Текст книги "Понь бледный (СИ)"
Автор книги: Константин Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Мы создадим оплот сопротивления Принцессе Селестии, – подтвердил Сталин, – Для этого я вас и пригласил. Мы начнем войну, сперва за мысли, затем за дворцы. У меня есть некоторый опыт. А у вас есть силы.
– За что нам бороться? – горько спросила Эппл Джек, роняя соломенную шляпу на пол, – Ты угостил нас кислым яблочком, Сталион. Но раньше мы могли смотреть на нарисованный сахар и во рту как будто бы делалось слаще…
– Не унывать, товарищи! – воскликнул Сталин. Он ощутил рождение в сердце теплой искры, той самой, что не раз заводила огромные многотонные двигатели народных чувств. Надо лишь перенести нескончаемую энергию веры в неизбежность коммунизма – и поршни тотчас застучат, – Мы будем бороться! За лучшее, светлое будущее! За мир без лжи и манипуляций! За счастье простых пони и пегасов!
– А мы, сахарок? – слабо спросила Эппл Джек, – Что будет с нами?
– Вы будете счастливы, – твердо сказал Сталин, распрямляя грудь и торжественно задирая морду – Ну прямо как бронзовая кобыла с памятника товарищу Толбухину, – одобрил насмешливо «внутренний секретарь» – Вы будете работать на будущее, а труд будет работать на вас. На месте насквозь прогнившего «Сладкого Яблочка» мы организуем колхоз-миллионер «Счастливый Работящий Пони». Там будут работать все жители Поннивилля и снимать рекордные урожаи. А ты, товарищ, станешь председателем колхоза и непременно получишь переходящее красное знамя.
– Почему красное? – опешила Эппл Джек.
– Это наш цвет! – Пинки Пай с готовностью развернула полотнище, которое прятала за спиной, – Цвет клубничного варенья! Товарищ Сталион сказал, что это хороший цвет!
– А зачем на нем подкова и молоток?
– Это символы трудолюбия и упорства!
– Ну тогда… – Эппл Джек осторожно подняла зубами соломенную шляпу и водрузила ее на прежнее место, челка цвета золотистой соломы тут же упрямо выбилась из-под нее, – То есть, я могу попробовать… Наверно. Правда? Мне всегда казалось, что маловато у нас рабочих копыт, да и жалко заставлять старую Грэнни Смит работать в таком возрасте…
– А вы, товарищ Рэйнбоу! – Сталин указал на пегаса мундштуком трубки, – Вы тоже обретете лучшую долю. Вместо того, чтобы летать на потеху коронованным бездельникам в составе «Вандерболтов», этих шутов на службе режима, вы станете отважным революционным летуном! Будете покорять полярные континенты и получать награды за новые рекорды!
Рэйнбоу Дэш нетерпеливо стала рыть копытом землю. Вот уж кого искра завела с полуоборота…
– А ты ничего, усатый! Но… Ты уверен, что эта твоя револьвуция – это достаточно круто? Я имею в виду, достаточно круто для такого прекрасного летуна, как я? Ну, ты же понимаешь, что летун вроде меня не может участвовать в чем-то, если оно как бы недостаточно круто?…
– Это невероятно круто, – твердо сказал Сталин, – Вы бросите вызов самому грозному и опасному противнику. И победите его. Круче этого не может быть ничего. Все революционеры неимоверно круты, оттого их помнят, любят и приглашают в школы на открытые уроки. А кроме того… Новая Эквестрия будет разительно отличаться от старой. Я даю слово, что уже через пять лет мы на двадцать процентов будем опережать Кристальную Империю по выплавке чугуна!
Рэйнбоу Дэш взмыла вверх огромной голубой ракетой и едва не снесла амбарную крышу. Вниз полетели осколки черепицы и дерева.
– Ну и вы, товарищ Флаттершай.
– Кто? Я? – Флаттершай деликатно попятилась, – Товарищ Сталион, должна сказать, что я всегда сочувствовала оппозиции…
– Вы станете опорой воспитания! Будете воспитывать и выхаживать лесных зверюшек, прививать им нормы социалистического общежития и трудовой сознательности. Больше никаких бесцельных бобровых погрызов! Фауна Эквестрии должна встать под знамена социалистического соревнования!
