Текст книги "Голоса пьеса ч2"

Автор книги: Константин Кедров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

       Библиотека

Константин Кедров

ГОЛОСА

Роман-пьеса

Часть вторая

Действующие лица

Александра Павловна.Кушай, Котик, борщ.

Котик.Не хочу.

Александра Павловна.Почему?

Котик.Он красный и невкусный.

Александра Павловна.Что ты, он же с конфетами.

Котик.С конфетами?

Александра Павловна.С конфетами.

Котик.Налей мне еще!

Я.Только лет десять спустя я понял, что меня обманули. А взрослые тоже врут!

Радио.

Нынче всякий труд почетен,

Где какой ни есть.

Человеку по работе

Воздается честь.

Пригляделась я, решила

И в колхоз пошла.

Брала лен, телят растила,

Птицу развела.

За телят, за эту птицу

Из родимых мест

Повезли меня в столицу

На колхозный съезд.

Там, в Москве, в Колонном зале,

Как в каком-то сне,

Самый главный орден дали

За работу мне.

Самый важный орден дали

За большой успех,

И свое спасибо Сталин

Мне сказал при всех.

Врач Валентина Дмитриевна.У вашего Котика детский ревматизм. Его надо подлечить хлористым кальцием. Лучше всего в больнице.

Я.В больнице меня ждал первый эротический шок. Девочка в розовой пижаме Аля Мочалова. Она била меня подушкой по голове, приговаривая стишок-дразнилку.

Аля.

Сенька Хлористый дурак.

Он умеет воображать

И себя показывать.

Я.Удары подушкой по голове были не так обидны, как эти стихи. «Сенькой хлористым» в больнице называли горький хлористый кальций, который, кривясь, пили с ложки, но потом оказалось, что в устах Али Мочаловой хлористый кальций был совсем не горьким, а сладким. А, может, горько-сладкий, как шоколад. Это выяснилось потом, когда нас выстроили в коридоре 1-ой мужской школы, и директор зачитал приказ.

Директор.Постановление Совета министров СССР об отмене раздельного обучения! Наша школа сливается с женской школой № 12.

Я.Никогда я не слышал такого оглушительного «ура!». Мы кричали ура до слез в глазах и боли в ушах.

Аля.Когда я увидела Сеньку Хлористого не в полосатой пижаме, а в новенькой школьной форме с блестящими пуговицами, толстым ремнем и пряжкой, то поняла сразу, с кем буду дружить. Во всем городе Костроме форма была только у Сеньки Хлористого.

Я.Аля Мочалова не в розовой больничной пижаме, а в белом фартучке и красном пионерском галстуке явно проигрывала в моих глазах. Не хватало закушенной губы и воинственно зажатой в руке подушки. Но зато на фартуке у нее был приколот латунный морской конек. И этот конек окончательно все решил, когда мы оба оказались на морском дне.

Учительница.Садитесь мальчики с девочками.

Я.Мальчики от смущения сели с мальчиками, а девочки с девочками. Но я схитрил. Выбрал отдельную парту, чтобы Аля оказалась рядом.

Аля.И я схитрила – выбрала отдельную парту, чтобы Сенька Хлористый сел со мной. Но он покраснел, как вареный рак, и зачем-то ушел в другой угол.

Я.Аля покраснела, как алый штапельный галстук, ушла в другой ряд за пустую парту. Мало того, к ней подсел здоровенный одноклассник, а я остался один.

Аля.Ну почему ты не согнал этого дурака?

Я.Ну почему ты не села тогда ко мне, да еще и стала беседовать с этим орясиной? С горя я вытащил из портфеля роман-газету с повестью «В горах Севана», где мне очень понравился один стишок:

О, Наргис, моя фея, ты в сердце моем,

Ты зажгла мое сердце священным огнем.

И теперь мое сердце, как факел, горит.

Потушил бы его, да любовь не велит.

Я быстренько переписал текст и метнул его самолетиком к парте Али. Такие самолетики летали по всему классу вперемешку с бумажными пульками из рогаток. Одни метали самолетики с любовными посланиями. Другие ревниво и подло стреляли в затылки. Класс был похож на военный аэродром, простреливаемый со всех сторон.

Аля.Я подняла записку и прочла:

О, Аля, моя фея, ты в сердце моем,

Ты зажгла мое сердце священным огнем...

Это ты сам написал?

Я.Сам.

Аля.Пойдем после уроков в кино на «Садко». Говорят, он цветной.

