Текст книги "Действия с дробями (СИ)"

Автор книги: Константин Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Да, две особи женского пола.

– Жаль, лучше бы были мальчики,– буркнул адмирал, и я понял, что речь идёт о наших детях.

– Я предлагаю один зародыш оставить в теле самки, чтобы наблюдать за его развитием, а второй – выращивать искусственно,– сказал академик адмиралу и тот согласно кивнул головой.

Я тотчас перевёл для Маши на русский язык эти слова академика.

– Серёженька, это что же, наших девочек хотят...– побелевшими губами прошептала Маша.

– Не волнуйся, любимая. Сейчас всё уладим,– и поцеловал горячую Машину ладошку.

Молниеносно сдёрнул с двоих ближайших лардов респираторы и ткнул один Маше в лицо, прижимая к своему лицу другой. При этом ударами ног влепил обоих лардов в стену. Маша, мгновенно накинув резинку респиратора себе на затылок, подключилась к избиению охранников. Уложили всех восьмерых лардов, причём били мы их смертельными ударами: в яремную вену, в кадык, в переносицу, проламывая её.

– Серёжка, я бегу к вам,– кричала Вика. Но меня уже было не остановить. Какая-то неведомая сила заполняла меня и это была отнюдь не энергия ци, которую учила призывать Маша. Сила эта струилась не сверху, а со всех сторон. Чувствовал, что становлюсь не могучим , а всемогущим.

– Вы посягнули на самое святое – на наших детей,– громко изрёк я на русском языке и приборист торопливо включил автопереводчик, хотя адмирал и так прекрасно понимал меня.

Дальнейшие слова произносил словно и не я, потому что не шевелил губами, только приоткрыл рот. Суровый и звучный голос шёл из глубины моего нутра и был это даже не голос, а глас:

– Мерзкие твари, вы превысили меру терпения Божьего! Настал час расплаты! Я – гнев Господень!!! – И пошёл к стеклу, ощущая, как трещит пол под моими тяжёлыми шагами.

Адмирал, что есть сил давил кнопку на пульте, так как респиратор я отбросил. Но газ не шёл. То ли опустел резервуар с газом, то ли засорились отверстия в стене, то ли это было соизволение Божье. Академик непрерывно стучал по большой красной кнопке, но ничего не происходило. Из-за двери доносился Викин голос и отнюдь не мысленно, а вслух:

– И откуда вас, козлов, столько?! Кромсай их, Клиночек, пусти им зелёнку!

Я подошёл к стеклу и стукнул по нему кулаком. Стекло выдержало, но всё покрылось сетью мельчайших трещин, из-за которых стало непрозрачным, словно матовым. Отступив на шаг назад, я ударил по стеклу пяткой, и оно водопадом из мелких стеклянных крошек обрушилось на ксантов. Приборист зажмурил глаза, а адмирал и академик закрыли лица руками.

Без малейших усилий я запрыгнул на стол-пульт и нанёс удар ногой академику под подбородок. Неожиданно легко, голова его отделилась от тощей шеи и, как футбольный мяч, улетела в угол. Из разорванных сосудов фонтанами била бледно-розовая кровь, забрызгивая адмирала. Затем тело рухнуло на пол.

Адмирал стоял в полном ступоре и даже не пытался вынуть кортик, висевший в ножнах у него на бедре.

– За гнусные замыслы, порочащие честь мундира, ты разжалован из адмиралов в покойники. Это наше право.

– Нет!– Плаксиво успел выкрикнуть он, прежде, чем я повернул его голову на 360 градусов. Супергибкость шейных позвонков отсутствовала, и они прохрустели отходную адмиралу. Он плохо любил жизнь, неправильно. Вот она его и покинула.

Нажал я на пульте кнопку открытия дверей и в дверном проёме появилась Вика. В беленькой футболке, как всегда, без рисунка, в шортиках, с рюкзачком за спиной. В одной руке – Клинок смерти, в другой – пистолет.

– Виченька,– Маша бросилась к Вике, обняла её и заплакала.

– Не плачь, Машенька,– с дрожью в голосе сказала Вика и заплакала тоже. Всего второй раз в жизни я видел плачущую Вику.

– Девочки мои, не плачьте, пожалуйста, всё закончилось хорошо,– умоляющим тоном попросил я, спрыгивая со стола и подходя к обеим.

