Текст книги "Генерал Кононов. Том II"

Автор книги: Константин Черкассов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Все мы знали, что власть в СССР нерусская, да и русской она себя никогда не называла и, действительно, русской не была; в этом мы не видели греха и ненавидели власть вовсе не за название данное ей нашей Родине – СССР, а за чинимый ею террор и насилие над народом. Иго Сталина, переносимое всеми народами Советского Союза в одинаковой мере, сплотило нас в единую семью и мы питали ненависть только к терроризируещей нас власти, но отнюдь не к русскому народу. И украинец, и белорус, и таджик, и грузин, и ингуш и все другие знали, что их жестокий враг – Сталин – не русский и вся его банда состоит, независимо от национальной принадлежности, из людей подобных ему, что русский народ такая же жертва тирании Сталина, как и все остальные народы СССР, и все мы рассматривали людей, которые пытались проповедывать нам ненависть к русскому народу и разделение нашего великого общего государства, как врагов и предателей, стремящихся ослабить мощь и величие нашей Родины.

Кстати скажу, что именно в непонимании этого и заключалась большая ошибка гитлеровцев, меривших нас тем аршином, который был пригоден в дореволюционной России, когда все народы входившие в Российское государство возглавляла русская национальная власть – русский монарх; нерусские народы тогда в своем большинстве рассматривали власть русского царя, как русское иго.

Подобное нам пришлось видеть в Югославии, где хорваты и словенцы рассматривали власть сербского короля, как сербское иго.

Русский же народ веками приучался царской властью рассматривать Украину, Кавказ, Белоруссию, Казахстан и т. д., как Россию, а живущих в них – как русский народ.

В русском народе власть развивала национализм, – этого требовало государственное устройство страны. Царь – русский православный, и народ – русский православный призывался защищать «веру, царя и отечество», но это оскорбляло нерусские народы, которые естественно любили свои религии, свои национальные культуры и т. д., и вызывало в них ненависть к русской власти, от которой они зависели. Все это порождало среди них сепаративные течения, которые и выявились в гражданской войне в России.

Гитлеровцы надеялись, вернее твердо верили, что они и теперь найдут в России национальную вражду и используют ее в своих интересах, но среди народов СССР – среди нового выросшего под интернациональной властью поколения – среди нас, они этой вражды не нашли. Их расчеты на «разделяй и властвуй» провалились. Как теперь пишут немецкие историки, все это понял один из главных министров Гитлера – Рейхс-министр Гиммлер, но уже тогда, когда было поздно. А «спец» по русскому вопросу – глава Восточного министерства Розенберг – так и не «дошел», до конца своих дней.

Эмигранты считают, что вся наша Родина должна непременно возглавляться русской властью, и только ею. Для них великие князья – это огромный авторитет и божественные лица, которым, по их мнению, законно принадлежит власть не только в России, но и во всех завоеванных в свое время Россией других государствах.

Для нас же русские князья – великие и малые и всякие другие – это пустое место, и отношение к ним многих из нас презрительное. И вообще-то большинство из нас считает управление государством монархами отжившим, не пригодным для цивилизованного человечества, а рекламирование монархов как Божьих помазанников – просто на просто шарлатанством.

Тех эмигрантов, которые все еще видят в великих и других князьях какое-то божество мы рассматриваем как людей больных мистицизмом, наполненных буржуазными предрассудками. Мы все хорошо понимаем, что не русские народы живущие на своих собственных территориях, входящих в состав СССР, имеют все права на полную самостоятельность. Сам же русский народ в СССР и особенно его молодежь, хотя и горит любовью и патриотизмом ко всему своему русскому, но он не имеет тенденции навязывать свои чувства не русским народам, которые русский народ научился понимать.

Мы все «оттуда» – русские, украинцы, белорусы, казаки, грузины и другие – прекрасно понимаем и то, что, разделившись на отдельные небольшие самостоятельные государства, мы этим самым сами себя превратим в ни во что – в отдельные слабосильные государства (вроде Чехословакии, которую бьют все, кому не лень и она должна всем кланяться), которые большие и сильные государства могут в любой момент поработить.

Действия гитлеровцев, как нельзя лучше, наводят нас на эти мысли и сплачивают нас в борьбе против всякого внешнего врага.

Мы не ждем спасения от иностранных держав, а верим, что оно придет от самих народов нашей великой Родины, связанных веками одной судьбой – мы верим сами в себя.