Я.Для меня это был первый цветной фильм. Мы, конечно же, угнездились в последнем ряду. А когда Садко сел верхом на морского конька, я глубоко вдохнул воздух, зажмурился и поцеловал Алю в алую душистую щеку. А конек светился у нее на фартуке в отсветах цветного экрана.

Аля.Я переписала песню про нас с тобой.

Я.Это была школьная стилизация тогдашнего любовного шлягера.

Дайте в руки мне гармонь,

Золотые планки.

Парень девушку домой

Провожал с гулянки.

Аля.

Дайте в руки мне тетрадь,

Я спишу заданье.

Прогуляла я вчера

С милым на свиданье.

Я.

Школа встала впереди,

Все глядят в окошко.

Сердце бьется во груди,

Страшно мне немножко.

Аля.

Не пускают меня в класс

Из-за опозданья.

Прогуляла я вчера

С милым на свиданье.

Это про нас с тобой! Ну почему другие дружат и ничего. А на нас вся школа пялится?

Я.Почуяв неладное, меня перевели в другую школу. Телефонов в то время не было. Я стоял возле школы, где мы были вместе, и возле дома с палисадником, где жила Аля.

Аля.Я видела из окна Сеньку Хлористого, но мама запретила мне «казать нос», а потом Сенька уехал в другой город, в семью отца.

Я.Я знал, что больше никогда не увижу Алю, но переписал для нее песню. Тогда все обменивались текстами.

У тебя в окошке свет,

Без него мне счастья нет.

В том окне, как на экране,

Твой знакомый силуэт.

Аля.Я тоже переписала для Сеньки Хлористого куплет:

Хоть пора мне спать давно,

На твое гляжу окно.

Если б длилось бесконечно

Это чудное кино.

А рядом со словом "кино" поставила в скобках и в кавычках "Садко".

Я.Через десять лет появились телевизоры, и там можно было увидеть «Садко» в черно-белой версии. Я видел все только в цвете. Садко верхом на коньке. Конек на фартуке Али. Спустя еще много лет я впервые увидел цветной телевизор. Показывали фильм «Садко», как тогда, цветной. Но я видел его черно-белым и уже ничего не чувствовал.

Аля.Недавно по радио я услышала песню, которую переписала тогда для Сеньки Хлористого, а он для меня, и мы вручили друг другу один и тот же текст.

Я.

Если надо пройти

Все дороги-пути,

Те, что к счастью ведут,

Я пройду, мне их век не забыть.

«До свиданья» скажу,

возвращусь и брожу,

до рассвета брожу мимо милых окошек твоих.

Аля и Я.

Я люблю тебя так,

Что не сможешь никак

Ты меня никогда, никогда, никогда разлюбить.

Аля.

Сенька Хлористый дурак,

Он умеет воображать

И себя показывать.

Актриса, которая по просьбе мамы увезла меня из Костромы подальше от Али.

И вот Садко на дне морском

Как взъебанный стоит.

К нему, виляя жопой,

Подплыла рыба-кит…

(Дальше не помню.)

Я.Мама, а взрослые – это цветы смерти?

Надежда Владимировна.Что за глупости?

Я.Дети – цветы жизни, а взрослые – цветы смерти.

Евгений Винокуров.

Крестоносцы перли, принимая

Каждый город за Иерусалим.

Я.На самом деле крестоносцы прекрасно знали, что грабят Константинополь, но даже Винокуров поверил их объяснению. Впрочем, Иерусалим они тоже разграбили и вырезали до основания.

Софья Борисовна Уманская.Ваш Костя оторвался от коллектива.

Надежда Владимировна.А в чем это выражается?

Софья Борисовна.Во всем.

Надежда Владимировна.Ну, например.

Софья Борисовна.Он пишет сочинение авторучкой.

Алексей Евгеньевич.Я ему подарил. Это моя вина.

Я.Это же смешно – таскать в школу чернильницу-непроливашку и пользоваться допотопным перышком, когда есть авторучка.

Софья Борисовна.Вот видите!

Алексей Евгеньевич.Но ведь сочинение хорошее.

Софья Борисовна.Да, содержание – пять. Орфография и синтаксис – два. в целом – три с минусом.

Я.А почему с минусом, ведь содержание – пять?

Софья Борисовна.Потому что много ошибок.

Я.Но ведь это сочинение, а не диктант.

Софья Борисовна.Все! Или я, или он.

Алексей Васильевич Горин (директор школы и учитель истории).Так нельзя ставить вопрос. Он ученик, вы учитель. Это непедагогично.

Софья Борисовна.Во время перемены все бегают и играют, а он стоит у окна.

