Текст книги "Если ты останешься (ЛП)"

Автор книги: Кортни Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Она нервно ерзает руками.

Я поднимаю бровь, нарочито глупо.

– Можешь ли ты быть более конкретной?

Она не отвечает. Она просто без колебаний наклоняется и целует меня в губы.

Губы, о которых я мечтал с прошлой ночью, находятся на моих губах, ее язык в моем рту. На вкус я, как виски и сигареты, но меня это не волнует, и ее, кажется, тоже. Она на вкус как небеса.

Наконец, она отстраняется, и я вижу, что она немного задыхается

– Итак, это значит да? – спрашивает она нерешительно.

Я покачал головой в недоумении, улыбаясь ей. Она здесь и это чертовски удивительно. И неудивительно. Моя грудь странно трепещет так сильно, что не могу поверить в свои следующие слова.

– Это да, – говорю я ей. – Мои извинения еще на столе. Но думаю, что я, вероятно, еще должен тебе.

Мила

Я смотрю на Пакса.

Несмотря на его великолепный вид, он выглядит грубым, как будто у него была адская ночь. У него двухдневная щетина и он носит ту же одежду, в которой был вчера. Его глаза оправлены красным, как будто он долго не спал. Или он, должно быть, много выпил. Или, может быть, он даже принял что-то другое.

Я прикрыла глаза.

– За что теперь тебе нужно извиниться? – спрашиваю я нерешительно. Я не уверена, что хочу знать. И, кажется, он не уверен, что хочет рассказывать мне. Я отошла на несколько шагов.

– Это не может быть хуже, чем получить минет от Джилл, не так ли?

Он держит меня за руку.

– Подожди, Мила. Просто послушай.

Он в упор смотрит на меня.

Я отвечаю тем же.

Он вздыхает.

Я жду.

– Да? – говорю я и слышу волнение в своем голосе. Я сглатываю. Он опускает голову, потом возвращает взгляд ко мне.

– Я думаю, что мы, вроде бы, создали сейчас что-то хорошее, и я не хочу портить это, начав со лжи.

Теперь я запуталась. Ложь? Он уже лгал мне?

Как будто слыша мои мысли, Пакс качает головой.

– Я еще не лгал тебе​​, – объясняет он. – Но, если я не скажу тебе, что сделал вчера вечером, то ты не поймешь, что я за человек. И это было бы самой большой ложью из всех.

– Что ты за человек? – шепчу я. – Ты хотел воспользоваться мной прошлой ночью? – Утренний ветерок колышет мои волосы, направляя их мне в лицо, и я с нетерпением засовываю их за уши. Мне нужно услышать это, даже если это ужасно.

Теперь Пакс сомневается. Из-за выражения на его лице, на мое сердце падает железный груз, потому что я знаю, что все, что он мне скажет, будет неприятно. Может быть, это была плохая идея. Но я должна знать. Я хочу отступить, но не поддаюсь искушению и твердо засовываю ноги в песок.

Пакс ловит мой взгляд и, тяжело вздыхая, поднимает подбородок.

– Я такой человек, который злится, а затем остывает и делает тупое дерьмо, чтобы попытаться блокировать гнев. Или боль. Я не имею дело со здоровыми вещами. Я имею дело с дерьмовыми вещами. Такими, как наркотики или женщины. Или виски. Вчера вечером я выбрал виски и женщину. Хотя этой женщиной была не ты. Я не хотел пользоваться тобой прошлой ночью.

Он смотрит на меня, и дыхание застревает у меня в горле. Такое ощущение, как будто он пнул меня в живот. Весь вчерашний день я ругала себя, а он с кем-то спал? Прошлой ночью я была в его постели, а ему, видимо, хватило той шлюхи.

Я ошеломлена и поэтому делаю единственное, что любая, уважающая себя женщина, сделает в этой ситуации.

Я ухожу.

– Я ухожу отсюда, – бормочу я.

Одна нога впереди другой, я ступаю по пляжу, мои ноги погружаются в песок. Мое сердце тоже тонет все больше и больше, с каждым шагом, и я сосредотачиваюсь на песке, стараясь не обращать внимания на пронзительную боль, исходящую из моего сердца. Я знаю, что нелогично расстраиваться тому, что он не пытался воспользоваться мной. Но в данных обстоятельствах это немного обидно. И это не было бы изнасилованием, потому что я хочу его.

