Текст книги "Они выбрали ночь (СИ)"

Автор книги: Константин Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

   – Ну что?! Не молчи! – в нетерпении рявкнула кабанья голова.

  – Не торопи! Я нашел, нашел. – Щурясь, Кайот вгляделся в пожелтевшие от времени страницы. Размытые ровные строчки, будто специально ускользали от взора, силясь сохранить известную им тайну. Указательный палец быстро пробежал по буквам, а губы быстро прошептали заветные слова.

   – Не тяни! – не выдержал фантом.

   – Они будут слушать лишь Проклятого, клейменого крылатыми демонами! Оролийцами! – стирая со лба пот и еще раз перечитывая нужные строчки, несколько раз повторил Кайот.

   – Что тебя смущает? – не понял голос.

   – Искать Проклятого все равно, что иголку в стогу сена.

  – Верно, – согласился дух.

   – Постой. Я видел подобную отметину у того, кто принес нам эту весть, – задумчиво ответил глава Отрешенных.

  – Шрам?!

   Кайот кивнул.

  – Я всегда считал его редким безумцем.

  – Стало быть, ты ошибался. Впрочем, как и я.

  6. глава – Обратная сторона монеты.

   Огромный сводчатый зал, украшенный сотней тяжелых кованых люстр, был похож на гигантскую библиотеку, в которую давно уже не забредало ни одного седовласого посетителя. В секциях высоченных стеллажей виднелись белесые круги паутин, а небольшие фигуры статуй при входе покрылись черной копотью и походили на жуткие приведения.

   Шрам нервно оглядывался, и кидал быстрый взгляд на дышащего ему в спину Куттера. Несмотря на свои габариты, здоровяк двигался безшумнее самых искусных воров – и только его невыносимый хрип, выдавал присутствие этого невообразимого гиганта.

   Осветив своим странным светочем пузатые колонны, Фонарщик указал на дальнюю часть зала.

   После встречи с сэром Заговорщиком, мастер заметил, что Ру-ру стал вести себя намного тише – не выпячивая свои белесые зубы и выкрикивая пошлые шуточки. Походка куклы тоже изменилась, став менее размашистой и наигранной.

   – Где мы? – поинтересовался у поделки Шрам.

   – Чшш, молчи. Здесь нельзя говорить. Иначе они проснуться...

   В очередной раз, вглядевшись в темноту, мастер так и не смог разглядеть тех, чей покой можно было нарушить случайным разговором.

   Следующий зал оказался больше предыдущего. Только на этот раз стеллажи были на половину заполнены узкогорлыми сосудами, внутри которых бурлила лиловая жидкость. Шрам почувствовал неприятные запах серы, словно он попал в гости к заядлому алхимику.

   Фонарь проводника стал светить чуть ярче, и бывшему убийце удалось разглядеть в сосудах крохотный источник света, словно незримый светлячок не мог выбраться из стеклянной клетки и в отчаянье метался из стороны в сторону, ища путь к свободе.

   – Дальше мне идти нельзя. – Остановившись, и практически потушив светоч, произнес Фонарщик.

   – Спасибо тебе, – произнес сэр Заговорщик и низко поклонился.

   – Прозрение мертвым!

   -Прозрение мертвым! – обменявшись со всеми присутствующими необычными фразами, старик сделал шаг в сторону и исчез в призрачной дымке.

   Дальше они продолжили путь в кромешной темноте. Сосуды покоящиеся на бесконечных стеллажах стали встречаться все реже и реже, и у границ следующего зала Шрам почувствовал, как Ру-ру взял его за руку и тихо прошептал:

   – Все будет понятно. Но позже. А сейчас ни звука. Иначе Крылатые начнут наводить порядок!

   Слова куклы отозвались в сердце мастера ноющей болью. Только находясь между навью и явью, Шрам все чаще вспоминал день своего Проклятия, когда его заклеймили будто вола, навсегда изменив судьбу.

   Низкий округлый проход привел их в зал тысячи колонн. Из-под серого свода, медленно опадал туман, змеей расползаясь между бесконечных прямоугольных столпов.

