Текст книги "Прикосновенье"

Автор книги: Константин Ваншенкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Вложу я в крик всю боль и всю заботу.

Но мой напрасен зов…

Так, заблудившись, тщетно самолету

Кричат со дна лесов.

«Без разрыва и гула…»

Без разрыва и гула —

Не минувшей войной —

Человека шатнуло,

Как взрывною волной.

Находился при деле,

А раскрыл письмецо,

И глаза потускнели,

Исказилось лицо.

А ведь был он упрямый,

Был уверен в судьбе.

А ведь с юности самой

Жил, внушая себе:

Убивают кого-то, —

Нас не могут убить.

Забывают кого-то, —

Нас нельзя разлюбить.

«Ежедневный этот путь…»

Ежедневный этот путь,

Еженощный этот шепот

Не сумел он зачеркнуть, —

Слишком прочен долгий опыт.

Вот ушла – как умерла.

Неизвестно, что страшнее.

Но с собой не унесла

Годы, прожитые с нею.

«Зазвучали шорохи рассвета…»

Зазвучали шорохи рассвета,

Небо слабо начало светлеть…

Разлюбила женщина – и это

Хуже, чем в дороге заболеть.

А ведь каково болеть дорогой!

Ты в жару не помнишь ничего,

И тебя на станции далекой

С поезда снимают одного.

Ты еще надеешься невнятно,

Что, пока стоянка пять минут,

Осмотрев, тебя они обратно

В твой вагон качнувшийся впихнут.

И поверить вот уже не в силах,

Чуя в сердце жуткий холодок,

Слышишь ты с брезентовых носилок

Поезда пошедшего гудок.

Ты потом поправишься. И вскоре

С самого утра и дотемна

Будешь ты болтаться в коридоре

Около больничного окна.

Но гудок, как будто отрешенный,

Слезы выжимающий из глаз,

Стеклами двойными приглушенный,

Ты еще услышишь много раз.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Я пробудился летом,

Слыша гуденье пчел.

Снилось: стою с билетом,

А мой состав ушел.

…Сумрак лесной опушки.

Запах густой травы.

Вмятина на подушке

От твоей головы.

«Вы машинально, безо всякой цели…»

Вы машинально, безо всякой цели,

В какой-то миг, что даже не воспет,

Внезапно обернуться захотели

И посмотрели женщине вослед.

Куда спешит и в чем ее заботы?

Их знает кто, их с нею делит кто?

Бот в дом вошла, сняла в передней боты,

На спинку стула сбросила пальто.

Подхвачена лавиною мирскою,

Живет совсем одна – не напоказ.

Однако одиночество мужское

Тоскливее бывает во сто раз.

Пред зеркалом разгладила морщины,

Оглядывает сдержанно жилье, —

Гораздо больше знача для мужчины,

Чем он обычно значит для нее.

«Рядом шагая дорогой одною…»

Рядом шагая дорогой одною,

Возле него расцвела ты душою.

Время – и счастью, и грозным недугам.

Возле нее укрепился ты духом.

А за окошком то солнце, то вьюга…

Как вы растете возле друг друга!

«Лифт запоздалый громыхнул…»

Лифт запоздалый громыхнул,

Расплывчатые тени шатки.

И женщина, заслышав гул,

Выходит к лестничной площадке.

Так, ничего не говоря,

Пройдя росистою поляной,

При бледном свете фонаря

Ждут на платформе деревянной.

Вечерний лифт гудит, дрожа,

Озарена его изнанка.

И снова – мимо этажа,

Как скорый мимо полустанка.

«И вдруг узнала: у него…»

И вдруг узнала: у него

Уже два года есть другая.

Не понимая ничего,

В письмо смотрела, не мигая.

То поражало наповал,

Что шли вчера, сияла зелень,

А он шутил и напевал,

Лишь был чуть более рассеян.

Вдруг вспоминала, бог ты мой,

Его задумчивые ласки,

Приходы поздние домой

И взор спокойный, без опаски…

КОНЕЦ ЛЮБВИ

…И чем друг другу не потрафили?

Прощаясь, глазом не моргнули.

Они друг другу фотографии,

Теперь ненужные, вернули.

Она ему подарки прежние —

Колечко с брошкой – возвратила.

А он – ее записки нежные,

Давно утрачена их сила.

Вот так в минуты расставания

Они в пустынных гулких стенах

Те давние завоевания

Меняли, как военнопленных.

«Она ушла, и в гулкой глубине…»

Она ушла, и в гулкой глубине

Большого дома лифт замолк устало.

А он сидел с собой наедине,

Вдруг ощутив, как тихо в мире стало.

И так смотрел он в глубь своей души,

Как раненый, что вышел на поляну

И с ужасом, в неведомой глуши,

Чуть сдвинув бинт, рассматривает рану.