Надежда Владимировна.Может, ему уже не интересно играть и бегать.

Софья Борисовна.Теперь я вижу, откуда все идет. Он сказал, что комсомол – это мертвое тело.

Я.А что, живое?

Алексей Васильевич.Так мы далеко зайдем. Костя больше не будет писать авторучкой, а вы займитесь грамотностью.

Софья Борисовна.Пусть придет на дополнительные занятия.

Я.С тупицами?

Алексей Васильевич.Хорошо, пусть позанимается дома. Без грамотности теперь ни шагу. Костя – талант, ему в Университет поступать, а тут ошибки.

Я.Хорошо, я подтянусь. И не буду стоять у окна.

Софья Борисовна.Видите, он смеется над нами!

Алексей Васильевич.Вам показалось. Он исправится. Все, а авторучкой можете пользоваться.

Алексей Евгеньевич.Ну что, просрал свою парафию.

Надежда Владимировна.Алеша, какие слова ты в школе употребляешь!

Володька Каргин.Эти ебанные сочинения... Ты не знаешь, какие будут темы?

Я.Знаю, конечно.

Каргин.Какие?

Я.Темы не знаю, а как писать, знаю.

Каргин.Как?

Я.Кто не знает Зою Космодемьянскую?

Каргин.А если про «Молодую гвардию», ебаную?

Я.Кто не знает ебаного Олега Кошевого, ебаного Сережку Тюленева, ебаную Ульяну Громову?

Каргин.А если «Кем я хочу быть?»

Я.То же самое.

Каргин.А если на свободную тему?

Я.Тогда пиши то же самое: «Кем я хочу быть?»

Каргин.Кто не знает Юрия Гагарина?

Я.Понял наконец!

Каргин.Понял!

Софья Борисовна.Это уже издевательство! Полкласса написали: «Кто не знает Татьяну Ларину и Улю Громову?»

Алексей Васильевич.А вторая половина?

Софья Борисовна.Кто не знает Евгения Онегина и Зою Космодемьянскую.

Алексей Васильевич.А Костя?

Софья Борисовна.Написал. Что его любимый герой Бенедикт Спиноза, а любимая книга «Воображаемая геометрия» Лобачевского.

Алексей Васильевич.Но это же замечательно.

Софья Борисовна.А зачем он подговорил весь класс? Это уже идеологическая диверсия какая-то.

Алексей Васильевич. Обыкновенная шалость. Не будем раздувать. Просто обсудим на комсомольском собрании. Когда у нас собрание?

Софья Борисовна.Через месяц.

Алексей Васильевич. Давайте не будем спешить. Надо хорошо подготовиться, чтобы не опозорить школу. Поставим этот вопрос на конец этой, нет, лучше на начало той четверти.

Софья Борисовна.К тому времени все всё забудут.

Алексей Васильевич.И слава богу!

Софья Борисовна.Не считайте, Костя, меня своим врагом. Просто тебе очень трудно придется в жизни с таким характером. Пока все остается между нами, но если пронюхают в РОНО...

Я.В РОНО, конечно, пронюхали, и с тех пор моя жизнь до сегодняшнего дня протекает под неусыпным оком Лубянки.

Толька Дроздов.У меня уже три инфаркта, и я должен перед тобой извиниться за то комсомольское собрание. Ты был прав. Комсомол – это мертвое тело.

Я.Плевать я хотел на комсомол. Но как ты мог публично донести на меня? Тебя что, заставляли?

Дроздов.Дурак был. Думал, что спасаю друга, как в фильме «Аттестат зрелости», где прорабатывали Ланового.

Я.Лановой совок оказался. Ему 70 лет, а он верит в партию с комсомолом. Страшный стал, как кощей, а был красавчик, как ты.

Дроздов.Я-то хоть не стал кощеем?

Я.Нет, кощеями не становятся. Кощеями рождаются.

Дроздов.И умирают.

Я.А как Лидочка Кутергина?

Дроздов.Она уже 35 лет как Дроздова. Каждый раз плачет, когда слышит тебя по радио или видит по телевизору.

Я.Честное слово, у нас с ней ничего не было. Даже не целовались.

Дроздов.Знаю. Только на пустыре за руки подержались. Вот я и взревновал тогда и выступил на этом ебаном собрании.

Я.Да ладно, меня бы все равно на заметку взяли, раз собрание устроили. А кто там чего сказал, это, как в 37-ом, значения не имело. Нет доноса – напишут сами. Есть – до времени под сукно положат, а когда надо, ход дадут. Что там корчить из себя Кошевых и Космодемьянских. Да и перед кем? Перед этими вертухаями?

