Текст книги "Шаман-гора (СИ)"

Автор книги: Константин Кураленя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я перезарядил винтовку и прислушался. После наших выстрелов в лесу наступила такая тишина, что перестали щебетать даже птицы. Казалось, что всё живое замерло в ожидании окончательного завершения перестрелки.

«Метко стреляют, сволочи», – подумал я, ощупывая царапину от пули. Гимнастёрка в этом месте уже успела пропитаться кровью.

И тут у меня в висках застучали невидимые молоточки. Они предупреждали о какой-то опасности, проистекавшей справа от меня. Не дожидаясь развязки, я покатился в сторону предполагаемой угрозы. Интуиция, в который раз, спасла мою жизнь. Там, где я недавно лежал, затрясла оперением воткнувшаяся в землю стрела, а я, выкатившись на открытое пространство, увидел и самого стрелка. Он торопливо настраивал на тетиву следующую стрелу. Расстояние между нами было метров десять-двенадцать.

Я даже разглядел злобный оскал на его лице, когда он стал поднимать лук. Ну, уж этой-то радости я ему предоставить не мог и, действуя его же индейскими методами, от плеча, швырнул зажатый в руке нож. Хорошо сбалансированное оружие, прорвав незащищённую плоть, легко вошло в горло врага. Из-под лезвия фонтаном брызнула кровь. Хунхуз выпустил из рук лук и поднёс их к горлу. Освобождённая стрела, легонько тренькнув, ушла в свободный полёт. Ей так и не удалось напиться свежей крови, а лишённое жизни тело хунхуза беспомощно завалилось навзничь.

Маньчжурский джентльмен удачи закончил свои дни от руки ещё не родившегося человека.

Я вновь прислушался к окружающей тишине: вокруг всё было тихо и спокойно. Это был последний из воинствующих индейцев – почему-то с уверенностью подумалось мне. И я, не опасаясь выстрелов, решительно поднялся на ноги.

Из кустов, куда стрелял Степан, доносились жалобные стоны.

«Вот и «язык» образовался», – удовлетворённо подумал я.

– Мишка! Ляг, дурачок! – предостерёг меня Степан.

Я проигнорировал его выкрик и, легкомысленно помахав рукой, направился к поверженному мною хунхузу. Наклонившись над распростёртым на земле телом, я извлёк из его горла свой нож и обтёр кровь о рубаху убитого.

Видя, что никто не пытается меня убить, Степан выбрался из своего укрытия и направился к раненому противнику.

– Только не убивай его, – крикнул я вслед. – Сначала допросим.

А сам с удивлением стал разглядывать торчащий из-за пояса убитого револьвер. Револьвер был внушительных размеров и полностью соответствовал всем параметрам револьверов в вестернах с участием Гойко Митича^[12].

Я выдернул оружие из-за пояса убитого и поднёс к глазам. На стволе рядом с барабаном на английском языке была выбита надпись «Кольт драгун 1852». Судя по всему, это было название и год выпуска револьвера.

«Так вот ты какой, тот самый легендарный кольт, который уравнял шансы сильных и слабых», – думал я, разглядывая оружие.

Кстати, а почему хунхуз не воспользовался револьвером? Я заглянул в барабан. Все патроны были на месте. Тем более странно.

А может, он не хотел себя обнаруживать раньше времени? Ведь оставался ещё Степан. Да, скорее всего так оно и было. Но парню просто не повезло. Я оказался проворнее.

Засунув револьвер себе за ремень, я присел рядом с трупом и обшарил торбу, которая висела у него на боку. Мои поиски увенчались успехом. Из торбы был извлечён кусок рисовой лепёшки и суконный мешочек с патронами и капсюлями к револьверу.

Отправляясь в погоню, мы со Степаном совершенно забыли о пище, и теперь голод всё настойчивей давал о себе знать. После произведённого обыска я направился к Степану. В кустах слышалась какая-то возня и злобные матюки казака.

– Что, сучий потрох, отвоевался? А ну давай, выползай!

Затем из кустов вылетело длинноствольное ружьё неизвестной конструкции, а следом за ним Степан за шиворот вытащил слабо упирающегося вояку.