КОГДА-НИБУДЬ

Когда-нибудь взгрустнешь

Ты обо мне немножко.

Когда-нибудь всплакнешь

У мутного окошка.

В холодной ряби луж

Девчонки моют боты.

И твой – как странно! – муж

Идет уже с работы.

Дождливым серым днем

Войдет и плащ свой сбросит.

– Ну что? Опять о нем? —

Тебя с обидой спросит.

РОМАНС

Посреди ночного мира,

В тишине, издалека,

По асфальту – мимо, мимо —

Два точеных каблучка.

И на миг всего, не боле,

Отзывается в груди

Отголосок смутной боли,

Той, что будет впереди.

До сих пор та ночь хранима,

Словно сердцем новичка.

По асфальту – мимо, мимо —

Два точеных каблучка.

Что поделаешь, за годы

Расставаний и разлук

Не убавилось заботы,

Но остался этот звук.

Над водой полоска дыма.

Тают в небе облачка.

А по жизни – мимо, мимо —

Два точеных каблучка.

И на миг всего, не боле,

Отзывается в душе

Отголосок давней боли,

Нами прожитой уже.

ПОРТРЕТ

Какой прекрасный, чистый цвет

Выдавливается из тубы!

Здесь женский пишется портрет

Глаза, и волосы, и губы.

А сам художник хмур и стар

И на припеке мерзнет летом.

Но разве бы ты спорить стал,

Что есть и он в портрете этом?

«Не снимала с пальцев кольца…»

Не снимала с пальцев кольца

На короткий даже срок,

Чтоб случайно муж-пропойца

Не нарушил свой зарок.

Не снимала на ночь перстни..,

А снаружи, где темно,

Все накатывали песни

На закрытое окно.

НАДПИСЬ, ВЫСЕЧЕННАЯ НА КАМНЕ В ГОРАХ

Упаси вас бог познать заботу —

Об ушедшей юности тужить,

Делать нелюбимую работу,

С нелюбимой женщиною жить.

«Свое еще не отлюбя…»

Свое еще не отлюбя

И ожидая в жизни смуту,

Не отпускала от себя

Она его ни на минуту.

Предчувствуя его уход

Или предвидя долю вдовыо,

Его любила целый год

Захватническою любовью.

ОБЛАКО

Вспоминается сквозь сон —

Как смеялась, что болтала,

Беспрерывный сладкий звон

Телефона и бокала.

Мужа верные друзья

И ее друзьями были.

Не какие-то князья:

Что давала – ели-пили.

Он ушел – хватило сил

Жизнь начать ему сначала.

Ни один не позвонил,

Ни одна не забежала.

Не осталось ничего, —

С прошлым прочно распростилась,

Ибо облако его

Вместе с ним переместилось.

УХОД

Сквозь новые внезапные заботы,

Сквозь многие возникшие дела —

Вдохнула ощущение свободы

И голову бесстрашно подняла:

Дорога, уносящая отлого,

Дома и перелески без конца.

И белый след как будто от ожога

На месте обручального кольца.

«Давно ли на скамье…»

Давно ли на скамье

В обнимочку сидели?

Вернулся он к семье

В начале той недели.

Вернулся наконец.

Пять лет сравнялось сыну.

Стоит его отец

И ровно держит спину.

Высокий и прямой.

Прошла его измена.

Негаданно домой

Вернулся как из плена.

Не чувствуя вины,

Стоит себе у входа.

Вернулся как с войны —

Через четыре года.

«Там, где люди не спеша…»

Там, где люди не спеша

Выходили на прогулку,

Продвигался не дыша

По вечернему проулку.

Вдруг увидел, в землю врос,

Будто стукнулся о стену.

Что, вернулся? – свой вопрос

Выбросила как антенну.

– Не хочу тебя, враля,

Не люблю и не ревную… —

Словно зонд из корабля —

Прямо в сферу неземную.

«Не ушла, но сказала: «Уйди!»…»

Не ушла, но сказала: «Уйди!» —

С этой точки отсчета

Позади и уже впереди

Словно выжжено что-то.

«Уходи!» – прозвучала над ним

Наивысшая сила.

Навсегда этим словом одним

Жизнь ему занозила.

«Был в душе запечатлен…»

Был в душе запечатлен,

Как при магниевой вспышке,

Головы ее наклон,

Снег, налипший на пальтишке.

Я все думал лишь о ней,

Даже чаще, чем вначале, —

Посреди летящих дней

И бессонными ночами.

Так я жил в наш трудный век,

Занят этим важным делом…

И очнулся… Падал снег.

Поле было белым-белым.

Мир стоял совсем иной,

Ровным светом душу полня.

Я подумал: «Что со мной?

Я ее совсем не помню!»

