Текст книги "Генерал Кононов. Том II"

Автор книги: Константин Черкассов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Об этом я расскажу подробно с соответствующей документацией в последующем изложении.

* * *

В начале осени 1944 г. наша бригада была переброшена на северо-восток, в направлении к приближающемуся Восточному фронту.

Наш 1-й конный дивизион был размещен в селе Окучаны, а 2-й и 3-й пластунские дивизионы нашей бригады стали, через реку Саву, в местечке Босанска-Градишка. Начавший формироваться 8-й пластунский полк расположился в 5–6 км на северо-восток от Босанска– Градишка. Тут пришлось простоять сравнительно долго.

Бригада, как и весь корпус, вела тяжелые бои с войсками Тито. Ранее Тито, сосредоточив крупные силы у города Банья-Лука повел на него наступление. Оборонявшие город хорватские регулярные войска, так называемые домобраны, почти не оказав никакого сопротивления, сдались в плен. Усташи оборонялись и были почти полностью уничтожены титовцами.

Немецкое командование бросило все имеющиеся в данном районе силы на занятый титовцами город и он, хотя и с большими потерями, был отбит.

В этом тяжелом бою участвовал 3-й Кубанский полк, понесший большие потери. Рассказывали, схватка была смертельной. Окруженные титовцы оборонялись упорно. Город и долина вокруг него превратились в поле смерти. Все пылало в огне, горели дома, скирды сена, в страхе мыча метался скот. При входе в город увидели страшную картину: всюду висели повешенные титовцами на столбах усташи. Некоторые были распяты: прибиты гвоздями к стенам домов и к заборам. Страшно было смотреть на их изуродованные лица с выколотыми глазами и на их тела с отсеченными конечностями.

Ворвавшиеся в город, вместе с немцами и казаками, усташи сразу же стали вырезать захваченных ими титовцев. Все это приводило в ужас.

Находясь в Окучанах наш дивизион охранял шоссейную и железную дороги, одновременно вел разведку и участвовал в небольших операциях. Однажды здесь произошел забавный случай.

Возвращаясь с одним казаком после выполнения служебного поручения в Босанска-Градишка мы, не доезжая до Окучаны, увидели стоявшую на дороге у отдельного дома подводу, возле которой топтались четыре казака. Они были явно чем-то взволнованы и имели очень расстроенный и растерянный вид.

Я спросил, что случилось и что они тут делают. Вытянувшись, они молча стояли и ничего не решались сказать, я приказал одному из них доложить – в чем дело.

«Мы, вот тут, господин урядник, зашли в хату маленько подкрепиться, – начал он нерешительно, – а с подводой ездовой остался. Все было бы хорошо, да вот он, дурень, бросил подводу и зашел тоже в хату, да еще умудрился винтовку на подводе оставить. Не успели мы это, значит, закусить, как слышим подвода загремела. Выскочили, смотрим, – машина командира бригады стоит, а сам Батько на подводе нашей сидит и коней понукает. Мы аж замерли от страху, а он увидел нас и говорит: «А, сыночки, а я это еду мимо, вижу сыночки мои подводу и на ней винтовку забыли, ну, думаю, давай-ка лучше я все это сыночкам отправлю, а то еще титовцы утащат добро». Сказал, пересел на машину и уехал, только-только перед вами, а мы, вот, стоим и гадаем, что нам теперь будет?!»

Нам стало невольно смешно от такой трагикомической истории, хотя мы и были уверены, что Батько прикажет не погладить их по головкам.

Казаки оказались «новичками» из 3-го дивизиона нашей бригады, совсем недавно прибывшими из лагерей военнопленных, были они тут, потому что их послали за сеном.

Попав после голодовки в лагерях к нам, они, несмотря на вполне достаточное питание в корпусе, все еще болели «психическим голодом» и при каждом удобном случае старались как можно больше поесть.

Я посоветовал им, немедленно по прибытию в сотню, доложить о случившемся. Крупной рысью продолжая свой путь, мы посмеивались над оплошностью бедняг.

Поздней я узнал, что напроказившие получили по трое суток ареста.

В Окучанах наш дивизион простоял довольно долго. Полу-сожженное и разрушенное село, почти покинутое селянами, осенние холодные дождливые дни – оставили у нас об этом месте невеселые воспоминания.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НАВСТРЕЧУ СОВЕТСКИМ ВОЙСКАМ

В начале осени 1944 года, советские войска маршала Толбухина, заняв Румынию и Болгарию, вышли к Дунаю и соединились на юге с войсками Тито. 18-го октября советские и титовские войска вошли в Белград.

