Текст книги "Без срока давности"

Автор книги: Константин Гурьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Узнали от Дружникова? А зачем это нужно Дружникову? Он мог взять любую папку и поступить с ней как заблагорассудится и любые вопросы переводить на покойного Зеленина. Ну, в самом деле, где гарантии, что в момент смерти все «дела» были на месте? Пропало «дело», и ответить за это уже некому. В конце концов, ведь это-то «дело» оказалось в числе тех, которые перестали быть «секретными», так? Так!

Если его отдали Корсакову, значит, с точки зрения коллег Зеленина «по цеху», ни на что важное эти бумаги повлиять уже не могли. Следовательно, Дружников вообще мог бы их сжечь, не нарушая никакие нормы и порядки. Сжечь и ни перед кем не отчитываться! И зачем бы ему в такой-то ситуации отдавать папку Корсакову, потом устраивать похищение с непонятной целью?

В общем, и Дружников тоже отпадает.

Остается третий вариант: узнали «как-то иначе». Отлично! Остается, правда, крохотная неясность: «как» «иначе» могли узнать?

Загадки множились, наползая одна на другую.

Вот и думай, Игорь! Ты ведь уже понял, что нет иного пути в поиске убийц Гоши Дорогина. Ну, и Милы, конечно. Да, разве только их двоих…

Корсаков уже не сомневался, что смерти и исчезновения последних дней следовали за теми самыми «бумагами» из Ярославля.

Ну, ладно, вернемся к пропавшему «делу».

Правда, тут мозги отказывались соображать. Без Дружникова не обойтись, решил Корсаков. Не обойтись, конечно, признала голова, а как об этом сказать, поинтересовалась совесть. Ну, или что там вместо нее?

Нет, надо подумать о чем-то другом, нашел спасительную отсрочку Корсаков. И в этот момент одновременно две мысли шевельнулись в его голове. Две, и обе одна другой лучше!

Качество их Корсаков оценил сразу. Теперь оставалось вспомнить, о чем они были, эти отличные мысли? Мысли дались не сразу. Лишь после третьей чашки кофе и пятой сигареты.

Во-первых, все не так плохо. И это очень важно и очень просто. В самом деле. Ведь и Дружников, отдавая папку, специально сказал, что это – материалы, предназначенные для обнародования. Именно так Дружников и сказал, именно так!

Значит, если оценивать все происшедшее с позиций достижения поставленной цели, то почти ничего не случилось. Основные факты, оценки идей Корсаков просто-напросто запомнил. О, черт!

Вспомнив о важном, он рванул в комнату и сразу же увидел стопку карточек, на которые выписывал кое-то, читая вчера «дело». Вот это удача! Значит, материалы для статьи есть. Немного, конечно, но есть. И это – главное.

Вторая мысль была не такой простой и легко осуществимой. Дело в том, что любой материал следовало, так или иначе, проверить. Проверить в каких-то беседах и встречах. И для этого у Корсакова тоже остались кое-какие наметки на тех же листочках.

Он внимательно перечитал карточки и обнаружил четыре фамилии. Правда – только фамилии, без инициалов и чего бы то ни было еще. Но это уже было кое-что! Он стал вспоминать, к каким фактам и оценкам они были привязаны, и фамилии, образно говоря, ожили, становясь реальными.

Где-то на самом донышке подсознания шевелилась мысль, очень важная. Корсаков это понимал, но ничем не мог ей помочь. Оставалось ждать, когда она сама, эта мысль, созреет, окрепнет и начнет пробивать себе дорогу.

И в этот самый миг так и случилось.

Он вспомнил, где видел эти фамилии. Ну, может быть, не все, а только некоторые, но важно? – отыскан след!

Список! Тот список, который Дружников оставил ему, попросив обзвонить друзей Зеленина!

Корсаков метнулся к столу, холодея от мысли, что и список тоже украли. И радостно и обессиленно упал в кресло, увидев список, спокойно лежащий возле него. Улыбнулся, взяв список в руки.

Ну, конечно! Вот они, эти фамилии! Три из них в списке есть. Правда, только один человек находится в Москве. Жаль, что как раз напротив этой фамилии нет галочки. Значит, с ним не удалось связаться.