И именно поэтому эта ситуация так противна.

– Мила, подожди! – зовет меня Пакс. Я слышу его шаги прямо за собой, и останавливаюсь, когда он хватает меня за руку. – Пожалуйста, подожди. Мне нужно кое-что объяснить. И потом, если ты не поменяешь своего решения, можешь уйти.

Я медленно поворачиваюсь, глядя ему в лицо. Мой рот плотно закрыт. Я киваю.

– Я могла уйти прямо сейчас, если бы захотела. Мне не нужно твое разрешение. Но я послушаю, что ты хочешь сказать.

Его губы дергаются, как будто он находит мое маленькое шоу независимости смешным. Я не вижу юмора. Губы сжимаю вместе, руки кладу на бедра и жду.

Похоже, Пакс пытается сдержать свой смех.

– Ну, конечно, ты можешь уйти прямо сейчас. Но ты должна будешь идти пешком, если не хочешь ждать, пока я тебя отвезу. Твой автомобиль по-прежнему в баре.

Почувствовав, что мое лицо краснеет, я начинаю злиться. Сейчас я в его власти.

Он смотрит на меня. Все следы веселья ушли с его лица.

– Мне нужно тебе что-то сказать, – говорит он терпеливо. – Можешь ли ты вернуться и сесть?

Я смотрю на пляжные кресла, на которых он, по-видимому, провел ночь и снова киваю, следуя за ним обратно. Я сажусь в одно кресло и вместо того, чтобы сесть на другое рядом со мной, он садится на мое кресло, рядом с моей ногой.

Я жду.

Спустя какое-то время, он начинает говорить:

– Я никогда и ни с кем не говорил об этом, так что трудно понять, с чего начать, – говорит он мне с кривой улыбкой. – Потерпи немного, ладно?

Я еще раз киваю и тихо жду.

– Я облажался, – говорит он прямо, и я не могу не улыбнуться.

– Ну, это один из способов, чтобы начать, – говорю я ему. Он тоже улыбается, но это грустная улыбка, и мое сердце покалывает от боли.

– Я знаю. Но хочу быть абсолютно честен с тобой. Я серьезно облажался. У меня никогда не было серьезных отношений. Все, что у меня когда-либо было – это шлюхи, прости за термин. Я, правда, не знаю, как быть в реальных отношениях с нормальной женщиной. Вчера, когда ты сказала, что «мы» плохая идея, мне было больно. Я не привык к отказу. И тогда я поехал в Чикаго из-за некоторых дел с моим отцом. Это был просто дерьмовый день. Я остановился у небольшого бара в городе, и занялся сексом с женщиной. Я всегда так делаю. Блокирую какую-либо боль или гнев наркотиками и женщинами.

Он замолкает.

Я, онемев, смотрю на него.

– Ты даже не знаешь ее? – спрашиваю я шепотом.

Пакс качает головой.

– Нет. Я даже не знаю ее. Но самое странное в том, что я не мог заставить себя кончить. Все, что было в моей голове, – это ты. И вдруг, темный небольшой бар захватил меня, и я не мог выйти оттуда. Я думал о тебе все время, пока ехал домой. Потом, увидев тебя в «Bear‘s Den», я не мог дышать. Но ты была там с кем-то еще, и уже сказала, что не хочешь меня. Мила, когда тот парень тащил тебя к себе в машину, я увидел что-то красное. Впервые за долгое время, я заботился о ком-то, кроме себя. Не имело значения, хочешь ты меня или нет, но я не мог позволить тому парню обидеть тебя. Это говорит мне многое о себе. И о тебе. Это говорит мне, что ты хорошо влияешь на меня, что попытка быть с тобой стоит моего времени и стоит любого ожидания, которое потребуется, пока ты не будешь готова быть со мной.

Он замолкает, и теперь его глаза застывают на моем лице. Он ждет... реакции, или ответа, или, возможно, отказа. Мое сердце бьется так, будто оцепенелые эмоции распространились на всю грудь. Я вижу в его глазах сломленного маленького мальчика, который кричит, что он пострадал.

Я давно хочу это изменить, чтобы изменить его.

Даже если у него был просто секс вчера вечером, в каком-нибудь грязном баре.

Дерьмо. У него просто был секс вчера вечером в каком-то грязном баре.

