Текст книги "100 Великих Пророков и Вероучителей"

Автор книги: Константин Рыжов

Соавторы: Елена Рыжова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 57 страниц)

ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ

Орфей

Греческий мир не создал ни одной значительной религиозной системы. Однако некоторые вероучения, зародившиеся здесь, достойны того, чтобы задержать на них внимание, так как они в значительной степени подготовили умы европейцев к восприятию христианства. Речь прежде всего должна пойти об орфиках, пифагорейцах и герметиках, которые, отталкиваясь от традиционных религиозных представлений, предложили и развили целый ряд глубоких богословских идей. Что касается собственно народной религии греков, то (если не брать во внимание удивительно яркую и тщательно разработанную мифологию) она не содержала в себе ничего оригинального. У греков никогда не было ни священных книг, ни богословия, ни религиозно-нравственных заповедей. Жрецы не составили здесь могущественной корпорации и не играли значительной политической роли, как это было, например, в Египте. Если египетское духовенство являлось средой, в которой культивировалась богословская мысль, медицина, математика, если израильское духовенство боролось за нравственное воспитание народа, то греческие жрецы были только совершителями ритуалов, произносителями заклятий и устроителями жертвоприношений. Поэтому многие религиозные представления были оформлены здесь не богословами в подлинном смысле слова, а поэтами – прежде всего Гомером и Гесиодом. Геродот впоследствии писал, что до Гомера греки не имели ясного представления о богах, их жизни, отношениях и сферах деятельности.

Можно таким образом говорить о своеобразном феномене – «гомеровской религии», для которой поэмы ионийского певца послужили чем-то вроде священной книги.

Действительно, в «Илиаде» и «Одиссее» содержится очень много сцен, рисующих жизнь и отношения семейного клана Олимпийских богов. Возглавлял его, как известно, Зевс, деливший власть с двумя своими братьями – владыкой моря Посейдоном и правителем преисподней Аидом. Большую роль наряду с ними играли жена-сестра Зевса Гера, его дети Аполлон, Гермес, Гефест, Арес, Афродита, Артемида, а также некоторые другие божества (например, богиня плодородия Деметра). Рисуя богов, Гомер в качестве образца для них брал людей. В этом был огромный шаг вперед по сравнению, например, с древнеегипетскими звероподобными богами. Но одновременно такой взгляд на богов таил в себе большую опасность – угадывая в божественном разумное начало, греки вкладывали в него все многообразие чисто человеческой ограниченности и чисто человеческих слабостей.

По большому счету гомеровские боги не несли в себе фактически ничего сверхчеловеческого. Прежде всего, они не были подлинно духовными существами, так как обладали телом пусть особым, исполинским, но всё же телом. Они нуждались в сне и отдыхе, любили веселые пиршества и охотно предавались любовным играм.

Кроме того, боги были жадны до приношений, завистливы, коварны, ревнивы и мелочны. Единственное принципиальное отличие олимпийцев от людей заключалось в их бессмертии, но и оно было не изначально присуще их природе, а поддерживалось принятием волшебного напитка нектара. Особенно чувствительным недостатком Зевсова пантеона стало отсутствие в нем ясных этических принципов. С первобытной древности этика шла рука об руку с религией. Нравственный же идеал олимпийцев был настолько шаток, что уже через несколько поколений вызывал протесты и насмешки у самих греков.

У Гомера мы находим также сложившееся представление о загробном мире – оно было мрачным и безнадежным. Яркое описание его содержится в «Одиссее». Поэт наделяет сонное царство Аида чертами кошмарного сновидения. Это – обиталище полубессознательных теней, блуждающих в черных подземных безднах, вход в которые окутан вечной ночью. В этом скорбном мире ревут адские реки, в которых отражаются голые мертвые деревья и бледные цветы. Здесь пребывают чудовища и казнятся преступные титаны. Безысходным отчаянием проникнуто сетование духа Ахилла:

Лучше б хотел я живой, как поденщик работая в поле, Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать…

Однако это унылое представление не могло быть всеобщим и долгим. Было слишком очевидно, что у всех людей не могут быть одинаковые посмертные жребии.

Постепенно появились первые робкие представления о загробном воздаянии за зло.

Муки Тантала и Сизифа, описанные Гомером, – это первые символы посмертного возмездия в античном мире.

