Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Константин Мелихан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Блатной город.

Восстающий всегда против тьмы – будь это тьма врагов или тьма ночей.

Белые ночи – наши питерские сны…

* * *

Прощай, Дания, моя добрая знакомая! Здравствуй, Россия, моя прекрасная незнакомка! Ни одна страна не меняется так за несколько дней, как Россия.

* * *

Мой путевой блокнот исписан почти до конца. Осталось несколько листков. Поэтому записи становятся все короче.

* * *

Дания – как Даная: на нее падает золотой дождь.

* * *

Способов заработать деньги – бесчисленное множество.

В Копенгагене я видел человека со скрипкой в руках и шапкой у ног. Это было утром. Шапка была пуста. Он настраивал скрипку. А вечером я его увидел опять. На том же месте. Он все ещё настраивал скрипку. Но шапка уже была полна денег.

Я спросил его, почему он так долго настраивает скрипку? Неужели требования к музыкантам в Дании так высоки?

– Нет, – улыбнулся он. – Просто я не умею играть.

В Дании к русским относятся хорошо, потому что русских там нет.

* * *

В Копенгагене я видел плакат – русский мужик с ножом и пистолетом – и подпись: «Welcome to Russia!» (Добро пожаловать в Россию!).

* * *

В нашей стране если нет очереди, значит, ничего нет, а если есть очередь, значит, тебе ничего не достанется.

Датчане показали мне агрегат для сбора, транспортировки и переработки пищевых отходов.

– У вас есть такие агрегаты? – спросили они.

– Нет, – сказал я. – У нас нет пищевых отходов.

* * *

Не верю, что в Дании есть настоящие леса. Наверно – только игрушечные. Как театральные декорации. Лампочки, наверно, разноцветные в ветвях. Вороны, говорящие по-немецки. Самый крупный зверь – заяц. Причем – один на весь лес. А перед входом в лес, наверно, заставляют людей вытирать ноги.

* * *

Жизнь датчанина безрадостна. Чем ещё можно обрадовать человека, у которого все есть?

Жизнь русского – сплошная цепь радостей. Достал сахарный песок – радость! Пустили горячую воду – радость! Пустили холодную – радость двойная!

Каждую радость надо обмыть. Достал соли – обмыл. Достал мыла – обмыл. Достал бутылку – обмыл двумя.

* * *

Копенгаген – красивый город, но только для тех, у кого много денег.

* * *

Наше правительство призывало народ строить коммунизм, потому что на собственном опыте убедилось, как хорошо жить при коммунизме.

* * *

При социализме не будет богатых, а при коммунизме – и бедных.

* * *

Сколько лет нам говорили, что миллионы людей на Западе живут за чертой бедности, но не говорили, что их черта бедности выше нашей черты богатства.

* * *

Датчанин, оставляя свою машину, не снимает с нее даже дворники. А русский снимает даже колеса. И не только со своей машины.

* * *

Больше всего меня удивляет не то, что у нас чего-то нет, а то, что у нас ещё что-то есть.

* * *

В России два святых: один – Пушкин, а другого все время меняют.

* * *

Русская природа очень своёобразна: она вредит нашему сельскому хозяйству, но помогает нам во время войн.

* * *

В Копенгагенском университете я читал по-английски свои юмористические миниатюры. Все очень смеялись. Оказалось – над моим плохим английским.

* * *

Кем работают наши на Западе? Хирург работает мясником. Математик – кассиром. Художник – маляром. Скульптор – штукатуром. Адмирал – швейцаром. Парикмахер – постригальщиком газонов. Пианистка – машинисткой. Дирижер – регулировщиком уличного движения. А вот у сатирика большой спектр профессий: дворник, мусорщик, сантехник, ассенизатор, могильщик.

* * *

Голос стюардессы прервал мои размышления:

– Мы подлетаем к России. Затяните потуже пояса.