Дроздов.Когда ты списывал у меня задачки, то пыхтел на весь класс так, что даже математик к окну отворачивался.

Я.Смешной был мужичок. Не помнишь, как его зовут? Из слесарей. На выпускном вечере гулял с нами вместе по дамбе и плакал.

Математик.Оля, Оля, дивчина моя голубоглазая, как же я тебя любил. Как же я мог за другую выйти. Ты, Костя, меня прости, что я тебе тройку влепил. Я хотел тебе исправить задачки, подошел к парте, а ты так гордо говоришь...

Я.У меня все решено, все в порядке.

Математик....и тетрадку на стол. А там от РОНО представитель. Я только и успел переправить плюс на минус. Ты, как всегда, ошибся, плюс с минусом перепутал. Ой, Оля. Дивчина моя. Оля!

Софья Борисовна.Я желаю тебе только счастья. Прости, если что было не так, я хотела только добра.

Я.Знаю. И уроки ваши были прекрасны. Всегда все по-своему. Вы не думайте, что мы не ценили. Просто хотелось себя проявить.

Софья Борисовна.Вот и авторучки теперь разрешили. Словно специально к твоим экзаменам.

Я.Придет время – все разрешат.

Софья Борисовна.Ты думаешь?

Я.Знаю!

Софья Борисовна.Дай-то бог!

Алексей Васильевич.Эх, мне бы сейчас ваши годы! Может, поменяемся, а?

Алла Демкова, красавица (поет).

Высоко летят под облаками

И курлычут журавли над нами.

Вдаль скользя по ветру легкой тенью,

Тают птицы в синеве осенней.

В путь не ближний провожать их выйдем,

Им простор земли далеко виден:

Ленты рек, озер разливы...

«До свиданья, птицы, – путь счастливый!»

Дроздов.А Демкова-то осталась в школе секретаршей, и ее застукал Алексей Васильевич в химкабинете с физруком. Сразу уволил. Потом она вышла за какого-то слесаря. А какая была красавица!

Я.Они с твоей Лидкой соперничали – кто краше.

Дроздов.Демкова, конечно, была красивее. Как она пела на выпускном!

Демкова.

В звездном свете от земли не близко

Появились вдруг на лунном диске

И мерцали, шевеля крылами,

Журавли над спящими полями.

Алексей Васильевич.Как сказал Энгельс, труд создал человека из обезьяны.

Каргин.И превратил его в лошадь.

Я.А где сейчас наша 68-ая школа в Казани?

Дроздов.Снесли.

Лена Данцер.Школу снесли, а штакетник, который ты на субботнике укладывал, остался. И там следы твоей крови навсегда въелись.

Я.Какая там кровь, просто хулиган Васька Дубов мне нос за тебя расквасил.

Данцер.Он до сих пор говорит...

Дубов.Разбил мне Костя жизнь. Отбил Леночку Данцер, а сам уехал.

Данцер.Ох и любила я тебя, ох и любила. Да и до сих пор люблю.

Я.Я до сих пор помню твою записку:

О куст цветов с таящейся змеей,

Дракон в обворожительном обличье...

Я только недавно узнал, что это Шекспир.

Данцер.Это Джульетта говорит о Ромео. Мы тогда с подружкой переписали, и она тебе на перемене ее отдала, когда ты стоял у окна и «отрывался от коллектива».

Я.А помнишь, как мы целовались под башней казанского Кремля, и у меня от возбуждения кровь пошла носом прямо на твой белый фартук с комсомольским значком. Мы ведь только целовались, а все равно получается, что мой отъезд как измена.

Данцер.Мы и встречались не чаще одного раза в год, и всего-то три раза.

Я.Где ты теперь, Лена Данцер? Может, даже вышла замуж за хулигана Дубова?

Данцер.Ну нет. Это было бы настоящей изменой.

Я.А, кстати, Дубов и не задумывался, что ты еврейка. И никто никогда в нашей школе не думал о такой ерунде.

Данцер.А потом шестидневная война, и нас заставили задуматься.

Я.Евреев стали заставлять быть евреями, а русских русскими. Это была государственная политика.

Данцер.Обыкновенный фашизм. Кстати, тогда и фильм Ромма вышел с этим названием.

Я.Сегодня уже никто не верит, что в конце 50-х годов мы жили, не замечая бушующего расизма. Во всяком случае, в 68-й школе города Казани его не было точно. Как нам повезло, что мы жили в те времена.

