Это нормально.

Я стягиваю с нее рубашку без лишних слов, потом помогаю расстегнуть лифчик. Она не инвалид, но я знаю, как трудно пошевелить пальцами, когда они заморожены, потому что испытываю то же самое. Я ставлю ее на ноги и стаскиваю мокрые джинсы, потом и нижнее белье, затем веду ее в душ.

– Залезай, – приказываю я ей, снимая свою собственную одежду, и шагаю в пар позади нее. Сейчас она удерживает свои волосы над водой, пока горячая вода впитывает тепло в ее тело.

– Боже мой, – выдыхает она. – От этого так хорошо. Больно, но… О. Мой. Бог.

Ее глаза закрыты, но цвет возвращается к ее губам. Я вздыхаю с облегчением и становлюсь рядом с ней, под насадку слева. Она права. Горячая вода более удивительная, чем это когда-либо казалась раньше.

– Святое дерьмо, это озеро было холодным, – бормочу я, когда вода падает на меня. Чувство возвращается в мои пальцы тысячью болезненных игл. – Черт, мои пальцы болят.

Мила, соглашаясь, стонет рядом со мной и, честно говоря, мы просто стоим под водой в течение еще десяти минут с закрытыми глазами, не говоря ни слова, просто наслаждаясь теплом. Когда дверь затуманивается, и дрожь исчезает, я оборачиваюсь к Миле.

Она обнаженная, и мокрая, и великолепная, но мне все равно в данный момент. Сейчас меня заботит совсем другое.

– Ты думала, что я тебя ударю, – говорю я просто. Она выглядит виноватой, поворачиваясь ко мне, сейчас ее кожа здорового розового цвета.

– Нет, – тихо протестует она. – Это был просто рефлекс. Я просто отреагировала.

– То есть, ты не думала, что я собираюсь ударить тебя? – Я поднимаю бровь. – Потому что ты вздрогнула. – Она опускает голову.

– Я не знаю, что думала.

Я втягиваю воздух в ответ на ее честность, и сразу выдыхаю. Обращаясь, я поднимаю ее подбородок пальцами.

– Меня не волнует, насколько я безумен, но я никогда не ударил бы тебя. Ты понимаешь это? – Я смотрю ей в глаза. – Никогда.

Она сглатывает и смотрит на меня, и ее глаза сейчас очень широкие и зеленые.

– Мне очень жаль, – говорит она мне. – Я не знаю, почему так подумала.

И есть что-то такое в ее глазах, что заставляет меня притормозить.

– Твой отец бил твою маму?

Вопрос повисает между нами, и она смотрит на меня. А потом медленно кивает.

– Не часто. Иногда. Я видела это несколько раз. Он ударил ее, она ударила его. У них были очень страстные отношения.

– Святое дерьмо, – бормочу я в шоке, прежде чем тяну ее к себе. – Мила, даже один раз слишком много. Я никогда не ударю тебя. Мне нужно, чтобы ты верила в это.

Она, молча кивает, и я вижу, что она плачет. Я не знаю, плачет ли она из-за своих родителей, или из-за нашей борьбе на лодке.

Я перетащил ее более плотно к своей груди, опустившись губами ко лбу. Она прижалась ко мне сырая, но решительная. Я скольжу руками вокруг ее спины, прижимая ее крепче.

– Мила, я никогда не наврежу тебе. Не таким образом.

Она кивает и тянется ко мне, и просто так мы цепляемся друг за друга, как будто мы нужны друг другу, чтобы дышать.

Ее язык погружается в мой рот и мои руки повсюду на ее теле, двигаются вверх и вниз по гладкой влажной спине, и вниз по ее бедрам. Я всасываю ее губу в рот, потянув зубами. Она стонет, и я вдыхаю, наслаждаясь звуком.

Отчаяние в значительной степени ощущается вокруг нас. Я кружусь с ней, прижав ее к каменной стене душа, нажав на нее, погружаясь в ее рот еще раз. Я могу вечно целовать эту девушку, и все равно мне не хватит.

Она поднимает ногу и обхватывает ею мои бедра. Мои руки скользят вверх по ее бедрам, чтобы схватить ее задницу, ее удивительно прекрасную задницу, и она качается на мне, толкаясь все ближе. Мой член вклинивается против нее, и я знаю, что она чувствует это.

Жесткий.

Мокрый.

Тёплый.

– Я хочу тебя сегодня ночью, – говорит она мне на ухо. Ее зубы кусают мочки моего уха. – Пожалуйста, Пакс.

Я стону и отрываюсь, глядя на нее.

– Я думал, что ты хочешь подождать?

Она улыбается милой и злой улыбкой.

– К черту, – говорит она. – Я хочу тебя сейчас.

Я снова зажимаю ее и накидываюсь на ее рот. Ее губы такие чертовски мягкие. Мои пальцы скользят внутри нее, и она задыхается от этого ощущения. На вкус она как солнце.

– Ты чертовски красивая, – я спускаюсь к ее горлу, потом проделываю дорожку из поцелуев до ее полной груди. – Очень красивая.

Я втягиваю ее грудь в рот и мягко сосу. Она тянется ко мне, сжимает меня, ударяясь, ее руки падают вниз к каменной стене душа. Ее дыхание сейчас тяжелое неровное и резкое. Я слышу это.