Взгляд, шагов летящий звук,

Смех среди морозной пыли —

Стерлось все, как будто вдруг

Фотопленку засветили.

«Ты добрая, конечно, а не злая…»

Ты добрая, конечно, а не злая,

И, только не подумавши сперва,

Меня обидеть вовсе не желая,

Ты говоришь обидные слова.

Но остается горестная метка, —

Так на тропинке узенькой в лесу

Товарищем оттянутая ветка,

Бывает, вдруг ударит по лицу.

«Свободою пахнет весна…»

Свободою пахнет весна.

Отчетливей звуки трамвая.

Деревья очнулись от сна.

Друг друга с трудом узнавая.

Светился окошками дом

Над черной рекою бульвара.

Все было пустынно кругом,

И только влюбленная пара,

Ведя разговоры свои

Под этой безлиственной сеныо,

Сидела на спинке скамьи,

С ногами на мокром сиденье.

ПРИМИРЕНИЕ

Солнце плавит лед на речках синих…

Помирились мы.

Кое-где еще снежок в низинах

После той зимы.

Затопляя вешние угодья,

Странно широка,

Мутная еще от половодья,

Катится река.

И вдали, по самой серединке,

Мой ныряет взгляд.

А в крови оставшиеся льдинки

Тоненько звенят.

ЛЕТНИМ ДНЕМ В КОМНАТЕ

Дышали блики теплые, дневные,

Легко пронзая тюлевую сеть.

На тумбочке твои очки цветные,

Как бабочка, готовая взлететь.

Зеленые их стекла трепетали,

В них возникали клеточки окна

И облачко в той уменьшенной дали,

Что над землею, собственно, одна.

Весь в переплетном золоте и в лаке,

Таинственно светился книжный шкаф.

Дом жил в глухом зеленом полумраке,

Как в глубину ушедший батискаф.

Мне было так тревожно и приятно

Сидеть и ждать тебя и, как во сне,

Смотреть на перепутанные пятна

Листвы и солнца – рядом на стене.

И, словно бы какая-то другая,

Забыв свои привычные дела,

Зеленый свет рукою раздвигая.

Ты с волосами мокрыми вошла.

Ты двигалась уверенно и смело,

Прошла, на миг окошко заслоня,

И, волосы расчесывая, села,

Сквозь их завесу глядя на меня.

«Качнулась и раскололась…»

Качнулась и раскололась

Снов тоненькая гряда.

Меня разбудил твой голос,

Был свежий он, как вода.

И, счастлив невольным счастьем.

Что ты навсегда со мной,

Я слушал его с участьем

Из комнатки за стеной.

В нем все меня занимало —

Был утренний, чистый он…

А я не любил, бывало,

Чтоб мой прерывали сон.

Еще я смотрю беспечно,

Шагаю густой травой…

Хочу одного: чтоб вечно

Будил меня голос твой.

«Всходит по ступенечкам…»

Всходит по ступенечкам —

До чего мила! —

Аккуратно веничком

Ноги обмела.

На крючок повесила

В угол пальтецо,

Посмотрела весело

Прямо мне в лицо.

– Перестань ты хмуриться, —

Тихо говорит, —

Погляди, на улице

Белый снег валит.

«Любила его, молодого?..»

Любила его, молодого?

Любила. Но, боже ты мой,

Как вспомнится все это снова,

Так ей это странно самой.

И если б он сгинул когда-то,

Еще не успев ничего.

Она бы чуть-чуть виновато,

Но все же забыла его.

Любила его, молодого?

Конечно. Но много сильней

Любила его, не другого,

Она по прошествии дней.

И сердце больнее стучало,

Чем в те отдаленные дни,

Когда намечалось начало

Провидческой этой любви.

Любила его, молодого?

Любила. Ждала – не дыша.

Но только была не готова

Для полного счастья душа.

ПОРТ ПРИПИСКИ

Ближе, ближе… И вот с высоты корабля —

Как деталь из реестра —

Золотые увидел внизу кренделя

Духового оркестра.

Ближе, ближе… И вдруг – словно ждал это век —

На причальной полоске

Всю ее, как во сне устремленную вверх,

В незнакомой прическе.

СТРОЧКА

Поверил вашей строчке,

И даже не одной, —

Как верят малой дочке

И женщине родной.

Иное в бездну канет,

И вообще вранье…

А эта не обманет,

И верится в нее.

ПРОСНЕМСЯ ПЕРВОГО ЯНВАРЯ

Проснемся первого января

На той планете,

Где елка бросила якоря,

А на паркете

Как бы мерцание янтаря

При зимнем свете.

Все ново в этот начальный миг —

И запах елки,

И корешки наших старых книг

На книжной полке,

И в утренних волосах твоих

Две-три иголки.

Все ново, ты и сама нова —

Прохлада кожи.

