Текст книги "Последний триумф Вермахта. Харьковский «котел»"

Автор книги: Константин Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Таким образом, после замыкания кольца окружения 22–23 мая выходящим из него советским войскам предстояло:

– пробить «западный» фронт кольца;

– прорваться через пространство, целиком контролируемое высокоподвижными сухопутными и авиационными соединениями;

– пробить «восточный» фронт кольца;

– форсировать Северский Донец.

«23 мая противник был уже в 500 метрах, – мы опять передаем слово В. Вертену. – Прошлой ночью враг атаковал нашего левого соседа, 60-ю I.D.(mot.), и прорвал брешь шириною в 1 км между левым флангом KG Крумпена и правым флангом 60.I.D.(mot.). В овраге, в районе этого прорыва, собрался противник силою полка. Танковая рота Мюллера (Müller) и MTW-Btl. Мюеса быстро заняли исходное положение для атаки. Но дьявольский огонь противотанковых пушек и минометов всех калибров ударил по колоннам, и предприятие было приостановлено.

Обе стороны вели сильную артиллерийскую борьбу. У высоты 208,8 был установлен контакт с Pz.Rgt.201 [368]368
  201-й танковый полк 23-й танковой дивизии. С целью замкнуть кольцо окружения вокруг южной группировки наших войск 23-я тд, выйдя из боев с нашей северной группировкой (38А и 28А), повернула на юг и переправилась через Северский Донец. Для удобства и централизации управления по выполнению общей задачи в общем районе части 23-й тд вошли в подчинение Макензена.


[Закрыть].

В ночь на 24 мая враг снова прорвался в районе позиций 60.I.D.(mot) около Красной Балки (село в 5–6 км к юго-востоку от Лозовеньки. – Авт.). Сюда была выдвинута резервная боевая группа Райниша (Reinisch). Она была создана 20 мая из малоподвижных частей 16-й мотострелковой бригады (из 2-го батальона 79-го мотострелкового полка – II/79, 2-го батальона 64-го мотострелкового полка без 8-й роты – II/64, 12-й роты 79-го мотострелкового полка без противотанкового взвода – 12/79, взвода пехотных орудий – I.G.Zug, взвода тяжелых пехотных орудий – s.I.G.Zug [369]369
  Кумулятивные снаряды легких и тяжелых пехотных орудий пробивали броню толщиной соответственно 75–90 мм и 160 мм.


[Закрыть], штаба 79-го мотострелкового полка – Rgts.Stab.79) и поначалу находилась в резерве родственного III.AK (3-го армейского корпуса) [370]370
  Еще утром 19 мая 16-я тд была подчинена 3-му АК (мот.) Макензена. В ходе сражения в корпус Макензена, первоначально состоящий из 14-й тд, 100-й лпд и 1-й гд, также вошли: 60-я пд (мот.), 389, 384, 298-я пд, а также части 22-й и 23-й тд, 68-й и 125-й пд ( Макензен Э.От Буга до Кавказа: III танковый корпус в кампании против Советской России 1941–1942 годов. С. 304–305).


[Закрыть]. 23 мая эта боевая группа была подчинена 60.I.D.(mot) и должна была занять позиции юго-восточнее Лозовеньки – около Красной Балки.

Когда в 04.00 оперативная группа (1-й эшелон) прибыла в Штеполь (Stepol), здесь уже бушевал оборонительный бой против пробивающихся русских. Враг пытался прорваться с 19 танками. 3/Rgt.160 [371]371
  3/Rgt.160 – 3-я рота 160-го полка. Однако пехотных полков с таким номером в 60-й пд (мот.) не было. Очевидно, речь идет о 3-й батарее 160-го артиллерийского полка 60-й пд (мот.).


[Закрыть]была проутюжена и бесцеремонно уничтожена. Райниш бросил в брешь мотоциклетно-стрелковый взвод, который дрался исключительно мужественно; однако, быстро потеряв 14 человек, он остановился и был сменен 8/79 (8-й ротой 79-го полка). Рота удержалась, и в 11.30 танки [372]372
  Готовясь к летней кампании 1942 года, немцы, по данным Б. Мюллера-Гиллебранда (Сухопутная армия Германии. 1933–1945 гг. – М.: «Изографус», 2002), ввели в штат пехотных моторизованных дивизий один танковый батальон, состоявший из двух рот легких и одной роты средних танков. В состав 60-й пд (мот.), по данным «Фронтовой иллюстрации» (.Галушко А., Коломиец М.Бои за Харьков в мае 1942 года. – 2000. – № 6), входил 160-й танковый батальон.


[Закрыть]60.I.D.(mot.) бросились в контратаку на врага. 2-й батальон 79-го полка (II/79) теперь занимал оборону к югу от Красной Балки у высоты 182,5.

