Текст книги "На морских дорогах"

Автор книги: Константин Бадигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава четвертая. В главном управлении Северного морского пути

С 1 июля 1942 года я снова в Москве, в кадрах Главсевморпути. В управлении затишье. Многие сотрудники в Арктике – кто в западном районе, кто в восточном. Иван Дмитриевич Папанин был в своем кабинетеnote 22Note22
  И. Д. Папанин был уполномоченным ГКО по морским перевозкам в Белом море, одновременно оставаясь начальником Главсевморпути.


[Закрыть].

Папанин указал мне на кресло у своего стола и обстоятельно рассказал о делах управления. Выходило, что работы непочатый край, а работников не хватает. Да, так оно и было – многие ушли на фронт. Под конец беседы он спросил, что я хотел бы делать в Главсевморпути.

– Только плавать, – ответил я. – Пойду капитаном на любое судно.

– Хорошо, подумаю… А сейчас надо подготовить докладную записку на имя Анастаса Ивановича Микояна. Все ледоколы должны быть у Главсевморпути. Если согласен с этим, напиши проект.

Да, я был согласен с тем, что ледоколами должны командовать знающие люди. То, что я видел в Архангельске и что рассказывали мне товарищи, заставило продумать вопрос глубже. Ледокол во время войны должен уметь стрелять и должен быть вооружен, с этим спорить никто не будет. Однако ледокол и после того, как на него поставят пушки, защитить себя не сможет. Он требует защиту, не меньшую, чем линейный корабль. Использовать ледоколы для конвоирования транспортов в свободном от льдов море – недопустимо. Во льдах ледокол менее уязвим: он недосягаем для подводных лодок. Но авиация всегда его может уничтожить. Бомбить во льдах малоподвижную цель удобнее, чем маневренный корабль на чистой воде.

Все эти обстоятельства не всегда принимались во внимание, когда ледоколы и ледокольные пароходы, входившие в отряд, рассматривались как боевые единицы Беломорской флотилии.

Больше того. Считалось необходимым для успеха будущей ледокольной кампании 1942—1943 годов полностью отмобилизовать корабли Севморпути и поднять на них военно-морской флаг. Я не был уверен в том, что это нужно делать, учитывая обстановку, сложившуюся в те времена на Севере.

Доказательство – случай с ледокольным кораблем «И. Сталин». 15 января 1942 года во льдах Белого моря (у острова Сосновец) он принимал уголь с парохода «Правда». Внезапно появившийся вражеский бомбардировщик, пролетев на высоте 40– 50 метров, сбросил четыре бомбы. Три мимо, а одна попала в середину корпуса ледокола. Артиллеристы сделали несколько выстрелов по самолету, однако фашисту удалось уйти безнаказанным.

У нас – четверо убитых и одиннадцать раненых.

Корабль получил 102 крупных и мелких повреждения и на несколько суток вышел из строя. В Северодвинск он прибыл только 26 января да еще два месяца находился на ремонте.

Такой случай мог и не произойти, находись ледокол под соответствующей защитой.

Забегая немного вперед, скажу, что при беломорских ледокольных операциях 1942—1943 годов особое внимание уделялось охране ледоколов и транспортов, находящихся в море.

Когда докладная записка была готова, Папанин подписал ее и тут же по вертушке соединился с А. И. Микояном.

– Прошу вас, Анастас Иванович, срочно принять Бадигина для важного разговора… да, да… сейчас… Отвезете письмо, – сказал он уже мне, – и все расскажете своими словами. Ледоколы должны быть у нас.

Микоян прочитал докладную записку, выслушал меня и сказал:

– Передайте Папанину, что я его поддержу.

Иван Дмитриевич ждал меня с нетерпением. Я застал его с дымящей сигаретой, что было редкостью. Когда я передал ему слова А. И. Микояна, он был обрадован чрезвычайно.

– Назначаю тебя капитаном на «Сталинград», – торжественно сказал он. – Видишь, я исполнил свое слово. Когда получишь приказ, поезжай в Архангельск.

– Когда приходит «Сталинград»? – спросил я.