Мы хотим быть сынами великого государства, как бы оно ни называлось, но государства свободного – это наша главная и святая цель.

Наши вожди – руководители организованного Освободительного Движения во главе с сыном простого крестьянина с Волги, ген. Андреем Андреевичем Власовым, хорошо знают наши чаяния и стремления, ибо все они вышли не из чужеземных королевских дворов, а подлинные сыны своего трудового народа. Мы знаем, что они знают и труд и жизнь. Мы верим им и гордимся ими. Мы знаем, – их сердца и души живут одним пониманием, одним стремлением с нами. Они подтвердили это в первом же пункте Манифеста Комитета Освобождения Народов России, который гласит:

«…В основу новой государственности народов России Комитет кладет следующие главные принципы:

1) Равенство всех народов России и действительное их право на национальное к государственное развитие, самоопределение и государственную самостоятельность».

Именно этот первый пункт КОНР не разделяет, но объединяет нас всех, ибо все мы понимаем что он справедлив и правилен.

Эмигрантская русская молодежь, в своем абсолютном большинстве, следует заветам своих родителей. Хотя эта молодежь и пылает привитой ей отцами любовью к «сказочной ихней России», но понятие о ней, а тем более о СССР, у такой молодежи до грустного ошибочное.

Вместе со своими отцами они наивно верят, что «там» под большевиками жива «их» Россия – русский мужик, который ждет не дождется их возвращения, их – своих прежних господ в собственные имения.

Эмигранты, ранее бывшие составной часть сгнившего и развалившегося здания царской России, не могут видеть свои грехи и недостатки. Для них царская Россия – это их молодость и лучшие годы их жизни, все остальное для них – «трын-трава».

В «чужом глазу пылинку видно, а в своем бревна не увидеть», – говорит правдивая русская поговорка. Вот поэтому-то они и не желают нас понять.

Эмигранты категорически отвергают советскую систему в целом, а в наших рядах много таких, которые считают, что система эта не во всем порочна.

И, наконец, для эмигрантов Власов и его сотрудники недостаточные антибольшевики и, к тому же, их непримиримые прежние враги. Для нас же Власов и его сотрудники – это большие люди из нашей среды, которые взяли на себя ответственность возглавить стихийно начатую народом борьбу и дали нам идею, за которую мы готовы отдать свои молодые жизни.

Вот те основные разногласия, которые делят эмиграцию и людей из Советского Союза на два различных мира.

Само собой разумеется, что вышеизложенные два различных мирровозрения «двух миров» относятся к большинству как с одной, так и с другой стороны.

Среди людей из СССР были и такие, которые даже в строевом командире Красной армии видели большевика и своего врага; были и такие, которые старались помочь немцам разорвать нашу страну на части, надеясь извлечь из этого какие-то выгоды для своих сепаративных целей. Эти люди были, если не сказать жестче, просто напросто слепыми глупцами; были и такие, которые с лакейской готовностью принимали господство немцев над собой, им верой и правдой служили признавая превосходство немцев. Эти люди были урожденными жалкими раболепствующими холуями без капли самолюбия и уважения к самим себе; были, к нашему стыду, и такие, которые пристроясь в тыловых карательных организациях гитлеровцев, пользуясь своим положением, выслуживаясь перед немцами чинили суд и террор, издеваясь над беззащитным населением оккупированных областей СССР. Эти люди были поистине предателями и изменниками нашей Родины. Я не нахожу слов, чтобы выразить презрение к этим выродкам. Но, как известно, такие выродки всегда находятся во всех государствах, среди всех народов. Не даром говорит русская поговорка – «В семье не без урода». Так и в семье наших народов, к несчастью, оказались эти уроды. Но эти уроды были исчезающим меньшинством, единицами. Это были, так сказать, – ихтиозавры, среди двухсот миллионного нашего народа.

Но я должен, говоря об эмиграции, сказать еще, что в эмиграции находился не только – «балласт», но и часть трудовой интеллигенции дореволюционной России, а также остатки побежденной народом в гражданской войне Белой армии. Это были остатки той отважной горсти русского офицерства, которая нашла в себе силы для борьбы во время всеобщей растерянности, и которая нашла убежище на казацком Дону, стала под знамена генералов Алексеева, Корнилова и тем положила начало Белой борьбе.