– Мы – от счастья,– улыбнулись они, вытирая слёзы друг другу. Вика уже спрятала пистолет в кобуру на поясе.

– Здравствуй, Малыш,– сказал я Вике, становясь перед ней на колени. Вика отдала Маше Клинок и протянула мне обе ладошки.

Клинок испустил вспышку ярко-белого света и мурлыкнул счастливо.

– Доволен, что в нужные руки попал,– засмеялась Вика.

Я поцеловал её в ладошки по очереди, вытащил и поднял вверх футболку из шортов. Прижался губами к Викиному обнажённому животу и сказал:

– Здравствуйте, детки. Я – ваш папа. Я очень люблю вас и вашу маму,– и два раза поцеловал живот.

Вика улыбалась точь-в-точь, как Маша – счастливо и гордо.

Притянул к себе Машу, и, поцеловав её в живот два раза, произнёс:

– Доброе утро, мои доченьки. Оно, правда, выдалось несколько хлопотным, но теперь порядок полный.

Оторвавшись от Маши, получил подзатыльник от Вики:

– Ты – хулиган и балбес. Чего ты тут безобразничал?

– Эй-эй, не при детях!..

Они обе расхохотались. Потом Вика сказала:

– Надо ликвидировать дискомфорт,– скинула рюкзачок, стянула с себя футболку, сняла шорты вместе с трусиками и засунула одежду в рюкзак.

– Хотела выкинуть, но как я предстану на Инии перед своими подчинёнными? Теперь мы все одеты одинаково. Точнее, раздеты одинаково.

За дверью мелькали ксаты с шокерами, но защитное поле Кулона не подпускало их к двери. Защитное поле... И Маша, в руке которой белым светом мерцает Клинок...

– Машенька, Виченька, вы теперь?..

– А ты сомневался в нас? Давай ему напинаем.

– Эй-эй, не при детях!

– Вот, жук хитрый. Что ж, теперь тебя и тронуть нельзя?

– Можно. Но не при детях.

– Детки, закройте глазки и заткните ушки. Мы вашего папу лупить будем.

– Это мама Вика оговорилась, детки,– вступила Маша,– не лупить, а любить.

– А мама Маша у нас – добрая самаритянка.

– Добрая, не добрая, но любимого мужа лупить не хочу, а вот ксатов,– и Клинок запел боевую песню. Маша выпрыгнула в коридор, где сновали ксаты и располосовала одного вдоль, а другого – поперёк. Вика тоже выглянула в коридор и тотчас же прыгнула к Маше. Затрещал автомат и пули, как горох, застучали в поле Кулона, осыпаясь на пол. (Похоже, кто-то из лардов научился пользоваться земным оружием. Автомат мог принадлежать гронморам или кому-то из грударовцев.) Клинок вырвался из Машиной руки и сияющим диском полетел в глубину коридора, куда Вика уже успела послать пару пуль из пистолета.

Я поднял с пола Викин рюкзачок и подошёл к своим жёнам.

– Девочки, игры закончились, приступаем к операции по ликвидации города ксантов. Ведьма, адмирал был главным в городе?

– Вообще-то, считается, что городом руководит Совет Шести, но фактически, главным, действительно, был адмирал.

– То есть в его кабинете есть селектор, вещающий на весь город?

– Да.

– Тогда веди нас в кабинет адмирала. Только пистолет дай на секундочку.

Взяв у Вики пистолет, застрелил ксанта-прибориста и захлопнул дверь в блок "D". Совсем нам ни к чему, чтобы ксант поднял шум раньше времени. О гибели адмирала знали мы трое, этого и достаточно.

Маша призвала Клинок, подошла к краю поля, высунула из поля руку и Клинок лёг в её ладонь. Маша улыбнулась, как ребёнок, получивший свою любимую игрушку.

– Клиночек мой славненький!

Мы с Викой понимающе переглянулись. Дошли до лифта, поднялись на второй уровень. Шли мы плотной группой, но Вика, с картой в руке, чуть впереди. Проходя мимо лаборатории "В" с трудом подавил желание туда заглянуть. Не до личной мести, да и не до развлечений. Дело – прежде всего.