Помимо поэм Гомера религиозные представления древних греков были суммированы в «Теогонии» Гесиода. Поэт собрал в ней сказания и мифы, касающиеся происхождения богов и мира. Мы не будем подробно говорить об этом творении добросовестного мифографа – в нем нет никаких особенных религиозных откровений. Как и многие восточные народы, греки не знали единого творческого начала, стоящего у истоков бытия. В начале мироздания они видели только слепую безликую громаду, которую называли хаосом. Божественное начало, растворенное в ней, проявлялось лишь в результате акта рождения. Поэтому Гесиод начинает свое сказание с хаоса и вечной матери-земли. Дальше огромную роль в устройстве мироздания играет сексуальный элемент – боги вступают друг с другом в браки и рождают других богов. Так Земля породила своего супруга – блещущего звездами Урана, который осенил ее. Их связала сила Эроса – предвечного начала любви животворящей и плодящей. Потом идет рассказ о смене поколений богов – как Уран был оскоплен и свергнут своими детьми-титанами во главе с Кроном, а те, в свою очередь, после тяжелой битвы оказались побеждены богами-олимпийцами.

С тех пор миром начал править Зевс.

Наряду с олимпийской религией Гомера и Гесиода, в Древней Греции существовали другие религиозные культы, лишь отчасти связанные с ней поздними мифами.

Совершенно особенным по своему духу и очень древним был культ Диониса, оказавший глубокое влияние на все эллинское сознание. Его яркой отличительной чертой являлись дионисии – разнузданные женские оргии. В определенные дни почтенные матери семейства, женщины и девушки уходили в глухие леса и здесь, опьяненные вином, предавались диким иступленным пляскам. Считалось, что в эти минуты они всецело принадлежали божеству производительной силы природы – Дионису или Вакху.

Культ Диониса не был связан с каким-то особым вероучением или ритуалом, а являлся, по определению Вяч. Иванова, «психологическим состоянием по преимуществу». Отдаваясь власти Диониса, человек стряхивал с себя путы повседневности, освобождаясь от общественных норм и здравого смысла. Опека разума исчезала, вакханка как бы сливалась с потоком божественной жизни и включалась в стихийные ритмы мироздания. Позже буйное божество было введено в семью олимпийцев – его объявили сыном Зевса и смертной женщины Семелы.

В классическую эпоху, когда древние примитивные представления перестали удовлетворять пытливую греческую мысль, появились новые религиозные учения.

Наиболее ранним из них был орфизм, названный так по имени своего основателя Орфея – легендарного провидца и музыканта, олицетворявшего собой гармонию божественного духа. По свидетельству мифов, этот пророк был выходцем из Фракии и жил в ахейскую эпоху. Матерью его считалась муза Каллиопа. Игра и пение Орфея были настолько совершенны, что им покорялись даже стихии; когда он путешествовал с аргонавтами, волны и ветер смирялись, зачарованные его дивной музыкой. Самый знаменитый миф об Орфее повествует о том, как, пытаясь вернуть свою горячо любимую жену Эвридику, погибшую от укуса змеи, он спустился в Преисподнюю. И даже там его лира творила чудеса: чудовища, услышав его дивную музыку, закрывали свои пасти, успокаивались злобные эринии, сам властитель Аида был покорен Орфеем. Он согласился отдать ему Эвридику, но с тем условием, чтобы певец шел впереди и не оглядывался на нее. Но Орфей не смог преодолеть беспокойства и обернулся. Из-за чего Эвридика опять была увлечена в бездну на этот раз навсегда. Безутешный певец после этого долгое время скитался по земле, не находя покоя. Однажды, во Фракии он встретил толпу безумствующих вакханок, которые в припадке исступления растерзали его.

Такова, если верить преданиям, была судьба основателя орфизма, погибшего в глубокой древности, еще до начала Троянской войны. Однако у современных историков есть все основания считать, что учение это появилось гораздо позже.

Главным источником для знакомства с ним служат так называемые «Орфические гимны». Полагают, что их записи относятся к V в. до Р.Х., а окончательно они сложились не ранее II в. до Р.Х. Сами греки были уверены, что Орфей научился тайной мудрости в Египте.

