Текст книги "Чудо-компасы"

Автор книги: Константин Иосифов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Константин Васильевич Иосифов
Чудо-компасы

Научный консультант

кандидат биологических наук

В. Б. Чернышев

Предисловие

Удивительные, часто поражающие наше воображение действия совершают животные. Многие птицы улетают осенью на сотни и тысячи километров и весной вновь возвращаются на родину. Киты регулярно мигрируют как в Северном полушарии, так и в Южном, передвигаясь по океанским просторам без видимых ориентиров. Большие расстояния проплывают морские черепахи, прежде чем достигнут пляжей, где откладывают яйца. Под водой, и также без определенных ориентиров, проходят сотни километров стаи сельдей, идущие на нерестилища. Совы и летучие мыши даже с заклеенными непрозрачным пластырем глазами продолжают успешно ловить добычу, первые – точно определяя ее местонахождение по шороху, а вторые – «прощупывая» пространство ультразвуковым лучом и ловя его отражение от тела добычи. Дельфины без помощи зрения, пользуясь той же эхолокацией, отличают препятствия и несъедобные предметы от пищи.

А как находят пищу рыбы в абсолютно непрозрачной воде Нила, Аму-Дарьи и некоторых других рек? Чем и как помогает им электрический орган? Могут ли ориентироваться животные по магнитному полю Земли? Как находят дорогу к родному гнезду, норе или иному убежищу птицы и звери, перевезенные в заведомо неизвестное им место – иногда за десятки, сотни и даже тысячи километров от дома? Как пчелы передают друг другу информацию о том, где находятся медоносные растении?

Эти и множество других, подчас еще более сложных загадок встают перед пытливым взором наблюдателя, который видит, что животные могут все это делать, но не знает, с помощью каких средств они этого достигают.

Первобытные охотники были первыми исследователями жизни животных. Многое они понимали правильно в их поведении, но, не зная побудительных причин поступков животных, обожествляли их, наделяли сверхъестественными способностями.

В последние десятилетия успехи физики, математики и химии вооружили биологию новыми идеями и средствами исследования. Родились биохимия и биофизика, возникла кибернетика. Появилась возможность проникнуть в сущность многих явлений жизни и выявить их физико-химические основы. Результаты таких исследований живых (биологических) систем стали все шире использоваться инженерами при конструировании сложных вычислительных машин, локаторов, навигационных приборов. Родилась новая область знаний – бионика, где в творческом содружестве бок о бок трудятся биологи, математики, физики и инженеры. На живую природу – наши леса, луга, водоемы, живые организмы – мы начинаем смотреть как на кибернетические системы, которыми можно управлять, заранее предвидя результаты вносимых нами изменений. Воздействие человека на природу увеличивается с возрастающей силой. Поэтому так необходимо глубокое знание растительного мира, живых организмов и, в частности, их ориентации в пространстве.

Этим вопросам и посвящена книга Константина Иосифова. В ней в увлекательной и доступной форме показано, какие результаты достигнуты в области изучения ориентации животных и как много еще остается в этой проблеме неясного и просто неизвестного.

Молодых читателей не может не увлечь множество интереснейших перспектив, открывающихся перед пытливым взором исследователя-биолога, инженера-конструктора и других специалистов, которые должны заботиться о рациональном использовании и охране наших природных богатств.

Многие из школьников могут избрать в будущем этот путь, и книга К. В. Иосифова, написанная очень интересно и в то же время с большой научной добросовестностью, поможет им в этом.

Доктор биологических наук

профессор Н. П. Наумов

А ведь человеку черствому

природа не откроет своих тайн.

Николай Морозов

Шлиссельбуржец

Вы удивляете нас, чудо-путешественники!

Эх, если бы звери, птицы, крабы и всякая букашка-таракашка умели разговаривать! Я бы прежде всего обратился к ним с просьбой: «Расскажите, друзья, о своих путешествиях! Куда вы путь держите и как умудряетесь не заблудиться?»

Много разных историй гуляет по свету об удивительных навигационных способностях животных, их умении находить дорогу.

