Текст книги "Если ты останешься (ЛП)"
Автор книги: Кортни Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 7
Мила
Я снова сплю.
Я иду по проходу местной церкви. Утреннее солнце светит косыми лучами через окна, я знаю, что сплю. Я знаю это, потому что посещала это место тысячу раз, когда мои родители умерли.
Сон всегда одинаковый.
Ничего не меняется.
Из-за этого, я знаю, что не в состоянии проснуться, пока все не закончится.
Я вздыхаю и опускаю взгляд.
На мне то же черное платье, которое я одевала на их похороны. Оно обтягивает мое тело, и струиться вниз. Мрачное, но женственное. Я ношу его каждый раз во время этого сна, – бесконечное напоминание об этом ужасном дне. Переставляя одну ногу за другой, я иду вниз по проходу, не контролируя свои ноги.
Они движутся по собственному желанию. Я не могу остановиться даже, если захочу. Правая нога наступает на ковер, потом левая. Теперь опять правая.
Я продвигаюсь вперед.
Прежде, чем я осознаю это, я встаю перед двумя гробами, греясь на солнце, в передней части церкви. Один гроб белый, другой черный. Они оба блестящие.
Добро и зло.
Когда я впервые начала видеть этот сон, то подумала, что это означало, что один из моих родителей был плохим в глубине души, а я никогда не знала об этом. Я долго размышляла над этим сном. Я знаю, что он очень много значит. Мысль о том, что один из моих родителей мог быть обеспокоен темными душами, тяжело давила на меня довольно долгое время. Но потом я поняла, что смысл не в этом.
Даже если этот сон был специально рассчитан на день их похорон, он не должен был больше сниться мне. Моих родителей здесь больше нет. Они были кремированы. Они никогда не были в гробах в передней части церкви.
Этот сон не об этом
Он сомнениях, которые были сформированы во мне в день их смерти. Сомнениях о ценности самой жизни.
Жизнь кажется бессмысленной, если все заканчивается в огненной автокатастрофе, оставив позади только печаль.
Это одна из причин, из за которой я хотела стать художником. Я хотела создать красивое из некрасивого. Инь и Янь. Темное и светлое. Добро и зло.
Мое собственное "я" больше не зацикливается на этой вещи. Но мое подсознание имеет проблемы. И оно до сих пор их четко не урегулировало, поэтому мой запутанный сон повторяется. И, честно говоря, я еще не совсем поняла его.
Я вижу то, что жизнь состоит из добра и зла, черного и белого. И все время между ними идет борьба за доминирование. Жизнь – это борьба.
И я ненавижу то, что все это заканчивается небытием. Что однажды, вас просто здесь не будет. Не будет больше улыбок, больше никаких слез. Ничего.
Пуф.
И отбой.
Я вздыхаю и провожу пальцем по крышке черного гроба. В нем зло. Крышка красивая, как бы ни была плоха. Но когда моя рука движется, я замечаю что-то еще. Что-то, чего никогда не было здесь прежде.
Зубчатый шрам на руке, там, где мой указательный палец встречается с большим пальцем.
«X» так же, как у Пакса.
Я пугаюсь и смотрю на него, отмечая, что он старый и толстый, как у Пакса. В солнечном свете это кажется зловещим, хотя я не представляю, почему. Это просто шрам. Сотни разных вещей могло стать причиной его появления.
Но почему он на мне?
Я вытягиваю свою руку на свет, поворачивая и освещая ее на солнце. Шрам мне так знаком, как будто он был на моем теле в течение многих лет. Он привычен для меня, как будто значит что-то.
«X» отмечает место.
Я понятия не имею, что это означает. Но что-то в моем подсознании хочет, чтобы я думала об этом. Мне нужно о чем-то задуматься и что-то для себя решить. Но я не знаю, что.
Качаю головой и подхожу к белому гробу. Я знаю, что должна закончить это так, чтобы проснуться. Итак, я осторожно открываю крышку хорошего гроба, выпуская миллион сверкающих солнечных лучей.