Узкоглазый худосочный хунхуз жалобно поскуливал и всем своим видом старался показать, как ему больно. Но Степану страдания китайца были «по барабану». Более того, он намеренно пнул его в раненое плечо. Раненый взвыл.

– Ну, что, сучонок, давай выкладай всё об своих друзьях-бандитах, – зверски глядя в глаза пленному, прошипел он, после чего, к моему великому удивлению, свой вопрос повторил на незнакомом мне языке.

Подранок-хунхуз, постоянно вытирая рукавом текущие из носа зелёные пузыри, что-то быстро и жалобно проклёкотал в ответ.

– Говорит, что случайно на нас наткнулись. Хотели ружьишками нашими разжиться, – повернувшись ко мне, перевёл Степан.

– Врёт, сволочь. Спроси его о девчонках, – сказал я, вглядываясь в глаза пленного.

Степан вновь что-то проговорил хунхузу. Глаза того затравленно забегали, пытаясь найти убежище от моего взгляда. Но не тут-то было.

– Говори, сука! – рявкнул я и, подтверждая серьёзность своих намерений, наступил грязным сапогом ему на шею и слегка придавил.

Правой рукой я достал из-за ремня наган и, глядя в глаза бандиту, медленно взвёл курок, при этом ствол поменявшего своего хозяина револьвера смотрел в лоб «языка». Неизвестно, что для допрашиваемого было страшнее – наши многообещающие взгляды или раскачивающийся перед носом ствол.

Такой допрос называется «интенсивный метод обработки», когда при отсутствии должного количества времени необходимо поиметь максимально эффективный результат. И флибустьер сухопутных просторов «поплыл». Наверное, ему очень хотелось жить, хотя бы ещё немного, пока он будет отвечать на вопросы, пусть ценой каждой прожитой минуты будет жизнь его бывших товарищей.

Степан кое-как успевал переводить его захлёбывающийся клёкот.

– Да, он говорит, что они из банды головореза Ю Тайм Синга.

А его самого зовут Чен. Когда вчера на Амуре разыгрался шторм, они вышли на берег реки в надежде на удачу. Предчувствие не обмануло их предводителя. Они увидели, как плоты русских переселенцев стали искать укрытие от шторма на их стороне. Они терпеливо дождались, когда лагерь уснёт, и совершили набег. Синг сказал, что по такой погоде ни один русский не выйдет на их след.

Они успели захватить пять русских баб и оружие часовых. Чтобы уйти незамеченными, они больше не стали ничего брать. Поначалу им казалось, что всё складывается удачно, но несколько часов назад старый волк Синг стал чуять неладное. Русские бабы стали совершенной обузой. Если в начале пути они ещё как-то реагировали на пинки и затрещины, то сейчас совершенно выбились из сил. И поторопить их уже не было никаких возможностей.

– Дак они, суки, брали их с каждой стороны за руки и тащили чуть ли не волоком за собой, пока сами окончательно не выдохлись, – при последних словах Степан с ненавистью пнул китайца в бок.

– Ладно, Стёп, не отвлекайся, – поморщился я. – Спроси у него, сколько их там человек, какое оружие и как далеко они отсюда находятся?

Степан согласно кивнул головой и продолжил: – Он говорит, что нам навстречу Синг послал троих. А там у них ещё девять человек. Вооружены все неплохо. Американские револьверы, русские и бельгийские винтовки. Есть и допотопное оружие, со ствола ещё заряжается. А идти до них примерно около часа, а могёт, и того меньше. Они там лежат словно трупы, кокаинщики хреновы! – выругался Степан.

– Что, наркоманят? – поинтересовался я.

– Ещё как! Нанюхаются опию и лежат как брёвна, – сплюнул в сторону казак.

– Что, прямо сейчас нанюхались?

– Дак нет, сейчас они лежат, отдыхиваются. Дыхалка-то после опия ни к чёрту. Эта зараза всё нутро выедает.

Я молча смотрел на поскуливающего хунхуза.

– А он что, опий не употребляет? Раз сил хватило дойти до нас.

– Говорит, что эти идиоты мало живут, а у него семья и дети.

Ему надо долго прожить. Поэтому он не устал, как остальные.

Да и напарники его были ребята хоть куда. Из лука стреляли, как заправские татары.