Я сглатываю из-за этого факта и смотрю на него. То, что он сделал, возможно, было некрасиво, но прямо сейчас, с этой хрупкостью в глазах, он абсолютно красив.

Мой живот скручивается.

Против своих опасений, я почему-то верю ему. Я считаю, что это ничего не значит для него. Не знаю, что заставляет меня витать в облаках, он или нет. Все это безумие, и я не знаю, что сказать. Единственное, что я знаю – это свои чувства.

Я хочу рискнуть.

Мое сердце бьется очень сильно, и я не уверенна, что смогу успокоиться.

– Ты хотя бы предохранялся? – спрашиваю я нерешительно. – Я имею в виду с девушкой.

Пакс кивает.

– Конечно.

– Я, наверное, сумасшедшая. Мы даже не встречаемся, а ты мне уже изменял. Но

меня безумно тянет к тебе, – говорю я ему. – Находясь не с тобой, я думаю о тебе. Раньше я не привлекала таких парней, как ты. Это что-то значит, верно? Так, может быть, мы должны посмотреть, что из этого выйдет? Но мне нужно слово, что ты не будешь ни с кем, пока встречаешься со мной. Я не вынесу этого. Найди какой-нибудь способ справиться со своими проблемами. Я очень боюсь, Пакс. У тебя есть проблемы, с которыми я понятия не имею, что делать.

Пакс смотрит на меня, его карие глаза поблескивают в утреннем свете. Он медленно кивает.

– Я буду очень стараться не причинять тебе боль, – говорит он. – Я облажался. Не могу обещать, что не буду. Но обещаю, что буду стараться.

– Хорошо, – шепчу я. – Но очень сильно постараться.

Пакс смеется, низко и хрипло, и мой живот наполняется теплом от этого звука.

– И я не изменял тебе. Мы не были вместе. Ты отвергла меня, помнишь?

Он опускает голову и снова целует меня. На этот раз, этот поцелуй с обещанием.

Поцелуй наполняет меня надеждой, и я понимаю, что за последнее время это первый раз, когда я чувствую себя действительно надежно.

Это прекрасное чувство и на секунду, мне кажется, что я все-таки не сумасшедшая, потому что чувствую себя хорошо.

Отстранившись, Пакс все еще держит меня, глядя сверху вниз, и я вижу тепло в его глазах.

Это, на самом деле, тепло. Я даже не представляла, как от этого хорошо.

– Я помню, – говорю я ему. – Но это было, потому что я пыталась слушать свою голову, а не свое сердце. Моя голова, как правило, умнее сердца. Хотя, на этот раз, я собираюсь сделать сумасшедшую вещь.

Пакс усмехается.

– Я делал сумасшедшие вещи так много раз, что сбился со счета. Все они, обычно, вредили мне. Поверь, я знаю, как выглядит сумасшествие, и это не оно. Это... просто природа.

Мужчина и женщина, которых тянет друг к другу, когда этого логически не должно быть, потому что они противоположны. Но ты же знаешь, что противоположности всегда притягиваются, так что это имеет смысл.

Он говорит так по-умному, как будто эксперт в этом, и я смеюсь.

– Ладно, Доктор Фил. Мы будем просто считать, что есть общий смысл и затем просто исходить из этого.

– Куда именно мы направимся дальше, а? Как же нам войти в реальные отношения? – спрашивает он с иронией. – Потому что я, правда, не знаю.

Я вижу, что он не врет. Он смотрит в недоумении и даже не пытается скрыть это. Я считаю, что это что-то новенькое, поэтому не смеюсь над ним.

Вместо этого я просто говорю:

– Хорошо, начнем с первого свидания. Затем второе и третье. Мы будем двигаться медленно. Я не собираюсь прыгать в постель сегодня вечером, Пакс. Я имела это в виду, когда сказала, что боюсь доверять тебе, потому что ты можешь разбить мое сердце. Мне нужно некоторое время для того, чтобы доказать, что ты не будешь этого делать.

– Я согласен с этим, – говорит он мне, в его голосе веселье. – Думаю, тебе стоит подождать.

Я улыбаюсь, потом опираюсь на его руку, и мы смотрим на озеро, на то, как пенные волны скользят по пляжу, а потом отступают обратно. Солнце блестит на поверхности, как миллион призм света, и я смотрю на него.

– Уверена, это самое раннее время, когда ты тут.

Он смеется.