Папанин развел руками.

– Судно стоит под погрузкой в Англии… Предстоит плавание в конвое.

В морском управлении я узнал, что корабль догружается в порту Ньюкасл. Груз – самолеты, танки, боеприпасы. На судне заменен винт, и скорость будет более 13 миль. Поставлены магнитный противоминный пояс и восемь спаренных пулеметов.

Этот пароход я знал раньше. Сравнительно небольшой, ленинградской постройки, он был приспособлен к плаванию во льдах и однотипен со многими другими. Длина его около ста метров, водоизмещение свыше 6 тысяч тонн. Принадлежал Арктическому морскому пароходству.

Я пришел в Главсевморпути, твердо решив вернуться на капитанский мостик. Все-таки это мое первое дело. Я моряк торгового флота, капитан дальнего плавания, люблю море и свои пароходы и теплоходы. Все они мне дороги. На каждом судне можно встретить кого-нибудь из знакомых, с кем стоял на вахте в пути или выгружал груз на зимовке в Арктике… Или, может быть, наши пароходы стояли когда-то на соседних причалах. Особенно приятны встречи с однокашниками, с кем постигал в мореходке мудрость судовождения.

Когда только началась война, я считал, что обязан участвовать непосредственно в боевых действиях либо на суше, либо на море. Однако уже в первый же год войны стало ясно, что и вчерашние мирные торговые корабли – помощники фронту. Оказавшись сейчас в распоряжении Главсевморпути, я поближе познакомился с его работой. Всех волновала нынешняя ледовая обстановка в Арктике. Специалисты утверждали, что на востоке льды будут тяжелее, чем обычно. Составленные по способу Зубова и по способу Визе прогнозы сходились.

Преднавигационная ледовая разведка получила особенно широкий размах. Самолеты полярной авиации И. И. Черевичного, И. С. Котова, Ф. Е. Еременко, В. С. Павлова летали минувшей зимой в западном и восточном секторах Арктики, наблюдая за дрейфом, расположением и состоянием льдов. Оперативный штаб разведки работал весь май.

В управлении полярной авиации я встретил своих знакомых – летчика Бориса Григорьевича Чухновского и гидролога Бориса Ивановича Иванова.

В то время методика ледовых арктических прогнозов только-только выходила из детского возраста. Большую роль все еще играли интуиция и личный опыт. Шли споры о научных методах прогнозирования. В этом сыграли свою роль работы, проведенные на станции «Северный полюс-1» и во время дрейфа «Георгия Седова».

Главный вывод исследований заключался в том, что колебания ледового режима и развитие ледовых процессов в полярных морях зависят не только от метеорологических условий и не только от гидрологических, а от их взаимодействия. И еще одно важное обстоятельство: начали входить в силу краткосрочные ледовые прогнозы (5—10 дней), имеющие для летней навигации большое значение.

Работников штаба преднавигационной разведки беспокоило, что война затруднила составление синоптических карт. Такой район, как Северная Атлантика, представлял собой «белое пятно», а он значительно влиял на моря западной Арктики. Прогнозы играли большую роль в плаваниях по Северному морскому пути.

Война изменила планы перевозок на Севере, но перевозки оставались значительными. Северным путем предполагалось направлять и кое-какие грузы из США.

На особом месте стояла экспедиция особого назначения (ЭОН-18) – военная. Что это была за экспедиция и какие цели она преследовала, знали, наверное, в нашем управлении несколько человек. Севморпутовцы взяли на себя проводку трех военных кораблей от Берингова пролива до Новой Земли. Вся переписка шла под грифом «Совершенно секретно».

Ледоколы на 1942 год распределялись следующим образом. На Дальнем Востоке находился один линейный ледокол «Адмирал Лазарев». Другой ледокол, «Добрыня Никитич», считался портовым и в Арктику не выходил. В бухте Провидения ожидали ледокол «А. Микоян», совершавший героический переход. Из порта Батуми он, безоружный, в огне войны, проделал большой путь через три океана. В Эгейском море на него напали итальянские торпедные катера… Однако ему удалось благополучно дойти до Панамского канала и выйти в Тихий океан.

