Текст книги "Владимир Павлович Врасский"

Автор книги: Константин Федюкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

На следующий день, с утра, К. Ф. Рулье, С. А. Усов и Я. А. Борзенков приступили к делу. Так как председатель комиссии уже многое знал о заводе, ему нетрудно было организовать работу так, чтобы не повторять известное, изученное и обследовать самое нужное, самое существенное. Им надо было уложиться в очень короткий срок.

Начали они с осмотра заводского здания, подробно ознакомились с внутренним оборудованием завода и с системой прудов. Так как строительство всего комплекса сооружений на Никольском рыбоводном заводе в то время еще не было закончено, нет надобности сейчас останавливаться на этом сколько-нибудь подробно (описание внутреннего устройства завода и системы прудов будет дано позднее). Здесь мы отметим только, что все, что к тому времени было построено и смонтировано на речке Пестовке, было высоко оценено членами комиссии.

Но больше всего их внимание было приковано к новым научным опытам рыбовода. Они обследовали многие пробы уже оплодотворенной икры, т. е. той икры, опыты над которой были проведены в присутствии академика Бэра и накануне его приезда. «Икра свирской форели, молоки невского лоха» – такие и подобные надписи видели московские гости у бассейнов. Это были опыты гибридизации рыб. Убедившись, что степень оплодотворенности икры очень высокая, члены комиссии определили: «Результат еще небывалый» (Донесение, 1857). Этот вывод относился ко всем опытным скрещиваниям, произведенным в присутствии К. М. Бэра.

По просьбе москвичей Врасский на их глазах проделал опыт искусственного размножения форели. Сначала все отправились к сажалкам, устроенным в пруду у самой плотины. Там рыбовод выловил самку и завернул ее в полотенце, чтобы она не скользила в руках. Ее принесли в помещение и некоторое время держали на столе, прижимая руками. Как сказано в донесении комиссии, «рыба билась и извивалась весьма сильно, но ее крепко держали, прижимая спиною к столу, тем утомили и обессилили...» (Донесение, 1857). После этого самка легко отдала икру, которую взяли от нее в сухую тарелку.

Потом принесли самца, его молоки точно так же слили в сухую глубокую тарелку, часть их разбавили водой и ими тут же облили икру. Минуты через три икру промыли и сложили в специальный сосуд, в так называемый гнездовый ящик. Как отметила комиссия, вся процедура оплодотворения форельей икры длилась не более пяти минут. Неиспользованную часть молок запечатали в сухую пробирку и поставили в холодную воду на более длительное хранение.

Один из самых интересных опытов Владимир Павлович подготовил специально для К. Рулье, С. Усова и Я. Борзенкова. Он решил при них проверить, годится ли для оплодотворения икра уже уснувшей рыбы. Главным стимулом поисков ответа на этот вопрос, как и во многих других случаях, были практические нужды.

Перевозка живой рыбы часто связана с большими трудностями на дальних дорогах. В пути бывает много потерь ценнейшего груза: рыбы-производители гибнут то от недостатка кислорода, то от физических повреждений, то еще по каким-нибудь причинам. Но гибель самки означает ли одновременную гибель ее половых продуктов? Нельзя ли такую икру все-таки пустить в дело, избегая тем самым больших убытков от перевозок?

Чтобы ответить на эти вопросы, Врасский еще до приезда комиссии отправил Матвея Рулева в Петербург с поручением: закупить там икрянок невского лосося, оглушить их на месте и, уложив в ящик, привезти в Никольское сначала по железной дороге, а затем, от станции Валдайской до дома, на лошадях.

К вечеру 11 ноября М. В. Рулев доставил на завод пять огромных рыб. Владимир Павлович тотчас же приступил к искусственному осеменению их икры уже обычным для него сухим способом. Молоки он брал от самцов, выловленных из пруда. Ловить их пришлось в темноте, под дождем и ветром. Работа затянулась надолго, и поэтому часть икры пришлось оставить до утра не обработанной молоками и, следовательно, неоплодотворенной. Как показал опыт, икра недавно уснувших рыб оказалась совершенно жизнеспособной и пригодной для искусственного осеменения. Это была новая важная победа, имеющая значение для научного рыбоводства.