– Ну… Я… Ой… То есть, я… Конечно, я…
– Вместе мы сила, товарищи! – возвестил Сталин, ощущая, что нет теперь никакой одинокой искры, а есть ровное тепло слаженно-работающих механизмов, настроенных на одну частоту. Сладкое ощущение, которое Пинки Пай наверняка бы сравнила с клубничным вареньем, – И теперь, когда мы объединились и готовы дать бой ненавистным эксплуататорам и поработителям, надо определить наши цели. Поразив которые, мы обрушим диктаторский режим самозваной Принцессы.
– Ратуша! – воскликнула Рэйнбоу Дэш, – Плотина! Городской амбар! Библиотека! Забросать вокзал зажигательными бомбами!
– Не спеши, шустрое яблочко, – Эппл Джек легко поймала зубами пегаса за разноцветную гриву, вынуждая сбавить скорость, – Товарищ Сталион сказал нам, что больше всего Принцесса и ее единороги любит деньги… Для них это как сладкая картошка для колорадского жука, так? Ну, значит, я знаю, куда надо лягнуть их королевское величество. За дело… товарищи.
Глава пятая
«Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни»
В. И. Ленин
Поезд подошел к перрону станции «Поннивилль-Центральный» так мягко и тихо, как одно облако на небосводе подходит к другому. Негромко скрипнули сцепки, мелодично задребезжал локомотив – и вот уже весь состав замер у перрона, аккуратный и изящный, как увеличенная во много раз детская игрушка. Или же разноцветная гирлянда, еще не водруженная на елку. Вагончики были миниатюрными, и каждый из них выглядел пряничным домиком, установленным на колеса. Сиреневые вагончики, розовые вагончики, лазурные вагончики – а возглавлял их такой же аккуратный и невероятно чистый локомотив, из трубы которого вместо ядовито-серого дымного султана вырывались белоснежные облачка. Наверняка, и пахли они фиалками.
Сталин лишь головой покачал, увидев этот изящный состав, совершенно не похожий на те, что ему доводилось видеть прежде. Он привык к локомотивам «ФД» – тяжелым грохочущим чудищам, неповоротливым, перепачканным маслом и грязью, с их обжигающим и зловонным дыханием. Эти чудища без устали трудились, со скрежетом подминая под себя шпалы, настоящие советские сухопутные левиафаны. Смогут ли эквестрийские кукольные составы сравниться с ними, когда ситуация станет так же горяча, как пламя в топках? Можно ли будет оборудовать из них бронепоезда?…
Много вопросов, ответов на которые пока нет. В скором времени их станет еще больше. Некоторые ответы можно найти путем сосредоточения и тяжелой умственной работы. Другие явятся внезапно, в грохоте канонады. Он, Коба, будет искать ответы. Но не сегодня. Сегодняшний день посвящен другому.
– Билет и цель поездки, – сказал строгий проводник в очках, касаясь копытом козырька фуражки.
На Сталина он смотрел подозрительно, как проводник царской железной дороги смотрел бы на крестьянина, собравшегося в город продавать свой нехитрый урожай.
– До Кантерлота, – Сталин передал ему квиток, – Сопровождение кулинарного груза на ежегодную выставку «Королевский торт».
– Разве выставка не в июне?
– В этом году перенесли.
– О, я вижу.
Доказательство предъявлять не потребовалось, оно и так привлекало к себе всеобщее внимание. Оно было водружено на тележку с ручкой, но даже в таком виде Сталину и проводнику пришлось провозиться, чтобы переместить его в вагон. Огромный трехъярусный торт весил не меньше пуда – немалый вес для пони. Без сомнения, это был шедевр кулинарного искусства. Залитый розовой лазурью, с кремовыми розочками по краю, фисташковыми россыпями, мармеладинами в форме звездочек, украшенный шоколадной стружкой и узором из цедры, этот торт мог поразить воображение даже самого хладнокровного и выдержанного проводника.
Торт готовила Пинки Пай и, без сомнения, это было настоящее произведение искусства.
«Бисквиты! Вафли! Мороженое! Марципан! Печеные яблочки! Птичье молоко! Карамель! И, конечно, твоя любимая начинка, товарищ Сталион!.. Ох и вкусненько же кому-то будет!»
