Текст книги "Найди это (ЛП)"
Автор книги: Кора Кармак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 26
Целых два дня в Неаполе мы питались пиццей, мороженым и кофе, а потом отправились на поезде в древний город Помпеи. Я была очень восхищена историей и тем, как существование живущих там людей идеально сохранилось благодаря извержению вулкана, которое остановило время в этом месте. Мы бродили по руинам, рассматривали фрески, колонны и заброшенные дома.
Повсюду были бродячие собаки, и маленькая дворняжка с потрясающими глазами, которую я назвала Чачи, следовала за нами практически весь день. В развалинах был не один театр, а два. В то же время, все это блекло в сравнении с увиденными гипсовыми слепками людей. Когда город был погребен, люди были погребены вместе с ним. А когда древний город открыли заново, люди превратились в пыль, но очертания их тел в их последние моменты сохранились благодаря вулканической породе. Можно было увидеть людей, прикрывающих руками рот, или пытающихся прикрыть другого человека. У кого – то едва хватило времени, чтобы защитить себя, прежде чем они умерли.
И сейчас они застыли во времени, застряли навсегда, как пример трагедии, которая здесь произошла.
Я могла уподобить себя этому. Несмотря на возможность двигаться, дышать и говорить, мне казалось, что я застыла на долгое время, оставляя позади прошлое, которое хотела забыть, и направлялась к будущему, которого не хотела. До Ханта.
Он заставил меня чувствовать, что мне не стоит продолжать идти в том же направлении. Я думала, что это путешествие было мне необходимо, чтобы создать историю, ту, которую я могла бы пронести с собой через остаток своей никчемной жизни ради комфорта или утешения. Но он заставил меня думать, что у меня может получиться история поважнее, та, которая не заканчивается, когда прекращается путешествие.
Может идея быть учительницей все-таки не так уж плоха. Мой отец поиздевается над этой идеей, а я думаю, что могла бы сделать намного больше. Но прошлое заполнено историями, хорошими и плохими, и мне нравилось то, как эти истории создали прошлое, благодаря не только датам, именам и местам. Прошлое заполнено людьми как я, которым посчастливилось сделать выбор, который оказал влияние на то, как развернулись события. Я страстно желала наложить отпечаток на мир, но, может быть, мне было предназначено изучать отпечатки других.
– О чем ты думаешь? – спросил Хант.
– О прошлом.
– О твоем или каком – нибудь древнем?
– И о том, и о другом.
Он положил руку на мое плечо и спросил:
– И к чему ты пришла?
– Просто к тому, что прошлое имеет значение. Мое, твое, прошлое всего мира. Прошлое застыло. Оно неизменно. Но не будущее.
Чем больше мы изучали прошлое в течение следующих нескольких дней, тем больше я думала о будущем. Джексон и я отправились в подводное плавание с аквалангом, чтобы посмотреть на другой древний город неподалеку от берега Неаполя, который ушел под воду сотни лет назад.
Я наблюдала за Джексоном, который проплывал мимо кораллов, рыб и римских статуй, на которых заявило свои права море, и знала, что хотела, чтобы он был частью моей жизни. Но я не знала, как сказать ему это.
Конечно, мы говорили то, что намекало на наши с ним отношения, намеки на то, что мы чувствовали. Но фактические разговоры о будущем и как мы двое приспособимся к нему – неизведанная территория.
Даже за эти несколько недель эти отношения казались более серьезными, чем остальные в моей жизни. Я никогда такого не чувствовала. Я привыкла к тем отношениям, где парень больше заинтересован во мне, чем я в нем. Я проводила время, беспокоясь о том, когда парень признается мне в любви, и как это разрушит тонкий баланс наших отношений. Я никогда не хотела быть на другой стороне, не желала произносить эти слова, но сильно пугалась, что когда – нибудь мне это аукнется. Пугалась, что я неправа или что он произнесет мне их в ответ.
Но я могла чувствовать, что наше путешествие близилось к завершению.
И мне нужно было знать, что я увижу его снова.
На следующий день мы взяли лодки до острова Капри. Если и есть идеальное место, чтобы поднять тему нашего будущего, то это Капри. Благодаря кристальной воде, высоким скалам и зеленому пейзажу, этот остров выглядел как рай.