В то же время войска маршала Малиновского успешно продвигались вперед и вытесняли немецкие и венгерские войска из Венгрии.

Отступившие из Греции немцы довольно прочно укрепились на новых рубежах. Однако, в случае прорыва советских войск на северо-восточном югославском фронте, отрезался путь для дальнейшего отхода немецких войск и они могли в любой момент оказаться замкнутыми в балканском мешке.

С целью устранения этой угрозы немецкое командование стало спешно подтягивать к опасным местам свои войска.

В сентябре 1944 года, навстречу наступающим советским, румынским и болгарским войскам был направлен и Казачий корпус. Двигаться ему нужно было через горную местность лежащую между реками Савой и Дравой занятой титовскими войсками находившимися там уже около года и основательно там укрепившимися, плотно закрыв все перевалы. Эту преграду Корпусу необходимо было устранить.

В исключительно тяжелых условиях осенней распутицы в горах и лесах, без дорог, день и ночь ведя тяжелые бои Корпус пробивал себе путь к Восточному Фронту.

Хорошо укрепившиеся и превосходно знавшие местность титовцы понимавшие, что война идет к концу и несет им победу имели приподнятый воинственный дух.

Они радовались пролетавшим над головами тысячным стаям самолетов союзников еще более ободрявших их.

Казакам же ни эти стаи самолетов, ни сведения об огромных надвигающихся на них со всех сторон вражеских силах ни радости, ни бодрости не прибавляли.

Однако несмотря на это мы в эти тяжелые дни не упали духом и нисколько не утратили свою боеспособность. Ни горы, ни леса, ни дождь и распутица не могли остановить нас движимых идеей Освободительного Движения. Казачий корпус, выполняя боевое задание, сметал на своем пути все преграды, опрокидывал противника и обращал его в бегство. Так Корпус прошел свыше 500 километров.

К концу сентября 1944 г. Корпус вышел на рубеж Бела Гора – Беловар.

25 сентября бригада Кононова вела исключительно тяжелые бои за гор Беловар, встречая сильное сопротивление хорошо укрепившихся титовцев поддерживаемых сильными соединениями советской авиации из района Белграда.

Утром 26 сентября подошла 2-я Казачья дивизия и стала наносить сильные удары противнику в 25–30 км юго-западнее Беловара, что сразу же облегчило продвижение бригады Кононова.

В этот же день произошел неожиданный и замечательный случай. Группа советских офицеров-десантников перешла на сторону казаков. Во главе этой группы был майор Л. – образованный и представительный офицер средних лет.

В манере последнего говорить и держаться был виден человек большой силы воли, а в каждом его слове чувствовалась уверенность, твердость и ясный ум. Познакомившись с ним, Кононов долго и серьезно говорил с ним.

«Скажите, дорогой майор, почему вы решили перейти на нашу сторону именно теперь, когда для вас несомненно ясно, что Германия будет побеждена?» ― спросил его Кононов.

«Вот именно поэтому-то я и мои офицеры и решили перейти на вашу сторону что нам совершенно ясно, что Германия поставлена на колени и ей уже теперь не подняться. Не мы, так наши союзники окончательно ее добьют. Кстати сказать. Красной армией достаточно содеяно и союзники не могут быть на нас в обиде за то, что им придется самим добивать уже разбитого нами врага. Но, ведь, союзники должны же войти в наше положение, не могут же народы Советского Союза, такой большой ценой победив Гитлера, по-прежнему оставлять господствовать у себя не менее жестокого врага – Сталина.

Да ведь союзники безусловно понимают, что Сталин пошел с ними на сделку потому, что у него не было другого выхода и что он, по сути, такой же им и всему человечеству враг как и Гитлер, если не хуже – я хочу сказать не менее опасный, чем Гитлер. Именно теперь наступил момент, когда можно избавиться и от Гитлера, и от Сталина. Я пребываю в совершенном и абсолютном убеждении, что немцы уже теперь повержены и при всех обстоятельствах они не смогут быть какой-либо угрозой ни нам, ни союзникам.