3-я саперная рота 16-го саперного батальона (3.Pi.16) из боевой группы Штрельке выдержала тяжелый ночной бой.

В воскресную Троицу, 24 мая, в 06.00 противник начал атаку из Крутоярки на Лозовеньку [373]373
  В Крутоярке находилась 198-я тбр 21-го тк, южнее – 317-я сд, в Лозовеньке – 103-я сд. На немецких военных картах этого района указано столько советских частей, что нет смысла их и перечислять – ясно, что после «обвала» фронта в кучу сбились остатки различных частей, организованных групп, неорганизованных толп и одиночек.


[Закрыть], западная часть которой была занята 60.I.D.(mot). Танковая рота Шайдеманна (Scheidemann) была назначена для поддержки пострадавшего соседа и добилась хороших успехов. Чтобы усилить тонкую линию, между 16.Pz.Div. и 60.I.D.(mot) была выдвинута 1.Geb.Div. (1-я горная дивизия), которая освободилась после захвата Барвенкова.

После спокойной ночи поступило радостное сообщение: идущая с севера 3.Pz.Div. (3-я танковая дивизия) вышла к высоте, которую удерживала KG Штрельке. Котел был закрыт также и в районе Балаклеи. Но выдержат ли его тонкие стены удары отчаявшегося и беспощадного противника?» [374]374
  Werthen Wolfgang.Geschichte der 16. Panzer-Division 1939–1945. – S. 88.


[Закрыть]

О том, что такое отчаяние и беспощадность окруженных, нам рассказал уже упомянутый Лев Майданик:

«Они идут быстрым шагом, молча. Вот они подошли, и мы тоже вливаемся в этот людской поток. Трудно сказать, сколько человек было в этой большой толпе, возможно, пятьсот, или тысяча, или еще больше. Стало ясно, что люди идут напролом… Такое уже случалось в нашей фронтовой практике, правда, в более простых вариантах окружения. С пути разъяренной толпы уходили даже танки, так как немецкие танкисты знали, что обязательно найдется боец с противотанковой гранатой или бутылкой с зажигательной жидкостью. Толпа уничтожала захваченных немецких автоматчиков и пулеметчиков, как всегда неся при этом очень большие потери. Немецкие солдаты все это знали и обоснованно боялись разъяренной толпы, как они боялись морозов, боя в ночное время, лесных массивов. Как мы боялись окружений. Впереди этого сборища пехотинцев, конников, минометчиков, артиллеристов, танкистов находился полковник кавалерист…» [375]375
  Воспоминания Л.И. Майданика «В Харьковском котле» (из газеты «Новое Русское Слово», Нью-Йорк. – 1995. – 19.05, 26.05) помещены на сайте «Забытый полк».


[Закрыть]

«Теперь (25 мая. – Авт.) дивизия развернулась влево, – продолжает историк 16-й тд. – В ходе этого движения KG Штрельке вместе с батальоном Воты – 11-й ротой 79-го стрелкового полка (11.S.Rgt.79), 7-й батареей 16-го артиллерийского полка (7.Art.Rgt.16), танковой ротой Шайдеманна и бронетранспортером (-ами) реактивной артиллерии (Wurfkörper-SPW [376]376
  Очевидно, здесь идет речь о самоходной 10-ствольной пусковой установке на полугусеничном БТР Sd.Kfz.4. Стрельба велась 150– или 210-мм турбореактивными минами. Установка имела зенитный пулемет и радиостанцию (см.: Шунков В.Н.Оружие вермахта. – Минск: Харвест, 1999. – С. 233).


[Закрыть]) – атаковали фронтом на юг населенный пункт Плоскоярский [377]377
  Очевидно, этот населенный пункт находился в районе нынешнего урочища Плоскоярского.


[Закрыть]и высоту 175. Холодные и горячие струи из огнеметных танков [378]378
  В оригинале: Flammpanzer. Возможно, речь идет об огнеметных танках на базе легкого танка Pz.II, которые вооружались двумя огнеметными установками с дальностью огнеметания 50 м. Не исключено, что под словом Flammpanzer следует понимать Wurfkörper-SPW.


[Закрыть]ударили по стенам домов и подожгли их, вселив в русских панический ужас. Но скоро они пришли в себя и подбили четыре немецкие машины. Вражеская конница [379]379
  В этом районе могли идти на прорыв части 26-й и 49-й кавалерийских дивизий 6-го кавалерийского корпуса.


[Закрыть]удирала в неистовом галопе. Стрелки истребляли ее, стреляя от пояса из пулеметов, пока седла не становились пустыми. Мертвые волочились в стремени, лошади вставали на дыбы, падали на землю.

Но из-за углов домов, из подбитых машин, из окон и подвалов русские, настроенные воинственно, горя ненавистью, все еще защищались, стреляя из своих пистолетов-пулеметов (M.Pis.), бросая ручные гранаты.

