Текст книги "Безмолвные клятвы"
Автор книги: Конни Райнхолд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Речел слышала усмешки женщин за спиной…
Затем Генри ушел, и Речел заканчивала поход за покупками в одиночестве. Он даже не спросил о том, что она собирается делать дальше. Наверное, ему все равно. Мысль об этом больно ранила Речел, гораздо больнее, чем можно было ожидать.
Колени ее подкосились, она села на пол, прислонившись плечами к кровати. Пальцы снова погладили холодную тулью. Все-таки это не деньги, оставленные на ночном столике… И не плата за услугу. Джентльмен, подобный Генри, не способен так вульгарно прощаться. Такой подарок, скорее, походил на знак расположения и признательности.
Но его жена заслуживала большего внимания, если он действительно намерен считаться с условиями брачного контракта. Речел закрыла лицо ладонями и заплакала – в первый раз с тех пор, как покинула дом своей матери.
ГЛАВА 9
Речел быстро собирала вещи, старясь ни о чем не думать, чтобы не причинять себе новых страданий. Потом посмотрела в окно, надеясь в последний раз увидеть Генри.
Сейчас, в лучах предрассветного солнца, город казался молчаливым и загадочным. Но скоро жители как следует протрут глаза, и на улицах начнется привычная суета. Когда Речел выедет за пределы Шайенна, время волшебных снов закончится и она запретит себе мечтать.
Внизу Речел увидела свой фургон, нагруженный всякой всячиной и ожидающий напротив гостиницы – грубое напоминание о тех маленьких привилегиях, которые приобрела женщина за счет имени мужа. И этого было достаточно.
Речел надела плащ и шляпку, взяла кожаный саквояж и вышла, даже не оглядев на прощание свои роскошные апартаменты. Подойдя к фургону, она почувствовала легкое волнение. Путешествие предстояло тяжелое. Речел обычно ездила в повозке, запряженной мулами. Но управлять фургоном не так уж и сложно, а на мулов можно пересесть поближе к дому. Индейцев Речел не боялась – они считали ее сумасшедшей, и это служило своего рода защитой. Большее беспокойство вызывали бандиты и проходимцы, наслышанные о том, что Речел занимается торговлей. Они бы с радостью забрали бесплатно то, за что она заплатила немалые деньги. Она поставила саквояж на землю, открыла его, осмотрела пистолет и коробку с патронами и засунула под деревянное сиденье фургона. Затем проверила, на месте ли новое ружье.
– Я вижу, вы будете надежно защищены, – раздался за ее спиной пронзительный голос, который она сразу узнала.
Речел выпрямилась и обернулась, стараясь скрыть волнение, которое всегда чувствовала в присутствии мужа. Сердце ее громко застучало. Генри приближался, держа в руке плоский чемодан и ведя под уздцы оседланную лошадь. Темную талию и узкие бедра Генри свободно облегали темно-синие ковбойские брюки. Их надежно держали подтяжки. Все это едва ли подходило для долгого путешествия, – так же как и свежая белая рубашка. На ногах Генри были кожаные ботинки, а на голове – та же шляпа, что он носил вместе с английским костюмом. За плечами на ремне весела винтовка последнего образца, что отвергало даже мысль о том, будто Генри нуждается в защите.
Речел, не мигая, смотрела на мужа. Он выглядел воинственно и, вместе с тем, забавно. Позади стоял граф, держа в каждой руке по большой коробке.
– Доброе утро, Речел! – произнес Люк. Усмешка не сходила с его губ.
– Доброе утро, – ответила Речел, не сводя глаз с Генри. Он же тем временем привязал лошадь к задней стенке фургона. Затем снял седло, намереваясь положить его на пол.
В дверях гостиницы показался коридорный, который вынес круглую разноцветную картонку:
– Вы забыли это.
Генри поднял глаза, нахмурился, кинул седло в фургон на деревянный пол и поспешил к коридорному. Речел нагнулась, надевая через голову патронташ, затем закуталась в плащ.
– Речел, можно куда-нибудь это поставить? – спросил граф.
– Да.
Она указала рукой в угол фургона.