Однажды женщина завезла свою скромную кошечку из Осло за шестьсот километров на север Норвегии. Обстоятельства сложились так, что хозяйке пришлось уехать оттуда. Она оставила кошечку на попечении друзей, обещая скоро вернуться.

Кошка планов хозяйки не знала. Она потосковала, потосковала, а потом взяла инициативу в свои кошачьи лапы и отправилась домой.

Она удирала днем от собак и мальчишек, ночью шарахалась от чудовищ, что с грохотом проносились мимо, обдавая ее горячим бензиновым дыханием, и не догадывалась, что люди, сидящие за рулем, видя отблеск фар в ее зеленых дьявольских глазах, вспоминали разную лесную нечисть и на всякий случай притормаживали.

Через несколько месяцев кошечка добралась домой, удивив этим и хозяйку, и всех в округе. Что же касается газетных репортеров, которых, как известно, удивить не так-то просто, то они, прослышав про ее подвиг, тут же бросились к телефонным аппаратам, чтобы передать экстренное сообщение.

Но как ты шла, ласковая, домашняя мурлыка? Вдоль железнодорожного полотна, по которому страшилище завезло тебя в чужие края? Или прямиком – по горам и долинам? Обходила ли ты города? Что делала, когда на пути оказывалась река, озеро, фиорд? Переплывала их, подавив на время исконную кошачью нелюбовь к купанию? Искала мосты? А как узнавала, где мост – справа или слева?

Многое дали бы тебе репортеры, чтобы получить от тебя ответы на эти вопросы. Но – увы! – ты не склонна давать интервью.

Тогда, может быть, ты, мой хитрый кот Арамис, поведаешь мне о своих навигационных способностях? Ведь ты тоже не растеряешься, если тебя занести далеко от дома.

Но Арамис лишь сладко потягивается, мурлычет что-то свое кошачье и тут же засыпает, хитро прищурив один глаз.

А ты, благородный пес д’Артаньян? Тебе, возможно, было бы полезно узнать про подвиг твоего сородича овчарки Рольфа, – подвиг верности и преданности хозяину.

Заслышав мой голос, ты вскакиваешь, кладешь тяжелую голову мне на колени, и я читаю в твоих преданных глазах: «Ради тебя, моего друга и хозяина, покровителя и бога, я готов на все. Только прикажи – вывернусь наизнанку!»

Охотно верю тебе, пес. Ты не остановишься ни перед чем ради нашей дружбы. Но вначале выслушай, что совершил этот самый Рольф.

Рольфа взяли от хозяина и отвезли из Киева в Павловск, что находится недалеко от Ленинграда. Несколько раз Рольф пытался удрать, но каждый раз его ловили и сажали на цепь. Лишь через десять лет Рольфу удалось бежать.

А еще через три года он объявился в Киеве у своего старого хозяина.

Ты хочешь сказать, друг: «Подумаешь! Каждый порядочный пес совершил бы то же самое на его месте!»

Так-то так… Но ведь одной готовности мало. Как Рольф нашел дорогу из Ленинграда в Киев – вот что интересует нас, людей.

Что?! Ты считаешь: «Ничего особенного! И я поступил бы точно так же!»

Да, помню, на той неделе ты потерялся на противоположном конце города, в месте, где никогда не был. И ты все-таки нашел дорогу домой. Что ж, честь тебе и хвала. Но поведай, как ты умудрился не заблудиться? Какие компасы указывали тебе путь?

Ага! Молчишь, отводишь глаза и перемигиваешься с Арамисом. Что ж, бегите, гоняйтесь друг за другом. Я и сам понимаю: не дадите вы мне ответа.

И мой удел – наблюдать да удивляться.

А удивляться есть чему.

Вот недавно иркутскому летчику в Киеве подарили пару голубей. Он отвез их в Иркутск на самолете и выпустил. Голуби вернулись в родную голубятню, преодолев семь тысяч километров, если считать по прямой.

А лягушки?