Когда их окружили, они выбрасывали оружие, приближались с недоверчивыми взглядами, показывали пропуска и просили сигарету… Осмелевшие гражданские лица выглядывали из-за углов. Старая женщина стояла перед своим горящим домом. Когда один из огнеметных танков покатился прочь со своей духовкой, она упала на колени и заламывала от горя руки; молодая дочь пыталась утешить ее.

Враг был отброшен, было захвачено большое число орудий и различного другого оружия, а также 400 пленников!

За острием 3-й танковой дивизии (3.Pz.Div.) повернула и боевая группа Крумпена, вместе с Вотой на правом фланге они атаковали на юг – в сердцевину русских позиций около Крутоярки.

К ним присоединился 1-й батальон 64-го стрелкового полка Фондермана (I./SRgt.64, Fondermann). Дневным заданием был район Береки от Радянки до Павловки (очевидно, если ориентироваться по современным картам, речь идет о Советском и Павловке Второй. – Авт.). Перебежчик рассказал, что враг стянул к Крутоярке армейский корпус с приказом прорваться на восток через господствующую высоту 186,0 [380]380
  Высота 186,0 находится в центре треугольника Крутоярка – Лозовенька – Шопенка.


[Закрыть]; в ходе собственной разведки было установлено, что в районе Балки Михайловки [381]381
  Очевидно, речь идет о балке Михайловский Лог, которая находится между Крутояркой и Лозовенькой.


[Закрыть]находится около трех полков. В 13.45 противник действительно атаковал в указанном направлении, но был отбит. 8-я рота 64-го полка (8/64) граблями своих 28-см метательных снарядов (Wurfkörpern [382]382
  Wurfkörреrn – дословно «метательный снаряд» – 280-мм фугасная ракета, которая поражала противника осколками в радиусе 800 метров и полностью разрушала кирпичное здание при прямом попадании. Многоствольные ПУ этих ракет устанавливались на колесные лафеты или бронемашины. Эти ракеты могли запускаться и с примитивных деревянных рам. В последнем случае специальные расчеты для обслуживания и стрельбы не назначались.


[Закрыть]) прочистила овраги, но все новые и новые волны русских пытались овладеть высотой 186,0. Запланированный поворот дивизии был приостановлен, дневное задание отменено. Русские части продолжали проникать в балку возле Лозовеньки и Крутоярки. Срочно затребованное соединение „Штук“ не могло стартовать из-за плохой погоды.

В 14.00, после сильной артиллерийской подготовки, 1-я горная дивизия (1.Geb.Div.), перейдя через передний край 60.I.D.(mot), начала наступление [383]383
  Макензен (Ук. соч. С. 304): «…после полудня 25 мая 1-й гд пришлось перейти в наступление через позиции 60-й моторизованной дивизии, чтобы таким образом высвободить ее из боев как первое подвижное соединение».


[Закрыть]. Но скоро левый фланг атакующих егерей залег перед левым флангом KG Райниша [384]384
  Макензен (там же): «Но наступление горных егерей напоролось на попытку прорыва огромных масс противника, которые просто перекатились через тонкий заградительный фронт 60-й моторизованной дивизии».


[Закрыть].

Враг был сконцентрирован здесь в балках, которые не просматривались. Как бурный прилив, противник хлынул в лавинообразную атаку, со своим транспортом, всадниками и пехотой, силой примерно 6000 человек, и прорвался на восток. Только во второй половине дня авиация смогла атаковать прорвавшиеся части. Но к ночи закрыть место прорыва не удалось. Противник беспрерывно уходил на восток. Но перед ним, однако, лежала еще одна преграда – переправы через Донец!

В районе высоты 182,5 – где были позиции 6-й роты 79-го полка – русские группы также пытались прорваться, однако безуспешно.

Все имеющиеся в распоряжении силы, взводы связи и штабы были назначены этой ночью в оборону. Но на участке 16-й танковой дивизии было относительно тихо. Беспокоил только редкий артиллерийский огонь по ее позициям.

В три часа ночи KG Райниша узнала о прорыве русских к северу от своих позиций около Лозовеньки. Группа была окружена.

Только к обеду брешь была закрыта. Части, пробившиеся к Донцу возле Петровской, были разбиты и пленены подразделениями обоза и танковыми резервами» [385]385
  Werthen Wolfgang.Geschichte der 16. Panzer-Division 1939–1945. – S. 88–89.


[Закрыть].