Твои проснувшиеся слова

Так непохожи

На те, что были назад дня два,

Что будут позже.

А снег и свет, что глядят в окно

На наши стены, —

Все это было уже давно,

Все неизменно,

Но неожиданности полно

Одновременно.

Пусть новым будет весь новый год,

Как в день рожденья,

Пусть рядом с нами всегда идет

Без принужденья,

Нас обновляя, как в поздний тот

Миг пробужденья.

«Моментальная вспышка сирени…»

Моментальная вспышка сирени,

Что сверкнула почти как гроза,

Положила лиловые тени

На стекло, на платок, под глаза…

«Стройное зданье построив…»

Стройное зданье построив

Воображеньем своим,

Женщины любят героев

И поклоняются им.

В облачке сладкого дыма,

Благоразумью не в лад,

Их награждают, помимо

Официальных наград.

Все из единого теста —

Солнечным днем, как одну,

Медь полкового оркестра

Разом кидает к окну.

Любят во всю свою силу,

Зная прощаниям счет,

Старших, с кем все это было,

Юных, кого это ждет.

Нежно целуя курсанта,

Смутно жалеют его,

Подозревая, что сам-то

Не понимает того.

Истины жизни усвоив,

Веря в планиду свою,

Женщины любят героев.

Тех, что не только в строю.

Спросишь – и вымолвит сухо,

Что выбирает сама

Сильных величием духа,

Сердца и просто ума.

Перед собой-то не скроем:

Хоть мы и ведаем страх,

Хочется все же героем

Выглядеть в женских глазах.

ОКОНЧАНИЕ РАЗЛУКИ

Ну, вот и окончание разлуки.

Густеющего неба полоса.

Привет вам, губы ждущие и руки,

Поклон вам, полустанки и леса.

Холодного заката полыханье,

И к дому открывающийся путь.

Чем дольше вы задержите дыханье,

Тем глубже вам захочется вдохнуть.

4

ВЕСНА

Начну с того, как по дороге вешней.

Сверкающей и залитой водой,

Вернулся я, заметно повзрослевший

И в то же время очень молодой.

Себя на свете чувствующий прочно,

Прошедший земли все и города,

Вернулся я, еще не зная точно,

Идти ли мне учиться. И куда?

Но если мама попросту пугалась,

Что вдруг женюсь я в возрасте таком,

То год спустя она остерегалась,

Чтоб не остался холостяком.

– Ну что ты все за книжку да за книжку?

Ведь этак вечно будешь одинок.

Гляди, у Коли Зуева – мальчишка,

А Коля помоложе ведь, сынок…

А я смеялся: – Не было заботы! —

И, закурив, садился в стороне,

Как будто знал особенное что-то,

Доподлинно известное лишь мое.

Но я не знал (и в этом было дело),

Как любят настоящие сердца.

Я был самоуверен до предела

И не был откровенен до конца.

Я делал вид, что мне неинтересно

С девчатами встречаться при луне,

А между тем мне было б очень лестно

Узнать, что кто-то тужит обо мне.

Но потому, что деланно-привычно

Не замечал вокруг я никого,

Мне вслед смотрели тоже безразлично

Студентки института моего.

Однажды, помню, с тощею тетрадкой

Я в институт на лекции пришел.

Был ясный день, и я вздохнул украдкой,

Садясь за свой нагретый солнцем стол.

Косясь на белобрысую соседку,

Которую, признаться, не любил,

Я не спеша тетрадь придвинул в клетку,.

Потом проверил, хватит ли чернил.

Мигнул друзьям, устроившимся рядом,

Успел подумать: «Завтра выходной», —

И в этот миг я вдруг столкнулся взглядом

С веселой однокурсницей одной…

Мы много раз встречались с ней глазами,

Но равнодушны были до сих пор,

И лишь теперь почувствовали сами,

Что не случайно глянули в упор.

Как будто вдруг, заметно еле-еле

Великий врач коснулся наших глаз,

Чтоб мы в одно мгновение прозрели,

Заметив, сколько общего у нас.

Увидел я: не нужно быть искусным,

Стараться красноречьем покорить.

С ней и веселым можно быть, и грустным,

С ней, как с самим собою, говорить.

А все, что было свойственно мне раньше,

О чем пришлось мне нынче рассказать,

Весь тот налет мальчишества и фальши

Хоть не исчез, но начал исчезать.

И это было как столпотворенье,

Как в полночь – свет ликующего дня,

Достойное Филатова прозренье,

Внезапно поразившее меня.

Упала с глаз мешающая сетка,

И яркий мир предстал передо мной,

И даже белобрысая соседка

Мне показалась милой и смешной.

Влюбленная в заслуженных артистов,

Она сидела около окна,

Вся сплошь в таких веснушках золотистых

Как будто впрямь на улице весна…

Быть может, раздавались за стеною

Звонки трамваев, чьи-то голоса.

