Текст книги "Сказочные повести. Выпуск девятый"

Автор книги: Корней Чуковский

Соавторы: Юрий Олеша,Анатолий Смирнов,Маргарита Фадеева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

На следующее утро к дому Трофима подкатил царский экипаж, запряженный черными, с белыми звездами на лбу тряпичными лошадьми. Кучер приставил ко рту украшенный зеленым бантом рожок, громко протрубил. Все в городе по этому звуку узнавали, что прибыл Формалай Большой. Открылась обитая кожей дверца кареты, и из нее показался царь. Со всех соседних улиц посмотреть на правителя сбежались любопытные мальчишки. Не часто им приходилось видеть самого Формалая.

– У него изумрудные глаза, – завистливо прошептал Киря. – Попрошу отца, чтобы он обязательно сделал мне такие.

– А пуговицы… какие блестящие пуговицы, – восхищались вокруг.

Формалай, высоко задрав голову, важно прошагал к дому. Сзади, низко согнувшись, шел гонец Скороход и поддерживал мантию, чтобы она не выпачкалась в дорожной пыли. А Трофим в это время торопливо прибирал в мастерской. Убирал со стола ненужные лоскутки, обрывки ниток, клочки бумаги и картона, прятал в ящик ножницы и иголки.

Два солдата, сопровождавшие Формалая, распахнули дверь, и царь, еще не заходя в мастерскую, разгневался:

– Почему ты не встречаешь меня у ворот? Мне приходится идти к тебе, как простому каменщику.

Любопытные солдаты, гонец Скороход и два лакея просунули в дверь свои головы, желая узнать, чем так разгневан их повелитель.

– Вон отсюда! – прикрикнул на них царь. – Поезжайте обратно, а я останусь здесь.

Все испуганно попятились, и вскоре послышался дробный цокот и стук колес. Экипаж отправился во дворец. А мастер Трофим так и стоял, согнувшись и не смея поднять голову.

– Хватит кланяться, – грубо прикрикнул на него царь. – Пока ты спину гнешь, я на ногах стоять устал. Подай кресло.

Трофим поставил кресло на самой середине мастерской, вытер его тряпкой и помог гостю удобно усесться.

«Зачем ко мне пожаловал Формалай? – думал он. – Что за важное дело? Ведь он мог бы вызвать меня к себе во дворец».

Царь начал разговор издалека:

– Ну, и как ты назвал сына своего?

– Петрушка.

– Очень непослушный мальчик, – продолжал Формалай. – Зря материю истратил. Лучше бы сшил себе новый праздничный костюм или теплое одеяло, чтобы греть свое старое тело. Нет ведь одеяла-то?

– Нет, – согласился Трофим. – Старое совсем изорвалось. Все никак не заработаю на новое.

– Будет, будет у тебя одеяло, – царь похлопал мастера по плечу, – только выполни мое задание. Садись поближе, как бы кто нас не услышал.

Мастер подвинул стул к царскому креслу, вытянул шею и приставил ухо почти к самым губам Формалая.

– Ты сделал судье два лица и гибкую спину, привинтил колесики к ногам долговязого генерала Атьдва, а мне сделай такую голову, которая бы не думала, а решение всегда принимала правильное.

– Невозможно это, – возразил Трофим. – Голова на то и голова, чтоб думала, а если не думает… то это не голова. Зачем тогда она на плечах? Или для вида?

– Ты меня учить вздумал?! – забыв об осторожности, закричал Формалай, а потом объяснил: – Государство у меня маленькое, а забот много. У меня от дум голова болит. Сделай мне такую голову, которая бы не думала, а решала правильно. Награжу тебя. Богато награжу.

Трофим смотрел на царя во все глаза.

«Батюшки! – мелькали мысли у Трофима. – Видно, недаром зовут его Формалай. У всех кукол голова как голова, а у него будет прибор, обтянутый кожей… да еще с глазами».

– Берись скорее за работу, – царь стукнул кулаком по столу, – и чтобы к утру все было готово.