Теперь, в отношении генерала Власова и его идеи, товарищ полковник, я смею с полной уверенностью доложить вам, что сейчас не только Красная армия, но и все население Советского Союза знает о том, что генерал Власов находится на этой стороне и что он организует вооруженные силы из народов Советского Союза для борьбы со сталинской кликой. Поверьте мне, Армия и народ, зная о действиях Власова, таят в душе радость и надежду освободиться сразу от двух врагов – Гитлера и Сталина. В армии и в народе многие преднамеренно вслух говорят об этом. Вот, к примеру, как мне приходилось часто слышать: «Слышали ли вы о генерале Власове? Говорят, он на немецкой стороне организовал армию и собирается воевать против Советского Союза, вот предатель-то какой, А…?» А в душе, задающий такой вопрос, думает: как бы поскорей этот «предатель» выступил, как бы поскорее попасть в его Армию. Подобные реплики о Власове я не раз слышал и от моих офицеров, которые теперь здесь со мной.

Боясь сталинских сексотов, люди умышленно ругают Власова, а на самом деле разговорами о нем только преследуют в душе скрываемую цель: как можно больше распространить слух о действии Власова; как можно больше обнадежить и обрадовать свои тоскующие по свободе души. С этой же целью советские солдаты и офицеры, говоря об армии Власова, умышленно неимоверно увеличивают ее численность. Одни говорят – у Власова миллион, другие – два, а третьи категорически протестуя восклицают: «Да что вы… какие там два! У немцев одних советских военнопленных пять миллионов, да на работу в Германию вывезли молодежи миллионов десять-двенадцать, если не больше, а сколько миллионов населения отступило с ними? А ну-ка подсчитайте, сколько людей у Власова?!» Сколько раз мне приходилось замечать, как говоривший такие слова из осторожности озирался по сторонам и, заметив кого-либо подозрительного, обыкновенно начинал «крестить» Власова и власовцев предателями, изменниками и другими подобными эпитетами.

Однако, все это только подтверждает скрываемое в душах всеобщее мнение, что вырвавшиеся из сталинских рук люди, кто бы они ни были, – военнопленные или вывезенные на работы в Германию, или каким-либо другим путем попавшие на немецкую сторону люди, – все они, вне малейшего сомнения, пойдут за Власовым», – подчеркнул майор Л.

И после короткой паузы добавил:

«Скажу вам также, товарищ полковник, что сегодня Красной армии очень хорошо известно, что на этой стороне находится не только генерал Власов, но и другие известные советские генералы, как например, генерал Трухин, генерал Малышкин, а также крупные партийные работники, ставшие на путь открытой борьбы против Сталина. И разве можно не верить в то, что наш советский солдат – несчастный колхозник или заводской рабочий – ненавидящий всей душой Сталина, повернет оружие против этого деспота и станет на сторону этих известных ему людей, зовущих его к свободе и счастью.

Я нисколько не сомневаюсь, что как только армия Власова выступит и соприкоснется с Красной армией, сейчас же произойдет братание и все оружие повернется против Сталина».

Выслушав ответ майора Л., Кононов, очень тронутый его словами, восторженно обнял его и крепко сжимая его руку, сказал:

«Дорогой брат и соратник, я бесконечно счастлив слышать от вас эти слова. Вы сказали то, чем наполнены души наших измученных народов. Вы правильно понимаете наш народ. Вы, перейдя на сторону Освободительной борьбы народов России, совершили величайший подвиг, которые навсегда останется в истории образцом подвигов лучших сынов нашего Отечества. Честь и слава вам!»

Майор Л. поблагодарил, однако сказал, что хотя он и готов вести борьбу против Сталина до последнего издыхания, но что это никак не значит, что он лично отрицает идеи Маркса.

«Откровенно скажу вам, товарищ полковник, – сказал он, – я верю в возможность построения коммунистического общества, но только не такими преступными методами, как это делает Сталин. Фактически Сталин является величайшим компроментатором идей Маркса и вообще лагеря всех социалистов. К тому же Сталин несомненно и совершенно наглядно является подлинным предателем Советского Союза. Как вы знаете, благодаря его преступным действиям, Советский Союз в начале войны постигла полная катастрофа и лишь абсолютно глупая политика Гитлера остановила немецкие войска. Я совершенно уверен, что не только я, но и большинство честных коммунистов такого же мнения о Сталине».