Ну, пленены были, конечно, не все. Одним из тех, кому удалось переправиться через Северский Донец, буквально – по трупам лошадей, был Лев Майданик из 131-й танковой бригады. Пространство между «западным» и «восточным» фронтами немцев Майданик преодолевал с различными группами наших бойцов и командиров. Краткая хронология этих дней описана им в уже названном нами источнике:

22–23 мая:

«Нужно сказать, что до 24 мая действия нашей бригады, да и других частей и соединений, были довольно организованными. Систематически велась разведка, при необходимости вступали в бой, а если не позволяли обстоятельства, маневрировали на большом пространстве. 22 мая подразделения бригады стояли возле деревни, на окраине которой расположился медсанбат стрелковой дивизии…

Ночью мы переехали и остановились вблизи деревни, в степи выкопали щели, а с рассветом вражеская авиация приступила к методичному истреблению наших людей. Между налетами авиации мы сидели на брустверах окопов, разговоров было мало, чувствовалось общее напряжение… Грустно как-то проходил день 23 мая…»

24 мая:

«День 24 мая запомнился пасмурным, из низких туч периодически моросил мелкий дождь, но было тепло. Из-за неблагоприятных погодных условий вражеская авиация бездействовала, не в пример предыдущим солнечным дням, когда самолеты преследовали в окружении наших даже отдельных бойцов и немецкие летчики расстреливали их из пулеметов.

Мы сосредоточились на огромном поле вблизи местности, которую командиры, рассматривая карту, называли Бузовой балкой. Местность имела заметный уклон, и это понижение уходило за горизонт. Повсюду стояли автомобили, трактора, полевые и зенитные орудия, танки, цистерны, кухни, повозки и прочее. Несмотря на беспокойство, нам еще верилось, хотелось верить, что командование найдет выход из создавшегося положения…

Вдруг вблизи послышались разрывы нескольких мин, что заставило вновь вспомнить о ситуации. Сразу мысль: что же я здесь занимаюсь этими телефонными аппаратами, когда обстановка настолько сложна?! Я схватил карабин и спрыгнул на землю. Слева на невысоком бугорке сидел полный, широкий, уже немолодой боец, какие обычно бывают ездовыми на повозках военных обозов. Вместо глаз у него торчали, сильно выступая вперед, два белых пузыря, он жутким голосом стонал, захватывая руками и загребая к себе сырую землю с молодой травой. С другой стороны этого бугра какой-то красноармеец переодевался в гражданскую одежду. На нем была вышитая украинская рубаха, и одной ногой он уже влез в штаны, а другой никак не попадал в штанину, наверно, из-за спешки или волнения. Я обежал место, где стояла наша батарея…

Мимо пробегали и проходили в одном направлении, по одному и группами, бойцы и командиры, проезжали конники, иногда по ухабам, переваливаясь, проезжали автомашины. И вдруг поперек этому общему движению пробежала группа бойцов, человек тридцать, впереди бежал командир с пистолетом в руке. На ходу он крикнул:

– Да что же мы не русские, братцы?!

Я удрученно двинулся в направлении, по которому шли другие. Меня обогнали два верховых красноармейца, которые остановились возле группы бойцов-пехотинцев. У тех были винтовки с почему-то примкнутыми штыками. Когда я подошел к этой группе, первый кавалерист, более разговорчивый, отсыпал себе махорку из кисета пехотинца и возбужденно рассказывал о прорыве окружения боевыми конниками. Из его рассказа я понял, что конники прорвали окружение и наши части выходят за Северский Донец, где имеется оборона вне окружения.

– Вон, видите, – горят села, это наши дали духу фрицам.

И действительно, ясно были видны уходящие вдаль пунктиры горящих сел. Все говорило о том, что разгоряченный боем красноармеец на взмыленной лошади правильно обрисовал обстановку. Стало чуть легче, так как ясно стало, куда идти. И я пошел.

Заканчивался по-прежнему пасмурный, с низко висящими тучами, день 24 мая. Не успел я пройти пару километров, как увидел рядом с наезженной дорогой группу бойцов нашей батареи и политрука. Они что-то копали, стоя по колено в уже отрытом котловане. Я подбежал и радостно объявил:

– Товарищ политрук, конники прорвали, и, наши выходят!.. Вон, видите, села горят, это конники выбили немцев, а за Северным Донцом – наши, – повторял я слова кавалериста…»

25 мая:

«Незадолго до рассвета тучи развеялись, стала просматриваться местность, и тут же появились два тупокрылых итальянских самолета. Вот они низко пролетели над нами. Не ожидая дальнейшего, я спрыгнул с машины и, отойдя в сторону, зашагал вдоль дороги.

