Текст книги "СВС (Синдром Внезапной Смерти)"

Автор книги: Константин Бабулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

«Голова болела так, что проще было бы умереть. Мне плохо

, очень плохо, ещё и тошнит к тому же. Давно такого не было, где я хоть нахожусь? Надо открыть глаза и посмотреть, но если открою, то всё, смерть. Я лежу… Да, определённо лежу. На животе лежу. Где интересно, и далеко ли здесь туалет. Если затошнит, я смогу до него дойти?» Татьяна сделала попытку открыть один глаз – не получилось, что-то мешало. Но кровать от этой попытки качнулась сильно в бок, а по голове, как будто ударили молотком. – «Плохая идея, не нужно

открывать глаза». – Кровать тем временем взлетела верх к потолку, зависла, и ухнула вниз. В животе у Татьяны всё перевернулось и очередной приступ тошноты согнул её пополам. – «Только не на кровать» – Она подняла голову, отчаянно помогая себе руками, и посмотрела далеко ли до края. – «Близко, нужно доползти до края кровати и свесить голову вниз, пусть вытошнит на пол». – Кровать полетела в обратную сторону, и это ей немного помогло, Татьяна сдвинулась, и увидела на полу тазик, в котором уже находились остатки содержимого её желудка. – «Слава богу». – Её несколько раз дёрнуло, но тошнить было уже не чем. Спазмы вызвали резкую боль во всём теле, но голове стало немного легче. Татьяна воспользовалась этим, и огляделась по сторонам. – «Знакомая комната, знакомая мебель. Где же это я? Дома что ли? Точно, я дома. Лежу на своей кровати, а если встать и пройти коридорчиком, то я окажусь в своей ванной. Но это слишком длинный путь, потом ещё справиться с дверью. В какую сторону она открывается-то?». – Мысли ворочались трудно, словно проворачивались тяжёлые жернова,

то и дело застревая и сталкивая

сь друг с другом. Каждое такое столкновение вызывало приступы боли, и в голове, и в желудке. Именно в этот момент зазвонил телефон. Звук с такой силой ударил куда-то внутрь мозга, что она схватила голову руками, пытаясь удержать её и опасаясь, что она сейчас оторвётся. – «Прекрати, прекрати звенеть…» – но звук не прекращался. Она посмотрела на часы, стрелки показывали два часа, пятнадцать минут. – «Дня или ночи? Вроде светло». Она посмотрела в окно и, тут же зажмурилась, свет был таким же болезненным для глаз, как и звук для ушей. – «Светло, значит сейчас день…» – Она закрыла глаза и провалилась в темноту, на какое-то время, пока её снова не разбудил звонок. Она посмотрела на часы. – «Кому так неймётся-то? Через каждую минуту трезвонит… Пять часов уже? Не может быть». – Она пристальнее вгляделась в будильник и, когда стрелки перестали двоиться, убедилась, что они действительно показывают пять часов. – «Я помню: я в своей квартире, мне плохо, и я лежу на кровати». – Она посмотрела на себя. – «Лежу одетая, рядом с кроватью тазик, меня тошнит. Сколько я выпила? И где? Не помню. Боже, я хоть одна?». – Она ещё раз открыла глаза, и посмотрела вокруг. – «Одна. Это, наверное, хорошо. Как я пришла домой? Как открыла дверь? Ничего не помню. А откуда я пришла?». – Татьяна ещё раз посмотрела на себя. – «Серое платье, значит не с работы. Я куда-то ходила?». – Сознание стало выдёргивать куски событий. – «Я была на выставке Артёмовой… А почему я пьяная? Там наливали что ли? А где Артёмова?» – Яркая вспышка взорвалась в голове, и она всё вспомнила. – «Блять, эта сука Тарханова завела меня, и я с дуру всё рассказала Артёмовой про камеры…». – Она села на кровать. – «И она меня отбрила. А я пошла и напилась. И что теперь делать?» – Она посмотрела на будильник. – «Пять часов двадцать минут, чего он звонит-то?». – Она нажала кнопку отбой, но будильник не замолчал. – «Это не будильник. Что ещё может звонить? Телефон? Точно это телефон. Может Артёмова звонит мириться?» – Татьяна нашарила телефон, и попыталась прочитать, кто звонит, но это оказалось невозможно.

– Да, слушаю, Танич.

– Татьяна Николаевна, наконец-то. А что с голосом?