Они стреляют из гроба и сливаются со светом, льющимся из окна. Лучи яркие, сверкающие, сияющие. Я обволакиваюсь ими, купаясь в тепле и добре, поглощая свет.
Просыпаясь, я знаю, что буду чувствовать себя такой сияющей в течение некоторого времени. Это мое подсознание ищет способ привести меня в порядок. Так я справилась с горем после смерти своих родителей.
Сейчас так я справляюсь с любым видом неопределенности.
И, судя по шраму на руке, я предполагаю, что появление Пакса в моей жизни дало моему подсознание паузу. Он то, что в очередной раз вызвало этот сон.
Я многое не могу понять из этого сна, и это может значить только одно – я заинтересована в Паксе больше, чем хотелось бы.
Со вздохом, я встаю с постели и иду по коридору в пижаме. Теперь я не смогу заснуть. Злясь на саму себя за то, что позволяю странному парню появиться в моей голове, я крушу все вокруг, двигаясь по кухне. Это не поможет моему раздражению, но поможет окончательно проснуться.
К счастью, мой день проходит быстро. После четырех чашек крепкого кофе, я спускаюсь в магазин и общаюсь с дружелюбными клиентами. Когда бизнес замедляется, я работаю над новой картиной... что-то яркое и веселое. Как всегда, хорошая порция искусства достает меня из печали.
Я напеваю, когда выхожу из магазина, чтобы схватить бутерброд на обед. Сделав паузу, чтобы запереть дверь, я замечаю черный автомобиль Пакса, припаркованный на улице ярдах в двадцати от моего магазина. Моя голова замирает, и я смотрю на него. Мои пальцы застывают. Его нет в машине. Я не знаю, чувствовать облегчение или нет.
– Кого-то ищете?
Позади меня послышался голос Пакса.
Вы, должно быть, шутите. Это слишком уж случайно. Я медленно поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с тем самым человеком, который проник в мои мысли. Пакс улыбается, медленной, беспорядочной усмешкой.
– Ты снова преследуешь меня, мисс Хилл? – Он поднимает бровь.
Мое сердце стучит.
– Что? – выдавливаю я. – Это – мой магазин.
Пакс пожимает плечами.
– А это – моя машина. Ты смотрела на нее так, будто надеялась, что я из нее выйду.
Я виновата в этом. Я не могу сказать ни слова в свою защиту. Вместо этого, я смотрю на него, как идиотка.
– Что ты делаешь в центре города? – спрашиваю я, наконец, меняя тему.
– Я не повар, – объясняет он. – Я питаюсь по-быстрому. В баре на улице делают хорошие гамбургеры.
– О, – отвечаю я тупо. – Именно это я сейчас и делаю.
Он снова поднимает бровь.
– Не в баре, – добавляю я быстро. – Я собираюсь в гастроном, рядом с баром.
Пакс снова улыбается.
– Одна? Разве ты не слышала о том, что кое-какие плохие вещи, происходят в Анджэл Бэй? Просто недавно, у одного тупицы была передозировка на пляже. Судя по всему, они позволяют всяким идиотам ходить здесь. Думаю, для тебя не безопасно ходить в одиночку.
Я улыбаюсь, в ответ на его дерзость.
– О, в самом деле? Ничего себе. Это звучит плохо. Придурки, бегающие на наших улицах? Думаю, я никогда не буду знать, когда столкнусь с одним из них.
– Совершенно верно, – отвечает он тихо, его золотистые глаза застыли на моих. Боже, какой он милый. У него такие красивые глаза. Такие бездонные и теплые. Как горячая карамель. Я сглатываю.
– В это время ты обедаешь каждый день? – спрашивает он, наконец, нарушая молчаливые взгляды.
– Если получается, – отвечаю я. – Ты снова планируешь преследовать меня?
Мы по-прежнему стоим посреди тротуара, но Пакса это, кажется, не заботит. Вместо этого, он усмехается.