Данцер.Мы и сейчас там живем. И я, и ты, и Васька Дубов, и никто не заставил нас быть другими. Ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов с Черненко, ни Горбачев, ни Путин.

Я.Мы ведь безгласное поколение. Все говорят только о довоенном, военном, послевоенном. А о нас ни слова.

Дроздов.Потом у них были Чехословакия, Афган, а о нас ни слова, точно нас не было.

Я.Может, нас и вправду не было? Здорово придумали кремлевские маразматики. Кого на БАМ, кого в Чехословакию, кого в Афган, чтобы ничем не делиться с молодежью и жить в свое удовольствие.

Данцер.Чего-чего, а это у них получилось.

Я.А ты видела в нашей школе хоть одного антисемита?

Данцер.Их у нас тогда не было. Только в Кремле. А среди молодых первые фашисты образовались в райкомах комсомола.

Света Беккер.Первым моим фашистом оказался мой жених Слава Запорожченко. Говорит: «Что это ваши там в Израиле устроили?» Это он про шестидневную войну. И пошло, поехало.

Александр Мень.Антисемитизм – страшное смертное прегрешение. Сказано в Библии: «Прокляну проклинающих народ мой Израиль». Пока Россия не покается, как Германия, не будет нормальной жизни.

Я.Это и без Библии понятно. Иногда так и хочется сказать Богу: да прости ты им несмышленышам, не ведают бо, что творят.

Лена Кацюба.Очень даже ведают. Подлец всегда знает, что он подлец.

Марина Розанова.И графоман всегда знает, что он графоман.

Я.Ничего подобного. У всех советских поэтов есть удачные строки. Просто они не отличают хорошее от плохого. Они думают, что одна хорошая строчка спасает сто плохих. На самом деле наоборот – одна плохая строка убивает тысячу хороших. Даже у Евтушенко есть хорошие строки.

Марина Розанова.Какие же?

Евтушенко.

Спрашивают: есть свобода?

Отвечают тихо: «Есть…»

То ли есть у них свобода,

То ли хочется им есть.

Меня все ругают, а чего я кому плохого сделал?

Я.Вас ругают не за то, что вы сделали, а за то, что вы не сделали.

Евтушенко так и не понял, что уехав из России после 91-го года, он перестал быть не только героем, но и автором лучших своих стихов. Автор уехал, и стихи опустели, а, может, они и были пустыми, и нам просто казалось, что в них живет благородный, смелый и талантливый человек. «Молодой трибун» звучит так же мерзко, как «престарелый плейбой».

Зав. отделом культуры в газете.Вы будете брать интервью у знаменитостей. Начнем с Фазиля Искáндера.

Я.Искандéра.

Зав. отделом.Искандерá.

Ректор (разговор у памятника Герцену у литинститута на Тверском бульваре).Вы чем чистите обувь?

Я (в то время не было ваксы).Гуталином.

Ректор.А я вазелином.

Радио.

Ты стоишь у окна, небосвод высок и светел.

Ты стоишь, и грустишь, и не знаешь, отчего.

Потому что опять он прошел и не заметил,

Как ты любишь его, как тоскуешь без него.

Хрущев.Мы боремся не против людей. Мы боремся против вредных идей за людей.

Брежнев.У нас есть диссиденты трех видов. Одни не разделяют наших идей – с ними мы ведем разъяснительную работу. Другие ведут враждебную агитацию – их мы всячески предупреждаем о последствиях. Третьи борются с нами и нарушают закон – их мы наказываем.

Анекдот.У нас три вида диссидентов: диссиденты досиденты, диссиденты сиденты и диссиденты отсиденты.

Поэт Геннадий Паушкин.Старик! Я долго думал над твоими стихами и вот что понял. У тебя слишком много метафор. Что ни строка – метафора. А надо, как у других: стих строк в 16 и на конце одна метафора.

Жуховицкий.Если Кедров хочет, чтобы мы его понимали, ему надо разжижить свои стихи. Иначе мозг не справляется.

Голос из зала.Это проблема вашего мозга.

Поэт Боря Викторов.У тебя так много образов! Это словно... это как у женщины много пизд. С одной стороны, хорошо, а с другой – зачем столько?

Маршак.

Желаем вам расти, цвести,

Беречь свое здоровье.

Оно на жизненном пути

Главнейшее условье.

Вознесенский.

А Витька с Галечкой,

Как винтик с гаечкой —

Полюбили намертво,

Не сошлись диаметром.

Радио.

Это не рыбки сверкают в пруду —

Это ребята играют в саду.

В самом веселом, самом красивом,

В самом счастливом детском саду.

