Текст книги "На морских дорогах"

Автор книги: Константин Бадигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава пятая. «Камень на шее»

Катастрофа с судами конвоя PQ-17 – это трагедия сотен моряков. Типичной была судьба экипажа транспорта «Хатлбьюри», потопленного у берегов Новой Земли фашистской подводной лодкой. В книге английского писателя Д. Ирвинга приведены показания и дневники оставшихся в живых членов судовой команды. Даю с частичным пересказом дневник помощника капитана Нидхэма Форта:

«7 июля 1942 г. торпедированы… Ужасный грохот. Все стало черным. На мостик обрушился водяной столб, в разные стороны летят обломки… Взорвалась вторая торпеда… Радиостанция вышла из строя.

От взрыва первой торпеды в переборке жилого кубрика появилась огромная пробоина. Находившиеся в нем несколько моряков бросились к выходу, но в темноте один за другим падали в образовавшийся от взрыва провал. После взрыва второй торпеды по палубам судна и через платформу, на которой были установлены «Эрликоны», прокатилась мощная волна, смывшая за борт пять артиллеристов. Платформа сместилась и прижала капитана Стефенсона, перекочевавшего после первого взрыва на противоположное крыло мостика…

Судно сильно накренилось на правый борт. Обе машины остановились, стальные листы палубного настила сильно деформировались и покоробились; из котлов, заглушая все другие звуки, со свистом и шипением вырывался пар. Капитан Стефенсон еще не успел дать приказ покинуть судно, а матросы уже ринулись к спасательным шлюпкам. Спасательную шлюпку правого борта разбило взрывом, и моряки устремились к левой шлюпке.

«Хатлбьюри» быстро погружался, кренясь на правый борт. На спущенный, с вант плотик взобрались тринадцать человек, в то время как норма их загрузки составляла восемь-девять. Из-за перегрузки плотик притонул и многие его обитатели оказались по грудь в воде.

Плотик первого помощника Гордона подошел к затопленной спасательной шлюпке и держался возле нее. На шлюпку с борта судна по кормовому фалиню спустились восемь человек и перешли на плотик.

На борту судна оставались еще человек двадцать, но спасательных средств для них не было.

– Единственной надеждой, – рассказывал третий помощник Нидхэм Форт, – была затопленная шлюпка левого борта, соединенная с судном своим кормовым фалинем. Несколько человек находились в ней, а другие, крича и плача, с трудом держались на воде около нее. Я соскользнул по фалиню вниз и взобрался в шлюпку. Все, кто находился в ней, стояли по грудь в воде.

Через десять минут подводная лодка выпустила еще одну торпеду. В воздух на высоту более ста метров поднялся огромный султан водяных брызг и черного дыма, а в воду далеко от корпуса упала дымовая труба и части верхних надстроек. Киль судна разломился.

Третья торпеда попала в правый борт как раз напротив нас, и судно сразу же начало крениться левым бортом, прямо на нашу шлюпку. Все мы подумали, что нас вот-вот раздавит. Матрос Диксон, обычно всегда молчаливый, начал вопить, что всем нам пришел конец.

Около двадцати человек, сумевших взобраться в притопленную спасательную шлюпку, начали с отчаянием откачивать из нее воду, но каждая очередная волна перекатывалась поверх планширей и снова затопляла ее водой.

Вскоре после взрыва третьей торпеды судно распалось на три части и начало свой печальный путь ко дну.

Когда тонула кормовая часть, полуют высоко поднялся и находившиеся в шлюпке и на плотиках моряки увидели, как по скользкой, наклонившейся палубе к корме, отчаянно хватаясь за что попало, пробиралась одинокая фигура. Корма поднималась все выше и выше, пока неподвижные винты не выглянули из воды метров на десять – двадцать. Человек перелез через кормовой леер и, едва удерживая равновесие, стал пробираться через кормовой срез судна. Подойдя к краю, он с большой высоты прыгнул в море. Это был капитан «Хатлбьюри» Стефенсон. Он «приводнился» рядом со спасательной шлюпкой третьего помощника, на которую его и подобрали. Но на борту тонувшего судна был еще один человек. Это был второй помощник Гарольд Спенс. Со шлюпок и плотиков видели, как он снял с себя спасательный жилет и фуражку: он решил покориться судьбе. Когда под волнами начал с рокотом скрываться и мостик, моряки увидели, как второй помощник махал им рукой».