Согласно космогоническим и теогоническим положениям орфизма в основе мироустройства лежат два начала: женское материнское естество и оплодотворяющая сила Диониса:

Два начала в мире Суть главные. Одно – Деметра-мать (она же Земля как хочешь называй)… Ее дары дополнил сын Семелы.

Но, в то же время, в орфизме имела место идея верховного единства, заключавшаяся в некой божественной стихии, предвечном мировом лоне. В некоторых текстах оно именовалось Хроносом, Временем. Хронос породил светлый Эфир неба и клокочущий Хаос. Из них родилось космическое яйцо, которое содержало в себе все зародыши Вселенной: богов, титанов и людей. Когда гигантское яйцо раскололось, из него вышел сияющий Протогонос, то есть Первородный – бог, объемлющий собой все природное многообразие. Один из орфических гимнов обращается к нему в таких торжественных выражениях: Могучий Первородный, зов услышь, Двойной, яйцерожденный, ты сквозь воздух Блуждающий, могучий ревом бык, На золотых крылах своих пресветлый, Живой родник племен богов и смертных. Неизреченный, скрытый, славный, власть, Цвет всех сияний, всех цветов и блесков. Движенье, сущность, длительность и самость, Ты ото тьмы освобождаешь взор, Протогонос, могучий, Первородный, Всемирный свет, небесно-осиянный, Ты, вея, чрез Вселенную летишь.

В некоторых чертах орфическая теогония следовала поэме Гесиода: из земли вышло племя титанов, которым правил Крон, против него поднялись его дети-олимпийцы под предводительством Зевса. Но это было не главное. Орфей учил, что Зевс, поглотив Первородного, стал тождественным ему. Зевс в религии орфиков – единственное мировое божество, являющееся во многих ликах:

Зевс – первый, Зевс же и последний громовержец. Зевс – глава, Зевс – середина, из Зевса лее все создано… Зевс – основатель земли и звездного неба… Зевс – корень моря, он – солнце и вместе луна. Зевс – владыка, Зевс сам – всему первородец. Единая есть Сила, единое Божество, всему великое Начало. Но этим история богов не заканчивается. Громовержец вступает в союз с Преисподней и от ее царицы Персефоны родит сына – Диониса-Загрея. Появление этого божества не означает отказа от веры в единую силу, пронизывающую космос. Дионис-Загрей для Орфея был как бы ипостасью Зевса – его мощью, его «одождяющей силой». Таким образом, Дионис есть Зевс, а Зевс – ни кто иной, как Первородный.

Наиболее оригинальной частью орфической доктрины было учение о человеке. Миф повествует, что однажды титаны ополчились против Диониса, который, пытаясь ускользнуть от них, принимал различные облики. Когда он обернулся быком, враги настигли его, растерзали и пожрали. Нетронутым осталось лишь сердце – носитель Дионисовой сущности. Принятое в лоно Зевса, оно возродилось в новом Дионисе, а небесные громы спалили мятежников. Из оставшегося пепла, в котором божественное было перемешано с титаническим, возник человеческий род. Это означает, что человек имеет двойственную природу – божественную и титаническую. Последняя приводит людей к озверению, и она же безжалостно ввергает их в темницу тела.

Душа в учении Орфея считалась высшим началом. Подавленная телом и заключенная в него как в гробницу, она принуждена влачить в его границах жалкое существование.

Даже смерть не приносит освобождения от тисков титанической природы. Орфей учил, что после смерти душа – эта дионисова искра – под гнетом низменной природы вновь возвращается на землю и вселяется в другое тело. Цель человеческой жизни состоит в том, чтобы освободить душу из плена материального мира – выйти из бесконечной цепи перевоплощений и вновь вернуться к божеству. Для этого человек должен развивать в себе божественную сторону бытия – Дионисово начало. Этому служили особые мистерии орфиков и весь их образ жизни. Прежде всего от вступающего на путь просвещения требовалось блюсти заветы добра. Орфик был обязан вести неустанную борьбу с титанизмом в своем сердце. И мысли и дела его должны были оставаться чистыми. Были и другие правила поведения. Так, Орфею приписывался запрет употреблять в пищу животных. Были отвергнуты кровавые жертвы. Вся жизнь орфиков проходила в сложных магических обрядах.