Из лука они стреляли, конечно, неплохо. В этом я успел убедиться на собственной шкуре. Но в остальном их внешний вид не внушал серьёзных опасений. Все они выглядели заморенными доходягами из немецких лагерей.

– Это хорошо, что он надеется долго прожить. Значит, и нам поможет. Скажи ему, что если он поможет нам вернуть девушек, то останется жить, – сказал я задумчиво. В моей голове потихоньку складывался план освобождения невольниц. В первую очередь надо перевязать пленного, пока он не зашёлся кровью.

Возможно, что с его помощью мы сумеем выйти победителями из решающей схватки.

Перевязав хунхуза, мы отправились посмотреть на стрелка, который первым начал боевые действия. Если бы мы не проснулись в течение последующих пяти минут, то не проснулись бы вообще.

Эти молодчики без единого выстрела перерезали бы нам глотки и вернулись назад, чтобы набираться сил для потехи с пленницами. Но в этом раунде повезло нам.

Стрелок висел, застряв туловищем между молодых ветвей берёзки и ёлки. Мой слепой выстрел, более чем на «отлично», поразил живую мишень. В его лбу красовалось аккуратное, с запёкшейся кровью по краям, отверстие.

Степан уважительно покачал головой.

– Случайность, – я пожал плечами.

– Ну-ну, – пробормотал казак и вытянул у трупа из-за пазухи такой же револьвер, как и мой.

В торбе у неудачника, так же как и у обысканного мною хунхуза, находился кусок лепёшки и запас револьверных патронов.

– Словно братья, – прокомментировал я находку. – Одинаково из лука стреляют, одно и то же жрут и барахло одинаковое.

– Токмо смерть разную приняли, – разглядывая рану от ножа на шее у второго бандита, вымолвил Степан.

– Один от пули, другой от ножа. А какая на хрен разница, чем тебя на тот свет сподобятся отправить, – выругался я.

– Дак случайность, говоришь? – Степан посмотрел на меня, словно только сейчас впервые увидел. – Что-то мне в такие случаи не верится. Я сам ножи метать горазд, но тут, скажу тебе, знатная работа.

– Ладно, Стёпа, хватит рассусоливать, пора двигать, – прервал я его размышления.

Поглядев на древний карамультук раненого хунхуза, Степан пренебрежительно отбросил его в сторону.

– Это не оружие, – процедил он.

Я был с ним полностью согласен. Мы поспешно употребили трофейный провиант и тронулись в путь. Перед дорогой мы связали подлеченному пленнику руки, после чего я перерезал резинку на его шароварах. Глядя на мои меры предосторожности, Степан усмехнулся.

– Как ты думаешь, слышали хунхузы наши выстрелы или нет? – поинтересовался я у Степана.

– Конечно, слышали. Если верить нехристю, то тут по прямой версты четыре будет. А то и того меньше. Должно быть слышно, если какая сопка нас не перекрывает.

Когда до предполагаемого лагеря противника оставалось менее километра, мы остановились. Наш пленник, почуяв близость своих товарищей по шайке, заволновался. Я вытащил из ножен свой нож и, приставив его к горлу китайца, слегка придавил. Изпод лезвия мелкими каплями закапала кровь. «Наш друг» моментально успокоился.

– То-то, – прошептал я и, не заботясь о том, понимает ли этот ирокез меня или нет, добавил, – будешь дёргаться, кишки выпущу.

Хунхуз в знак согласия оживлённо замотал головой.

– Так ты, сволочь, оказывается, по-нашему всё понимаешь? – возмутился я. – Ну, погоди у меня, паскуда!

Поняв, что его секрет раскрыт, хунхуз испуганно сжался.

– Ладно, живи пока, – успокоил я его. – Если спросят «кто идёт?», скажешь, что это вы. И не дай тебе Бог что-то сказать неправильно!

И я вновь прижал нож к горлу.

– Не надо, капитана, моя всё будет, как ты говоришь, – наконец-то блеснул познаниями в русском языке представитель самой многочисленной расы на земле.

– А ну-ка постой, – вдруг осенило меня. – Вы там русским девушкам ничего плохого не сделали? Ну, в смысле, – и я, для большей доходчивости, сопроводил свои слова международным жестом, обозначающим интимные отношения.