Кабинет был огромным. Стоял длинный стол со стульями по обеим сторонам – для совещаний. Большой стол с креслом, навроде компьютерного, с какими-то приборами, с селектором и микрофоном, подключённым к нему. С монитором и клавиатурой компьютера. На одной стене висела карта полушарий Океании, на другой – огромная панель, поделённая на сектора, отслеживаемые видеокамерами. Тут и гавань с подводными лодками, и наше с Машей помещение, где уже установили аппаратуру для записи наших мыслей (Ха-ха). Казармы ксатов, казармы лардов и прочая, прочая, прочая.

Вика уселась в адмиральское кресло, сняла с шеи Кулон и протянула мне:

– Радиус установлен на три метра. Поставь у двери стул, посади на него Саблю и повесь ей на шею Кулон. И никто не сможет войти в кабинет.

Разумно. Так я и сделал. Мы были на задании, так что, одев Маше Кулон, только ей подмигнул и улыбнулся. Она, улыбнувшись в ответ, на мгновение высунула между губ кончик языка и сразу же его спрятала. Так показывала язык Катя, так его показывает Вика, не высовывая изо рта на всю длину.

Я вернулся к Вике. Она, закрыв глаза, что-то шептала. Открыла глаза через несколько секунд:

– С селектором разобралась. Подожди чуток, заодно сразу и компьютер освою.

Терпеливо подождал, пока она колдовала. Вскоре экран монитора засветился. Вика ввела пароль и подняла на меня глаза:

– Жду указаний, командир.

– Для начала, объяви по городу, чтобы все ксанты прошли в свои жилые помещения и сидели там безвылазно.

– Секундочку.

Ещё что-то пошептала, нажала на селекторе клавишу и сказала в микрофон не своим глубоким и красивым голосом, а сухим, бесстрастным, в котором был металл:

– Внимание! Всем ксантам проследовать в свои жилые помещения. Повторяю: всем ксантам проследовать в свои жилые помещения. Находиться в них вплоть до особого распоряжения адмирала.

Я показал ей большой палец. Она пожала плечами – это же так легко.

– Теперь надо загнать в казармы ксатов и лардов.

Вика отдала два приказа по селектору, один на ксатском языке, другой – на лардском, всё тем же металлическим голосом. На мониторах огромной панели было видно, что казармы заполняются ксатами и лардами. Офицеры были там же.

– Молодчина. Теперь мне нужны ТТД их подлодок (тактико-технические данные). Меня интересует наличие транспортно-десантных подлодок.

– Имеются таковые. Сухого типа вмещают в себя сто вооружённых солдат. Мокрого типа – до шестидесяти.

– Сколько и тех, и других?

– Сухих всего пять. Мокрых – двенадцать.

– Есть данные, сколько в городе лардесс и лардских детей?

– Сейчас посмотрю. Да, вот: сто семьдесят шесть лардесс и двести сорок девять детей. Дети учитываются до двенадцати лет. Далее мальчиков переводят на казарменное положение и обучают военному делу. Девочек отдают в дома терпимости для нужд армии, пока не забеременеют.

– Сколько в городе ксатских самок и ксатских детей?

– Этих немного, они живут, в основном, в своих колониях в океане. Но всё же здесь четыреста тридцать самок и двести семь детёнышей.

– Отлично. Все поместятся в подлодки.

– Ты хочешь вывезти их из города?

– Да. Они ни в чём не виноваты и могут вернуться к своему народу. Сколько подлодок сейчас в походе?

– Посмотрим. Две. Обе с ксатским спецназом.

– Когда вернутся на базу?

– Одна недавно только вышла, другая ещё идёт к месту высадки, вернётся на базу через одиннадцать часов.

– Столько ждать мы не можем.

– Можно ввести в компьютер специальные кодовые слова и подлодки самоуничтожаются вместе с экипажем. Так погибли все наши гронморы. Они захватили подлодку и ушли в океан. Их взорвали.

– Сейчас мы за них отомстим. Вводи кодовые слова.

–Так. Подлодка ╧17. Кодовое слово: верт. Вводим.

На экране монитора силуэт подлодки под номером семнадцать мигнул и погас. Вика продолжала:

– Объект ликвидирован. Чудесно. Для второй подлодки кодовое слово... О, как здорово! Вводим русское слово: бенц. Бенц! Подлодки номер тридцать два не стало.

Мы хохотнули. Я сказал:

– Можно было бы вызвать командиров подлодок в кабинет адмирала, но что они скажут, обнаружив в кабинете трёх обнажённых землян?

– Да, уж. Придётся передавать приказ через комп. Каждому капитану на его личный компьютер.