* * *

Маленькую Данию можно сравнить с большим магазином. В этом магазине есть все. Яблоки – как биллиардные шары: все одинаковые, крепкие, блестящие. Если на яблоке есть хотя бы одна царапина, оно не пересечет границу Дании. Ни в том, ни в другом направлении.

Хотел бы я там жить? Нет. Невозможно жить в магазине. Все время будет тянуть домой. Рассказывать друзьям, что ты ел своими глазами, показать, что на тебе надето.

Но если ты здесь выйдешь на улицу в том, что там на тебя надели, тебя обдерут, как елку в конце января.

Там глупо хвастаться, а здесь – опасно.

Нет, конечно, маленькая Дания – не только большой магазин, но и большой стадион, большой музей, большой работяга. Но уезжать туда?.. Нет, лучше здесь – вместе с оставшимися в живых вытаскивать из мусора, грязи, слез и крови то, что нам приходится называть этим красным словом – родина.

Копенгаген – Ленинград. 1988 г.

Военный мир

Расскажите это своей бабушке.

Русская поговорка

Расскажите это солдатам морской пехоты.

Английская поговорка

Я служил в ракетных войсках. Ракеты были с ядерными боеголовками. Местные жители называли их «болеголовками». Вероятно – потому, что имели от них головную боль.

В лесу, где стояла наша дивизия, было полно грибов. Причем – все белые. И рыжики, и мухоморы, и красные, и черноголовики – все белого цвета.

И это понятно: радиационный фон в лесу превышал допустимое количество рентген.

Но местных жителей это не смущало, потому что грибов они не ели. А только собирали. Смущало это покупателей на рынке.

– А они не заразные? – спрашивал какой-нибудь хитрый покупатель у старухи-грибницы.

– Откудова? – говорила старуха и разрезала гриб ножом. – Вишь? Ничего нет! Ни одного рейгана.

Если же покупатель продолжал сомневаться, нет ли в грибах какой другой химии или физики, ему объясняли:

– А если и есть. Так что? Ты их кушай в противогазе.

* * *

В армии считается, что главное на войне – это аккуратно пришитый подворотничок и умение ходить строем. Блеск ума в армии заменяют на блеск сапог. Причем сапоги чистят почему-то перед едой. Солдат занят своим внешним видом больше, чем голливудская кинозвезда. Он все время что-то стирает, подметает, смазывает, скребет, моет и моется сам. Такое чувство, что солдат все время готовится не к нападению противника, а к свиданию с девушкой.

И это действительно так. Я даже знаю имена этих девушек. Их зовут: Поверка, Проверка, Тревога, Патруль и Инспекция.

Да! Инспекция – это девушка: она никогда не появляется вовремя, причем в то время, которое сама же и назначила; но ждешь её всегда, она снится тебе даже ночью; а как ты готовишься к встрече с ней! – приводишь в порядок свою одежду, аккуратно застилаешь кровать, драишь пол, качаешь мышцу, учишь слова, которые ласкали бы её слух; а когда наконец с ней встречаешься, забываешь все, что должен был ей сказать, мнешься, обливаешься потом, оттого что не знаешь, как она к тебе относится, что взбредет ей сейчас в голову и больше всего боишься её приговора: «Нет, ты – не настоящий мужчина!»

* * *

Можно представить себе наши чувства, когда мы узнали, что из штаба округа к нам едет инспекция! Инспектировать нас в стрельбе.

Командование полка стало думать, как нам лучше отстреляться.

Перебрали уйму вариантов, вплоть до поголовной дизентерии, чтобы всякие инспекции нас за версту обходили. И наконец остановились на следующем.

Насыпать перед мишенями гравий. Если пуля-дура смажет, она попадет в гравий, а гравий-молодец отскочит и попадет в мишень!

– А если дура-пуля смажет и мимо дурака-гравия? спросил командир полка.

– А мы подстрахуемся, – сказали командиру. – Посадим орла-снайпера на дерево.

И вот приезжает инспекция во главе с генералом.