Корсаков не помнил, когда звонил по этому номеру и какой получил ответ, но знал точно, что об этом человеке из списка у него нет печальной информации. Значит, человек жив, но отсутствует. Ну а если жив, то Корсаков его найдет.

Еще один человек жил в Питере и один – в Ярославле. Почему-то, звоня по этому телефону несколько дней назад, Корсаков не обратил внимания на то, где живет его абонент. Ну, да. Тогда для Корсакова местожительство этого человека было неважно. Он набирал номера автоматически, так как они были зафиксированы на листе бумаги. Только сейчас ему понадобилось знать, в какие города он звонил.

Ну, что же, зная адреса, зная людей, он готов к действию!

Ночь в поезде – день в Питере – ночь в поезде – день в Ярославле – ночь в поезде, и через два дня он сможет отчитаться перед Житниковым и подтвердить подлинность документов. Вот только, где сами документы, сказать трудно. Впрочем, поиски документов – это не его, Корсакова, забота. В крайнем случае может набраться материал на хорошую публикацию.

В любом случае за эти три дня ничего экстраординарного не произойдет, а потом, после поездки, будет ясно: идти к Дружникову виниться или можно будет рассказать ему о чем-нибудь интересном. Ну, посмеются вместе над странным происшествием.

Порядок действия очень прост, решил Корсаков и в это время зазвонил телефон.

Игорь поднял трубку.

– Игорь Викторович? Моя фамилия Рабельник, мы недавно встречались по скорбному поводу.

Странно, но память сразу выхватила имя и отчество собеседника:

– Здравствуйте, Иван Прокопьевич, чем могу?

2010, июнь. Санкт-Петербург

РАБЕЛЬНИК

На улице буйствовала городская жара, пахнущая всеми ароматами большого города, и солнце нещадно палило, а в квартире было прохладно и пахло как-то по-домашнему.

Солнце, едва пробиваясь сквозь толщу листвы, закрывающей окна квартиры на втором этаже. Дом был солидный, еще послевоенной, сталинской постройки, крепкий и основательный. Однако возраст его спрятать было невозможно. Особенно в этой квартире.

Нина Сергеевна сидела в большой гостиной комнате, в которой все выдавало следы былого высокого положения хозяев квартиры. Точнее, хозяина. Старичок лет восьмидесяти овдовел три года назад, так что теперь следовало говорить не «хозяева», а «хозяин», в единственном числе, мысленно поправила себя Нина Сергеевна.

Ей было неприятно то, что сейчас произойдет. Уже несколько раз она вела такие разговоры, и, как правило, собеседники попадались несговорчивые, упрямые. Юлили, выкручивались, то и дело просили принести лекарства или просто стакан воды. И Нина Сергеевна шла им навстречу, хотя понимала, что это всего-навсего уловки. Делала вид, что поддается, каждый раз надеясь, что хоть на этот раз все пройдет удачно, безболезненно. Так, нет! Всегда одно и то же. Хотя, с другой стороны, что делать? Это – ее работа. За это она и получает деньги.

Хорошо, что у сегодняшнего хозяина квартиры есть дочь. С ней, собственно, Нина Сергеевна и разговаривала все время по телефону. Дочь, кажется, человек разумный, хотя по внешнему виду не скажешь. А голос и манера разговаривать приятные. Вот так и разочаровываешься в людях.

Когда Нина Сергеевна шла сюда, представляла, какой может быть эта самая дочь, надеясь, что найдет в ее лице союзницу, помощницу. Однако, едва увидела, поняла – нет, не будет толку от этой дурочки.

Та улыбалась широко, делая вид, будто от всей души рада гостье. Представилась:

– Меня зовут Татьяна Ивановна, я дочь Ивана Прокопьевича. Это вы со мной разговаривали. Проходите в гостиную, я сейчас приведу папу и подам чай.

Классический тип «тургеневской барышни» – лет около сорока, чуть выше среднего роста, темные волосы, забранные назад, лицо тонкое, приятное, умное. Такие всегда начинают городить какую-нибудь чушь типа «как вам не стыдно» и «вы имеете дело с пожилым человеком».

Что за привилегия – «пожилой»! Разве на пожилых не распространяются все законы жизни? Разве они не пользовались своей силой, когда были молоды и успешны? Так почему сейчас у них должны оставаться какие-то льготы? Жизнь не стоит на месте, и не надо суетливо бежать за ней, теряя свои домашние тапочки!