– Нет, капитана. Русский баба шанго, шибко хорошо. Вкусный баба, но часы, время. Нельзя.

При этих словах узкоглазое лицо азиата расплылось в похотливой ухмылке.

– Жалеешь, козлина, что сладенького попробовать не удалось? – на меня накатила волна злобы.

Я вдруг представил, как Луиза беспомощно извивается в руках этих вонючих скотов, и картина мне очень не понравилась.

– Ты хоть когда-нибудь умываешься, сволочь! Русская баба ему шанго! Её и без твоей сопливой рожи есть кому шанго.

В заключение своей гневной речи я от души врезал любителю сладенького по сопатке. Его челюсти в недоумении клацнули, а сам он беспомощно стёк на землю по стволу близстоящей берёзы. Из предосторожности я заткнул ему рот кляпом и, резко дёрнув за шиворот, поставил на ноги.

«Когда надо будет, вытащу», – подумал я.

– Шевели копытами, чмо! – дал я последнее напутствие пленному и, для большей убедительности, наладил ему под зад коленом.

Дальше мы не шли, а парили, словно бестелесные ангелы.

Вдруг Степан резко присел и предупреждающе поднял руку.

Я схватил китайца за шиворот и уткнул носом в землю.

– По-моему, впереди нас дозор, – прошептал мне Степан, когда я подполз поближе.

– Ты справа, я слева, – ответил я ему.

Степан понятливо кивнул головой и пополз по указанному направлению. Я же, соблюдая все возможные меры предосторожности, стал обходить затаившегося противника слева.

Но перед этим, от греха подальше, я привязал пленного к дереву.

«Как учили, товарищ сержант, всё, как вы учили», – шептал я про себя, словно какое-то магическое заклинание.

Вдруг где-то впереди и справа сорвалась с места и недовольно застрекотала сойка. Я насторожился. Неспроста птичка-то улетела. Не иначе как супостат в засаде поджидает! Вспугнул, наверное, птичку неосторожным движением.

Определив примерное местонахождение цели, я стал шаг за шагом скрадывать двуногую дичь. Что дичь он, а не я, сомнений не возникало. Чтобы оказаться у противника за спиной, я взял круто в лес, а затем вышел в предполагаемую точку рандеву.

Наконец-то в пяти шагах от себя я увидел прильнувшего к дереву хунхуза. Он сидел на корточках спиной ко мне и напряжённо вглядывался в сторону условной тропы. Я вынул нож и, поудобнее перехватив рукоятку, направился к часовому. Мои шаги были до того бесшумны, что их мог слышать разве только Господь Бог.

Во всяком случае, если он их даже и слышал, то басурманину об этом ничего не сказал. И я, благополучно преодолев разделявшее нас расстояние, оказался у него за спиной. А дальше всё как на учебных занятиях по обезвреживанию вражеского часового.

Левая рука зажимает рот и слегка вздёргивает голову противника вверх, а правая при помощи ножа перехватывает горло до самого позвоночника. Такие раны не лечатся. Кровь, при помощи ужасного отверстия, вырвалась на свободу. Теперь её не сдерживали решётки телесной тюрьмы, и она стала обильно перекрашивать окружающую листву в алый цвет. Я осторожно опустил мёртвое тело на землю и поднял глаза. Вот это сюрприз! И как я его проморгал?

В нескольких шагах от меня, в ужасе вытаращив свои раскосые глаза так, что они стали круглыми, на меня смотрел совсем молоденький китайчонок. При этом он шарил рукой по земле, пытаясь поднять винтовку, которая почему-то всё время падала.

Глядя ему прямо в глаза, я поднёс указательный палец левой руки к губам. Но эффект получился совершенно противоположный. Увидев мою красную от крови руку, китайчонок побледнел и попытался крикнуть, даже успел открыть рот. Лучше бы он этого не делал. Расстояние было мизерным для того, чтобы я мог промахнуться. И я не промахнулся. Мой нож, отбросив от лезвия солнечные лучи, вошёл в грудь незадачливого часового. Вероятнее всего, что он попал куда надо, точно в сердце, потому что молодой хунхуз повалился на землю, так и не успев издать предсмертного крика.