Теперь это были уже поседевшие и состарившиеся воины – корниловцы, марковцы, дроздовцы – это были, в подавляющем большинстве, самые лучшие, из тех, которых дала Белая Россия. Они стойко и честно сражались за свои идеи раньше, они и теперь не оказались «балластом», а сорганизовались в так называемый Русский Корпус, – вновь взялись за оружие. С собой в Корпус они привели и свою смену – сынов и внуков. В Югославии казачьему корпусу пришлось действовать совместно с нами против титовских войск. Об их отношении к Организованному Освободительному Движению, я скажу ниже.

Не все эмигранты жили иллюзиями. Среди них были, хотя и относительно не много, и совершенно здравомыслящие люди, которые понимали нас и все изменения произошедшие на Родине за время их отсутствия. К нашей казачьей радости среди этих здравомыслящих людей оказалось несколько казачьих генералов и атаманов.

Особенно здравомыслящей из эмигрантов оказалась небольшая часть молодежи, которую, по убеждениям и рассуждениям, порой совсем нельзя было отличить от нас. В большинстве это были молодые люди с университетским образованием, горящие искренней любовью к России, а степень их образованности позволила им понять многое из того, что не могли понять другие эмигранты.

Они не мечтали о поместьях, о веселых балах, о «хохлах». Их горячее стремление распознать, рассмотреть и понять происходящий процесс в СССР, их упорное неутомимое изучение происходящего «там», позволяло им идти в ногу с нами, не отставая ни на шаг.

И, когда нам – «оттуда»– пришлось с ними встретиться, они первые подали нам свои руки и, конечно, встретили наши крепкие братские рукопожатия.

Все они с горячим порывом сознательно и честно влились в ряды Организованного Освободительного Движения и слились с нами в одну силу – силу правды, борющейся с неправдой и преследующей единственную цель – во что бы то ни стало обрести свободу для Отечества.

* * *

После ряда успешных операций в Словонии, принесших противнику страшные поражения, а нам победу и славу, много казаков и офицеров были награждены боевыми орденами.

Награждение Кононова немецким Железным крестом I класса, как сейчас помню, состоялось в селе Нова-Копела. По этому случаю был построен весь наш полк.

Ген. фон Панвиц зачитал написанную латинскими буквами по-русски большую поздравительную речь Кононову, в которой перечислялись все заслуги последнего. Вручив награду Кононову, Панвиц обнял и расцеловал его с искренним восторгом и радостью и сказал, как всегда, со своим немецким акцентом:

«Мой дорогой Ифан Никитич, я так рад за вас и ваши храбры сыны!»

Вскоре после этого были награждены Железными крестами обоих классов многие казаки и офицеры, но Кононов был первым казаком, награжденным немецким Железным крестом I класса.

После похода в Словонию части Первой каз. дивизии беспрестанно перебрасывались по всем направлениям, где только скоплялись титовцы.

В начале мая 1944 г. 5-м Донским полком был сделан ночной налет на гор. Глина. В этом городе в это время стояла 11-я бригада Тито. Окрестные села также были заняты титовцами.

Прочно укрепившись в этом районе, они периодически производили налеты на железные и шоссейные дороги, комендатуры на линии Загреб – Петрово село.

На состоявшемся 5-го мая собрании старших офицеров дивизии ген. фон Панвиц в разговоре с Кононовым предложил ему сделать налет на местечко Глина.

«Ифан Никитич (Панвиц не выговаривал букву «в»), там эти титовцы в Глина, очень проказничают, не хотите ли вы их немножко наказать?» – стараясь правильно выговаривать по-русски слова, сказал ген. фон Панвиц.

«Да, да, – эти молодцы уж больно часто стали беспокоить ночами моих сыночков. Попробуем и мы им сон нарушить», шутливо ответил Кононов.

На другое утро Кононов вызвал к себе командиров дивизионов и сотен и в конном строю выехал с ними на рекогносцировку.

В девяти километрах юго-западнее Петриня, в горах покрытых густым лесом, Кононов посвятил их в задуманный им план ночного нападения на Глина. Вечером этого же дня офицерами полка были разработаны детали плана нападения на Глина.

Вечером 7-го мая полк выступил незаметно для местных жителей небольшими группами и только в лесу, собравшись по своим сотням, двинулся к назначенным местам сосредоточения.

К 23.00, 7.5.44 дивизионы прибыли на свои места. К 7.00, 8.5.44 дивизионы, организовав круговую оборону, простояли в этих местах целый день.