Не слышал я. Сияли предо мною

Почти родными ставшие глаза.

Раздумье их, улыбку и слезу их

Я так пойму, я так смогу им внять,

Как даже твой хваленый Коля Зуев

Не смог бы, мама, этого понять.

Произносил красивые слова я

И в школе, и порою на войне,

Едва ли даже смутно сознавая,

Какие чувства кроются во мне.

Прошедшая дорогою военной

Была нелегкой молодость моя.

Но тут я глубже понял жизни цену

И смысл того, что мог погибнуть я.

НАДПИСЬ НА КНИГЕ

Я приобрел у букинистов

Книжонку пухлую одну,

Где океана рев неистов

И корабли идут ко дну.

Она была грязна, потерта —

Обыкновенное старье,

Но ей цена была пятерка,

И я в дорогу взял ее.

В ней было все: любви рожденье,

Добра над мраком торжество

И о простуде рассужденья, —

Но как написано мертво!

В тягучей этой веренице

(Проливы, шпаги, парики)

На сто семнадцатой странице

Я встретил надпись от руки.

И в ней была такая сила,

Что сердце дрогнуло слегка.

«Я вас люблю!» – она гласила,

Та рукописная строка.

Я замер, – вы меня поймете, —

Перевернул страницу враз

И увидал на обороте:

«Я тоже полюбила вас…»

И предо мною словно вспышка —

Тенистый сад, речонки гладь.

О н а: – Простите, что за книжка?

О н: – Завтра дам вам почитать…

»,.Я ехал в ночь. Луна вставала.

Я долго чай дорожный пил

И не досадовал нимало,

Что книжку глупую купил.

И, как в магическом кристалле,

Мне сквозь огни и времена

«Я вас люблю!» – в ночи блистали

Торжественные письмена.

«Читал он книгу, сидя у стола…»

Читал он книгу, сидя у стола,

Себя усталым чувствуя немного,

Когда к нему любимая вошла,

Смеясь, остановилась у порога.

Она вошла, неся веселый пыл,

Весенних настроений вереницу.

И он с улыбкой книгу отложил,

Запомнив предварительно страницу.

Но, даже разговаривая с ней,

Он думал о походах и доспехах,

О трудной диссертации своей

И о бесспорно сделанных успехах…

Он думал: «Мало времени… Дела…»

Потом, надев лиловые перчатки,

Она простилась просто и ушла,

Слегка вздохнув на лестничной площадке.

Он свет поправил, лист перевернул,

Опять входя в привычную работу.

И вдруг поднялся, отодвинул стул,

Задумался и словно вспомнил что-то.

Пошел к дверям. Догнать ее, вернуть!

Но было поздно… Потирая веки,

Он снова сел, прослеживая путь

Купцов, идущих из варягов в греки.

«Вижу, как стоишь ты на пороге…»

Вижу, как стоишь ты на пороге,

Вижу свет любимого лица…

День прошел, а я еще в дороге,

Два прошло а я еще в дороге,

Три прошло, а я еще в дороге,

Даже не доехал до конца.

Полевые кончились просторы,

Село солнце в мареве степном,

И неповоротливые горы

В толстых складках встали за окном.

Не забудь, хорошая, подай же

Весточку в далекие края.

От тебя все дальше я и дальше,

Лишь звенит и стонет колея.

Паровоза яростно стремленье,

Но вдоль той железной колеи

В противоположном направление

Мчатся, рвутся помыслы мои.

…Ничего за окнами не вижу.

Ночь. Сквозит тумана полоса.

Мчится поезд вдаль…

А ты все ближе

С каждым поворотом колеса.

«Окончилась ночная смена…»

Окончилась ночная смена,

И наступила в мире тишь.

Руками обхватив колено,

Ты в пыльном кузове сидишь.

И едешь вдаль, спиной к кабинке,

Качаясь мерно и дремля,

По самой дальней по глубинке,

А по бокам бежит земля.

И видят люди, пролетая

В машине встречной с ветерком,

Как грудь обтянута крутая

Чуть полинялым свитерком.

Как по лицу проходят тени

Ветвей, зеленых от весны,

Как бел платок и на колене

Как пальцы переплетены.

«Сидишь и цедишь пиво…»

Сидишь и цедишь пиво.

Погода неплоха.

Плывут неторопливо

Дневные облака.

За павильоном сада,

Где пиво да вино, —

Как мирная засада,

Удары домино.

Скамья лучом согрета.

На столбике – смола.

II тает сигарета

Над краешком стола.

А впереди – незнамо

Когда, в далекий час —

«Спартак» (Москва) – «Динамо»

(Тбилиси) – в этот раз.

За прожитые годы

Доверием жены

Различные свободы

Тебе разрешены.