– Может быть, – отвечает он и протягивает руку, как джентльмен. – Так как я здесь, и ты здесь, и мы оба пойдем в одном и том же направлении... я провожу тебя сегодня. Буду держать хищников в страхе.
Я уставилась на него, просовывая руку в сгиб его локтя.
– Я думаю, что ты самый плохой хищник из них!
Он снова злобно усмехается. Его глаза загораются озорным блеском.
– Это, наверное, правда, – признается он. – Ты боишься?
– Должна, – говорю я ему.
Но я не боюсь.
Он сопровождает меня к двери гастронома и отходит на несколько шагов. Я сразу чувствую отсутствие его тепла.
– Хорошего дня, Мила Хилл, – говорит он мне, его глаза скользят по мне сверху вниз. – Следи за хищниками.
И он уходит, исчезает в баре, и я понимаю, что стою на улице одна. Я качаю головой и вздыхаю, собираясь внутрь, чтобы заказать свой бутерброд. Я понятия не имею, что только что произошло, но Пакс Тейт твердо застрял в моей голове. И, мне кажется, что он никуда не денется. Мой желудок трепещет, и я понимаю, что мне нравится эта мысль.
Пакс
Я провожал Милу в гастроном всю неделю.
Понятия не имею, почему.
Я знаю только то, что... меня тянет к ней. У нее есть все то, чего нет у меня, и это вытягивает из меня ад.
Она не сказала мне оставить ее в покое, это очаровывает меня. Она, кажется, в восторге от сложившейся ситуации, как и я.
Поэтому, каждый день, в 11:00, я встаю с кровати и иду в душ, затем еду в город, паркуюсь в том же месте и жду, пока она выйдет.
Каждый день она дразнит меня тем, что я ее преследую.
Каждый день я говорю ей, что она преследователь, потому что она выбирает путь мимо моей машины. Не берите в голову тот факт, что я теперь паркуюсь непосредственно перед ее магазином. Она хихикает и смотрит мне в глаза, и клянусь богом, я понятия не имею, что делаю.
Но я продолжаю делать это.
И, кажется, ей это нравится.
Вчера она упомянула о том, что не работает сегодня, мне необходимо завести свой «Календарь преследователя». Я люблю девушек с чувством юмора. И я должен признать, что сегодня чувствую себя немного опустошенным, потому что не увижу ее. Она дала мне мотивацию, чтобы вставать утром и с нетерпением ожидать нашей встречи.
Но не сегодня.
Я проснулся рано утром от беспокойного сна, меня разбудило то, что я ворочался. Я всегда немного страдал бессонницей, и на самом деле, поэтому я начал принимать таблетки много лет назад. Я понял тогда, как легко, как очень легко, проглотить таблетку и провалиться в небытие.
У меня был терапевт после того, как моя мама умерла. Я не могу вспомнить, как он выглядел, но помню, что он прописал мне снотворное. Оно помогло прогнать прочь ночные кошмары.
Сейчас я помню о кошмарах только то, что они были ужасны. Мало того, я использовал их, чтобы проникнуть в комнату отца и спать под его дверью. Он просыпался утром и находил меня распластанным на полу. И я просыпался, не помня свои сны.
Мой терапевт сказал отцу, что это мозг защищает меня от эмоциональной травмы.
Ну, мой мозг проделал хорошую работу. По сей день, я не помню о событиях, связанных со смертью моей матери.
Мой телефон гудит на тумбочке. Я беру его в руки, и ищу сообщение от моего отца.
«Тебе нужно прийти и подписать свои бумаги»
Черт. Уже?
Я швыряю телефон на стол, по которому он скользит, врезаясь в стену. Каждую четверть года я должен подписать бумагу для моего трастового фонда, поскольку он пополняется от семейного бизнеса моей матери. Технически я единственный наследник ее акций. Это заноза в заднице, но это необходимое зло.
Я на пути в душ, когда раздается звонок в дверь, и я останавливаюсь. Я не ждал никого. Лучше, чтобы никто не пытался продать мне религиозные книги.… Иначе они останутся без зубов.