За это время была произведена разведка во всех направлениях и выслано 6 отдельных групп, по 2–3 человека, с задачей проникнуть в расположение противника.

Успешней всех выполнила задачу группа от 1-й сотни. Эта сотня имела на воспитании сербского мальчика сироту – одиннадцати летнего Андрея (фамилию его не помню).

Андрей к этому времени уже больше года был на воспитании 1-й сотни. Он научился свободно говорить по-русски и был по натуре, как говорят – «сорви голова». Казаки всегда брали его с собой в операции и не раз использовали его как разведчика, засылая в села занятые титовцами. Сметливый и пронырливый Андрей с удивительной ловкостью исполнял все данные ему задания. Его воспитателем был молодой командир 1-й сотни, хорунжий Виталий Орлов. Кстати скажу несколько слов и об этом замечательном строевом казачьем офицере.

Орлов – природный донской казак, старший лейтенант и летчик-истребитель Красной армии, неоднократно награжденный советским командованием за боевые подвиги.

По натуре он был человеком, так сказать, «сверх сорви голова», не знавшим ни страха, ни преград своей воле.

Не ошибусь если скажу, что по образованию он несомненно стоял выше всех средних офицеров нашего дивизиона. Но был жесток и строг, а зачастую даже очень груб, в обращении с младшими командирами. Однако, весь полк знал, что Орлов является, так сказать, любимчиком Батьки, благоволившем к нему и называвшим его «храбрейшим из храбрых». Взяв на воспитание Андрея, Орлов старательно стал прививать ему свой нрав и казачью сноровку.

Посылая Андрея с казаком Васильевым в стан титовцев в Глину, он приказал им ровно в 22.00 этой же ночью, т. е. 8.5.44, перерезать телефонные провода и поджечь штаб 11-й титовской бригады. Их обоих одели в крестьянскую одежду, а на Васильева повесили гармонь и гитару.

За спину надели сумки с хлебом, в которых были искусно заложены ручные гранаты и пистолет.

Васильев должен был изображать слепого странника, ходящего по деревням и просящего милостыню. Андрей должен был исполнять роль поводыря, поющего под гармонь, слепца.

В таком виде они пошли прямо по шоссейной дороге на Глину. На дороге, вблизи города, их остановило боевое охранение 11-й титовской бригады. Как и ожидалось, их сразу же попросили сыграть. Васильев сыграл, а Андрей спел под гармошку несколько сербских песен. Титовцы, с удовольствием послушав их, дали им хлеба и сала и пропустили в город Глина.

В городе они целый день ходили по дворам, играли и собирали милостыню. Подойдя к церкви, где стоял штаб 11-й титовской бригады, они сели и начали играть. Вокруг них собрались титовцы и гражданское население.

Начальник штаба 11-й бригады, услышав пение мальчика и игру на гитаре слепого, приказал пригласить их в штаб, чтобы они ему поиграли. Послушав «концерт», нач. штаба приказал их хорошо покормить и дать им место для ночлега, так как наступала ночь.

Ровно в 22.00, 8.5.44, когда сотни уже ринулись на Глина, Андрей поджог сарай с сеном, где спали титовцы, а казак Васильев, перерезав телефонные провода, бросил три ручных гранаты в комнаты штаба. Спрятавшись в огороде они замерли, поджидая прихода казаков.

Другие, проникшие разными способами в Глина, казачьи группы в это же время забросали гранатами обоз 11-й бригады и подожгли несколько мест, где спали титовцы.

Атака казаков, взрывы, пожары внутри города и прерванная телефонная связь – все это среди ночи вызвало ужасную панику среди титовцев. Они слетались в темноте и беспорядочно бесцельно стреляли.

Эта паника и неразбериха привели к тому, что 5-й Донской полк без особых трудностей занял город Глина. В 8.00, 9.5.44, полк, выполнив задачу, оставил город и к вечеру вернулся в место своего расположения.

В результате ночного налета на гор. Глина, 5-й Донской полк захватил:

403 человека пленных, 18 подвод с огнеприпасами и продовольствием, 2 автомашины, 1 радиостанцию, 24 пулемета разных калибров, 3 противотанковых орудия, 4 походных кухни, 307 лошадей.

Захвачен был и штаб бригады с документами, раненый начальник штаба 11-й бригады и несколько других офицеров штаба.

В этом бою 11-я бригада Тито потеряла до 500 человек убитыми и ранеными.

5-й Донской полк потерял 22 человека убитыми и 41 ранеными.