Таким образом, в восточном районе будут работать два линейных ледокола. На западе, в Архангельске, – тоже два линейных ледокола: «И. Сталин» и «Красин» – мой старый знакомый, недавно вернувшийся из США, где он ремонтировался.

В Архангельске был еще ледокол «Ленин». В обычных условиях он не выходил в Арктику, так как носовой винт мешал ему работать в тяжелых льдах. Но он был незаменим в порту, особенно в период весеннего половодья. Ледорез «Литке» стал сторожевым кораблем – СК-18, флагманом Северного отряда. Ледокольные пароходы «Г. Седов», «А. Сибиряков» и «С. Дежнев» (СКР-19) могли играть только вспомогательную роль в ледовых проводках.

Наконец, «Ермак» и еще несколько ледокольных пароходов находились в блокированном Ленинграде и не использовались по прямому назначению.

В общем ледокольные силы Главсевморпути были немногочисленны. Очень ко времени пришлись три линейных ледокола, построенные перед войной.

* * *

Что же происходило в весеннее время на севере, в полярных водах, где мне предстояло работать?

В первые месяцы войны немецкое командование предполагало захватить Мурманск и Полярное сухопутными войсками. Весной 1942 года враг начал сосредоточивать крупные морские силы на севере Норвегии, стал угрожать нам и на море.

В марте фашисты попытались разгромить союзный конвой PQ-12, шедший из Рейкьявика. О выходе немецких эсминцев и линкора «Тирпиц» стало известно англичанам. Они изменили курс конвоя. В условиях штормовой погоды и густых туманов неприятельским миноносцам не удалось обнаружить PQ-12.

Однако 7 марта эсминцы встретили советский пароход «Ижора», который шел из Мурманска на запад п отстал от своего конвоя. Пароход был нагружен лесом. Три вражеских корабля 30 минут хладнокровно, прямой наводкой расстреливали безоружный транспорт. Наконец один из разбойников эсминцев прошел близко от парохода, взорвал у его борта глубинную бомбу и потопил беззащитное судно…

К концу марта 1942 года в военных портах и на воздушных базах на северном берегу Норвегии противник собрал большую эскадру: линкор «Тирпиц», тяжелые крейсеры «Лютцов», «Шеер», «Хиппер» и больше десятка эскадренных миноносцев, сильную авиацию. Действовали корабли против союзных конвоев главным образом на подходах к острову Медвежий и Кольскому заливу.

Конвой PQ-13 вышел из Исландии в составе 19 транспортов и военного эскорта. Вблизи острова Медвежий 28 марта бомбардировщики и торпедоносцы врага атаковали его и потопили четыре транспорта и военный тральщик. Подводные лодки потопили еще один транспорт. Английский крейсер и эсминец получили тяжелые повреждения. Противник потерял эсминец и подводную лодку.

Только активными действиями союзных и советских военных кораблей удалось предотвратить уничтожение остальных транспортов.

В апреле и мае транспорты в конвоях PQ-14 и PQ-15 прошли сравнительно благополучно. Но потери в кораблях охранения были значительны.

В конвое PQ-15 шли наш ледокол «Красин» и канадский ледокольный пароход «Монткальм». «Красин» хорошо показал себя в боях с воздушным противником и сам повреждений не получил.

В конвое PQ-14 из Англии в числе других шел пароход «Сретенск».

12 апреля, когда «Сретенск» следовал во льдах в опасном районе острова Ян-Майен, на пароходе услышали свистки, обозначавшие сигналы бедствия, подаваемые транспортным судном. Несколько иностранных судов прошли мимо, соблюдая инструкцию военного времени. Капитан «Сретенска» А. А. Морозов повернул к судну, оказавшемуся советским пароходом «Сухона». Рискуя, Морозов взял на буксир аварийное судно, вывел из льдов на чистую воду и лег в дрейф, ожидая, пока на «Сухоне» не заделают пробоину. Потом отбуксировал его в ближайший порт Северной Исландии, находящийся на расстоянии 223 миль.