   – Мы раньше положенного, – прошептал сэр Заговорщик и резко вытянувшись струной, прижался к стене.

   – Идут! – Ру-ру втянул голову в шею и забился в крохотное углубление у столпа.

   Шрам тоже попытался спрятаться, но было поздно. За долгие годы затворничества, он растерял многие навыки, и сейчас все чаще его тело откликалось лишь резкой болью, наотрез отказываясь повиноваться хозяину.

   Яркий свет факелов вырвал из привычной тьмы силуэт мастера, не утаив его от постороннего взора.

   Впередиидущий – высокий воин в кольчужных доспехах дернул головой в сторону Шрама.

   Вытянутый, чуть продолговатый шлем, сильно напоминающий птичий клюв клацнул. По залу разнесся пронзительный, резкий клекот.

   – Salva sunt omnia ? – раздался за его спиной низкий хриплый голос.

   Прямо за воином высилась мрачная фигура пожилого грузного человека одетого в серую одежду священнослужителя. По сравнению с этим великаном Куттер казался всего лишь блохой.

   Осознавая, что его так и не заметили, Шрам вгляделся в уродливое лицо титана. Из-под огромного выпирающего лба взирали огромные хищные глаза, а длинный крючковатый нос походил на острый клюв хищной птицы. Раздувая щеки, великан пронзил Шрама своим пристальным взглядом. Выхода не было. Затаив дыхание, мастер оценил мощь воина в странном облачении и рассчитал способ отступления, когда раздался все-тот же хрипатый бас.

  – Absque dubio .

   И короткий ответ воина:

  – Verum est.

   Шрам ощутил, как сердце замерло и забилось в бешеном ритме, когда процессия миновала их, так и не заметив чужаков.

   – Всеединый! Кто это был? – выждав время, прошептал мастер.

   – Ибиус. Хранитель душ, – быстро ответил Ру-ру.

   – Он не увидел тебя лишь потому, что в тебе пока теплится жизнь. Здесь не место, таким как ты, – пояснил сэр Заговорщик.

   – Стало быть, я единственный кто побывал в Принтвиле?

   – Это всего лишь одна из множеств сторон монеты, – согласился Ру-ру и язвительно добавил: – Привыкай. Теперь ты один из нас.

   – Нам пора! Осталось мало времени, – перебил их крамольник.

   Не мешкая ни минуты, заговорщики двинулись дальше.

   2

   Дом выглядел пристойно лишь на первый взгляд. Затерявшись среди изящных фасадов, низкий кряжистый дом, ощетинившись каменными стенами словно еж, имел только крохотное окошко над неприметной деревянной дверью, и лишь новая красная черепичная крыша, делала его схожим со своими стройными соседями.

   Потоптавшись возле входа, Джинкс так и не решился постучать кованой круглой ручкой.

   Отталкивающий своим видом дом создавал впечатление эдакова цепного пса, который в отсутствии хозяина охранял себя самого.

   Наконец, решившись побеспокоить грозного хозяина, констебль несколько раз провозгласил о своем прибытии. Но едва слышный 'тук-тук-тук', остался без ответа. Тогда он повторил попытку – удары стали сильнее. Только и на них, кукольный мастер так и не откликнулся.

   Немного помявшись, Джинкс углядел, справа, за небольшим примыкающим к дому забором еще одно окно, выходившее на западную часть улицы.

   Ставни были открыты.

   Джинкс покрутил головой. Прохожие, спеша по своим делам, совершенно не обращали на него никакого внимания.

   Дождавшись, когда улица ненадолго опустеет, констебль легко запрыгнул на забор и, схватившись за угол дома, с легкостью дотянулся до ставней.

   После второй неудачной попытки, мистер Форсберг все-таки оказался внутри. Едва не поскользнувшись на круглых деревянных чурках, разбросанных по всему дому, он не сразу смог приспособиться к царившему вокруг полумраку. Лучи солнца, осторожно пробиваясь сквозь многочисленные щели, наполнили дом, словно швейную машинку сотней золотых нитей.

   Инспектор сделал шаг и тут же услышал протяжный скрип половицы.