Ведь жил-то старичок неплохо, еще раз осмотрела комнату Нина Сергеевна. Конечно, все, что тут находилось, было приобретено не позднее восьмидесятых годов, но ведь по тем временам это был жуткий дефицит. Взять хотя бы вот этот столовый гарнитур, то ли румынский, то ли югославский. Настоящее дерево, массив, без лакировки. До сих пор хранит тепло тех, кто его делал. За таким столом приятно сидеть вечерами, пить чай и рассказывать о том, как прошел день.

Наверное, так и сидели, занимались своими делами, не обращая внимания на других, на тех, кто ниже их по социальной лестнице. Чего же теперь ожидать? Прошло ваше время, дорогие «товарищи».

В комнату вошел хозяин квартиры. Морщинистый, шаркает, а туда же! Костюм, галстук, туфли. Не тапочки, а настоящие туфли. Старенькие, видимо, еще от социализма остались, но все-таки…

Нина Сергеевна решительно поднялась.

– Здравствуйте, Иван Прокопьевич, меня зовут Нина Сергеевна. Наконец-то мы встретились. Я уж думала…

– Не говорите так громко. Я хорошо слышу, – перебил ее хозяин.

Он улыбнулся, и Нине Сергеевне показалось – ехидно! Но – сдержалась, села.

– Таточка сейчас подаст нам чай, – продолжил хозяин. – А вы пока рассказывайте, что же вас привело в гости к старику.

А глаза-то у него не стариковские, это ее правильно предупреждали. Глаза у него – многие молодые позавидуют – хоть и смотрят на нее через толстенные стекла очков. Оправа, между прочим, похоже, золотая. Ну, может, позолоченные. Но модная, точно, значит, делали не так давно. Нина Сергеевна сама носила очки, и в этом разбиралась.

– Иван Прокопьевич, – начала Нина Сергеевна. – Я журналистка крупного интернет-издания. Интернет – это…

– Я знаю, что такое Интернет, – снова перебил хозяин.

Сделал он это совершенно естественно, без попытки как-то осадить. Просто ставил свои условия. Вот сукин сын! Нина Сергеевна начинала сердиться.

– Тем лучше, – изобразила она улыбку.

– Как называется ваше издание? – не упускал инициативу хозяин.

– В данный момент это несущественно, потому что я пользуюсь статусом, так сказать, свободного художника. Если вы знакомы с Интернетом, то понимаете, какая конкурентная борьба на этом рынке. Вот, за счет этого я и живу. Когда наклевывается хороший материал, я предлагаю его разным изданиям и, естественно, выбираю лучшие условия.

– Разумно, – согласился с ее доводами хозяин. – Ну, давайте чаи гонять. Чай – не водка, беседе не помешает. Итак, что вас привело ко мне?

Он все так же владел инициативой и отдавать ее не собирался.

«Ну, что же, – решилась Нина Сергеевна, – сам просишь».

– Давайте договоримся, что я не буду открывать свои источники информации. Это люди никогда меня не обманывали, и я им верю.

– Ваше право, – откликнулся хозяин.

Нет, он решительно не изменился за годы вынужденного простоя. Все в нем было таким, как ей рассказывали те, кто знавал его тогда, в семидесятые-восьмидесятые.

И вообще, был ли этот пресловутый «простой»? Может, просто изменилась форма использования высококлассного специалиста?

В ту пору Иван Прокопьевич Рабельник работал в милиции. Начинал простым оперативником, потом пошел на повышение, а заканчивал службу заместителем начальника областного УВД по уголовному розыску. Смутные времена перестройки перетерпел кое-как, а в конце восьмидесятых ушел на пенсию.

Кстати, многих этим решением обрадовал, многим жизнь облегчил. Потому что убрать Рабельника против его воли было бы трудно. Мало того, что хороший работник, так у него еще в верхах много друзей и хороших знакомых. Каждая система этим и держится. Вроде чин у человека невелик, а за счет связей большие дела делать может.

Правда, Рабельник никакими «делами» заниматься не стал.

Оказалось, что есть у него домик в деревне неподалеку от города, сад большой, огород. Рядом лесок, богатый грибами, речка тихонько течет, рыбка плещется. В общем – рай пенсионера! Туда Рабельник с женой и уехал, а в квартире осталась дочь. Видимо, эта самая Татьяна Ивановна.