– Это для Генри, – сказал граф, укладывая принесенные коробки на свободное место. – Свадебный подарок. Будьте добры, отдайте ему, когда приедете домой.
Она только успела кивнуть. Генри принес картонку со шляпкой, которую Речел хотелось бы больше никогда не видеть. Подавая ее жене, Генри произнес недовольным голосом:
– Женщины любят терять платки и прочие безделушки, зная, что возлюбленные всегда подберут и вернут их…
Речел посмотрела мужу в глаза:
– Что вы собираетесь делать?
Генри небрежно бросил шляпку в фургон и пожал плечами.
– Мы, англичане, очень щепетильны по части ритуалов. Не годится, чтобы жена Эшфорда покидала город без сопровождения! – с истинно придворным изяществом Генри подсадил Речел на сиденье, но тут же смазал весь эффект, когда, оборачиваясь к брату, ударился ногой о колесо и грубо выругался.
Речел сначала обрадовалась, что муж проводит ее до окраины. Но вспомнив, что потом им придется расстаться, вновь почувствовала себя покинутой. Она хотела как-то ответить на любезность Генри, но не нашла слов. Что она могла сказать? Что благодарна за его щепетильность? Если он заботится о таких вещах, то она, наверное, последний человек, в отношении которого Генри проявляет эту самую «щепетильность».
Краем глаза Речел наблюдала за мужем, сидящим напротив графа. Молчание Генри свидетельствовало о сдерживаемом гневе и гордости. Напряжение и скованность – о нежелании разрывать крепкие узы родства.
– Смотри за ней, Генри – сказал граф, и в голосе его прозвучали одновременно и предостережение, и уверенность.
– Если судить по ее вооружению, Речел сама может о себе позаботиться.
Граф кивнул:
– Тогда, надеюсь, вы будете заботиться друг о друге.
Он протянул брату руку. Генри стиснул ее и замер на месте, как будто оказался у последней черты, на которой заканчивалась одна часть его жизни и начиналась другая, и не знал, к которой из них ему обратиться. Граф шагнул вплотную к Генри, и братья, не замечая любопытных взглядов прохожих, крепко и искренне обнялись, как люди, которых связывают глубокие переживания.
Речел отвернулась и подобрала вожжи, потом хотела посмотреть на дорогу, ведущую из города, но глаза застелила пелена. Она понимала, что вражда, неприязнь и взаимные упреки братьев, как ни странно, лишь укрепляют дружбу и любовь между ними.
Фургон качнулся, когда Генри запрыгнул на сиденье рядом с женой и взял из ее рук вожжи. Речел скептически улыбнулась. Через несколько часов у него заноют ноги и спина, а белая рубашка потемнеет от пыли. Но Речел не решилась давать мужу советы. Если он захочет переодеться или отдохнуть, то сделает это сам.
Городские дома медленно оставались позади. Управляя фургоном, Генри насвистывал и приподнимал шляпу, приветствуя прохожих, словно ехал на пикник. Речел смотрела прямо перед собой, вспоминая времена, когда их с матерью сопровождали по дороге из города шериф и священник.
Генри неожиданно остановил фургон – из лавки выбежала женщина и окликнула его:
– Мистер Эшфорд, доброе утро!
Генри кивнул ей.
– Вашей жене понравилась шляпка? – спросила женщина, стараясь при этом заглянуть в лицо его спутнице.
– Моей жене понравилась шляпка?
Шепот Генри был настолько тихим, что Речел не сразу поняла, что вопрос обращен к ней. Она растеряно оглянулась, узнала лавку модистки и витрину, в которой уже появилась новая шляпка.
– Очень красивая, – сказала она и встретилась глазами с хозяйкой.
Та удивленно уставилась на Речел, когда разглядела под соломенной шляпкой ее лицо.
– Это ваша жена?
Не дожидаясь ответа Генри, модистка насмешливо произнесла:
– Значит, я была права, когда говорила, что ваша жена не стоит моей шляпки?
Не зная, о чем идет разговор, Речел почувствовала, как внутри у нее поднимается волна страха.
– Вы правы, – так же насмешлива ответил Генри. – У моей жены столько достоинств, что ваша шляпка ничего не прибавит.