Я перехожу к другой груди и сосу ее, дразню, наслаждаясь ею. Кожа Милы влажная и мягкая, и когда она открыла глаза и посмотрела на меня, я увидел ее не сфокусированный и дикий взгляд.

Она хочет меня. Этот взгляд почти непостижим для меня. Она хочет меня так же, как я хочу ее. Я стону и зарываюсь лицом в ее шею.

Ее рука сейчас на моем члене, и он пульсирует от этого в ее руке, горячий и тяжелый. Я хочу ее так, как никогда никого не хотел. Я стону, и от этого она улыбается, скользя рукой вверх и вниз по всей длине моего члена.

– Ты такой большой, – бормочет она тихо.

Такой же большой, как мои зубы.

Я будто хищник кружу над ней, спиной толкая против плитки. Она невинна и красива. А я... нет.

Я ее не заслуживаю. Я сглатываю.

– Ты хочешь меня? – спрашиваю я ее, мои губы просто шевелятся напротив нее.

Она кивает, глаза крепко закрыты, когда она проводит руками по моей спине и вниз по бедрам.

– Теперь открой глаза и скажи это, – говорю я ей нервно. – Скажи мое имя.

Ее глаза, дрожа открываются, и она смотрит в мои.

– Я хочу тебя, – бормочет она. – Пакс.

Мой язык закручивается вокруг ее, влажный и горячий. Я, возможно, не заслуживаю ее, но она все равно хочет меня. Мои кишки сжимаются.

– Скажи это еще раз, – говорю я ей спокойно.

Она смотрит на меня своими огромными зелеными глазами.

– Пакс, – выдыхает она. – Я хочу тебя.

– Черт, – бормочу я и отрываюсь от нее лишь на мгновение, чтобы выбраться за дверь и вытащить бумажник из моих штанов, валяющихся на полу. Я вожусь с презервативом, а затем возвращаюсь под воду, притянув Милу к себе.

И тогда я проникаю в нее.

Вспышки взрываются под моими веками, потому что быть в ней так чертовски хорошо. В такой мокрой, такой чертовски тугой. Я мог умереть прямо здесь и никогда бы не пожалел.

Мила задыхается, поэтому я придерживаю ее, а потом она хватается за мою спину, притянув меня к себе.

– В тебе так хорошо, – в ответ она скулит мне в ухо. И тепло затягивает мою грудь.

Я стону и пытаюсь сосредоточиться на чем-либо, что не позволит мне сразу кончить, но я знаю, что это бесполезно. Ее груди бьются напротив меня, влажные и мягкие, и каждый раз, когда я проникаю в нее, трение подталкивает меня все ближе к краю.

Она тянет меня ближе и в этот момент, я знаю, что она это весь свет и добро в мире.

Я двигаюсь внутри нее. Тепло между нашими влажными телами сводит меня с ума.

– Я собираюсь кончить, – говорю я напротив ее мокрой шеи.

Она открывает глаза и смотрит на меня.

– Тогда кончай, – говорит она просто.

А потом она погружает свой язык в мой рот, и я не могу удержаться. Мой член пульсирует внутри нее, и она сжимается вокруг меня. Я дышу неровно, прижимая ее к стене, и после, кажется, походит час, перед тем, как мы оба скользим на пол. Сейчас она у меня в руках, и вода льется на нас.

Я даже говорить не могу. Я просто держу ее, качая на своих коленях, и этот момент кажется самым значимым. Мы сидим в таком положении очень долго, пока вода не начинает становиться прохладной.

Мила поднимает голову.

– Это было удивительно, – бормочет она. Она немного отстраняется и поглаживает сторону моего лица. Я опираюсь на руку и закрываю глаза. – Ты прекрасен, – добавляет она. Мой желудок сжимается.

– Я не прекрасен, – отвечаю я. – Это далеко не так.

– Ты такой, – настаивает она. – Ты просто должен поверить моим словам.

Я качаю головой, но не отпускаю свой контроль над ней, и она снова кладет свою голову мне на грудь.

– Вода становится холодной, – говорит она сонно. Ее ноги переплелись с моими, а тело лежит на мне. Не похоже, чтобы она беспокоилась о воде, но мы оба провели достаточно много времени в холодной воде за сегодня.

Неохотно я сажусь и тяну Милу на ноги. Я вывожу ее из душа и оборачиваю в полотенце прежде, чем проводить к себе в спальню и даю футболку. Я надеваю ее через голову и смотрю на неё сверху вниз.

– Оставайся со мной сегодня ночью, – прошу я ее. – Ты устала, я устал и на улице холодно. Просто останься здесь.

Она улыбается мне.

– Таков был план с самого начала, – она лукаво улыбается. – У меня есть сумка в машине у "Холма".

Я смотрю на неё

– Ты имеешь в виду... ты собиралась... сегодня ночью?

Она смеётся.

– Говори, Пакс. Это не так сложно. Да, я была готова сегодня ночью.

Я вынуждено хихикаю и качаю головой.

– Тебе нравится заставлять меня гадать? – спрашиваю я её, ведя к кровати, и сажаю на свои колени.

Она кивает, ее зелёные глаза блестят.

– Так интереснее, не так ли?

Я опускаю свои губы на ее, заставляя прекратить то, что она собирается сказать. Накрывая ее тело своим, я толкаю ее на матрас своей кровати и провожу дорожку губами по ее шее, затем вниз к ее рукам. Целую ее ладони, а потом смотрю в окно.