Текст книги "Сказочные повести. Выпуск девятый"

Автор книги: Корней Чуковский

Соавторы: Юрий Олеша,Анатолий Смирнов,Маргарита Фадеева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

В ПОМЕСТЬЕ

Кузнеца Игната в это время не было в городе Формалайске. Он не знал, что Аленку и Петрушку хотят сжечь на костре, поэтому и не пришел к ним на помощь. Когда Игнат вырвался из лап судьи, он скрылся в деревне.

Вместе с крестьянами кузнец делил землю, принадлежащую помещику Копилке.

Спасшиеся от костра Аленка и Петрушка тоже прибежали в деревню. Как радостно встретилась Аленка с отцом! Она рассказала отцу, что случилось с Петрушкой, что это он отпустил на волю самого кузнеца Игната и как смеялся над царем.

– Ну и Петрушка! Ну и молодец! – приговаривал Игнат. – Теперь над Формалаем все в городе будут три недели смеяться. А чем больше будут над ним смеяться, тем меньше будут бояться его и меньше станут подчиняться.

Петрушка был очень доволен похвалой кузнеца.

В это время под окном послышался крик:

– Копилка идет! Копилка идет!

Петрушка первым выскочил на улицу. Помещик шел посредине дороги, тяжело переступая набитыми золотом ногами. За ним, немного в отдалении, двигалась толпа крестьян. Петрушка ткнул в грудь помещика пальцем и звонким голосом закричал:

– Здорово, Копилка! Как живешь?

– Как ты смеешь так со мной разговаривать, мальчишка. Я тебя проучу!

– Он взмахнул кнутом, который держал в руке, но мальчик ловко увернулся, и кнут взметнул целую тучу пыли.

Крестьяне засмеялись и плотным кольцом окружили помещика и Петрушку.

– Пустите меня в мой дом. Вы не смеете меня задерживать. – Копилка снова взмахнул кнутом, требуя, чтобы ему уступили дорогу. Но никто не тронулся с места. А Петрушка изловчился, дернул помещика за штанину, а в ней зазвенели монеты.

– Смотрите. Вон сколько у него золота! – крикнул Петрушка, опять увертываясь от удара кнута.

– Это мои деньги! – схватился Копилка за брюхо.

– Нет, не твои, – широкоплечий кузнец шагнул в центр круга, и все сразу увидели, какой он большой и сильный, и как жалок по сравнению с ним Копилка.

Помещик пытался вырваться из цепкого круга, однако крестьяне не расступались, а кузнец продолжал:

– Эти деньги заработали своим трудом вот эти крестьяне. Они принадлежат только им. Эй, крестьяне, отбирайте у него деньги!

Несколько рук протянулись к помещику и вырвали кнут. Потом Копилку перевернули вниз головой и стали трясти совсем так, как трясут обыкновенную копилку. Монеты со звоном падали на землю, а крестьяне собирали их в мешок, чтобы потом разделить поровну.

– Ну, вот и все, – облегченно вздохнули все, когда выпотрошенное туловище Копилки съежилось и стало похожим на измятую старую тряпку. – Куда его теперь?

– В пруд его, в пруд, – первым предложил Петрушка.

– Правильно!

Помещика схватили и потащили к пруду. Он дрыгал ногами, махал руками, но никто не обращал на это внимания.

Крестьяне донесли его до берега, раскачали и бросили в пруд. Они думали, что Копилка сразу пойдет ко дну, но ошиблись: пустое туловище плавало на поверхности, и легкий ветерок гнал его то в одну сторону, то в другую.

– Он намокнет и потонет, – сказали крестьяне. – Только надо за ним последить, как бы не убежал. Посиди, Петрушка, покарауль его.

Петрушка и Аленка спрятались в тальнике на берегу пруда и затихли.

– Кажется, все ушли, – обрадовался Копилка и начал шлепать руками. Он не умел плавать и грести, но не зря говорят: нужда всему научит. Постепенно помещик стал подгребать все ближе и ближе к берегу. И когда Копилка решил, что совсем выбрался на берег. Петрушка вдруг выскочил из-за куста и позвал:

– Эй, сюда! Сюда! Вот он. Копилка!