   Аккуратно на цыпочках он попытался не издать ни звука и попасть в мастерскую. Бесполезно. Шаг, еще один. Прогнившие доски звучали не хуже церковного органа.

   Куклы были везде. Большие, маленькие, слегка запылившиеся и укутанные паутиной и совсем новые. В нос ударил запах струганных досок и свежих красок. Джинкс приложил платок к лицу и внимательно рассмотрел одну из поделок. Идеально вырезанный нос, губы, уши, прорисованные глаза – лик куклы чудился живым.

   Затаив дыхание, констебль приблизился практически вплотную к деревянному лицу. Невероятно, но ноздри куклы пошевелились, и та с жадностью втянула тяжелый аромат мастерской. А затем открылись глаза. Деревянная фигурка моргнула.

   Попятившись, мистер Форсберг едва удержался на ногах. Его взгляд заметался по висящим на стене поделкам. Остальные куклы висели ровными рядами, даже не думая оживать и пускаться в безумную пляску.

   – Не может быть, – прошептал констебль.

   Он без труда нашел среди груды игрушек куклу совсем еще маленькой девочки в синем ситцевом платье. Ничем не примечательная – одна из многих. Такая же, как и у всех: наспех сшитая из старых лоскутов одежда, сухая, местами выцветшая краска. И как только он мог подумать, что кукла живая?

   Осторожно прикоснувшись к деревянному туловищу, Джинкс снял ее с полки и покрутил в руке. Действительно, ничего особенного. Ни какого сходства с теми фарфоровыми произведениями искусства, которые продавались в магазине мисс Несбет.

   – И как только я мог так заблуждаться. Какое-то наваждение! – констебль поставил куклу на место и стал медленно спускать вниз по лестнице.

   Но даже сейчас его не оставляло чувство, что за ним продолжают следить – и тысячи нарисованных глаз пронзают спину служителя закона.

   Он несколько раз резко оборачивался, пытаясь выследить незримых соглядатаев, однако куклы оставались на своих местах, откинув в сторону плохо прорисованные лица.

   – Да что со мной! Настоящая паранойя! – разозлился сам на себя мистер Форсберг.

   Оказавшись в мастерской, констебль обошел вокруг старый деревянный стол, усыпанный свежей стружкой, и не найдя ничего подозрительного присел у верстака.

   На глаза Джинксу попалась плоская стеклянная чашечка, в которой загустела прозрачная вязкая жидкость. Констебль принюхался – потянуло приятным запахом лака. Следующий предмет в мастерской бывшего убийцы заслуживший внимание инспектора, была запылившаяся бутылка вина. И судя по названию и году выпуска – очень дорого вина. Внимательно покрутив бутыль в руке, он потер лоб, несколько раз поставил вино на место и вновь взял со стола. В его памяти возникли короткие разговоры с дядей, хвалившимся своей бесценной коллекцией. По всем признака сходилось – и констебль действительно держал сейчас в своей руке целое состояние.

   – Не может этого быть, – в пустоту произнес Джинкс.

   Вот так вот просто, пылясь в углу, у мастера игрушек стояло дорогое имение, которое он мог приобрести в обмен на бутылку 'Виндзорского'.

   Отставив сокровище в сторону, инспектор еще раз осмотрелся. Все оставшееся пространство в мастерской занимали только куклы. Даже из инструментов нашелся лишь огромный нож с простой деревянной ручкой. Никаких излишеств. Ни одной зацепки, которой жаждал обнаружить служитель закона.

   Пальцы машинально забарабанили по столу. Джинкс никак не мог взять в толк – как бывший убийца, на совести которого, согласно картотечной записи было больше двухсот человек, стал кукольным мастером.

   За окном послышалась протяжная мелодия шарманки и громкие голоса прохожих. Констебля словно вырвали из трясины, дав возможность наслаждаться привычными звуками.

   В тот момент, когда Джинкс подошел к окну и с интересом выглянул на улицу, в дверь постучали – коротко и осторожно, будто и не надеялись застать хозяина дома.

   Пару секунд инспектор задумчиво стоял на месте, опасливо косясь на пыльных кукол – ему казалось, что стук всего лишь ошибка и короткие звуки издало одно из творений проклятого мастера которое, свесившись с полки, барабанило своими маленькими ножками.