Ну, да это все пустяки. Никому бы и в голову не пришло беспокоить старика, ушедшего на покой. Дело было в другом, и это «другое» у Рабельника следовало получить. Получить, во что бы то ни стало!

– Вот я и хочу у вас узнать ответы на вопросы, которые у меня уже есть. Учтите, что за информацию я плачу, и плачу хорошо, – снова начала Нина Сергеевна. – Получается так, что вы, пожалуй, единственный из оставшихся в живых знали Тихонова Степана Степановича.

Она замолчала, ожидая хоть какого-нибудь ответа, но Рабельник молчал.

Пришлось спрашивать снова:

– Это так?

– Тихонов, Тихонов… Что-то знакомое, – кажется, согласился Рабельник. – Погодите, погодите. А где и кем он работал?

– Иван Прокопьевич, вы с ним дружили многие годы, а потом сели в его кресло заместителя начальника УВД, – напомнила гостья. – Утверждают, что по его рекомендации.

Терпение ее уже было на пределе.

– Да? Так и говорят? Странно. А кто это вам говорил?

– Послушайте, – Нина Сергеевна повернулась к дочери Рабельника. – Я готова заплатить хорошие деньги за ту информацию, которая мне нужна. Если можете – воздействуйте на вашего отца.

– А вы сами попробуйте, – усмехнулась Таточка.

Вот дура тупая! Не хочет думать. Ну, ладно, последний шанс.

– Иван Прокопьевич, в вашей биографии есть факты, о которых и сейчас многие хотели бы узнать подробнее, понимаете? – сощурила глаза Нина Сергеевна. – Я вам предлагаю обмен информацией и деньги в придачу.

Нина Сергеевна подалась вперед и голосу придала некую задушевность:

– Соглашайтесь.

– Да, никак я в толк взять не могу, что вам от меня нужно-то, – развел руками Рабельник. – Вы что-то бродите вокруг да около.

– Вы Тихонова вспомнили?

– Ну, вспомнил.

– Он вам отдавал когда-то свой архив. Большой такой саквояж, старинный, из свиной кожи.

– Ишь ты! – восхитился Рабельник. – Про саквояж-то откуда узнали?

– Неважно. Важно, где сейчас этот саквояж со всем своим содержимым?

– Саквояж?

– Саквояж.

– Так, получается, вам не мои рассказы нужны, а тот самый саквояж?

В голосе Рабельника слышалась обида.

– Значит, и денег за рассказ я не получу?

– Получите, конечно, Иван Прокопьевич! И деньги получите, и ту самую информацию, о которой я говорила. Все мои предложения в силе.

Рабельник поднял ладонь, будто останавливая поток речи. Помолчал.

– Ну, а как я могу вам верить? Я вам все отдам, а вы обманете. Ни денег, ни информации.

Все! Чаша терпения Нины Степановны переполнилась. Надо переходить к следующему этапу.

– Ну, давайте так, – сыграла она радостное оживление. – Вы сейчас предъявляете мне саквояж. После этого я звоню своей помощнице, и она привозит деньги. Между прочим, тысячу долларов.

– Тысячу долларов? – удивился Рабельник. – Так, что же вы молчали-то? Погодите пару минут. Я же его не на виду держу. И зашаркал куда-то к себе.

«Издевается еще, хрен старый, – подумала Нина Сергеевна. – Ну, ладно, поиграй, поиграй».

Но Рабельник вернулся почти сразу, поставил на стол саквояж.

Нина Сергеевна подалась было вперед, но он остановил:

– По уговору. Пусть несут деньга. (Ну, никто тебя за язык не тянул.)

– Деточка, я вас жду, – проговорила Нина Сергеевна в свой мобильник. – И пояснила:

– Сейчас придет моя помощница.

Потом улыбнулась немного смущенно:

– Трудно с вами, Иван Прокопьевич, разговаривать. Я даже, извините, немного …того… С вашего разрешения отлучусь в туалет.

Вошла в туалет и села прямо на стульчак, не поднимая крышки. Видеть то, что сейчас произойдет, она не хотела. Дважды ей доводилось присутствовать, и оба раза она потом долго приходила в себя. Дня два, не меньше. Все-таки видеть смерть невесело. Тем более что сначала у них обоих, и у Рабельника, и у дочки, будут еще «получать информацию». Мерзкое зрелище.