Прежде чем пройти в вагон, Сталин окинул взглядом весь состав и остался доволен. Он сразу заметил то, что искал. В нескольких вагонах от его собственного, в прямой близости от локомотива, возвышался особенный вагон. Раскрашенный в розовые и лиловые цвета, приземистый, массивный, он маскировался под обычные вагончики, но эта маскировка быстро сползала под опытным взглядом. Вагон был бронированный, слишком строгих линий, а его окошки своими размерами могли посоперничать с бойницами. Которыми на самом деле и являлись. Состав остановился с таким расчетом, чтобы этот таинственный вагон оказался напротив отдельного станционного служебного выхода.
Проводника возле него не было, но, несмотря на это, никто из ждущих на перроне поннивилльских пони не пытался забраться внутрь. Возможно, оттого, что от этого вагона исходила аура чего-то не совсем сказочного и дружбо-магического, улавливаемая даже теми, кто был лишен волшебного рога. А может, оттого, что Стража Принцессы быстро оцепила вагон, образовав вокруг него не очень плотный, но очень профессиональный кордон.
Двое, трое, пятеро… Сталин скользнул по ним деланно-безразличным взглядом, но одной секунды ему хватило, чтобы оценить диспозицию. Восемь в бронированном вагоне. Еще шестеро подтащили к вагону несколько тяжелых контейнеров на колесах, каждый размером с приличный шкаф, но внутрь заходить не стали, вернулись на станцию. Значит, восемь стражников. И еще шестеро внутри состава, если верить разведке. Итого – четырнадцать. Много. Чертовски много.
Стража Принцессы производила впечатление. Высокие статные пегасы какой-то особенной породы возвышались над Сталиным на целую голову. Ни дать, ни взять – небесные ломовые тяжеловозы… Если обычные пегасы забавляются, таская по нему облака, эти, должно быть, могли перенести в охапке тропический ураган. Ноги толстые, как стволы деревьев, торс точно выточен из белого мрамора, огромная голова с аристократическим точеным профилем…
По сравнению с ними, Коба, ты выглядишь старой колхозной клячей…
Стражники были облачены в сверкающие золотые доспехи – кирасы и шлемы с плюмажами. И, несмотря на всю помпезность подобного облачения, Сталин понял, что доспехи эти – вовсе не парадные. Он знал, как разглядеть профессионала за самой искушенной маскировкой. И помрачнел, потому что понял – эти профессионалами определенно были. Заняв свою позицию, они словно обратились каменными изваяниями, бесстрастными, неподвижными и молчаливыми. Но это были не те изваяния, на спины которым любят забираться детишки. Даже в неподвижности они внушали трепет и почтение один лишь своим взглядом, которым, казалось, можно забивать в шпалы железнодорожные костыли.
А Принцесса-то молодец. Держит свой преторианский табун в узде. Ни следа развращенности, которую обычно дают власть и роскошь, лишь решительность и несокрушимая воля. Грозная сила. И одна из колонн, на которые опирается трон Принцессы. Сейчас эта сила презрительно рассматривает тебя из-под золоченых козырьков, Коба, она не считает тебя опасностью. Но после сегодняшнего дня тебе придется с нею считаться. Тебе – и тем, кто будет с тобой.
Стражники Принцессы проворно затолкали многопудовые контейнеры в свой бронированный вагон и скрылись следом. Несмотря на массивные доспехи, двигались они ловко и быстро, демонстрируя превосходную сноровку сильных, сытых и хорошо тренированных тел.
Сталин ощутил, как трусливая мыслишка прочертила по позвоночнику холодный пунктир своим скользким ящеричным хвостом. Можно выйти из вагона, пока не закрылись двери. Еще не поздно. Поздно будет лишь для твоих новых товарищей, которые уже приступили к выполнению операции «Сладкоежка». Для Рэйнбоу Дэш, Эппл Джек, Пинки Пай и Флаттершай. Выйди из вагона – и они бессмысленно погибнут или будут схвачены. Зато ты останешься цел.
Сталин поймал эту мысль – и раздавил, как крысу. Решительно, с треском лопающихся костей. От задуманного не отступают. В обоих мирах не нашлось бы того человека или пони, который сказал бы, что товарищ Сталин струсил.