   В этот момент звук повторился.

  Стараясь не издавать лишнего шума, мистер Форсберг спустился к двери, и недолго думая, потянув за засов, отворил ее.

   На пороге стоял трубочист. Слегка долговязый, субтильный, отчего невероятно сутулый, но по лицу вполне добродушный тип. Сняв цилиндр, он поклонился и, кивнув констеблю, визгливо произнес:

   – Трубы, котлы, камины, печи – чистить будем?

   – Чистить? – растерянно захлопал глазами констебль.

   Оглянувшись, Джинкс кинул взгляд на небольшой закопченный камин, темные камни которого были чернее черного и растеряно произнес:

   – Я право не собирался.

   Мысленно, констебль уже корил себя за опрометчивость и откровенную наивность. Неужели он мог подумать, что отварив дверь – встретит подельников убийцы или таинственного незнакомца, который откроет ему все тайны на свете.

   – Да, этому домишке тепло не помешает, – придирчиво осмотрев фасад, заключил трубочист.

   – Простите: что? – продолжая туго соображать, поинтересовался инспектор.

   – Я говорю таких красоток надобно в тепле держать, а то испортятся! – кивнув на игрушечные поделки, пояснил собеседник.

   – Вы что же разбираетесь в изготовлении кукол? – искренне удивился Джинкс.

   Трубочист усмехнулся:

  – Не то чтобы очень. Но в одной из книг, которую мне удалось перелистывать, говорилось, что кукол, для лучшей сохранности от внешнего мира, надобно поместить под стекло, либо в хлопковые мешочки. И ни в коем случае нельзя оставлять их в пыльном, сыром месте.

   Покачав головой, констебль в очередной раз стал корить себя за необдуманность собственных поступков: пробраться в дом к бывшему убийце и, не обнаружив ничего существенного, слушать советы от начитанного трубочиста – как надлежит правильно содержать деревянные игрушки... Ошибка за ошибкой и неоправданный риск!

   – Простите, но я не нуждаюсь в ваших услугах, любезнейший. Ко всему прочему у меня мало времени. И я безумно тороплюсь!

   Джинкс уже собрался было закрыть дверь, когда трубочист, сняв свою шляпу и низко поклонившись, произнес на прощание:

  – Приятного дня, мистер Шрам.

  – Что?! – инспектор едва удержался на ногах.

  – Простите?! – не понял удивления трубочист.

  – Вы назвали меня – Шрамом?

  – Естественно. Я много о вас слышал от Кривого Сэма. – Перепачканное сажей лицо, растянулось в улыбке, от чего стало выглядеть как театральная маска. – Правда, я представлял вас немного старше. Но разум часто обманывает глаза.

  – Чем же я тебя так удивил? – вкрадчиво поинтересовался лже-кукольный мастер.

   Трубочист весело отмахнулся и, отложив в сторону гирю на веревке и щетку, извлек из-под цилиндра разметочный карандаш, а затем скрученный в трубку блокнот.

   Констебль часто слышал, что чистильщики труб носят в кепселе различную рабочую мелочь. Но что слухи окажутся правдой, и кепсель окажется вместительным кошельком – Джинкс предположить не мог.

   – Вот, я все записал, – послюнявив карандаш, трубочист подчеркнул в блокноте несколько неровных строчек. – На верфи про вас сказывали, что вы можете убивать одним взглядом... А у рыбного базара, поговаривали, будто бы вы вышли из пьяной драки победителем, уложив восьмерых здоровяков... Многим слухам, я, правда, не очень верю, но вот про вашу сноровку и изворотливость, думаю, люди не врут. Неспроста же вы так долго – дурачили синих воротников. И в Безнадегу – наверняка легли ради сохранности.

  – Возможно, – уклончиво ответил констебль, пытаясь взять в толк тот факт, что о Шраме горожане складывали подобные небылицы.

   – Разрешите, я все же сделаю свою работу? – внезапно взмолился трубочист. – Просто так, не за звонкую монету.