– Может быть. Я не уверен, но все же. Мне нужен душ. Очень сильно. Поэтому я собираюсь отвезти тебя к твоему автомобилю, затем принять душ. Когда я смогу увидеть тебя снова?

Когда он сможет увидеть меня снова?

То, как он задает этот вопрос, еще раз вызывает приступ боли в моем сердце. Это кажется таким беззащитным и нежным. Вроде бы, где-то в глубине души, за его грубой внешностью, он хрупкий. Но я не говорю этого, потому что уверена, что ему бы не понравилось такое описание. Вместо этого, я отвечаю:

– Я должна работать в «Холме», в ресторане моей семьи. Моя сестра управляет им. Я помогаю во время долгих зимних месяцев. Но если хочешь, ты можешь приехать примерно в конце моей смены, мы можем пойти на наше первое свидание. Ты любишь итальянскую еду?

Пакс улыбается.

– Я люблю итальянскую еду. И это свидание.

Он ведет меня к своей машине, а затем снова целует, вдавливая в прохладную металлическую дверь. Переплетает свой ​​язык с моим, и я чувствую слабость от его близости. Потом я, наконец, вырываюсь, как рассудительный человек, и смотрю, как он идет к своей стороне. Я не могу не заметить, как прогибаются мышцы его спины, как он движется.

Я вздыхаю.

Он великолепен и сексуален, даже со всеми своими недостатками. И я понятия не имею, о чем думаю.

***

Я забыла, как на самом деле утомительно ожидание. Я здесь всего пять часов, а чувствуется, как будто всю жизнь. Я останавливаюсь около кухонной двери и потираю свои лодыжки от ударов об ножки столов.

– Уже устала? – спрашивает Мэдди с усмешкой, когда проходит мимо. Она останавливается рядом со мной, в ее руках поднос с едой. – Не беспокойся. Ночь почти закончилась.

Я выпучиваю глаза.

– Но волдыри будут всю неделю. О-о, чего я только не делаю для тебя, старшая сестра.

Она хихикает и доставляет еще дымящуюся еду, мастерски балансируя загруженным подносом.

Она находится здесь так же долго, как я, но по-прежнему выглядит безупречно. Ее светлый хвостик по-прежнему аккуратен, а макияж по-прежнему прекрасен. Ни сколько не заметно, что у нее похмелье. Я не знаю, как она это делает. И это раздражает.

Я сажусь на ближайший стул, чтобы успокоить свои усталые ноги.

– Это место занято?

Еще не посмотрев, мое сердце знает, что этот хриплый голос принадлежит Паксу.

Я поворачиваюсь и нахожу Пакса за мной. Он принял душ и оделся в брюки и рубашку.

Святой Ад. Он выглядит потрясающе. Я не ожидала его увидеть, и сразу чувствую, что нахожусь в невыгодном положении.

Я грязная и пахну чесноком. Почему я не могу всегда выглядеть так же прекрасно, как Мэдисон?

– Привет, – говорю я ему тихо. – Ты действительно хорошо выглядишь.

Он улыбается, тепло и сияюще.

– Спасибо. Я рано?

– Немного. Почему бы тебе не пойти посидеть в баре и выпить, пока я не закончу?

Он кивает, и я веду его в бар, познакомив с нашим барменом-львиная грива.

Густые черные волосы Тони стоят в беспорядке на всей голове.

– Пакс, это Тони. Он был с нами в течение многих лет, когда мои родители были еще живы. Тони, это Пакс. Можешь ли ты составить ему компанию, пока я заканчиваю свою смену?

Тони, сорокалетний истинный итальянец, выглядит заинтересованным в этом предложении.

Уходя, я слышу, как он устраивает допрос Паксу.

Я оборачиваюсь.

– Прости, – обращаюсь я к Паксу. – Я не долго.

Пакс добродушно закатывает глаза и возвращает свое внимание Тони. Я поворачиваюсь обратно, и врезаюсь прямо в Мэдди.

– Что ты делаешь, младшая сестричка? – спрашивает она сурово. – Что он тут делает?

Я смотрю на нее.

Она с суровым большая-сестра выражением смотрит на меня, и я вздыхаю.

– Он пришел сюда из-за свидания. Он спас мой зад вчера ночью. И если ты придешь, пока я переодеваюсь, мы можем поговорить об этом.

– Ох, ну конечно.