– Кто отстреляется на «отлично», – говорит генерал, – тот получит отпуск на родину с завтрашнего дня.

Начали мы стрелять – и генерал бледнеет. Получается, что с завтрашнего дня в отпуск идёт весь полк.

Потом генерал багровеет, потому что, видно, что-то смикитил, и говорит:

– А может ли кто-нибудь из вас промазать?

И надо же! – никто промазать не может. Хотя стараются.

Вдруг один смазал.

– Стоп! – обрадовался генерал. – Посмотрим, действительно ли он смазал.

Идем. Все видят: вокруг мишеней – гравий. Под деревом – снайпер. Кровь – на заднице.

В отпуск мы, конечно, не поехали, но «отлично» получили. За солдатскую смекалку.

* * *

Наш полк охранял ракетные точки. Перед заступлением на дежурство начальник караула нас инструктировал:

– Задача охраны. Первое – не допустить проникновения на охраняемый объект потусторонних лиц. Второе – если таковые лица проникли на охраняемый объект, не допустить ими запуска ракеты. Третье – если запуск ракеты ими произведен, расстрелять ракету из автомата.

Что делать, если ракета из автомата не расстреляется, начальник караула не объяснял. Но ясно было всем: застрелиться.

* * *

Я все не мог понять, от кого охраняют ракету. Потом я понял: ракету охраняют не столько от врагов, сколько от своих. Чтобы её не растащили на хозяйственные нужды, сувениры, украшения и просто так: «А чего она без дела стоит?» Потом я понял, ЧТО охраняет вообще армия: она охраняет себя.

* * *

Солдат, несущий охрану, должен владеть не только оружием, но и приемами рукопашного боя.

Занятий по рукопашному бою у нас было не очень много. Точней – одно. Вел его капитан, владевший приемами как рукопашного боя, так и ногопашного.

Он построил нас в шеренгу и сказал:

– Кто хочет вступить со мной в единоборство?

И тут же, не дав нам опомниться, вызвал из строя самого маленького и хилого солдата. Мы его так и звали – Хилуй.

Хилуй вышел из строя, снял автомат и положил его на землю.

– Бросок через бедро! – объявил капитан и бросил через бедро Хилуго.

Хилуй поднялся, а капитан обратился к остальным:

– Кто может повторить?

– Я! – сказал солдат по фамилии Доценко. – Только сильно не бросайте.

– Да не я должен бросать, а ты, – объяснил ему капитан.

Доценко взял Хилуго за шкирку и бросил. Правда, не через бедро, а через что-то другое.

– Не так, – сказал капитан и бросил Хилуго ещё раз. – А теперь, – капитан кивнул на Хилуго, – представьте, что у него – нож.

Хилуй весь напрягся.

– Не так держишь нож, – сказал капитан.

Хилуй сжал пустую руку в кулак.

Капитан крикнул «Йя!» и ударил Хилуго ногой по запястью.

– Нож выбит, – сказал капитан.

И тут Хилуй, шатаясь, поднимает за дуло свой автомат и говорит капитану:

– А теперь представьте, что у меня в руках ничего нет.

И врезал капитану прикладом.

Капитан крикнул «Йя!» и упал.

Больше рукопашным боем с нами никто не занимался.

* * *

Мы иногда сами занимались. Один парень у нас чего-то не поделил с другим из соседнего полка. Пошел туда разбираться.

Через час приползает обратно. Морда – как у колобка к концу дороги.

– Что, – говорим, – с тобой, Валера?

Он сплюнул кровью и говорит:

– Будут знать!

* * *

А генерал приезжал к нам ещё раз со своей внезапной проверкой, о которой мы знали за месяц.

Подкатывает он, значит, к воротам нашей дивизии. А там для него солдат тополя из брандспойта моет.

Увидел генерала – выпустил из рук брандспойт, чтобы честь отдать. А брандспойт как вырвался на свободу, так и окатил генерала.