Помня о неожиданном сюрпризе, я внимательно огляделся по сторонам. Вокруг было тихо, если не брать в расчёт пернатых обитателей тайги. Они продолжали весело чирикать на разные лады. Проблемы и смертельные страсти двуногих пришельцев их совершенно не волновали.

Я негромко свистнул. Шагах в двадцати от меня раздался ответный свист, а через минуту ко мне подошёл и сам Степан.

– Ну, ты даёшь, – только и смог вымолвить он, глядя на результаты моей работы. – Дак где ты, говоришь, служил?

– В лейб-гвардии десантно-гренадёрском полку.

– А десантно, это как?

– Это диверсии в тылу противника. То бишь партизанская война с причинением врагу наибольшего урона с наименьшими потерями, – выдал я.

– Ну вот, а еще от охфицерства своего отказываешься, – хмыкнул Степан. – Мне таких мудрёных словов ни в жизнь не выговорить.

– Да ладно, проехали, – прервал я казака.

Но не скрою, его похвала была мне приятна.

– Дак ты и на Кавказе, значит, воевал? – не обратил внимания на мои слова Степан.

– Да пришлось немного.

– То-то я и смотрю, что ты выи нехристям режешь, как магометанин какой-то. Небось, там наловчился?

– Не скажу, что мне это нравится, но «духи» действительно любят головы православным отрезать. Скажу больше, у них это самое любимое развлечение в свободное от работы время. Да и на работе то же. Ведь основная их работа – это разбой.

Выслушав мой ответ, Степан удовлетворённо махнул головой и произнёс: – Трохвеи опосля определим, а пока остальных надо порешить.

– Если живы останемся, – поправил я Степана.

– Теперь я в этом не сумлеваюсь.

Отвязав пленного хунхуза, мы тронулись в дальнейший путь.

Полоснув напоследок последними лучами по верхушкам деревьев, дневное светило ушло на покой. За всеми нашими заботами и приключениями не заметили, как пролетел день. Нужно было поторапливаться, а иначе нас ждала вторая прогулка по ночному лесу.

– Если верить «нашему другу», то их там осталось семь человек, – вполголоса произнёс я.

– Небось, управимся с Божьей помощью, – рассудительно ответил Степан.

Где-то неподалёку послышалось журчание воды. Степан поднял руку.

– Если они где-то и устроили привал, то, могёт, на берегу ручья, – произнёс он.

– Логично, – согласился я.

И мы, вновь привязав «языка» к дереву, отправились в разведку.

Предсказания Степана полностью оправдались. На другой стороне небольшого ручейка вольготно расположилось бандформирование маньчжурского пошиба.

Пленницы сидели отдельной группой, спиною друг к дружке.

Их руки, заведённые за спину, были крепко связаны, а кроме того, они были связаны и между собой, что говорило о некотором опыте в обращении хунхузов с живым товаром. Видать не впервой приходилось им воровать людей. Пора ставить точку в их нехорошем бизнесе. Пленниц охранял невысокий китаец в заляпанном грязью халате. Остальные в разных позах сидели и лежали на земле неподалёку от пленниц. Часовой развлекался тем, что, разорвав рубаху на груди Катерины, похотливо лапал её за белые, словно сметана, груди. У девушки не было ни сил, ни свободы действия, чтобы хоть как-то воспрепятствовать поползновениям насильника. Крупные слёзы текли по её грязным щекам, оставляя на них чистые дорожки.

Те из хунхузов, которые не спали, своими азартными выкриками подвигали насильника на более разнузданные действия.

Побелев от ярости, Степан вскинул винтовку. Я понял, что дело принимает нежелательный оборот. Озверевшего казака мне уже не остановить. Остаётся только одно: как можно эффективнее использовать создавшуюся ситуацию. И я без слов вскинул своё оружие, стараясь угадать, кто из шестерых отдыхающих хунхузов более всего подходит на роль предводителя.

Наши выстрелы грохнули почти одновременно.

Первым пал так и не успевший выполнить свои низменные желания хунхуз. Его буквально отбросило на завизжавших в страхе девушек. Мой выстрел также не пропал даром, и, отбросив в сторону ставшие бесполезными винтовки, мы выхватили револьверы и холодное оружие. Я – неизменный нож, а Степан – шашку.