– Славная сегодня погода, – дружелюбно сказал Сталин проводнику, устраиваясь поудобнее на специальном сидении для пони, рядом с огромным тортом, – Курить здесь можно?…
Поезд отправился точно по расписанию. Коротко и мелодично свистнул локомотив, вагончики дрогнули – и мягко устремились вперед, набирая скорость. В широких окнах замелькали пряничные разноцветные домики Поннивилля. Потом их скрыла яркая зелень окраинных ферм, а затем и она пропала, уступив место бескрайним холмам и лохматым рощицам. Пейзаж этот, изредка нарушаемый ртутным блеском озер, был красив, но какой-то буколической, акварельной красотой. Точно заглядываешь не в окно неспешно бегущего поезда, а в какой-то хитрый оптический прибор, в котором сменяют друг друга яркие цветные картинки.
Красивый мир, рассеянно подумал Сталин, пыхтя трубкой, за такой стоит воевать. Мой мир был куда более уродлив, когда я начал свою войну. Он был изрыт воронками Гражданской войны, опален пламенем тысяч орудий, смят, раздавлен, обескровлен, выпотрошен, оплеван, изгажен и списан со счетов. Этот мой мир был мертвым миром. И я знал, что только я могу его воскресить. Эквестрия выглядит цветущим садом, но ее красота неприродного свойства, как у запертой за стеклом игрушки, которую ребенку запрещено трогать руками. Слишком много маслянистого глянца, слишком жирный слой фальшивой позолоты. Это Принцесса Селестия сделала его таким, теперь я понимаю. Сладким до приторности. Чтобы тот, кто его увидит, терял вкусовую чувствительность и забывал про все другие возможные вкусы. Слишком сладко, чтобы бунтовать и пытаться плыть против течения. Мухи, завязшие в банке с вареньем, никогда не плывут против течения. Только вниз. И наверняка до последнего мгновения своей жизни радуются тому, как же им повезло оказаться в этом бездонно-сладком мирке…
«А ты хочешь заменить сахар черным перцем, Коба, – вздохнул „внутренний секретарь“, у которого в недрах сознания Сталина был обустроен свой крошечный кабинетик с лампой под зеленым абажуром и письменным столом, – А ведь ты как никто знаешь, во что превратятся эти места, когда придет война. Усыпанные спелыми яблоками сады сроют – дерево пойдет на винтовочные ложа и орудийные лафеты. „Сахарный уголок“ опустеет, его завсегдатаи отправятся резервистами на фронт. Нарядные вагончики ощетинятся орудийными платформами и пулеметными жалами. Вместо мягких лугов за окном будут тянуться бесконечные зигзаги выгрызенных в земле траншей в обрывках колючей проволоки. В этом бесконечно красивом мире, чьи краски замешаны на лжи, пони счастливы…»
«Оглушенный наркозом бедняга будет счастлив даже тогда, когда ему начнут заживо отпиливать голову, – огрызнулся мысленно Сталин, – Я – солдат коммунизма, но не более того. Я дам им настоящий мир, и они сами будут решать, стоит ли драться за него так, как я дрался за свой».
Они будут.
Сталин сразу понял это, когда увидел грозно сверкающие глаза Эппл Джек и ее вздорную непослушную челку цвета золотистой соломы.
«…за дело, товарищи! Я знаю, куда жеребятки нашей Принцессы тащат все то золото, что добывают в Поннивилле!»
«Банк или хранилище мы едва ли возьмем, товарищ Эппл Джек, – рассудительно заметил Сталин, выдыхая дым, – Такие места обычно хорошо охраняются, а подкрепление прибудет в считанные минуты. Не хватит сил».
«А кто говорит про банк, сахарок?»
Товарища Сталина раньше никто и никогда не называл «сахарок». Но в устах Эппл Джек это прозвучало приятно. Даже не хуже, чем «товарищ».
«Поезд! Раз в месяц он отвозит в Кантерлот тот урожай золота, что Стража Принцессы обтрушивает здесь. Там должен быть целый вагон, набитый золотом. Только это не обычный вагон. Он бронированный, и в нем не меньше дюжины пегасов в доспехах, по сравнению с которыми наш Биг Мак – рахитичный жеребенок…»
«Хороший у вас план, товарищ Эппл Джек, – одобрил Сталин, покусывая мундштук, – Но как его реализовать?»