Мэдисон зовет другую официантку смотреть за столовой, а потом сопровождает меня по длинному коридору к ее офису, где я оставила свою сумку.

Пока я снимаю рубашку, пропахшую чесноком, и брызгаюсь дезодорантом, Мэдди начинает заваливать меня вопросами. С каждым словом, которое вылетает из ее рта, я сочувствую Паксу, которому, уверена, задают так же много вопросов в другой комнате.

Натянув мягкую белую рубашку с длинными рукавами и джинсы, я брызгаю духами на свою шею, и смотрю на свою сестру.

– Смотри. Я знаю, ты беспокоишься обо мне. И я, правда, не знаю, должна ли использовать этот шанс с Паксом. Но я знаю, что он заставляет меня испытывать вещи, которые я никогда не чувствовала раньше. Он заставляет меня чувствовать себя живой и надеется, что жизнь действительно может быть удивительной, если я только попробую сильно постараться. И вчера вечером он спас меня от пьяного осла Джареда. Поэтому, пожалуйста. Просто дай мне немного свободы, чтобы попытаться понять и увидеть, куда это приведет. Это просто долбанное свидание. Мы ведь никуда не сбежим.

Мэдисон вздыхает, громко и долго.

– Я думаю, что ты сошла с ума. У парня проблемы с наркотиками. Не думаю, что ты должна давать ему шанс, а, тем более, несколько часов на свидание.

Я смотрю на нее.

– Мэдди, ты не должна судить кого-то, кого даже не знаешь. Я не думаю, что он имеет какие-то проблемы с наркотиками. Не думаю, что он использует, и, конечно, я надеюсь, он остановится. Он сделал ошибку в ту ночь, приняв слишком много. И, опять же, я надеюсь, что он остановится и никогда больше не повторит это. Но есть в нем что-то, что кажется таким реальным и подлинным, я не могу помочь, но хочу узнать его лучше. Должно быть, это что-то хорошее. Он спас меня вчера вечером. Не должен был, но спас.

Я смотрю на нее, и Мэдди еще раз тяжело вздыхает, нервно стуча красными ногтями по своему столу.

– Я должна напомнить тебе о том, что всегда говорила наша мама. Ты не сможешь изменить человека, Мила. Никогда. Человек всегда будет таким, какой он есть. Так что не втягивайся в этот, думая, что сможешь изменить Пакса, и что его хорошие качества обгонят плохие. Так это не работает. Ты даже не знаешь его.

Я тихо расчесываю волосы и собираю их в низкий хвост.

– Нет, не смогу, – наконец, говорю я, обращаясь к ней лицом. – Но и ты тоже. Я собираюсь познакомиться с ним, потому что я взрослая, и это мое решение. Можем ли мы, пожалуйста, не говорить сейчас об этом?

Я смотрю вниз, в ее голубые глаза, а она в мои зеленые. Наконец, она вздыхает и смотрит в сторону. Я улыбаюсь, потому что она уступила.

– Спасибо, – говорю я ей, пока наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. – Просто будь вежлива с ним, ладно? Я не прошу, чтобы вы были лучшими друзьями.

Мэдди хмуро смотрит на меня, но я не обращаю на нее внимания, я спешу в бар, чтобы спасти Пакса от Тони. Подойдя к бару, я вижу, что он, кажется, не нуждается в спасении. Тони посмеивается над чем-то, что сказал Пакс, и Пакс, кажется, совершенно непринужденным.

Я расслабляюсь.

То есть, до тех пор, пока Пакс не поворачивается в кресле и не улыбается мне. У него ямочки на подбородке, которые я не замечала раньше.

Его золотистые глаза сверкают.

Мир переворачивается, и мое сердце стучит с сумасшедшей частотой в грудной клетке. Я, наверное, схожу с ума, но на данный момент меня это не волнует.

Глава 10

Пакс

Я никогда не видел ничего прекраснее того, как выглядит Мила, пока идет ко мне через столовую.

Это не только потому, что она великолепна.

Это, потому что она идет ко мне. Чтобы быть со мной. Даже если это ненадолго, на сегодня или на неделю.

Я сглатываю и улыбаюсь ей.

Она улыбается в ответ, и все в этом мире кажется правильным – странное и необычное чувство для меня.

Когда Мила находится на полпути ко мне, Тони спокойно говорит:

– Не обижай эту девушку или будешь иметь дело со мной.