Здесь надо заметить, что в те времена без перезарядки из винтовки можно было сделать только один выстрел. Ещё не был изобретён патрон в том самом виде, в каком мы привыкли его видеть сейчас, хотя и заряжалось уже оружие с казённой части.

Но я не буду больше загружать вас технической стороной вопроса, потому что дальнейшие события развивались с неимоверной быстротой.

Непрерывно паля из револьверов и жутко матерясь, мы выскочили на поляну. Враг пытался отстреливаться, но недолго. Мы просто-напросто не дали ему на это времени. Буквально сразу, как только прозвучали наши выстрелы, ещё два хунхуза пали бездыханными под ноги своих товарищей. Судя по всему, первая пуля сразила их предводителя. Во всяком случае, организовать какую-либо мало-мальскую оборону никто не попытался. Оставшиеся трое успели сделать несколько беспорядочных выстрелов и были безжалостно истреблены.

Покончив с бандитами, мы обратили внимание на девушек.

Видок у них, конечно, был ещё тот. Грязные, оборванные, на осунувшихся лицах ссадины и царапины… И лишь при виде нас их глаза загорелись огнём надежды. Мы выхватили ножи и стали резать путы, стягивающие руки пленниц.

Одна из освобождённых мною девушек беспомощно повалилась на траву. И только тут я заметил, что она мертва. Шальная пуля попала ей прямо в голову. Хоть эта девушка и была мне незнакома, но сам по себе вид погибшей женщины в глубине души вызывает щемящее чувство некой несправедливости. Кроме того, и Луиза сидела белая словно мел, отчаянно прикусив дрожащие губы. На её бедре под платьем набухало красное пятно.

Я, желая ей помочь, одёрнул платье вверх, обнажив при этом её стройные бёдра и часть плоского живота. В глаза мне сразу бросились чёрные завитки волос, укрывавшие самое сокровенное место девушки, и пулевое отверстие, расположенное чуть ниже девичьих прелестей. Из раны медленной струйкой вытекала кровь.

«Это хорошо, – успел подумать я, – кровеносная артерия не задета, и рана сквозная». Дальше мне додумать не пришлось.

Оглушительная пощёчина вернула меня в мир скромных и стеснительных людей.

«Фу ты чёрт! – выругался я про себя. – Ведь наши прабабушки не носили нижнего белья. А я бесстыдно узрел самые потаённые места юного создания. Да она скорее умрёт от потери крови, чем даст мне себя перевязать. А удар-то у девочки неплохо поставлен!» Я быстро вскочил и стянул с себя гимнастёрку, а затем и нижнюю рубаху. В считанные секунды я разорвал её на полоски, наподобие бинтов, и отдал их Катерине.

– Перетяни сначала ногу выше раны, а затем перевяжи, а то твоя сестра кровью истечёт.

Катерина одной рукой пыталась стянуть концы разорванной рубахи, другой взяла у меня бинты.

– Тьфу ты! – плюнул я в сердцах. – Нашли время стыдиться!

– Время не время, а вы отвернитесь, – поставила она условие. – А то не успели из боя выйти, как сразу норовите девушке под юбку заглянуть. А тамотка кто вас знает? Щё у вас на уме?

– Да, пожалуйста.

Я демонстративно повернулся в другую сторону.

– А ты щё лыбися, кобель в лампасах? Ишь, уставился! – услышал я грозный окрик.

– Дак ты же насчёт меня ничего не говорила. Я подумал, можно, – хохотнул Степан.

– Вот погоди, я счас ослобонюсь и покажу тебе «можно».

По всей вероятности эту угрозу Степан воспринял реально, потому что больше спорить не стал, а дисциплинированно повернулся в мою сторону.

– А я уже испугался, что ты, твоё благородие, умом тронулся, – произнёс он совершенно серьёзно.

– С чего это?

– Дак думаю, озверел партизан маненько. Женских ласков ему требуется. Платье стал с девки рвать. С себя исподнее сымать. Не иначе грех сотворить удумал.

– Да пошёл ты, – выругался я в сердцах.

Степан расхохотался и хлопнул меня по плечу.

– Не таи обидов, Михаил. То я так, шутейно. А всё-таки здорово мы их, узкоглазых, прищучили! Знай наших!