Кононов ответил, что идея генерала Власова преследует свержение сталинской клики, но она не преследует цели мстить. И совершенно не предполагает борьбу против людей идейных. Но идея генерала Власова твердо указывает на необходимость, после свержения Сталина, построить такое государство, за которое свободно выскажется большинство нашего населения.

«Да, за такую идею я готов бороться!» – твердо сказал майор Л.

Затем Кононов, подробно объяснил майору Л. в каком положении сейчас находится Освободительное Движение Народов России, не скрыв от него и трудностей.

Майор Л. был очень огорчен и откровенно признался, что никак не предполагал, что Освободительное Движение Народов России так крепко опутано по рукам и ногам гитлеровцами и, что, судя по этому, фактический успех борьбы зависит в такой мере от поведения гитлеровцев. Особенно удручило майора Л. то, что казачьим корпусом командует немецкий генерал и что 30 процентов офицеров в корпусе – немцы.

«Я представлял себе совсем, совсем иначе», – с острой печалью, тяжело вздохнув, сказал майор Л.

«Я должен был осветить вам истинное положение вещей, но прошу вас не падать духом, – сказал Кононов, – все можно исправить, если Власову удастся подчинить себе все уже имеющиеся налицо на этой стороне вооруженные единицы из народов Советского Союза, что составит один миллион под ружьем, а этого для первого удара будет достаточно. А потом нам немцы уже больше не будут нужны.

Последние сообщения от Власова очень благоприятны: Андрей Андреевич пишет, что дело идет на лад и немцы мало-помалу начинают уступать. На немецких верхах есть люди, которые всецело поддерживают нас. Фактически дело тормозит только Гитлер и некоторые другие его идиоты».

После этих слов Кононова майор Л. повеселел и просил, как можно скорее отправить его и его офицеров к генералу Власову.

Вскоре майор Л. и его офицеры уехали к Власову.

Следует сказать, что убежденный марксист советский майор Л. был не первым и не последним советским марксистом перешедшим к немцам в надежде организовать на их стороне борьбу против Сталина или принять участие в организации ее. Уже с самого начала войны многие такие были участниками стихийного Освободительного Движения, а позднее они почти все стали в ряды Организованного Освободительного Движения.

Пожалуй, для них Сталин был еще большим врагом, чем для советских граждан не коммунистов, ненавидевших буквально все, что связано с понятием – коммунизм.

Марксисты, подобные майору Л., ненавидели Сталина не только за чинимый им террор, но, и главным образом, за компрометацию идеи в которую они верили и которая была для него превыше всего. Вот что пишет об одной группе убежденных марксистов и о крупном советском комиссаре, ставших на путь открытой борьбы против Сталина, А. С. Казанцев в своей книге «Третья сила»:

«…Наиболее ярким представителем этой группы был первый редактор «Зари» Милетий Александрович Зыков, один из замечательнейших людей из советского мира, с которыми мне приходилось встречаться.

Ленинская гвардия, вожди без кавычек, организаторы и руководители октябрьского переворота и гражданской войны, часто были людьми большой культуры, эрудиций и знаний. Это был цвет русского марксизма, дань, взятая с русского народа коммунистическим интернационалом. Они были расстреляны потом Сталиным почти поголовно. Среди этих подлинных вождей большевизма нужно особенно выделить Бухарина, Рыкова, Бубнова и целый ряд других.

Зыков молодым комсомольцем, журналистом попал в эту среду. На дочери Бубнова, наркома просвещения СССР, он был потом женат. До ежовской чистки он был одним из заместителей редактора правительственной газеты «Известия» и постоянным ее сотрудником. Потом карьера кончилась чисто по советски – арест, допросы, таскание по тюрьмам и ссылка. Как была его настоящая фамилия, узнать мне так и не удалось, да я и не пытался, несмотря на очень близкие отношения, какие у нас потом сложились. В те времена это было не принято. Советское правительство за сдачу в плен привлекало к ответственности и семью виновного. Вполне понятно, что очень многие из них, попадая в плен и тем более выходя на волю, меняли имена и фамилии. Немцы не препятствовали этому и охотно шли навстречу. Мне иногда казалось, что и фамилия Зыков родилась в результате такой же перемены.