Помещик обеими руками схватился за осоку, которая росла у берега и громко заквакал.

– Ква, ква! – надрывался он. «Пусть думают, что это лягушка», – вертелось у него в голове.

А удивленные крестьяне, поглядывая на небо, говорили: «Опять лягушки расквакались. Пожалуй, дождь будет. Надо сено сложить в стога и белье сухое снять».

Три раза Копилка подбирался к берегу, и три раза Аленка с Петрушкой пугали его. Он совсем охрип, и вместо кваканья из его горла вырывалось змеиное шипение.

Наконец ребятам наскучила эта забава. Они бросили в Копилку камнем и ушли домой. А он еще долго мокнул в осоке, и от пруда долго неслось шипение.

КОШКУ ЗА ХВОСТ

Формалай едва не вырвал себе бороду от досады, когда узнал, что армия распущена, а генерал Атьдва строит дом из песка. Он приказал немедленно привести генерала.

– Молодец! Вот тебе орден и шесть медалей. Ты их заслужил. Ты верный и преданный слуга. Чтобы возвратить армию, ты взялся сделать то, что сделать невозможно, – сказал царь и сам положил награды в знаменитую суму генерала, у которого было так много наград, что он носил их на мундире с правой стороны, с левой и даже на спине, – но они все равно не умещались. Поэтому часть своих наград Атьдва носил в нарочно сшитой суме. – А теперь давай думать, откуда нам взять новую армию, – продолжал царь. – Трофим отказался шить солдат, и нужно что-то придумать.

Генерал хотел было начать думать об армии, но вовремя спохватился, что у него может лопнуть голова, и решил: «Пусть правитель думает о солдатах».

А Формалай не думал, у него решение было уже готово.

Уже через час жители города собрались на площади. Для царя поставили помост. Он взобрался на него и, широко раскинув руки, как бы обнимая толпу, заговорил:

– Мои верные подданные, граждане славного тряпичного государства! Разбойник Петрушка обманом забрался на трон и распустил армию, а без армии не будет порядка ни в одном хорошем государстве.

Жители слушали.

Слушал царя и Петрушка, который тоже пришел на площадь. В руках он держал мешок, а его глаза-пуговицы поблескивали озорно и лукаво.

Как только мальчик услышал свое имя, он засунул руку в мешок, и оттуда раздалось тонкое и пронзительное кошачье мяуканье. Формалай замолчал и впился в толпу глазами. Стоявший рядом с Петрушкой каменщик засмеялся, а Формалай, оправившись, продолжал:

– Я призываю всех жителей тряпичного государства вступать в армию.

Над толпой опять пронеслось пронзительное и тонкое «мяу». На этот раз король не остановился. Он повысил голос.

– Мы поймаем кузнеца Игната, заставим работать мастера Трофима.

И после каждого слова его голос прерывался противным кошачьим воплем.

В толпе смеялись, одни затаенно, прикрываясь ладонью, другие открыто, во всю силу. А Формалай теперь уже не говорил, а кричал. Он махал руками, топал о помост ботинками, чтобы прекратить кошачье мяуканье и смех толпы.

– Петрушка, – догадался кто-то.

– Петрушка, – повторил сосед.

Этот громкий возглас донесся до Формалая.

– Найдите Петрушку! На этот раз я его повешу! – Правитель послал в толпу четырех царских стражников.

Мальчик бросил мешок и юркнул за угол. Из мешка выскочила большая облезлая кошка и ринулась в другую сторону. А царь поспешил во дворец. Он первый раз видел, как над ним смеются.

«Я заставлю себя уважать, – в гневе шумел Формалай. – Я прикажу поставить себе памятник. Пусть каждый видит, какой я смелый, могучий и гордый».

ПУГАЛО

Матрешка встала очень рано: до рассвета она настирала целую корзину белья, потом поставила ее на плечо и пошла на пруд полоскать. Тяжелые капли росы скатывались ей под ноги. Когда Матрешка нечаянно задевала корзиной ветки, на нее сыпался целый дождь.