Вечером 12 ноября, накануне отъезда в Москву, члены комиссии собрались в кабинете Владимира Павловича, чтобы по свежим следам, по живым впечатлениям написать отчет о своей поездке в Никольское. В тот вечер и родилось на свет «Донесение членов Комиссии для освидетельствования рыбного завода г. Врасского» – документ, значение которого мы пытались особо подчеркнуть, говоря об источниках. Среди многих мыслей, высказанных авторами в этом документе, хотелось бы выделить следующие.

1. Авторитетная комиссия, состоящая из видных ученых-биологов, высоко оценила личные качества основателя Никольского рыбоводного завода, и прежде всего его эрудицию и бескорыстие, его стремление популяризовать то дело, которому он посвятил себя беззаветно. «Владелец завода, как нельзя лучше знакомый с современным состоянием науки и практики, ничего от нас не скрывая, щедро делился и знанием своим и опытом» (Донесение, 1857).

2. Так же высоко комиссия оценила научные открытия Врасского, имеющие огромную практическую ценность. При этом из всех достижений ученого-рыбовода комиссия особо выделила три: открытие нового метода искусственного осеменения икры; разработку способов сортировки, очистки и инкубации икры; отыскание новых приемов кормления и выращивания молоди рыб. «Практика Никольского завода, – говорится в донесении, – вносит в науку новое приращение, упрочивающее успех в новой отрасли народной промышленности, которая умножает пищу и промысел, в особенности любимый русским народом» (там же).

3. Члены московской комиссии, наконец, дали достойную оценку созданному Врасским рыбоводному заводу, который уже тогда вполне отвечал практическим, производственно-экономическим целям российского рыбоводства. «Если бы, – читаем мы в донесении комиссии, – Никольское заведение не было первым по времени в России, так оно по характеру своему решительно первое не только в России, но и из первых за границею» (Донесение, 1857).

Говоря о признании заслуг В. П. Врасского в научном мире, нельзя не упомянуть о следующих фактах. По отчету комиссии, обследовавшей Никольский рыбоводный завод, Московское общество сельского хозяйства на своем очередном собрании 16 ноября 1857 г. определило: «господина Врасского, в изъявление уважения к его полезным трудам, избрать действительным членом Общества, а заведение его принять под особое покровительство, донеся о том Министерству государственных имуществ и внутренних дел...» (Протокол заседания Моек, общества, 1857).

А когда Общество сельского хозяйства выделило Комитету акклиматизации животных одну золотую медаль для поощрения лучших научных достижений в своей области, члены Комитета единодушно присудили ее Владимиру Павловичу Врасскому. Решение это было утверждено на годичном собрании Общества. Но это не все. Вслед за этим такая же награда русскому рыбоводу пришла из Франции, от Парижского общества акклиматизации. Эта вторая золотая медаль означала, что со второй половины 50-х годов XIX в. началось официальное признание научных и практических успехов Врасского за границей, в мировой науке.

УСТРОЙСТВО ЗАВОДА. СИСТЕМА ПРУДОВ

После отъезда академика К. М. Бэра, проф. К. Ф. Рулье и других членов комиссии, ободренный их поддержкой, Владимир Павлович решил заново перестраивать свой рыбоводный завод. Он хотел расширить само здание завода, улучшить его внутреннее оборудование и создать более широкую и более совершенную систему прудов.

Врасский знал достоинства внутреннего оборудования своего завода, всего того, что находилось в стенах деревянного здания, хотя и здесь не все было доделано. Но он отлично понимал, что система прудов у него пока много беднее, чем в лучших рыбоводных заведениях Западной Европы (в частности, в Гюнингене), и не мог довольствоваться таким положением.

В конце 1857 г. и в следующем, 1858 г. строительные работы в Никольском продолжались довольно интенсивно. Сооружались пруды, совершенствовалось внутреннее оборудование завода. Но к концу этого периода основатель рыбоводного заведения стал все более ощущать недостаток денежных средств. К 1859 г. затраты на строительство составили уже не менее 40 тысяч рублей. Свободных средств у Врасского больше не было. Правда, в это время кое-что давала продажа мальков и оплодотворенной икры. Однако пока это был довольно слабый и ненадежный источник дохода. Поэтому нужда в деньгах грозила не только заводу, но и всему хозяйству.

И все-таки Врасский смело шел на новые затраты, может быть даже в ущерб животноводству и земледельческим работам. Признание его заслуг в ученом мире еще больше придавало ему сил и уверенности в успехе.