ПРЯНИК И ЩЕЛЧОК

Судья Нашим-Вашим уже не раз слышал, как кузнец Игнат ругает Формалая за то, что он заставляет Трофима шить солдат. И он решил схватить кузнеца. Но легко решить, а нелегко сделать. Пришел Нашим-Вашим к кузнецу домой, а дома его и не бывало.

«Как найти? Нужно спросить ребятишек, – решил Нашим-Вашим. – Они такие, все знают». – И, услышав на соседней улице веселые крики, поспешил туда. Там шла игра в мяч. Нашим-Вашим подошел к ребятам. Повернулся к ним лицом, на котором сияла улыбка, и похвалил:

– Хорошо играете: и мяч сильно бьете и ловко ловите. Молодцы!

Обрадованные похвалой ребята старались наперебой.

– Молодцы! Очень хорошо, – еще раз похвалил судья Нашим-Вашим, сияя улыбающимся лицом, и поманил их к себе. – Идите сюда. Пряниками угощу.

Он вытащил из кармана пряники и протянул ребятам. Те окружили его.

Этого только и надо было судье Нашим-Вашим. Он схватил белокурую Аленку за плечо и, наклонив к ней приветливое лицо, спросил:

– Скажи, девочка, где твой отец?

– Не скажу.

– Ах, не ска-а-жешь… – Нашим-Вашим ловко перехватил девочку другой рукой и повернул к ней сердитое лицо. – Говори лучше, а то попадет.

Испугавшись второго, сердитого лица, Аленка рванулась в сторону, но судья держал ее крепко.

– Скажи лучше…

Судья уставился на девочку злыми ненавидящими глазами, и плохо пришлось бы Аленке, но тут подбежал к отцу Киря.

– Папа, я знаю, где кузнец Игнат. Он только сейчас зашел к ткачу Сидору.

Судья щелкнул Аленку по лбу и повернул к сыну ласковое лицо:

– Ай да Киря! Ай да молодец! Из тебя выйдет верный слуга царю.

ПЕТРУШКА ВО ДВОРЦЕ

Мастер Трофим работал весь день. Он не варил обед и ничего не ел, а когда Петрушка пришел с улицы, сунул ему кусок хлеба и уложил спать.

Ровно в полночь раздался стук в дверь. Трофим откинул крючок. Вошел гонец Скороход.

– Где Формалай? – спросил он.

– Я еще не выполнил задание царя, поэтому он не может вернуться во дворец, – поклонившись, ответил мастер. – Но я буду стараться и сделаю, что нужно, как можно скорее.

– Работай, работай, мастер. В семь утра я опять приду. И горе тебе, если все не будет готово. Царя ждут важные государственные дела.

Скороход щелкнул каблуками и вышел из мастерской. А Трофим зашагал по комнате из угла в угол. Он много раз присаживался к столу, собирал вместе винтики, пружины, деревянные колесики, потом разбирал и начинал собирать все сначала.

За окном посветлело. Первый луч солнца заглянул в мастерскую. На кудрявой яблоне зачирикал воробей. Стрелой пронеслась куда-то черно-белая сорока. Но Трофим ничего этого не замечал. Он поглядывал то на часы, то на стол, где в беспорядке валялись клочки ваты, куски материи и изумрудные глаза-пуговицы. А стрелки на часах неумолимо бежали и бежали. «Что делать? Что делать? Я хотел бы сделать так, как приказывает Формалай, но ничего пока не могу придумать. Еще бы один день… Один только день. Я бы обязательно сделал. А что, если…» – пробормотал он вдруг и взволнованно заходил по комнате. Потом он подошел к спящему Петрушке и потряс его за плечо.

– Петрушка, вставай!

Мальчик не просыпался.

– Сынок, проснись, скорее проснись!

Петрушка повертел головой.

– Вставай же! Вставай! – повторил Трофим.

Наконец Петрушка проснулся.

– Слушай, сынок, – сказал мастер, – Формалай дал мне важное задание.

Но у меня пока ничего не получается. Скоро придут за царем, а он у меня не готов. Меня отправят на свалку или посадят в тюрьму.

– Я не хочу жить без тебя, отец! – Мальчик прижался к отцу. – Мне одному будет плохо.