На берегу она опустила корзину, выпрямилась, помахала затекшей рукой и оглянулась. Молочно-белый туман стлался над темной водой. Только у самого берега в ней отражалась розовая полоска восхода. Крестьянка поежилась и взялась за мундир Ваньки-Встаньки: он должен быть готов в первую очередь, а то Ваньке-Встаньке нечего надеть. И тут она заметила, что рядом с ней по мокрой траве к лесу тянется чей-то след.

«Кто же тут ходил? Неужели кто-нибудь встал раньше меня? – Матрешка прошла несколько метров по следу и увидела на траве черную пуговицу с вставленным в нее драгоценным камнем. – Это пуговица помещика Копилки.

Значит, он выбрался из пруда? Теперь он пожалуется Формалаю, а тот пошлет слуг, и у нас опять отберут землю. Нужно позвать народ».

Матрешка хотела бежать в деревню, но передумала. «Пока я хожу, трава высохнет, ищи тогда следы Копилки – и не найдешь».

Она пошла по следам к лесу. «Здесь он, наверно, сидел, – думала Матрешка, увидев отпечатки протянутых ног. – Здесь хотел встать на колени и опять свалился. Ползет. Ничего. Я его догоню. От меня не уйдет».

Вдруг в трех шагах от себя, за кустом, она увидела Копилку.

Он лежал ничком, не шевелился. Матрешка сломала тонкий ивовый прут, осторожно ступая, приблизилась к помещику и взмахнула хворостиной.

– Вставай, Копилка! Поворачивай обратно в деревню.

Помещик поднял голову, и лучи солнца осветили широкую трещину, в которую он опускал монеты.

– Иди в деревню, кому говорят…

Помещик пытался подняться на ноги и как следует ударить крестьянку, но сил не было. Он хотел отругать ее, но и этого не смог сделать. После сидения в воде и долгого кваканья у помещика совсем пропал голос. Он лишь открыл рот, и из горла донеслось непонятное хрипение.

– Пойдешь ты или нет? Кому я говорю? – рассердилась Матрешка и хлестнула помещика хворостиной по широкой спине.

Помещик, тяжело дыша, повернулся и пополз в сторону деревни.

Матрешка шла следом и подгоняла его хворостиной, если ей казалось, что он ползет слишком медленно. Ей было некогда: ведь на берегу ее ожидала корзина с невыполосканным бельем.

Первыми Копилку с Матрешкой увидели мальчишки.

– Матрешка Копилку привела! Копилку привела! – зазвенело под каждым окном, и тут же вокруг них собрался народ.

– Оказывается, он не утонул, – удивились крестьяне. Потом позвали Петрушку.

– Почему ему позволил вылезти из спросили они.

– А мы его камнями забросали, – ответил Петрушка. – Мы думали, что он на дне давно.

– Что же нам с ним сделать?

– Опять в пруд его, – предложила Матрешка.

– Не стоит, – возразил кузнец. – Вы работали всю жизнь на него, а теперь пусть он поработает на вас.

– Он ничего не умеет делать, – сказал Ванька-Встанька, который тоже приполз посмотреть на Копилку. – Разве что горох поставить сторожить вместо пугала.

– Правда, – согласился кузнец.

– Чучело из него сделать, чучело! – закричали все вокруг.

Несколько крестьян взяли помещика за руки, за ноги и потащили к гороховому полю.

Горох уже поспел. Стручки качались на ветру, трескались, а стая серых галок с криком летала над полем. Кузнец Игнат притащил кол, вбил его в землю и веревкой привязал к нему Копилку.

Крестьяне еще немного посмотрели на чучело помещика и разошлись: каждого ждала работа.

Копилка остался один. Смелая галка подлетела и клюнула его в нос. Копилка замахал руками. Птицы разлетелись в разные стороны. А помещик скоро высох под жарким солнцем. Одежда на нем покоробилась, стала твердой и жесткой, как панцирь.