Познакомились мы при обстоятельствах не совсем обычных. Как то летом 1942 года, придя на службу, я увидел в коридоре странное зрелище – в цинковой ванне, в которой заключенные стирали белье, наполненной до верху водой, сидит незнакомый мне человек с намыленной головой и немилосердно трет себя щеткой. Одевшись в очень потрепанную и замазанную красноармейскую форму со стоптанными развалившимися сапогами, он представился Милетием Зыковым.

Появился он у нас при обстоятельствах несколько таинственных. Его привезли с передовой линии фронта, откуда-то из-под Ростова, на самолете. Перешел он к немцам добровольно и назвал себя комиссаром батальона. Потом, гораздо позднее, рассказывал мне, что был, на самом деле, комиссаром дивизии и чуть ли даже ни корпуса. Я не уверен, что и это было точно, но, во всяком случае, во всем знакомом мне подсоветском мире, оказавшемся с этой стороны, я не встречал человека такого масштаба, таких способностей, как был он. Общее убеждение было, не знаю насколько оно верно, что он был евреем. Может быть, это, в конце концов, послужило причиной его гибели.

На следующий день после приезда он решил написать брошюру о советской экономике, что и было им сделано в течение нескольких дней. Написана она была так, как мог написать только очень крупный специалист по этим вопросам. Прогнозы его потом не оправдались (брошюра называлась «Неминуемый крах советской экономики») только потому, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу. Я часто заходил к нему во время работы, он писал ее до последней буквы без единой строчки пособий, без справочника. От первого до последнего слова по памяти.

Брошюра была законченна в несколько дней. Написана она была блестяще. О сложной технологии производства цветных металлов, о возможностях десятков, незнакомых многим и советским гражданам даже по имени, фабрик и заводов, Зыков писал, как крупный специалист. О распределении сырья, о способах его переработки писал, как геолог. О работе транспорта, о использовании каналов и железных дорог – как путеец. Специалисты по всем этим вопросам могли соглашаться или не соглашаться с его выводами, но что работа была написана с большим знанием дела – признавали все.

Как журналист он меня поразил еще больше. Ничего подобного я не видел в жизни.

Отделение пропаганды для той стороны выпускало нерегулярно выходящую газету, носившую название «Боевой клич». Она была закамуфлирована под одну из советских фронтовых газет. Я однажды присутствовал при том, как Зыков продиктовал стенографистке весь номер с начала до конца, от первой до последней строчки. Там была передовая, какой-то очерк, фельетон, сообщение с фронта и телеграммы из-за границы, отдел развлечений с какими-то головоломками для солдат, заканчивающийся чуть ли не шахматной задачей. Все это он продиктовал, не поднимаясь из-за стола, как будто прочел по книге. Работа продолжалась около трех часов.

Он обладал редким свойством подчинять себе людей и это происходило не благодаря его знаниям, большим чем у других, или талантам, а благодаря тому, трудно определимому, свойству, которым располагают люди, привыкшие приказывать и руководить. Интересно, что распространялась эта сила не только на русских, но и на немцев.

Перед тем, как выпустить первый номер «3ари», он заявил немецкому полковнику, начальнику отдела пропаганды, что без ежедневных сводок советского Информбюро он газету выпускать не может и не будет. Сначала это было встречено, как пожелание, о котором серьезно говорить не стоит – сводки эти хранились, как крупная государственная тайна и читало их, наверное, во всей Германии несколько десятков человек. Зыков каким-то образом доказал, что они ему совершенно необходимы. И вот, каждое утро, в специальном, запечатанном сургучными печатями конверте, солдат приносит принятые ночью по радио советские телеграммы со всех фронтов. На пакете нужно расписаться, указать время получения, а при возвращении время, когда он ушел обратно. Мы закрываемся в комнате редакции, подходим к висевшей на стене карте и долго ищем десятки названий городов, сел отбитых у немцев в течение дня. Само собой понятно, никакого отношения к выходящей «Заре» это не имело и иметь не могло. Для меня, в качестве побочного продукта, от настойчивости Зыкова была большая польза: руководство организации было в курсе дел на фронте задолго до того, как об этом знали немецкие министры. Для них эти сводки нужно было переводить, а я их читал в оригинале. Сведения, даваемые с фронта командованием немецкой армии, как правило, очень отставали, а, кроме того, были не такими подробными, как советские, – немецкая армия тогда больше отступала, чем наступала.