Отдельные идеи орфизма были близки многим грекам. В VI–V вв. до Р.Х. это вероучение, по-видимому, было широко распространено, однако подлинно народным оно так и не стало. Общины орфиков – маленькие замкнутые кружки – существовали вплоть до начала нашей эры.

ПИФАГОР

Пифагора считают первым религиозным мыслителем и наставником Эллады, создавшим законченное вероучение. По происхождению он был иониец и родился около 580 г. до Р.Х. на острове Самос. С раннего детства Пифагор, как свидетельствует его биограф Порфирий, показал большие способности ко всем наукам. В юности он обучался в Тире у халдеев и овладел всей их мудростью. Потом он учился у нескольких ионийских мудрецов, в том числе у известного натурфилософа Анаксимандра из Милета, а для того, чтобы изучить математику и высшую богословскую мудрость, специально ездил в Египет. Пишут, что самосский тиран Поликрат, который был большим другом египетского царя Амасиса, дал Пифагору рекомендательное письмо к гелиопольским жрецам. Кроме Гелиополя Пифагор побывал в Мемфисе, а потом поселился в Диосполе. Тамошние жрецы очень неохотно открывали чужаку свое тайное учение.

Чтобы отпугнуть Пифагора от его замыслов, они при посвящении подвергали его тяжелым испытаниям, назначая ему задания, противные эллинским обычаям. Однако он исполнял их с такой готовностью, что они разрешили ему участвовать и в жертвоприношениях и в богослужениях, куда до этого не допускался никто из чужеземцев. Диоген сообщает, что Пифагор хорошо знал египетский язык и мог читать египетские тексты, причем не только обычные, но и такие, смысл которых понятен лишь посвященным. Возможно, в Египте Пифагор почерпнул одно из главных положений своего будущего вероучения: каждый должен стремиться к тому, чтобы внутренне и внешне сделаться достойным человеком и стать нравственным произведением искусства. Ведь египетские жрецы в то время, в отличие от греческих, не только составляли нечто вроде сословия и получали соответственное образование, но также вели особый, нравственный образ жизни, придерживаясь определенных правил поведения. Поэтому вполне вероятно, что именно в Египте у Пифагора зародилась мысль о его будущем союзе, представляющем собой прочное сожительство людей, объединившихся вместе для целей умственной и нравственной культуры.

Возвратившись в Ионию, Пифагор устроил у себя на родине училище, но, когда ему исполнилось сорок лет, он, тяготясь тиранией Поликрата, навсегда переселился в южную Италию, в город Кротон. Здесь он стал пользоваться глубоким уважением граждан как человек, много странствовавший, опытный и дивно одаренный судьбой.

Вместе с тем он обладал красивым голосом, благородной внешностью и манерами.

Сперва он взволновал своими речами городских старейшин; потом, по просьбе властей, обратил свои увещания к молодым; и, наконец, стал говорить с мальчиками, сбежавшими из училища, и даже с женщинами, которые тоже собрались на него посмотреть. Все это умножило его славу и привело к нему многочисленных учеников, как мужчин, так и женщин. По словам Никомаха, первыми слушателями его были около двух тысяч человек. Пифагор так пленил их своими рассуждениями, что ни один из них не вернулся домой, а все они вместе с детьми и женами устроили огромное училище, поселились при нем, а созданные Пифагором законы и правила соблюдали ненарушимо, как божественные заповеди. Из этого училища вырос в дальнейшем знаменитый пифагорейский союз. По духу и своей организации он более всего походил на религиозный орден, имевший свою иерархию, обрядность и эзотерическую доктрину, а его члены были также связаны строгой дисциплиной и послушанием.

Целью этого сообщества было нравственное совершенствование его членов, которые в результате должны были стать такими же завершенными произведениями искусства, такими же достойными, пластическими натурами, каким был сам Пифагор.

Жизнь в союзе регулировалась раз и навсегда установленными правилами. Все его члены носили одинаковые белые льняные одежды и имели определенный распорядок дня, в котором для каждого часа была своя работа: утром, тотчас же после пробуждения ото сна, им вменялось в обязанность вызывать в памяти историю вчерашнего дня, так как то, что они должны делать сегодня, было тесно связано с тем, что они делали вчера. (Им вменялось также в обязанность в качестве вечернего занятия критическое осмысление своих поступков, совершенных в течение дня.) Сойдясь на восходе солнца, пифагорейцы пели торжественный гимн Аполлону, исполняя священный дорийский танец, одновременно мужественный и торжественный.