Копилка дождался вечера и попытался освободиться, он дернулся в правую сторону сначала немножко, потом побольше, потом изо всех сил, веревка ослабла, и Копилка освободился.

Копилка наелся гороху, наложил гороху про запас туда, где раньше хранил монеты, и, сгибаясь под тяжестью, поплелся к лесу.

«В лесу меня никто не найдет, – рассудил он. – А как доберусь до Формалая снова отберу у крестьян всю землю, снова накоплю денег и всем им отомщу. Они узнают, как из Копилки делать пугало».

Так, строя планы мести, помещик добрался до лесного ручья. Он съел весь горох, потом выстирал измазанные в иле пиджак, брюки и рубашку и повесил свою одежду на вершину развесистой липы сушиться. А потом сам забрался туда. Копилка опасался спать на земле: вдруг змея или ящерица заберется через щель в голову и поселится внутри, их ведь не вытрясешь, как горох.

ГОНЧАР КРЫНКА

Распорядитель праздников и приемов долго ломал голову над тем, кого заставить сделать памятник Формалаю.

«А если приказать гончару, пусть он слепит Формалая из глины. Солнце высушит, и памятник будет твердым, как камень, – подумал Распорядитель и твердо решил: – Да, да. Нужно заставить гончара».

Через час самый искусный гончар кукольного царства стоял перед Распорядителем праздников и приемов.

– Как тебя зовут? – спросил Распорядитель.

– Меня зовут Крынка.

– Так вот что, Крынка, я поручаю тебе важное дело, – слуга Формалая тонкой тростью тронул плечо гончара и подтолкнул к окну. – Вот здесь, на площади, ты должен построить памятник нашему правителю.

– Я не могу строить, – ответил гончар. – Я могу только лепить.

– То есть я хотел сказать: слепить, – поправился слуга правителя.

Крынка молчал. Ему не хотелось лепить памятник, а отказываться он боялся.

– Если памятник понравится царю… – Распорядитель праздников и приемов перешел на шепот, подмигнув косым глазом. – Если памятник понравится царю, он подарит тебе новый дом с верандой и фруктовым садом.

– Я попробую, – Крынка поклонился и вышел, а Распорядитель приемов и праздников велел немедленно сложить на площади постамент, а возчикам привезти два воза чистой белой глины.

Каменщики сложили постамент. И вот уже Крынка ком за комом поднимает на постамент глину для будущего памятника. Сначала он вылепил толстые и кривые ноги Формалая, отошел в сторону и подумал: «Нет, не понравятся царю такие ноги, и не будет у меня ни дома, ни веранды, ни фруктового сада, – и он поправил ноги, сделав их ровнее и тоньше. – Вот так. Теперь хорошо».

Потом гончар принялся за туловище. С каждым уложенным комком глины, с каждым новым шлепком, с каждым новым движением ему казалось, что дом с садом и верандой подвигается к нему все ближе и ближе. Вот уже готово туловище Формалая, толстый живот, массивные плечи, голова…

Крынка отошел, пригладил свои спутанные волосы, порядком измазав их глиной, потер одна о другую усталые ладони и, присев на скамейку у чьего-то дома, стал разглядывать творение своих рук.

– Скульптура обязательно понравится Формалаю, и у меня будет дом, настоящий дом, – доказывал он себе. – В саду я посажу красные розы, а под окном устрою клумбы с табаком. Ах, как это будет прекрасно!

– Плохой ты гончар, Крынка! – оборвало Крынкины мечты громкое восклицание.

– Я самый лучший гончар в государстве, – не оборачиваясь, проговорил твердо Крынка. – Посмотри, разве сделает кто-нибудь такую скульптуру?

– Ты правду говоришь. Никто не хочет делать изображение Формалая. Даже Аленка отказалась вышивать его портрет. А ты, Крынка, делаешь ему памятник.

– А тебе какое дело? – повернулся Крынка и увидел перед собой рыжие вихры, синий колпак с колокольчиком, красную рубашку. Гончар сразу узнал Петрушку, хотя прежде он никогда его не видел. Зато он много слышал о его проделках.