Черт возьми.
Посмотрев через окно на свою дверь, я увидел, что шлюха-Джилл стоит на крыльце, нервно перенося вес с левой ноги на правую. Я вздохнул. Я, правда, не в настроении для этого, но все равно открываю дверь. Думаю, мне стало ее жалко из-за отчаянного взгляда. Она почти всегда приходит ко мне, когда у нее нет денег, чтобы купить товар у дилера.
Минет на линии горизонта. Это наша сделка. И сделка была ее идеей. Кто я такой, чтобы отказаться от этого?
Джилл улыбается, когда открывается дверь, показывая сероватые зубы. Это признак того, что она использовала дерьмо потяжелее, типа метамфетамина. Я съеживаюсь. Даже не буду затрагивать это дерьмо. Это – дьявол, так мне сказали. Какое-то время, даже самые сильные пользователи пристрастились. Но я в этом не нуждаюсь.
– В настроении, чтобы получить минет? – спрашивает она с улыбкой, ее пальцы, дрожа, бьются о ногу.
Она взволнованна и обеспокоенна, верный признак того, что прошло немного времени с тех пор, как она приняла наркотик и вновь жаждет его.
Это плохо.
– Не очень, – говорю я честно. – Я только что проснулся. И, честно говоря, мой член немного злится, что ты оставила меня умирать на пляже. Незнакомке пришлось звать на помощь. Ты убежала, как куриное дерьмо.
Джилл выглядит пораженной.
– Пакс, – она скулит. – Я не хотела этого. Я просто не могу сесть в тюрьму, ты ведь знаешь? У меня двое детей. Я мать-одиночка. Я не могу сидеть в тюрьме.
Она отчаянна, ноет еще громче, и я смотрю на нее с удивлением. В ужасе от шока.
– У тебя двое детей?
Я знаю ее несколько лет, но она никогда не упоминала то, что у нее есть дети.
Она кивает.
– Да. Девочка и мальчик. Пять лет и семь.
Все, что я чувствую – это отвращение, и отрицательно качаю головой.
– Тогда, какого хрена ты делаешь это дерьмо, Джилл? Болтаешься в баре весь день и всю ночь? Одно дело – трахать свой собственный образ жизни, но совсем другое, когда ты портишь чужую жизнь.
Я начинаю закрывать дверь, но она бросается внутрь, хватаясь за меня. Плачет. Ревет. Она в панике.
Я хватаю ее за запястья и удерживаю их, чтобы предотвратить себя от ее царапин.
– Пожалуйста, Пакс. Мне это нужно. Я остановлюсь. Я обещаю. Но мне нужно это еще раз. Просто еще один раз. А потом я пойду за помощью. Обещаю.
Слезы катятся по ее лицу черными полосами от макияжа. Солнечный свет разоблачает закаленные линии на ее лице, линии, которые в ночное время прячутся за макияжем. При свете дня, она выглядит мерзкой и использованной.
Потому что так и есть. Я вздыхаю еще раз.
– Хорошо. У меня есть, только немного. Я не собираюсь принимать. Ты можешь взять то, что у меня осталось. И тогда ты должна пойти в больницу за помощью. Получи свое дерьмо прямо сейчас.
Она дрожит, ее дыхание застревает в горле, когда она ждет, что я принесу ей кокса. Это все, на чем она может сосредоточиться прямо сейчас, так что я затыкаюсь и сохраняю свое спокойствие с лекцией, которую хотел ей прочитать.
Я веду ее к своим кухонным столам, и отрезаю один Литл-рок, оставшийся у меня. Высыпаю его в линию и смотрю, как она вдыхает его в две ноздри. Она откидывается в кресле и позволяет вступить наркотикам в силу. Повернувшись ко мне, она явно спокойна.
– Готов к минету?
Она смотрит на меня в знакомом ожидании. И мысль о минете, заставляет мой пах автоматически реагировать, он смещается в относительно ограниченном пространстве моих джинсов. Но я отрицательно качаю головой.