После омовений совершалась в полном молчании прогулка по храму. Затем в тени деревьев или под портиком начинались занятия. В полдень произносилась молитва героям и доброжелательным гениям. Послеобеденное время посвящалось гимнастическим упражнениям, урокам, медитациям и внутренней подготовке к следующему уроку. На заката солнца возносилась общая молитва космогоническим богам и воскурялась на алтаре бескровная жертва. Все трапезы пифагорейцев были совместными. Хлеб и мед являлись главной их пищей, а вода – единственным напитком. Обучение дополнялось правильной гигиеной и строгой дисциплиной, так как побеждать свои страсти было первым долгом посвященного. Пифагор учил, что суть вещей ускользает от обычного человека, который воспринимает лишь проходящие явления этого мира. Постигнуть вечное и бесконечное возможно лишь тогда, когда между человеком и остальным миром устанавливаются гармония и единение. Тот, кто не привел свою собственную природу в гармонию, тот не может отражать гармонию божественную. Это, впрочем, не означало, что Пифагор проповедовал аскетизм.

Напротив, брак, к примеру, рассматривался пифагорейцами как нечто священное, но любовь, которая сводилась к одной чувственности, они однозначно осуждали.

Сладострастие, по словам Пифагора, можно сравнить с пением сирен, которые, как только приблизишься к ним, исчезают, а на месте, откуда раздавалось пение, оказываются поломанные кости и куски тела.

По прошествии нескольких лет, когда школа обрела громкую славу, туда стали принимать не всех желающих и не сразу. Прежде чем получить в нее доступ, нужно было пройти трехлетний испытательный срок. При этом исследовались его образованность и способность к послушанию; собирались также справки о его поведении, склонностях и делах. Затем, будучи допущенным в число учеников, он первые пять лет проводил в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его. Прежде чем открывать ученику высшую мудрость, Пифагор преподавал ему математику, так как математические предметы лежат на грани телесного и бестелесного. С помощью такого приема он подводил людей к созерцанию истинно сущего. Наряду с математикой много внимания уделялось музыке. (Пифагор утверждал, что музыка обладает способностью поднимать душу по ступеням восхождения и открывать высший порядок, скрытый от взоров невежд. Священные мелодии должны были настраивать душу ученика и делать настолько гармоничной, чтобы она могла ответно вибрировать на каждое дуновение истины.) В качестве регулярных занятий были введены также гимнастические упражнения. Особое значение придавалось углубленным размышлениям – медитациям.

Лишь усвоив необходимые предварительные знания, ученик допускался к непосредственному общению с Пифагором. Тогда он получал возможность видеть учителя, разговаривать с ним и мог приобщиться к его тайному эзотерическому учению. О самом этом учении мы имеем теперь лишь приблизительное представление. Доподлинно известно только одно – сущность всех вещей и основу организации Вселенной Пифагор искал в числах и их гармонических отношениях Он учил, что в природе есть две силы. Лучшую он называл Единицею, светом, правостью, равенством, прочностью и стойкостью; а худшую – Двоицей, мраком, левизной, неравенством, зыбкостью и переменностью. В самом общем смысле под Единицей он понимал божественную, деятельную, мужскую природу, заключающую в себе всю полноту гармонии, а под Двоицей – пассивную, женскую, материальную (ее отождествляли также с Деметрой-Землей). Божественная Единица осуществляет себя лишь посредством Двоицы и, Сходя через нее, становится реальной, воплощаясь в Троице, то есть в физисом мире. Проявленный мир – тройственен, и потому Тройка – есть первое совершенное число, образующее закон вещей и истинный ключ жизни. Вся видимая Вселенная определяется Тройкой, ибо Тройка содержит в себе все. Примеров проявления этой троичности огромное количество: человек состоит из тела, души и духа; каждый материальный объект существует в трех измерениях – то есть имеет длину, высоту и ширину; Вселенная делится на три концентрические сферы – мир божественный, мир естественный и мир человеческий; тела могут находиться в трех состояниях – твердом, газообразном и жидком; семья включает в себя трех индивидуумов – мужчину, женщину и дитя; предметы могут отталкиваться, притягиваться или находиться в равновесии и т. д. и т. п. Во всех этих проявлениях троичности можно всегда выделить: а) член активный; б) член пассивный; в) член средний, вытекающий из действия двух первых друг на друга. Но все они восходят к Высшей триаде: божественной Единице, принимающей ее в себя Двоице и родившейся в результате этого Троице. Далее Пифагор вводил понятие священной Тетрады, которое заключало в себе глубокую идею синтеза и развития. Согласно его учению, Вселенная, возникшая под воздействием божественной Единицы, вновь возвращалась и заключалась в ней, образуя живой божественно-материальный космос. В высшем смысле Тетрада олицетворяла собой единство Бога и Вселенной: Вселенную, существующую по божественным законам, или Божество, проявляющееся словно в теле в материальной Вселенной (то есть Тетрада есть высшее единство – та же Единица, но на более высоком качественном, проявленном уровне). В частной, обыденной жизни Пифагор тоже видел бесчисленные проявления Тетрады. Например, тело, душа и дух дают в своем слиянии четвертый член – человека; семья есть единство отца, матери и ребенка и т. д.