Петрушка еще раз внимательно посмотрел на памятник.

– Зачем ты это делаешь? – снова обратился он к Крынке. – Никто тебе не скажет спасибо за это.

– Мне надоело жить в землянке. Через два дня я кончу работу, и у меня будет новый дом. Приходи ко мне, Петрушка, в гости. Я тебе сорву самых вкусных яблок и самых красивых цветов.

– Не надо мне твоих яблок. Я никогда не буду их есть. И никто не будет. И никто руки тебе не подаст. Так и знай.

Крынка взлохматил пятерней и без того спутанные волосы, опустил голову и задумался.

– Разбей памятник, а? – тихонько предложил мальчик. – Пусть Формалай знает, что никто не будет прославлять его. Разбей, – убежденно повторил он.

Гончар взял молоток, которым дробил крепкие куски глины, замахнулся и закрыл глаза рукой.

– Не могу, – сказал он Петрушке. – Я так старался. – И его рука с молотком бессильно повисла вдоль тела.

– Давай я, – предложил мальчик. Он вырвал у Крынки молоток, как кошка, взобрался на помост, размахнулся, и вниз полетела одна рука глиняного правителя, за ней – другая. Потом с глухим мягким шумом шлепнулась сразу половина туловища. – Раз, еще раз! – покрикивал Петрушка, и вскоре вместо царской фигуры на помосте оказалась бесформенная глыба глины.

Как раз в это время Распорядитель праздников и приемов выглянул в окно, чтобы посмотреть, как идет работа. Сощурив заячьи глаза, он поглядел еще раз и ничего не увидел.

– Как странно, – пробормотал он, – только недавно памятник был почти готов, а сейчас тут ничего нет. Что-то случилось с моими глазами. Надо скорее идти к мастеру Трофиму поменять глаза.

Он направился к выходу и тут же вернулся, вспомнив, что мастер Трофим сидит в тюрьме и ничего не желает делать.

– Тогда попробую взять очки, – он нашел у себя в столе очки в розовой оправе, водрузил их на нос. На месте памятника стоял серый полотняный шатер. – Пф-у-у, какое наваждение! – Распорядитель праздников и приемов хлопнул руками по бокам, еще раз посмотрел сквозь очки и пробормотал: – Нужно попросить присмотреть за памятником Хранителя памяти, а то у меня стало плохо с глазами, и я ничего не вижу.

ЧЕСТНОЕ СОБАЧЬЕ

Судья долго не решался идти к Формалаю. Ему было стыдно показаться правителю на глаза без своей гибкой спины, без двух лиц и без угодливой улыбки.

Наконец он набрался смелости и вошел во дворец. Формалай сначала не узнал его. Изумрудные глаза-пуговицы строго глядели на Нашим-Вашим, и судья задрожал под этим взглядом.

– Я – Нашим-Вашим, – доложил он. – Я царский судья. – Он хотел пониже поклониться, но жесткая спина не гнулась.

Правитель не отводил от него взгляда и молчал.

– Я – Нашим-Вашим, – снова пролепетал обескураженный судья. – Я буду судить всех, кто выступает против царя.

– Такой судья мне не нужен, – Формалай пожал плечами и указал пальцем на дверь: – Иди отсюда!

– Я буду верно служить, – умолял судья. Он встал на колени и даже немного обрадовался: хорошо, что хоть ноги сгибались и можно было показать царю свое уважение.

– Ладно, ладно, – сжалился Формалай. – Выполнишь мое задание – будешь судьей.

– Я все сделаю. Все, – заверил Нашим-Вашим и прижал руки к груди, чтобы показать, как он будет стараться.

– Поймай Петрушку. Я хочу его повесить. Не поймаешь – на глаза не показывайся.

Нашим-Вашим медленно вышел из дворца. Он-то знал, что поймать Петрушку – дело трудное. Судья уже слышал, как мальчишку пытались сжечь на костре, но он сумел убежать. Слышал он и о том, как Петрушка устроил Формалаю кошачью серенаду. Но что же делать? Даже трудное задание надо выполнить, потому что иначе Нашим-Вашим не будет судьей.