   Джинкс смущенно потупил взор, ощущая неприятное чувство – личина чужого человека давила и явно пришлась не по размеру, как плохо подобранный сюртук.

   – Право не стоит. Лучше в другой раз.

   -Договорились, – также добродушно ответил чистильщик, согласившись на удивление быстро.

   Протянув констеблю запачканную руку, он долго тряс ладонь своего кумира, а затем изрек:

  – Это на удачу. Уж теперь-то вам точно повезет. И вы не будите, вслепую, плутать по улицам Прентвиля.

  – Что вы имеет в виду? – не понял Джинкс.

  – Удача повернется к вам лицом... я же трубочист. Вы что же не знали? Есть такое поверье! Так что теперь вы найдете свою счастливую птицу, – пояснил поклонник и, подхватив свой скарб, направился вниз по улице.

   Машинально захлопнув дверь, инспектор задумчиво посмотрел на кукол, которые, пылясь на полках, старели на глазах, так и не исполнив своего истинного предназначения.

  3

   Холодными одинокими ночами, когда Шрам уткнувшись в окно, отгонял от себя приступы невыносимой тоски воя на жирную луну, словно волк – в голове частенько возникала мысль о скорой кончине. Он представлял, как бредет по одинокой пыльной дороге в сторону заката и никак не может добраться до высоченной горы. Там, куда он держал путь в своих ведениях, по мнению Шрама, находилось Чистилище. Согласно его детским воспоминаниям, когда он – приличный мальчик из семьи столяра посещал воскресную школу, его учили, что это место имело вполне определенное значение. Сюда, в чистилище, попадал лишь тот, кто, совершив грех и получив прощение или совершив 'простительный' грех, но остающийся неотпущенным, как правило, подвергался 'временному' наказанию здесь или в будущей жизни. То была суровая правда существования, дающая призрачную надежду на спасение. И все же Шрам припоминал, что и праведник, прославившийся добрыми делами, однако, отягощённый бременем подобных грехов, мог попасть в чистилище, и его душа, претерпевая страдания за прегрешения, могла в последствие очутиться на небесах.

   Однако с его детским представлением, истинный Пургаторий – ни шел, ни в какое сравнение.

   Они продолжали находиться в невообразимом по величине зале, среди зеркальных плит которого – шипя и извиваясь, струился маслянистый туман, а высокие сводчатые потолки, где с трудом угадывались человеческие фигуры, извивались, словно куча дождевых червей. Присмотревшись, Шрам заметил, что изогнутые голые тела мужчин и женщин, чьи лица и туловища были изуродованы до неузнаваемости – отчего казались всего лишь рисунком, – на самом деле были живыми. Вернее сказать казались таковыми. Они словно вмурованные в камень, из последних сил старались избавиться от невидимых оков, обретя свободу.

   Но главным было то, что творилось в сердце Шрама. Обреченность, витающая в этом месте, поедала его изнутри живьем, погладывая старые кости.

   Ру-ру рассказал мастеру, что Пургаторий – это некая отправная точка, находящаяся между адом и раем, но мытарство в здешних краях совсем не означает скорое избавление от греховности. Даже если твои родичи будут заказывать мессу каждый день или выпишут тебе у священника всепрощающую индульгенцию.

   Шрам слушал куклу и не мог поверить своим ушам. Мир после смерти представлялся ему совершенно другим. В действительности оказывалось, что души Прентвиля не нужны совершенно никому. И призрачные демоны света и тьмы не в силах решать судьбу Чистилища. Они всего-навсего связующее звено в сложной схеме потустороннего мира.

   – Их больше интересуют живые, нежели те, кто отбыл свой земной срок, – заключил сэр Заговорщик.

   – Тогда чем вы можете им помешать? – удивился Шрам.

   – Помешать?! – поразился тот и, поправив съехавший на бок галстук, добавил: – Мы вовсе не собираемся им мешать. Мы собираемся их уничтожить. И ты, – он ткнул пальцем в мастера. – Ты нам в этом поможешь!

   Поправив колпак, Ру-ру подмигнул долговязому компаньону и, получив ответный жест, оба зашлись в неугомонном смехе. Да так сильно, что проклятые тела, заворочались в два раза сильнее.