Накопившаяся злость требовала выхода, и мы, глядя друг на друга, расхохотались.

– Щё ржёте, мерины в погонах? Всё бы токмо ржать да под юбки к честным девкам лазать, – раздался обличающий голос Катерины. – Лучше спирт у басурманов поищите. Рану обработать бы надоть.

Мы с готовностью поднялись на ноги. И тут я увидел, как один из недобитых хунхузов целится из винтовки в казака. Лишь доли секунды отделяли бытиё от небытия.

«Проморгали, – успел подумать я, – не проверили, все ли враги мертвы».

А моя рука, по прежнему сжимавшая нож, при помощи которого я освобождал пленниц, без замаха, снизу, швырнула его в хунхуза.

Грохнул выстрел. Пуля ушла куда-то вверх. А стрелок, схватившись руками за пробитую шею, повалился в траву. На поляне на миг воцарилась мёртвая тишина.

– Давай остальных проверим, – прервал я затянувшееся молчание.

– Ну, Мишка, родной ты мой! Ты мне теперь всё равно что братка. Девки, вы токмо поглядите на него. Ну зараз покраснел, что красна девица. Вот что значит благородный, – разразился словесным поносом Степан.

– Хватит причитать, давай делом займёмся.

А щёки у меня и вправду горели.

Затем мы проверили остальных бандитов на предмет, не теплится ли ещё в ком жизнь, собрали все их мешки и высыпали содержимое в общую кучу. Там нашёлся и спирт, и еда, и ещё кое-что, на что мы уставились, раскрыв рты. В одном из мешков поблескивал металл жёлтого цвета.

– Золото! – выдохнул Степан. – Никак казну бандитскую взяли. Около пуда будет.

Степан взвесил на руке мешок с опасной находкой.

– Лучше бы нам её оставить, – вслух подумал я. – А вдруг кто ещё про неё знает. Ведь не выпустят. А у нас раненая на руках.

– Да не в жизнь! – воскликнул Степан. – Такая удача раз в жизни выпадает. Это наш законный трохвей. Не пристало казаку добычей разбрасываться. Казак добычей живёт. Так царём-батюшкой с незапамятных времён определено.

– Ладно, ладно. Раздухарился. Казак трохвеем живёт, – передразнил я его. – А с ними что прикажешь делать?

Девушки закончили перевязку и молча наблюдали за нашей словесной перепалкой. Они золота не видели и не понимали, из-за чего весь сыр-бор.

– А это ничего, как-нибудь. Авось не пропадём.

И к Катерине: – А ты бы сестре вовнутрь спиртику дала, а то гляди, она с лица побелела вся.

– Уж мне это ваше авось, – пробормотал я сдаваясь.

И также к Катерине: – Дай Луизе спирта, не жалей. Спиртное помогает кровь восстанавливать. Да и взбодриться ей надо.

– Без ваших подсказок обойдусь. Жалельщики нашлись. Пожалел козёл капусту, – отчего-то взъерепенилась девушка.

– Да хватит тебе уже, – устало махнул я рукой. – Делайте что хотите.

– Кать, дай спирту, – раздался слабый, но решительный голос Луизы.

«Ишь ты, пигалица, никак на выручку мне пришла», – удивился я.

– Да ты щё, Луша, ведь не сдюжишь? Эвто у эвтих кобелей глотки лужёные, они щё хошь выпьют.

– Я тебе сколько раз сказывала? Не называй меня Лушей, Луиза я, – неожиданно забастовала девушка, стрельнув при этом глазами в мою сторону.

– А ты ей с водичкой разбавь, – смирным голосом посоветовал Степан.

Катерина молча подошла к куче припасов и взяла склянку со спиртом. Затем также молча спустилась к ручью и набрала воды, смешала спирт с водой и поставила рядом с Луизой.

– Пей, сестрёнка.

– Дай что-нибудь закушать, – менее решительно произнесла девушка.

Степан с готовностью протянул ей кусок вяленого мяса и рисовую лепёшку.

– А ты не смотри на неё, проклятую, – стал обучать он девушку правильному употреблению спирта. – Воздух из себя выдохни и всю её, гадость такую, зараз в один глоток выпей. А затем водичкой и запей да мясцом закушай. Сразу полегчает.