– Конечно, плохо. Так вот, чтобы меня не отправили на свалку, ты, сынок, иди во дворец, посиди один день на троне, как будто ты Формалай. А я – за этот день устрою царю голову.

– Но меня даже не пустят во дворец, ведь я совсем не похож на Формалая. – Петрушка провел рукой по лицу. – Я рыжий. У меня нет бороды, и я не такой толстый.

– Не беспокойся. Я приклею тебе бороду, надену парик и оберну тебя одеялом.

– Я не знаю, что делать во дворце, – Петрушка растерянно пожимал плечами.

– Ты ничего не делай. Только ничему не удивляйся, а сиди на троне и всем говори: это я решу завтра.

Пока мастер уговаривал сына, его быстрые руки приклеивали Петрушке бороду, обертывали туловище одеялом и надевали парик. Мастер надеялся, что успеет одеть сына до прихода гонца, но под окнами зашумел экипаж. В дверь постучали.

– Сейчас, сейчас, – скороговоркой ответил Трофим. – Подкрашиваю изумрудные глаза. Сию минуточку. – А сам осматривал: все ли в порядке, не забыл ли чего-нибудь.

Наконец, он толкнул крючок, и гонец Скороход почтительно остановился у порога:

– Что прикажете, ваше величество?

– Несите меня в карету на носилках, – ломким басом ответил Петрушка.

– Я не хочу ходить пешком.

Слуги принесли из экипажа носилки, усадили на них Петрушку и вынесли его из мастерской.

Трофим стоял на крыльце и не знал: радоваться ему, что хитрость удалась и Петрушку приняли за настоящего Формалая, или печалиться: ведь он отправил сына во дворец, навстречу опасностям.

СУДЬЯ И ГЕНЕРАЛ

Петрушку привезли в царский дворец. Он еще никогда не был там и на все смотрел широко раскрытыми глазами. Тысяча вопросов вертелась у него на кончике языка, но он хорошо помнил наказ отца и поэтому молчал. Молчал, когда его проносили мимо взлетающих в небо фонтанов, мимо цветочных клумб, напоминающих пирамиды. Молчал, когда четверо слуг, плавно покачивая носилки, несли его по широкой лестнице. Молчал даже тогда, когда его бережно посадили на трон.

Мальчик поднял голову, сложил руки на груди. Ему казалось: так он выглядит более важно, – и замер.

Около трона стояли стражники, по двое с каждой стороны. В руках у них были не ружья и даже не сабли, а широкие китайские веера. Этими веерами стражники отгоняли мух от Петрушки. Мальчик чуть было не рассмеялся, когда увидел, как один из них, далеко вытянув вперед руку и покачиваясь на одной ноге, пытался согнать муху, которая сидела на спинке трона, но удержался, потому что вспомнил наказ Трофима и прикрыл рот ладонью, как будто собирался зевнуть.

Тут открылась дверь, и в зал вошел Распорядитель праздников и приемов в красном кафтане с длинной тростью в руке.

– Главный судья просит принять его!

Мальчик махнул рукой, потому что побоялся, что голос сразу выдаст его.

Кланяясь взад и вперед, к трону подошла кукла с двумя лицами.

– Царский судья Нашим-Вашим приветствует своего повелителя!

– Это на твоем сыне я… то есть Петрушка катался? – спросил Петрушка.

– Да, на моем. – Нашим-Вашим не знал, куда деваться от стыда. – Этот негодный Петрушка опозорил всю нашу семью. Его нужно обязательно наказать.

– Не надо его наказывать, – ответил Петрушка. – А твой Киря здорово бегает. Люблю кататься на тех, кто быстро бегает, – добавил он.

Судья подскочил от возмущения, и его резиновая спина закачалась из стороны в сторону. Но что скажешь царю!

А кукла в чалме и в широком бухарском халате, стоявшая за троном, хлопнула себя по лбу и закричала:

– Запомним! Запомним! Царь Формалай любит кататься на тех, кто быстро бегает.

Петрушка хотел спросить, что это за кукла и почему она так кричит, но не решился. А судья между тем докладывал:

– Великий Формалай, крестьянка Матрешка не платит налоги. Ее нужно наказать.