– Я не в настроении, Джилл.
Я оборачиваюсь и иду по каменному полу босыми ноги в сторону гостиной. Она сжимает мою руку.
– Ты не можешь ничего мне не дать, Пакс. Я чувствую, что не права. Кроме того, я ужасно себя чувствую за то, что оставила тебя в тот вечер. Просто позволь мне заплатить за это. Пожалуйста.
Женщина просит, чтобы я позволил сделать мне минет. О-о, ирония. И особенно странно то, что я просто не хочу этого. В последнее время все мои мысли занимала Мила Хилл. Мысль об этой шлюхе, откровенно говоря, выворачивает мой желудок.
Я отрицательно качаю головой.
Но Джилл тоже трясет головой, и теперь она, опираясь на меня, проводя рукой по голой коже груди, ведет пальцами вниз к моему поясу и расстегивает мои джинсы. Она наклоняется и обводит языком вокруг моего соска, а затем берет мой член в свои руки. Я мгновенно возбуждаюсь.
Я немного вздыхаю, она работает пальцами вверх и вниз по моему члену, за пределами моего нижнего белья. Черт. Я проклинаю свои тестостероны.
– Хорошо, – вздыхаю я. Как будто трудно получить минет. Я спускаю штаны, и она опускается на колени передо мной, беря в рот. Я теряю себя в данный момент в удовольствии, ее губы образуют вакуум вокруг моего члена. Они раздвигаются, перемещаются, сосут, а я смотрю на озеро.
Пока голова Джилл качается, я наблюдаю за течением, волнами и парусниками. Я смотрю на летающих чаек, смотрю на солнце. И тогда лицо Милы непрошено вторгается в мой разум. Ее лицо отличается от лица Джилл, насколько это возможно; свежее и невинное. Я сконцентрировался на нем, затем представил ее пышные сиськи, с розовыми сосками, которые указывают на солнце.
Это заставляет меня кончить намного быстрее, чем обычно. Я стону и делаю рывок в рот Джилл, даже не смотря на нее. В моей голове – это рот Милы. Это руки Милы держат мои яйца, слегка сжимая их.
Я кончаю.
И, открыв глаза, я с ужасом вижу лицо Милы.
По-настоящему.
Мы с Джилл находимся на пляже, ниже моего дома. Я прекрасно вижу свой дом, и прекрасно вижу, что Джилл наклонилась передо мной и сосет мой член.
Еще, я вижу лицо Милы.
И я чувствую, что она в ужасе.
Глава 8
Мила
О, Боже мой.
Я чувствую, будто товарный поезд просто врезался в мою грудь, выбивая весь воздух из легких. Но не знаю, почему. Пакс, даже в малой части, не под моей опекой. Но он приезжал ко мне каждый день, поэтому я чувствовала, что между нами было взаимное притяжение. Я имею в виду, он приезжал в город на весь день, только для того, чтобы побыть со мной. Честно говоря, это все, о чем я могла думать. Он даже вторгся в мои сны. Но ясно, что я была неправа. Мое увлечение к нему не взаимно.
Девушка, сделав ему минет, оставила его на пляже.
Даже думать не могу. Моя голова закрутилась в тумане гнева и обиды. Я просто схватила вещи, ключ от автомобиля и побежала. Думаю, я слышу его голос, зовущий меня по имени, но не оборачиваюсь. Я открываю свою машину и сваливаю все свои вещи в нее.
С надеждой я смотрю в зеркало заднего вида, но его там нет.
Я выдыхаю.
Я не уверена в том, что сейчас чувствую. Разочарована я, или нет? Часть меня хочет, чтобы он заботился обо мне, чтобы бегал за мной. Но он этого не делает. Таким образом, я поняла, что ему все равно. Мне хочется плакать. Это смешно. Но я плачу.
Я плачу из-за того, чего даже не началось.
А потом я плачу, потому что чувствую себя еще глупее из-за таких глупых мыслей.
Я – идиотка.