– Ксанты среди капитанов есть?

– На транспортно-десантных подлодках нет. Хотя командует соединением ТДПЛ ксант.

– Пущай дома посидит. Одна сухая подлодка должна доставить мальчиков старше трёх лет на остров Трин – самый большой мужской остров. Остальные четыре доставляют лардесс, девочек и маленьких мальчиков на Атиа. После выгрузки пассажиров, лодки следует уничтожить. Экипажи из ксатов пусть добираются до ближайшей ксатской колонии. Никакого оружия с собой не брать. Ничего с подлодок не забирать. Облеки это в форму приказа от адмирала.

Теперь с мокрыми. Эти доставляют самок и детёнышей по разным колониям, после чего лодку отводят от колонии и подрывают. Может капитан это сделать?

– Может.

– Экипажи подлодок доплывают до колонии. Из самцов ксатов, обитающих в городе, только эти все экипажи и останутся в живых

– Мне надо немножко времени, чтобы чётко сформулировать приказы.

– Ради Бога,– и хотел направиться к Маше.

– Эй,– окликнула Вика и показала мне кукиш,– сядь и контролируй меня. С Машей будешь любезничать позже.

Я смутился. Вика была права. Всё, что смог сделать – показал ей язык "лопатой".

– Эх, сейчас бы язычок заливной из "Виктори",– вздохнула Вика, барабаня по клавишам компьютера.

– Война, Малыш...

– Оно, конечно. Капитаны начинают подтверждать получение приказа, собирают экипажи.

– Передавай по селектору лардессам и ксаткам, чтобы брали детей и шли на базу подлодок.

Через экраны мониторов я следил за тем, как идёт посадка на подводные лодки. Вика просматривала файлы на компьютере. Стоп! Это что такое? Среди лардских детей возвышались две тощие фигуры в серых балахонах.

– Ведьма, две ксантки в гавани!

Вика молниеносно оценила ситуацию, нажала кнопку на селекторе и под сводами грота, где находилась база подлодок, загремел её стальной голос, преисполненный злобы:

– Почему ксанты в гавани?!

– Мы – надзирательницы за лардскими детьми и должны везде их сопровождать,– скрипучим голосом через уоки-токи провещала одна из ксанток.

– Значит, приказ адмирала: всем ксантам находиться в своих жилых помещениях, вас не касается?!. Немедленно покинуть гавань! Пять суток карцера каждой! Слушаюсь, господин адмирал. Десять суток карцера! Марш в свои помещения! За вами придут!.

Подобрав балахоны, ксантки бегом бросились к выходу с базы.

Посадка пассажиров закончилась, но экипажи подлодок строем стояли на пирсах, во главе с капитанами.

– Ах, да,– досадливо бросила Вика и нажала на селекторе клавишу. В гавани загремел бравурный марш. Под этот марш команды проследовали по лодкам. Отдавались швартовы, задраивались люки и подлодки, одна за другой, медленно начали отваливать от пирсов.

Когда последняя подлодка, на выходе из грота, погрузилась, Вика вдруг улыбнулась и показала мне глазами на Машу. Та смирнёхонько сидела на стуле, извлекала Клинок и снова его прятала. Увидев наши улыбки, смутилась, потом тоже заулыбалась.

Вика вынула из адмиральского компьютера небольшую коробочку накопителя и положила её в рюкзачок. Я уже нагревал в руке Повелителя камней. Отдал приказ и прямо из адмиральского кабинета появился кратчайший путь по наклонному тоннелю к выходу из города. Вика взяла у Маши Кулон, одела себе на шею, повесила мне на плечо свой рюкзачок, и мы, держась за руки, стали втроём подниматься по тоннелю.

– Секундочку, сейчас сориентируюсь, где мы вышли,– Вика достала из кармашка рюкзака карту. Предыдущую карту с планом города ксантов она выбросила в тоннеле.

– Лучше всего нам отойти за минные поля и сетевые заграждения,– подсказал я.

– Сейчас-сейчас. Так, идём влево, открываю выход в океан,– Вика нажала большую кнопку на стене. Толстые стальные ворота поползли вверх, и в тоннель с рёвом устремилась вода. Если бы не поле Кулона, нас бы просто унесло в тоннель потоком воды, так как тоннель уничтожил шлюзовую камеру, через которую и осуществлялся выход наружу. Повелитель камней закрыл тоннель позади нас и вода перестала поступать. Теперь вокруг нас была вода везде, кроме защитного поля. Вика установила радиус поля в два метра и предупредила нас:

– Руки-ноги за границу поля не высовывать. Держаться всем за руки. Выходим из города и опять движемся влево, вдоль скалы.