Сидит себе какая-нибудь квакунья на кочке, оглядывает хозяйским оком родное болотце, и ей невдомек, что существует другой мир и есть другие замечательные болота, а в них свои лягушачьи солисты и вкусная снедь. Большие домоседки лягушки!

Однако и они обладают завидной способностью находить дорогу домой. И вот тому пример.

Всем известен рассказ Марка Твена о скачущей лягушке. Не было в Америке лягушки, которая могла бы победить ее на состязаниях по прыжкам.

Так было, пока какой-то проходимец не насыпал ей в рот дроби. Начиненная тяжелым свинцом, она потеряла спортивную форму и была побеждена соперницей.

И сейчас в Америке устраиваются состязания лягушек, но, конечно, все тренеры читали рассказ Марка Твена, и их теперь не проведешь – ни один не допустит, чтобы его питомицу набили дробью, словно она ружейный патрон.

Теперь тренеры воруют друг у друга чемпионов.

Подготовить лягушку к состязаниям не такое простое дело. Тренеры долго рыщут по болотам в поисках способных спортсменок, долго учат их прыжкам и привязываются к ним. Да и лягушки отвечают им тем же, во всяком случае, одна из них – воспитанница Фредерика Сиднея. Впрочем, злые языки говорят, что она была больше привязана к месту, чем к тренеру, что, дескать, Фредерик Сидней вообще не способен вызвать привязанность ни у одного живого существа. Но мало ли завистников на свете!..

Как бы то ни было, когда лягушку украли, она, улучив момент, ускользнула от похитителей и припрыгала домой через пять дней. Больше ста двадцати километров проскакала она по незнакомой пересеченной местности, где много всяких ориентиров, которые высоко ценятся людьми и ни во что не ставятся лягушками.

Как же ты нашла дорогу, путешественница?

Но таращит глаза лягушка и, по всему видно, не понимает вопроса.

И под водой и в воздухе идет свое передвижение.

Очень славятся как путешественники угри.

Таинственные это существа – угри: и похожи-то они на змей, а не на рыб; и ползают по суше по-змеиному, что рыбе не положено; и хотя они жители рек, никто никогда не находил угриной икры, и под нож повара еще не попадалась икряная самка угря.

Где появляются они на свет?

Вечный странник птица альбатрос. Широко распластав могучие крылья – до четырех метров от кончика крыла до кончика крыла, парит альбатрос над океаном.

Старые моряки говорят:

– Вот вы смотрите и думаете, что это за птица летит, да? Оно конечно, у альбатроса птичье обличье, а вот душа у него человечья, матросская. Недаром альбатрос, как и моряк, странствия любит. И в океане он не заблудится. Вот и выходит – нельзя убивать альбатросов. А убьешь – быть беде! Это еще хорошо, если один погибнешь, а то, чего доброго, накличешь несчастье на весь корабль.

Суеверны моряки, но в меру! Да, конечно, у альбатроса душа матросская и все такое прочее, но ведь у альбатроса удивительные крылья, из которых получаются замечательные коврики, и за эти коврики дадут на берегу немало шиллингов. А из перепончатых лапок можно делать кошельки – и в таких кошельках всегда водятся деньжата.

К тому же теперь не так уж много моряков погибает, так что на альбатросов, пожалуй, охотиться можно.

Всю жизнь альбатросы в полете. Увидит альбатрос рыбину, спикирует, выхватит из воды – и опять в небо! Лишь изредка садится он на воду, чтобы передохнуть и воды напиться – у него в носу есть особые железки, которые позволяют избавляться от излишков соли в организме.

Но если вы всегда в полете, то есть ли у вас, альбатросы, родина?

Умеете ли вы находить туда дорогу? Или же вы летаете куда придется?

И альбатросы ответили: да! Есть и родина, и мы умеем находить к ней дорогу не хуже вас, люди-человеки!

Доказали они это и американским летчикам.

К западу от Гавайских островов лежит островок Мидуэй, издавна известный тем, что туда слетаются со всех сторон альбатросы, чтобы выкопать в песке ямки-гнезда и высидеть птенцов.