Генерал ничего не ответил. Сел, обмоченный, обратно в машину и назад уехал.

И больше у нас никогда не появлялся.

А наш командир хотел этого поливальщика даже наградить, потому что благодаря ему вся дивизия вышла сухой из воды.

Кстати – о воде. Самые мягкие отношения между командирами и воинами – на флоте. Матрос меньше отличается от морского офицера, чем солдат от офицера сухопутного. Потому что после рабочего дня сухопутный офицер идёт домой к жене, а морской – остается на работе с матросом.

Ничто так не сближает людей, как подводная лодка.

В одном ленинградском военно-морском училище преподавал капитан первого ранга – настолько мягкий, что если бы он преподавал в другом месте, его бы давно съели. У него для курсантов было только две оценки: «пять» и «пять с плюсом».

И вот какой-то курсант поспорил с товарищами, что получит на экзамене у этого старикана «двойку».

Приходит на экзамен и говорит этому старикану первого ранга:

– Ничего не знаю. Ставьте два.

Тот говорит:

– Как – не знаете? Вы ж ещё билет не брали!

Курсант берет билет и читает:

– "Пожар на корабле. Ваши действия".

– Ну? – говорит старикан.

Курсант нарочно молчит.

– Ну, что вы будете делать, если на корабле вспыхнет пожар?

– Ничего не буду! – говорит курсант.

– Правильно! – обрадовался старикан. – Главное не подымать панику.

* * *

В полку, где я служил, был кросс на 10 км. Приехала инспекция во главе с генералом на наши военные мучения смотреть. Генерал добрый. Шутит. Офицеры смеются. Как по команде.

Сержант Доценко нам говорит:

– Бежать надо не ногами. А головой.

Короче, срезали мы несколько километров. Никто ничего не заметил. Офицеры довольны: недобежавших нет.

Только майор, который всей этой беготней руководил, что-то нам орет и кулаком рыжим грозит. В кулаке – секундомер.

Подходит к майору с секундомером генерал:

– В чем дело?

Секунд-майор рапортует:

– Половина участников забега установила новый рекорд мира!

Знаете, что ответил генерал? Он спросил:

– А почему – только половина?

* * *

Был у нас в полку пес. Пес полка. Звали его, конечно, Дембель. Как-то наделал он перед дверьми в штаб. Подполковник Регентов сказал:

– Сделал под козырек!

Я его часто вспоминаю, моего командира полка. Речь его была краткой и образной: «Дело сделано, дура замуж выдана», – или: «Без кота мыши в подполье геройствуют, а нам такую давай, чтобы и при коте не потела!»

Поначалу никто не понимал, о чем речь. Но сразу понимал, что командир сердится. Каждую его фразу можно было выбивать на граните. Причем каждая вторая была эпитафией: «Все ушло в свисток», «нашёл свой последний балкон», «Куда бы вороне ни лететь, всюду дерьмо клевать!», «Все пропьем, но флот не опозорим!», «Да куда ж он денется в подводной лодке?!», «Нам, татарам, все равно, что самогон, что пулемет, лишь бы с ног валило!».

* * *

Майор у нас командовал:

– По-пластунски – шагом марш!

* * *

Как мой дядька воевал. В начале войны его и других новобранцев отправили на фронт в город Витебск. Причем – без оружия. Оружие обещали выдать по прибытии на фронт. Пока ехали, Витебск взяли немцы, и эшелон влетел прямо в плен.

Отсидев в немецком плену всю войну, дядька мой был освобожден советской армией, по приказу товарища Сталина погружен вместе с остальными военнопленными на другой эшелон и отправлен в лагеря за Урал, где просидел ещё столько же лет.

* * *

В армии юноши становятся мужчинами, а девушки – женщинами.

* * *

– Военных ни о чем нельзя попросить, – говорила мне одна дама. – Им надо просто приказывать.