Дверь зала открылась, и двое солдат под руки ввели плачущую Матрешку.

Крестьянка упала на колени и коснулась лбом пушистого ковра. Петрушка сразу узнал Матрешку. Он сошел с трона, поднял ее и тихо проговорил:

– Не плачь, я тебя не накажу.

Судья, гонец Скороход и Распорядитель праздников и приемов стояли, не двигаясь с места. «Сам Формалай поднимает с полу Матрешку! Видно, у него хорошее настроение. Надо будет сказать Матрешке, что царь так добр к ней, потому что я заступился за нее, и ободрать Матрешку как липку», – подумал судья.

– Светлейший царь, крестьянка Матрешка не платит налогов, – сказало лицо судьи, обращенное к царю: оно было строгим и серьезным.

Второе лицо, которым он смотрел на крестьянку, улыбалось:

– Дай мне пятьдесят монет, я попрошу царя совсем помиловать тебя, – говорило второе лицо.

– Но у меня нет денег, – пролепетала Матрешка.

Первое лицо сказало царю:

– Если крестьяне не будут платить налогов, не будут трудиться, царская казна опустеет.

А лицо, обращенное к Матрешке, теперь уже было не таким ласковым.

– Отдай мне барашка, и я спасу тебя.

– У меня нет барашка, – ответила Матрешка. – Ничего нет.

– Сколько же она должна? – спросил Петрушка.

– Сто монет.

– У нее, наверное, нет денег, – догадался царь. – Отпустите ее домой и выдайте из казны сто монет.

Кукла в белой чалме опять хлопнула себя по лбу и снова выкрикнула:

– Запомним! Выдать Матрешке из казны сто монет.

– Ее дочери тоже не платят налоги. Они тоже должны по шестьдесят монет! – не сдавался судья и приказал стражникам ввести дочерей. К трону подвели пятерых Матрешек.

– Выдать им по шестьдесят монет, – разошелся Петрушка. – Пусть помнят меня.

– Запомним! – опять вскричала кукла в белой чалме. – Выдать всем Матрешкам по шестьдесят монет.

Матрешка с дочерьми отправилась в казну получать деньги.

Тут только Петрушка, наконец, сообразил, что эта кукла в чалме запоминает приказы царя. «Хорошо быть Формалаем, даже писать указы не нужно, все для тебя запомнят и сделают». – И тут же заявил:

– Принесите-ка шоколада, да побольше!

Хранитель царской памяти хлопнул себя по лбу и прокричал:

– Принести шоколада, да побольше!

– Ох, и поем же я, – Петрушка погладил себя ладонью по животу и в эту минуту вспомнил наказ отца. Он сделал серьезное лицо и чинно сложил руки на коленях.

Судья ошалело смотрел на повелителя, стараясь, чтобы верхняя половина тела не качалась. Немного помолчав, он снова заговорил:

– Светлый Формалай, я привел государственного преступника.

Двери зала раскрылись, и солдаты ввели кузнеца Игната со связанными руками.

– Мудрый царь! – вскричал судья. – Его надо отправить на свалку или посадить в тюрьму.

– Кузнеца Игната в тюрьму! За что? – удивился Петрушка.

– Он говорил на площади, что Формалай плохо относится к куклам. Он тебя ругал, мудрый царь! – возмущался судья. – На свалку его.

– А этого не хочешь? – Петрушка совсем забыл, что изображает царя, и показал судье кукиш.

– Никак, царь заболел? – пролепетал судья и так вытаращил глаза, что нитки, которыми они были пришиты, лопнули, и глаза-пуговицы оторвались и покатились по полу.

Судья повернулся и встал к царю другим своим лицом.

– Этот преступник разрушает ваш трон. Если вы его не убьете, он всех нас убьет.

– Кузнец добрый, он никого не убивает, – засмеялся Петрушка и, взяв у одного из солдат саблю, разрезал веревки, связывавшие кузнеца.

– Иди, кузнец, домой.

Кузнец быстро пошел к выходу.

– Держите его, держите! – завопил судья. – Царь пошутил.