– Кто это говорит?

– Андрей, помощник Рыкова.

– Слушаю. – У неё снова закружилась голова, и она упала на спину.

– Вам плохо?

– Мне не просто плохо, мне ху… – Она вовремя остановилась. – Что вы говорите?

– Мне принесли отчёт о странных убийствах из МВД. Можете его забрать? – Возникла долгая пауза. – Или я могу привезти вам его, куда скажете.

– Я сама заберу, но только позже, сейчас не могу. Сколько времени?

– Семнадцать тридцать.

– Утра или вечера?

– Вечера.

– А какой сейчас день?

– С вами всё в порядке? К вам приехать?

– Всё в порядке, только мне ху… очень болит голова, но через два часа пройдёт. Мы сможем встретиться через два часа?

– Конечно, я перезвоню.

Татьяна нажала отбой и закрыла глаза. – «Два часа ещё полежу и в душ». – Рядом опять зазвонил будильник. – «Нет сил нажимать кнопку. Подожду, сам перестанет». – Но он не переставал. – «Придётся нажать». – Она потянулась рукой и шлёпнула по нему сверху. Но будильник продолжал звонить. – «Ну, что такое? Будильник что ли взбунтовался? Или это не будильник? Опять телефон? Не буду отвечать, пошли все к чёрту». – И она засунула сотовый под подушку. Но звонок не прекратился. –«Ну это уже хамство». – Только она хотела кинуть его в стену, как открылась входная дверь и в комнату вошла соседка с кастрюлькой в руках.

– Это я названиваю, дверь-то открыта, а я трезвоню, старая карга, хорошо проверила, а то бы так и звонила. Проснулась? – Она, поставила кастрюльку на стул рядом с кроватью, а сама подсела к Татьяне. – Пошли в душ, тебе нужно вымыться, а потом съесть что-нибудь. Я принесла тебе куриный бульончик.

Татьяну замутило, только от одной мысли о едё. – Не сейчас, сразу вырвет.

– После душа, будет то, что надо. – Она помогла Татьяне подняться и, придерживая, повела её в ванну. Через несколько минут от туда раздался полу-крик полу-стон, а ещё через пять минут они вернулись, причём Татьяна была закутана в несколько полотенец, её трясло, но выглядела она при этом заметно бодрее.

– Холодную-то зачем?

– Чтобы кровь начала бежать быстрее, давай-давай, садись, я знаешь какой специалист по выводу из запоя – уууу, таких поискать. Повезло тебе, что я возвращалась вчера поздно, а то бы сидела до сих пор у подъезда.

– Ты меня уложила?

– Да и тазик поставила, и марганцовкой промывала тебе желудок. Теперь давай-ка выпей пару глоточков. – Она сунула в руки Татьяны кружку с тёплым ароматным бульоном. Та сделала пару глотков, только потому, что сил сопротивляться у неё не было. И странное дело, ей вдруг стало легче.

– Вот это другое дело, давай-давай пей… И рассказывай, что стряслось с тобой? Я ни разу не видела тебя в таком состоянии, даже не узнала вначале и чуть мимо не прошла.

– Я запуталась совсем – эх... Хотела как лучше, а получилось как всегда. Кто это сказал-то? Не помню, но точно про меня. Вчера я обидела человека, который мне очень нравится…

– И всего-то? Это ерунда, если он тебя любит, то подуется – подуется и позвонит мириться. Сама не звони, это мужское дело звонить первому. Если не позвонит, то и пошёл на хрен, на обиженных воду возят, такие на фиг не нужны.

– Эх Вера Михайловна, в том то и дело что это не ОН, а ОНА. – Татьяна замолчала, не зная, что тут ещё можно сказать…

– Она? То-то я смотрю, мужика у тебя нет, хотя девка ты хоть куда… Думала, нету, потому что, слишком ты самостоятельная, а они таких боятся. Кому охота в подкаблучниках сидеть? А тут другое… Тогда тебе придётся звонить самой. И не тяни с этим, она там тоже, небось,

на стену лезет, ждёт звонка.

– Почему ты так думаешь?

– Не думаю, а знаю. Такими, как ты не бросаются – звони и не думай, что скажешь. Слова найдутся сами.

– Спасибо тебе Вера Михайловна, полегче мне стало и бульон очень вкусный.

– А то… ладно пойду я, кастрюльку потом заберу, допивай спокойно.