Эта изощренная, отвлеченная, тяготеющая к монотеизму теогония не вступала у Пифагора в противоречие с общепринятой. Рассуждая о божественной Единице, он вместе с тем требовал уважения к богам традиционной греческой религии. Однако они не были для него высшими существами, а только олицетворяли ту или иную сторону мироздания. Своим ученикам он говорил, что боги, различные с виду и по именам, в сущности, одни и те же у всех народов, потому что они соответствуют тем разумным силам, которые действуют во всей Вселенной. Более того, он говорил о целой иерархии превышающих человека существ, называемых героями и полубогами, которые служат посредниками между человеком и Божеством, и учил, что как раз через них, проявляя героические качества, человек может приблизиться к Богу. Что касается этого Верховного Божества, то Пифагор представлял его как некое огненное Единство, пребывающее в самом средоточии космоса. Впитывая потоки пустоты, окружающей Центр, это пламенное Целое образует множественность миров, состояний и качеств. (По словам Аристотеля, он учил, что в центре Вселенной находится огонь, вокруг которого вращаются в определенном порядке десять сфер: сфера неподвижных звезд, сферы Земли, Сатурна, Юпитера, Марса, Венеры, Меркурия, Солнца, Луны и еще одного невидимого тела – Противоземли При движении каждая из сфер издает особый звук, соответствующий ее величине и скорости. Последняя определялась различными состояниями, находившимися в гармоническом отношении друг к другу, вследствие чего возникает гармонический мировой хор).

Большой заслугой Пифагора следует считать подробно разработанное им учение о душе, воспринятое потом и другими греческими философами. Душа, говорил он, есть отщепившаяся частичка божественного эфира; она разделяется на три части: ум, рассудок и страсть. Ум и страсть есть и у других животных, но рассудок – только у человека. Власть души распространяется от сердца и до мозга, та часть ее, которая в сердце, – эго страсть, а которая в мозге – рассудок и ум; струи же от них – наши чувства. После смерти человека его душа скитается в воздухе, подобная телу Попечителем над душами является Гермес, который чистые души возводит ввысь, а нечистые ввергает в преисподнюю. Пробыв там определенное время, душа вновь ввергается в материальный мир и заключается в тело человека или животного. Таким образом, вслед за орфиками (или одновременно с ними) Пифагор проповедовал учение о переселении душ. О себе он говорил, что помнит все свои прежние рождения, и многим из тех, кто приходил к нему, рассказывал о их прошлой жизни. (Вспоминал он и об Аиде, и между прочим рассказывал о том, как казнятся там Гесиод и Гомер за то, что распространяли лживые россказни о богах. Душа Гесиода, говорил он, стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера подвешена на дереве среди змей.)

Очень похожее учение проповедовалось при жизни Пифагора в Индии. Точно так же, как индийские брахманы, Пифагор считал бесконечную вереницу перевоплощений злом для души Этическое учение, которое он исповедовал, имело главной своей целью вызволить и освободить душу из мира материального и привести ее к окончательному слиянию с божественным Разумом. Он считал, впрочем, что душа, став чистым духом, не теряет своей индивидуальности и, соединяясь со своим первообразом в Боге, припоминает все свои предшествующие существования, которые ей кажутся ступенями для достижения той вершины, откуда она охватывает и постигает Вселенную. В этом состоянии человек уже перестает быть человеком, а становится полубогом и навечно остается в духовном мире. Пифагор говорил, что главное на этом пути заключается в том, чтобы направить душу к добру, ибо только это приближает людей к богу.