– Как ты смеешь мне возражать? – Петрушка затопал ногами. Он уже вошел во вкус и ему понравилось, что его приказы выполняют. – Не смей мне перечить! Посадите судью в тюрьму.

Кукла в белой чалме снова хлопнула себя по лбу и опять выкрикнула:

– Запомним: посадить судью в тюрьму.

И те же солдаты, которые привели кузнеца, схватили судью и потащили его в тюрьму.

– Я не хочу, чтобы мои глаза видели такую несправедливость! – закричал судья и так зажмурил вторую пару глаз, что они тоже оторвались и покатились по половицам.

– О, мои глаза! Верните мои глаза! – заплакал судья.

– Зачем тебе глаза? Ты что с глазами, что без глаз не видишь правды, – громко проговорил кузнец и быстро вышел из дворца.

В это время в зал вкатилась, как на коньках, длинная сухопарая фигура в белом кителе. Это был генерал Атьдва.

– Ты самый мудрый из царей, умней самых мудрых мудрецов, ты краше утренней зари, – проговорил генерал, подкатившись к трону.

– Это я-то? – не выдержал Петрушка. – А отец мне говорит, что я сорванец и шалопай.

– Вы изволите шутить, – осклабился генерал. – Я говорю правду. Даже солнце на небе не светит так ярко, как светит ваш ум в нашем тряпичном царстве. Формалай сильнее всех великанов и могущественнее всех государей. Великий царь, прикажите мастеру Трофиму сшить новую армию солдат, и мы начнем новую войну с Чудом-Юдом.

– Зачем им воевать? – прервал его Петрушка. – Пусть лучше поют песни или рассказывают друг другу сказки.

Атьдва не мог понять: шутит царь, и ему, генералу, вместе с ним надо шутить, или говорит серьезно. Конечно, он с удовольствием бы поддержал шутки Формалая, но – увы! – генерал совсем не умел шутить. Поэтому он вытянулся еще выше и подпрыгнул на колесиках.

– Уважаемый царь, солдаты должны воевать и погибать в сражениях.

– А я не хочу, чтобы они погибали! – воскликнул Петрушка. – Мне их жалко.

Атьдва только открывал и закрывал рот и не мог вымолвить ни слова.

«Что случилось с царем? – думал он. – Ведь все правители так любят войну». Непривычная к размышлениям генеральская голова начала пухнуть.

Атьдва схватился за виски, но тут его голова не выдержала и треснула пополам.

– Мастера… позовите мастера Трофима, – простонал Атьдва.

Петрушка засмеялся:

– Эй, солдаты, свяжите генералу голову веревочкой.

Солдаты переглянулись.

– У вас что, даже веревочки нет? – спросил Петрушка. – Подождите… Я сейчас…

Мальчик совсем позабыл, что на нем костюм Формалая. Он откинул в сторону полу царской мантии, отвернул одеяло, которым обмотал его Трофим, залез в карман своих штанов и достал веревку. Солдаты крепко стянули голову Атьдва и завязали ее двойным морским узлом.

– Теперь сойдет. Поднимай его, – распорядился Петрушка.

Атьдва подняли. Покачиваясь, он докатился до трона и, верный себе, начал снова:

– Любимый царь, прикажи мастеру Трофиму сделать новых солдат. У тебя будут новые земли и новые подданные, которые станут платить налоги.

– Опять ты о своем, – Петрушка раздраженно топнул ногой. – Пусть солдаты идут домой. А ты, генерал, отправляйся копать картошку. Матрешке помочь надо. Это из-за тебя Ванька-Встанька остался без ног.

Хранитель царской памяти звонко хлопнул себя по лбу и возвестил:

– Запомним! Царь приказал распустить армию. А генерала отправил копать картошку.

УЗНАЛИ

Один за другим приходили к мнимому Формалаю его помощники, приближенные, слуги, и каждый видел в нем что-то странное. Хранитель царской памяти снял чалму, помахал ею перед разгоряченным лицом и поманил пальцем Скорохода.

– Ты заметил что-нибудь?

– Заметил, – ответил тот шепотом. – Говорят, царь голову хочет переделать. Снаружи голова будет такая же, как у всех, а внутри колесики да винтики.