ЖЕНЫ

Есть жены, что всю жизнь – как дети,

Они капризны и милы,

Они живут на белом свете,

Светясь от каждой похвалы.

И, открывая утром глазки,

Почти беспомощно глядят.

Наивным требованьем ласки

И счастья светится их взгляд.

Они любимые, родные,

Хоть к нам добры не всякий раз…

И жены есть совсем иные,

Те – словно матери для нас.

Дела, дела до самой ночи,

Все близко ей в твоей судьбе.

А открывает утром очи,

И в них – забота о тебе.

…Но четкой грани все же нету:

С тех пор как стала ты женой,

Поочередно то и это

В тебе является одной.

ДОМ

Не четыре стены,

А над ними крыша,

Дому нету цены,

Шпре он и выше.

Не диван, не кровать,

Не обоев краски.

Нужно дом начинать

С верности и ласки.

Если в нем скопидом —

Это просто зданье,

Это вовсе не дом,

А одно названье.

Это тоже не дом,

Если там, к примеру,

Нас едят поедом,

В нас теряют веру.

Что ты сделаешь тут?

Скверная примета!

Если дома не ждут,

Право, дом ли это?

Но своим чередом

К нам приходит чудо.

И у вас будет дом,

Если нет покуда.

Голубая звезда

В мировом пространстве.

Возвращаюсь туда

Из далеких странствий.

МЛАДЕНЕЦ

Итак, отчасти подытожим:

Стучала по окну капель.

А рядом с их семейным ложем

Была младенца колыбель.

Он спал, закутан в одеяло,

Беззвучно, как ему дано.

И это что-то добавляло

К их ночи, длящейся давно.

СНЕГ

У постели сапожок

Сбросил хромовый со шпорой.

А по улице снежок

Самый первый лег за шторой.

Тщится голая земля,

Словно томная молодка,

Простыню, кого-то зля,

Натянуть до подбородка.

«Была природа холодна…»

Была природа холодна,

На зелень раннюю глядела

И вдруг, с какого-то предела,

Теряла голову она.

Мужчина сдержанней в любви,

Чем женщина, и лишь в начале

Вы это сами отмечали —

Есть холодность в ее крови.

МОЛОДЫЕ

Они гнездо свое лепили,

Усердно строили жилье,

Но главным образом любили —

Она его, а он ее.

В бараке жили, а не в храме

И привыкали к мелочам,

Порою ссорясь вечерами

II примиряясь по ночам.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

В своей тяжелой снежной шубе

Спит городок, глаза прикрыв,

Когда внезапно в старом клубе

Сеанс кончается, как взрыв.

Ночной покой мгновенно взломан:

Вот песня громкая слышна.

Свистят мальчишки. Говор, гомон…

И снова в мире тишина.

Дорога – улочкою гладкой,

Сиянье близкого лица.

И бесконечное, с оглядкой,

Прощанье около крыльца.

И разговор чудной, неточный,

Где столько важных пустяков.

И дух, дурманящий, цветочный,

Дешевых девичьих духов.

Ведь каждый знал минуту эту,

Когда прошел уже народ,

Когда на свете слаще нету

Чем целоваться у ворот.

И по морозцу, по морозцу,

Такою звонкою зимой,

Куря небрежно папироску,

Спешить под звездами домой.

Идти, с оградки снег сшибая,

Припоминать обрывки фраз.

А тень молочно-голубая

Тебя длиннее в десять раз.

Шагать и знать, что жизнь в избытке,

Что ты счастливый человек.

Остановиться у калитки

И папироску бросить в снег.

И, наслаждаясь ночью хрупкой,

Еще немного погодить,

Ключи нашарить под приступкой,

Войти и мать не разбудить.

СТЮАРДЕССЫ

Взмывают корабли из Праги, из Одессы,

Из Внукова у нас всплывают в высоту.

Проходят по ковру меж кресел стюардессы,

От легких их шагов уютно на борту.

Они приносят вам газеты и журналы,

Прозрачный целлофан для «вечного пера».

А под крылом уже – бездонные провалы,

Где бликов и теней извечная игра.

Вы, стюардессы, мне порою даже снитесь.

Гроза! А я лечу, и страха в сердце нет.

Вы говорите мне: «Вниманье! Пристегнитесь!»

Я смутно улыбаюсь вам в ответ.

Лечу. Ведь я бывал в полетах очень многих.

Я видел стюардесс и их воздушный труд.

Кого сюда берут? Глазастых, длинноногих,

Отважных, молодых и женственных берут.

Тут соль не в красоте, а в радостной догадке:

«Коль женщина вблизи – все правильно идет

II мы глядим бодрей и верим: все в порядке, —

Будь то блиндаж, окоп иль просто самолет.

Да, это нам не раз удваивало силы,

Мы множество и впредь свершим еще чудес!..