Я.Мы умираем рано, чтобы не успеть понять.

Лера Нарбикова.Вот мы все всё поймем – и умрем.

Я.Ну почему же умрем?

Лера.Поймем и умрем.

Я.Мы либо форпост Китая, либо европейская окраина.

Богослов Шмеман.Богословие без Освенцима безнравственно.

Поэт Михаил Бузник.Сталинская архитектура – это не высотки, не ВДНХ, а колючая проволока и будки ГУЛАГа. Высотки – это декорация, чтобы прикрыть ГУЛАГ.

Никита Струве (узнав о внесении меня в список номинантов).Жизнь псу под хвост. Я 15 лет пытался внести Ахматову в шорт-лист на Нобелевскую премию. У меня ничего не вышло. А теперь пришли совсем другие люди.

Я.Семен Иосифович, почему вы не напишете для ЖЗЛ книгу о Гоголе?

Машинский.«По небу бежали хмурые тучи. Гоголь вышел на крыльцо...» Нет, я так не могу.

Радио.

Лес дремучий снегами покрыт,

На посту пограничник стоит.

Ночь темна и кругом тишина.

Спит советская наша страна.

Возле самой границы овраг.

Может, в чаще скрывается враг.

Но каких бы нивстретил врагов,

Дать отпор пограничник готов.

Кино.

От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит как хозяин

Необъятной родины своей.

Вовка.

Человек проходит как хозяин

Необъятной родины еврей.

Я.Что такое еврей?

Вовка.Александр Лазаревич.

Я.Ты врешь! Мой папа режиссер.

Вовка.Ха-ха-ха, режиссер-еврей, режиссер-еврей!

Художница Света Шнегас.

До чего дошла наука —

В небесах летает сука,

Прославляя до небес

Мать ее КПСС.

Геолог Купсик.

Я тоже, в рот меня ебать,

Подлюка, сука, курва, блядь.

Поэт и геолог Николай Беляев.

Сквозь дали ночные туманами зыбкими

Приди к ним, чтоб рядом лечь.

Хорошие парни встретят улыбками,

Улыбками шире плеч.

Юрий Щекочихин (юный тогда поэт).

Видим землю, видим рядом,

Но ступить на нее не можем.

В басне старой лиса с виноградом,

Видно, чем-то на нас похожа.

Поэтесса Нурия.

Я с миленком до утра

Целовалась у метра.

Целовалась бы еще,

Да болит влагалищо.

Липатов.Во мне почти нет русской крови. Я – бурят, эстонец, еврей. Мама еще до революции уехала в Палестину, а потом вернулась в СССР. Ее сослали аж в Бурятию, а там она вышла замуж за сына ссыльного эстонца и бурятки. В рыбацком колхозе рыбу ловили сеткой, которая называлась мордой. Однажды в районной газете появилась публикация: «Каждому рыбаку по морде».

Я.Говорят, в Эстонии, где богатые месторождения сланца, выходила газета «За сланец».

Виль Липатов.Есть эстонская фамилия – Нематукайтис.

Я.И грузинская – Госбезопадзе. А в Литинституте у меня был студент по фамилии Хуйеубаев.

Нурия.

Полюбила парня я,

А у парня нет хуя.

На хуя мне без хуя,

Коль с хуями до хуя.

Светлов.Прихожу в сберкассу и говорю с ударением на у: «Застрахуйте меня». А мне: «Безобразие! Хулиганство!» А я: «Ну, тогда застрахерьте».

Нурия.

На столе стоит стакан,

В нем цветочек аленький.

Ни за что не променяю

Хуй большой на маленький.

Володя Игнатюк.

За пирамидою Хеопса

Священный бык с коровой пасся.

Открывался дивный вид

На них с вершины пирамид.

Вовка.

Пошла я раз купаться,

За мной идет бандит.

Я стала раздеваться,

А он и говорит:

"Какие у вас ляжки,

какие буфера!

Нельзя ли вас попробовать

За рубль за полтора".

Такой хороший мальчик,

Ну как ему не дать?

Легла я на песочек,

А он в меня совать.

А знаешь, откуда берутся дети?

Я.Из живота.

Вовка.А вот и не из живота, а из...

Я.Откуда?

Вовка.Не скажу!

Надежда Владимировна.Еще не совсем, значит, совесть потерял.

Липатов.Я звоню тебе из-под капельницы. Тут скука смертная. Попросил я Таню принести мне журнал «Знамя», а там роман Кожевникова «Знакомьтесь, Балуев». Посмотрел я и говорю: «Этого я не смогу прочесть даже под капельницей».