* * *

Провожая летчиков в полет, генерал вместо «Мягкой вам посадки» сказал: «Пусть земля вам будет мягким пухом».

* * *

Помню, старшина нас построил и спрашивает:

– Кто любит париться с веником?

Один говорит:

– Я!

Старшина ему:

– Ну, подметаешь сегодня баню.

* * *

Был у нас в армии парень – лысый, но волосатый. То есть у него росло, где не надо, а где надо, не росло. Голова – блестящая. Как яйцо. А от шеи до пят – рыжая шерсть. Такая несправедливость природы. Или, наоборот, справедливость.

Когда мы в первый раз пришли в баню, и Валера предстал во всей своей красе, старшина лишился дара речи. Он, вероятно, чувствовал, что это какое-то нарушение воинской дисциплины, но какое именно – понять не мог. И как наказать этого рядового орангутанга, он не знал. Дать ему наряд? Или велеть побриться от головы до пяток?

После минуты молчания старшина сказал:

– Этому мочалки не давать!

* * *

Диктор читает текст:

– Идут солдаты-кобели… Простите. Идут солдаты к обелиску славы!

* * *

Когда жена не хотела ложиться в постель, офицер хватал гранату и кричал: «Ложись!» А в постели всегда командовал: «Неле-во! Напра-во! Кру-гом! На пле-чо! Во-о-ольно…»

* * *

Военный портной мне объяснял: «У военных должно быть две формы: для праздников – парадный мундир, а для отступлений – драповое пальто».

* * *

Командир – как дорожный указатель: показывает всем, куда идти, но сам туда не идёт.

* * *

В армии все делается быстро, поэтому служба там тянется медленно.

* * *

Тяготы военной службы облегчают семейную жизнь. Сказал жене: «Ночные маневры», – и ушел. Поди проверь, с кем он всю ночь маневрировал.

* * *

Марш-бросок – это бег в каске, противогазе, с автоматом, вещмешком и шинелью за спиной, когда хочется все это бросить. Чем выше звание военного, тем легче он переносит марш-бросок. Лейтенант бежит с пистолетом. Майор едет в автомобиле. Полковник наблюдает в бинокль. Генерал проводит ногтем по карте.

Помню, во время одного марш-броска какой-то солдат настолько вырвался вперёд, что его чуть не обвинили в дезертирстве.

Страшней марш-броска, наверно, только заплыв в каске, противогазе, с автоматом, вещмешком и шинелью за спиной.

Такой заплыв провели однажды не то корейцы, не то вьетнамцы. Когда солдата, который первым доплыл до противоположного берега, спросили: «Самыми тяжелыми, вероятно, были последние метры?» – он ответил: «Наоборот, последние метры были самыми легкими, потому что никто из остальных семисот участников заплыва уже не мешал».

Человек-никто

Не могу ответить ни на один вопрос.

Национальность? Не знаю. Родители самой разной национальности. Совершенно противоположной друг другу.

Где живу? Не знаю. Непонятно, в какой стране. Непонятно её будущее. Непонятно её прошлое. Непонятно её настоящее. Непонятно, какой строй. Непонятно, кто ею правит.

Где родился? Родился в одном городе. Живу в другом. Хотя это один и тот же город.

Место работы? Дом. Что, не работаешь? Нет, работаю. Но дома. То есть хожу на работу домой.

За границей был? Был. Но тогда это ещё не было заграницей.

Образование? Высшее. Но недоучился пять лет.

Семейное положение? Не знаю. Женат? Да. Но живу один.

Дети есть? Есть. Но от жены. А жена – от другого мужа.

А – близкие? Близкие есть. Но далеко. И слава богу!

Кстати – о боге… Верю. По вечерам. Когда наваливаются усталость, тоска и боль. А утром – на свежую голову – опять атеист.

А в любовь веришь? Отчего ж не верить! Раз слово такое есть, значит, и она должна где-нибудь быть.

Любимое занятие? Говорить о людях плохо, чтобы им стало хорошо.