Постепенно к концу 50-х годов Никольский рыбоводный завод приобрел тот вид, те очертания, которые он в основном сохранял и в прошлом столетии, и в дореволюционные годы XX в., и в советское время – вплоть до Великой Отечественной войны, когда все заводские постройки были разрушены в результате немецко-фашистской оккупации. Но система прудов сохранила свой облик до наших дней, претерпев лишь некоторые изменения.

Как же выглядел завод – и все основные сооружения при нем – во времена Врасского, в те годы, о которых идет речь? Более или менее подробные сведения об этом дают нам такие литературные источники, как уже упоминавшиеся донесение членов московской комиссии и работа Ф. Судакевича, а также обстоятельная статья К. К. Гильзена, написанная позднее по результатам исследований 1900 г.

Начнем с внешнего вида и с места расположения заводского корпуса. Сравнительно обширное, под железной крышей, приземистое деревянное здание стояло ниже плотины большого Заводского пруда, в искусственно созданной лощине. Чтобы его не затопляло во время половодья, Врасский и его помощники в свое время подняли берег речки сажени на полторы выше обычного уровня пруда. При таком устройстве плотины вода, даже при самом высоком уровне, не заливала берега и не угрожала заводу. В любое время она могла быть отведена по канаве в другой пруд, в сторону от заводского здания. «Плотина чрезвычайно проста, прочна и остроумно придумана», – отметили К. Рулье, С. Усов и Я. Борзенков (Донесение, 1857).

Схема внутреннего устройства завода, которая перепечатана здесь из книги Ф. Судакевича, дает достаточно наглядное представление о целесообразном, глубоко продуманном расположении внутризаводских рыборазводных гидросооружений, о тонкой изобретательности их создателя. Попытаемся более или менее подробно разобраться в этой схеме.

Как видно из рисунка, в глубине здания, поблизости от стены, обращенной к заводскому пруду, находился

Здание Никольского рыбоводного завода в начале XX в. Фот. А. А. Лебединцева.

большой глубокий чан, так называемый «уравнитель» (А). Он был назван так потому, что уровень воды в нем был одинаков с уровнем пруда, который питал его через водопроводную трубу (ж).

Из уравнителя вода распределялась в большой бассейн (Б) и в два фильтра (В), расположенные рядом с уравнителем. Большой бассейн разделялся на три отдела, или сектора, которые стояли на разных уровнях, т. е. один на несколько сантиметров ниже другого. Последовательно протекавшая через них вода создавала своеобразный спокойный каскад. Дно большого бассейна покрывалось нро-мытым песком и некрупными камнями. В нем содержались рыбы-производители, подготовляемые для проведения научных опытов и производственных циклов искусственного

ж

Схема внутреннего устройства Никольского рыбоводного завода. Объяснения в тексте.(По Судакевичу, 1869).

осеменения икры, или же молодые рыбы до их выпуска в пруды.

Из большого бассейна основная часть воды поступала в общую выводную трубу (з), по которой она уже за пределами помещения шла в канаву, а по канаве – в небольшой Ивановский пруд, расположенный ниже заводского здания. Некоторая часть воды из большого бассейна по трубке передавалась в фильтр, находившийся у входа в завод (д). Как и в других фильтрах, вода здесь просачивалась через слои песка и угля, а затем через трубку, проведенную под полом, передавалась в так называемые оплодотворительные баки (е), находившиеся по другую сторону у входа. По-видимому, они располагались на большом столе или же рядом со столом. Само название этих баков говорило о их назначении: здесь в проточной воде находилась икра, предварительно осемененная по методу Врасского, и шел процесс развития зародышей – до выхода личинок рыб.

Из фильтров, находившихся рядом с уравнителем, вода распределялась по малым бассейнам (б), которые попарно располагались в ту и другую сторону от большого бассейна. Протекая по их песчаному дну, вода поступала в общую выводную трубу. Малые бассейны предназначались для содержания в них искусственно выведенной молоди рыб (до высаживания в пруды). В них же при необходимости можно было и помещать искусственно осемененную икру, и держать мелкую, малоценную рыбу, которую скармливали рыбам-производителям.

Во всех четырех углах в заводе стояли печи (г) для отапливания помещения в холодное время года. Вдоль стен, где это было удобнее, располагались узкие шкафы и столики с пробирками, фарфоровыми тарелками, с принадлежностями для записей о проводимых опытах и т. д. А в общем внутреннее устройство завода было очень компактным и удобным для работы.