Холин.Вокруг смерти много намудрили. Тот же Лев Толстой со своим Иваном Ильичом. В палате со мной старик. Плевать ему, умрет он сегодня или через десять лет.

Я.Теперь-то я понимаю, что Игорь Холин это про себя, а не про старика говорил.

Сапгир.Я тебе звоню с того света. После реанимации. Сам ты никогда не позвонишь. Это я уже давно понял. Так вот, там все, как ты говорил. Откуда ты знаешь? Все, как ты в своем «Поэтическом космосе» написал. В общем, у меня уже все в порядке, могу принимать умеренно. Приходи, но без спиртного. Будем чокаться соком. Нет. Лучше ты приди со спиртным. Я буду чокаться соком, а ты спиртным. Так мне приятнее, что хоть другим еще можно.

Светлов.

Умчались в неизвестные края

Два ангела на двух велосипедах —

Любовь моя и молодость моя.

Игорь Владимирович Ушаков (главный редактор издательства «Мысль»)."Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко»-песню допел до конца. Ничего себе отряд. Отряд не заметил потери бойца!

Светлов.

Каждый год цветет и отцветает миндаль.

Мириады людей на планете успели истлеть.

Что о мертвых жалеть? Мне мертвых нисколько не жаль.

Пожалейте меня, мне еще предстоит умереть.

Что ты, старик, про каких-то мамонтов пишешь, все это есть у какого-нибудь вшивого Бодлера. У тебя же талант. Пиши про современность, будь комсомольцем. Гори, как эта спичка. Сейчас я позвоню в "Литгазету", и они тебя напечатают. Алло, это Светлов. У меня тут гениальный молодой поэт... Что? Написать о поездке Хрущева в США? Хорошо, напишу. Вот видишь, я напишу, и Хрущев будет говорить с Эйзенхауэром то, что я в статье напишу.

Ректор.Мне поручили отстранить Таирова от Камерного театра, я тогда в ЦК все театры курировал. Он вел себя достойно, даже шутил. А потом раз и умер. А меня поставили директором Вахтанговского. Так я там за все время ни одного актера не уволил, пока все по три раза заново не переженились. Вот что такое театр.

Светлов.

Пока Достоевский сидит в казино,

Раскольников глушит старух.

Старик, может, тебе деньгами помочь? Я дам! Какой я лентяй. В Театральном переулке (он теперь Камергерский – К.К.)будет висеть мемориальная доска: «Здесь жил, но не работал Михаил Светлов».

Я.Доска действительно висит: «Здесь жил Михаил Светлов». А, по-моему, он и теперь здесь живет. И вообще, никто никуда не уходит. «Все остается людям». Нет, все остаются людьми. Нет, не все, а только те, кто ими были при жизни. А смерть – это какая-то инсценировка дьявола. Он ведь тоже многое может. Нет – только то, что мы сами ему позволяем. Не ссылайтесь на Сталина и на Путина. Они и есть мы. Наша слабость – их сила. Без веры нет человека. Нет никаких атеистов. Просто одни верят в Бога, другие в дьявола. А большинство колеблются.

Светлов.

Становлюсь я знаменитым что-то,

Все меня встречают, провожают.

И меня уже большим почетом,

Как селедку луком, окружают.

Я.В середине или в конце 70-х (Михаил Аркадьевич Светлов умер в 1964 году) у дома, где жили Мария Федоровна и Лиля Брик, напротив гостиницы «Украина», я увидел длинную очередь в книжный. Люди стояли «записываться» (был такой термин) на Светлова. Я-то думал, что его давно все забыли. Почему его тогда помнили и до сих пор помнят – это большая тайна. Ведь хороших стихов нет. Одни строки.

Светлов.

Такой любви мы не видали, право,

Чтоб не соврать, лет этак пятьдесят.

Я.Никогда не думал, что это не метафора, а простая констатация факта.

Валерий Золотухин.А знаете, чего больше всего на свете боялся Смоктуновский? Бани! Он был еврей и очень боялся, что все увидят, что он обрезанный.

Я.Вот я уже седьмой десяток живу, да так и не понял, как обрезанный отличается от необрезанного. Не знаю и знать не хочу. Зато знаю великие строки Уткина из «Поэмы о рыжем Мотеле».

Иосиф Уткин.

Шум и топот на улице,

По базару прошел отряд.

Торговка Мэт волнуется,

Волнуется и весь ряд.

– Вы слыхали, Хаим Бэз

сделать внуку обрезанье

отказался наотрез.