Трагичной была судьба спасавшихся. В книге Ирвинга есть запись третьего помощника Форта:

«Ребята умирали один за другим: кочегар Хатчинсон, потом буфетчик, затем матрос первого класса Кларк, радист, старшина Сиббит, шестнадцатилетний вестовой, потом матросы первого класса Диксон и Хансен. Все они умерли в течение первых двух часов.

Тела их сбросили за борт, чтобы облегчить шлюпку. Немного позднее скончался главный механик, потом кок и еще один кочегар. К полуночи умерли главный буфетчик и его первый помощник, еще один кок, артиллерист и матрос второго класса Джиссен. Какая это была ужасная трагедия! И всего в трех милях от берега! Все умерли одинаково: сначала становились сонными, постепенно теряли сознание, затем стекленели глаза и наступал конец. Смерть, слава богу, наступала без мучений.

И я почувствовал, что вот-вот и мне все станет безразлично. Стоя по грудь в воде, я целый час пытался работать веслом, но постепенно становилось ясно, что и для меня наступит такой же конец. Холодная вода действовала одурманивающе. Собрав последние силы, присоединился к кучке людей в носу шлюпки. Мы плотно прижались друг к другу. Шлюпку сильно качало, а нас то и дело окатывало ледяной водой. Все мы ужасно замерзли, ноги побелели и не сгибались. В дополнение ко всем страданиям меня мучили приступы морской болезни…

К полуночи море немного успокоилось. К тому времени в шлюпке нас осталось только пятеро: капитан Стефенсон, я, матрос первого класса Мей, кочегар Сторей, помощник главного буфетчика Спуллер.

По мере того как умерших сбрасывали одного за другим за борт, шлюпка становилась все легче и ее планширь поднимался все выше над поверхностью моря, а когда оставшиеся в живых откачали из нее воду, она уже больше не заполнилась ею…»

Из пятидесяти шести человек, составлявших экипаж и военную команду «Хатлбьюри», достигли нашего берега только двадцать.

7 июля в Архангельск прибыл сторожевик из конвоя PQ-17 «Дианелла». Его командир лейтенант Рэнкин немедленно был вызван к капитану первого ранга Монду, главе здешней английской военно-морской миссии.

Надо было срочно оказать помощь морякам разбитого конвоя. Сотни людей с потопленных судов терпели бедствие на шлюпках и плотиках где-то в море. Несколько уцелевших транспортов притаились возле Новой Земли или у кромки льда и молчали, боясь сообщить о себе по радио.

Капитан Монд настоял на том, чтобы «Дианелла» снова вышел в море.

В многодневных трудных спасательных работах участвовало много советских судов и самолетов.

Маршал Г. К. Жуков в своих воспоминаниях писал: «Мы искренне чтим память погибших английских и американских моряков, которые, не взирая на сложную морскую обстановку, на то, что– на каждой миле их поджидала смертельная опасность, доставляли нам грузы, обусловленные договором по ленд-лизу».

В Архангельске работали днем и ночью. У причалов Бакарицы в Экономии и в Северодвинске около девяти тысяч человек спешно разгружали транспорты, уцелевшие в конвое PQ-17. Из трюмов краны доставали танки, контейнеры с самолетами, пушки, укладывали их на железнодорожные платформы. Все немедленно шло на фронт.

На палубах транспортов встречались заржавленные танки в поврежденных ящиках. Отражая нападение гитлеровцев, моряки, желая помочь своим артиллеристам, ломали упаковку и из танковых пушек стреляли по вражеским подводным лодкам и торпедоносцам.

В конце июля в Архангельск пришли последние корабли, оставшиеся от PQ-17. Привозили спасенных с потопленных судов.

На моряков, сходивших на причалы, было тяжко смотреть. Худые, изможденные, многие в перевязках, некоторых выносили на носилках: ампутированы обмороженные ноги.

– Как в Архангельске? Спокойно, не бомбят? – с тревогой спрашивали матросы, ступавшие на советскую землю.

В городе скопилось около тысячи двухсот иностранных моряков. Для раненых и больных город предоставил резервный госпиталь, оборудованный в здании «Северолеса». Однако этого оказалось мало, под второй госпиталь приспособили школу номер четыре. Моряки находились на особом продовольственном снабжении. Горожане делились последним куском хлеба с потерпевшими бедствие.