Британское военное командование объявило благодарность «Сретенску» за спасение парохода с военным грузом. При этом было заявлено, что в подобных случаях надо снимать команду и топить судно, так как в районе Ян-Майена действуют подводные лодки и самолеты противника. Но советские моряки, подвергая себя опасности, всегда оказывали посильную помощь тем, кто попал в беду.

Наступление светлого летнего времени ухудшило условия плавания, так как авиация противника получила больше возможностей для нападения.

Конвой PQ-16 в составе 35 транспортов шел из Рейкьявика и, начиная с 25 мая, подвергался непрерывным ударам. 27 мая его атаковало 108 бомбардировщиков и торпедоносцев, потопивших четыре транспорта и судно ПВО. Среди кораблей охранения конвоя находился польский эсминец «Горланд». Он вел тяжелый бой с авиацией и подводными лодками противника. Польские моряки дрались превосходно.

В составе каравана судов находился и наш теплоход «Старый большевик». Теплоход одновременно атаковали девять бомбардировщиков. Взрывной волной контузило капитана Ивана Ивановича Афанасьева. На полубаке возник пожар. В трюмах «Старого большевика» лежали взрывчатка и боеприпасы, на палубе – ящики со снарядами. Помполит Петровский бросился в огонь и стал выносить загоревшиеся ящики. Ему помогали матрос Аказенок, другие моряки.

Дмитрий Николаевич Чухчин, выпускник Архангельского мореходного училища, военный помощник капитана, еще до боевого столкновения с противником научил моряков и мотористов стрелять из пушек и пулеметов.

На теплоходе шла схватка с огнем. В это время подошел английский эсминец и предложил взять на борт команду, а поврежденное судно затопить. Капитан отказался:

– Мы не собираемся хоронить свое судно.

На эсминец были переданы только тяжелораненые.

Конвой уходил вперед и вскоре остановивший машины горевший «Старый большевик» остался один в холодном море. Экипаж боролся за жизнь судна.

С наступлением сумерек теплоход двинулся дальше. Через несколько часов израненный корабль выдержал еще один бой с немецким самолетом и вышел победителем.

На следующий день он с поврежденным корпусом, без дымовой трубы догнал конвой и занял свое место. Транспортные суда и корабли эскорта приветствовали героический теплоход.

28 июня 1942 года теплоход «Старый большевик» был награжден орденом Ленина. Капитану И. И. Афанасьеву, первому помощнику К. М. Петровскому и матросу Б. И. Аказенку присвоили звание Героя Советского Союза.

* * *

Вечером 27 июня из Исландии отправился конвой PQ-17. Вслед за ним приблизительно через месяц должен был выйти PQ-18 и в его составе – мой пароход. Я стал считать дни, оставшиеся до отъезда в Архангельск и встречи со «Сталинградом».

А пока – все еще в Москве. В один из жарких июльских дней встретил у своего дома Петра Петровича Ширшова. Не так давно он стал наркомом морского флота. Зашли ко мне.

Разговор начался, как почти всегда в те годы, с военных дел. Да, под Москвой врага разгромили, но сейчас – новый прорыв…

Враг в Севастополе, идут ожесточенные бои под Воронежем.

Мы помолчали, тревога сжимала наши сердца.

Да, враг топчет своими сапогами Родину. Наши воины стоят насмерть, дерутся до последнего. На заводах рабочие и инженеры, впроголодь и почти без сна, строят грозные танки и самолеты. Но мало еще самолетов, не хватает танков… Железный кулак фашистов пробивает наши заслоны. Продержаться еще немного, продержаться, пока наберут силу перемещенные на восток оборонные заводы…

– Ты где сейчас, Константин Сергеевич? – нарушил молчание Ширшов.

– У Папанина. Жду свое судно.

– А помнишь наше плавание на «Красине»?

Разве я мог забыть тот ледокол? В 1935 году мы ходили на нем в Чукотском море, прокладывали путь пароходам. Ходили к острову Врангеля, к острову Геральда.