Модистка открыла рот, отступила назад и чуть не споткнулась о порог собственной лавки. Речел почувствовала, как загорелись ее щеки, страх отступил, и она перевела дух. Генри защитил ее, и это было первым и таким приятным проявлением уважения.
– Почему вы прислали мне шляпку, мистер Эшфорд? – поинтересовалась Речел, пытаясь понять истоки столь противоречивых поступков мужа.
– Потому что у вашей соломенной очень жесткие поля, – отозвался он. – Не хочу, чтобы они лезли мне в глаза…
Речел посмотрела на Генри, пытаясь по выражению его лица отгадать правду. Но так ничего и не поняла. Однако Речел не сомневалась, что если мужчина что-нибудь дарит, то всегда преследует какую-то цель. Сколько раз Речел наблюдала, как в доме Розы появляется посетитель с подарком для «любимой девочки», чтобы та по достоинству «отблагодарила» его. Затем этот клиент возвращается к жене и преподносит шляпку или бусы, чтобы купить ее терпение.
Неужели обмен товаров на услуги – это единственно возможные отношения между мужчиной и женщиной? Даже в браке? Разве это такая уж несбыточная мечта – дружба, уважение, совместные трапезы в кругу любящих друг друга родителей и детей? Как ни странно, Речел это казалось недостижимым, пока она не встретила Генри Эшфорда.
Генри ответил на ее взгляд насмешливой улыбкой и подстегнул лошадей, заставляя фургон двигаться быстрее, перестав обращать внимание на прохожих, которые окликали их или свистели вслед. Так как Генри объявил модистке, что его жена – само совершенство, Речел выпрямила спину, подняла подбородок и с гордостью оглядывала горожан.
– Вы знаете этих людей? – спросил Генри.
– Некоторые… немного знакомы, – осторожно ответила она.
– А я здесь ни с кем не успел познакомиться, – признался Генри. – И слава Богу! Здесь обитают одни дикари.
Речел не смогла сдержаться. Сначала все ее эмоции, накопившиеся за последнюю неделю, выдала кривая нервная усмешка, а потом начался приступ истерического хохота. Она пыталась закрыть ладонью рот, но еще долго не могла успокоиться. Дикари… Если Генри считает таковыми жителей Шайенна, то что он подумает об обитателях дома Розы?..
Эта мысль отрезвила Речел, и она перестала смеяться. Генри хмуро посмотрел на жену и подхлестнул лошадей. Им овладело язвительное настроение. Проезжая мимо лучших и самых известных в Шайенне зданий – театров и салунов, церквей и борделей, – Генри давал им далеко не лестную характеристику.
Вскоре они выехали из города. Далеко впереди простирался бескрайний горизонт, позади клубилось серое облако пыли. Фургон трясло на неровной дороге. Теперь Генри ругал только лошадей. Речел думала о своем. Страх или надежда – а может, и то и другое, – мучили ее, мешали сказать Генри, что она не держит его и освобождает от дальнейших обязательств.
Проехали еще милю, и еще одну: город, оставшийся позади, давно исчез из виду. Речел, не в силах скрыть волнение, сжала пальцами край сиденья. Она больше не могла ждать, не могла выносить волнения, мешавшего ей дышать.
– Вы разумно поступили, что собрались уехать к себе домой, – неожиданно произнес Генри, начиная разговор.
– Я всегда разумно поступаю, – безразлично ответила Речел.
– Неужели? Именно поэтому вы оставались в городе и ждали возвращения мужа, который вовсе не собирался возвращаться?
– Каждый вправе надеяться, – ответила она, не глядя в его сторону.
– Какая вы терпеливая… – иронично сказал Генри.
– Вы можете остановиться здесь, – в едином порыве на выдохе произнесла Речел. – Мы уже отъехали слишком далеко…
Ответа не последовало. Речел посмотрела на горы, возвышавшиеся вдалеке, и твердо добавила:
– Дальше я могу ехать одна. Спасибо за…
– Вы меня прогоняете?
Он резко повернулся к ней и прищурился.
– Нет, – ответила Речел, с удивлением заметив его пристальный взгляд и особую мягкость в голосе, будто Генри был охотником, а она – добычей, которую он боялся спугнуть.