Заверещал сигнал домофона с первого этажа. Таточка спросила «кто там?» и заранее открыла дверь.

Эта дура и не подозревала, что два человека уже стоят возле их двери. Нина Сергеевна услышала решительные шаги, какой-то вскрик, удар, мягкий шум. И – тишина.

Надо немного подождать.

Спустя несколько секунд в дверь туалета поскреблись тихо-тихо. Нина Сергеевна встала, одернула юбку, открыла замок и сделала шаг вперед. Повернулась, понимая, что картина перед ней открывается какая-то странная, непривычная.

Прямо перед ней стояла субтильная Таточка. Ни слова не говоря, ударила по лицу, схватила за лацканы пиджачка, рванула вниз – в сторону, сбивая с ног. Потом притащила в кухню, швырнула на пол лицом вниз.

– Лежи тихо, не шевелись. Расплющу. И встала над ней, поставив свою ногу между ног Нине Сергеевне, контролируя любую попытку подняться или повернуться.

Из комнаты, где несколько минут мирно пили чай, доносилось какое-то бубнение. Казалось, что говорит человек с туго завязанным ртом.

Потом все смолкло.

В кухню вошел незнакомый Нине Сергеевне молодой парень, перевернул ее на спину, и она с ужасом увидела на рукаве его куртки капельки крови.

– Если все шло не по вашему плану, что ты должна была сделать? – спросил он шелестящим шепотом.

– Что?

– Ну, вот, что-то случилось. Ты сама не знаешь, что надо делать, – медленно, с расстановкой рисовал картину незнакомец. – Ты куда-то будешь звонить или бросишь все и уйдешь?

– Позвоню, – честно ответила Нина Сергеевна. Что-то ей подсказывало, что ее может спасти только полная искренность.

– Хорошо, звони, – разрешил парень, протягивая ей мобилу.

Потом, будто спохватившись, прошептал:

– Ну, сама понимаешь, не надо геройства.

Какое геройство! Жизнь дается человеку один раз, пульсировало в голове Нины Сергеевны, пока она беседовала по телефону.

– Ну, что сказал? – поинтересовался парень.

– Ждать. Сейчас приедет, – ответила Нина Сергеевна. Помолчав, прикинув варианты, предупредила: – Он не один приедет.

– Да ты что… – скучным голосом удивился парень. – Интересно, интересно. Ты не волнуйся, у тебя больше нет проблем.

Как это – нет проблем, хотела сказать Нина Сергеевна, но увидев иглу шприца, не успела даже испугаться по-настоящему…

– Пакуем в подъезде по-быстрому, – скомандовал парень куда-то в глубину коридора. – Иван Прокопьевич, вас сейчас ребята увезут. Как только получим информацию, я приеду.

– Ты, Сережа, не командуй тут, – почти отечески улыбнулся Рабельник. – Ты, когда будешь с ним разговаривать, сперва скорми ему липу насчет договоренности с уральцами. Если начнет крутить, можешь кончать. Значит, уперся и не пойдет на соглашение.

– Тогда можно врача звать? – уточнил тот, кого назвали Сережей.

– Да, можно. Хотя… Да, нет… Пусть врач поколдует. От химии никто не знает защиты.

Рабельник вышел из кухни, но в коридоре остановился, попросил:

– Сережа, дай чистый телефон.

Набрав номер, проговорил:

– Игорь Викторович? Здравствуйте! Моя фамилия Рабельник. Мы с вами совсем недавно виделись по скорбному поводу. Ах, вспомнили. Ну, порадовали старика… Да, нет, не кокетничаю, что вы… Есть необходимость повидаться. Когда вы?… Ах, сами собирались! Когда будете? Ну, отлично, отлично! Тогда – до встречи!

2010, июнь, Москва

КОРСАКОВ

Звонок Рабельника, конечно, удивил Корсакова, но на планы не повлиял: он и так собирался к нему ехать.

Игорь неспешно собирал дорожную сумку, когда в дверь позвонили.

На пороге стояла Аня Дымшиц. «Ее как раз не хватало!» – подумал Корсаков с досадой.

– Привет.