Начиналось утро 25 мая. Все видно, вот и солнце поднимается на совсем ясном, без облачка, востоке. Я иду с небольшой группой бойцов…

Стало теплей, солнце пригревало сырую остывшую землю. А я заметил, что все меньше и меньше у меня попутчиков. Но в поперечных огромных промоинах лежат и сидят бойцы, командиры, политработники. Понял: днем не следует идти, ведь кругом немцы, и нашим приходится прятаться тут от ночи до ночи. Поравнялся с промоиной, где увидел: в основном там командиры со знаками различия, то есть они, по всей вероятности, не собираются сдаваться в плен. Завернул в эту глубокую промоину. Прилег в ее нижней части, стал присматриваться и прислушиваться. Постепенно прояснилась ситуация. В верхней части, уже на самой верхней террасе, росло большое дерево, на котором сидел с биноклем подполковник. Он сообщал вниз об обстановке: по дороге движутся немецкие машины… в Петровское ведут наших пленных…

Мне нравилось то, что командиры энергично взвешивали все обстоятельства, советовались, поднимались к подполковнику, обсуждая с ним меняющуюся обстановку, сидели над картой, рассматривая варианты прохода к реке… В середине дня над головой стали пролетать с громким шуршанием снаряды. Кто-то прояснил, что взрывают „катюши“…

Вернувшись в промоину, я улегся на прежнее место. Хотелось спать. Мне показалось, что я слышу какой-то гул. Потом решил было, что это кажется из-за усталости и нервного напряжения. Но нет – выхожу из укрытия, и моим глазам представляется потрясающая своей жутью картина: по длинному оврагу, куда спускаются эти промоины, идет многотысячная толпа наших бойцов, некоторые с поднятыми руками. В плен! Эти вчерашние подтянутые бойцы выглядят неузнаваемо. Ссутулившиеся, они смотрят себе под ноги, будто что-то высматривая на земле. У всех сосредоточенный вид, и все молчат. Только раздаются звуки ударов подкованных сапог и ботинок о землю. Некоторые в хлопчатобумажном обмундировании, большинство в шинелях, без головных уборов, многие без ремней. Вот у одного тощий вещмешок за спиной, вот еще один боец с полупустым вещмешком. А у этого плоский котелок на ремне и ложка торчит из голенища. У крайнего красноармейца хлястик шинели болтается на одной пуговице. Никто ни с кем не разговаривает. Слышен только топот тысяч ног…

Мы, вышедшие в овраг, возвращаемся на прежние места в промоине. Топот затихает, а потом становится совсем тихо. Картина сдачи в плен меня потрясла. Лежу на земле, чувствую какой-то нервный надлом. Хотя бы мне хватило душевных сил выдержать все это! В какой уж раз перебираю в голове все варианты выхода из этого безвыходного положения. Снова и снова напоминаю себе истину: для меня плен исключен. Для меня плен – это смерть…

Мы продолжаем идти тем же быстрым шагом. Позже, когда стало светлей, я начинаю различать лица идущих. Вот в передней шеренге идут четыре немолодые женщины в телогрейках, по-видимому, врачи, а дальше идут двое с восточными лицами, они совсем молодые, с усиками, а этот лейтенант-артиллерист с небольшой группой бойцов, уж точно еврей, но в основном, как и во всей нашей армии, идут русские. Сзади, несколько отстав от основной группы, идут раненые, которые в состоянии двигаться.

Стало светло, местность все понижается, и в дальней дымке угадывается лес. Полковник вновь подает команду, чтобы двигаться правее. Я стараюсь выполнять его команду, ухожу вправо. Вдруг спереди, слева и справа одновременно раздается пулеметная стрельба. Сразу видны следы трассирующих пуль, слева – розовые, справа зеленые. Трассы пересекаются сначала далеко впереди нас, а затем приближаются. Проносится ужасная мысль: да ведь они нас всех здесь уложат. Но вот непонятное, прямо чудо: когда до нас осталось трассирующим линиям огня совсем мало, оба пулемета одновременно замолкли. Можно предположить, что пулеметчики немецкие пытались нас задержать, но их нервы не выдержали нелогичных действий все продолжающей двигаться толпы. Мы продолжали идти молча и быстро к теперь уже ясно видимому внизу лесу, мимо котлованов для автомашин и танков, в которых теперь лежали по двое-трое раненые, неспособные двигаться.

Справа от меня кто-то кричал:

– Братцы, помогите! Лошадь… Помогите, братцы!..

Я замедлил шаг и обратил внимание на рослого красноармейца, у которого не было левого сапога, левой штанины брюк, и вся нога была забинтована. Он опирался на винтовку. По-видимому, несмотря на ранение, он решил выходить из окружения, но дальше идти не смог. Поэтому, заметив невдалеке пасущуюся лошадь, просил всех, чтобы ему подвели эту лошадь. Он увидел, что я обратил на него внимание, и начал умолять меня:

– Браток, родной, лошадь… Подведи лошадь…

Я закинул бойца на лошадь, сильно ударил ее карабином. Раненый пригнулся к холке, и лошадь медленно, прихрамывая, пошла. Я отстал от всех и теперь бежал что было сил, догоняя. Догнав тех, с кем выходил из окружения в эту, с 25 на 26 мая, ночь, я оглянулся. Показалось, что лошадь уже чуть увереннее несет своего седока, склонившегося к холке…