Я смотрю на него, у него грубый жесткий взгляд на лице, очень отличающийся от взгляда хорошего бармена, которым он был секунду назад. Но я его понимаю. Он защищает Милу, и я должен уважать это. Я киваю.

– Я постараюсь.

Тони кивает, вытирая полотенцем рюмку.

– Сделай это.

Мила появляется рядом со мной, нарушая внезапное напряжение.

– Привет, – шепчет она, и кладет свою тонкую руку на мое плечо. Я пытаюсь побороть в себе желание посадить ее на себя и поцеловать. Это все моя странная тяга. Но она, кажется, пробуждает во мне странные вещи.

– Привет, – отвечаю я. – Ты готова к нашему свиданию?

Она снова улыбается.

– Абсолютно. Почему бы нам не заказать еды перед тем, как кухня закроется, и затем мы откроем бутылку вина. Я покажу тебе лучший столик в доме.

Она хватает меня за руку и ведет через тихую столовую за еще более тихий столик на двоих у окна. Вся задняя часть ресторана выходит окнами на озеро, которое видно через окна.

Слева я вижу итальянский дворик, который, по-моему, используется для обедов в летние месяцы.

Слишком холодно, чтобы есть там сейчас.

– Так будет хорошо, месье? – спрашивает Мила с улыбкой и преувеличенным акцентом. Я улыбаюсь.

– Французский? Я думал, что это был какой-то необычный итальянский.

Она хихикает, вручая мне меню, когда я сажусь. Я улавливаю намек ее духов, когда она движется, и вдыхаю их.

Она пахнет как небо, так же, как ее рот на вкус.

– Мы не стремимся быть необычными. Мы стремимся, чтобы это было подлинное итальянское место. Мы просто сделали кучу ремонта прошлым летом, чтобы улучшить атмосферу и постараться вызвать ощущение, что ты находишься в Италии.

Я смотрю на грубую штукатурку стен итальянского искусства, – деревенский шарм. Кажется, как будто мы сидим в столовой старого мира. Поэтому я говорю ей, что и она сверкает. Судя по всему, это именно то, что они хотели.

– Я буду лазанью, – говорю я ей. – Она здесь хороша?

Она смотрит на меня.

– Здесь все блюда хороши. Убедись в этом, чтобы рассказать всем своим друзьям.

      Я смеюсь.

– У меня их не так много. Но я постараюсь для твоего ресторана, для тебя в любом случае. Как ты относишься к более грубому типу толпы?

Мила кидает мне сухой взгляд и уносится, предположительно для того, чтобы сделать заказ еды. Она приходит через минуту с бутылкой вина, и садится на стул напротив меня. Огни свечей, мерцающих на нашем столе, бросают мягкий свет на ее лицо.

– Вино? – спрашивает она, наливая мне в стакан красную жидкость. Я киваю, и это хорошо, потому что оно уже льется.

– Спасибо, – говорю я. – Чудесная ночь, не правда ли?

Я гляжу из окна на озеро, спокойное, и темное ночью. Мила следует за моим взглядом.

– Я люблю озеро, – говорит она мне тихо. – Я знаю, что большинству людей, живущих здесь, оно нравится, но я, на самом деле, люблю его. Это так утешительно. Оно всегда одинаковое, независимо от того, какие изменения происходят в моей жизни.

Я смотрю на нее, потому что чувствую себя точно так же. Это одна из причин, почему я, присев на самый краешек, выбрал жить здесь. Озеро символизирует бесконечность. И это приятно.

Мила смотрит на меня, ее взгляд задумчив. Только теперь я замечаю, что глаза у нее самого мягкого оттенка зеленого, почти как нефрит.

– Расскажите мне о себе, – тихо просит она, когда пьет свое вино. Ее пальцы поглаживают бокал, и я понимаю, что ревную его. Я также замечаю, что на ее средний палец надето темно-красное кольцо, такого же оттенка, как вино. Я перевожу дыхание.

– Ну, мое имя – Пакс Александр Тейт. Ты знаешь, где я сейчас живу, но ты, наверное, не знаешь, что я вырос в Коннектикуте, и мы переехали в Чикаго, когда мне было семь лет. Мой отец до сих пор там. Он главный адвокат в городе. Но я переехал сюда несколько лет назад. Я люблю озера, как и ты. Я люблю тишину и одиночество. Я не самый социальный человек, и я знал, что люди в городе используют озеро для того, чтобы оставить других людей в покое. Местные жители знают, что иногда люди приходят сюда именно по этой причине, чтобы быть в одиночестве, вдали от шумного города. Вот почему я решил поселиться в Анджэл Бэй.