Зыков и окружавшая его немного численная группа молодежи были правоверными и убежденными марксистами, такими, каких сейчас в СССР можно встретить гораздо реже, чем где-либо в другом месте. Родимые пятна их заключались в том, что покоренные когда-то логикой марксистского миропонимания, они никак не могли выйти из-под его власти. Они много читали – это была, главным образом, университетская молодежь, – внимательнее других присматривались к окружающей их новой жизни, но не могли поднять раз навсегда склоненной головы перед основоположником «научного» социализма. Их критика советского строя была робкой и неуверенной, с оглядкой на неприкосновенные для них марксистские авторитеты. Кто-то из друзей определил их отношение к сталинизму, как бунт против него, но бунт на коленях. Будущее Освободительное Движение им представлялось как борьба за исправление искаженной Сталиным партийной линии и за возвращение на путь завещанный Лениным.

Готовясь к борьбе против большевизма, мы часто обсуждали детали будущего выступления. Борьба потребует своих эмблем, символов и знамен, чисто внешнего оформления идей и целей.

Наши бунтари считали, что все это нужно взять из времен гражданской войны, как было при Ленине. Флаг должен быть красным. Форма армий такой, как была в свое время у Краской армии. Отношение к религии, в лучшем случае, никакого – все они, как правило, были воинствующими неверующими.

Армию оденем так, как она была одета при царе – мужику это наверное, очень даже понравится, – сфантазирует, бывало, кто-нибудь из не марксистски настроенной молодежи.

Это приводит марксистов в ужас. Когда во время войны Сталин ввел золотые погоны и разделил армию на офицерскую касту и нижних чинов, бунтари были в великом смущении.

Мне представляется, что люди этой группы – это было лучшее в большевизме. Вот, так он должен был бы выглядеть, если бы его не превратили в сплошную уголовщину. Но даже к в таком виде его нельзя было признать приемлемым.

Это были последние цветы русского марксизма, по недосмотру не раздавленные Сталиным. Много ли было таких людей последнее время в самой России – не думаю. Судя по их рассказам, это были редкие единицы в кругах высшей интеллигенции, в той или иной мере общавшиеся когда-то с вождями большевизма первых лет. Я вспоминаю об этой группе только потому, что она оказалась выразительницей антибольшевистских настроений на первых порах создания Освободительного Движения. Нужно отдать справедливость, что эта небольшая группа, в руках которой находилась первая русская газета, ни в какой степени не использовала ее страницы для популяризации своих политических настроений». (Выделение в тексте жирным мое. – К. Ч.)

Я цитирую А. С. Казанцева рассказывающего о марксистах – врагах Сталина и участниках Освободительного Движения и подчеркиваю, что для будущих историков его и вообще для истории это очень важно.

Наличие марксистов а рядах Организованного Освободительного Движения подтверждает факт – Движение было не только многонародным, охватывавшим все народы СССР, но и, действительно, всепартийным.

Движение обобщало людей борющихся за свою свободу и верующих в самые различные идеи потому, что над всеми идеями неминуемо становилась идея к осуществлению которой стремились все – построение такого государственного устройства в Отечестве, за каковое после свержения Сталина свободно выскажется большинство его населения.

* * *

К началу октября 1944 года Казачий корпус был уже недалеко от Восточного фронта и по пути то и дело вел бои с титовцами. Помнится, в одном тяжелом бою наш дивизион долго не мог сбить засевших в укреплениях титовцев. Они засыпали нас ураганным огнем и буквально не давали нам поднять голов. И вдруг появился Кононов. Идя между лежащими цепями он, как будто не было ничего особенного, шутя говорил:

«Вот эти ребятки здорово стреляют, не правда ли, сыночки? а?! Бравые они ребята, а ну-ка давайте-ка мы им з…..набьем!»

«Батько! Батько!» – поползло по цепям. Казаки со страхом за него смотрели на Кононова, шедшего во весь рост под ураганным огнем.

При виде неустрашимого Батьки у казаков исчез страх перед огнем противника и весь дивизион с криком «Ура!» бросился вперед.

«Пря-мо!» – зычным голосом подал команду Кононов и всем показалось, что и нет никакой преграды перед ними. И рванулись в атаку казачьи цепи, а за ними потянулись коноводы и обоз с боеприпасами.

Ошеломленный нашей стремительной атакой, противник в панике бежал, теряя и бросая оружие и оставляя на поле боя множество убитых и раненых.