«Взорвать рельсы! – радостно воскликнула Рэйнбоу Дэш, – Бам! Золотой дождь будет идти даже над Вечнодиким Лесом!..»
«Никаких взрывов, яблочко, – покачала головой Эппл Джек, – Иначе пострадают простые пони, которые едут в поезде. Нам нужна только эта копилка на колесах».
«Взорвать станцию!»
«Ну вот еще!..»
«Взорвать мельницу!»
«Но зачем мельницу, Дэш?»
«Не знаю, – Рэйнбоу Дэш, не опускаясь на землю, пожала плечами, как настоящий человек, – Просто мне показалось, что это будет достаточно круто. Ну, ты понимаешь, это ведь должно быть не простое ограбление. Это должно быть самое крутое в мире супер-ограбление! Поэтому надо что-нибудь взорвать!..»
«Это не ограбление, – терпеливо поправил ее Сталин, – Это – экспроприация. Мы никого не грабим, лишь возьмем то, что принадлежит народу».
«И купим на него то, что надо народу! – воскликнула Пинки Пай, – Например, пять тонн шоколада!.. И еще бусы!»
«Нет, товарищ Пинки, краденного золото богачей понадобится нам для других целей. Для борьбы».
«Борьба в шоколаде! Десять тонн!..»
«Подпольной борьбы. На эти деньги, экспроприированные у экспроприаторов, мы будем организовывать секретную революционную сеть – с явочными квартирами, агентами, тайниками, фальшивыми документами, подкупленными чиновниками, оружейными мастерскими, подпольными типографиями. Кроме того, мы будем выделять деньги нашим товарищам для лечения и бегства за границу. Свинья-копилка Принцессы Селестии послужит против нее же. Но сперва надо придумать, как разбить ее, товарищи».
«Мы можем взять билеты на этот поезд, – предложила Флаттершай застенчиво, – А потом мы… вы… они… кто-нибудь нападет на стражу».
«Не годится! – Пинки Пай подкинуло вверх так, словно под нею разорвалась противотанковая мина, – Там ведь стража на станции! И проводник! Они все очень удивятся, что мы едем в Кантерлот без Рарити и Твайлайт!».
«Пинки права, – вздохнула Эппл Джек, – Мы ведь никогда не путешествовали вчетвером. Только все вместе. Если мы будем без наших единорогов, стража что-то заподозрит – и наверняка сообщит куда следует. Нет, товарищ Сталин, мы не можем садиться на этот поезд».
«Вы не можете, – Сталин лукаво усмехнулся в усы, – Но кто говорит про то, что не могу я?…»
Им понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить это.
«Идея!» – крикнула Рэйнбоу Дэш.
«Ах ты, башковитая тыковка!» – ласково ущипнула его за ухо Эппл Джек.
«Шарлотка! – радостно воскликнула Пинки Пай, – Пастилка! Крем-брюле! А чего мы все кричим?! Что?! А?! Не слышу! Ой, а что ты имел в виду, товарищ Сталин?…»
«Я могу беспрепятственно сесть в этот поезд с золотым вагоном. На меня не обратят внимания. Конечно, при должной конспирации».
«Но ты не сможешь сам побить столько стражников! Дюжина – это же очень много! Почти как… как… как пять!».
«Я не стану драться со стражей, – терпеливо объяснил Сталин, – Я сделаю кое-что другое. Я доберусь до соседнего с бронированным вагона. И открою в нем верхние технические люки. Это будет знаком для вас. Товарищ Рэйнбоу Дэш на крыльях доставит к поезду товарища Эппл Джек. А товарищ Флаттершай – товарища Пинки. Это будет наш воздушный десант. Как в Майкопе сорок второго!».
«Крутой трюк, – Рэйнбоу Дэш тряхнула гривой, в затхлом воздухе амбара на мгновенье словно разлилась ослепительная радуга, – Мы свалимся прямо им на голову! Это будет даже круче, чем победить мантикору!».