Мне довелось разговаривать и с капитанами, и с матросами, англичанами и американцами. Они возмущались не потерями конвоя, которых во время войны не избежать. Они искали ответа на мучавший их вопрос: «Почему нас бросили военные корабли?»

Моряки старались получить разъяснения у английской миссии в Архангельске. Но там, видимо, не очень были расположены к обсуждению этого события.

Капитаны-англичане высказывались осторожно. Американцы ругали лондонских адмиралов на все корки:

– Нож в спину, вот как я могу назвать это.

– Предательство.

– Посадить бы на наше место этих лордов из адмиралтейства. Пусть бы покатались на плотиках в Баренцевом море!

Простые моряки были еще более откровенны. Доставалось и премьер-министру Уинстону Черчиллю. Теперь-то мы знаем, что это постыдное дело не обошлось без его участия.

Легко было представить страдания моряков, искавших спасения на утлых плотах и шлюпках. Баренцево море сурово… В особо тяжелом положении оказывались машинисты и кочегары. Те из них, кто находился у жарких котлов, случалось, прыгали в шлюпки в майках и безрукавках.

Голод, холод, изнуряющая жажда. Обмороженные руки и ноги. Смерть от охлаждения. Некоторые не выдерживали многодневных испытаний и теряли рассудок. Помню, при подходе одного из американских пароходов находившийся на палубе моряк не выдержал, бросился с борта и поплыл к причалу. Он торопился как можно скорее попасть на твердую землю. Столь страшным было перенапряжение нервов.

Тридцать пять загруженных до отказа судов с трюмами, заполненными военными материалами, с палубами, прогибавшимися под тяжестью танков, орудий и упакованных в ящики самолетов-бомбардировщиков – какой это был бесценный груз для нас и какой трофей для фашистов!

Английский историк приводит такие цифры:

Танки: дошли до Архангельска 164; потеряно 430.

Самолеты: уцелело 87, погибло 210.

Автомашины и тягачи: доставлено 897, пошли на дно 3350.

Другие грузы: прибыло 57 тысяч тонн, потеряно свыше 99 тысяч тонн…note 23Note23
  См. Роскилл С. Флот и война. М., Воениздат, 1970, т. 2.


[Закрыть]

Если сравнить количество военной техники и других стратегических грузов, направляемых морем в Советский Союз из США и Англии, с огромным потоком военной техники, изготовленной во время войны на отечественных заводах, то доля поставок по ленд-лизу окажется весьма и весьма скромной.

Но и эта сравнительно небольшая помощь союзников была бельмом на глазу у фашистского государства. В 1942 году борьба за безопасность плавания на северном, кратчайшем пути, связывавшем СССР с внешним миром, приняла чрезвычайно острый характер.

Адмирал Паунд писал американскому адмиралу Кингу: «Арктические конвои становятся для нас камнем на шее»…

Здесь уместно привести письмо И. В. Сталина Черчиллю по поводу конвоя PQ-17. В нем твердо и ясно высказаны наши оценки:

«Получил Ваше послание от 18 июля.

Из послания видно, что, во-первых, Правительство Великобритании отказывается продолжать снабжение Советского Союза военными материалами по северному пути и, во-вторых, несмотря на известное согласованное Англо-Советское коммюнике о принятии неотложных мер по организации второго фронта в 1942 году, Правительство Великобритании откладывает это дело на 1943 год.

Наши военно-морские специалисты считают доводы английских морских специалистов о необходимости прекращения подвоза военных материалов в северные порты СССР несостоятельными. Они убеждены, что при доброй воле и готовности выполнить взятые на себя обязательства подвоз мог бы осуществляться регулярно с большими потерями для немцев. Приказ Английского Адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорты и вернуться в Англию, а транспортным судам рассыпаться и добираться в одиночку до советских портов без эскорта наши специалисты считают непонятным и необъяснимым. Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте. Понятно, что подвоз через персидские порты ни в какой мере не окупит той потери, которая будет иметь место при отказе от подвоза северным путем.

Что касается второго вопроса, а именно вопроса об организации второго фронта в Европе, то я боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское Правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год.

Надеюсь, что Вы не будете в обиде за то, что я счел нужным откровенно и честно высказать свое мнение и мнение моих коллег по вопросам, затронутым в Вашем послании»note 24Note24
  Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. В 2-х т. 2-е изд. М, Политиздат, 1976, т. 1, с. 68-69.


[Закрыть].