– Может, переделал уже. Вот и стал таким добрым.

– А ты знаешь?.. – продолжал Хранитель памяти. – Прямо сказать боязно…

Они совсем склонились друг к другу и заговорили так тихо, что их уже никто не слышал. А потом оглянулись по сторонам и поманили к себе Распорядителя праздников и приемов.

Опять распахнулась дверь, и без всякого предупреждения в зал вошла толстая кукла с круглой целлулоидной головой.

– Я опять к тебе, светлый царь, все по тому же делу, – низким басом проговорила странная кукла.

– Кто ты такой? – спросил Петрушка. – Я тебя не знаю.

– Я помещик Копилка, – пролепетал оторопевший посетитель.

– Копилка. Ха-ха-ха! – залился смехом Петрушка. – Ко-о-о-пи-л-ка. Да разве копилки такие бывают? Копилки бывают гипсовые или глиняные, и у них в голове есть дырка, в которую опускают монеты.

– И у меня тоже есть дырка в голове. – Копилка придвинулся ближе к трону и нагнул голову, чтобы царю лучше было видно дыру. – Сюда я опускаю монеты.

На гладком затылке зияла широкая трещина.

– Я собираю деньги. У меня уже полны обе ноги и живот. Пощупай, какой твердый.

Любопытный Петрушка потрогал.

– Сколько же ты накопил монет?

– Очень много. Но мне все равно мало. Давай отберем у крестьян всю землю, продадим коров, лошадей, овец, а все деньги поделим пополам. Издай закон, чтобы дома крестьян, их скот и земли – все стали моими.

– Вот ты какой?.. – возмутился Петрушка. – Я скорее прикажу крестьянам отобрать у Копилки всю землю и поделить ее.

– Отобрать землю у Копилки! – повторил Хранитель памяти.

Копилка пристально поглядел на Формалая и вдруг завопил во все горло:

– Обманули! Это не Формалай! У этого глаза не изумрудные, а простые стеклянные! – Копилка схватил Петрушку за парик. Парик слетел, блеснула яркая, как солнце, шевелюра.

В зале на миг установилась мертвая тишина. Царский Скороход вытянул вперед ногу да так и остался стоять на одной ноге. Хранитель царской памяти приложил ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше было видно. Распорядитель праздников и приемов застыл в той позе, в которой обычно приглашают на танец.

– Это Петрушка, Петрушка! – закричали все.

– Держи! Хватай! Лови!

Скороход первым бросился на Петрушку, но тот успел отскочить в сторону, и гонец растянулся на полу.

– Поборемся! Я вам не дамся… – крикнул Петрушка и сорвал чалму с Хранителя памяти.

Но тут стражники с веерами насели на Петрушку с двух сторон и связали мальчика его же поясом.

ТРОФИМА СХВАТИЛИ

Чем же занимался Трофим, пока его сын вершил царские дела? Мастер не терял времени даром. Он собрал в одну кучу все шестеренки, болты, гайки, которые только мог найти в своем хозяйстве. Положил все это перед собой и склонился над верстаком. Он соединял и разъединял разные пружинки, пластинки, проволочки, завинчивал гайки и болты, потом вынул из груды две стрелки, напоминающие летящих птиц, несколько колесиков, соединил их и увидел, что у него получается как раз то, что нужно.

«Вот и закончил прибор, – радостно подумал Трофим и вставил его в царскую голову. – Будет наш правитель настоящий Формалай. Так ведь получается. Форма головы станет, как у всех кукол, а на самом деле – обтянутая сукном машина. Впрочем, это не беда. Зато правильные решения будет принимать… Расскажу царю, что Петрушку вынужден был посадить на трон, он скажет мне спасибо, руку пожмет и подарит участок под сад. Я посажу там вишни, яблони. И когда Петрушка встанет на ноги, вырастет, он заменит меня. Я буду ухаживать за садом и кормить мальчишек и девчонок самыми сладкими ягодами…»

Мастер так размечтался, что не услышал ни шума в сенях, ни громких голосов. Он очнулся, когда дверь со стуком распахнулась, и, стуча по полу тяжелыми ногами, влетел в комнату взволнованный помещик Копилка.