Не меньше разумной выдумки вложил Врасский и в решение инженерных и архитектурно-планировочных задач при создании системы прудов. В верховье речки Лестовки, в самом ее истоке, у Пестовского озера, он устроил плотину для регулирования притока воды в заводские водоемы. Современники Владимира Павловича отмечали, что сооружение этой плотины – тоже большая удача, плод его усилий и изобретательского ума.

При жизни Врасского самым верхним из прудов, лежащих непосредственно на русле реки, был Каменный, иначе – Каменная плотина.⁴⁰ Недалеко от него в речку

Схема расположения прудов Никольского рыбоводного завода.

1 – Новый пруд; 2 – Каменная плотина; 3 – Заводской пруд; 4 – Первый Карповый пруд; 5 – Второй Карповый пруд; 6 – Ивановский пруд; 7 – Банный пруд; 8 – Мельничный пруд; 9 – Сиговый

пруд; 10 – Язевый пруд.

Пестовку впадал родниковый Церковный ключ, отчего вода в этом пруде была холоднее, чем в других. Форма его продолговатая, с довольно большим треугольным выступом в южную сторону.

Ниже Каменной плотины находился Заводской пруд, самый большой в Никольском. Площадь его составляла свыше 20 000 м⁴¹, средняя глубина водоема —1.5 м. По своей конфигурации он распадался на две самостоятельные части, соединенные между собою узкой протокой. Нижняя часть, содержавшая основную массу воды, примыкала к заводскому зданию и питала водой все расположенные в нем бассейны и баки. В этом пруде, на дне которого произрастали стрелолист, ряска и другие растения, содержались форели, сиги, стерляди.

Ниже заводского здания был Ивановский пруд, маленький, узкий, с относительно быстрым течением воды. Из растений в нем преобладал хвощ. Следующим вниз по течению речки был Банный пруд, площадью свыше 5000 м⁴¹ и средней глубиной 1.8 м. В нем в изобилии росли рогоз и кувшинка. Дно его было усеяно раковинами моллюсков. В этот пруд высаживались разные рыбы, но главным образом лини, караси.

Ниже всех на русле речки располагался Мельничный пруд площадью в 3640 м⁴¹, неглубокий, с илистым дном. В нем и тогда, и позже содержалась молодь форели. Напором воды из этого пруда обеспечивалась работа мельницы.

Кроме названных пяти основных прудов, на Никольском рыбоводном заводе было построено еще три небольших водоема, которые расположились уже не на русле речки, а в стороне от него. Это были Первый Карповый, Второй Карповый и Сиговый пруды.⁴¹ Названия их также соответствовали назначению. В Карповые пруды вода забиралась из Каменного пруда, а из них отводилась по специально прорытой обводной канаве в Велье-озеро. В Сиговый пруд воду подавал по канавке Заводской, а из Сигового она уходила в Банный.

Более наглядно расположение прудов Никольского завода видно на приведенной схеме. Можно добавить лишь, что все пруды уже в те времена были окаймлены деревь-

Вид на Банный пруд в Никольском. Фот. К. Ф. Федюкина.

ями и кустарниками. Больше всего там березы и ясеня. Рядом с Сиговым прудом, по насыпи, пролегла тенистая аллея, которая вела к новенькой конторке Врасского и дальше – к зданию рыбоводного завода. Здесь, у Сигового пруда, был создан едва ли не самый живописный уголок во всем имении Врасских.

Общая распланировка прудов, их конфигурация, их береговое убранство и в наши дни напоминают о том, что В. П. Врасский думал не только об интересах науки и удобствах производства. Он заботился и о красоте, столь необходимой людям.

РЕЧНАЯ ВАРКА ВРАССКОГО

От Никольского до ближайшей железнодорожной станции, по тогдашним измерениям, было почти 80 верст.⁴²Но совсем рядом расположено озеро Белье. Из него вытекает река Явонь, впадающая в Полу, а Пола – приток полноводной Ловати. При желании можно выйти туда на каком-нибудь легком баркасе, а там уже совсем недалеко до Ильмень-озера. Оттуда, если надо, можно идти по Волхову, по Ладожскому каналу, по Неве – в Петербург, на Финский залив.

Но есть и другой водный путь из лесной валдайской глуши на просторы России. Недалеко от Никольского раскинулось озеро Селигер, извилистое, живописное, богатое. Если начать путь, например, от села Полново-Селигер, то можно на суденышке или на большой шлюпке пройти по протокам и плесам роскошного озера до Осташкова. Или же можно, миновав этот город, по реке Селижаровке выйти на Волгу, а там открыта дорога на Тверь, на Рыбинск и Нижний Новгород, вплоть до Астрахани, до Каспия.