Любимый цвет? Не понял вопроса. Ну, красный там, белый?.. Бутылочный.

Деньги есть? Есть. Но ни на что не хватает.

А с алкоголем как? Пить не люблю. Но пью. Хотя и редко. Но много. Хотя и меньше, чем другие.

Какие иностранные языки знаешь? Знаю, что есть английский, испанский, французский, немецкий.

Оптимист? Пессимист? Оптимист – когда что-то начинаю. И пессимист – когда вижу результат.

И последний вопрос: планы на будущее? Дожить до него.

Я – человек-никто. Не спрашивайте меня ни о чем. Мне нечего о себе сказать. Но говорить об этом я могу очень долго.

Кто как смеется

Один и тот же человек может смеяться по-разному, а разные люди могут смеяться одинаково.

Сколько раз я выступал в школах – реакция одна и та же: ученики смеются, но не понимают, а учителя понимают, но не смеются. И ещё замечания ученикам делают: «Ведите себя прилично! Не смейтесь! Это же встреча с писателем-сатириком!»

Когда я выступал перед больными, находящимися на принудительном лечении от наркомании и алкоголизма, они смеялись только в строго отведенных для этого местах, а именно: когда в рассказе попадалось слово «бутылка» (даже если она была пустая), или слово «травка» (даже если на ней загорали коровы).

А вот как реагируют на юмор женщины.

Одна женщина вместо смеха приговаривала:

– Точно-точно!

Другая улыбалась только одним углом рта, как будто у нее в другом углу зубов не хватало.

Ещё одна, полная такая, то есть стопроцентная женщина, смеялась всем телом. У нее от смеха все части тела тряслись! Потрясающая женщина!

А одна женщина на концерте так хохотала, что у нее элемент какой-то в амуниции лопнул. И она не поднималась со своего места до тех пор, пока все из зала не ушли и свет не выключили.

Помню своё выступление на каком-то празднике, не помню, в каком НИИ. Если обычно смеются после того, как что-то скажешь, то там смеялись – до того. Ну, такой хохот стоял, что я говорить не мог. Я даже подумал, что у меня непорядок с одеждой. Оказалось – все очень просто: они были пьяные в хлам. По случаю какого-то великого коммунистического праздника.

А вот как смеются солдаты. Много лет назад меня и ещё нескольких авторов пригласили выступить в одном стройбате. Представьте себе: огромный клуб, сидит тысяча одинаковых человек, два часа читаем им юмор, – гробовая тишина… В конце выступления командир стройбата встал, дал отмашку, и все зааплодировали. Потом он прошел к нам за кулисы и говорит: «Большое спасибо, что вы к нам приехали. Очень, – говорит, – понравилось» Мы говорим: «А почему ж тогда никто не смеялся?» А он говорит: «Вы знаете, они по-русски ничего не понимают!»

Самый неожиданный смех бывает на сборных концертах. Помню, после очередного номера конферансье объявил: «Сонату си-бемоль мажор испортил пианист Рябых!»

Самый тихий смех – читательский. Смех читателя слышен только ему одному. А для взрыва смеха требуются критически настроенные массы. Впрочем, в одном автобусе я приметил читателя, который смеялся довольно громко. Мне удалось подсмотреть, что за книжку он читает. Это была – «Экспериментальная хирургия». Глава называлась – «Пересадка человеку органов животных».

Но смеются не только зрители, слушатели, читатели и врачи. Смеются и сатирики – над тем, кто толкнул.

Перевод на другой язык – как переход через линию фронта: без потерь не бывает.

Помните, некогда популярную советскую песню:

 
"И кто его знает,
Чего он моргает…?"
 

Вот как перевели эти слова бразильцы:

 
"И кто его знает,
Что у него с глазом…"
 

А вот как перевели русскую частушку в одном вьетнамском журнале. Частушка была такая:

 
"Никто замуж не берет.
В девках надоело.
Пойду сяду на плиту,
Чтобы все сгорело!"
 