Более того, это был такой рай, что у нас ушло около часа, чтобы найти место для проживания.
Все возможные места были уже полностью заселены. Мы, уставшие от таскания наших рюкзаков, остановились в маленькой кофейне с интернет – кафе. Джексон искал место для проживания, а я, тем временем, восполняла упущенное в электронной почте.
Я отправила Блисс сообщение в фейсбуке, в котором рассказала о своих приключениях, но не упомянула Ханта. Не то, чтобы я не хотела, чтобы она о нем знала. Из-за того, как я себя чувствовала, мне хотелось, чтобы весь мир знал, что мы вместе. Но... Мне не хотелось говорить что-то, пока я не буду знать точно, что это продолжится.
С долей беспокойства я открыла свою почту, чтобы проверить и убедиться, что не было ничего супер важного, что я упускала.
Как и ожидалось, у меня было более двадцати непрочитанных сообщений от секретаря моего отца. У меня не хватило терпения, чтобы прочитать их все. Кроме последнего.
Оно было от отца. Или, по крайней мере, с его электронной почты.
Я замешкалась. Затем открыла сообщение.
Келси,
Твоя мама и я очень разочарованы, что ты не отвечала на наши сообщения в течение последних нескольких недель. Мы ждали тебя дома на благотворительное мероприятие, и ты поставила нас с мамой в огромное замешательство своим отсутствием.
Ты должна также думать о своей матери. Для нее не хорошо беспокоиться о тебе.
Если ты собираешься зря тратить свою жизнь и тратить все мои деньги, то могла бы, по крайней мере, иметь приличие дать нам знать, что с тобой все в порядке. Если не получу от тебя ответ, то найму частного детектива, и он вернет тебя домой.
С уважением,
Ричард Н.Саммерс
Это был мой отец. Добрый старый Ричард Н.Саммерс. Я так люблю, когда со мной обращаются, как с наемным служащим, папочка. Я практически нажала ответить. Мне так много хотелось ему сказать, и, прежде всего: Я жива, придурок.
Но я поверила ему, когда он сказал, что наймет частного детектива. У нас выработалась привычка платить наличными, потому что в Чинкве – Терре не принимают карты. Не думаю, что пользовалась своей картой после Флоренции. Ему понадобится достаточно времени, чтобы найти нас. Его терпение на исходе, и, если бы я сообщила ему, где сейчас нахожусь, уже завтра сюда кто-нибудь приехал бы, чтобы утащить меня домой.
Или я могла бы ехать дальше, и, возможно, у него ушла бы неделя-другая, чтобы найти меня. Я перестала пользоваться картой после последнего письма в Праге. Я только снимала деньги в банкомате, когда мы уезжали из города и ехали дальше. Поэтому, кроме обычной транзакции в банкомате, не много информации у него будет, чтобы поспешить.
Завтра, сказала я себе. Я позабочусь об этом завтра. Я не хотела, чтобы он утащил меня домой, но я, также, устала бегать. Если я что и узнала за время этого путешествия, так это, что если от чего-то бежишь, то это не значит, что оно прекратит тебя преследовать. И я устала жить такой жизнью, когда все мои проблемы преследовали меня по пятам.
Сегодня я поговорю с Хантом и выясню, что происходит. А затем, в зависимости от того, как все пройдет, я завтра напишу письмо отцу. Либо чтобы сказать ему, что я возвращаюсь домой... либо чтобы что-то сказать ему, все что угодно, что позволит мне зависнуть в этом рае на более длительный срок.
– Готова? – спросил Хант, заглянув через мое плечо. – Что читаешь?
Я закрыла окно и вышла из системы.
– Просто письмо от моего отца. Он все еще пытается контролировать меня, несмотря на целый океан между нами.
Он нахмурился, и я взяла его за руку.
– Все в порядке. Мне надоело позволять ему вмешиваться в мою жизнь.
Понадобилось какое-то время, чтобы его глаза стали ясными, а затем он улыбнулся мне.
– Ты нашел место для проживания? – спросила я.