Аня сияла улыбкой. Вообще, надо признать, она всегда была жизнелюбива и все неприятности воспринимала как случайности, которые проходят быстрее, если о них не думать. Правда, так же она воспринимала и людей, которые ей надоедали, а надоесть ей было несложно, и от самого человека это не зависело. Кто и когда ей надоел – Аня решала сама. Из-за чего они и расстались, из-за чего и остались у Корсакова неприятные воспоминания. Он и ответил без лицемерия, неприветливо:

– Привет. Зачем пришла?

С Ани, как с гуся вода: улыбка осталась все такой же радостной, а телом подалась вперед, будто идя грудью на таран.

– Ой, ну, Корсаков, ты хоть пройти пригласи.

– Проходи, – вынужден был согласиться Игорь и отступил поспешно, освобождая ей дорогу. Не хотел соприкасаться и не скрывал этого. Просто не хватило духу закрыть дверь перед ее носом.

Аня это поняла, скорее почувствовала – и обиду не стала скрывать:

– Спасибо, ты очень любезен.

– Я достаточно любезен. Просто ты не вовремя, – ответил Корсаков и разозлился: будто оправдывается перед ней.

– Куда собираешься?

В давние времена его бесила эта ее бездумная манера расспрашивать обо всем, не интересуясь ничем. «Тебе ведь пофигу, как у нее дела», – укорил он однажды Аню, расцеловавшуюся на прощание с приятельницей. «Мне? Конечно», – согласилась Аня, – «А ей приятно на весь день». «И для тебя это важно?» – продолжил Корсаков и получил совет не быть занудой.

– На море я собираюсь, – ответил он нарочито грубо и снова подумал, что Аня невольно управляет им, заставляя играть по своим правилам.

Он сел в кресло, закурил и Аня тут же плюхнулась на диван. Села так, что юбка, и так не слишком длинная, открыла ногу почти до талии. Красивая нога, между прочим. И вторая нога не хуже. Это Корсаков помнил. И вообще, Аня, конечно, женщина мечты.

Аня достала сигарету, посмотрела на Корсакова и сказала с упреком:

– Мог бы и сам сообразить поухаживать за мной.

Увидев, что Корсаков не намерен поднести зажигалку, потянулась сама, еще раз подчеркивая свою привлекательность. Казалось, она не замечает откровенного равнодушия Корсакова.

– Ну, так, куда ты едешь? – повторила она с интонацией милиционера «все равно ответишь».

Корсаков промолчал, сдерживая злость, и Аня вздохнула:

– Ладно, черт с тобой. Я тебе навязываться не хочу. Не для того пришла.

– А для чего?

– Сейчас расскажу.

– Валяй.

Аня недовольно глянула на него. Ей явно не нравилось то, что происходило, но, видимо, она тоже сдерживала себя.

– Игорь, у тебя появились какие-то дела с Житниковым, поэтому, собственно, я и пришла. – Аня замолчала.

Молчал и Корсаков.

– Ты понял меня? – первой не выдержала Аня.

– Что тут понимать? Ты сама пыталась нас свести и сейчас хочешь меня удивить этим знанием?

– Нет, не этим. – Она села прямо, положив руки на колени. – Игорь, наши с тобой отношения – в прошлом, и я не собираюсь тебе что-то объяснять, тем более быть просительницей. Смени тон.

– Не хами. Ты пришла ко мне, чтобы учить меня хорошим манерам?

– Да нет, не в этом дело. – Аня Дымшиц явно была в замешательстве. – Угости меня кофе, что ли.

Корсаков откровенно глянул на часы, и Аня обиделась:

– Бабу ждешь?

Один-ноль, улыбнулся Игорь в душе и промолчал, усиливая эффект.

– А хочешь, я тебя кофе угощу? – улыбнулся он.

– Корсаков, все-таки ты – в числе самых вежливых джентльменов России, – отыгралась Аня.

На кухне еще попыталась, будто случайно прикоснуться к Игорю всем телом и спереди, и сзади, потом села за стол, и завела разговор о современных мужиках, которые…

В общем, песня всех времен и народов, и песня нескончаемая…

Потом встала из-за стола, подошла к раковине и стала мыть посуду. Точнее, не мыть, а усиленно создавать видимость, а еще больше – слышимость.