   – Здесь уже можно. Нас никто не услышит, – заметив настороженный взгляд Шрама, пояснил сэр Заговорщик.

   Махнув рукой, он двинулся дальше, совершенно не обращая внимания на непрекращающиеся стоны вечных мучеников Пургатория.

   Уставившись в спину долговязого фантома, Шрам не спешил делать скоропалительных выводов. Пока он не давал своего согласия и не заключал кровавых договоров, а посему стоило пореже говорить – да. И внимательнее следить за тремя безумцами, которые вели его в самое сердце загробного мира.

   Постепенно зал становился все меньше и меньше и вскоре превратился в узкий вытянутый коридор. Бесконечные переходы, лестницы, двери – мастеру показалось, что они попали в непроходимый лабиринт, где невозможно найти верный путь. Но сэр Заговорщик двигался столь уверенно, что создавалось впечатление, будто он сам и построил эти катакомбы.

   По обеим сторонам погребальных галерей высились каменные саркофаги, среди которых сновали огромные серые крысы.

   – Настоящий Некрополь, – пораженно прошептал Шрам.

   – Всего-навсего крипта , – уточнил проводник.

   – Мы под самым замком дорианцев, – вкрадчиво добавил Ру-ру. – Жуткие типы, я тебе скажу. Демоны ночи, вечно шныряют по улицам вашего города, ища несчастные души.

   – Скоро ты сам все увидишь. – Сэр Заговорщик глянул на мастера через плечо и ускорил шаг.

   Вскоре призрачный свет факела, который нес фантом, стал быстро тухнуть. Пламя то и дело задувал сильный сквозняк. Останавливаясь через каждые двадцать шагов, Куттер, по старинке, чиркал кресалом, и процессия двигалась дальше.

   В конце концов, они уткнулись в арочную кованую дверь, покрытую толстым слоем паутины.

   Разорвав серую занавесь, сэр Заговорщик обратился к Куттеру:

   – Давай дружище. Пришло твое время.

   Здоровяк, пыхтя, подошел к засову и, приложив к нему ладонь, закрыл глаза, затянув протяжную мелодию.

   – Большой профессионал своего дела, – любуясь работой приятеля, протянул сэр Заговорщик.

   Раньше Шрам никогда не слышал, чтобы заунывным мычанием можно было отпирать внутренние замки. Иначе бы он обязательно продал этот секрет малышу Юнгерту, который был не превзойденным мастером по таким делам.

   Пухлая лапища Куттера постепенно начала святиться приятным сиреневым светом. Шрам заметил, как на висках здоровяка выступил пот. Вскоре огромное тело взломщика затряслось, и он стал биться в конвульсиях, словно на него напал приступ слабоумия.

   – Это нормально? – Шрам кинул взгляд на куклу.

   – Тихо, – шикнул Ру-ру. – Не спугни фортуну...

   В один миг мычание Куттера прекратилось, и мастер уловил несколько быстрых щелчков. Дверь отворилась.

   – Я очень устал, – захныкав, будто ребенок, здоровяк повалился на каменный пол подземелья.

   Сэр Заговорщик приложил руку ко лбу Куттера и, закрыв глаза, быстро произнес:

  – Он скоро придет в себя и нагонит нас.

   Ру-ру первым проскользнул за массивную дверь, и Шрам уловил быстрый стук маленьких ножек. Звук уходил куда-то вниз.

  4

   По дороге к дому констебль несколько раз останавливался и долго стоял в недоумении. Прислушиваясь к внутреннему голосу, он чувствовал, как его неудержимо тянет обратно к дому убийцы. Он словно бы что-то упустил. Неуловимую деталь, которая удивительным образом ускользнула от его внимательного взора.

   Вблизи улицы Часов, Джинкс остановился в очередной раз и, сделав окончательный выбор, все-таки решил вернуться в дом Шрама и осмотреть его еще раз. Но в этот момент его осторожно окликнул женский голос.

   – Инспектор...

   Констебль обернулся.