Пройдя немного по лесу, мы оказались у воды. Вот он, наконец, Северский Донец… Когда я подошел к реке, полковник-кавалерист, который вел нас, сидел на пеньке у воды и рассматривал карту. Люди вытянулись цепочкой и пошли лесом по тропинке влево вдоль реки, то есть вверх по отношению к течению. Я задержался возле полковника, где осталась большая группа тех, кто шел с нами ночью. Сюда же подошли два бойца, которые рассказали, что они были выше по течению и не решились переплывать реку из-за весенних разливов, подводных течений, сильных завихрений воды с воронками, что там тонут даже хорошие пловцы и утонул генерал. Ко всему еще не дают покоя немецкие автоматчики. Полковник, рассматривая карту, сказал:

– Так вот, в двух километрах ниже по реке находится мост.

И все потянулись вдоль реки вниз. Вскоре увидели мост. Это было крепкое деревянное сооружение, к которому подходила проселочная дорога. Деревянное покрытие моста с нашей стороны в месте подхода воды было сорвано. Были видны деревянные опоры большого диаметра. Дальше на мосту сохранились отдельные доски, а начиная с середины, мост практически был цел. Похоже было, что его не пытались взрывать, а просто ледоходом и паводком снесло часть его покрытия. Течением к мосту прибило множество убитых лошадей. Мы стали перебираться на противоположный берег. Вот так – где по трупам лошадей, то опираясь на сваю, то по уцелевшей доске – перебрались через реку…»

26–28 мая. Последние попытки прорваться из окружения. Русские парашютисты.«Утром 26 мая, когда яркое солнце поднялось и заблестело на востоке, с юго-запада прибыла эскадра „Штук“, – переходит к рассказу об апофеозе попыток прорыва В. Вертен. – Когда она разворачивалась над позициями дивизии, солдаты радостно приветствовали ее из своих нор. Затем самолеты с пронизывающим воем сирен обрушились на Крутоярку и Балку Михайловку. Взрывы бомб заглушали весь остальной шум боя. Как грозовое облако, клубился чад взрывов над вражескими позициями. Четыре часа продолжался налет авиации, ломая сопротивление врага. Противник нес ужасающие потери. Оставшиеся в живых были парализованы ужасом. С 11.00 противник начал бежать на юг. Более мелкие группы уходили на юго-восток. Дивизия начала преследование. Вместе с 23-й танковой дивизией в 12.00 начала наступление боевая группа Штрельке, 1-й батальон 79-го стрелкового полка Воты (I./SRgt.79, Wota) и 1-й батальон 64-го стрелкового полка Фондермана (I./SRgt.64, Fondermann) с танковой ротой Мюллера. В 13.30, после жесткой борьбы, I./79 проник в Крутоярку и зачистил населенный пункт. Также свалилась и Лозовенька, и остатки сил врага были уничтожены.

Поле боя было усеяно грузовыми автомобилями, крестьянскими повозками, оружием и инвентарем всякого рода; вместе с трупами лошадей лежали мертвые и тяжелораненые русские. Противник выходил из оврагов и сдавался „шестнадцатым“. Переводчик спросил у двух пойманных офицеров штаба, каково их мнение об исходе войны. Они держались гордо и уверенно отказались от ответа. После первой, поверхностной, зачистки поля боя было взято в плен 6225 человек. Еще много групп, готовых к капитуляции, находилось перед фронтом, но достигнутые нами линии не могли быть перейдены. Гарантированная добыча для приближающейся с запада 6-й армии? Полки русских были предоставлены сами себе [386]386
  6-я немецкая армия с запада, румыны с юго-запада выдавливали окруженные советские войска на фронт Макензена.


[Закрыть].

Ночью разрозненные вражеские части собрались под энергичным руководством нескольких комиссаров и офицеров и заняли Лозовеньку; 11-я рота 64-го стрелкового полка (11./SRgt.64) отбила удар из Балки Михайловки. Штаб полка, находящийся в Шопенке, сразу передислоцировался для обеспечения своей безопасности.

Саперный батальон (Pi.Btl.), с вечера находящийся в Высоком (Wyssoki), также выставил охранение.

Ночью 27 мая, около 01.30, к северу от деревни внезапно зазвенело многоголосое хриплое „Ура!“.

Тревога! Ночь совершенно темна! Территорию никто не знал. Транспортные средства стояли плотно друг к другу в маленьком лесу. Опасное положение. Противник поджигал дома, машины с боеприпасами детонировали. Однако солдаты скоро преодолели свой первый ужас и стали собираться. Пароль: „Саперы“.