Мы очутились на открытом пространстве. Над головой – толща воды в семьдесят метров. Перестань действовать Кулон – и нам троим сразу каюк. Страшновато, с непривычки. Солнечный свет сюда не пробивается. Вика включила мощный фонарь и повела нас, освещая дорогу впереди. Прожектор, над входом в город, освещал только узкое пространство перед воротами. А внутри купола, созданного полем, было светло, под ногами всё видно. Но за пределы поля свет не проникал, поэтому приходилось пользоваться фонарём.

Шли мы недолго, десять минут.

– Здесь я заходила,– сказала Вика,– вот проход в сетях, и через минное поле здесь широкий проход, около пяти метров.

Ещё пятнадцать минут и все преграды позади. Я обернулся лицом к городу ксантов и отдал приказ Повелителю камней, которого нёс в руке. Вокруг нас взбурлила вода, но я велел Камню делать всё плавно и неспешно, поэтому вселенского катаклизма не произошло. Постепенно гасли прожектора над воротами. Одна за другой стали взрываться мины на минных полях. Горный массив, где находился город ксантов, становился всё ниже, уменьшаясь в размерах, потому что все пещеры, тоннели и гроты становились монолитными скалами.

– Всё, Машенька, нет больше твоей матрицы, нет записей видео из нашей комнаты, нет сканов наших мозгов. Ничего, кроме камня больше нет на том месте, где был город ксантов. Пришёл ему конец,– сказал я,– и всем ксантам тоже пришёл конец.

– А как же дети?!– Ахнула Маша.

– Лардов и ксатов мы вывезли, а ксантские дети – вырожденцы, без права на жизнь. Ксанты должны были исчезнуть с лица этой планеты все до единого. Звёздный флот с Ксардии, не получая пеленга, вряд ли отыщет в просторах космоса Океанию. Скорее всего, повернёт обратно. Ни к чему ксардам знать о наличии планеты Земля. Раньше мы с ними не сталкивались, а теперь, если что, будем наготове. По Ксардии всё в компе было?– Спросил я Вику.

– Угу.

– Вот и отлично. Ну, что, девочки, а теперь – домой. Домой хочу!

Глава Х

Сюр на дне океанском.

– Домой хочу!– сказал я и увидел перед своим носом Викин большой палец. Естественно, просунутый между указательным и средним пальцами. Жёнушку мою хлебом не корми, дай кому-нибудь кукиш показать. А уж мне – с особым наслаждением.

– Домой он хочет. А фигушку с мАкушкой не хочешь? Кто обещал сразу же, как выберемся из города, зачитать нам семейный кодекс? Вот и расскажи нам про наш Домострой. Кто из нас будет с тебя сапоги снимать и ноги тебе мыть, а кто – кальян раскуривать и мух отгонять. Огласите наши женские права и обязанности. А также ваши мужские...

– Ошиблись родители, имя тебе выбирая. Не Викторией тебя надо было назвать, а Дульсинеей. За твои бесконечные дули с маком.

– Тоже мне, дон из Ламанчи выискался,– сказала Вика и я увидел, что нижняя губа у неё задрожала. То, что произошло далее, меня ошеломило. Из зелёных огромных глаз полились крупные слёзы. Плача, Вика всхлипывала:

– Я к нему бежала, бежала, ночами не спала. Деток уговаривала: "Потерпите, маленькие мои, скоро к папе прибежим". А папа меня Дулей называет. Всё детям про тебя расскажу, что ты их обманул и вовсе меня не любишь.

Я застыл, куда там жене Лота... Маша бросилась к Вике, обняла её:

– Ну, что ты, чудесная наша, плачешь? Нельзя нам плакать, детки расстроятся. Ты устала, не спала, силы у тебя на пределе. Сейчас Серёжа тебя на ручки возьмёт, убаюкает. Тебе хоть чуть-чуть поспать надо. Серёжа на ручки возьмёт! Шевелись!