Но вот недавно Мидуэй стал известен тем, что там разыгралась война между альбатросами и американскими ВВС – военно-воздушными силами.

Американцы облюбовали этот островок – здесь можно устроить прекрасную авиабазу. Отсюда хорошо демонстрировать свою авиационную мощь.

О том, что на острове уже есть коренное население, американцы не очень-то беспокоились. Подумаешь! Мы и не с птицами расправлялись! Небось надоест слушать гул моторов – сами уберутся. Люди расстаются с насиженными местами, а тут птицы какие-то!

Но альбатросы придерживались по этому вопросу другого мнения. Они высиживали птенцов под крыльями самолетов, разгуливали по летным дорожкам, когда самолетам надо было идти на посадку, сталкивались с самолетами в воздухе.

И хотя такое столкновение кончалось для альбатроса смертью, летчику тоже приходилось туго. Не раз после подобных происшествий самолет отправляли в ремонт, а летчика в госпиталь.

Чего только не делали американцы, чтобы выжить с острова альбатросов! Засыпали гнезда песком – альбатросы тревожно метались в воздухе и количество столкновений с ними катастрофически росло. Жгли дымовые шашки у гнезд – альбатросы отворачивались, но гнезд не покидали. Подвигали дымовые шашки к гнездам – альбатросы отходили и усаживались на взлетных дорожках. Теперь самолетам приходилось совершать долгие круги над аэродромом, ожидая, когда птицы соблаговолят убраться.

Американцы стреляли из пистолетов, охотничьих ружей, боевых пулеметов, устанавливали магнитофоны с джазовой музыкой, но даже этим не выводили альбатросов из душевного равновесия.

И – удивительное дело! – хотя количество альбатросов на всем свете уменьшается, потому что из их крыльев получаются замечательные коврики, а из лапок кошельки, приносящие деньги, здесь, на острове Мидуэй, оно растет, так что уже поговаривают: а не приглашают ли альбатросы своих соотечественников со всех концов океана, чтобы поиздеваться над американскими ВВС?

Чтобы положить конец подобному неуважению со стороны каких-то птиц, американцы решили прибегнуть к радикальной мере – увезти альбатросов с острова. Всех до одного!

Начали с эксперимента. Взяли восемнадцать птиц, пометили их и доставили на самолетах кого куда – на Гавайские острова, на побережье штата Вашингтон, на Маршалловы острова, к берегам Японии.

Четырнадцать птиц из восемнадцати вернулись домой. Семь тысяч километров за 32 дня – таков рекорд, поставленный одной птицей!

И тогда американцы махнули рукой – живите себе на острове, раз вы такие упрямые. Видно, вы найдете дорогу с любой точки земного шара, так что вывозить вас бесполезно. И очень хотелось бы нам узнать, какие такие компасы указывают вам путь.

Альбатросы отнюдь не исключение.

Выбери светлую осеннюю ночь, когда луна, не хитря и не прищуриваясь, смотрит на окружающий мир округлым оком, и взгляни на нее в бинокль или в подзорную трубу. На желтом лунном диске будут поминутно проноситься крылатые бесшумные тени – перелетные птицы.

Выйди в поле в перелетное время, закрой глаза, прислушайся – птичий гомон идет сверху.

Летит журавлиная станица, курлычет печально, прощайте, мол, поля, прощайте леса! Прощайте и вы, люди-человеки. Поскучайте тут без нас, посмотрите, как тоскливо живется, когда нет кругом птичьей братии. Может, тогда не будете встречать нас пальбой из ружей и рогаток.

Впрочем, эту жалобу они прокурлыкали мне. Другим же людям они курлычут другое. Знакомая девушка, например, каждый раз слышит в их перекличке: «Мы улетаем, но и прилетаем. Радость уходит, но радость и приходит. Так что не вешай носа, дорогая!»

Многих журавлиная перекличка наводит на научные мысли.

Мой приятель авиатор убежден, что журавли подают друг другу сигналы, чтобы определить по звуку угол сноса. Дескать, ветер сбивает птиц с курса в сторону, вот и перекликаются они, чтобы голосом определить, куда именно.