– Взять этого мошенника! – крикнул он стражникам, которые ворвались в мастерскую вместе с ним. – Полюбуйтесь! – Копилка сдернул простыню с кровати, и все увидели обезглавленного Формалая. – Каков хитрец? Своего сына посадил на трон вместо царя, а Формалая спрятал под простыню.

Мастер начал было объяснять, что царь приказал сделать ему новую голову.

– Наш Формалай умнее всех. Разве будет он переделывать свою голову? – бушевал Копилка. – Поторапливайся, поторапливайся. Царя ждут во дворце.

Трофим от волнения не мог справиться со своими руками. Пальцы у него дрожали, швы ложились неровно, и когда он захотел оценить свою работу, то отшатнулся: голова у Формалая оказалась пришитой задом наперед.

– Ты издеваешься над ним и над нами, – Копилка схватил лежавший на столе инструмент и со злостью бросил на пол. – Переделывай сейчас же!

Мастер переделал свою работу.

Не успел он вымолвить слово «готово», как стражники связали ему руки, а Копилка стал докладывать царю об опасном преступлении мастера Трофима и Петрушки.

Едва услышал Формалай, что кто-то сел на его трон, как тотчас вскочил и, не ожидая помещика Копилку, бросился бежать по улице.

– Держите мошенника Трофима, – бросил он на ходу. – Мы ему придумаем такую казнь, чтобы другим неповадно было занимать царский трон.

…Петрушка лежал на полу, а вся дворцовая челядь тряпичного государства окружила его и рассматривала во все глаза. И никто не обратил внимания на вбежавшего в зал разъяренного Формалая.

– Это так вы мне служите? – едва успев сесть на трон, зычным басом зарычал Формалай. – Вон отсюда!

Через полминуты в зале почти никого не осталось. Только Хранитель царской памяти снова уселся в углу и поправил чалму. Скороход встал у запасного выхода и поднял одну ногу, как бы показывая, что он готов отправиться в путь сию же минуту. Хранитель царского платья спрятался за занавесями.

Стражники втащили связанного Трофима.

– Как ты, мастер, посмел посадить на мой трон своего сына! – зарычал Формалай. Борода у него тряслась, руки сжимались в кулаки, а глаза горели диким зеленым блеском.

– Я не успел в срок сделать такую голову, которая бы не думала, но всегда принимала правильное решение… – робко начал объяснять Трофим. – Ведь вы приказали переделать свою голову.

– Опомнись! – Формалай шагнул к мастеру и зажал ему рот рукой. – Какой заказ, какая голова? Разве моя голова плохо думает, что ее приходится чинить? Или она некрасивая? У меня самая лучшая голова, какая только есть на свете.

Мастер Трофим пытался оправдаться, но Формалаева ладонь все крепче зажимала ему рот. Он хотел, чтобы никто не знал, какой прибор вставил в его голову мастер Трофим.

Царь продолжал:

– Всякий, кто осмелится хоть на минуту сесть на трон, будет сожжен на костре.

Хранитель памяти, как обычно, хлопнул себя по лбу и возвестил:

– Запомним! Каждого, кто осмелится хоть на минуту сесть на трон, сжечь на костре!

– И первого сожжем Петрушку, – подсказал Копилка.

– Совершенно точно, Петрушку. – Царь встал, поднял кверху руку, как для клятвы, и торжественно произнес: – Петрушка будет сожжен через три дня.

– Пощади! – Мастер грохнулся на пол и умоляюще протянул вперед руки.

– Пощади! Сожги лучше меня. Я старик, а мой Петрушка пусть живет.

– Нет, – прозвучало в ответ. – Петрушка умрет. А ты мне еще нужен. Ты будешь делать мне солдат, и они пойдут на войну. Только работать ты отныне станешь в тюрьме. Тебя нельзя оставлять на свободе.

– Простите! Простите! – умолял Трофим, но стражники подняли мастера с колен и повели к двери.

– В тюрьму его, в тюрьму! Пусть там починит судью и сразу начнет шить солдат, – приказал правитель.