Подскочив к Вике, подхватил её на руки. Но не так, как носят женщин на руках, а как матери носят младенцев, лицом и грудью ко мне. И понёс, покачивая, выискивая место, где её можно уложить поспать. Маша шла рядом, гладила Викину макушку и тихонько напевала:

"Котя– котинька-коток,

Котя – серенький хвосток,

Приди, котя, ночевать,

Нашу Виченьку качать.

Уж как я тебе, коту,

За работу заплачу:

Дам кувшинчик пирога,

И кусочек молока".

– Неплявильно поёшь,– сонно пробормотала Вика,– кусынцик молока и кусоцек пиляга.

Никогда раньше не замечал за Викой привычки ломать язык, сюсюкая. Она с самого малолетства начала разговаривать правильно. А уж рычала, как маленький трактор: "Сер-р-рьёжа!". От Маши нахваталась?

– Меня бабушка научила сразу по-взрослому говорить. И буквы "р" , и "ч", и "ш" я хорошо выговаривала. Без всякого логопеда. Просто, нам с Викой хочется поиграть в твоих маленьких девочек... Устали мы быть сильными, крепкими, могучими...– передала мне Маша мысленно.

Через сотню шагов я наткнулся на то, что искал – покров из мягких морских водорослей. Они не были мокрыми, и в этом было ещё одно из чудесных свойств Кулона – мы шли по океанскому дну, но песок под ногами был не влажным, а сухим. Вот и водоросли, оказавшись в поле Кулона, мгновенно высохли.

Бережно опустил Вику на это мягкое ложе.

– Вике ножку надо,– устало простонала она.

Прилёг рядом с ней, она тотчас же закинула на меня ногу и тихонько засопела, облегчённо вздохнув. С другого моего бока улеглась Маша и тоже закинула ногу на меня. На моей груди лежала Викина рука и Маша положила свою ладонь на Викину. Была Маша немножко горячей, но я почувствовал, что температура её тела падает, оно становилось просто тёплым.

Закрыл глаза и вдруг понял, что, если засну, а Вика и Маша поменяются местами, то, не открывая глаз, не смогу определить: кто с какого бока лежит. "А тебе это так важно?"– спросил сам себя. И ответил самому себе: "Конечно, нет".

Проснулся оттого, что Вика легонько покусывала моё плечо. Увидев, что я открыл глаза, прошептала мне на ухо:

– Хочу тебя. Очень-очень. Мы же впервые так надолго расставались. Я истосковалась,– и откатилась от меня, переворачиваясь на спину и отодвигаясь в сторону примерно на метр.

Как можно более осторожно и медленно сдвинулся к Вике, освобождаясь от Машиного тела. Маша глубоко вздохнула и почмокала во сне губами.

Я стал покрывать поцелуями тяжело задышавшую Вику, стоя на коленях между её ног. Дошёл до розовой пятки, перешёл на другую пятку и начал двигаться по внутренней стороне бедра к конечной точке своего путешествия по любимому телу.

Знакомая волна жара обдала меня и поверх Викиного бедра легло такое же белое и гладкое бедро. Оторвал губы от нежной кожи, поднял голову. Маша не легла сверху на Вику, а подсунула ладони ей под плечи и, оперлась на локти, нависая над Викой. Обе соприкасались только сосками, да лобок прижимался к лобку.

Опираясь на кулаки выпрямленных рук, я мог, слегка приподнявшись, войти в Машу, а прогнувшись чуть назад и вниз – в Вику.

Слёзы из Машиных глаз, которые раньше высыхали на её щёках, теперь горячими каплями падали на Викино лицо.

– Солнышко моё рыженькое, ненаглядная моя, любимая моя девочка,– всхлипывала Маша. Но, содрогаясь, простонала, как всегда: "Серёженька-а-а!".

– Виченька!– прорычал я Маше на ушко, поскольку в этот момент изливался в Викино лоно.

– Машенька-а-а! – страстно простонала Вика, оставляя на белоснежной коже Машиной спины восемь кровавых царапин от ногтей. Когда я вновь вошёл в Машу, она вдруг закричала и впилась зубами в Викино плечо. Все три тела ходили ходуном. Мне стоило неимоверных усилий удержаться от желания стиснуть их обеих в объятиях, навалившись на них сверху. Сказка соединилась с огненной феерией и стала сказочной огненной феерией. Или огненной фееричной сказкой.