И она ушла, оставив Татьяну в тяжёлых размышлениях. – «Правда, позвонить? Может всё не так страшно? Извинюсь, скажу, что раскаиваюсь, что больше так не буду и, что твёрдо встала на путь исправления... Нет? Не пойдёт? Казённо как-то? Тогда так: – Скажу, что… Что… А, вот то-то и оно. Что скажешь-то? Сказать нечего, потому, что я помню её выражение лица, там была не обида, а брезгливость. Видно эта тема для неё больная, и эта сука Тарханова, наверняка знала об этом, и ударила в самое больное место. Ну, даст Бог, сочтёмся, встретимся ещё, будет и на нашей улице праздник. А сейчас давай-ка звонить Андрею, что там у него за срочность такая…

На следующий день. Танич.

Как же хорошо, когда ничего не болит. Спиртного больше в рот не возьму ни грамма. Даю себе такой зарок. – От одной мысли об алкоголе, её снова замутило. – Ого, понятно, никакие зароки не нужны. Организм сам не примет. Давай к делу.

Она сидела за письменным столом, перед огромной папкой статистики из МВД.

Вот балбесы, их попросили сделать сводку странных убийств, а они всё выложили. Сиди теперь копайся сама.

«В январе – ноябре 2007 года раскрыто 1635,4 тыс. преступлений (-1,0% ), в том числе 742,8 тыс. – следствие по которым обязательно и 892,6 тыс. – следствие по которым необязательно.

Не раскрыто 1703,2 тыс. преступлений, что на 6,9% меньше аналогичного показателя за январь – ноябрь 2006 года. Из этого количества на тяжкие и особо тяжкие преступления приходится 25,2% (в январе – ноябре 2006 года – 28,0% ). Остались нераскрытыми 2988 убийств и покушений на убийство (-26,9% ), 9447 умышленных причинений тяжкого вреда здоровью (-17,8% ), 1002,1 тыс. краж (-5,8% ), 191,6 тыс. грабежей (-15,8% ), 20,7 тыс. разбойных нападений (-28,5% )»

Это что же, они мне предлагают перелопатить все три тысячи нераскрытых убийств и покушений? Насколько я помню, мы одни из лидеров по убийствам на 100 000 населения. Ну-ка, ну-ка. – Она нашла в оглавлении соответствующий раздел. Вот: – «На 100 тысяч населения в большинстве европейских стран совершается от 0,5 до 1,3 убийства». Понятно, а в наших бывших республиках? «У соседей по бывшему СССР: Казахстан -10,7 убийств на 100 тысяч населения, Киргизия – 8, Литва – 7,5, Молдавия – 6,6, Белоруссия и Эстонии – по 5, Украина – 4,8, Туркмения – 4,4,  Латвия и Грузия – по 4,  Армения – 2,8,  Азербайджан -2».

А в Росси? А в России – 11,2, больше всех. А если смотреть глубже? «За этот год в наши правоохранительные органы поступило 45,1тысячи заявлений об убийствах, 77,9 тысяч трупов уже числилось неопознанными, а 48,5 тысяч пропавших без вести граждан так и не нашли».

Давай-ка сузим поиск. Что там по Москве? В Москве в среднем регистрируют около четырёхсот убийств в год, ещё сто-сто пятьдесят смертей регистрируют как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего. Делается это для улучшения статистики в отчётах. Итого имеем пятьсот-шестьсот убийств в год, раскрывают из которых около семидесяти процентов. Берём калькулятор, и получаем 150 нераскрытых убийств в год. Теперь вопрос, сколько из этих смертей окажется похожими на наш случай? И есть ли в этой статистике такие смерти? С другой стороны из медицинской статистики мы знаем, что в Москве в год, умирает плюс минус 20 000 человек. Сколько из них без диагноза?

От этих размышлений Татьяну отвлёк телефонный звонок.

– Слушаю, Танич.

– Здравствуйте, это Погожин из центра Сербского.

– Да, слушаю Вас.

– Я добыл статистику смертей без диагноза.

– Ого, слушаю вас внимательно.

– А нашёл я такую статистику в докладе «ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В МОСКВЕ И ТЕНДЕНЦИИ ЕЁ РАЗВИТИЯ», в нём есть пункт с мутным названием «Неточно обозначенные состояния». В переводе на человеческий это и есть смерти по неизвестным причинам. Так вот, среди женщин в возрасте 20 – 59 лет в год с этой формулировкой умирает 28 человек.