Саперный броневзвод (Pi.-Panzerzug) ударил по плотным колоннам хлынувшего вперед противника. Саперы устремились за боевыми машинами. Ближний бой! Радио: Безотлагательно просим о поддержке! Только в 05.30 танковая рота Графа (Pz.Kp., Graf) подошла к этой заболоченной низине. Снова саперы впереди. Находящийся среди них капитан санитарной службы доктор Венгель (Stabsarzt Dr. Wengel) оказывал помощь раненым, невзирая на вражеский огонь. Они взяли 2700 пленников, в том числе и сброшенных ночью за фронтом парашютистов. Когда наконец забрезжило утро, позиции саперного батальона (Pi.Btl.) были окружены сотнями мертвых и раненых русских. Здесь пытались прорваться три дивизии.

В 2 часа ночи была объявлена тревога и в боевой группе Райниша. С танками, пехотой и кавалерией враг прорвался вперед уже до Волвенкова, 120-й пехотный полк 60-й пехотной моторизованной дивизии (Inf.Rgt.120, 60.I.D.mot.) вступил в тяжелый оборонительный бой. В 03.00 к Вольному [387]387
  Вольное – село на линии Лозовенька – Волвенково – Протопоповка.


[Закрыть]подошел 2-й батальон 64-го полка (II/64), вслед за ним – 2-й батальон 79-го полка (II/79). Их фронт был ориентирован на север против правого фланга прорывающегося противника. Первой целью была дорога Лозовенька – Протопоповка. Батальон взял высоту 186,6 и отбросил врага к Новой Серпуховке. Этот фланговый удар спас 120-й полк от окружения. Гауптман Дорман (Dormann) получил огнестрельное ранение в бедро. В первой половине дня KG Райниша выступила на Новую Серпуховку и взяла 1000 пленников. Населенный пункт сгорел. 28 мая после спокойной ночи боевая группа вернулась в 16-ю танковую дивизию (16.Pz.Div.).

Сражение в Харьковском котле закончилось, критические дни Троицы были пережиты.

На узком участке, местами шириной около 25 км, окруженные русские пытались прорваться. Им пришли на помощь парашютисты» [388]388
  Werthen Wolfgang.Geschichte der 16. Panzer-Division 1939–1945. S.89–91.


[Закрыть].

Более подробно об упомянутых в истории 16-й танковой дивизии парашютистах нам рассказал командир десантной роты Дмитрий Небольсин [389]389
  Небольсин Д.Дважды младший лейтенант. Сайт «Забытый полк».


[Закрыть], попавший в немецкий плен в районе Лозовеньки 28 или 29 мая 1942 года.

Накануне Харьковского сражения 18-летний лейтенант Небольсин, выпускник Московской военной школы радиоспециалистов им. Сталина, был начальником связи в 270-м гвардейском минометном дивизионе. Дивизион «катюш» состоял из двенадцати установок БМ-13, использовал для связи со штабом фронта мощную радиостанцию РСБФ, а для связи внутри дивизиона – несколько радиостанций РБ-12 и линейную телефонную связь. С мая месяца дивизион находился в районе Барвенково, затем был придан 6-й армии А.М. Городнянского. Сам Д. Небольсин с началом наступления советских войск был отправлен в качестве делегата связи от своего дивизиона в штаб 6-й армии.

«С наступающими дивизиями штаб Шестой имел очень ненадежную связь, – вспоминал Небольсин. – Радиосвязь не работала по разным причинам, линейно-телефонная то и дело выходила из строя. В итоге – терялось управление войсками. Все чаще и чаще меня стали отвлекать на выполнение других заданий, не входящих в мои обязанности, но от которых отказаться я не мог. Уже дважды пришлось вылетать на самолете У-2, чтобы доставить секретные пакеты в штабы „потерявшихся“ дивизий…

Сдали Барвенково. Кольцо окружения сжималось все сильней и сильней. Повсюду валялись немецкие листовки, призывающие сдаваться в плен. Сначала – собирали и жгли, а затем махнули рукой – их было слишком много, а самолеты противника все сыпали и сыпали новые. Войска становились неуправляемыми. Штаб Шестой армии метался с одного места на другое, в поведении штабных командиров появились нервозность, суета, страх перед неотвратимой бедой. В центр „котла“ отходили разрозненные, полуразбитые остатки дивизий с переполненными полевыми госпиталями и другими тыловыми службами. Кругом царила паника. Эфир был забит множеством радиостанций врага, и мне с большим трудом удавалось найти нужные позывные…

В те майские дни я был свидетелем огромной и необъяснимой трагедии. Своими глазами видел гибель множества людей, сотни валявшихся трупов, разлагавшихся на жарком украинском солнце. Видел, как с бреющего полета немецкие „асы“ расстреливали казачью конницу, которой некуда было деваться в открытой степи. Трупы лошадей лежали вместе с убитыми казаками…