– Нашел. Надо своего рода совершить переход отсюда, поэтому сейчас мы должны взять то, что нам понадобится, чтобы не пришлось возвращаться в центр города, пока нам не захочется. Но хорошие новости в том, что это недалеко от пристани, где у нас бронь на путешествие на лодке вокруг острова.
– Звучит идеально.
Мы собрались, прикупили в магазинах кое-какие вещи (включая новый купальник для меня) и нашли такси, чтобы доехать до мини—гостиницы, в которой и остановились.
Я закрылась в ванной, чтобы переодеть купальник: простой черный верх от бикини, который гармонировал с прежними черными плавками, которые я не потеряла в Чинкве – Терре.
Посмотрела в зеркало, пытаясь собрать всю свою смелость. Вместо этого, я восхитилась тем, как изменилась за последние несколько недель.
В той ванной, в Гейдельберге, я смотрела в зеркало, и мне было противно от самой себя. Я выглядела грустной, маленькой, жалкой и небрежной. Сейчас... я выглядела счастливой. Я имею в виду, конечно, я устала от путешествия и постоянного таскания рюкзака. Мои брови покрывал пот от поездки сюда на такси без кондиционера. И на мне было немного макияжа, больше ничего. Я определенно выглядела привлекательнее. Но счастливее? Никогда.
Это были те ободряющие слова, которые были мне нужны.
Я переодела другой сарафан, открыла дверь в ванную и увидела Джексона, который сидел на кровати. Я подбежала и бросилась на него.
Его рефлексы были слишком быстрыми, чтобы я могла удивить его, поэтому он поймал меня и подмял под себя.
Я засмеялась, и он посмотрел на меня с такой нежностью в глазах. Он уперся одним локтем в кровать и провел пальцами по моим волосам, разметавшимся по подушке.
– Кто-то счастлив, – сказал он.
Я кивнула и притянула его для поцелуя. Обернула ноги вокруг его талии, и он лег сверху на меня.
Я промычала что-то в его губы и сказала:
– Кажется, кто-то тоже счастлив.
Глава 27
Мы на пять минут опоздали на заказанную лодку.
Но оно определенно того стоило.
Мы взяли в аренду лодку и наняли мужчину по имени Джанни в качестве капитана. Джанни был полным стариком с практически постоянной ухмылкой и седыми бровями, такими густыми, что больше были похожи на усы. Но даже его вечно недовольный, ломаный английский не мог испортить момент.
Джанни молча отошел от нас, оставляя меня и Ханта в задней части лодки, чтобы мы смогли насладиться поездкой.
Сначала мы выплыли с пристани, быстро оставляя позади небольшую бухту, заполненную лодками. Затем, когда мы оказались достаточно далеко, где можно было только увидеть несколько плавающих лодок, как наша, капитан повернул и начал огибать остров.
Я прислонилась к подушкам на сидении и, улыбнувшись, положила ноги на колени Ханта. Он улыбнулся в ответ, его улыбка была потрясающе красивой. Он взглянул на ничего не замечающего Джанни и приподнял мою ногу, прижимаясь чувственным поцелуем к внутренней части моей лодыжки именно так, как делал той ночью, когда мы в первый раз спали вместе. По моему позвоночнику прошла дрожь, сворачиваясь внизу живота.
Через какое-то время мы погрузились в комфортную тишину. Мотор лодки был достаточно громким, чтобы мы могли начать разговор. Поэтому я прислонилась к подушкам и наблюдала, как вокруг нас двигается вверх и вниз земля, а Хант достал свой блокнот, делая другой набросок.
Как только мы налюбовались островом на расстоянии, Джанни снова подвел нас к острову поближе, в этот раз, заплывая на участок без пристани и зданий, расположенных на берегу. Лодка замедлилась. Вода под нами была яркого бирюзового цвета, но, как только мы подобрались к мелководью, то смогли увидеть рыб и кораллы, выстроившихся в линию у дна океана.
Около одного скопления камней перед нами было много других лодок. Джанни остановился и с края большой лодки опустил в воду крошечную шлюпку.