– Круто. А возможно получить информацию об этих женщинах: ФИО, адрес и т.д.?

Наступила, долгая томительная пауза, во время которой Погожин, очевидно, рылся в каких-то бумагах. – «Скажи да, скажи да…». – Начала она молиться про себя.

– Да, можем.

– Фууу, да Вы Борис Сергеевич, волшебник. Когда мне к вам приехать за этим?

– Не нужно приезжать, моя секретарша после вашего визита, до сих пор сама не своя ходит… – Он сделал паузу, то ли ожидая ответа, то ли наслаждаясь моментом, то ли отбиваясь от кого-то – Вон стоит напротив и передаёт привет… – Он опять сделал паузу. – Так что я пришлю вам на мэил от греха, это есть в электронном виде.

– Отлично.

– А в гости всё-таки приезжайте, попьём хорошего кофейку, а то одному мне почему-то не делают…

Татьяна услышала какую-то возню, как будто, кого-то били тряпкой и сдавленный голос. – Ну я пошутил, пошутил… – Потом стук от падения трубки и гудки. Татьяна улыбнулась, представив, что там сейчас происходит. – «Молодцы они все-таки, хорошие ребята и живут весело…».

Офис туристического агентства. Воронина

– Здравствуйте, я звонила Вам по поводу тура в Хельсенки.

– Вы госпожа Воронина?

– Да.

– Присаживайтесь, Вы со мной говорили по телефону.

Люба присела на стульчик рядом с письменным столом, симпатичной сотрудницы турфирмы «Альбатрос».

– Вас интересует трёхдневный тур, правильно?

– Да.

– На какие даты?

Через две недели.

– Паспорт заграничный есть?

– Да.

– Гостиница какого уровня интересует?

– Что-нибудь недорогое.

– Ок, понятно. Тогда самый простой вариант это трёхдневный автобусный тур. Автобус уходит из Питера, до него нужно доехать на поезде. В Хельсинки предлагаю остановиться в Hotel Kuninkaantie 3*, завтрак шведский стол включён. Стоимость тура 150 евро, к этому нужно добавить визу, это ещё 65 евро, итого 215 евро.

– А где расположен этот отель? Далеко до аукциона HELANDER ?

– А какой адрес у этого аукциона?

– Не знаю.

– Ничего страшного, сейчас посмотрим. – Она задала поиск в интернете и после того, как появилась карта с местом расположения аукционного дома, сориентировалась. – Ага, понятно. Да этот отель далековато расположен. Тогда предлагаю вот этот Cumulus Kallio

3*

, тоже трёшка, стоит правда уже 300 Евро, но зато это почти в центре Хельсинки и близко к

HELANDER, пешком сможете ходить.

– Ого какая разница. Может ещё есть варианты?

– Сейчас посмотрим ещё. Да есть, вот вроде недорогая трёшечка Hotell AVA 3*, даже ещё ближе, и к тому же рядом с парком.

– А цена?

– Смотрю… О, цена 50 Евро за ночь, то есть 150 Евро за три ночи и плюс виза 65, итого 215 Евро, как и в первом случае.

– Отлично, меня устраивает этот вариант, бронируйте.

Халитова и Тарханова

Елена, вздрогнула от звонка в дверь. – Кого это ещё чёрт несёт? – Она недовольно оторвалась от работы, и посмотрела в экран домофона, разобравшись, кто пришёл, бросила тампон с растворителем, и пошла открывать.

– Привет. – Она обняла Светлану, и посторонилась, пропуская её внутрь. Автоматически проверила, нет ли кого сзади неё, и плотно прикрыла дверь.

Халитова прошла в помещение, с интересом осматриваясь. – Быстро ты обустроилась, всё на своих местах, как будто и не переезжала.

– Ты бы поменьше приходила, мы же догово

рились… – Она с укором смотрела на свою подругу. – В следующий раз не скажу тебе новый адрес.

– Это уже похоже на фобию, к чему такая секретность?

– Бережённого Бог бережёт. Ещё раз придёшь сюда, и я сменю адрес.

– Ты меня пугаешь, тебе точно нужно отдохнуть…

– Это не фобия, а нормальная предосторожность. Ты слишком много стала общаться со всей этой ментовско-фэсбэшной компанией, а им доверять нельзя, я сто раз тебе говорила это.