Я еду к своему магазину. Приехав, сижу какое-то время в машине. Наконец, я взяла себя в руки и вошла внутрь. Я перевернула табличку на «Открыто», надела фартук и принялась делать то, что всегда делаю, когда счастлива или грущу, или мне скучно, или хорошо, что угодно.
Я рисую.
Я рисую солнце, нависающее над краем озера у дома Пакса. Я рисую серую расплескивающуюся воду, а затем перехожу к темному солнцу, позволяя краске капать на воду. Оно идеально подходит, я его чувствую. Бурное, черное, сердитое. Все слова, которые могут быть использованы для описания солнца, соответствуют моему настроению.
Колокольчик у двери зазвенел, и я вздохнула. Обычно я не надеюсь, что клиенты не придут, но сегодня я бы хотела побыть одна. Я поворачиваюсь, готовая, чтобы улыбнуться клиенту, моя кисть еще в руке.
Но это Пакс.
Улыбка угасает на моих губах. Я зла.
Он недавно принял душ. Его волосы мокрые, и я могу чувствовать запах мыла, когда он приближается.
Его лицо такое серьезное. Этому парню только что сделали минет. Он не имеет права просто прийти и поговорить со мной.
Тогда, почему я так счастлива, что он пришел?
Это не поддается логике.
Я сжимаю челюсти
– Прости, ты не должна была видеть этого, – тихо говорит Пакс, даже не поздоровавшись. – Пожалуйста, Мила. Мне очень жаль.
Я стиснула зубы и вернулась к своей картине, размазывая солнце по серому небу.
– То, что ты делаешь – твое дело, – говорю я ему коротко. – Не мое.
Пакс вздыхает, и я слышу его шаги. Он останавливается неподалеку от меня.
– Я могу сказать тебе, что это не то, что ты могла подумать, но это было бы ложью. Это было именно тем, что ты видела. Я могу это объяснить, но ты не поймешь
– Тогда, почему ты здесь? – шепчу я в замешательстве. Если он не хочет объяснять, то какой смысл? Я не смотрю на него, вместо этого я просто смотрю на свои движения кистью и замечаю, что моя рука дрожит.
А потом я чувствую его позади себя.
Его рука оказывается на моей талии. Такая теплая и большая. И я должна бы вырваться, но не делаю этого.
Его теплота вокруг меня, и я хочу быть поглощена ею.
– Я не знаю, почему здесь, – признает он мягко, и голос его так близко у моей шеи. – Может, потому что я не могу перестать думать о тебе. Или, потому что я никогда не забуду твое выражение лица. Мне очень жаль, что я так поступил. Просто знай, что она ничего не значит для меня. Она была настойчива, а я не отказал. Это привычка. Мне очень жаль.
Мое сердце безумно быстро стучит в груди. Я не знаю, что сказать. Я знаю, что должна сказать ему что-то такое, чтобы он оставил меня навсегда, но мое сердце – предатель и хочет, чтобы он остался со мной.
– Ты даже не знаешь меня, – говорю я ему, и оборачиваюсь, чтобы, наконец, посмотреть на него. Я смотрю в его карие глаза, улавливая взгляд, который не видела прежде. Трепет.
– Зачем тебе извиниться перед кем-то, кого ты едва знаешь? Ты ничего мне не должен.
Он пожимает плечами и его движения сопровождаются мужским ароматом. Я вдыхаю его и борюсь с желанием закрыть глаза, чтобы лучше насладиться запахом.
– Я не знаю. Я знаю только то, что с тех пор, как я встретил тебя, я хочу узнать тебя. Вот почему я приезжал в город на этой неделе. Я хотел увидеть тебя. Что-то в тебе заставляет меня думать, что я могу быть лучше. Я не чувствовал такого уже очень долго. И еще, я чувствую, что должен тебе что-то.
Черт. Его слова тронули мое сердце, и я с трудом сглотнула. Его тон нерешительный, мягкий. И мое сердце тает. Я ничего не могу с собой поделать. И я ничего не могу исправить.