Пальцем поманила Корсакова к себе, а когда он, злясь на себя, приблизился, зашептала, щекоча ухо прикосновением губ:

– Житников влез в какую-то жуткую историю. Уже несколько недель весь наш Центр на каком-то осадном положении. На работу выходят человека четыре, не больше. Со всеми остальными он встречается, как в фильме о шпионах. Назначает встречи в кафе, на бульваре, в магазине, представляешь?

Всем лицом и телом она выражала крайнюю обеспокоенность.

– Ну, а я тут при чем? – удивился Игорь.

– Понятия не имею. Знаю только, что у Житникова проблемы. Серьезные проблемы. Ты ведь был знаком с Милкой Гордеевой?

Корсаков сыграл «восстановление памяти», рассеянно поглядел на стенку:

– Это какое-то вроде рекламное агентство?

– Не будь дураком, Корсаков, – обиделась Аня. – У них с Дорогиным был роман, и ты ее прекрасно помнишь. И помнишь, конечно, что Гошу недавно тоже убили!

Вышептав это, она замолчала, уставившись в чашку, которую помыла уже на десятый раз.

Корсакову на миг стало неудобно, и он чуть не начал извиняться. Слава богу, вовремя опомнился.

Аня, помолчав, продолжила:

– В общем, у Гордеевой были с Житниковым какие-то дела, и очень выгодные.

Видимо, теперь по сценарию Ани следовала реплика Корсакова, и она замолчала. Но молчал и Игорь.

– Ну, а тебя-то что беспокоит? – как бы между прочим поинтересовался наконец Корсаков.

И Аня не выдержала. Она повернулась к Корсакову и зашептала громко-громко:

– Ее убили, Игорь! И я боюсь, что именно из-за этих дел. И я не знаю, связывают ли меня с этими делами?

– Ты-то тут при чем?

– Я – заместитель Житникова и, по идее, могу знать обо всем, чем занята фирма.

– Ну, логично, – кивнул Корсаков. – Я бы тоже так подумал.

– А я ничего не знаю, – снова взволнованно прошептала Аня.

– Что, такие важные дела? Денежные?

– Не только. Подробностей не знаю, но, как только мы начали с ней работать, Житников начал встречаться с очень серьезными людьми. Но не с теми, кто и раньше делал нам заказы, а с другими, с нынешним поколением.

– Ну, мало ли… Просто, появились новые знакомства, новые связи. Житников, между прочим, профи, а сейчас профи все меньше. Гонят пургу, а дела ни на грош. Вот и вспомнили Житникова твоего.

– Нет, Игорь. Это она его выводила к ним, она поднимала его уровень. А потом погибла.

– Да, я слышал. Странная смерть.

– Игорь, дело не в смерти, а в том, что после этого у нас пропали все контакты. Понимаешь? Все! И новые, и старые!

– Почему?

– Ну, откуда я знаю? Он вообще не очень много рассказывает. Все больше: надо съездить, надо посмотреть, надо составить, ну и все в таком роде. Указания дает, – сарказм вылез наружу.

Она закурила.

– И на тебя он вышел как-то … неожиданно и очень напористо. Такое ощущение, что ты ему необходим. Не спрашивай – для чего? Не знаю.

– Ну, за предупреждение спасибо, – Корсаков попытался закрыть воду, хлеставшую по посуде.

Аня отвела его руку, постучала пальцем себе но виску, потом по ушам.

«Подслушивают?» – поползли наверх брови Корсакова, и Аня кивнула.

«Кто?» – попытался изобразить Корсаков и получил ожидаемый ответ «а я знаю?»

– В общем, Игорь, я пришла вот почему, – продолжила Аня. – Если он сейчас каким-то образом нас с тобой связывает, то я могу оказаться в ответе за тебя и твои действия.

– Не сходи с ума, – посоветовал Корсаков. – Я не мальчик, которого водят за руку, и ты – не моя няня.

– Ты рассуждаешь, как здравомыслящий человек, а Житников рассуждает иначе. Он вообще считает себя гениальным стратегом и непревзойденным тактиком…

– Это – к психиатру, – перебил ее Игорь.

– Да ты пойми, что он ни с кем ничего обсуждать не будет, а просто сделает какую-нибудь пакость. Хорошо, если исправимую, а если?…

– Аня, давай открытым текстом: чего ты хочешь?