«Вы должны сделать это не сразу, вы ведь не хотите, чтоб осведомители Принцессы заметили ваши маневры в Поннивилле?… Дайте поезду отойти на несколько километров. Хотя бы до соседней станции. И начинайте. Как только увидите открытый люк в вагоне, соседним с бронированным, заходите на цель!».
«И все-таки нас мало, – Эппл Джек почесала в затылке, – Пятеро против дюжины – это как в одиночку обтрусить целый яблоневый сад… Только яблони при этом будут очень больно драться».
«И все двенадцать стражников будут безвылазно сидеть в одном вагоне»?
«Нет, что ты, сахарок! Не такие уж они и каменные, как хотят казаться. Половина из них стережет золото, а остальные ходят по поезду взад-вперед. Патрулируют вагоны и заодно разминают ноги».
«Тогда у нас есть шанс, товарищ Эппл Джек, – Я под видом пассажира пройду мимо внутренних патрулей и подготовлю плацдарм на крыше для вас четверых. После этого мы схватимся с охраной вагона. А теперь дайте мне бумагу и карандаш, будем разрабатывать детальный план…»
Это было четыре дня назад. Четыре очень напряженные и хлопотные дня назад.
После этого все они занялись делом. Пинки Пай уединилась в «Сахарном уголке» и стала готовить торт. Рэйнбоу Дэш, держась на предельной высоте, составляла подробную карту железнодорожной колеи и тренировалась в пикировании на малогабаритные цели. Сталин описал ей по памяти некоторые характерные маневры «Пе-2», и дело быстро пошло на лад.
Даже Флаттершай оказалась по уши занята. Насекомые, которым ничего не стоило забраться в самую маленькую щель, миллиметр за миллиметром исследовали поезд, докладывая ей обо всех деталях. Сталин и Эппл Джек готовили специальную начинку для торта и процесс этот, всегда казавшийся ему несложным, занял очень много времени – у одного не было привычного тела, у другой – знаний, и у них обоих не было необходимых материалов.
Но подготовка к операции «Сладкоежка» была закончена в срок. Сталин работал больше всех, подсказывая своим неопытным в революционной борьбе товарищам, объясняя, советуя, разъясняя ошибки. Забывая про сон, он дополнял план деталями, вдохновенно, как самолетный конструктор подрисовывает уже спроектированному любимому детищу второстепенные узлы и обшивку. Он снова чувствовал себя молодым. Тем горячим, безрассудным и удачливым Кобой, которому ничего не стоило провести знаменитую экспроприацию девятьсот седьмого года в Тифлисе. Такую же дерзкую, как опустошение личной копилки Принцессы Селестии.
Но нет, теперь он не был столь же безрассуден, как в молодые годы. Его опыт преумножился многократно. Операция «Сладкоежка» станет блестящим «эксом», образцом для подражания на многие годы. И первым же чувствительным пинком в разжиревший монаршеский круп. Все будет сработано чисто, аккуратно, как по швейцарскому хронометру.
Он покажет Эквестрии, как действуют большевики старой закалки!..
– Имя!
Окрик – как плеск света от мощного фонарика в лицо. Выбивает все мысли, ослепляет разум, лишает равновесия. Как звонкая пощечина.
– Эй, ты! Имя!
Их было двое. Они появились из тамбура так бесшумно, что даже не скрипнула тяжелая дверь. Золотые кирасы и шлемы распространяли вокруг неяркое свечение. И схожим светом полыхали глаза – четыре огромных злых глаза, уставившихся на него в упор.
Сами собой скрипнули зубы. От смертельной досады, пронзившей Сталина навылет тупой винтовочной пулей, от ощущения того, величайший в истории Эквестрии «экс» окажется загублен столь глупо.
Из-за него, замечтавшегося старого дурака. Который захотел посоревноваться с молодыми жеребчиками. И до последней секунды верил в глупую пословицу о том, что старый конь борозды не портит…
– Поняшкер, – рефлекторно сказал он, – Исаак Самуэлович.
– Глянь ориентировку! – буркнул один из стражников своему напарнику, не спуская со Сталина горящего взгляда. Этим взглядом можно было бы подсвечивать ночные бомбардировщики, подумалось Сталину.