ГЛАВА ВТОРАЯ
15-й КАЗАЧИЙ КОРПУС – БРИГАДА ИМЕНИ КОНОНОВА

Весной 1944 года продолжающееся отступление немецких войск на всех фронтах под давлением сокрушительных сил союзников и особенно мощи воздушных сил США и Англии, ярко начертали контуры грядущей окончательной катастрофы III Рейха, что ставило в крайне критическое положение российские антикоммунистические силы, организованные на немецкой стороне. Немцы же по-прежнему не допускали ни увеличения этих сил, ни объединения их.

К концу марта 1944 года среди казаков 1-й Казачьей дивизии, обеспокоенных создавшимся положением, начался негодующий ропот.

«Немцам придет конец, а что мы будем делать? Разве можно бороться с одной дивизией против Сталина? Где генерал Власов? Где его армия? Почему немцы держат нас в Югославии?» – с беспокойством и негодованием говорили казаки.

В начале апреля во всех частях дивизии появилось несколько серий листовок на русском языке. Вот текст листовки из одной серии:

«Немцы!

Ваша политика захватить и поработить народы России, привела вас к поражению на всех фронтах.

Мы, казаки, как и все народы России, 25 лет мучились в сталинском ярме. В эту войну мы оказались на вашей стороне не для того, чтобы воевать за вашу великую Германию, а потому, что верили, что Германия будет нам союзницей в борьбе против Сталина. Мы верили, что Германия понимает какую опасность представляет коммунизм для нее самой, в силу чего и ведет борьбу именно против коммунизма, а не против России. Мы верили, что немецкая армия несет нам освобождение от оков Сталина.

Мы встречали вас – немцев с цветами и хлебом солью.

Мы обманулись.

Мы давно уже поняли ваши цели. Но если обманулись мы, то обманулись и вы.

Народы России, познав ваши цели, нашли в себе достаточно сил и вышвырнули вас из России и вам уже нет туда ходу.

Немцы! Вы гибнете!

Ваше спасение только в нас – а российских антикоммунистах.

Дайте нам возможность организоваться и мы разобьем Сталина, освободим народы России и спасем Германию.

Немцы! Опомнитесь, пока еще не поздно!

Мы, казаки 1-й Казачьей дивизии требуем нижеследующее:

1. Немедленно дать возможность нам – казакам – организовать казачью армию, возглавленную казачьим командованием.

2. Требуем не препятствовать казакам объединиться с другими народами России, борющимися против Сталина.

3. Мы – казаки приветствуем на посту возглавителя Освободительного Движения Народов России генерала А. А. Власова и требуем предоставления ген. Власову полной свободы действий в борьбе против Сталина.

Немцы, подумайте и опомнитесь!

Казаки – российские патриоты».

Появившиеся листовки возымели сильное действие на встревоженных обстановкой казаков. Немцев же это особенно обеспокоило.

Сразу же ими были предприняты попытки найти источник появления листовок, но, несмотря на все старания, розыск ни к чему не привел.

Ген. фон Панвиц вызвал к себе на квартиру Кононова.

«Вы видели?» – протягивая листовку Кононову, спросил он.

«Так точно, видел», – ответил Кононов,

Пройдясь несколько раз молча по комнате, Панвиц, смешивая русские слова с польскими, сказал:

«Иван Никитич, разве я против, чтобы наша дивизия стала корпусом или армией? Но, что я могу сделать, что я могу сделать, когда там… там… очень глупые люди?! Прошу вас, успокойте казаков. Я сделаю, что только смогу, что только от меня может зависеть».

«Жалко было Панвица, – говорил впоследствии Кононов, – он давно уже старался изо всех сил развернуть дивизию в более крупную единицу, вообще дать делу другой ход. Он очень переживал, понимая всю ту бестолковщину, которая творилась «там» – на верхах главного немецкого командования, возглавленного бесноватым ефрейтором, – но что мог сделать Панвиц, когда и у фельдмаршалов летели головы за малейшее противоречие фюреру».

Уже и тогда, конечно, не было секретом, что Гитлер не терпел противоречия и, как правило, устранял или ликвидировал всех своих здравомыслящих и потому неугодных ему военачальников.

В 1942 году в январе месяце, командующий южным фронтом, фельдмаршал фон Клейст, за данный им приказ, в котором он рекомендовал подчиненным ему армиям – «с жителями занятых областей обращаться как с союзниками», – был немедленно смещен со своего поста. Командующий второй танковой армией, генерал-полковник Шмидт, вообще был выброшен из армии за то, что он поощрял русское самоуправление и старался его расширить, – вопреки указаниям Восточного министерства.