Вьетнамцы перевели так:

 
"Незамужняя женщина
Хочет устроить
Пожар".
 

Ещё пример. Один студент получил задание перевести с английского на русский фразу о богатом фермере: «Ему принадлежали все коровы в стаде». Студент перевел так: «В своём стаде он имел каждую корову».

Из-за неточного перевода может вспыхнуть целый политический скандал:

– Я говорил в интервью радиостанции «Немецкая волна», что мы ввели «ограниченный воинский контингент», а они перевели – «контингент ограниченных воинов».

Впрочем, неточный перевод может и не дать разгореться политическому скандалу. Исторические слова Хрущева «Я вам покажу кузькину мать!» переводчики всегда переводили как «Я вас познакомлю с мамой Кузьмы».

Перевод может не только ухудшить оригинал, но и улучшить. Злые языки рассказывают, как писал великий нерусский поэт Расул Гамзатов. Он звонил по телефону своёму переводчику Науму Гребневу и говорил ему, примерно, следующее:

– Панимаешь, Наум, мне вот такое пригрезилось. Вот, панимаешь, летят птыцы, да? А они, может, никакие не птыцы, а солдаты…

– Сейчас возьму авторучку, – говорит Гребнев и сразу пишет:

 
"Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…"
 

То, что в оригинале вызывает слезы, в переводе может вызывать смех. Говорят, что трагедия Шекспира «Король Лир» на монгольской сцене шла под названием «Тугрик-хан».

Особенно смешным кажется перевод на близкий язык. С чешского – на словацкий. С ханты – на манси. С китайского – на тайваньский. Близкие языки уже сами по себе кажутся пародией друг на друга.

Взять – русский и украинский. Военные строевые команды:

По-русски: «Смирно!» А по-украински: «Струнко!»

По-русски: «Равняйсь!» А по-украински: «Шнуркуйсь!»

По-русски: «В две шеренги становись!» А по-украински: «Пан за пана ховайсь!»

Украинский понятен русским и без перевода (вероятно, потому, что это и есть настоящий русский). Можете проверить себя на этой украинской эпиграмме:

 
"Поихало дурнэ
В Европу у турнэ.
Вернулося з турнэ —
И знов таке ж дурнэ!"
 

Но самый смешной перевод – со своего языка на свой же. Например, с русского письменного – на русский устный. Или с поэтического языка – на научный. Переведем на научный язык фразу «Наградите его поцелуем» – и у нас получится:

«Возьмите своё ротовое отверстие, раздвиньте его и переместите к ротовому отверстию партнера так, чтобы ваши носовые хрящи не соприкасались».

Перевод со своего языка на свой же, собственно, и есть пародия. Вот – пародия на басню:

 
"Проказницей была Мартышка,
Так у нее теперь детишки:
Осел, козёл да косолапый Мишка".
 

С баснями вообще какая-то путаница. Такое чувство, что все басни написаны одним человеком. И жил этот человек тысячи лет назад. А потом его басни только переводились. С древнегреческого – на латынь. С латыни – на французский. С французского – на русский… Но тот, кто переводит басни, считает себя почему-то не переводчиком, а баснописцем.

Баснописца я бы сравнил с человеком, который переводит через дорогу старушек, а в качестве платы берет этих старушек себе в услужение на вечное пользование.

Ну, а самый лучший перевод – денежный. Впрочем, и он может быть смешным.

Как-то я получил из Всесоюзного Агентства по авторским правам следующую бумагу: «На Ваше имя поступил денежный перевод из Венгрии за публикацию в „Антологии русского сатирического рассказа“. В каких денежных единицах Вы хотели бы получить гонорар: в рублях, долларах, бонах, сертификатах и т. д.». Ниже стояла сумма: «2 руб. 15 коп.».

После этого я перестал удивляться, что такой-то советский писатель на что-то пожертвовал весь свой гонорар.