Когда ревут во тьме Ту, Аны или Илы,

Простят пилоты мне, я вижу стюардесс.

Все дальше от земли поет стальная птица.

А пассажирам что! – летят своим путем.

Но мужество тут есть – хотя бы и частица, —

И женщина сама присутствует при нем.

СОЛИСТКИ РАДИО

Солистки радио поют

Девическими голосами,

Хотя немолодые сами.

Но возраст не помеха тут.

Звучит их пенье над водой.

А вот их жизнь для нас незрима.

Не нужно им румян и грима,

А только голос молодой.

Но тем сложнее эта роль.

И в студии, у микрофона,

В границах найденного тона

Они живут своей игрой.

И, подбоченившись, стоят,

Стреляя круглыми глазами,

Девическими голосами

Поют, как много лет назад.

Я этим зрелищем согрет

Таланта вашего и прыти.

Надеюсь, вы меня простите,

Что разглашаю ваш секрет.

ПЕВИЦА

Вот откинула плечи и стан,

Пальцы рук на колене сцепила.

И завьюжил в глазах Казахстан,

И плеснула холодная сила.

И придворный ее гитарист,

Только что говоривший как равный,

Понял вдруг – начинается риск

Рядом с нею, такой своенравной.

Он коснулся струны и другой

И себя перебил перебором.

Но молчала она, лишь дугой

Бровь подняв над опущенным взором.

И запела, чуть двинув плечом,

О своей неизбывной печали.

Но слова были здесь ни при чем

И другое совсем означали.

«Просторы дождиком завешаны…»

Просторы дождиком завешаны.

Согрей воды, младенца вымой.

Ребенок от любимой женщины

Милее, чем от нелюбимой.

Нет, утверждение неправильно.

Наоборот бывает тоже.

И нежность лишь к нему направлена,

И только он всего дороже.

А мать его почти неведома,

Глядит с надеждой, тихим взором.

Но здесь малыш – и лишь поэтому

Отец и занят разговором.

УЧИТЕЛЬНИЦА

Сколько было шумных разговоров

О глазах ее и о косе.

Словом, в классе, в зале, в коридорах

Влюблены в учительницу все.

О, какое счастье на уроке

Скромно подойти к ее столу,

Отчеканить пушкинские строки

И себе услышать похвалу.

Нравится все больше с каждым разом,

Вносит что-то новое, свое.

И грустит, и радуется с классом.

Класс уже немыслим без нее.

Вот звонок разносится знакомо,

Вот внизу ей подали пальто.

Как живет учительница дома,

В классе не задумался никто.

Из нее не делая загадки,

Про ее не ведая житье,

Только проверяющей тетрадки

Представляют школьники ее.

В ВАГОНЕ

Не прочитала книги ни одной,

Не одолела никакой науки.

Душа ее спала, как в летний зной,

Не испытав ни радости, ни муки.

Но как сама смотрела свысока

В вагоне на сидящего поодаль

Смешливого чудного старика,

Рассказом разгоняющего одурь.

Так дети малые на карлика глядят,

Поражены его лицом и ростом,

Испуганно в него вперяя взгляд

С наивно изумленным превосходством.

ОСЕННИМ ДНЕМ

С разрозненной силой тупою

Порывами дуют ветра,

И дым над печною трубою

На клочья раздерган с утра.

Старуха идет через поле

В чиненом своем пальтеце,

С гримасой – не горя, не боли,

А жизни на блеклом лице.

РЕМОНТ ЛИФТА

Опять ремонтируют лифт,

Под крышу загнали кабину.

А жизнь подниматься велит,

Кряхтя и смиряя обиду.

И вот поднимаемся мы.

В проулках прохожие редки.

Глухое движение тьмы

За окнами лестничной клетки.

Проспекты уходят во тьму,

К окраинам, за кольцевую.

Давай твою сумку возьму,

Давай я тебя поцелую.

Опять ремонтируют лифт.

Короткий привал на площадке.

Скопления кленов и лип

За смутными стеклами шатки.

Два-три отдаленных огня.

Трамвай, проносящийся с воем.

Давай обопрись на меня, —

От этого легче обоим.

ДВОЕ

После уборки и стирки,

Долгой работы дневной,

С мужем была она в цирке.

Поздно вернулись домой.

Им впечатлений хватило

От представленья вполне,

И показалась квартира

Тихой и милой вдвойне.

Словно была у них ссора,

И примиренье сошло,

Так посреди коридора

Поцеловались светло.

…Вдруг про себя отмечаем,

Что мы в дороге – одной…

С крепко заваренным чаем

Сели на кухне ночной.

Месяц ни шатко ни валко

Синим дрожит маяком.

Свежая эта заварка

Пахнет парным молоком.

Скачут ученые кони.

Сны осеняют жилье.