– Почему? – спрашиваю я, мой взгляд застыл на нем. Он качает головой.
– Я не знаю. Ты такая хорошая и отзывчивая. Я не могу это объяснить.
Теперь я смеюсь, жестом указывая на свою картину.
– Значит ли это, что я хорошая и отзывчивая для тебя?
Мы оба смотрим на устрашающий черно-серый холст.
Пакс, наконец, улыбается.
– Ну, тогда, Красная Шапочка, похоже, у тебя есть и темная сторона. Но разница между мной и тобой в том, что у тебя здоровый образ жизни, а у меня нет.
Я смотрю на него, пытаясь решить, что сказать. Этот момент, кажется, хорошее время для честности, поэтому я не стесняюсь и говорю честно:
– Я не знаю, что меня в тебе привлекает, – признаю, наконец, я. – Мне никогда не нравились плохие мальчики.
Он так близко ко мне, что его близость немного опьяняет. Я чувствую головокружение, смотря на него, ожидая ответа. Кроме того, я будто чувствую опасность, исходящую от него...
Пакс молчит несколько мгновений. Его лицо покрыто однодневной щетиной.
– Ну, я никогда не хотел быть с хорошими девочками раньше, так что, думаю, это первый раз для нас обоих.
Мы смотрим в глаза друг другу, казалось бы, целую вечность.
Я не знаю, должна ли верить ему, но он кажется таким искренним. Я знаю, что хочу ему доверять, даже если это глупое чувство.
Я не знаю, что сказать и, по-видимому, он тоже.
Не говоря ни слова, он наклоняет голову и его губы встречаются с моими.
Это очень неожиданно и удивительно.
Его губы мягкие и на вкус как мята. Больше нет вкуса сигарет и рвоты. Они ушли в прошлое, в котором был человек из другой ночи, тот, кто лежал в конвульсиях на тротуаре. На его месте сейчас кто-то живой. Тот, кто вкусно пахнет и невероятно сексуален.
Тот, кто плох для меня.
Его язык мягко проникает в мой рот, и я борюсь с желанием утонуть в этом поцелуе. Его руки сцепляются где-то позади меня, и я не знаю, куда они легли, но склоняюсь в его объятия, держась за талию. Я наслаждаюсь тем, как его пальцы слегка мнут мою кожу, и он жестоко прижимает меня к своим бедрам. Это сногсшибательно.
Когда, наконец, понадобился воздух, он отстранился.
Я смотрю на него.
Он смотрит на меня сверху вниз.
Он ждет реакции, но я не знаю, что делать. Поцелуй был идеальным. Пакс адски сексуален.
Но он так отличается от меня. И совсем недавно ему сделала минет другая девушка.
Я вспоминаю, как эта ужасная девушка стояла на коленях перед Паксом, и меня передергивает.
Если я дам ему шанс, он сделает мне больно. Я испытала уже достаточно боли за всю свою жизнь. Мне больше не нужно.
– Я не думаю, что это хорошая идея, – наконец, сказала я неохотно. И эти слова было так трудно сказать…
Теплый свет тускнеет в глазах Пакса, когда он смотрит на меня, и я вижу в них разочарование от отказа. От этого мне хочется плакать.
– Прости, что ты так думаешь, – говорит он спокойно. – Потому что я думаю, что это очень хорошая идея. Ведь ты – лучшее, что было со мной за долгое время.
Он разворачивается и уходит из моего магазина.
Уходит от меня.
Не говоря больше ни слова.
Я смотрю на его широкие плечи, когда он уходит с моих глаз.
Тогда я опускаюсь на колени прямо посереди магазина. Мои руки дрожат, а голова разрывается на части от боли.
Что я только что сделала? Я сошла с ума?
Я встретила человека, который заставил меня чувствовать что-то в первый раз за два года, с тех пор как умерли мои родители.
Я жалкая.
Я хватаюсь за телефон и звоню сестре. И говорю прежде, чем она успевает открыть рот:
– Я готова выпить сегодня вечером.