«Красину» удалось обойти остров Врангеля с севера и на меридиане острова Геральда дойти с научными работами до 73°30' – широта для тех мест очень высокая. За всю историю плаваний в Чукотском море остров Врангеля был полностью обогнут лишь второй раз.

Петр Петрович был гидробиологом экспедиции. Я – третьим помощником капитана.

Однажды Ширшов по моей вине чуть не лишился своей лаборатории. Дело было так. Шли мы на остров Врангеля. Погода ясная, солнечная. Море чистое. Я стоял вахту, время подходило к одиннадцати дня. Неожиданно заметили маленькую льдинку по курсу, и, видимо из-за любопытства, мне захотелось ее расколоть. Я приказал рулевому править точно на льдину. Она казалась полурастаявшей. Но, как потом оказалось, виднелась только верхушка, разрыхленная под действием солнца, а под водой оставалась глыба весом не менее нашего ледокола. Я знал об этом коварстве льдов, но уж больно маленькой, хрупкой казалась льдинка.

«Красин» с полного хода влез на подводную часть «льдинки», задрав нос. Удар был сильным, на судне посыпалось все, что плохо лежало. В носовых каютах отдыхавшие научные сотрудники вывалились из коек. На мостике появился капитан – Михаил Прокопьевич Белоусов. Оглядел совершенно чистое море, посмотрел на меня.

– Это льдинка, Михаил Прокопьевич.

– Долго искал?! – только и сказал он. И ушел к себе. Белоусов избегал крутых разговоров на мостике, для «отеческих» внушений вызывал провинившихся в каюту.

Окончив вахту, я увидел в лаборатории грустного Ширшова над кучей стеклянных осколков от его колб и пробирок.

– Виноват, Петр Петрович, простите.

– Жаль, конечно, но…– махнул он рукой. – Посуда найдется запасная.

С этого дня у меня завязалась дружба с Ширшовым.

* * *

…Первые вести о разгроме конвоя PQ-17 дошли до меня перед самым отъездом в Архангельск. Караван из 35 судов прикрывали две группы военных кораблей. Одна из них под флагом командующего флотом метрополии адмирала Тови состояла из авианосца, двух линкоров, двух крейсеров и семи эскадренных миноносцев.

Вторая группа, под начальством адмирала Гамильтона, включала четыре крейсера и три эсминца. Непосредственное охранение несли девятнадцать различных кораблей капитана третьего ранга Брума.

Казалось, беспокоиться было нечего. С таким флотом можно защищать транспорты от любого противника. Но свершилось невероятное.

4 июля в самом опасном месте корабли Тови и Гамильтона получили приказ повернуть обратно, на запад. За ними последовали эсминцы Брума. Оставшиеся без охраны грузовые суда получили указание рассредоточиться и следовать самостоятельно в русские порты.

Понятно, что противнику досталась легкая добыча. Атаками из-под воды и с воздуха оказалась уничтоженной большая часть транспортов.

Почему английское адмиралтейство отозвало корабли прикрытия? Это было загадкой. Шел разговор о том, что английским кораблям угрожал «Тирпиц» и они предпочли уклониться от боя.

Но большинство из моих товарищей, с кем пришлось в то время разговаривать, считали, что причина не в моряках. В храбрости английских моряков мало кто сомневался. Дело, видимо, было и не в военном промахе, а в том, что лорды адмиралтейства всячески противились помощи Советскому государству. Они, наоборот, хотели его ослабления, хотя бы и ценой такого преступления, каким являлась выдача врагу PQ-17.

8 июля подробный рассказ об уроне конвою PQ-17 и крикливое сообщение о взятии Воронежа стали главной темой гитлеровской пропаганды, по крайней мере на две-три недели.

Следует признать, что кроме военных потерь предательское поведение верхов английского адмиралтейства несомненно нанесло и моральный ущерб нашим союзникам.

Уцелевшие транспорты и суда PQ-17 прибывали в Архангельск. Теплоход «Донбасс», пароход «Белингхем» и спасательное судно «Ретлин» вошли в порт 9 июля. Вторая группа – два транспорта, два корабля ПВО, шесть тральщиков и три корвета – 11 июля.