Поэтому он предписывал своим последователям особый уклад жизни, который требовал просветленности, гармоничности и меры в поступках, чувствах и мыслях. Пифагореец должен был воспитывать в себе целомудрие, сдержанность, миролюбие, уважение к древним учениям. Каждый ученик был обязан строго следить за собой, заглядывая в свою душу и проверяя совесть. Сам Пифагор, по словам Евдокса, очень заботился о своей чистоте: он, например, не только совершенно отказался от животной пищи, но даже сторонился поваров и охотников За завтраком он ел сотовый мед, за обедом – просяной или ячменный хлеб, вареные или сырые овощи. Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, он объяснял так когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение – зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. Кроме бобов он запрещал принимать в пищу и некоторые другие продукты – крапиву, рыбу-триглу и многое из того, что ловится в море. Одежда его была всегда белая и чистая.

Следует отметить, что нравственная проповедь Пифагора вовсе не подразумевала отрешенности от политических дел. Напротив, в своем стремлении воспитать гармоничного человека, пифагорейцы много внимания уделяли вопросам общественного устройства. Пишут, что, поселившись в Италии, Пифагор также увидел, что многие города здесь и в Сицилии находятся в рабстве друг у друга, и употребил свой огромный авторитет на то, чтобы вернуть им вольность. Через своих учеников, которые были в каждом городе, он внушил их жителям помышления о свободе. В конце концов ему удалось изменить политическое устройство в Кротоне, Сибарисе, Регии, Гимере, Акраганте, Тавромении и некоторых других городах.

Повсюду здесь было введено умеренное аристократическое правление, причем ведущую роль в управлении имели члены пифагорейского союза. Пифагор пользовался в Италии таким почтением, что целые государства вверяли себя его ученикам. Но в конце концов против них скопилась зависть и сложился заговор. Недовольные вскоре нашли себе предводителя в лице богатого кротонца Килона. Ненависть его к Пифагору возникла из-за того, что тот категорически отказался принять его в число своих учеников, с первого взгляда разгадав в нем злого и порочного человека.

Разгневавшись, Килон стал строить козни пифагорейцам и настраивать против них горожан. Однажды, когда ученики Пифагора собрались в доме атлета Милона, враги подожгли этот дом, так что все собравшиеся в нем (всего сорок человек) погибли Другие пифагорейцы были перебиты порознь в городе. О том, был ли на этой встрече сам Пифагор или нет, сохранились различные свидетельства Большинство все-таки сходится на том, что он остался жив и переехал из Кротона в другой южноиталийский город Метапонт. Тут он и умер около 500 г до Р.Х., то ли уморив себя голодом, толи от тоски. Вместе с ним погибло и его божественное учение, поскольку книг он не писал, а из посвященных в его мудрость в живых не осталось никого Уцелевшие от расправы пифагорейцы сумели сохранить, по словам Порфирия, лишь немногие искры его философии, смутные и рассеянные. Тем не менее, пытаясь спасти от забвения хоть это, они постарались записать то, что знали, и таким образом ознакомили мир с общими положениями пифагорейства.

Несмотря на то, что это учение оказало большое влияние на античную философию и христианскую теологию, как религия оно никогда не имело широкого распространения, хотя отдельные пифагорейские кружки существовали вплоть до первых веков нашей эры. Наряду с абстрактными математическими богами, божественные почести в них воздавались также и самому Пифагору. Многие считали его богом еще при жизни. Сохранились рассказы о многих его чудесах. Пишут, например, что в один и тот же день его могли видеть беседующим с учениками в италийском Метапонте и в сицилийском Тавромении, хотя их отделяет друг от друга несколько дней пути по суше и по морю. Сообщают также, что Пифагор мог останавливать повальные болезни, отвращать ураганы и градобития, укрощать реки и морские волны, а также предсказывать землетрясения. Некоторые уверяли также, что учитель имел золотое бедро и по этому признаку безошибочно судили о том, что он был не кто иной, как сам Аполлон Гиперборейский.