Над городом стоял незатухающий день. Солнце и ночью щедро заливало яркими лучами красавицу Двину и древний город. На причалах круглосуточно грохотали лебедки, слышались голоса грузчиков, гудели автомашины.

Как только трюмы кораблей освобождались от военного снаряжения, их тут же ставили под лесоматериалы или руду. Мы встречно помогали союзникам.

Оставшиеся в живых после тяжелого плавания иноземные моряки разгуливали по улицам, придавая городу несколько необычный вид. Здесь были англичане, французы, американцы, поляки, негры, арабы, югославы. Они появлялись в самых разнообразных одеяниях, а некоторые и вовсе в одном белье, если запаздывала одежда, заказанная для них. В основном это были выздоравливающие, самовольно уходящие из госпиталя.

Встречал я и славных моряков польского эсминца «Горланд» из конвоя PQ-16. Некоторые подлечили раны, полученные в боях, и выходили на улицу погреться в лучах северного солнца. Будет или нет существовать после войны свободная Польша? Вот что их тревожило в то время больше всего.

На проспекте Павлина Виноградова у здания музея стоял старый английский танк. В январе 1919 года он действовал против советских войск и был подбит. После провала интервенции танк отремонтировали, он использовался местным гарнизоном для учебных целей. В 1940 году нарком К, Ворошилов подарил его городскому музею.

В 1942 году танк был обшит досками. Помню, английские моряки с интересом разглядывали его сквозь щели.

На самом оживленном месте, где скрещивались Поморская улица и проспект Павлина Виноградова, всегда толкались люди: Здесь гостиница, продовольственный и промтоварный магазины, аптека. Совсем недалеко торговля книгами. Чуть ближе к берегу Двины находился знаменитый архангельский Интерклуб, один из самых старых в Советском Союзе.

В этом клубе я неожиданно встретил Героя Советского Союза Д. Г. Трофимова, моего товарища по «Седову». Дмитрий Григорьевич выглядел плохо, очень похудел, на нем была потрепанная синяя роба и английская морская фуражка.

– Два раза тонул,—сказал Трофимов, – только вчера нас привезли. И сейчас еще очухаться не могу. Пойдем, Сергеич, посидим где-нибудь. – Мы пошли в гостиницу, заняли в кафе свободный столик.

По всему я видел, что Дмитрий Григорьевич много пережил. И он еще не знал, что недавно в Ленинграде при обстреле города погибла его жена. Я не решился сказать ему об этом…

– Ты здорово устал, – осторожно начал я.

– Устал? Не то слово. Я не верю, что жив и хожу по улицам родного города. Мне хочется то обнимать всех встречных, то лечь в сторонке, на теплых деревянных мостках и заснуть под людской говор. Уж не помню, сколько дней не спал. В море только и ждали: либо торпеду под ноги, либо бомбу на голову, либо смерть в ледяной воде. Ты ведь знаешь, Сергеич, я не из трусливых.

Я умею подавить страх, заставить себя работать и в машине, и у пулемета. Но всякому напряжению есть предел. Считаю, что остался живым случайно, а должен был погибнуть, как многие… Ты знаешь, почему я выдержал все это? От злости! Чем больше летело с неба бомб, тем я больше распалялся. Как я хотел свалить к черту хоть один их самолет!

– Расскажи, что с тобой произошло.

– В борт нашего судна попали две торпеды – и конец. Очутился в воде. Вскарабкался, вернее, меня втащили на плот. Одежда замерзла. Если бы английский тральщик, сам изрядно подбитый, не подобрал нас, через полчаса – верная, смерть.

– Где вас торпедировали?

– У Медвежьего, в апреле. На тральщике к нам, спасшимся, превосходно относились. Мы стояли вахты у машин и у орудий. В Исландском порту нас перевели на крейсер «Ливерпуль» – на нем добрались в залив Скапа-Флоу, а потом в Лондон. В качестве пассажиров подали в семнадцатый конвой. 6 июля нас и там разбомбили, и мы снова оказались на шлюпках. Вот так, Константин…

– Хочешь работать на берегу, Дмитрий Григорьевич?

– Нет. Вот подлечусь, пойду в море.

Действительно, через месяц он снова воевал. В следующий раз я встретил его уже на Дальнем Востоке.