Показав нам на отверстие в утесе, он сказал:
– Grotta Azzurra.[18]18
Голубой грот – грот на северном берегу острова Капри. Длина грота 56 метров, ширина 30 метров, высота свода над уровнем воды 15 метров, высота входа до 1,3 метра. У грота единственный вход со стороны моря, и попасть в него можно только на лодке.
[Закрыть]
Я подумала и решила, что слово Azzurra связано со словом голубой.
– Голубой? – спросила я.
– Да, Голубой грот.
Он махнул рукой нам с Хантом, показывая, спуститься по лесенке с боку лодки в шлюпку. Джексон пошел первым, я последовала за ним, а Джанни спустился последним. Эта лодка и правда была маленькой. Я немного беспокоилась, как она может выдержать нас троих. Но не собиралась спорить с очень серьезными бровями Джанни.
Он снова показала на вход в ущелье и сказал:
– Грот.
Я пододвинулась ближе к Ханту, чтобы уменьшить пространство, он притянул меня к себе и устроил между своих ног.
Джанни подплыл к гроту, и мы встали в очередь, ожидая, в то время как другие маленькие лодки, как наша, входили и выходили из пещеры. Нам пришлось пригнуть головы, чтобы проплыть под выступающим камнем, но, как только мы оказались внутри, я поняла, как грот получил свое название.
Вода в темной пещере освещалась ярким синим светом. Сначала я подумала, что это отражение от света, который проникал через вход в пещеру, но, казалось, что свет сиял из – под воды. Я окунула руку в воду, и она тоже осветилась синим.
– Ух ты. – Мой голос эхом раздался по пещере, отскакивая от скалистых стен.
Затем наш угрюмый гид начал петь, и у меня открылся рот.
Его голос был низким и богатым, песня была на итальянском, медленная и завораживающая. Звук его голоса эхом раздавался вокруг нас, заполняя пещеру, от чего у меня перехватило дыхание.
Рука Джексона сжала мою талию, и он поцеловал меня в плечо.
Джанни очень быстро управлял лодкой, и мы направились обратно к яркому свету у входа. Мне хотелось замедлить время, заморозить нас в этом моменте еще на несколько секунд.
Я повернула голову и встретилась с Джексоном глазами. В этой пещере они выглядели практически синими, и у меня ускорилось сердцебиение. Прежде чем я смогла передумать, сказала:
– Я влюбляюсь в тебя.
Его глаза отыскали мои, и я почувствовала, как замерла в ожидании его ответа. В ушах звенело, будто я погружалась под землю, а глаза заслезились от ветра, который дул прямо мне в лицо. И я ждала. Ждала. Выражение его лица было нечитаемым.
Он открыл рот, и мое сердце в груди заколотилось.
– Пригнитесь, – сказал Джанни.
Большая рука Ханта оказалась на моей голове, и он пригнул нас вниз, пока лодка скользила под камнем. Мое сердце разбивалось, разламывалось и расслаивалось с каждой секундой его молчания.
Но я не должна была беспокоиться.
В ту секунду, когда мы оставили позади выступ, он придвинул меня к себе и прижался к моим губам в идеальном, обжигающем поцелуе.
Он ничего не сказал. Просто растопил меня своим ртом и пронзил своими глазами, и я предположила, что должна довольствоваться этим. Он был человеком действия, и мне это нравилось.
После этого Джанни направил нас к уединенной бухте. Он привязал лодку к выступу на камне, показал нам рукой спрыгнуть, а затем надвинул шляпу на лицо, чтобы подремать.
Мы с Джексоном воспользовались уединенностью и с помощью не слишком острой скалы, добились того, что было невозможно сделать в глубоких водах Чинкве – Терре.
Когда тем вечером мы вернулись в наш номер, наша кожа была на несколько тонов темнее, мои волосы пахли солью. Мы умудрились заполучить соль и песок в самых неподходящих местах.
Нам обоим был необходим душ.
– Ты иди первым. У меня уйдет вечность, чтобы вымыть все с волос.
– Я мог бы помочь.
Насколько бы привлекательно не звучало, я знала, к чему это приведет, и я, честно говоря, настолько устала, чтобы даже думать о сексе стоя, не говоря уже о том, чтобы заниматься им.
– Спасибо, Казанова, но давай сначала помоемся. Можешь снова испачкать меня позже.