Другой приятель полагает, что журавли сообщают вожаку: «Я здесь и чувствую себя великолепно, так что не беспокойся!» А вожак отвечает: «Давай, давай! Крепись! Скоро меня сменишь!»

Но еще никто никогда не говорил, что журавли или другие птицы обсуждают в полете приметы пути.

И не сообщит их курлыканье, куда они летят.

Порхают, неслышно размахивая крылышками, молчаливые бабочки. Ну до чего же здорово природа умеет радовать глаз человеческий, когда захочет! Красота-то какая!

А ведь на своих легких, покрытых тончайшей пыльцой крыльях бабочки-монархи умудряются добраться из Канады в Калифорнию. Там они находят деревья, на которых сидели их предки, и тоже проводят на них зиму.

Все знают маленького жучка с черными крапинками на красном панцире – божью коровку. Подойдешь к ней – не испугается она. Положишь на ладонь – и она тут же отправится разгуливать по руке. «Какое милое, доверчивое насекомое!» – думает человек, улыбаясь, и не всякий знает, что божья коровка прожорливый хищник. До шестидесяти тлей за день съедает она, а что это значит для человечества и всего живого, судите сами.

Потомство одной только тли способно так размножиться, что за год покроет всю сушу планеты живым, копошащимся ковром. Напиши единицу, поставь после нее тринадцать нулей – вот сколько особей дала бы одна тля, если бы у нее не было огромного количества врагов.

И главный враг – божья коровка.

Люди давно оценили вкусы и аппетиты божьей коровки. Но что божья коровка – великий путешественник, узнали совсем недавно. Думая о благополучии своих садов, фермеры заставляли детей собирать божьих коровок, и дети приносили жучков горстями, бутылками, коробками. Фермеры прятали их на зиму в холодильники, божьи коровки приспосабливались к низкой температуре и не гибли. А фермеры довольно потирали руки.

Но вот приходила весна. Фермеры выпускали пленников и злорадно поглядывали на сады и огороды конкурентов. Однако уже через несколько дней божьи коровки исчезали из садов предусмотрительных фермеров. Не было их и у конкурентов.

Улетели неисправимые путешественники, а куда – неизвестно!

Где они окажутся через месяц или два? Станут ли «обрабатывать» сады в соседней стране? Или же погибнут при перелетах через море и будут плескаться в многотонной мертвой массе, что протянется на несколько километров красной полосой вдоль морского пляжа?

Очень бы хотелось людям знать навигационные способности этих красивых жучков, чтобы направлять их полеты, но пока не знают они ничего.

«Куда деваются зимой мухи?» – спрашивают дети.

Родители отвечают: «Засыпают. Иди и ты спать!»

А ведь мухи тоже путешествуют, только не изучены еще их пути.

Много загадок загадали вы нам, чудо-путешественники. Нам бы очень хотелось нанести на карты ваши маршруты и разгадать вашу удивительную способность угадывать направление.

И, видимо, придется нам поговорить с вами языком науки, научных наблюдений.

Язык этот бывает порой интересней сказки.

Пусть путешественники доложат свои маршруты!

Вначале были причудливые ответы

Разговор начнем, конечно, с птиц, просто потому, что их пути-дороги изучены лучше всего.

– Дорогие птицы, – скажем мы, – мы вас очень любим. Мы слушаем ваши песни – и в наших сердцах звучит музыка. Спасибо вам, птицы, и за то, что вы очищаете наши поля и леса, сады и огороды от всякой нечисти, и мы обещаем оберегать вас. Мы смотрим на ваш свободный полет – и нам хочется летать и строить самолеты. Вы научили нас летать. А теперь научите находить направление. Нам предстоят грандиозные полеты. Вам даже не снились такие. Может, ваши навигационные секреты помогут нам. Но для начала скажите, куда вы улетаете каждую осень и откуда прилетаете?

Не сразу ответили на этот вопрос птицы, хотя люди задавали его испокон веков.