Плотно висит на балконе

Ночью сырое белье.

«Знать, не всякие доводы вески!..»

Знать, не всякие доводы вески! —

Эта женщина сколько уж лет

Просыпается по-деревенски,

В лад с природой, которой здесь нет.

Просыпается в доме у сына.

Внуки спят, и невестка, и сын.

Охлажденной квартиры пустыня

Внемлет легоньким пяткам босым.

Одиноким бездействием мучась,

Из туманного смотрит окна.

Пробуждения раннего участь

Лишь с собой разделяет она.

Наблюдается эта картина

Потому, что при той же звезде

Просыпается птица, скотина —

За лесами, неведомо где.

МАТЬ И ДОЧЬ

Есть такие пары – мать и дочь.

Старшая изысканно одета,

Младшей не спешит уже помочь, —

Та привычно вымазалась где-то.

Матовая женская щека,

Гордая подчеркнутость осанки…

Девочка нелепого щенка

Тянет за веревочку, как санки.

На иной летящие волне,

Сквозь весну различную и вьюгу,

В этой жизни близкие вполне, —

Не вполне понятные друг другу.

Но под шум ветров или дождя,

Видно, кровь диктует им родная —

Жить на свете, рядышком идя

И друг друга странно дополняя.

СЕМЬЯ

Коляску ведет пред собою,

Быть может, слегка под хмельком,

С женою своей молодою

Как будто почти не знаком.

Она ж, не боясь его трогать,

К плечу головою припав,

Доверчиво держит за локоть,

Где белый закатан рукав.

Идиллия нашего века!

Гуляют, храня торжество,

Создатели человека,

Соавторы жизни его.

СВОЯЧЕНИЦА

Жена так на ногу быстра,

Так улыбается летая.

А младшая ее сестра,

Свояченица молодая,

Казалось бы, наоборот —

Медлительна, как не проснулась,

Хранят глаза и пухлый рот

Почти младенческую хмурость.

Никак, случилось что-нибудь,

Хоть и не вырвалось наружу?

Иль кто сказал: построже будь,

На случай, к сестриному мужу?

Ну что вы, жизнь давным-давно

Размерена привычным ладом.

Но задевает все равно

Его тем давним, юным взглядом.

СИБИРСКАЯ НЕВЕСТА

За Омском и за Бийском,

Над легкою водой,

Жил в городке сибирском

Парнишка молодой.

Картошку ел на лярде,

Работал, был неглуп.

Играть на биллиарде

Ходил в военный клуб.

А елки словно башни —

Медлительный покой.

Весной гуляют барышни

Бульваром над рекой.

И там живет невеста —

Краса на всю Сибирь.

Кладет невеста в тесто

Корицу да имбирь.

Изюму две-три горсти

И столько ж кураги,

Зовет невеста в гости

Его на пироги.

Ее черты желанны,

Глаза глядят губя.

Скажи, какие планы,

Парнишка, у тебя?..

– Тебе пошел, невеста,

Двадцатый лишь годок.

Кругом глухое место —

Таежный городок.

Хочу, чтоб на столицу

Он начал походить,

Чтоб дальше нам учиться,

В театры бы ходить.

Чтоб дружная атака

Пошла на эту тишь…

Ой, скучно ты, однако,

Парнишка, говоришь!..

Тогда он молвит нежно:

–    Забыл, что ты строга.

Сперва хочу, конечно,

Отведать пирога.

Потом – не ждать напрасно,

Доверившись судьбе.

Хочу, коль ты согласна,

Жениться на тебе…

Кивая в лад рассказу,

Смеется: – Видишь, знал.

Вот с этого бы сразу

Ты, парень, начинал.

Свою с твоей судьбою

Свяжу я навсегда,

А дальше я с тобою,

Увидишь, – хоть куда:

Хоть в дымку луговую,

Хоть в теплую постель,

Хоть в чащу вековую,

Хоть в зыбкую метель.

Пойду с тобой повсюду —

И в полночь, и в рассвет.

А ждать случится – буду

Хоть кряду десять лет.

В ЛУГАХ

Утомленные шмели,

Заливных лугов магнаты,

Всю пыльцу с цветов смели,

Полосаты и мохнаты.

Бабочки любых пород

И различнейшей расцветки,

Их извилистый полет

Наподобие разведки.

Все стихает. Самый зной.

И в огне его жестоком

К сену свежему спиной

Парень сидя спит под стогом.

Он бы спать сейчас не стал —

Сил нужна ему крупица,

Ибо он всю ночь не спал,

Где в логах туман клубится.

Ибо силами сорит

Молодой на белом свете,

Ибо тот, кто не старик,

Расточает силы эти.

Ибо молодость права.

Мы сочувствия не прячем.

И рассыпана трава

На его лице горячем.

СТИРКА

Бабы белье стирали