– Ладно-ладно, не заводись, покажи лучше своего Коровина.

Елена показала на рабочий стол от которого только что оторвалась.

– Ещё работаю над ним, если за сегодня завтра управлюсь с подписью, то через две три недели можно будет забирать.

– Ого, почему так долго?

Они вместе подошли к картине, и Халитова стала внимательно её рассматривать.

– Похоже, очень похоже. Только это не совсем ночь… А заказ был на ночного Коровина…

– Ночных нет вообще. У импрессионистов полно Парижских видов, но только дневных, солнечных, а вот ночь они упустили. Ночной Париж встречается только у Писсаро, но из него делать Коровина странно, потому, что он стоит раз в десять, а то, и в сто дороже, и при этом совсем не такой как Коровин. Писсаро очень выверенный, почти математический, а Коровин эмоциональный, спонтанный, как будто этюдный. И ещё одно важное отличие – у всех французов много воздуха, всегда много открытого пространства, а у Коровина все виды, как декорации на сцене, в замкнутом пространстве. Любой мало-мальски приличный искусствовед определит, что есть что. Так что выбора особого и нет, а в этой картине всё более менее Коровинское и композиция и техника. Посмотри на мазки. Видишь, они все параллельные? Как раз то, что надо, он так и делал в начале парижского цикла. Старую подпись я уже убрала, сейчас работаю над Коровинской. Завтра к вечеру будет готово.

– А когда можно будет забрать?

– Через две три недели не раньше.

– А надо бы раньше.

– Здесь не ускорить, никак. Несколько режимов сушки с определённым графиком температур именно этого свежего участка. Иначе краска не будет такой же. – Она запнулась, подбирая правильное выражение. – Просушенной, скажем так, и ультрафиолет сразу покажет это место тёмным пятном.

– А лачить не будешь что ли?

– Буду, тем же самым лаком, что и на картине. Ты хочешь, чтобы я тебе всю технологию рассказала?

– Да, хочу. – Халитова придвинулась ближе, и просунула руку между бёдер Елены. – Я люблю, когда мне всё подробно объясняют. – Её рука стала подниматься вверх.

– Тогда, боюсь, с подписью к завтрашнему вечеру, я могу не успеть.

– Почему же? – Вторая рука стала расстёгивать джинсы, забираясь сверху навстречу первой руке.

Тарханова слегка раздвинула ноги, и чуть втянула живот, помогая руке двигаться внутрь.

– Ты зачем приехала?

– Соскучилась. – Её губы коснулись шеи Елены и стали двигаться вниз, а правая рука вынырнула из джинсов, и поползла наверх, попутно расстёгивая пуговицы рубашки.

Елена упёрлась в стол, на котором лежала картина и немного села на него, под напором подруги.

– Осторожно картина. – Прошептала она на ухо Халитовой.

– Я буду очень осторожна. Очень. – Её губы добрались до груди Тархановой, и нащупали её сосок под тканью тоненького бюстгальтера. – Елена застонала, и прижала голову Светланы обеими руками. Та оттянула лифчик вниз, освобождая доступ к груди, губами поймала один сосок, а второй стала покручивать большим и указательным пальцами всё ускоряясь и ускоряясь. Другая рука нащупала самое нежное место между ног Елены, и тоже стала гладить его быстрыми круговыми движениями. Тарханова застонала, и закинув одну ногу Халитовой за спину, прижала её к себе, одновременно помогая встречными покачиваниями. Через несколько секунд она изо всех сил прижалась к подруге, и стала кончать, мощными толчками раскачивая и стол, и Светлану.

– Уууух. Теперь моя очередь. – Они сползли на пол…

Через полчаса на полу.

– Всё, теперь не спрашивай когда буде готов Коровин.

– Не буду, но он должен быть готов максимум через месяц. Покупателю он нужен, как подарок. А ещё экспертизу нужно организовать, это даже при наших возможностях одна-две недели. Так что времени у тебя в обрез.

– Тогда что мы делаем на полу?

– Отдыхаем… Я приехала посмотреть твою новую мастерскую и она мне очень понравилась. – Рука Халитовой снова поползла по животу Елены. Та перехватила её.

– Стоп, если мы повторим это ещё раз, то я не смогу работать и плакал твой Коровин.

– Тогда продолжим вечером. До скольких ты здесь ещё?