«Странная вещь, – думали люди, – летом стон стоит в лесу от птичьего пения, а зимой птиц нет, и лес мертвый. Куда же деваются птицы зимой?»

Но удивление не переходило в исследование. Люди в средние века не очень-то часто исследовали, тем более что ответов всегда было сколько угодно – выбирай самый невероятный. Люди тогда предпочитали причудливые ответы. А причудливых ответов, само собой разумеется, всегда больше, чем правильных.

– Ласточки опускаются на дно колодцев и там зимуют, – говорили одни.

– Что вы! – восклицали другие. – Это гуси и утки и прочие водоплавающие птицы зимуют на дне колодцев, а ласточка – птица воздушная, она утонет в колодце. Если хотите знать, куда деваются ласточки зимой, то скажу вам по секрету – они зимой превращаются в ворон. Да, да, в ворон. Вроде той, что сидит на ветке!

– С вашей теорией, уважаемый коллега, можно было бы согласиться, если бы не одно обстоятельство. Допустим, ласточки превращаются на зиму в ворон – такие трансформации в природе вполне возможны. Но как вы тогда объясните тот странный факт, что ворона, на которую вы направили сейчас свой указательный перст, существует и летом? Неужели вы допускаете хотя бы на минуту мысль, что некоторые ласточки предпочитают оставаться в неприглядном вороньем обличье все лето?

– Ласточки – да будет вам известно – улетают зимой на Луну. А если не верите, то посмотрите осенней ночью в подзорную трубу на лунный диск.

Люди смотрели в подзорные трубы на лунный диск, видели на нем силуэты разных летящих птиц и были уверены, что птицы на зиму улетают на Луну. Объяснение было достаточно причудливым, чтобы быть приемлемым.

Однажды весной случилось: вернулся аист с обломком стрелы в боку. Это показалось странным: и где это глупый аист подцепил стрелу? Мы уже давно отказались от стрел и перешли на ружья, а у него в боку торчит стрела. И стрела особенная – в наших краях таких отродясь не бывало. Странные стрелы у этих лунных жителей!

Но тут подвернулся морячок, который изъездил весь свет и побывал даже в Африке. Он осмотрел стрелу и заявил:

– Ха! Знакомая стрела. Сколько раз людоеды осыпали меня такими стрелами, когда я был в Африке. И вообще в Африке полным-полно аистов вроде этого.

Людям очень не хотелось расставаться с лунной теорией перелетов птиц, но к этому времени накопились кое-какие сведения о Луне, о воздухе, о птицах, и люди стали подумывать: а ведь, пожалуй, на птичьих крыльях не добраться до Луны. Но может, действительно аисты летают в Африку? И вообще неплохо было бы метить их чем-нибудь не таким смертоносным, как стрелы.

И люди нашли такой способ. Его подсказала обыкновенная ласточка. Знаменитый естествоиспытатель Карл Линней считал, что большинство птиц улетают в жаркие страны на зиму. Однако для ласточек он почему-то делал исключение, полагая, что они, скорее всего, зимуют в камышах, в воде.

Чтобы доказать это, он привязал к ножкам ласточек красные шелковинки. Расчет был прост: тина прилипнет к шелковинкам, и это послужит свидетельством того, что ласточки зимуют в камышах.

Тина не прилипла. Но зато Линней понял, как можно метить птиц – привязывая шелковинки к ножкам.

Ну, а через некоторое время орнитологи – ученые-специалисты по птицам – стали надевать на лапки птиц металлические кольца.

А птице все равно – с кольцом она или без кольца. Кожа на ножках птиц покрыта прочными щитками, и если кольцо не слишком затянуто и не слишком свободно ходит по лапке, то и с кольцом жить можно. Кольцо не нарушает жизненный уклад птицы, а это очень важно при исследовании.

Летает окольцованная птица, пока какой-нибудь охотник не подстрелит ее и, обнаружив кольцо на лапке, не пошлет его по адресу, указанному на кольце, сообщив, где, когда подстрелил он птицу.

Ученые же найдут по номеру запись в журнале наблюдений и узнают птицу.