– Уже жду с нетерпением.
Я засмеялась и повернулась, чтобы бросить вещи у изножья кровати. Они упали на пол, а затем вокруг моей талии обернулась рука, поворачивая меня и опуская назад.
Он целовал меня медленно, щетина на его подбородке щекотала мою кожу. Я все время поражалась, что каждый его поцелуй ощущался по-другому, по – новому. Я надеялась, что так будет всегда.
Хант поднял меня и еще раз быстро поцеловал.
– Я давно не был так счастлив. Никогда. Может быть, – произнес он.
– Я тоже.
Он, насвистывая, направился в душ, и на моем лице расцвела улыбка, которую невозможно было сдержать. Я закрыла глаза и вытянула руки, будто только что закончила единственную, имевшую смысл гонку.
Господи, он был идеальным.
Ну, за исключением привычки к бардаку, но я могла жить с этим. Он кинул свои вещи у двери, и я начала перекладывать их на стол.
Я увидела телефон в открытом наружном кармане рюкзака, и, отдавшись порыву любопытства и отчаяния, достала его.
Разблокировала. Не чтобы порыскать в нем, нет. Просто посмотреть.
Мой желудок опустился.
Двадцать девять голосовых сообщений.
Двадцать девять.
Мой палец замер над экраном, и мне захотелось послушать. Просто проверить по-быстрому, просто убедиться, что не о чем беспокоиться. Я дотронулась пальцем до экрана, но затем сразу же убрала его.
Я не собиралась так себя вести. Джексон уважал мое личное пространство, когда мы стали ближе. Он не давил даже, несмотря на то, что, как было очевидно с самого начала, это было противоестественно для него. Он столько сделал для меня, больше, чем я могла выразить словами.
Я не предам его таким образом. Не могу.
Я вернула телефон на место и увидела его блокнот с набросками. Каким-то образом порыв узнать, что он нарисовал, был сильнее того, как я хотела прослушать его сообщения.
Я уверила себя, что просто подниму его, но когда сделала это, несколько свободных листков выпали на пол. Я склонилась, чтобы поднять их. Я подняла несколько листов и засунула их обратно в блокнот. Когда перевернула последний, замерла.
Несколько секунд я думала, что это просто тот рисунок, который отдал мне тот маленький мальчик в Будапеште. Тот же самый фонтан. Я узнала фигуру мужчины над фонтаном, рельефного и обнаженного, будто он только что вышел из океана. Та же задумчивая женщина сидела ниже него, их плечи ссутулились, а тела были ровно вылеплены.
Хотя рисунок был другим. Более темным. В то время как мальчик изобразил мир таким, каким видел его, стараясь отразить формы и состояние содержания, этот рисунок казался... грустным. Тени растворялись друг в друге, погружая статуи в резкий контраст. Этот рисунок создавал акцент на каменной женщине, замершей во времени, способной только существовать. Мальчик только начал рисовать меня, поэтому я была практически привидением, чуть большим, чем улыбка, светлые кудри и ниспадающее платье.
На этом рисунке я тоже была привидением. Не потому что была не полностью претворена в жизнь, а потому что именно такой и была. Я сидела на той скамейке, одновременно и застывшая, и, каким-то образом, поникшая, и наблюдала за миром вокруг себя с тоской, похороненной под отчужденностью, прикрытой тонкой, как лист бумаги, улыбкой, которая была чуть больше мазка на листке.
Я посмотрела в сторону ванной, за дверью которой в данный момент находился Джексон. Может в тот день я не придумала его. Был намек, просто быстрое мелькание головы, которая могла быть его, но я списала это на попытку выдать желаемое за действительное.
Но если у него был этот рисунок, если он нарисовал это, то он должен был быть там.
Я перестала беспокоиться о том, что намочу стул, и перестала беспокоиться о личном пространстве, когда присела, чтобы просмотреть все остальные рисунки.
Я думала, что найду успокоение в его набросках. Своим наброском в Будапеште он видел меня насквозь. Он видел, что мне больно, когда я только начала к этому приходить. Мне хотелось увидеть, что он видел сейчас. Он был настолько самоуверенным, что я могла побороть в себе тьму. Может он видел то, что не видела я.