Такая же, если не хуже судьба (многие были расстреляны или доведены до самоубийства), постигла и множество других немецких военачальников.

Конечно, требовать при таком положении вещей, решительных и самостоятельных действий от ген. фон Панвица не приходилось.

Однако он, взволнованный казачьими листовками, не страшась последствий, решил дерзать и безотложно отправился в Берлин.

Едва ли просьбы и уговоры Панвица могли подействовать на ОКВ (Обер Командо Вермахт), но листовки казаков, наверняка попавшие в ОКВ, заставили призадуматься и срочно предпринять кое-какие меры.

И, действительно, было над чем задуматься. Угрожающие казачьи листовки не сулили добра, а двадцатитысячная хорошо вооруженная казачья дивизия, все-таки что-то значила. О разоружении, ее в то время не могло быть и речи. Прежде всего дивизия отлично выполняла свои задания и была незаменима, по своим качествам, умению и приспособленности, в борьбе с партизанами.

Да и как можно было ее разоружить?

Добровольно никто из казаков и ни за что оружие не сдал бы, а чтобы взять его силой потребовалось бы несколько немецких дивизий, которых и без того не хватало.

10-го апреля Панвиц, вернувшийся из Берлина, дал приказ, в котором говорилось:

1. В ближайшее время 1-я Казачья дивизия начнет разворачиваться в корпус;

2. Казаки призываются к спокойствию и выдержке, призываются не поддаваться разным провокационным слухам;

3. Чтобы казаки не теряли духа и верили в победу Германии, после чего они (казаки) со славой и почетом вернутся на свои земли.

В этом приказе, однако, ни одним словом не было упомянуто о Власове и вообще о Российском Освободительном Движении.

Но все же казаки несколько успокоились и стали ждать, что покажет будущее.

Вскоре в дивизию начали прибывать из разных мест большие и малые казачьи группы и целые части. Одновременно прибывало вооружение, обмундирование и снаряжение.

Становилось очевидным, что дивизия действительно развертывается в корпус.

В течение двух месяцев людской состав дивизии увеличился почти в два раза.

25-го июня 1944 года командиром 1-й Казачьей дивизии был отдан приказ, из которого явствовало, что:

1. Дивизия развертывается а 15-й казачий корпус под командованием генерал-лейтенанта фон Панвица;

2. Корпус будет состоять из: 1-й Казачьей дивизии (1-й Донской, 2-й Сибирский и 4-й Кубанский казачьи полки), командир – полковник Вагнер; 2-й Казачьей дивизии (3-й Кубанский, 6-й Терский и 7-й сводный, вновь сформированный, казачьи полки), командир – полковник Шульц;

3. Отдельной Казачьей бригады имени полковника Кононова (5-й Донской, 8-й Пластунский, отдельный конный разведывательный дивизион), командир – полковник Кононов;

4. Подразделений усиления и обслуживания.

После 25-го июня, несмотря на развернувшуюся усиленную работу по развертыванию корпуса, боевые действия старых частей корпуса не прекращались.

* * *

Как-то, в начале лета 1944 года, к нам в сотню приехал Кононов. Было его обыкновением часто навещать каждую сотню и проводить 2–3 часа в дружеской отцовской беседе с казаками. Знакомился, интересовался жизнью каждого казака, вникал, присматривался и намечал из них будущих командиров Казачьей армии, в создание которой он твердо верил.

На этот раз Кононов приехал не один: с ним приехал шестидесятилетний полковник Николай Лазаревич Кулаков, терский казак. В гражданскую войну он был близким соратником ген. Шкуро и его имя, как легендарного героя, было в то время многим известно.

В дни краха Белой армии, ему, несмотря на то что он был калекой с ампутированными обеими ногами, удалось скрыться от красных в горах Кавказа.

Больше двадцати лет ему пришлось жить на волчьем положении. Долгое время приходилось скрываться в глубоком погребе вырытом под домом, скитаться по горным трущобам и лесам. Кулаков сам смастерил себе деревянные «протезы» и кое-как передвигался.

Горцы Кавказа, ненавидя советскую власть, много раз спасали жизнь Кулакову, заботливо скрывая его от советских властей.