Так изучаются птичьи маршруты.

Много неожиданного сообщили кольца орнитологам.

Из Таймыра вдоль сибирских берегов, а потом европейских плывут – не летят, а плывут! – птицы гагарки. Им бы пробраться до наступления холодов в балтийские воды. Разве есть на свете лучшее место для зимовки, чем Балтика?

Из Балтики в Африку и Индию направляется превеликое множество других птиц. Им подавай африканскую жару!

Кольцевание же показало, что птицы крачки, которые живут у Северного полюса, и крачки, которые живут у Южного полюса, – это одни и те же птицы. Уточнили их пути-дороги.

Живет крачка у Чукотского полуострова, и, чтобы добраться до Южного полюса, ей надо было бы лететь прямо на юг, а она вначале летит вдоль сибирских берегов на запад и только там поворачивает на юг. Это пусть самолеты летят по прямой. Им, крачкам, экономить горючее не приходится – в океане сколько угодно пищи. Не пропадет крачка, если проведет в пути лишние недели.

И спешить ей тоже вроде некуда – ей бы не прилететь на место слишком рано, когда в Антарктике еще не наступило лето.

И летит чукотская крачка от берегов Берингова моря на запад, к Гренландскому морю, и потом на юг, к Западной Африке.

Гренландские же крачки вначале пробираются к берегам Европы и там поворачивают на юг.

Под Ленинградом можно увидеть серых ворон и летом и зимой. Люди думали: ленинградская серая ворона – птица оседлая.

Кольцевание показало: нет!

Зимой вороны, что живут под Ленинградом, направляются к южному побережью Балтийского моря и селятся на его берегах, а порой добираются до берегов Франции. А на их место в район Ленинграда прилетают вороны с севера.

И если осенью ты увидишь снегиря, то не говори ему: «Здравствуй, друг! По-моему, мы с тобой встречались летом!» Нет, этот снегирь прибыл с севера, а твой знакомый уже где-то южнее.

Благодаря кольцеванию люди узнали, что многие птицы – скажем, соколы – сохраняют супружескую верность всю жизнь, и сокол возвращается весной с той же самой соколихой, с какой улетел осенью, если, конечно, с ними ничего плохого не приключилось в дальних странах.

А вот ласточки, оказалось, народ легкомысленный – каждый год новая подруга жизни.

Очень удивили людей пингвины.

Ученые наловили пингвинов, пометили их и переправили на самолетах за тысячи километров от дома. А там пустили: куда вы зашагаете, пингвины?

Пингвины прекрасные пловцы, но летать, увы, давно разучились. Ходить же по-настоящему еще не научились. Да и не так-то просто ходить на перепончатых лапах, приспособленных больше для плавания, чем для ходьбы.

Высадившись из самолетов, пингвины посмотрели туда, посмотрели сюда и затопали, смешно ковыляя, прямо к себе на родину.

Несколько месяцев брели по антарктическим снегам пингвины, где переваливаясь с одной лапы на другую, где скользя по горным склонам на животе, как на санях. И хотя по пути не было ни одного знакомого ориентира, пингвины все же добрались до родного гнездовья.

Много неожиданного сообщило кольцевание. Однако не на все вопросы оно дает ответ.

Люди охотятся за гусями и утками, поэтому-то процент возврата колец здесь высок – около двадцати.

Певчих птиц щадят, за ними не охотятся, разве что только в Италии, где их едят. Очень немного колец, надетых на ножки певчих птиц, возвращается к биологам.

И еще один недостаток кольцевания – оно говорит только о моменте и месте выпуска птицы и о моменте и месте поимки. А куда летала птица все это время? С какой скоростью? Какими маршрутами? И конечно, оно не поясняет то, как птицы находят дорогу.

Вот если бы стать маленьким-маленьким, как Нильс из сказки, да оседлать бы какого-нибудь гуся, да полететь бы с ним в Африку, да затесаться бы в компанию чижей, сорок или удодов, да проследить их пути. Ради этого и с крачками можно было бы пропутешествовать от полюса к полюсу, хотя, конечно, летать с крачками не очень-то заманчиво. Не всякий так любит холод, как крачки.