Я открыла блокнот, полная надежды и страха, желая, найти в этих картинках опору для себя, руку, которая поставит меня на ноги.
Вместо этого во мне все перевернулось.
Глава 28
– Твоя очередь, любимая.
Я не могла смотреть на него. Я едва сдерживалась и знала, что если посмотрю на него, то распадусь на кусочки. Мне просто хотелось перемотать время, возвратить несколько секунд счастья. Я бы дорожила ими больше, если бы знала, что они закончатся. Но, как я думаю, это жизнь. Мы всегда опаздываем на долю секунды, не прибегая к одному слову, которое нам так нужно.
– Келси? Ты в порядке?
Джексон подошел ко мне. Он протянул руку, кожа к коже, и я двинулась так быстро, что мой стул опрокинулся.
– Не прикасайся ко мне. Даже не смей.
Выражение его лица исказилось, как откинутый в сторону комок бумаги, и выглядело таким достоверным, таким настоящим, что у меня ёкнуло сердце.
Я подняла глаза к потолку, чтобы не видеть этого, чтобы снова не стать дурой.
– Я не понимаю, – сказал он. – Я что-то сделал?
Мой страх было не описать словами, поэтому я схватила его блокнот со стула, стоящего рядом со мной, и бросила на стойку рисунок фонтана в Будапеште.
– Это было в тот день, когда мы познакомились.
Сверху я положила второй рисунок меня, спящей в поезде из Будапешта в Прагу. Мое лицо было спокойным, даже добрым, но все еще грустным.
– Через несколько дней.
– Я... – Он открыл рот, может, чтобы извиниться, но я прервала его другим наброском.
– А это я перед монастырем в Киеве. Сейчас я не сильна во времени и в датах, но примерно это было месяц назад. Месяц.
– Келси, я могу...
Я бросила еще один листок и почувствовала, как от локтя до груди отразилась сила броска.
– А вот Бухарест. Я не на этом первом, но, ох, смотри, вот я. – Я положила второй и третий рисунки. – И я чертовски уверена, что не видела тебя в том клубе в Белграде, но думаю, ты там был. Кстати, на этом рисунке ты идеально поймал освещение.
Я продолжала класть другие наброски, злилась и боролась со слезами, но мои руки тряслись. Бумаги, как листва, осыпались на пол. Места, которые я видела. Города, которые посещала. Весь последний месяц моей жизни был изображен в черно – белых тонах.
– Келси...
– Просто объясни мне кое-что, Хант. Это игра? Или ты сталкер? Все эти пропущенные вызовы от твоего надзирателя? Я назвала тебя серийным убийцей в ту первую ночь, или, ну, в первую ночь для меня. Я шутила, но, может, даже тогда я знала, что что-то было не так.
– Клянусь, все не так, Келси. Знаю, что это выглядит плохо, но я не намеревался...
– Не намеревался что? Следовать за мной по всему континенту? Ворваться в мою жизнь? В мою кровать? Господи, но ты чертовски терпеливый, не так ли? Если бы ты переспал со мной в ту первую ночь, я бы ушла и отправилась своей дорогой. Но нет... этого было недостаточно.
Он схватил меня за плечи, и в первый раз страх заменил мою злость, потому что я понятия не имела, на что он способен. Даже сейчас я понятия не имела, что он хотел от меня.
– Это не игра. Я имею в виду каждый момент и могу объяснить все это, если просто дашь мне шанс.
На столе загудела вибрация, и я схватила телефон Ханта с того места, куда положила его.
Я подняла его вверх.
– Или, может, я сама могу выяснить правду?
Он протянул руку, когда я нажала кнопку ответа, но я отклонилась, отступая на несколько футов. Я встала у двери буфета и прижала телефон к уху.
Сначала я увидела выражение лица Ханта – подавленное и побежденное. Затем я услышала знакомый голос.
– Как раз вовремя, Хант. Скажи мне, какого черта делает моя дочь или ты уволен.
Телефон выскользнул из моей руки, и, казалось, время замедлилось, пока он падал. Мое сердце падало с той же скоростью, достаточно долго, что могло пройти несколько галактик, пока не упало на пол. Телефон, по крайней мере, издал удовлетворяющий треск, когда приземлился, но разбивание моего сердца было ничем, кроме как скучным, глухим звуком.