– Нет… – повторил он. – Тогда в чем же дело?
– Вы уже проводили меня до окраины города. И если сейчас поедете в другом направлении, никто об этом не узнает.
– Ах, вот оно что! Теперь вы поняли, что ваша сделка неудачна, и решили вовремя расстаться со мной!
На этот раз его голос звучал небрежно и нетерпеливо. Таким же тоном Генри подгонял лошадей. Он осмотрел свою одежду и начал стряхивать пыль с рубашки и брюк.
– Нет, – снова произнесла Речел, не зная, что добавить, боясь вообще что-либо сказать.
– Сначала вы ждете меня, затем намекаете на то, чтобы я вас покинул, потом возражаете и против этого. Я не умею читать мысли, Речел. Скажите, что у вас на уме?
Речел облизнула пересохшие губы и услышала свой ответ, словно исходивший от другого человека:
– Я думаю о том, что в одиночку будет трудно путешествовать. И вам и мне.
– Разве нам по пути? Я даже не знаю, куда вы отправляетесь.
Они обменялись взглядами.
– Я еду домой, мистер Эшфорд. В дом, который, как я полагала, предназначен для нашей семьи.
Генри чертыхнулся. Речел не поняла, в чей адрес – ее или лошадей.
– Тогда нам, действительно, лучше расстаться, – сдержанно произнес он.
– Почему?
– Черт побери, неужели не понятно, что я никуда не годный муж! – почти крикнул Генри. – Вы слышите? Нет ничего глупее, чем создавать со мной семью, на которую мне наплевать!
– Почему вы считаете, что вы никуда не годный муж? – спокойно поинтересовалась Речел.
– Спросите любого, кто меня знает!
– Я спрашиваю вас.
– Я знаю, что я такой, какой есть. И я не собираюсь меняться.
Они продолжали ехать. Если бы Генри остановился и отправился своей дорогой, Речел не стала бы его удерживать. Если бы у нее хватило смелости, она рассказала бы мужу правду о матери и выдержала бы все его насмешки. Если бы Генри стал унижать ее, она не придала бы этому никакого значения. Она и так слишком часто обращала внимание на вещи, которые того не стоили.
Но Генри начал спокойно и негромко, словно разговаривал сам с собой:
– Видите ли, никто не любит признавать свою неправоту и собственное несовершенство. Приходится лгать самому себе и другим. Одни Бог знает правду. А знакомые просто считают меня высокомерным ублюдком, который хочет присвоить себе чужие привилегии.
– И вы действительно такой? – спросила Речел, не совсем понимая, о чем речь, но готовая поддержать разговор.
– Высокомерный – да. Ублюдок – нет. По крайней мере, не в прямом смысле, – Генри пожал плечами. – Больше я о себе ничего не могу сказать. – Он неожиданно натянул вожжи, и лошади, захрипев, остановились. Генри снова дернул поводья, но лошади не трогались с места. Речел склонилась к мужу и помогла ему подстегнуть лошадей. Когда фургон тронулся, Генри зло усмехнулся:
– Вот видите, я ни на что не способен! Никчемный человек…
Лицо Генри приняло угрюмое выражение. Он замолчал. «Затишье перед бурей», – подумала про себя Речел. Но у нее самой на душе стало гораздо спокойнее. Во-первых, Генри пока еще ее не бросил. Во-вторых, после его монолога Речел подумала, что у них с мужем есть что-то общее. Что именно, она еще до конца не поняла. Но это «что-то» поможет им обоим вместе построить новую жизнь.
Речел хотела многое узнать о прошлом Генри, но решила его не расспрашивать. Если прошлым нельзя похвастаться, лучше поскорее о нем забыть. И потом, не обо всех секретах нужно рассказывать.
Но у нее еще оставалась надежда.
– Никого из нас нельзя назвать совершенством, мистер Эшфорд… – сказала Речел.
Генри поднял глаза:
– А вы хотели бы стать совершенством? Речел вздохнула и посмотрела вперед на дорогу:
– Да. А вы – нет?
– Мне это ни к чему. Хотя, кто знает? Может, через пять лет я превращусь в образцового мужа.