Маша, откинувшись на спину, лежала рядышком с Викой. Я стоял над ними на коленях, между моих ног лежали Викино левое тёплое бедро и Машино правое горячее. С полузакрытыми глазами, они улыбались довольными улыбками. Как обе волшебно хороши!

Первой нарушила молчание Вика:

– Вижу, вижу, зверюга, что тебе мало. У Машеньки сегодня день рождения, подари ей в подарок огненный пломбирчик.

– Это было довольно необычно, но мне понравилось,– вступила в разговор Маша.– Хотя я и не лесби, и не би, никогда меня к женщинам не тянуло. Но когда наши с Викой груди соприкасались, это доставляло мне наслаждение. А тебе, Серёжа, как наш бутерброд?

– И котлетка горячая вкусная и булочка под ней аппетитная.

– Тогда я бы хотела, чтобы подарок на день рождения вы мне дарили оба. Виченька, включай свою фантазию и давай доводить этого дикого зверя до состояния тихой домашней зверюшки.

Через три часа я лежал на спине между моими жёнами, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Ладно уж, не будем доводить тебя до полного нервного истощения,– примирительно сказала Вика.– Насытился?

– А-а-ага,– полушёпотом.

Вика и Маша вздёрнули вверх сжатые кулаки:

– Да, мы сделали это!

Вскочили на ноги, бодрые и свежие. Эдак они и вправду доведут меня до бессознательного состояния. С трудом сдерживаясь, чтобы по-стариковски не закряхтеть, поднялся на ноги.

– Я тебя люблю, Машенька!

– И я тебя люблю, Виченька!

Поцелуй их был так долог, что я не выдержал и ревниво буркнул:

– Опять лесбиянством занялись...

Они переглянулись, счастливо рассмеялись, и, взявшись за руки, принялись кружиться. Благо, пятиметровый диаметр купола это позволял. Маша напевала:

"А мы – две лесбиюшки.

Мы – две весёлых хрюшки..."

Вика тралялякала, подпевая ей. Они были удивительно изящны и грациозны. Две танцующие обнажённые богини.

Остановились. Вика показала на меня пальцем:

– Смотри-ка, весёлая хрюшка, а наш неугомонный кабанчик опять нас хочет.

– И как же быть? Ведь мы же лесби...

– Давай, мы будем не лесби, а бисексуалки.

Опять закружились. Маша запела:

"Мы были лесбиюшки.

Теперь мы – би-подружки.

И нашего Серёжку

Мы любим понемножку..."

– Стоп. Почему понемножку?– спросила Вика.

– Ну, это для рифмы. Не петь же мне вместо "понемножку" – " понарошку". Мы же его не понарошку любим.

– Но и не понемножку.

– Ты же не глотаешь мороженное целиком, а по кусочку, понемножку.

– Нет, хочу мороженное целиком. А ты можешь понемножку начинать целовать его в макушку,– Вика хихикнула и наклонилась ко мне. Маша ухватила её за плечи.

– Эй, эй! Я привела неудачное сравнение про мороженное! Это и мой пломбирчик! Нахалка ты, Ведьма!

– Сама ты Сабля турецкая!

– Почему турецкая?

– Потому, что кривая...

– Я прямая, как шпага. Сама ты кривая, кикимора болотная.

Не поверишь, что пять минут назад клялись во взаимной любви. Хорошо, что обе совсем коротко острижены, а то сейчас бы таскали друг дружку за волосья.

– Девочки, кончайте ссориться. Не могу же я себе ещё один пришить...

Маша захлопала в ладоши и рассудительно сказала:

– А это идея. Сейчас любые органы пересаживают.

Вика вздохнула:

– С донорством проблема. Где ещё такой вкусненький возьмёшь?

Я тоже вздохнул:

– Раньше надо мной одна издевалась, а теперь – двое.

– А как ты хотел, дружок? За всё надо платить. У тебя две такие женщины... У некоторых и одной нет.

– Не у некоторых, а ни у кого,– поправила Вику Маша.

– Вот, ви-дишь, ни у ко-го!– суровым, назидательным тоном проскандировала Вика.

Обе захохотали и повисли у меня на шее, покрывая моё лицо поцелуями.

– Серёженька, любимый наш!

– Серёженька, единственный наш, драгоценный!

– А между собой мы и не ссорились. Мы же в шутку и любя. И тебя мы любим больше всего и всех на свете.

– Ну, вы, Ивановы, и даёте...

Они стали серьёзными.

– Обе Ивановы?