Такие атаки бывали не раз и их с правом можно назвать кононовскими. Мы знали, что Батько с нами и все твердо верили, что там где он, там – победа. И с этой верой шли вперед и делали, казалось невозможное, возможным.

Слава о нас – казаках-кононовцах шла повсюду, и в Германии, и на Балканах, и вообще везде где только находились россияне. Наши боевые успехи передавались из уст в уста и, как правило, сильно преувеличивались, разукрашивались. Из нас молва делала каких-то легендарных героев, а самым легендарным – Батько.

Конечно, мы не заслуживали такой разукрашенной и вздутой во сто крат славы, но хорошим в этом было, что легенды о нас укрепляли дух жаждущих победы над Сталиным несчастных его рабов и тех кто стал уже на борьбу с ним.

Эти желаемые и потому так расширяемые и делаемые уже легендой наши победы воодушевляя и поднимая волю на борьбу всех антисталинцев и в первую очередь воинов Освободительного Движения, конечно, были созданы не без основания, а благодаря примерам показывавшимся то и дело славным сыном вольнолюбивого казачьего народа – донским казаком Иваном Нититичем Кононовым. Это прежде всех заметил и понял вождь Освободительного Движения Народов России – Андрей Андреевич Власов. И он неоднократно выражал это в своих письмах Кононову.

К концу ноября 1944 года Казачий корпус вышел на рубеж Ворождин – Копривница – Вирье.

2-я Казачья дивизия и бригада Кононова сосредоточились в районе Копривница – Вирье.

В течение последних двух месяцев корпус понес значительные потери в боях, но в это же время на нашу сторону перебежало более 2 000 человек из войск Тито, из них около 800 солдат и офицеров Красной армии из подразделений действовавших вместе с титовцами. Советские перебежчики немедленно зачислялись в состав Казачьего корпуса.

В боях во время марша участвовали только части бывшей 1-й Казачьей дивизии. От нашей бригады участвовал только 5-й Донской полк, да уже успевший сформироваться новый 3-й дивизион.

Где в это время находился 8-й Пластунский полк, мы не знали, а многие из нас и вообще не знали о существовании этого полка. Гораздо позже мы узнали что 8-й Пластунский полк под командованием полковника Некрасова входит в состав нашей бригады, а затем, когда наша бригада имени Кононова развернулась в 3-ю Казачью дивизию, мы узнали что и 9-й Калмыцкий полк вошел в состав 3-й Казачьей дивизии.

Фактически 1-я Казачья дивизия развернулась в 15-й Казачий корпус только после ноября 1944 года.

Придя наконец в назначенный район, корпус, став на отдых, приступил к реорганизации и пополнению своих частей, прерванных во время похода.

* * *

28 октября 1944 года исполнилось ровно три года со дня первого боевого крещения 102 Казачьего Донского полка – первой боевой части Кононова, одержавшей первую победу в 1941 году над десантом красных. Этот день, как уже было сказано выше, стал полковым праздником.

Теперь, как и ранее, в 5-м Донском полку в этот день состоялось большое торжество. Командиры полков, дивизий, штаб-офицеры и другие старшие офицеры корпуса прибыли на торжество во главе с командиром корпуса ген. фон Панвицем. В своей речи, говоря об исключительных боевых заслугах Кононова и всех кононовцев, ген. фон Панвиц особенно подчеркнул то, что Кононов, среди всех военачальников Красной армии ставших на путь борьбы с коммунизмом, является исключительным и единственным сумевшим в организованном порядке перевести весь свой 436 стрелковый полк Красной армии на сторону немцев и что этот пополненный казаками и получивший наименование 102 Донского казачьего полка, а затем 5-го Донского казачьего полк является самой первой во всех отношениях боевой частью из всех добровольческих частей, ставших на путь борьбы с коммунизмом.

Выразив благодарность Кононову и всем офицерам и казакам 5-го Донского полка, Панвиц сказал, что 5-й Донской полк является костяком 15-го Казачьего корпуса и по своей боеспособности, дисциплине и порядку служит примером всем другим полкам корпуса.

Офицеры 5-го Донского полка с гордостью слушали речь Панвица. Они знали, что он не льстит, они знали, что этот рыцарь не может говорить неправду. Они знали, что его рыцарское сердце, за год совместной борьбы наполнилось казачьим духом и что он искренне любит и ценит и самого Батьку, и всех его сынов.