* * *

Во второй половине июля мне наконец приказано выехать в Архангельск. Через двое суток пути наш поезд подходил к берегам Северной Двины.

Во время войны железнодорожный вокзал Архангельска стоял на левом берегу реки, и добираться до города было не очень-то удобно. Летом на перевозе работали древние речные пароходы, а зимой люди шли по льду пешком, ехали на машинах и автобусах. Часто можно было видеть сани и лошадок. Зимняя дорога была обвехована зелеными елочками.

Особенно трудно было в распутицу. Осенью, когда река начинала замерзать, и во время весеннего ледохода переправлялись с вокзала в город и обратно только на ледоколах. Те из моих читателей, кто сейчас въезжает на поезде прямо в город, не зная никаких забот, – счастливые люди: в середине шестидесятых годов архангелогородцы получили мост, о котором мечтали века.

Что я увидел прежде всего, прибыв в Архангельск,—это пароходы, стоявшие у причалов Бакарицы и Левого берега. Пристани были уставлены большими ящиками, танками и всякими другими грузами. Всюду кипела работа.

Северное пароходство превращалось в одно из самых крупных.

Ему передали некоторые суда из других пароходств. В середине 1942 года на Севере работало девяносто транспортов.

Северяне первыми обратились ко всем морякам страны с призывом организовать социалистическое соревнование.

Победителями считали экипажи, которые добились выполнения и перевыполнения плана перевозок, обеспечили отличное состояние механизмов и всего судна, плавали без аварий. Ни одного нарушения дисциплины, строгое соблюдение устава службы на судах – вот показатели победителей.

Папанин приехал сюда раньше меня. Вызвал в свой кабинет в здании обкома партии:

– Константин Сергеевич, хочу назначить тебя начальником моего штаба.

Это было для меня совсем неожиданно.

– Ненадолго, только до прихода «Сталинграда», – поторопился добавить Иван Дмитриевич. – Ты теперь сам видишь, сколько здесь дела.

– Назначайте, Иван Дмитриевич. Пока моего парохода нет, буду помогать всеми силами.

Начальник Главсевморпути создал здесь штаб морских арктических операций для непосредственного руководства перевозками в Арктике.

Приказ появился в тот же день, и я стал начальником «Папанинского штаба» – так называли в Архангельске это учреждение. Дни и ночи были заполнены нескончаемой работой. Мы следили за движением в арктических льдах каждого судна. У нас сосредоточивались сводки арктической погоды и сведения ледовых авиаразведок. Составлялись синоптические карты и проверялись ледовые прогнозы. Кстати сказать, прогнозы ледовитости восточной части Северного морского пути не сулили ничего хорошего. На западе все говорило о более легкой навигации.

Несколько наших судов готовились к отправке в Арктику. Насколько помню – пароходы «Моссовет», «Мироныч», «Эльна-II», «Щорс», «Чернышевский», «Двина», «Аркос», «Комсомолец Арктики», «Азербайджан», «Донбасс». Все суда надо снабдить топливом, продовольствием, укомплектовать командой. Конечно, основная работа выполнялась пароходствами, которым принадлежали суда. Однако многое оставалось в спешке забытым. Часто забывали и то обстоятельство, что транспортам предстояло плавание во льдах Арктики, а льды во время войны не сделались мягче.

Уходил в Арктику и ледокол «Красин». После перевооружения в Мурманске на нем насчитывалось двадцать пять пушек и пулеметов. В число экипажа назначены военные моряки. Вместе с «Красиным» собрался в Арктику и «Монткальм», переданный Канадой советскому государству.

Война диктовала жесткие сроки выхода пароходов в рейс. Из Белого моря в Карское их проводили и охраняли корабли Беломорской флотилии.

В трудах и заботах шло время. Как и в прошлое лето, в Архангельске стояли солнечные, жаркие дни. Не изменился, деревянный облик города, но дух его другой: Архангельск стал неотъемлемой частью фронта, главным фронтовым портом.