   Он сразу узнал ее. Сестра Стенли Фишбора, второй жертвы, выглядела ужасно бледной и едва стояла на ногах. Ее голову все также покрывал черный платок – знак скорби на ближайший месяц.

   Та, что пыталась избежать встречи – сама повстречалась на его пути.

   – Мисс? Простите, я не знаю ваше ...

   – Мисс Люси Девишь. Невил был мне сводным братом, – пояснила девушка.

   Джинкс кивнул:

  – Позвольте мне выразить свое соболезнование.

  – Спасибо, инспектор. – На лице девушки возникло некое подобие улыбки.

  – Вы хотели со мной поговорить?

   Девушка ответила согласием:

  – Я знаю, что вы были на месте смерти. И пытаетесь докопаться до правды. Мой брат погиб не случайно.

  – К сожалению, пока, мне трудно подтвердить этот факт, – нахмурился констебль.

  – Но это так! – не согласилась Люси.

  – Я понимаю и разделяю ваши чувства, но, к сожалению, в моем деле требуются гораздо более весомые доказательства, нежели доводы и предположения, – смущаясь, Джинкс старался не смотреть девушке в глаза.

  – Мои слова – не предположения. Я знаю наверняка, что моего брата насильно лишили жизни. И сделали это не простые уличные бродяги или грабители.

  – Хотите сказать – Отрешенные не имеют к смерти вашего брата никакого отношения? – удивился констебль.

  – Безусловно. И если у вас найдется несколько минут то я докажу вам это.

   Джинкс с интересом посмотрел на мисс Девишь, уловив в ее взгляде некоторые искорки надежды. Она действительно была настроена решительно и не желала отступать от своей цели докопаться до истины.

   – Я с удовольствием выслушаю вас, – поклонившись, произнес Джинкс.

   Сегодняшний день он действовал исключительно по наитию. И кто знает, может быть, рукопожатие трубочиста и в самом деле оказалось судьбоносным. Пока констебль этого не знал, но вера в некую призрачную удачу, служитель закона все же сокровенно лелеял в душе. По сути, он страстно желал того же, что и мисс Девишь – узнать правду. И не важно, какой она окажется!

   Тенистый парк, наполненный убаюкивающим запахом лип и кленов, был по-своему удивительным. Вычурные скамейки, непохожие друг на дружку, не затерялись среди пестрящей зелени. По обеим сторонам дорожки высились мраморные фигуры мускулистых героев и милых взгляду, полуобнаженных дев.

   Парк 'Дань прошлому' располагался в восточной части Прентвиля и мог похвастаться богатой историей и едва уловимым налетом таинственности, которая витала среди извилистых аллей и узких дорожек, уводящих прогуливающихся на величественные холмы. Там, среди тенистых проходов, отголоском давно забытой истории, прятались миниатюрные мостики и фигуры застывших в смиренных позах служителей Карательного ордена. Конечно, времена гонений на ведьм и колдунов давно канули в прошлое, но память еще хранила боль тех жестоких времен.

   Мисс Девишь подошла к одной из скамеек на спинке которой, притаился рыжий бельчонок. Девушка протянула ему орех, и постреленок, схватив подарок, кинулся в траву.

   – Мне очень нравиться здесь, инспектор, – произнесла Люси, и ее спутник заметил, что на этот раз ее улыбка стала более смелой.

   – Вы хотели рассказать мне о смерти брата, – напомнил инспектор.

  – Да, конечно. Прошу прощения. У вас, наверное, мало времени. – Лицо девушки вновь стало печальным и она присев на край скамейки, посмотрела на Джинкса снизу вверх, так, словно готова была сознаться в страшных грехах.

  – Я уделю вам ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы выслушать вас, – Джинкс осторожно взял девушку за руку. – Не торопитесь.

   Люси не дрогнула и не освободилась. Ее взгляд устремился вдаль аллеи, где пожухлые листья подхватил случайный ветерок.

   – Вы вряд ли мне поверите. Но я всегда знала, что это случиться, – девушка вздохнула. – Мой брат всегда был необычным человеком. Еще в детстве, он говорил, что подмечает вокруг куда больше, чем видят другие.

   – Вы говорите о его внимательности или о чем-то другом? – уточнил констебль.