Врасский мечтал о перевозке рыбы на далекие расстояния. Для осуществления этой мечты ему до крайности нужна была легкая барка, в которой можно было бы без существенных потерь перевозить по рекам страны рыб-производителей и молодняк лососей, форелей, сигов, налимов, линей, ряпушек – словом, любой живой рыбы.

Весной 1858 г., оставив важные дела в Никольском, владелец завода отправился на поиски подходящего живорыбного подвижного садка. В Петербурге он исходил все набережные Невы, Фонтанки, побывал на всех Невках, но ничего привлекательного не нашел. Оттуда поехал в военные поселения на Волхов и Ловать, но и там не встретил ни одного доброго садка, пригодного для задуманной цели, для его неотложных промысловых и научных нужд. У берегов российских рек стояли тысячи утлых рыбацких лодок. Были толстобокие, неуклюжие, громоздкие барки. Но все это было не то, что надо.

Врасский вернулся домой с пустыми руками, огорченный своей неудачей в этих поисках. Но и здесь он не сдался на милость судьбы. Он сам задумал сконструировать барку-садок. И тогда в результате напряженной работы появилось на свет новое изобретение. Появилось сначала в виде чертежа на бумаге, а затем – воплощенное в дерево и металл.

Была создана хорошая речная барка, предназначенная для перевозки живой рыбы на далекие расстояния. Это тоже свидетельство яркой одаренности Врасского. Он был юрист, дипломат, сельский хозяин, ихтиолог, основатель научного рыбоводства. Казалось бы, не так уж близка ему инженерная мысль. А он легко, даже с блеском решал технические задачи.

В свое время о садке П. Врасского писали некоторые газеты и журналы. У самого изобретателя эта техническая новинка была отражена в чертежах и пояснениях к ним, сохранившихся в Центральном историческом архиве в Ленинграде, в фонде департамента земледелия.⁴³

Садок Врасского можно представить себе в таком виде. Основу его составляли две узкие барки, скрепленные между собой поперечными и продольными брусьями. Дно и бока их совершенно не пропускали воду. Одна из них составляла правый, а другая – левый борт садка. Они предназначались для того, чтобы удерживать его на плаву и регулировать ватерлинию, т. е. больше или меньше, по усмотрению проводника, погружать садок в воду. Пространство между боковыми барками, заделанное дырчатым днищем, конусной стенкой с носа ir прямой поперечной стенкой с кормы, служило вместилищем для живой рыбы. В совокупности получалась единая речная барка, компактная, очень ходовая, экономичная, пригодная для перевозки живой рыбы на большие расстояния.

Если боковые барки на ходу заполнялись водой, то весь садок давал осадку, рыба оказывалась в свежей проточной воде на достаточной глубине. Так ее можно было перевозить хоть на тысячи верст. А когда в садке не было живой рыбы, то опорожнялись бортовые барки – и вся посудина держалась на поверхности воды, легкая, почти как обычная лодка.

Правда, садок имел отдельные конструктивные недоделки, которые сам изобретатель еще не успел устранить. Но в общем для того времени это была очень хорошая барка, обещавшая рыбоводам и рыбопромышленникам большие выгоды и удобства.

16 июля. 1858 г. Врасский подал прошение о выдаче ему десятилетней привилегии на его изобретение. Этот документ сам по себе довольно примечателен. В нем ярко отразилось стремление Владимира Павловича приносить своими трудами и изобретениями общественную пользу. В данном случае выясняется, что он, создавая барку, исходил не столько из личных побуждений и из потребностей своего завода, сколько из экономических нужд страны. В частности, его толкнули на это большие неудобства, трудности и дороговизна перевозок рыбы, отчего цены на нее взвинчивались и в обеих столицах, и в других городах России.

Главную причину дороговизны живой рыбы Врасский видел в несовершенстве подвижных садков, которые применялись в то время на русских реках и озерах. Их нельзя было буксировать пароходами. Вода в таких садках обменивалась нерегулярно и с большим трудом. Рыба обычно не выдерживала таких условий, часто заболевала или просто задыхалась без кислорода. Чтобы возместить эти огромные потери, неизбежные при такой транспортировке, рыбопромышленники вздували цены на те остатки живой рыбы, которые им все же удавалось доставлять в города.