Нет, все это пустые, не научные мечты.

Лучше бы поразмышлять как следует над последними достижениями науки и техники да изобрести какой-нибудь новый способ, который позволил бы следить за полетом птиц, не выходя из помещения…

И такие способы были найдены. Один подсказали «летучие ангелы».

Исчадия ада – летучие мыши

Чтобы понять, что такое «летучие ангелы», надо поближе познакомиться с летучими мышами, тем более что они всегда удивляли людей своими таинственными способностями и прежде всего умением летать в пещерной темноте, не натыкаясь на предметы.

Таинственные существа эти летучие мыши. И именно из-за этой таинственности люди долго считали их исчадиями ада, пособниками дьявола, и когда рисовали ведьм и колдуний, то рядом обязательно пририсовывали пару летучих мышей – нетопырей и их товарищей, любящих темноту, – сов и чертей.

Считать же летучих мышей исчадиями ада у людей были все основания.

Во-первых, божьи твари любят день, а нетопыри – ночь, когда строит свои козни враг рода человеческого – сатана.

И кто они – мыши? Но разве мыши летают? Птицы? Но тогда почему они не вьют гнезд? Все птицы славят в своих песнопениях творца небесного, а кого славят в своей пещерной темноте эти странные создания, как не сатану?

И чем они питаются, если не человеческой кровью? Навеет на человека сон своими нетопырьими крыльями, вопьется в главную жилу и пьет, пьет. Человек же не просыпается, потому что убаюкан.

А еще люди говорили – да и теперь иногда говорят, – что-де летучая мышь нарочно запутывается в пушистых волосах, чтобы вцепиться и насосаться крови. Ну, а если ранки при этом не видно, так ведь пособники дьявола и не на такое горазды.

А еще летучих мышей считали орудиями дьявола и потому, что они летают бесшумно. Птица летит – слышен свист крыльев. Ангел летит – слышно ангельское дуновение. Ну, а когда летит дьявол или его пособники, то ничего не слышно. Бесшумно же они летают, чтобы легче было ловить грешные души в дьявольские тенета.

И, может, человек не причислял бы так долго летучих мышей к дьявольскому сонму, если бы раньше разгадал их способность видеть в темноте.

Разгадать их, однако, раньше он не мог, потому что привык человек мерять все на свою колодку.

Посмотрит человек в лупу на насекомое и скажет с ученым видом: «Не вижу я у него органа обоняния! Я определяю запахи носом. Мой пес определяет запахи носом, а где, скажите на милость, нос у этой уродины? Гладкое место там, где должен быть нос, совсем как у гоголевского персонажа майора Ковалева. Не может ваша таракашка ощущать запахи!»

И такому человеку не придет в голову искать органы слуха, скажем, на затылке, или на кончиках лапок, или на спине. И не поверит он, что донная рыба морской петух узнает вкус плавниками, а что у бабочки уши на брюшке, а у кузнечика вовсе даже на ножках.

А еще плохо, что много на свете людей нелюбопытных. Спросишь такого человека: «Летучая мышь живет в кромешной темноте. Как же она умудряется летать и охотиться ночью да еще в пещере?» И у нелюбопытного найдется свой нелюбопытный ответ: «Как-нибудь да находит. На то она летучая мышь, чтобы находить».

И даже если сказать ему, что «видеть» можно не только глазами, но и ушами, не удивится он.

Не удивится он, когда узнает, что пресноводные дельфины, обитающие в мутных водах Ганга или Амазонки, где в нескольких сантиметрах ничего не видно, не помирают с голода, не разбиваются о стволы затонувших деревьев и о камни. Да и что ему думать и беспокоиться о каких-то дельфинах, если ему самому не приходится плавать в мутных водах?

Но к счастью, среди людей больше любопытных, чем нелюбопытных, и, может, именно потому человек стал человеком – самым знающим созданием на свете, что постоянно задавал вопрос другим и самому себе: «А почему?»