Мила ободряюще улыбается, как будто знает, как трудно мне говорить о себе. И, честно говоря, я не знаю, почему это так. То, что я делаю прямо сейчас, называют фактами. Это не так, когда я погружаюсь во что-то личное.

– А что с твоей мамой? – спрашивает она любопытно. – Твои родители развелись? Почему вы переехали в Чикаго?

И теперь мы ступили на очень личную территорию. Я снова вдыхаю и понимаю, что моя рука плотно сжимает моё бедро. Я расслабляю пальцы. Это просто разговор. Ничего страшного.

– Мама умерла много лет назад. Когда мне было семь лет. Папа и я переехали в Чикаго, чтобы избавиться от воспоминаний.

Мила застывает, ее прекрасные зеленые глаза приклеены ко мне.

– Я... Я... Я не знала этого, – бормочет она, наконец-то. – Мне очень жаль. В больнице, когда я рассказала тебе о своих родителях, ты мне ничего не сказал.

Я смотрю на нее.

– Я знаю. Обычно я не говорю об этом.

– Она была больна? – спрашивает Мила. – У тебя была возможность попрощаться с ней? Я думаю, что это было самым худшим, когда умерли мои родители. У меня не было возможности попрощаться с ними. Это было так неожиданно. Так шокирующе. Шок – вот это было самым худшим.

Я пытаюсь вспомнить, когда моя мама умерла, и, как всегда, не могу. У меня большой пробел. Единственная вещь, которую я когда-либо видел, стараясь думать об этом, – это кучу невнятной белизны. Никаких воспоминаний.

– Ты когда-нибудь помнила вещи по цветам? – спрашиваю я ее бесцеремонно. – Смотри, из-за того, что был маленьким, я, видимо, перекрыл все воспоминания о смерти моей матери. Она внезапно умерла в автокатастрофе, как и твои родители. Но я ничего не помню об этом. Думая об этом, я вижу только много белизны, почти, как пустой экран.

Мила, похоже, в шоке.

– Я тоже так делаю, – шепчет она. – Я ассоциирую цвета со всем подряд. Думаю, это потому, что я – художник. Я рисую для жизни, поэтому, естественно, вижу вещи в красках. Хотя, я не знаю, как объяснить тебе.

Я улыбаюсь.

– Никто не знает, как объяснить мне, – говорю я сухо.

– Итак, ты был маленьким мальчиком, когда твоя мама умерла, – говорит Мила медленно. – Наверное, это было ужасно для тебя. Неудивительно, что ты заблокировал все воспоминания. Как твой отец справился с этим? У вас есть другая семья?

Обычно, я бы побоялся впустить кого-то для исследования моей личной жизни. Но я знаю, что Мила не имела в виду ничего дурного. Думаю, что она просто пытается понять меня, чтобы увидеть, что делает меня таким. Я чуть не рассмеялся, потому что это почти невозможно.

– Я был маленьким мальчиком, – подтверждаю я. – И, думаю, что это, вероятно, было ужасно. Но, как я сказал, в большинстве я об этом ничего не помню. Я не помню ничего до того, как мне не исполнилось девять или около того. Мой старый терапевт, у которого я наблюдался, когда был ребенком, сказал, что это был способ моего мозга защищаться от травмы. Мой отец нормально с этим не справился. Это одна из причин нашего переезда. Он никогда не станет прежним. Моя мама забрала кусочек его, когда умерла. И, нет. У меня нет никакой семьи, кроме него. Мой дед – отец матери, все еще жив. Но он был очень пьян, когда мы уезжали, и перестал со мной разговаривать. Он управляет нефтяной компанией, которая обеспечивает мою жизнь. Я унаследовал акции своей матери.

Итак, я поделился с Милой большей информацией, чем с кем-либо в течение длительного времени. Думаю, я действительно не понял, каким уединенным стал до этого момента. Это довольно печально. Я действительно никогда не делал такого ни для кого. До сих пор.

Я смотрю на Милу.

– Итак, теперь ты знаешь историю моей жизни. А что насчет тебя? Я знаю, что твои родители умерли. Что еще мне нужно знать о тебе?