Но при всей дороговизне качество этого товара, естественно, было невысоким. Как сказано у В. П. Врасского,. «в продажу нередко поступает заболевшая и полусонная рыба, и то по такой дорогой цене, что доступна только более зажиточному классу людей».⁴⁴ Желая устранить эту ненормальность и сделать рыбу доступной для всех потребителей, Владимир Павлович и предложил ввести в рыбопромышленный обиход изобретенную им барку.

В конце июля 1858 г. запрос новгородского рыбовода о выдаче десятилетней привилегии на его техническое изобретение рассматривался в департаменте земледелия Министерства государственных имуществ. Это было первое предварительное обсуждение. А 13 октября вопрос этот был вынесен на заседание Ученого комитета министерства. Здесь обсуждение в общем-то несложной проблемы было обставлено более солидно.

В роскошном собственном доме министерства, у Синего моста, собрались высокие чиновники, представители агрономической науки, знатоки прикладной механики. Ученый Комитет заслушал отзыв академика Н. И. Железнова. Сущность его рассуждений, судя по протокольной записи, сводилась к следующему.

В садке В. П. Врасского рыбе создаются все условия для нормального оораза жизни. Таким способом рыбу можно перевозить совершенно здоровой и без потерь Изобретатель остроумно придумал несложное устройство, с помощью которого в садке регулируется быстрота течения воды и глубина погружения барки. Садок очень-удобно очищать от грязи. В нем легко можно во всякое время проверять количество рыб и следить за их здоровьем. «Нет сомнения, – заключил академик, – что эти обстоятельства будут содействовать впоследствии доставлению к местам сбыта большого количества хороших пород рыбы, к уменьшению ее ценности (т. е. цены, – К. Ф.) и вообще к развитию у нас рыбного промысла... По всем этим причинам нет препятствия к выдаче¹ г. Врасскому просимой им привилегии».⁴⁵

81'

Еще через месяц прошение Врасского рассматривалось на Совете Министерства государственных имуществ. А после этого довольно пухлое «Дело о выдаче привилегии отставному коллежскому секретарю Врасскому» было направлено в Мариинский дворец, в канцелярию Государственного Совета. 16 марта 1859 г. князь А. Ф. Орлов, председатель Государственного Совета, подписал распоряжение, в котором было сказано: «Его Императорское величество мнение Государственного Совета о привилегии коллежскому секретарю Врасскому на садки для перевозки и содержания живой рыбы высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить».⁴⁶ Наконец, Правительствующий Сенат постановил изобретение В. П. Врасского «привести во всеобщую известность», опубликовав в «Сенатских ведомостях».⁴⁷

О чем говорили все эти решения? С одной стороны, они свидетельствовали о том, что к изобретению Врасского было проявлено известное внимание. Занятые люди собирались на заседания, выступали, обсуждали, оценивали оригинальную техническую новинку. Многие из них были истинно заинтересованы в том, чтобы это изобретение получило широкое применение в рыбопромышленности. Нельзя усомниться, например, в добрых намерениях академика Н. И. Железнова. С другой стороны, обсуждая вопрос о выдаче привилегии, высшая государственная бюрократия едва ли выходила за рамки формального выполнения служебного долга.

О безразличии правительственных кругов к интересам изобретателя свидетельствовал и такой факт. Привилегия была выдана на десятилетний срок, причем в тексте ее было оговорено, что она может быть ликвидирована в случае, если изобретение не будет введено в практическое употребление в течение 2^!/г лет. Случилось так, что в дальнейшем Министерство государственных имуществ не оказало Врасскому достаточной поддержки. Его изобретение в сущности не было признано и оценено в рыбоводстве и в рыбной промышленности. Поэтому оно не получило широкого применения, о котором мечтал его создатель и которого оно было достойно. К сожалению, оригинальным садком для пере-

возки живой рыбы пользовался только сам владелец Никольского завода. И поэтому тот же князь Орлов вскоре подписал новое распоряжение, извещавшее о царском повелении аннулировать десятилетнюю привилегию. «После смерти Врасского, – читаем мы у Ф. Судакевича, – барка осталась без употребления» (Судакевич, 1869).

РЫБОВОДНОЕ ТОВАРИЩЕСТВО

Время бежало быстро. События – и радостные, и грустные – сменяли друг друга. 23 мая 1859 г. в Никольском скончался старый помещик Павел Николаевич, а через год с небольшим, 18 июня 1860 г., умерла Александра Николаевна. Похоронив родителей, В. П. Врасский лишился старших советчиков и помощников в хозяйстве. На его плечи теперь легли дополнительные заботы и обязанности. А рыбоводство, которое он с каждым годом развивал все шире, требовало от него всех сил и способностей.

В 1860 г. он предпринял поездку на своей барке в Астрахань, в устье Волги, за стерлядью, волжскими лососями и другими ценными породами рыб. К сожалению, об этой поздке мы знаем очень немного. Известно лишь, что речное путешествие было длительным. В своем садке Врасский увозил волжскую рыбу в Москву, Петербург и к себе на завод. Его помощником на барке, его верным спутником был Матвей Рулев. Вот, пожалуй, и все сведения, сохранившиеся об этой поездке в разрозненных архивных бумагах и печатных изданиях.

Кстати сказать, М. В. Рулев, этот неграмотный крепостной, был замечательным работником. В дни плавания на барке, буксируемой пароходом, он проявил такую заботу о рыбе, о ее сохранности, что Владимир Павлович решил доверить ему все перевозки этого ценного живого груза. По возвращении в Никольское он назначил Рулева постоянным работником завода, освободив его от крепостной зависимости.⁴⁸

83

В 1860 г. число работающих на рыбоводном заводе увеличилось вдвое, если не больше. Григорий Ефимов был назначен старшим надсмотрщиком завода, его помощниками – Рулев и Лебедев. Из Финляндии был приглашен 22-летний Карл-Август Гельстрем, уроженец Гельсингфорса, познакомившийся с рыбоводством еще на своей озерной родине. Ему был поручен присмотр за внутренним оборудованием и внутренним содержанием завода.⁴⁹

Несколько позднее на должность надсмотрщика, а затем рыбовода Врасский принял А. В. Ирашина, добросовестнейшего молодого гидробиолога. Александр Васильевич оставил очень заметный след в истории Никольского рыбоводного завода, в изучении озер Валдайской возвышенности.

Вообще говоря, к началу 60-х годов прошлого столетия Никольский завод превратился в основной научный центр рыбоводства и озероведения в России. Как свидетельствует А. А. Лебединцев, увеличить на заводе число сотрудников и практикантов, научить их любить рыбоводство было сокровенной мечтой Владимира Павловича Врасского.

Развертывать научную работу, однако, мешал трудно преодолимый барьер – частное дворянско-феодальное владение озерами. Когда-то император Петр I, ограждая морские промыслы от монопольных притязаний, повелел: «... воды морские, даже при местах, действительно заселенных, частному владению подлежать не могут, но должны оставаться в общем и свободном для всех пользовании».⁵⁰

К несчастью, такого указа не было в отношении пользования богатствами озер. И Врасскому пришлось арендовать водоемы у местных землевладельцев, дополнительно затрачивая на это средства, в которых у него и без того была крайняя нужда.

Сначала он у своей тетушки, помещицы П. Н. Жеребцовой, заарендовал озеро Пестовское, не очень большое, но с хорошей свежей водой, богатое планктоном, вполне пригодное для целей искусственного рыбоводства, – заарендовал на сравнительно сносных условиях. Труднее досталась аренда озер Велье и Валдайское. Большие размеры этих водоемов не могли не ударить чувствительно по карману арендатора. Особенно это относилось к Валдайскому озеру, очень обширному и к тому же лежащему рядом с уездным городом. Это последнее обстоятельство неизбежно увеличивало арендную плату.

И все-таки все эти озера были арендованы и составили водные угодия Никольского завода. Врасский получил возможность в широких масштабах заселять рыбой эти превосходные водоемы, изучать гидробиологические условия выращивания рыбы. Наука получила богатейшую материальную базу. Озера Валдая становились обширной лабораторией под открытым небом. Но аренда озер и заселение их ценными породами рыб еще в большей степени преследовали практические цели: давали возможность увеличивать производство ценных пищевых продуктов, столь необходимых в продовольственном балансе России. Теперь уже не в мечтах, а на деле Владимир Павлович осуществлял свои же слова: «Из озер мы будем черпать золото ковшами» (Гримм, 1921). Врасский заселял рыбьей молодью озера Валдайской возвышенности, зная, что через некоторое время это может принести огромные богатства.