«Как же мне узнать, где сейчас Петрушка?» – долго размышлял Нашим-Вашим и наконец додумался: «Чтобы выследить кого-нибудь, обязательно нужна собака. Найду собаку с хорошим чутьем и поймаю Петрушку».

Судья отправился на поиски. Он обошел почти все дома в городе, но подходящей собаки так и не нашел. Одни казались ему слишком большими, и он боялся, что не справится с ними, у других было слабое чутье, третьи так скулили и взвизгивали при его появлении, что он затыкал уши и выбегал со двора. Но в одной деревне судье все же повезло. Он купил за двадцать монет небольшую пеструю собачку у одного крестьянина, который прежде служил в армии.

– У нее очень чуткий нос, – сказал бывший солдат. – Собака может сказать, что делается за две, за три улицы от нее.

– Тебя-то мне и нужно! – Судья привязал веревку на шею собаки, отдал крестьянину двадцать монет и вышел.

Обрадованный Тузик (это был он – наш старый знакомый), который долго сидел на цепи и сторожил хозяйство, прыгал, громко лаял и даже пытался лизнуть судью Нашим-Вашим в лицо.

– Тише ты, – остановил его судья и больно хлопнул веревкой. – Я дорого заплатил за тебя, и ты должен хорошо себя вести, честно трудиться и никогда не убегать.

– Никогда не убегу. Даю честное собачье слово, – пролаял Тузик и двинулся вперед, натянув веревку.

– Тише ты. Тише, – сказал Нашим-Вашим, а про себя подумал: «Вот бы где пригодились колесики генерала». – Ты, Тузик, должен помочь мне выполнить задание. Нужно поймать Петрушку.

– Петрушку, – пролаял Тузик и завертел носом во все стороны.

На соседней улице работал красильщик, и оттуда несся запах краски; где-то рядом пекли рыбные пироги. А дальше… Тузик почувствовал знакомый запах рыжих волос, красной рубашки. Он хотел было сказать об этом Нашим-Вашим, но прикусил язык и, подождав немного, протявкал:

– Зачем вам нужен Петрушка? Таких сорванцов-мальчишек на каждой улице по три штуки.

– Петрушка обманул Формалая. Мы его обязательно должны повесить.

– Гав! Гав! Петрушка разбойник, – тявкнул Тузик, а сам подумал: «Ни за что не скажу, что чую запах мальчика».

Тузик добросовестно вертел носом, а сам уводил судью все дальше от Петрушки. Только поздно ночью, когда судья, утомленный поисками, уснул.

Тузик выбрался на улицу и подбежал к мальчику.

Петрушка вместе с гончаром Крынкой скрывался под полотняным шатром, который они соорудили на пьедестале памятника.

Петрушка очень обрадовался Тузику, да и собака радовалась не меньше.

Она носилась вокруг сидевшего мальчика, клала лапы на плечи, лизала щеки, нос.

– Тузик! Тузик! Милый мой Тузик. Где ты пропадал? Теперь всегда ты будешь со мной.

– Не могу, – заскулил Тузик. – Я дал честное собачье слово никогда не уходить от хозяина. Судья Нашим-Вашим ищет тебя, а Формалай хочет повесить. Уходи скорее подальше отсюда. Я тебя очень люблю и не хочу, чтобы ты погиб.

– Не бойся, – Петрушка гладил собаку по спине. – Ничего мне правитель не сделает. Мне всегда помогут, меня всегда спрячут. У меня много друзей: и каменщики, и гончары, и огородники, и все крестьяне. Ты лучше скажи своему хозяину, что я скрываюсь здесь. Пусть завтра приходит и ждет.

– Он поймает тебя.

– Не бойся, не поймает. Я в это время буду уже далеко. Обязательно приведи сюда судью.

Тузик лизнул Петрушку в лоб, ласково вильнул хвостом и убежал.