– Сейчас… – второй выпростал откуда-то мятый лист и, запинаясь, по слогам стал читать, – Со… Се… Се-рый же-ре-бец. Усы. На бе… бо-ку – тру-б-ка. Смотри-ка, подходит. И трубка вот! Значит, он. Давай, старик, с нами. И не дергайся, понял? А то от нашей дружбы копыта склеишь!
– За что? – выдавил из себя Сталин, пытаясь казаться старым и запуганным мерином, – Куда вы меня?
Значит, Страже Принцессы раздали ориентировки на него. И они были готовы. Ты недооценил своих противников, старый глупый Коба. Ты возомнил себя профессионалом, который вышел на войну с дилетантами. Забыв, что в чужую партию со своим уставом не ходят. Охранка Принцессы Селестии среагировала быстрее, чем ты думал, а стража была начеку. Ты сам влип в эту паутину, и винить за срыв больше некого.
– Давай с нами, сказано! – один из пегасов в золоченом доспехе ткнул Сталина под ребра копытом, отчего внутренности противно окатило изнутри ледяной росой, – Придется тебе сойти с поезда, старик! Дела к тебе есть. А ну живо, галопом!..
Все, понял Сталин. Кончено. Сейчас его аккуратно снимут с поезда, не потревожив остальных пассажиров. Препроводят в надежное место, которое, конечно, оборудовано на каждой станции. А что будет дальше, он не знал – и знать сейчас не хотел. Унизительные допросы, тесная смердящая камера, яркий свет, режущий глаза стеклянным крошевом, и вопросы. Много вопросов. Вкус крови во рту. И что-то липкое, текущее по голове. А потом – неглубокая канава на заднем дворе и короткий щелчок за спиной.
Если повезет, он погибнет позже своих товарищей, которые самоубийственной атакой попытаются взять поезд…
Нет, решил он, ощутив внутри колючие электрические разряды. Не бывать. Живым не дамся. Не взять вам, молокососы, старого боевого коня революции так легко, как жеребенка без кьюти-марки. Что-то одобрительно проворчал «внутренний секретарь». И исчез. Как исчез мгновением позже красочный пейзаж за окном, как исчезли изукрашенные вагончики, как исчезло все в окружающем Сталина мире – все, кроме него самого и двух пегасов перед ним.
В этом новом мире без лишних деталей все оказалось просто и понятно.
– Я пойду, пойду! – жалобно воскликнул Сталин, припадая на передние бабки в неуклюжем поклоне, – Только не бейте меня!
Пегасы довольно заржали. Один из них уже держал в пасти толстую окованную дубинку, занеся ее для удара. Второй лениво тянулся к хлысту, висящему на крупе.
– Позвольте, господа стражники, напоследок тортик укусить!
– Из ума выжил, старый?
– Кусочек, – попросил он, подбавив в голос унизительных интонаций, – Готовил, вез, ночей не спал… Лучший тортик в Эквестрии! А теперь даже не узнаю, каков он на вкус! Позвольте, ваше высокоблагородие! Кусочек!
«Высокоблагородие» он упомянул рефлекторно, но пегасу с плеткой это отчего-то польстило. Видно, тяга к золоту было не единственным, что роднило того со знакомой Сталину царской охранкой.
– Ладно, кусай живее. И сходим! В камере кормить так не будут.
Сталин, не дожидаясь второго приглашения, наклонился над огромным тортом и погрузил зубы в податливую сладость. Хрустнули на зубах звездочки мармелада, фисташки, шоколадные украшения. Торт оказался на вкус не менее превосходным, чем на вид. Пинки Пай бы понравилось. Но сейчас он думал не о вкусе, а пытался нащупать языком кое-что внутри. Миндаль, цедра, бисквиты…
Вот оно.
– Эй, старый!.. – рявкнул тот, что с плеткой.
Слишком поздно. Сталин уже нащупал особую начинку. И, крепко сжав в зубах, вытащил, безнадежно испортив красивый торт и заляпав кремом все вокруг.
Стражники Принцессы не испугались, да и сложно было испугаться какой-то испачканного кремом продолговатого предмета, который уставился на них маленьким черным отверстием. Кусочек ночной темноты посреди розового крема и декоративных звездочек.