– Нет, сначала ты скажи: чего от тебя хочет Житников?

– Я тебе не отвечу, и ты догадываешься – почему. Если все так, как считаю я, то это ваш с ним психоз, и не больше. Если же все так, как считаешь ты, и он от тебя узнает о нашем с ним разговоре, то сама понимаешь, – обидится на меня со всеми последствиями, о которых ты говорила. Вот так.

Аня выключила воду, села за стол, закурила. Докурив по середины, констатировала:

– Ты всегда был таким вот – бесхребетным!

Ткнула сигаретой в пепельницу, вскочила, снова включила воду:

– Игорь, я тебя очень прошу: подумай обо всем, что я сказала, пожалуйста. И имей в виду, что Житников, мне кажется, работает на два фронта. И не просто на двоих, а на конкурентов. Возможно, он и сам сначала не знал, что они – конкуренты, но сейчас попал в переплет.

– Почему ты так решила?

– Интуиция.

Она повернулась к Корсакову, ожидая насмешек, но Игорь промолчал. Он верил в Анину интуицию:

– Что она тебе подсказывает?

– Может быть, он обратился к тебе, как к той самой соломинке, которую хватает утопающий. Думаю, что Гордеева к нему пришла с подачи первого, и основного, заказчика, а уж потом появился второй. Что там было – неизвестно, но после смерти Гордеевой Житников сразу же свернул всю нашу работу.

– Думаешь, испугался чего-то?

– Не думаю, а уверена, хотя доказать не смогу. Видимо, ему стало ясно, что работает на конкурентов, и понял, что рано или поздно они узнают об этом. И тогда ему конец.

«Второй-то знает об этом с самого начала, – подумал Корсаков. – Потому и прилепился к Житникову и качает из него все, и ничего плохого пока не сделает. Невыгодно. А вот первый-то, если узнает, будет очень недоволен. Очень. Это же очевидно».

Но вслух этого Игорь не сказал. Не всякое слово – золото.

1929, январь – апрель

ПОЗДНЯКОВ

Утром 25 января 1930 года, сразу после завтрака, русский эмигрант по фамилии Кутепов, проживавший в Париже, ушел из дома, сказав жене, что отправляется в церковь и вернется к обеду. К обеду, однако, не вернулся.

Едва стало известно об этом, начались поиски. Искали Кутепова и ждали его возвращения несколько суток, однако никаких известий так и не появилось.

Кутепов исчез, и исчезновение это было пугающим.

Долго еще оно будоражило умы эмиграции, вспыхивая изредка вплоть до наших дней.

Среди бела дня в центре европейской столицы бесследно пропал не какой-нибудь обыватель, человек, до которого никому нет дела.

Исчез генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов – председатель Русского общевоинского союза (РОВС), который был известен слишком многим. Скорее всего, хоть об этом не говорили открыто, Кутепов находился под контролем французских спецслужб, а может быть, и спецслужб иных стран, следовательно, просто «исчезнуть» он не мог.

Казалось, шумиха начала утихать, когда вновь поползли слухи: Кутепова похитили агенты ГПУ по приказу Сталина, который очень уж боялся генерала.

Этой сказке суждена была долгая жизнь, ее рассказывали и пересказывали, украшая всевозможными деталями.

Сперва повествовали, будто Кутепов отчаянно сопротивлялся, и только после того, как его нашпиговали какими-то таинственными уколами, парализующими волю, его удалось запихать в автомобиль.

Потом стали рассказывать, что Кутепова под видом подгулявшего матроса завели на борт «красного» торгового судна в Марселе, а позже отправили в Совдепию. Правда, одни «отправляли» его в Новороссийск, другие – в Одессу, а третьи вовсе – в Ленинград. Впрочем, это уже детали.

Дальнейшее тоже различалось деталями.

Ходила легенда, что генерал умер в пути. То ли от сердечного приступа, то ли от пыток. Однако некоторые «достоверные источники» утверждали, что Кутепов умер в Москве после встречи со Сталиным, которого генерал, естественно, даже слушать не стал, обдав холодным презрением.

Ну, а позднее заговорили о том, что никуда генерала не увозили, а убили прямо в Париже и там же закопали. Правда, откопать теперь его никак невозможно: понастроили на том месте много чего!