– Не просто сталкер. Оплачиваемый сталкер.
Думаю, он не меня хотел.
Сердца разбиваются тихо. Я думала, что будет громко, громче, чем воздух, мчащийся мимо нас, когда мы нырнули с того моста. Я думала, что этот звук заглушит все остальное.
Но все произошло как шепот. Небольшой, искусный раскол. Оно разбилось за секунду, а боль была чуть больше укола иглой.
Убивает эхо. Как эхо внутри Голубого грота, этот крохотный звук прыгал в полости моих ребер, становясь громче и громче. Он увеличивался, пока я не услышала, как разбиваются сотни сердец, тысячи, больше. И все они мои.
– Келси, просто послушай.
Как я могла слушать? Из-за этой боли я ничего не могла слышать.
Выйти. Может снаружи этот звук куда – нибудь уйдет.
Я схватила свой рюкзак. В нем было не все, но самое важное. В нем было то, что нужно, чтобы убежать.
Я пролетела мимо него и даже не посмотрела на его тело, на полотенце, висящее на его бедрах. Я не могла себе позволить. Мой разум был на десятилетия впереди меня. Мое тело все еще помнило его формы, а это проклятая гравитация все притягивала, и притягивала, и притягивала.
Поэтому я отступила и сорвалась с места.
Я думала, что убегу дальше, что, возможно, смогу добраться до главной дороги, и в виде исключения там будет такси, чтобы не ждать или не звонить.
Он догнал меня, прежде чем я начала потеть. Он натянул пару спортивных шорт и не зашнурованные теннисные туфли, и дышал так, будто сам убегал от дьявола.
– Не подходи ко мне.
– Я никогда не намеревался сделать тебе больно, Келси. Я люблю...
– Не говори это. Даже, черт побери, не говори это.
– Я не думал, что это случится.
Я не знала, плакать ли, кричать или упасть, и мое тело сильно тряслось от того, что в нем накопилось.
Я ухмыльнулась.
– Да, я могу видеть, как ты все это сделал непредумышленно. Ты непредумышленно следовал за мной по Европе и непредумышленно получал за это деньги. Такое дерьмо случается всегда.
– Я собирался рассказать тебе.
– Мне все равно. Это не имеет значения. Я рассказала тебе о моих родителях. Я рассказала тебе обо всем.
– Я знаю. Я знаю. И я не разговаривал с твоим отцом несколько недель. Ты видела голосовые сообщения. Я не рассказал ему ничего важного.
Я начала двигаться, чтобы обойти его, но замерла на месте.
– Когда это было в последний раз?
Он замешкался.
– Черт возьми, Хант. Когда ты в последний раз разыгрывал из себя шпиона для моего отца?
– В Праге.
Ох, Господи. Меня сейчас стошнит.
Прага была всем, началом всего. Мы познакомились до этого, но я даже половины не помнила. В Праге он подавил все мои волнения на той карусели. В Праге он убедил меня, что я могла найти место, которое казалось домом, или даже другого человека. В Праге я начала влюбляться.
Черт возьми все это.
– Ты воспользовалась кредиткой в отеле во Флоренции, и он позвонил мне на телефон в номере, – продолжил он.
Я знала, что было что-то странное в том звонке от консьержа. Он солгал мне.
– Но, Келси, я клянусь, что ничего не рассказал. И я убедился, чтобы мы уехали на следующий день.
Вот почему мы поехали в Чинкве – Терре.
Даже когда я думала, что свободна, это было не так. Я была птицей с подрезанными крыльями.
Когда я думала, что наслаждалась приключением всей своей жизни, я была собакой на поводке, которую вывели на прогулку в парке.
И, когда я думала, что влюбилась, это оказалось ложью.
Я хотела историю, и я ее получила.
И, черт, разве было не лучше, когда я была прежней, несчастной и ожесточенной.
Эта история раскрывалась как вся моя оставшаяся жизнь. Улыбка на моем лице, а затем нож в спину. Объятия на публике, а затем плохо завуалированное презрение дома. Красивое лицо и испорченная душа.