   – Нет, совсем не об этом. Мой брат мог видеть тех, кто приходит в наш мир из Серой бездны.

   Люси вздрогнула. Было заметно, как тяжело дались ей эти слова.

   – Пожалуйста, не смейтесь надо мной, – попросила она. – Просто выслушайте меня, без сомнений и прикрас. Я очень хочу, чтобы меня выслушали: не на исповеди или в кругу семьи, а здесь, в парке, мало знакомый человек, который знает и сочувствует моей трагедии.

   Джинкс кивнул, не в силах утешить бедную девушку. И та начала рассказ:

   – Невил был необычным человеком, не только выделяясь своим даром среди остальных. Его исключительность состояла еще в том, что он был удивительно добр. Наверно вы спросите меня – как такое может быть: Отрешенный, и вдруг без греха? А я отвечу. Может. Когда, мой брат, лишившись родителей, оборванцем, попал в гильдию, его стали усердно обучать воровскому мастерству. Но ему так и не суждено было умыкнуть хотя бы жалкий суон. Судьба словно специально отводила его от согрешения. Представляете! Правда – это удивительно?!

   – Безусловно, – согласился констебль.

   – Знаете, Невил зарабатывал монету честным трудом. И когда об этом узнали Бывалые, они хотели его одарить меткой смерти. Но и тут, брат поразил всех своей отвагой. Он вытащил из-под каретных колес самого четырехпалого Филса. Вы наверняка слышали о старом мастере-воре?

   Джинкс кивнул.

   Действительно, он частенько слышал от старожил полицейского отдела о неуловимом Филсе, который был настоящим виртуозом своего дела, обладая при этом и достаточно острым сознанием. Поговаривали, что четырехпалый, некоторое время возглавлял Отрешенных. Однако подобные слухи не имели под собой никаких фактов, но неоспоримо было одно – Филс пользовался непререкаемым авторитетом.

   – Прежний глава воров постановил оставить Невила в гильдии, и дать возможность парню самому раскрыться, освоив хитрые азы профессии. Но брат так и не успел этого сделать... – на глазах Люси возникли слезы.

   Могучий неугомонный ветер, заблудившись среди пушистых крон, заставил деревья закружиться в хороводе. Шелест листвы, будто шум моря, привлек внимание девушки. И ее лицо зарделось. Глаза блеснули, словно среди изумрудных вершин, она угадала черты покойного брата.

   – Люси, прошу прощения, – заметив взгляд девушки, осторожно произнес Джинкс. – Не сочтите меня, излишне назойливым, но все же хотелось услышать ваши мысли по поводу смерти вашего брата.

   – Да-да, конечно. – Девушка осторожно смахнула с лица, серый налет печали. – Я действительно наговорила вам много лишнего. Хотя нет. Не слушайте меня. Все это очень важно. И в первую очередь для вашего расследования.

   Инспектор напряг слух.

  – В ту роковую ночь, когда мой брат оказался в неурочное время в этом злосчастном месте, ему повстречалась сама смерть. Слышите меня, инспектор. Сама смерть. И поверьте мне – это не отчаянье и не помешательство. Я вполне отдаю отчет своим словам.

   Констебль отстранился, не зная, что ответить. И в этот самый миг, девушка сама приблизилась к нему и, буравя его острым взглядом, вкрадчиво произнесла:

   – Тогда пойдемте со мной. Я все покажу. Вы согласны?!

   Не раздумывая, Джинкс кивнул. Внутренний голос протестовал, но констебль откинул прочь все весомые сомнения.

  5

   Весь сегодняшний день состоял из череды немыслимых противоречий. Совершая один необдуманный поступок за другим, Джинкс все сильнее тонул в круговороте стремительных и нелогичных по своей природе событий.

   Находясь в паре шагов от повторного визита в дом Шрама, инспектор решил избрать совсем иной путь. И выбор был продиктован отнюдь не трезвым рассудком, а благодаря тревожному покалыванию юного сердца.

   Остановившись возле небольшого кирпичного дома с почерневшей черепичной крышей, Люси еще раз посмотрела на констебля, и повторила свой вопрос: