Текст книги "Владимир Павлович Врасский"

Автор книги: Константин Федюкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Для Врасского это была новая находка. Она была тем более приятна, что в ту осень в Никольское пришла

первая удача: в цинковых аппаратах с водой появились личинки форели. Их вывелось немного – всего десятка три-четыре из тех тысяч икринок, которые были помещены в сосуды. Но все-таки появились на свет живые существа. Через несколько дней личинки превратились в мальков, которые стали расти, развиваться. И это было радостным событием для рыбовода.

С тех пор Владимир Павлович, быть может, дольше обычного стал задерживаться в помещении, подсаживаясь к металлическому ящику и наблюдая за жизнью мальков. Он бросал в воду мелкие крошки рубленого мяса и смотрел, как форельки мгновенно ловят их в воде. И вот что было замечено: мальки хватали корм только тогда, когда он, оседая на дно, двигался в воде. Как только движение мясных крошек прекращалось, мальки пе дотрагивались до них, совершенно не брали корм со дна. Врасский в те дни не знал, что такое поведение могло обернуться против самих рыбок.

Так оно и случилось. Вслед за первой радостью к молодому новгородскому рыбоводу опять пришли огорчения. Началось это с гибели одной выведенной им маленькой форели, которая задохлась в тесной посудине.

Казалось бы, что за беда, если заснул один малек? В природе их гибнет бесчисленное множество. Но ведь если хорошенько разобраться, то и те мальки, что гибнут миллионами, жалости достойны; здесь же погибло подопытное существо. Эта переставшая дышать молодая форель отнимала у Врасского какую-то долю надежды. Она заставляла начинающего ихтиолога недоумевать: отчего это могло случиться? И не грозит ли такая опасность остальным малькам?

Оказалось, что угроза была реальна и серьезна. Вскоре в цинковом ящике подохла вторая форелька и третья... Но Врасский, судя по его запискам, в тот раз не поддался тревогам и отчаянию. Он верил, что произошла ошибка, которую можно как-то исправить. Думал, что мальки скорее всего задохлись от недостатка кислорода. Поэтому крепостным людям, помогавшим рыбоводу, было поручено более часто и тщательно освежать воду. А сам экспериментатор еще пристальнее стал наблюдать за мальками. Он опять, как вчера и как неделю тому назад, бросал им мелкие кусочки говяжьего мяса. И по-прежнему удивлялся тому, как проворно и ловко хватали они пищу, пока она падала на дно.

Постепенно рыбоводу становилось ясно, что малькам форелей недоставало пищи, потому что при всей их проворности они не успевали схватывать и десятой доли крошек, которые им бросали. Рубленое мясо оседало на дно, загнивало и портило воду. Молодь оказывалась в мутной бескислородной среде – и погибала. Если очень часто меняли воду, то рыбки сильно беспокоились, плохо переносили температурные колебания – и тоже гибли. Как сообщал сам рыбовод, в апреле 1855 г. у него заснула последняя форелька.

Этот новый провал, в добавление к прежним неудачам, вообще мог отбить охоту заниматься подобными экспериментами. Но, как уже было сказано, этого не произошло, потому что велик был энтузиазм молодого рыбовода, а кроме того, уже была одна удача – мальки форели все-таки вывелись искусственным путем! Первая удача, несмотря ни на что, подогревала веру в успех начатого дела. Надо сказать, Врасский понимал, что разводить искусственно форель довольно хлопотно, но зато интересно и экономически выгодно. Поэтому его выбор пал прежде всего на эту очень ценную породу рыб.

Пережив потерю своих первых питомцев, Врасский из собственных промахов и просчетов извлек для себя некоторые важные уроки. Во-первых, он понял, что нельзя или по крайней мере не стоит кормить только что народившихся мальков рубленым мясом, как рекомендовали все заграничные руководства. Во-вторых, он теперь уже окончательно убедился, что через дремучий лес непознанного нельзя идти только по следам вожаков, не делая попыток проложить собственную тропу. И в-третьих, он теперь твердо знал, что надо скорее кончать с кустарщиной, – в науке она плохой помощник.

Главное было в глубоком понимании того, что в науке путь копииста порочен, что надо выходить на дорогу исканий. И ученый выходил на эту свою дорогу, где его ждали замечательные открытия, новые трудности и новые надежды.

Если не считать душевных тревог самого Владимира Павловича, остальные обитатели Никольского жили в общем-то тихой провинциальной жизнью. Но земледельческие и особенно рыбоводные новшества хозяина усадьбы все же меняли и труд, и быт людей. Кроме того, здешняя жизнь менялась под влиянием событий, происходящих в стране. Газеты и молва приносили в Никольское много вестей о волнениях крестьян, о «смутьянах» из разночинцев, о возможных правительственных реформах, о событиях на фронте... Шла Крымская война, в которой, словно в болоте, застряла технически отсталая Россия.

Прочитывая газеты и письма друзей, Врасский узнавал и о провалах военной кампании, и о геройстве русского воинства на полях сражений. Как знать, может быть, в то время он истинно жалел, что по окончании университета отказался от государственной службы. Он мог бы поступить на военную службу, как некоторые его университетские товарищи и друзья.

Судя по некоторым данным, в то время у В. П. Врасского были натянутые отношения с родителями. Они терпимо и даже сочувственно отнеслись к нововведениям старшего сына в области земледелия и животноводства, хотя и не были довольны его столь ранним уходом в отставку от государственной службы. Однако задуманное им строительство рыборазводного заведения грозило им неприятностями, даже разорением, пугало их неизвестностью.

Но какие бы думы ни навевала война и что бы ни говорили родители, Врасский уже не мог отказаться от избранного пути.

Как уже было сказано, осенью 1854 г. он задумал на речке Пестовке соорудить пруд, а рядом с ним построить небольшой дом для разведения рыбы. Но тогда это был только замысел. А само строительство пруда и домика началось уже в следующем, 1855 г. В новом доме рыбовод предполагал устроить настоящие бассейны с проточной водой. Все строительство он спланировал сам, по своему разумению, – правда, пользуясь описаниями Гюнингенского завода во Франции.

На Валдайской возвышенности, как известно, хвойные леса чередуются с возделанными полями. Но почвы там глинисты и малоурожайны. Большие площади земли заболочены. Следовательно, в XIX в., с его отсталой агротехникой, там были трудные условия для земледелия. Зато на Валдае много озер и рек. Озера, как правило, глубокие и с прозрачной водой. Реки хотя и некрупные, но в большинстве с прозрачной и холодной водой, пригодные для разведения ценных пород рыб. Здесь были прекрасные условия для развития рыбоводства и рыболовства. Едва ли не самыми лучшими эти условия оказались в Никольском, расположенном между двумя превосходными озерами – Белье и Пестовским, – которые соединены между собой речкой Пестовкой. Оно, Никольское, словно самой природой было предназначено для того, чтобы стать началом и центром рыбоводства в России.

Строительство рыборазводного заведения продвигалось вперед, хотя рабочих рук в распоряжении Врасского было немного. Впрочем, к этому времени у Владимира Павловича уже были постоянные и надежные помощники. Прежде всего – Григорий Ефимов, крестьянин из Весьегонского уезда Тверской губернии, получивший от своего помещика вольную, как об этом можно узнать из прошения И. К. Решеткина в департамент сельского хозяйства о награждении некоторых служителей Никольского рыбного завода.¹ Это был очень смышленый человек (хотя и неграмотный), 31 года от роду. Врасский пригласил его к себе специально для участия в разведении рыбы. Ефимов вместе с семьей переехал в Никольское и стал работать рука об руку с создателем завода. Позднее он занял должность надсмотрщика в Никольском рыбоводном заводе и был награжден медалью за безупречную и полезную службу, не говоря уже о денежных поощрениях.^{23 24} Жаль, что имя этого человека до сих пор почти не упоминалось в печатных изданиях, а если и упоминалось иногда, то в искаженном виде: в одной статье Н. Пушкарева он почему-то назван Григорием Ефимовичем Рыбкиным (Пушкарев, 1905).

В помощь Григорию Ефимову был дан дворовый человек, семнадцатилетний парень Карп Лебедев. В сооружении плотины будущего пруда участвовали также другие мужики, молодые женщины из крепостных, ребята-подростки. Сам Врасский не только руководил строительством, но и принимал живое участие в плотницких и земляных работах. Он спешил. Ему хотелось как можно быстрее оборудовать в новом доме бассейны, провести к ним по трубам воду.

Но тогда, в 1855 г. пустить в дело новый завод по-настоящему не удалось. Строителей подвел водопровод. Когда его закончили и стали испытывать, вода не пошла по трубам. Владимир Павлович – сам и архитектор, и плотник, и водопроводчик – понял, что допустил какие-то просчеты, ошибся в чем-то по неопытности. Пришлось повременить с бассейнами и опять прибегнуть к цинковым ящикам.

Новое здание завода тогда было использовано лишь отчасти. Туда перенесли старые цинковые ящики, и осенью 1855 г. Врасский заложил в них оплодотворенную икру форели. На этот раз он проводил опыт над гатчинской форелью, крупной и очень выгодной в рыбопромышленном отношении.

Правда, в способ искусственного осеменения икры он пока не вносил никаких существенных изменений: по-прежнему все делал в основном так, как его научили книги французских и немецких рыбоводов. И результаты были такие же, как за границей, – не лучше: из тысяч икринок вывелись только десятки личинок рыб.

Но все же теперь у него были и свои, новые, самостоятельные находки. К этому времени он кое-что узнал в области эмбриологии, сделав для себя правилом длительные наблюдения за развитием икры и зародышей. При этом он пользовался микроскопом, – правда, обыкновенным школьным, довольно несовершенным, – а результаты своих наблюдений стал систематически записывать в специально заведенный журнал. И еще одно новшество применил рыбовод: мальков он начал кормить не рубленым мясом, как рекомендовали книги, а живыми насекомыми, мелкими червячками, циклопами, которых можно было легко наловить в пруду или в озере. И мальки на этот раз не подохли, выжили все до единого. Эта находка корма в самой природе имела важное значение. Без преувеличения можно сказать, что это был существенный успех в науке и практике искусственного рыбоводства.

Разумеется, на строительство нового рыбоводного завода, на добывание рыб-производителей, на эксперименты с икрой и молоками, на поиски и заготовку живого корма – на все это нужно было время. И Врасскому все меньше приходилось вникать в хозяйство, реже бывать на конюшне, куда он любил приходить раньше. Земледельческие нововведения, как это можно видеть из работы проф. М. И. Тихого, постепенно отходили у него на второй план. Н. Пушкарев считал даже, что Врасский ради научного рыбоводства вообще оставил сельское хозяйство. Но, очевидно, это не так. Он не оставлял забот о ведении помещичьего хозяйства, которое принял от родителей, однако на это у него оставалось очень мало времени. Весь свой ум, физические силы и почти все денежные средства он вкладывал в новое дело – искусственное рыбоводство.

Долгие часы Владимир Павлович проводил у молоди рыб. Резвые молодые форели радовали его: они росли очень быстро, прожили в помещении всю зиму. А весной пришла пора выпускать их в пруд. Двадцать более чем полугодовых форелей Врасский оставил у себя в домике, в бассейне, для наблюдений за ними, над их ростом и развитием сравнительно с теми, которые будут обитать в большом водоеме. Остальных выпустили в пруд, на волю.

На этот раз надежды рыбовода оправдались полностью: «Они у меня и теперь живут, совершенно здоровы и значительно выросли» (Извлечение из переписки,1859). Это, правда, было сказано о тех форелях, которых он оставил под своим наблюдением, под крышей дома. Но столь же быстро, если не еще быстрее, росли и те, которых высадили в пруд. Из этого рыбовод заключил, что пруд его богат кормами. Это открывало большие перспективы. Теперь-то отступать от цели было просто невозможно, хотя Врасский и до этого не думал и не хотел отступать.

И он с новой энергией продолжал начатое дело. В первую очередь спешил перестроить водопровод, без которого уже нельзя было обойтись. Без него не существовало бы завода. Опять люди копали землю, по-новому прокладывая трубы. В напряженном труде прошла зима, прошло следующее лето. В сентябре 1856 г. Владимиру Павловичу удалось, наконец, создать в помещении завода бассейны с проточной водой. Пруд тоже выдержал основательную проверку. Он оказался действительно очень кормным, с хорошей, свежей и прозрачной водой. Все это означало, что рыбоводный завод в Никольском был уже создан в своей основе.

Тут мы опять должны сделать некоторые уточнения. В статье Н. Я. Данилевского было сказано, что основоположник русского рыбоводства «устроил свой завод» в 1856—1857 гг. (Данилевский, 1863). Это неточное свидетельство позднее было принято на веру и повторено в ряде других изданий, в том числе в Большой и Малой Советских Энциклопедиях, а также в «Биографическом словаре деятелей естествознания и техники». Авторы статей, помещенных в этих справочниках, почему-то пренебрегли другими источниками, где время создания Никольского завода обозначено довольно определенно и точно.

В записках самого Врасского можно прочитать такие строчки: «В 1855 году я запрудил пруд и подле него выстроил небольшой дом, с целью устроить в нем... бассейн и провести в него из пруда воду...» (Извлечение из переписки, 1859); «В начале сентября 1856 года мне наконец удались бассейны в комнате; я провел в них из пруда воду, и с тех пор она постоянно протекает в них..» (там же). А дальше Врасский довольно обстоятельно рассказал о своих опытах над различными породами рыб, ни разу не возвращаясь к вопросу о сроках строительства завода. Разве не ясно, что сам основатель завода знал эти сроки лучше, точнее, чем инспектор департамента земледелия? Данилевский мог просто допустить ошибку по невнимательности. Это тем более вероятно, что другие авторы, писавшие о Никольском рыбоводном заводе в XIX в., не шли в этом вопросе за Данилевским. Например, Ф. Судакевич и В. Ласковский называли те же годы и месяцы строительства пруда и заводского здания, что и сам В. П. Врасский. Другое дело, что в последующие годы завод расширялся, совершенствовался, даже капитально перестраивался. Но основан он был в 1855—1856 гг.

В вопросе о времени возникновения Никольского завода в печати допускались смещения и в другую сторону. Так, например, И. В. Кучин в обзоре мероприятий по развитию рыбоводства в Новгородской губернии писал: «Ввиду исполняющегося в 1904 году пятидеся

тилетия Никольского рыбоводного завода, желательно устроить выставку в честь первого русского рыбовода, владельца и устроителя Никольского завода – Владимира Павловича Врасского» (Кучин, 1904). Из этой выдержки видно, что автор обзора относил создание научно-производственного заведения В. П. Врасского к 1854 г. Тут перед нами – явное смешение времени основания завода и времени первых научных опытов его основателя. Свои эксперименты над рыбами Врасский стал проводить действительно в 1854 г., но это вовсе не значит, что вместе с первыми его опытами возник и рыбоводный завод.

О. А. Гримм, видимо, знал историю русского научного рыбоводства лучше большинства своих современников, причастных к написанию этой истории. Поэтому он, редактируя ежегодный сборник «Из Никольского рыбоводного завода», в 1904 г. поместил там прекрасный портрет В. П. Врасского– в честь пятидесятой годовщины его первых опытов, – а в следующем выпуске сборника, за 1905 г., опубликовал свою работу «Обзор деятельности Никольского рыбоводного завода за 50 лет его существования». Эти публикации относительно точно отражают историческую действительность. Следовательно, объективно они тоже поправляют и Н. Данилевского, и И. Кучина, и некоторых других авторов.

«ЭТО НЕ ФАНТАЗИЯ, А ФАКТ!»

В этой главе речь пойдет о главном научном открытии В. П. Врасского. Само это обстоятельство, естественно, требует более подробного изложения как фактического, так и теоретического материала, связанного с именем и деятельностью основоположника научно поставленного рыбоводства.

Работая много и напряженно, Владимир Павлович редко покидал пределы своего родового имения и его ближайших .окрестностей. Но иногда он предпринимал и дальние поездки. Одна такая поездка – в Петербург – состоялась у него в конце октября 1856 г.

Отправляясь в столичный город, он ставил перед собой определенные цели, одна из которых заключалась в следующем: когда ему удалось не только искусственно вывести, но и выходить, вырастить несколько десятков отличных форелей, он задумал приобрести рыб других лососевых пород, над которыми потом можно было бы произвести опыты у себя в Никольском. В своих запис-сках он отмечал, что первая удача придала ему смелости, он решился ехать в Петербург за лососями и привез оттуда 10 кексгольмских лососей. Далее сказано: «Эта удача ободрила меня еще больше и я решился посвятить всю зиму для наблюдения и исследования икры, молок и процесса зарождения и развития зародыша» (Извлечение из переписки, 1859).

В столице новгородский рыбовод встретился с некоторыми членами Вольного экономического общества. Среди них был Ф. А. Веймарн, сравнительно молодой чиновник двора. Он не только делал успехи в государственной службе, но и вел некоторую общественную и научную работу. Выслушав начинающего рыбовода, Веймарн очень благосклонно отнесся к его смелым начинаниям и пожелал ему успеха.

В то время Владимиру Павловичу, конечно, было известно, что в России тоже начал пробуждаться интерес к искусственному разведению рыбы. Но в Петербурге на этот раз он узнал больше, чем до этого знал из газет и журналов. Особенно заслуживали внимания две новости.

Оказалось, что из официальных учреждений раньше других искусственным рыбоводством заинтересовалось... Военное министерство. Врасскому, должно быть, это казалось не совсем естественным. Почему столь мирным научно-хозяйственным вопросом задалось именно военное ведомство, а не Академия наук или по крайней мере земледельческие научные и учебные заведения?

А это объяснялось вот чем. В России в то время существовали так называемые военные поселения, созданные с целью иметь большую резервную армию. Надо было чем-то занять и чем-то кормить солдат, и высшее начальство искало пути для решения этих задач. Военные поселения располагались по берегам Волхова, Ловати, Меты, вокруг Ильмень-озера и у других водоемов. Эти реки и озера с древних времен давали людям такой отличный продукт питания, как рыба. Но со временем рыбные запасы в них сильно уменьшились. Вот. и пришло кому-то в голову – занять резервную кавалерию и пехоту искусственным разведением рыбы в местах военных поселений.

Но с чего начинать новое, непривычное дело? Департамент военных поселений, с ведома военного министра, еще в 1852 г. обратился за помощью к французскому министерству земледелия и торговли. Оттуда прислали печатную новинку – книгу академика А. Мильн-Эд-вардса. Три года в военных поселениях пытались на деле применить рекомендации члена Парижской академии, но безрезультатно. Поэтому департамент запросил Вольное экономическое общество, нет ли там каких-либо более практических сведений по искусственному рыбоводству. Этот запрос был сделан 25 января 1855 г.¹

Но что .могло ответить авторитетное научное общество? Оно вынуждено было признать: ничего нет. В ответной бумаге за подписью управляющего музеем Общества– В. Мочульского – было написано: «Опытов по искусственному разведению рыб в России произведено не было, равно как и опытных указаний на этот счет в виду не имеется».^{25 26}

В конце февраля 1856 г. тот же Виктор Мочульский сообщал Совету Общеста, что сам он пытался кое-что сделать, чтобы наладить искусственное рыбоводство в российских условиях. Он обращался к правительству Франции за разрешением посетить эту страну. У него было намерение осмотреть там лучшие рыбоводные заведения, а также встретиться с академиками Мильн-Эд-вардсом, Катрфажем и другими зоологами. Но просьба эта запоздала. Началась Крымская война, и Мочуль-скому было отказано в визе «по причине политических обстоятельств».²⁷

Приехав в Петербург, В. П. Врасский узнал, что опытами по искусственному разведению рыбы начал заниматься д-р Ю. X. Кнох, немец из Лифляндии, тоже учившийся когда-то в Дерптском университете, на медицинском факультете. Теперь он состоял в должности старшего врача-ординатора 2-го Военно-сухопутного госпиталя в Петербурге. Кроме исполнения прямых обязанностей по госпитальной службе, он был личным врачом у некоторых особ императорской фамилии, а также вел исследовательскую работу по эмбриологии и, как уже сказано, занимался искусственным разведением карповых рыб.²⁸

Врасскому надо было непременно увидеться с этим человеком. Он отыскал адрес в столице, попросил о встрече и, как только получил приглашение, немедленно поехал на Выборгскую сторону, где в те годы проживал Юлиус Кнох. Там Владимир Павлович увидел и понял, что его коллега не очень далеко ушел в своих изысканиях. Он как бы повторял начало его собственного пути, делал то, что у него, Врасского, осталось позади. У Кноха были те же кустарные приемы в комнатных условиях: те же тарелки и миски с застойной водой вместо больших проточных бассейнов, то же рубленое мясо для мальков вместо живого корма – все то же и так же, как было в Никольском и как рекомендовано в достопочтенных книгах.

Но в одном отношении Кнох имел преимущество: у него был отличный собственный микроскоп с 500-кратным увеличением. С помощью такого оптического прибора можно было изучать зарождение и развитие рыб. Вот чего не хватало Врасскому для того, чтобы решить трудные задачи развития научного рыбоводства в России.

Владимир Павлович пригласил Кноха к себе на родину, в имение Никольское, для совместных наблюдений при помощи микроскопа. Ведь там созданы все условия для работы: выстроен специальный дом для опытов, для наблюдений за икрой, молоками, за развитием зародышей; в домике – хорошие бассейны с холодной проточной водой; там живой корм для мальков совсем рядом – в пруду и в озерах. Недостает только микроскопа и дружного сотрудничества двух рыбоводов.

Ю. X. Кнох, тогда еще молодой, – он был всего на один год старше Врасского, – согласился на дальнюю поездку, отложив свои дела в госпитале и в великокняжеских дворцах. После этого Врасский, закупив у одного рыбопромышленника десяток ладожских лососей, предназначенных для производства опытов, выехал в свое имение. Видимо, тогда же к нему на завод отправился его петербургский коллега и сотрудник.

Для Врасского это был счастливый период его деятельности, период научных исканий и открытий. Семь недель Кнох прожил в Никольском. Семь недель новгородский рыбовод пользовался его микроскопом, пристально наблюдая за развитием рыбьей икры, зародышей и мальков. «С конца октября до первых чисел декабря я имел удовольствие пользоваться неутомимым сотрудничеством д-ра Кноха и микроскопом его» (Извлечение из переписки, 1859).

Результаты наблюдений Владимир Павлович по-прежнему записывал в специальный журнал. Систематически заносить в. журнал все существенное, все более или менее примечательное стало его потребностью. Он это делал ежедневно и ежечасно. Благодаря записям у него накапливался фактический, экспериментальный материал для сопоставлений и научных обобщений. Упорно добиваясь своей цели, Врасский приходил к подлинному пониманию тех явлений, которые он наблюдал под микроскопом и отражал в своем журнале.

На первых порах его больше всего интересовало влияние воды на икринки, на их внутренние и внешние изменения, на их развитие. И вот что показывали наблюдения под микроскопом. Если рыбовод брал для эксперимента зрелую икру в чистом виде, без воды, то он, наблюдая часами, не замечал в икринках никаких сколько-нибудь существенных изменений. Но стоило эту же икру опустить в воду или облить водой, как в ней наблюдались изменения. Как писал В. П. Врасский, здесь с икрою «мгновенно происходят самые очевидные перемены: она начинает всасывать в себя воду, отчего разбухает ее наружная оболочка и делается гораздо толще и тверже» (Извлечение из переписки, 1859).

Такую икру, успевшую разбухнуть в воде, Врасский пробовал обливать рыбьими молоками, рассчитывая на возможность ее оплодотворения. Но из этих попыток ничего не получалось. Результат оказывался самым плачевным: решительно ни одна икринка не оплодотворялась.

О чем это могло говорить начинающему ихтиологу и рыбоводу? Где была разгадка этой тайны? Такие вопросы все чаще вставали перед Врасским. Постепенно он находил ответы на них, творчески обобщая результаты своих наблюдений. Терпение и сосредоточенность, надо сказать, награждали его более щедро, чем он сам мог предположить.

Исследуя под микроскопом рыбью икру, Врасский познавал такие явления и закономерности, которые объясняли ему его прошлые провалы и просчеты. Теперь он достаточно хорошо понимал' почему у него были неудачи при первых экспериментах над икрой форели, налимов и плотвы, когда мальки либо не выводились вовсе, либо выводились в ничтожно малом количестве. Происходило это вот отчего.

Если икринки еще до контакта с молоками успевают всосать в себя воду и разбухнуть, то у них закрываются отверстьица в оболочках (так называемые микропиле), через которые проникают сперматозоиды внутрь икринок. В таком случае сперматозоиды, находящиеся в составе рыбьих молок, не в состоянии выполнить свое естественное назначение. При разбухании икринок происходят такие изменения, главным образом в оболочках, которые препятствуют нормальному процессу оплодотворения. В таких условиях оплодотворение икры практически становится невозможным. Это и вело к безрезультатности или к очень малой эффективности в первых опытах Врасского. От этого же происходили многие неудачи у других людей, занимавшихся в середине XIX в. искусственным рыбоводством. Новгородскому рыбоводу это стало понятно в результате проведенных им микроскопических исследований и размышлений над записями, которые он делал в течение всех предыдущих опытов искусственного разведения рыб.

Но как можно избежать таких неудач? Как преодолеть этот барьер, стоящий на пути искусственного рыбоводства? Очевидно, надо прежде всего считаться с законами природы. Врасский понимал это не так полно, как понимаем мы теперь. Он тогда лишь стихийно, наощупь приближался к постижению этого общего принципа. Как рыбовод и ихтиолог, он понимал, что если осеменение икры производить искусственно, то этот процесс должен быть как можно более кратким по времени. Надо делать так, как это происходит в природе. Ведь когда рыба-самка мечет в водоеме икру, самцы обливают ее молоками в тот же миг. И рыбоводу, если он проводит опыт или начинает обычный производственный цикл работ, также нужно действовать с максимальной быстротой. Это связано с большими трудностями. При таком методе, когда половые продукты рыб искусственно соединяют непосредственно в воде, неизбежны суета, спешка и вследствие этого частые срывы в работе, потому что человек едва ли может выполнить эту операцию столь мгновенно, как происходит соответствующий процесс у живых рыб в водоеме. На эту сложность указывал В. П. Врасский в своих записках.

Трудности и помехи в деле искусственного осеменения икры заключались в следующем. Каким бы расторопным и опытным ни был рыбовод, он никогда не сумеет мгновенно получить от рыбы икру. Самка в первые минуты будет биться и сильно сжимать мышцы. Пока рыбовод доведет операцию сцеживания до конца, большая часть икры уже успеет разбухнуть в воде и утратит способность к оплодотворению.

Еще труднее сладить с рыбами-самцами, особенно у крупных пород. Они дольше, чем самки, и более упорно сжимают мышцы, не выделяя молоки. Пока будет получена последняя порция молок, первые их порции растекутся в воде, еще не соединившись с икрой, и сперматозоиды в таком случае либо уже успеют погибнуть, либо утратят способность интенсивного движения навстречу яйцеклеткам.

Допустим, что всю эту сложную и кропотливую работу могли бы выполнять одновременно два рыбовода: один добывал бы икру, другой – молоки. Так было бы лучше, удобнее. И надо сказать, что Врасский практиковал этот прием вместе со своим помощником Григорием Ефимовым. Но все равно это не избавляло их от больших потерь. Если половые продукты рыб выцеживались в разные посудины, заполненные водой, то набухание икринок еще до их осеменения, а также и гибель сперматозоидов были неизбежны. Пробовали одновременно выпускать и икру, и молоки в один и тот же сосуд с водой. Это давало некоторый результат, но очень небольшой и непостоянный. Объяснялось это тем, что рыбоводы вынуждены были спешить и больше мешали друг другу, чем выполняли методически свою работу. К тому же струйки молок, растекаясь в воде, все равно далеко не всегда попадали на икру, а если и попадали, то чаще всего с опозданием. Все это, следовательно, было не только хлопотно, но и экономически невыгодно.

В. П. Врасский упорно искал ответа на сложные вопросы, имеющие большое значение для науки и практики искусственного рыбоводства. Пока он не мог сказать ничего определенного, кроме того, что половые продукты рыб необходимо погружать в воду одновременно или почти одновременно, с таким расчетом, чтобы они могли соединиться там в максимально короткий промежуток времени. Другого выхода пока не было найдено.

Но важно было то, что Врасский начал искать такой выход. Мы уже знаем, как до этого он отказался от книжной «мудрости» в вопросе кормления мальков и молодых рыб, как намечал собственную тропку в неведомое. Теперь он убедился в непригодности основных рекомендаций, которые давались общепризнанными авторами книг по рыбоводству. Всерьез был поставлен под сомнение метод искусственного осеменения икры, широко разрекламированный в этих книгах.

А от сомнения Врасский переходил к самостоятельным научным поискам в этом вопросе. Знания его существенно обогатились благодаря исследованиям икры с помощью микроскопа. Но не меньше дали ему наблюдения над молоками. Тут он встретился с новыми явлениями. Врасский установил, что сперматозоиды в молоках, попадая в воду, оказываясь в новой среде, быстро утрачивают жизнеспособность. Недаром французский биолог Катрфаж находил, что срок жизни сперматозоидов лосося равен восьми минутам, а немецкий рыбовод Карл Фраас допускал удлинение этого срока лишь до пятнадцати минут. Как мы видим, разница тут невелика. И сроки эти у обоих естествоиспытателей определены приблизительно и лишь для тех случаев, когда молоки выпущены в воду. А сколько времени могут прожить сперматозоиды, если молоки оставить в сухой тарелке на открытом воздухе? Что будет с ними, если ту же тарелку с молоками хранить в прохладном месте? Удлинится ли (и насколько) жизнь половых продуктов рыбы-самца, если их держать в том же прохладном месте, но не в открытом виде, а в упаковке? Этого никто не знал. Ответить на эти вопросы, имеющие очень важное значение для науки и практики рыбоводства, суждено было Владимиру Павловичу Врасскому.