День спустя после нашего разговора мы в Архангельске узнали о нападении вражеской подводной лодки на полярную станцию в бухте Малые Кармакулы. 27 июля лодка проникла в бухту и обстреляла пушками поселок зимовщиков и радиостанцию. В бухте находились два наших гидросамолета типа «Каталина».

Слухи о нападении лодки дошли до архангелогородцев и возбудили беспокойство. Дело в том, что в район Кармакул была отправлена необычная экспедиция. Она состояла из пионеров и комсомольцев в возрасте от 13 до 17 лет. Цель экспедиции – сбор на птичьих базарах Новой Земли яиц кайры, не уступающих по вкусу и питательности куриным, и заготовка птичьих тушек. Забегая вперед, скажу, что и яйца, и птичье мясо были доставлены в Архангельск и по решению партийных и советских органов переданы в детские ясли, сады, школы.

Сам по себе сбор яиц кайры требует отваги и сноровки. Обычно морские птицы кладут яйца на уступах высокого берега, и, если просто смотреть с сорока – пятидесятиметрового обрыва на море, шумящее внизу, голова может закружиться. А мальчикам приходилось спускаться по почти отвесным скалам и собирать яйца. Конечно, была страховочная веревка. Но и с ней было боязно. Ребята, пересиливая себя, постепенно освоили опасный промысел.

Участник экспедиции Николай Вурдов рассказал потом и о другом испытании, которое их ожидало:

– Наша бригада блаженствовала в баньке, поддавали пар, хлестались вениками из морской капусты, до красноты терли друг другу спину. В предбаннике возмущалась вторая бригада, которая должна была мыться за нами. Дюжина кулаков стучала в дверь, десятки голосов взывали к совести. И вдруг все стихло, а за окнами заплясали, запрыгали ребята.

– Самолет! Самолет летит!

Нас неудержимо потянуло на улицу, но помощник бригадира, рассудительный Володя Дергач, предупредил:

– Не открывайте дверь, это они нарочно, только откроете – ворвутся и выкинут из бани.

Все же мы открыли дверь и, не одеваясь, высыпали на улицу. Из-за сопки с выключенными моторами планировал самолет. И вдруг спереди у него забился огонек, слух резанула пулеметная очередь, от створного знака, стоявшего рядом с банькой, полетела щепа. Оглушив включенными моторами, самолет пронесся над нами, на крыльях у него были черные кресты.

Мы, голые, врассыпную. Но резкий холодный ветер скоро заставил бежать обратно к баньке.

Через несколько дней мы увидели поселок зимовщиков, который был обстрелян и сожжен вражеской подводной лодкой.

Совсем рядом с нами шла война… Однажды мы заметили, что море вокруг острова Пуховый все покрыто слоем нефти. Кайры садились в море, пачкали белые грудки. Мы понимали: где-то потоплено судно. На берег выбросило два мешка с мукой. Сверху мука подмокла, покрылась коркой, а внутри нисколько не испортилась. Потом прибило бочку со спиртом, смешанным с эфиром. Ясно – это тоже следы кораблекрушения.

Тревожно стало на сердце у нас, но мы гордились тем, что рядом с опасностью делаем свою работу. С этим чувством легче переносились все трудности, которых было предостаточно…

На этом мое знакомство с юношеской одиссеей на Новой Земле не закончилось. Через год, во время плаваний в США, мне попалась статья в ноябрьском номере журнала «Лайф» за 1943 год «Авария в русских полярных водах». Участник конвоя PQ-17 Росс Рассел рассказывал о своей встрече с архангельскими школьниками. Приведу выдержки из его статьи:

«Старший помощник мог снабдить нас только небольшим запасом пищи… Положение было довольно грустное. Большинство было в плохом физическом состоянии. Мы выбивались из сил за одну-две мили. Плохая вода, добытая из растопленного снега, увеличивала наши лишения.

Неожиданно в это тяжелое для нас время мы заметили вдали большую палатку. Люди то входили, то выходили из нее. Ага, люди, подумали мы, признаки цивилизации! Трое из обитателей палатки пошли к нам. На расстоянии они казались охотниками, но по мере их приближения мы поняли, что это дети. Старшему было пятнадцать лет и, как мы узнали позже, он был одним из трех комиссаров. Мы приняли приглашение отправиться к их палатке.

Мало-помалу мы узнали всю историю. Все они были юнцами из Архангельска, большинство – пионеры (детская организация в Советском Союзе). Они добровольно вызвались поехать на Север с целью охоты на уток и сбора утиных яиц для фронта.