Я была дурой, когда думала, что мое отражение изменилось.
– Я сообщил, что все в порядке, когда мы приехали в Прагу, и ты искала в уборной Дженни. Я все еще так мало знал о тебе, и та ночь с рогипнолом напугала меня. Я не знал, с чем имел дело. Но это было в последний раз. Как только мы с тобой начали узнавать друг друга, я начал игнорировать его письма и звонки.
– Ты сказал ему, что мне подсыпали наркотики? Он даже на это закрыл глаза?
– Я не рассказал ему. Я думал... я думал, что лучше он узнает это от тебя.
– Очень плохо. Ты пропустил попытку увидеть, как отстойна моя семья.
– Я знаю, что ты злишься, и ты имеешь на это право. Но, пожалуйста... просто послушай. Просто позволь мне объяснить.
– Неважно, какое у тебя объяснение. Ты этого не понимаешь, Джексон?
– Никто не называл меня Джексоном с тех пор, как я присоединился к армии. Никто, кроме тебя.
– И от этого я должна чувствовать себя лучше?
– Джексон это прежний я. Парень из хреновой семьи, в которой деньги важнее любви, а общество важнее, чем личность.
– Если ты пытаешься сблизиться со мной, то чертовски поздно.
– К семнадцати годам на завтрак у меня был стакан виски. Я был совершенно разбит вдребезги, чтобы просто вылезти из кровати. Из-за выпивки меня выгнали из колледжа. Я причинял боль себе, друзьям и всем, кто обо мне заботился. Даже когда я пытался не делать этого, я причинял людям боль. Думаю, я все еще делаю это.
Я почувствовала, как в моем горле собрались слезы, и попыталась сдержать их.
– Думаю, так и есть, – произнесла я тихо и холодно.
– Я присоединился к армии, чтобы больше всего позлить своего отца, по тем же причинам, как и ты отправилась в это путешествие.
Я ненавидела то, что он думал, будто знал меня. Я ненавидела даже больше то, что он знал.
– Сначала я был жалким. Я попадал в неприятности. Я злил людей. Я злил самого себя. Но, затем меня перевели в другое подразделение, и... они поняли меня. Не пойми меня неправильно, они вызывали меня на бой из-за моего дерьма и выбивали его из меня, но они понимали и помогали. Они были как семья. Моим первым настоящим пониманием того, на что это должно быть похоже. Я стал трезвым. Медленно, с множеством промахов и ошибок. Но я стал. Жизнь начала налаживаться. Я начал верить, что все может быть лучше. Что я могу быть лучше. Ты могла бы подумать, что я был скорее в раю, чем в Афганистане, из-за того, как я чувствовал себя. Я не мог быть еще счастливее.
А затем, в один день мы следили за разведкой и проверяли молитвенный дом, который должен был быть заброшен. Только он не был. Он взорвался с моим отрядом внутри. Я был возле окна и умудрился выскочить и избежать главного взрывного удара. Но я разорвал плечо, когда приземлился, и пол десятка костей сломались из-за развалин. За один короткий миг я потерял все, что приобрел. Меня уволили по состоянию здоровья, и следующие шесть месяцев я провел, посещая пять встреч анонимных алкоголиков в неделю, просто чтобы снова не погрузиться в бутылку, с целью забыть то, что значит быть счастливым.
– Ты забыл? – спросила я, стиснув зубы. Часть меня хотела втереть соль в его рану, а другая часть хотела знать, есть ли надежда.
– Ни на секунду.
– Хорошо, – выдавила я.
– Мой отец тот, кто дал мне эту работу. Твой отец хотел, чтобы кто-то присматривал за тобой и убеждался, что ты не делаешь что-то глупое. Кто лучше солдата может удержать тебя в безопасности? Я согласился, чтобы мой отец отвалил. Я думал, что работа будет простой. Хорошие деньги, бесплатное путешествие, и, возможно, шанс стереть свои проблемы. Но затем я наблюдал, как ты следуешь моему примеру. Я наблюдал, как ты идешь по той же дорожке, и просто хотел спасти тебя. Я хотел удержать тебя от того, через что прошел.