Я тянусь за бутылкой с вином и вновь наполняю наши бокалы. У меня есть ощущение, что мы нуждаемся во времени этим вечером. Смотрю вокруг и вижу, что ресторан почти пуст, за исключением шума на кухне.

– Ну, я все еще очарована тем, что у нас больше общего, чем я предполагала, – признается Мила, ее щеки пылают от выпитого вина.

– Да, мы принадлежим к одному элитарному клубу, – закатываю я глаза. – Мы знаем, что значит потерять родителей в раннем возрасте. Повезло нам.

– Ты был намного моложе меня, – говорит она серьезно. – Я росла в колледже. Не могу себе представить, каково маленькому мальчику расти без мамы. Твоя бабушка, хотя бы была жива в это время? Присутствовало ли тогда в твоей жизни какое-то женское влияние?

Я качаю головой.

– Нет. Моя бабушка умерла до моего рождения. И, нет, никакого женского влияния, кроме учителей, пока я рос.

И тут же, на одном дыхании, Мила коснулась того, о чем я никогда не думал. А если тот факт, что у меня не было матери (или любой другой женщины) влияет на меня больше, чем я думаю? Может, из-за этого я не очень хорош в том, что касается женщин?

Судя по выражению лица Милы, она тоже задумалась об этом. Но она ничего не говорит.

В ее глазах стоит сочувствие. Я ненавижу это.

– Не надо меня жалеть, – говорю я ей. – Есть миллионы людей, которые пережили смерть своей матери. И ты тоже. Я не так уникален. Все мы проходим через это так, как можем.

Она снова уставилась на меня с задумчивым лицом.

– Итак, ты не потерял себя и не сломался, пока рос без матери?

Я закатываю глаза.

– Ты пытаешься найти какую-то причину того, почему я стал таким мудаком? Причина в том, что... я – мудак. В жизни есть некоторые вещи, которые не объясняются. Период. Придурки – это придурки. Радуга красивая. Котята милые. Девчачье кино грустное. Все это в порядке вещей, без объяснения.

И теперь она закатывает глаза

– Все так, как оно есть, но на все есть своя причина. Котята милые, потому что они крошечные комочки шерсти с приплюснутыми мордочками. Радуга красивая, потому что в ней есть все цвета мира. Девчачьи фильмы грустные, потому что девчонкам иногда просто необходимо выплакаться. А придурки… всегда придурки тоже не просто так.

Она снова смотрит на меня, ее глаза полны решимости, и я вижу, что она действительно хочет разобрать меня на части и посмотреть, что делает меня таким, какой я есть. Я вдруг чувствую себя голым от ее взгляда. Но, благодаря удаче, наша пища прибывает в этот идеальный момент, и я почти вздыхаю с облегчением.

Ее сестра Мэдисон ставит наши тарелки на стол перед нами. Лазанья для меня, и пенне для Милы. Корзина хлеба между нами.

– У вас должно быть все в порядке, – говорит она нам, но смотрит на Милу, а не на меня.– Если вы захотите, то просто отставьте ваши блюда на кухне и заприте, когда закончите, что, кстати, было бы здорово. Все остальные скоро уедут. Вам здесь хорошо?

Она поднимает бровь на сестру, и я знаю, что она, на самом деле, спрашивает Милу: «У тебя здесь все в порядке с ним?»

Я борюсь с нуждой, чтобы посмотреть на нее. Она та, кто оставил свою младшую сестру одну с пьяным мудаком вчера вечером. Не я.

Мила кивает и улыбается.

– Все хорошо, Мэдди. Увидимся завтра.

Мэдисон кивает и уходит, ни разу не взглянув на меня. Я смотрю на Милу.

– Твоя сестра – ледяная сучка, – говорю я вежливо.

Мила отклоняет голову назад и смеется.

– Почему бы тебе не сказать мне, что ты действительно чувствуешь, Пакс? – Она снова смеется, затем добавляет: – Мэдди просто защищает меня. Она все, что у меня есть, и она воспринимает эту роль довольно серьезно.

Я поднимаю бровь.

– Но не прошлой ночью, когда она оставила тебя наедине с придурком Джаредом.

Мила качает головой.

– Мэди плохо себя чувствует из-за этого. Она не могла справиться с ликером, поэтому совершила ошибку.