Елена посмотрела на часы. – До 22-х точно, а ещё в магазин нужно будет заскочить, дома ни творога ни яиц на утро.

– Не нужно я сама зайду. Приходи пораньше.

– Хорошо. – Они лежали обнявшись, наслаждаясь друг другом. – Когда будет аукцион в Финляндии?

– Через две недели.

– Там будет только рисунок Саврасова?

– Да.

– Какой поставила эстимейт?

– 3000 – 5000 Евро, торги начнут с 2500.

– Не мало?

– Конечно мало, но я уже сделала заочную ставку 10 000 Евро, так что если кто-то начнёт торговаться, заинтересовавшись хорошей ценой, дёшево он не купит.

– А если никто не перебьёт нашу заочку, то мы выкупает сами и я еду забирать по обычной схеме?

– Да всё как всегда. Но мне сегодня звонила Илма, у неё уже есть вторая заочная ставка на 8000$, так что торги будут интересными.

– Ты до какой суммы будешь поднимать?

– Не планировала идти

выше заочки, если кто-то перепрыгнет 10 000, то пусть забирает.

– Понятно. Но если что – я готова, моя шенгенская виза будет действовать до конца года.

– Хорошо. А что с заказом на Явленского или Кандинского?

– Трудная задача, что-то похожее на них можно найти у итальянских футуристов, того времени. И если повезёт, попытаться выдать, за их ранние работы, когда Явленский и Кандинский, жили и работали в Германии в Мурнау, до первой мировой войны. Я уже попросила найти мне итальянцев и вроде что-то соберётся к концу месяца, тогда поеду выбирать.

– В Италию?

– Нет в Париж, Сюзана обещала собрать, это как раз её тема.

– А вот теперь моя очередь ревновать.

– Да, горячая француженка, но у неё сейчас бурный роман с каким-то виноделом, женатым, между прочим. Я видела их всех вместе, и честно сказать, жена винодела показалась мне гораздо интереснее.

– Ничего себе какие подробности… Где ж это ты их всех видела? – Светлана говорила шутливым голосом, но ревнивые нотки в нём были настоящими.

Тарханова прекрасно это слышала, но почему-то не беспокоилась, наоборот продолжала рассказывать дальше.

– Сюзана возила меня в их шале, пробовать молодое вино. Вино было вкусным.

– И пьяным?

– Нет, не пьяным.

– В следующий раз привези попробовать.

– У меня лучше предложение – поехали вместе.

– Хороший вариант. – Тон Халитовой сразу стал мягче.

– Тем более, что я уже заказала два билета…

– И молчала?

– Хотела сделать сюрприз.

– Тебе удалось… Ладно давай собираться. И нужно тебе сюда ковёр помягче купить…

– Зачем? Не нужно сюда ничего покупать, я съеду если ты часто собираешься…

– Вот с ковром и съедешь, пусть будет…

Танич, в своей квартире

Татьяна устало, но удовлетворённо, откинулась на спинку кресла. – Есть, поймала: – в этом году две похожие смерти, и в прошлом две. Это уже четыре, да плюс Аня Рыкова, уже пять. Пять одинаковых по сути, и одинаковых по форме смертей, за два года – это уже не случайность, ситуация тянет на серийного убийцу. – Татьяна потёрла себе виски. – Голова начинает болеть. Ну что звонить Артёмовой или нет? Не могу выкинуть её из головы. Нужно позвонить, а уж если пошлёт… Ну значит конец, может успокоюсь, и в серьёз займусь серийным убийцей.

Она взяла телефон и нашла в списке номер Артёмовой. – Сейчас нажму вызов и всё, обратного пути нет. Что сказать если ответит? Скажу, что хочу извиниться. А какой реакции я жду от такого извинения? Что она в ответ обрадуется, скажет извиняю и … Да именно этого я и жду, вернее хочу, такой реакции. Но чует моё сердце, что это вряд ли. Скорее всего, будет вялое и неопределённое «Да-да» без намёка на развитие. И что тогда? Нет, скорее всего, будет хуже, скорее всего, скажет «извиняю», но таким тоном, что лучше бы послала открытым текстом. Вот этого я и жду. Но рука так и тянется позвонить. Зудит и зудит второй день. Чёрт с ним – звоню.

Татьяна нажала вызов, и стала слушать гудки, вместе с глухими ударами своего сердца: – Раз, два, три, четыре. Понятно, не хочет отвечать, ну ещё парочку и дам отбой.