– Это что еще та…
Сталину давно не приходилось стрелять. Когда-то, много лет назад, он ценил оружие. Следил за разработкой интересных образцов, сам подолгу общался с конструкторами, высоко ценил товарищей Шпагина, Токарева, Судаева, Коровина, Стечкина, Калашникова, Дегтярева, Шпитального, Симонова, Коробова, Горюнова… Иной раз, забавы ради, и сам отстреливал на госприемке ствол-другой. Мальчишество, конечно, но страсть мужчины к оружию в любом возрасте понятна и простительна.
Сталин потянул языком за изогнутую металлическую пластину того предмета, что сжимал в зубах. И ощутил такой удар по челюсти, словно сам товарищ Серов, заслуженный мастер спорта по боксу, нанес ему свой коронный правый хук. В голове зазвенело от грохота, оранжевая огненная вспышка опалила усы. Облако горько-солоноватого сгоревшего пороха расплылось вокруг него.
«Повезло, – подумал Сталин, полу-оглушенный, мотая головой, – Оно могло взорваться прямо у меня во рту. И разорвать пополам».
Если бы кто-то из конструкторов представил ему подобный образец, Лаврентий Павлович тут же обвинил бы его в откровенном вредительстве. Но в Эквестрии это тянуло на Сталинскую премию. Четыре дня ушло у них с Эппл Джек, чтобы создать это оружие, с легкой ноги пони получившее название «Лягалка-1». Примитивный корпус выковал, используя обручи от бочек, товарищ Биг Макинтош. Заряд дроби Сталин изготовил сам с помощью старых гвоздей, обрезков металла и прочего мусора, валявшегося в Поннивилле под копытами. Сложнее всего было с воспламеняющим зарядом. Но и здесь они нашли выход в удивительно короткий строк. Селитру добыла Эппл Джек на складе удобрений, куда имела почти неограниченный доступ. Уголь они получили легко. А вот для того, чтоб отыскать серу, пришлось взломать личный кабинет школьной учительницы мисс Черили и похитить коллекцию геологических образцов. Оружие получилось громоздким, неудобным, однозарядным, капризным, неэффективным и просто опасным для стрелка. Но другим они пока не располагали. Возможно, когда удастся пробиться в арсеналы Принцессы…
Тяжелое пороховое облако рассеялось по вагону. Кто-то из пассажиров визжал, кто-то пытался пробиться в тамбур, барабаня по двери, кто-то попросту шлепнулся в обморок. Потом Сталин увидел стражника, того, что с дубинкой. Выпустив изо рта свое оружие, он обалдело смотрел на испорченный торт и своего товарища, лежащего рядом. Все вокруг было забрызгано алым кремом. Сталин даже поскользнулся на нем, пытаясь восстановить равновесие. И только сделав несколько шагов, понял, что едва ли в торте Пинки Пай могло содержаться так много розового крема…
Вторую «Лягалку» они сделать не успели. Пришло время полагаться на иные аргументы. Вроде простого пролетарского копыта. В последние дни перед «эксом» Сталин вспоминал уроки товарища Спиридонова, которым – проклятое самомнения! – раньше не уделял особого внимания, как и его «самозу». Но новое тело оказалось очень способным. И достаточно сильным.
Сталин ударил застывшего стражника снизу, под узкую выступающую челюсть. Оглушительно лязгнули зубы – и глаза, еще недавно наполненные яростным огнем, а теперь пустые, как экран синематографа до того, как начался фильм, потухли. Стражник тяжело шлепнулся рядом со своим напарником. И в самом деле, не такие уж и каменные…
Вагон был пуст – остальные пассажиры в панике разбежались, позабыв про багаж. Сейчас они поднимут панику во всем составе. Все пошло наперекосяк. Все к черту. Не продуманный «экс», а выходка дилетантов-анархистов в духе Савинкова. Одна неучтенная деталь, и все рассыпается прахом, превращая тщательно спланированную операцию в сущий бардак.
Тревожно и громко зазвенел где-то колокол. И легко катившийся вагон вдруг споткнулся на ходу, так, что Сталина чуть не швырнуло на распростертое тело мертвого стражника. Пролетающие за окном деревья внезапно сбавили скорость, потянулись неспешной полосой. Поезд останавливался. Кто-то дернул за стоп-кран.