Я кивнул.

– И на обеих женишься?

– Уже женился,– я провёл ладонями по чуть выпуклым (пока) животам,– вон, у каждой в животике по паре обручальных колец...

– Серёжа,– немножко робко сказала Маша,– а можно я возьму себе фамилию не Иванова? Ивановой пусть будет Вика. А у меня будет фамилия, которая говорит о том, что я – твоя.

– Я догадалась, какая,– запрыгала Вика.

– А я не догадался,– пришлось честно признаться.

– Ванька был неправ, когда сказал, что женщины от любви глупеют. Мужчины тоже глупеют. Но, это радует. Значит, любишь. Звучит-то неплохо – Серёжина Маша. Фамилия Серёгина тоже неплоха, но ты же не называешь его ни Серёгой, ни Серёжкой. Сказывается дворянское воспитание.

– Да, именно Серёжина Мария Александровна. А насчёт дворянства тоже хочу сказать: я – последний представитель нашей ветви рода Вяземских и рода Саблиных. Я бы очень хотела, чтобы роды эти не угасли совсем. И обращаюсь к тебе, Серёжа, с просьбой, чтобы ты разрешил мне дать одному нашему мальчику фамилию Вяземский, а второму – Саблин. А дочки пусть будут Ивановы. Такая получится многофамильная семья.

– Серёжка, давай я дам нашему сыночку фамилию Поллак. А то род Лимонадного Джо угаснет. Он, хрыч старый, всё никак не женится, смеётся, что не может второй Ведьмы найти.

– Виченька, не шути так надо мной. Я тоже беременная и очень устала быть в плену. Так что, вполне могу разрыдаться,– серьёзно сказала Маша.

– Девочки, я уже проникся тем, что теперь над вами нельзя подшучивать, ёрничать и разыгрывать вас, ввиду вашего особого положения. Но и вы друг друга старайтесь не обижать.

Насчёт фамилий могу сказать: носите любую фамилию, мне важно, чтобы вы были моими, а под какой фамилией – мне всё равно. Я не тщеславен, фамилией своей не кичусь, хотя это самая знаменитая фамилия России. И раз уж у нас пошёл серьёзный разговор, хочу выполнить Викин приказ и рассказать вам об устройстве нашего семейства, его законах, правилах и запретах.

– Ого! Мы – сплошное внимание,– сказали обе моих жены хором.

– Правило первое и самое главное. Оно же и главный запрет. Никогда не спрашивайте меня, кого из вас я люблю больше. И не выясняйте этот вопрос между собой. Для меня вы абсолютно равноценны. Вика равно Маша. Маша равно Вика. С точностью до ноля, без всякой запятой после него. Не имеет значения ни больший стаж замужества Вики, ни то, что она спасла нас из плена. Машу люблю точно так же, как Вику. Точка на этой теме и жирный крест.

Тема следующая. Не путайте с предыдущей темой, это две разные вещи. Речь не о том, кого больше люблю, а о приоритетах в нашем семействе.

Маша старше Вики, но Вику я считаю, как бы это выразить, старшей женой, что ли.

– Господин назначил меня любимой женой,– завопила Вика и мы, все трое, дружно рассмеялись. Фильм "Белое солнце пустыни" был вечен.

– Дело в том, что здесь, как раз, играет роль стаж замужества Вики. И ещё немалую роль играет то, что она сильнее Маши. Умом вы равны, хотя и по разному. Телами идентичны. Сексуальностью равны, как и умом, по разному. Но Маша более слабая, более женственная, наверное.

– Это что, я – мужеподобная?!– возмутилась Вика.

– Ой, Виченька, не цепляйся к неотточенным формулировкам. Я не готовил заранее эту тронную речь, говорю не с листа. Ты сильнее Маши своим колдовством. У тебя намного больше боевых выходов и обширнее личное кладбище. То есть, ты лучше знаешь цену жизни и смерти. Ты не менее женственная, ты – более мужественная. Я сформулировал неправильно. Маша не более женственная, она мягче, чем ты.

– Знаешь, Вичка, я хоть и старше тебя на четыре года, но рядом с тобой чувствую себя младшей подругой, младшей сестрой.

– Хорошо, я согласна относиться к Маше как к младшей сестре, оберегать и защищать её.

– Ну, слава Богу, пришли к общему знаменателю мои половинки,– облегчённо вздохнул я.