Из штаба 6-й армии меня не отпустили, хотя мое присутствие там, как делегата связи от „катюш“, уже не имело никакого значения…

Неожиданно мне поручили выехать на связь в штаб 337-й стрелковой дивизии, о местонахождении которой в штабе армии имели смутное представление. Поручение я понял, но где и каким образом искать в общем хаосе штаб дивизии, для меня было непонятно. Ориентировочно мне показали на карте, где могла находиться „пропажа“, с которой уже два дня не было связи…

И все же, ближе к полудню, мне посчастливилось найти штаб 337-й. Дивизия, отступая, вела упорнейшие бои в районе Лозовой [390]390
  Небольсин ошибся – 337-я сд изначально находилась в районе западнее Балаклеи, а не в районе Лозовой. Именно потому, что дивизия находилась у Балаклеи, Небольсину удалось выйти из окружения так быстро, что его успели забросить в него опять.


[Закрыть]. Командир дивизии, немолодой полковник, стоял в окопе, облокотившись на бруствер, и смотрел в бинокль на противоположную сторону морщинистого крутояра, где рвались мины и двигались маленькие человеческие фигурки. Оттуда доносилась стрельба из винтовок и автоматов, которая то усиливалась, то стихала, эхом отзываясь в глубоком овраге. Шел бой».

Примерно 23–24 мая 337-я сд пошла на прорыв, и Небольсину удалось выйти из окружения. Согласно картам из альбома Дэвида Гланца до 22 мая 337-я сд в активных боях не участвовала. Она располагалась фронтом на север, по южному берегу Северского Донца, в районе населенных пунктов Меловая, Глазуновка, Червонная Гусаровка. На противоположном берегу Северского Донца находилась 44-я пехотная дивизия.

22 мая в тыл 337-й сд, по ее западному крылу, ударила подошедшая с юга 16-я танковая дивизия («…боевые группы фон Витцлебена и Зикениуса нанесли удар от высоты 199 на север к Глазуновке, в самую середину передовой линии противника, которая все еще была направлена на север…»). Одновременно, тоже с юга, в тыл 337-й сд, по ее восточному крылу, ударила 14-я танковая дивизия. Одновременно, только уже с севера, по западному флангу этой многострадальной сд ударила 3-я танковая, а по восточному – 44-я пехотная дивизии. Три танковые и одна пехотная – этого было слишком много для одной стрелковой… Очевидно, именно в это время и была потеряна связь штаба 6-й армии с 337-й сд, на восстановление которой и отправился с радиостанцией Д. Небольсин.

Попав под тяжелый удар противника, 337-я дивизия была расчленена на части и окружена. Очевидно, из окружения смогли выйти наиболее близкие к «Большой земле» части восточного фланга дивизии. Поскольку Небольсин пишет о выходе в расположение советской танковой части, то мы, исходя из дислокации этих частей по Гланцу, можем предположить, что это была 114-я или 64-я танковая бригада из группы генерала Шерстюка, которая пыталась деблокировать окруженных.

Что же произошло дальше?

После быстрой проверки вышедших из окружения помыли в бане и переодели в пегие костюмы и плащ-палатки. Из них был сформирован сводный батальон особого назначения из пяти рот. Командиром пятой отдельной роты назначили Небольсина. Далее слово ему самому:

«Нашим ротам предстояло выполнить срочное и очень важное задание. Какое? Мы еще не знали.

Прошла еще одна короткая летняя ночь. На рассвете пятую роту подняли по тревоге. Погода резко изменилась, похолодало, не по-летнему низко бежали лохматые облака, которые то припускали сильный дождь, то моросили. Мы шли налегке, кутаясь в новенькие плащ-палатки. Под ногами скользила и чавкала размокшая земля. Несли только оружие и противогазы, остальное нехитрое личное имущество: шинели, вещмешки и кое-что другое – увезли на автомашине. Куда и зачем идем: никто не знал, даже сопровождавший нас майор только пожимал плечами – сам, мол, ничего не знаю…

Отшагав километров пятнадцать, мы подошли к месту назначения. На поляне стояла парашютная вышка, а между деревьев, вытянувшись в ряд, раскинулись зеленые палатки, возле которых суетились люди в белых халатах…

На второй день, пройдя небольшой инструктаж, мы дважды прыгнули с вышки…

Прошло несколько дней. С утра до вечера шли непрерывные тренировки: стрельба, метание гранат, инструктажи и, конечно, прыжки с вышки…

Мы ждали приказа на вылет. О задании я уже знал. Суть его заключалась в следующем: в тылу врага, недалеко от деревни Лозовенька, скрывался штаб Шестой армии, не успевший выйти из окружения. В нем якобы находился и сам маршал Тимошенко. Наши роты должны десантироваться, занять круговую оборону и дать возможность эвакуировать штаб самолетами, которые стояли на лесном аэродроме в готовности к вылету…