И тут что-то щёлкнуло, после чего телефон соединился. Татьяна с замиранием сердца приготовилась сказать «Это я», но не успела. Голос Артёмовой жизнерадостно сообщил: – Привет, я сейчас далеко, в солнечной Калифорнии и у нас тут ночь, поэтому перезвоните мне часов через пять. – Всё, связь разорвалась. И гудки.

– Второй раз облом. Надо же. Такого варианта не ожидала? Думала, она действительно сидит и ждёт твоего звонка? Дура. Что легче тебе стало? Она в Калифорнии и в гробу видала, и тебя, и всё остальное. С той американкой небось. – Она вспомнила их встречу на выставке. – Только не это, Боже мой, только не это. – Сообразив, что там сейчас ночь, и они с этой американкой, возможно находятся в одной пастели, Татьяна вскочила с кресла и громко в голос, то ли застонала, то ли завыла. – Ммммм….

Ну, зачем, зачем позвонила? Зачем? Что легче стало? – Сильно выдохнула, медленно через нос вдохнула, и ещё раз выдохнула, согнувшись вместе с выдохом почти пополам. – Так, возьми себя в руки. Возьми. Себя. В руки. К чёрту это всё… Нужно срочно, прямо сейчас, идти в спортзал и выпустить пар на груше.

Но её прервал телефонный звонок, от которого она чуть не подпрыгнула, а сердце наоборот ухнуло куда-то вниз. – Она перезванивает мне? Не упусти свой шанс, не упусти… – Татьяна схватила телефон.

– Да! – И не давая сказать ей ни слова, затараторила: – Не вешай трубку, только не вешай трубку, я не хотела причинить тебе боль. Извини меня, извини, я всё объясню…

– Еб твою мать, Танич! Ты, блять, с кем говоришь?

Татьяна с ужасом посмотрела на трубку. – Кто это?

– Охуеть с тобой можно, совсем. Это я. А, ты с кем говоришь? – Повисла пауза, во время которой невидимые собеседницы переваривали услышанное. – Пиздюлей опять кому-то навешала? – Пауза затягивалась. – Ну давай, включайся, это я Савченко. Ау, ты там?

– Валька, ты что ли?

– Да, блять, – Я. Кто же ещё? И я звоню по делу. Не перебивай. На твоего Рыкова, только что, было совершено покушение, неудачное правда. Ранен кто-то из охраны. Сам живой, но вокруг него стало жарко. Тебе нужно срочно съёбывать оттуда. Поняла? Где ты сейчас?

– Дома. Постой, что значит покушение, кто ранен?

– Ну, хуй его знает, кто там ранен. Какая, блять разница? Ты продолжаешь на него работать?

– Да, я расследую убийство его дочери, и тут есть продвижение, скорее всего она стала жертвой серийного убийцы.

– Ты меня не слышишь что ли? Какая на хуй дочь? Какой нахуй серийный убийца? Съёбывать тебе нужно от него. Поняла?

– В городе орудует серийный убийца. У меня на руках пять одинаковых смертей за два года.

– Ну и хули? Знаешь сколько серийных убийств сейчас в розыске?

– Нет.

– А я знаю. В 2005 году у нас было 167, в 2006-м 199, а только за первое полугодие этого года что-то около ста серийных убийств. И что? Эти убийства никуда не денутся, они были есть и будут, а вот Рыков полез в бутылку и добром это, блять, точно не кончится. Бросай нахуй всё и съёбывай. И лучше бы куда-нибудь за кордон на месяц-другой. Если нужны деньги я дам. Поняла?

– Поняла, я подумаю.

– Ну вообще пиздец какой-то – думать она будет. Тебе бОшку завтра отстрелят, и думать будет нечем. Я тебя сейчас арестую к ебеням, и вместо песочка посидишь, блять, на нарах, похлебаешь баланду. Не курорт, сука, конечно, зато целая останешься.

– Я поняла серьёзность момента, и буду осторожнее… Но расследование продолжу. – Тон исключал дискуссию.

– Всё, блять – легавая взяла след. Теперь не оттащишь… Дура ты долбанутая, хотя постой. Что значит серийный убийца? А зачем же он наркоконтроль трясёт? Я думала из-за дочери. Он знает о твоей версии?

– Нет ещё.