С приходом немецких войск на Северный Кавказ, Кулаков вышел из подполья и немедленно приступил к организации терских казаков для борьбы против большевиков.

С лета 1942 г., он – Походный атаман терцев.

При создании Главного Управления Казачьих Войск, ген. Краснов, лично знавший Кулакова еще со времени гражданской войны, не замедлил привлечь его в состав Управления. Однако, Кулаков и одного дня не сидел в Управлении, а находился все время на фронте. С лета 1943 г. он постоянно находился с 6-м Терским казачьим полком 1-й Казачьей дивизии. Участвовал во всех боевых операциях полка.

Познакомившись с Кононовым, увидев в нем молодого казачьего вождя с ясным умом и твердой непреклонной волей, зажегшись от него верой в идею Власова Кулаков стал всеми силами помогать Кононову, посвятив всего себя служению Власовской идее.

Кононов и Кулаков, тесно сплоченные одной идеей, задались целью во что бы то ни стало вырвать казаков из рук немцев и присоединить их организационно к Освободительному Движению Народов России.

Однако, вынести казачество из двусмысленного положения, в котором оно оказалась попав в западню бессовестно подстроенную гитлеровцами, было не так просто. На пути к этому было много преград и трудностей, что порою казалось – задуманному не удастся сбыться.

Немецкое ОКВ и министерство Розенберга, создав из казаков крупную военную единицу, крепко держали ее в своих руках, прочно закрыв казакам дороги к объединению с другими народами СССР и, особенно, с великорусским народом.

С целью недопущения объединения казачества и великорусского народа гитлеровцы поставили во главе пресловутого Главного Управления Казачьих Войск барда императорской России ген. П. Н. Краснова, будучи прекрасно осведомленными о том, что Краснову и бывшим советским генералам не легко найти общий язык.

Люди же из СССР, ставшие на путь борьбы против сталинской клики, естественно признали своим вождем человека из своей же среды – бывшего генерала Красной армии А. А. Власова.

Такое противоречие между интересами Краснова и Власова позволяло немцам сдерживать и не допускать объединение антикоммунистических сил, и по возможности использовать их в своих, немецких, интересах.

Эту преграду надо было преодолеть, и Кононов, чтобы достичь намеченной цели, бился изо всех сил.

Прежде всего, чтобы не допустить вклинения в свои ряды немецких офицеров, нужно было постоянно доказывать «большим» немцам на деле, что казаки под командованием своих офицеров более боеспособны. И Кононов это делал.

Не щадя в самых жестоких боях своей жизни, проявляя беззаветную храбрость, подставляя свою голову под пули увлекал Кононов за собой казаков, нанося противнику поражение за поражением.

И каждый казак это знал. Знал почему Батько всегда там, где наиболее ожесточенно кипит бой. Сам же он неустанно объяснял казакам, почему наша бригада должна быть лучше других во всех отношениях.

Понимание казаками своего вождя, сплоченность их около него и преданность ему, позволяли Кононову делать невозможное возможным и, в частности, заставлять немцев идти на уступки.

Кононовские полки, вопреки желанию многих немецких офицеров, продолжали оставаться под командованием своих казачьих офицеров.

Но, конечно, это было не главное. Это было только начало, семя из которого должна была вырасти Казачья армия.

Обретя верного и опытного соратника в лице Кулакова, Кононов решил познакомить его со своими офицерами и казаками. С этой целью он и прибыл к нам в сотню.

На зеленой лужайке, напротив квартиры командира нашей сотни, сотника Пащенко, разместилась вся наша сотня на обеде устроенном по-праздничному в честь приезда полковника Кулакова.

Он и Кононов, вместе с нами расположились на зеленой траве и ели с аппетитом из котелков, отдавая должное казачьей походной еде и ведя с казаками веселый разговор. Сотник Пащенко был, также как и Кулаков, терским казаком. Он в гражданскую войну был юным лихим красным командиром и ему в то время пришлось много слышать о Кулакове, как о страшном «белобандите». Вот Пащенко и начал рассказывать в каких местах ему пришлось сражаться против частей Кулакова.

«Николай Лазаревич, а ну-ка расскажите, как вы этих комсомольцев гоняли», – указывая на Пащенко, шутя сказал Кононов.

Под общий одобрительный смех Кулаков охотно рассказал о былых сражениях, шутил и дружески хлопал по плечу Пащенко. А тот соглашался, что убегать от «белобандитов» приходилось часто, но что и им давали «перцу».