Первый случай в Кишиневе,

Что задумал, сукин сын!

Говорит: "Довольно крови,

Уважаемый раввин!"

Я.Это был какой-то Шагал в поэзии.

Иосиф Уткин.

А дни кто-то вез и вез,

А в небе все так же без толка

Болтались пуговки звезд

И лунная чья-то ермолка.

Я.в Литинституте шла переаттестация. Студенты называли ее переарестацией. Их вызывали по одному в партком, партийных и беспартийных, и спрашивали: «Почему у вас нет патриотических стихов о родине?»

Студентка.А, это —

С неба звездочка упала,

Прямо к милому в штаны.

Пусть бы все там разорвало,

Лишь бы не было войны.

Другая студентка.

Минометчик, дай мне мину,

Я туда ее задвину.

Если враг в село ворвется,

Пусть на мине подорвется.

Я.Профессорско-преподавательский состав тоже не оставляли без духовного окормления. Однажды в институт прислали лектора из ЦК. В стране был хронический дефицит мяса. В мясном отделе в лучшем случае лежали какие-то тошнотворные жилы или желтые обветренные кости. А потом и они исчезли. Осталась только надпись" Мясо".

Лектор.Товарищи! Не будем бояться острых вопросов. Чем объясняется мясной дефицит? Дело в том, что карусельный метод себя не оправдал.

Я.А что это такое?

Лектор. Коровы стоят головами к центру вокруг карусельной кормушки, а потом их по очереди оплодотворяют из пробирки.

Я.Ну и как?

Лектор. К сожалению, такие коровы потом не подпускают к себе быков. Да и бык не идет к таким коровам. У него, попросту говоря, на них не стоит. Словом, ни молока, ни приплода.

Я.Коровы не дают, у быков не стоит. Может, мы поможем? Это я сказал, конечно, не лектору, а соседу. Примерно в то же время на телеэкране признали запрещенный гипноз. Появился лысый пучеглазый человек в белом халате и стал проводить телесеансы против алкоголизма.

Лысый.Вы приняли алкоголь, вам тошно, вам хочется вырвать.

Я.Полстраны блевало прямо у телевизора. Но и до, и после телесеансов все равно пили. Потом этот же человек что-то рассказывал про секс. Я читал его брошюрку. «Дебильный слесарь П. предложил своей дочке заняться оральным сексом». Впрочем. это уже был Свядощ. Вся страна зачитывалась его книгой «Сексопатология».

Свядощ.Полковник Б. любил переодеваться в женское белье. Искал контактов с мужчинами. Быстро продвигался по службе.

Я.Интеллигенция резвилась, разыгрывая сценки из брошюры, а профессор Ч. отснял любительский фильм про школьницу и дебильного слесаря. Его упекли в психушку.

Пушкинист.Однажды директор ИМЛИ (Институт мировой литературы) вызвал к себе профессора Б., заведующего сектором зарубежной литературы.

Директор.Вы устроили вечеринку в отделе. Мазали голых девочек кондитреским кремом, а потом слизывали.

Зав. сектором.Клевета! Девочки были, кремом с торта их мазали. Но слизывать… Никогда!

Пушкинист.Работал я в Худлите (так называлось издательство «Художественная литература». – К.К.). Тут вдруг решили издать полное собрание сочинений Мопассана к приезду Де Голля. Полное – значит полное. Поручили молодому редактору. Тот к начальнику отдела.

Редактор.Все тексты готовы, можно печатать.

Зав. отделом.А я все-таки посмотрю.

Пушкинист.На другой день приходит в редакцию.

Зав. отделом.Можете печатать все, кроме рассказа «В лодке».

Пушкинист.А там герой переспал сначала с матерью, а потом еще и с дочерью. Младший редактор на дыбы.

Редактор.Это же Мопассан, классика!

Зав. отделом.Нет, это порнография.

Пушкинист.Слово за слово, порнография – не порнография, классика, нет, порнография. Выходит директор.

Директор.О чем спор?

Зав. отделом.Вот рассказ «В лодке» печатать нельзя. Порнография.

Редактор.Мопассан – это классика, значит не порнография.

Директор.Хорошо. Дайте мне рассказ. Я его прочитаю дома и дам ответ.

Пушкинист.Утром приходит, и рукопись на стол.

Директор.Не порнография. Печатать можно.

Редактор и зав. отделом.А как вы определили?

Директор.Вы молодые люди. У вас, извините за откровенность, на всё стоит, а у меня только на порнографию. Читал всю ночь – не колыхнулось. Можно печатать.