– Ну что ж ты, блять, тянешь-то? Там война началась, а она тянет. Срочно звони ему, может уймётся…

И дала отбой.

«Да, нужно позвонить, пока они там друг друга не перебили. А кому? Андрею, наверное. А вдруг это он ранен? Чёрт, не хотелось бы, хороший парень, но по системе подлости хорошим-то как раз и не везёт на ранения».

Татьяна нашла в телефоне номер помощника Рыкова и нажала вызов. В трубке послышались гудки. – Ну давай, бери, бери.

– Да, Татьяна.

– Слава богу.

– Что слава богу?

– Значит, не вас ранили?

– Ого, откуда вы знаете?

– О покушении? – Татьяна прикусила язык. «Чёрт, а ведь правда, откуда я знаю?» – Да, об этом вся Москва уже, небось знает…

– Это вряд ли, мы приняли меры, чтобы не знала, ни Москва, ни кто-то ещё. А у вас, получается, очень хорошие связи на самом верху.

– Не тяните Андрей, свои связи я вам всё равно не сдам, отвечайте толком – Не вас ранили?

– Нет, не меня.

– Ну и хорошо. А у меня есть новости по делу – Анна, скорее всего, стала жертвой серийного убийцы. Я нашла ещё четыре очень похожие смерти, две в этом году и две в прошлом. Могу приехать и рассказать. А звоню вам, чтобы вы попридержали коней в разборках с наркоконтролем.

– Ого, Вы и это знаете? Подождите, я спрошу у Петра Иваныча, когда он сможет с вами встретиться, и перезвоню. – И нажал отбой.

Татьяна смотрела на телефон, а в голове крутилась мысль о серьёзной ошибке. – «Зря я сказала, что знаю об их разборках, сейчас начнут перемывать кости – не работаю ли я уже на наркоконтроль…»

Кабинет Рыкова

– Откуда она знает о покушении? Какие мысли? Мы слушаем её телефон?

– Нет, не слушаем, но я уже посмотрел звонки за сегодняшний день. У не

ё было несколько бытовых разговоров, один раз она звонила в США, в Калифорнию, но там не взяли трубку

и был один звонок засекреченный. Ни прослушать, ни отследить, откуда он невозможно. Это значит, что у неё есть информатор, либо в нашей конторе, либо в ФСО.

– И что это значит? Она сейчас нам подкидывает версию о серийном убийце почему? Потому что это так и есть? Или её попросили это сделать, чтобы погасить наши разборки с наркоконтролем?

– Уверенным быть нельзя ни в чём, но мне кажется, она действительно что-то нашла. Давайте послушаем её, туфту сразу увидим.

– Согласен, давай вызывай её, а лучше пошли за ней машину и привези на арбатскую «кукушку».

– Хорошо, только я сам съезжу, незачем пугать её раньше времени.

– Давай.

Андрей вышел из кабинета и набрал номер Танич. – Татьяна Николаевна, это Андрей. Шеф готов встретиться с вами прямо сейчас. Из-за недавних событий, встреча будет проходить на конспиративной квартире, поэтому я сейчас приеду за вами и доставлю в нужное место.

– Хорошо.

Через час на конспиративной квартире. Танич.

«Сидят, смотрят как на допросе, Андрей за всю дорогу слова не сказал. Всё понятно, я у них под подозрением. Может правда послать их? Права была Валя, пошли они в жопу со своими разборками. Расскажу им сейчас всё что нарыла, и пошлю на хер.» – Поджала губы. Твёрдо посмотрела на Рыкова и Андрея, и решила. – «Так и сделаю».

– Нужные нам материалы, нашли в «Институте Сербского», эта статистика есть только в минздраве. Так как смерти не квалифицируются, как убийства или самоубийства, то они и не попадают в статистику МВД. А так как и диагноза на них нет, то Минздрав придумал мутную формулировку для своих отчётов – «Неточно обозначенные состояния». И таких смертей в год аж 28, проанализировав их все, сходу обнаружилось четыре случая с идентичными параметрами. Сейчас я вам их прочитаю и вы поймёте о чём речь.

1. Петрова Вероника Сергеевна 1989 года рождения (18 лет), найдена мёртвой в бассейне фитнес клуба «SWIM&GYM», её обнаружили сидящей в кресле в позе отдыхающего человека. Вскрытие ничего не выявило, ни внешних, ни внутренних повреждений.