Шхуна привезла их и высадила на этот остров, в 700 милях от Северного полюса. В течение двух месяцев они собирали яйца, просаливали убитых гарпунами уток, собирали гагачий пух. Затем шхуна возвращалась за собранными припасами и переправляла их на материк.

Дети были вполне самостоятельны. Поддержка дисциплины и распорядка поручена трем пятнадцатилетним комиссарам, но в этом было мало нужды. Дети имели большое чутье к кооперативным началам, которые нам трудно вообразить.

Каждый день они ползали вверх и вниз по скалам, как обезьянки. Они ставили свои ялики в скалистые убежища у берегов, когда отправлялись опустошать многочисленные гнезда, где несметное число уток несли яйца. Дети пылали здоровьем и были полны радостной живучести.

Когда я говорю, что они спасли нам жизнь, я хочу сказать этим, что именно так оно и было. Любопытными синими глазами они сразу увидели тяжесть нашего положения.

Немедленно дети принялись за доставку провизии нашим страдающим людям. Они притащили жареных уток, круто сваренные яйца и печенье, сделанное из муки и яиц. Они даже снабдили нас просоленной рыбой и черным хлебом из собственных запасов. Что еще важнее, они научили, как добывать пропитание на суровом острове. Смеясь и болтая, они брали нас с собой на прогулки, указывая места, где находится здоровая питьевая вода, лучшие места для сбора яиц, учили отличать хорошие яйца от плохих и ловить силками уток».

Вот как показали себя советские ребята на дальнем северном острове! Написать бы о них кому-то из нас не две странички, а книгу для школьников…

В последних числах июля я встретил старого друга Илью Павловича Мазурука! Должен сказать о нем несколько слов. Познакомились мы в Александровске на Сахалине летом 1933 года.

Я был в то время помощником капитана на дальневосточном пароходе, а он – командиром самолета. Я с завистью посматривал на большой маузер, с которым Илья Павлович разгуливал по городу. На деревянной кобуре была серебряная пластинка, а на ней надпись: «Мазуруку И. П. за успешную борьбу с контрреволюцией от коллегии ОГПУ». Было чему позавидовать! Илья Павлович в конце двадцатых годов выполнял опасные задания по борьбе с басмачами. В 1932 году он Первый открыл воздушную линию на Магадан и линию Хабаровск – Владивосток.

В 1937 году И. П. Мазурук участвовал в полете на Северный полюс, стал Героем Советского Союза. Война застала его в должности начальника полярной авиации Главсевморпути.

С самого начала войны Мазурук был мобилизован и назначен начальником второй авиагруппы ВВС Северного флота. Илья Павлович – отважный, опытный летчик. Он участвовал в поисках потерпевших бедствие моряков конвоя PQ-17, многих спас от смерти.

Мы вспоминали прежние встречи, обсуждали и нынешние события. Во время одного из недавних полетов Илья Павлович попал в тяжелейшее положение и чудом остался жив. Это его «Каталина» стояла в бухте против Малых Кармакул, неподалеку от лагеря архангельских пионеровnote 25Note25
  Вторая «Каталина» принадлежала ВВС Беломорской флотилии.


[Закрыть].

– В поисках потерпевших бедствие пробыл в воздухе 24 часа, – рассказывал Мазурук. – В бухту сели для заправки горючим и отдыха. На самолете остался командир Матвей Ильич Козлов, механик Косухин и второй механик Перов. Козлов дежурил у орудия. Остальной экипаж – штурман Жуков, радист Челыгаев, второй пилот Сырокваша – вместе со мной устроился в одном из маленьких домиков полярной станции. Здесь были четыре домика и барак, где жили рабочие с семьями.

Только расположились на ночлег – орудийный выстрел. Я вскочил и увидел в окно (ночь была светлая) всплывшую подводную лодку. У пушек орудовали фашисты. Один из них, видимо офицер, указывал артиллеристу, куда стрелять.

Первый выстрел был по самолету, он загорелся сразу. Механик Перов сгорел в машине. Козлов вывалился в воду и поплыл к берегу. Второй выстрел лодки был по бараку. Видел, как поднялась его крыша и он стал разваливаться и гореть. Из барака выбежали люди, бросились прятаться в каменистых отрогах гор. Едва мы успели отбежать от своего домика, как его разрушил третий выстрел. Вскоре подлодка ушла из бухты…