– Он тебя научит… Слушай его больше, – скорее из своей природной поперечности, чем от злого умысла не удержалась Катерина.

Пресекая лишнее внимание к своей персоне, Луиза решительно опрокинула в себя содержимое жестяной кружки да так и осталась сидеть с открытым ртом. Девушки, не ожидавшие от подруги такой прыти, смотрели на неё широко открытыми глазами.

– Ну что смотрите, задохнётся ведь девчонка, – не выдержал я. – Дайте ей воды.

Я, махнув рукой, подхватил девушку за плечи и поднёс к губам кружку с водой. Луиза сделала несколько судорожных глотков и, доверчиво прижавшись ко мне, закашлялась. Я дал ей ещё немного воды. Так в моих полуобъятиях она просидела несколько минут, затем, словно опомнившись, густо покраснела и одним рывком отодвинулась в сторону.

Наблюдавшие за этой сценой девушки деликатно потупили глаза.

«Наверное, теперь, как истинный джентльмен, я на ней обязан жениться, – подумал я, – или как там у них полагается?

А что? Прелестями её я уже любовался, на глазах у всех обнимался. Осталось только под венец».

– А что, братка, не выпить ли нам по одной с устатку? – нарушил затянувшееся молчание Степан. – И то ведь, такое дело свершили. Иным, разным-протчим, и пятерым не под силу.

– Ну вот, началось, – подбоченилась Катерина.

– Ты, Катерина, поимей уважение. Мы с Михаилом, вдвоём, самое главное мужщинское дело исполнили – своих сестёр от врага лютого оборонили, – напыщенно произнёс Степан.

– Пусть они, Катенька, выпьют, – подала голос Луиза. – А то ведь страшно подумать, что бы с нами сотворили эти изверги.

– Пускай выпьют, Катюша, – поддержала Луизу высокая дородная красавица. – Они ведь нам не только жизнь спасли, а от позора великого избавили.

– Да и нам не грех по рюмашке выпить после всех волнениев, – подала голос четвёртая девушка.

– Ну, стало, так тому и быть, – подвёл итог Степан. – Раз у обчества нет возражениев, быть по сему. Вы тут, девки, на закуску чего-нибудь сгоношите, а мы с Михаилом пойдём для покойной могилку справим. Ночевать, по всему видно, тут придётся.

Все, словно по команде, повернули головы в сторону убитой девушки.

«Да, не повезло девчонке, – подумал я. – И это тогда, когда впереди забрезжила надежда на спасение». – А вслух спросил: – Как звали-то несчастную?

– Евдокея. Евдокея Филиппова, – произнесла дородная девушка. – Мы с ней с одной деревни. Соседями были.

Выбрав из общей кучи вещей по лопате, мы со Степаном отправились копать могилку. Почва была глинистая и насквозь переплетена корнями от деревьев. Управились мы только к сумеркам, после чего завернули тело девушки в одеяло и опустили в яму.

Яма получилась не очень глубокой, но выбирать не приходилось.

– Да упокоится с миром раба Божья Евдокея, – произнёс Степан, стоя на краю могилки. – А как её по батюшке?

– Спиридоновна, – подсказала землячка погибшей.

– Раба Божья Евдокея Спиридоновна Филиппова, – закончил Степан и решительно взялся за лопату.

Девушки со слезами на глазах наблюдали за тем, как мы со Степаном засыпаем покойницу землёй.

– Живое к живым, а мёртвое к праху, – произнёс Степан, бросив последнюю лопату земли и, повернувшись, пошёл прочь.

Я отправился следом за ним.

На импровизированном столе была разложена скудная закуска и стояла четверть разведенного спирта.

– Давайте, девоньки, помянем рабу Божью Евдокею, безвременно принявшую смерть лютую от рук поганых злодеев, – поднял свою кружку Степан.

Выпили не чокаясь, как велит обычай наших предков, и в скорбном молчании принялись за еду.

Но молодость есть молодость. Она не позволяет грусти надолго находить пристанище в закоулках души. Как сказал Степан – «живым живое, а мёртвым мёртвое». Спирт сделал своё дело: и недавние беды и опасности уже не казались такими страшными и непреодолимыми. Я решил познакомиться с двумя новыми девушками.