– Пять лет… – задумчиво произнесла Речел, не обращая внимания на его иронию. – Достаточный срок, чтобы начать новую жизнь…
– …Или превратить ее в ад. Так и происходит чаще всего, – уверенно закончил Генри. – Значит, мы едем дальше, к вам домой?
Речел хотела ответить «нет». Она устала спорить с человеком, который постоянно противоречил ей, ставил под сомнение ее заветную мечту. Но если Генри уйдет своей дорогой, то вместе с ним уйдет и ее мечта.
– Да, – произнесла Речел тверже, чем того хотела. – Ведь нам обоим больше некуда ехать.
Она ответила «да».
Сила воздействия этого простого слова вывела Генри из равновесия. В груди стало тесно, как будто сердце увеличилось в размерах и кровь в жилах потекла в два раза быстрее. Генри на миг показалось, что его душа вновь возвращается в жизни. Но разве такое возможно? Она умерла много лет назад, и виноват в этом только он сам.
Отделена от тела и похоронена. Мир ее праху.
Никем не оплакана…
Генри правил лошадьми уже несколько часов, и его сомнения росли быстрее, чем слой пыли на одежде. Что он здесь делает? Почему так безропотно принял все условия Люка и в ответ не поставил свои? Неужели погрузился в такую глухую апатию, что стал заботиться только о том, как поспокойнее дожить до следующего дня? Не касаться проблем жизни… и избегать ее прикосновений? Зачем он едет с незнакомой женщиной в какую-то дикую глушь?
Мысль о Речел прервала поток бесполезных вопросов. Ведь кое-что об этой женщине он уже знал.
Генри повернулся к жене. Она смотрела вперед, на дорогу, соломенная шляпка скрывала верхнюю часть ее лица. Речел любит поговорить о высоких материях. Интересно, что она думает о таких вещах, как жизнь и ад? Что это две противоположные стороны бытия или же одна длинная извилистая дорога, по сторонам которой никогда не меняется пейзаж? Второй вариант более привлекателен. Всегда знаешь, что тебя ждет, и не ищешь лучшего. Наверное, Речел знакомо это ощущение: далеко впереди ничего нет, кроме бесконечного пути и унылой пыльной прерии. И не хочется ни о чем вспоминать, ни на что надеяться, а только ехать и ехать…
Да, Речел казалась ему знакомым и близким существом, как будто он прожил с ней долгие годы. Генри видел в ней свое прошлое. Узнавал свои разочарования. Ему даже показалось, что он слышит, как ее гибнущая душа зовет на помощь.
Генри не хотелось, чтобы Речел разделила его судьбу, чтобы ее бросало во все стороны, как челнок, захваченный морской бурей, и чтобы она умоляла стихию накрыть ее гигантской волной и утащить вниз, в вечную холодную тьму.
К своему немалому удивлению, Генри осознал, что беспокоится о Речел, о ее судьбе, и желает, чтобы эта женщина обрела ту жизненную гармонию, которая ему самому отныне недоступна. Генри поймал себя на мысли, что… желает ее.
Против воли он посмотрел на Речел и почувствовал страстное влечение к ней, к ее молодой невинности и вере в идеалы, которая заставила ее искать собственную дорогу в жизни. И Генри на миг позавидовал жене, потому что она не боялась бурь и штормов.
Речел переглянулась с мужем и улыбнулась, отчего у Генри стало легче на душе. Он снова заметил манящий блеск в самой глубине ее глаз, прядь золотистых волос, в которых играли солнечные лучи. И Генри показалось, что земля ушла из-под ног, и вот он летит, и тысячи других миров зовут его, приглашая их посетить…
– Спасибо, что остались со мной, – со свойственной ей простотой сказала Речел.
Черт ее побери…
– Вы же сами говорили, что нам обоим больше некуда ехать… – Генри вымученно улыбнулся и заставил свой голос звучать насмешливо и беспечно: – На ближайшие пять лет я стану вашим мужем… чтобы делить все радости и беды, безнадежность и ад.
ГЛАВА 10
Теперь шляпка Речел вовсе не казалась Генри смешной и нелепой. Его волосы, даже защищенные от жары, покрылись потом, рубашка намокла. Ботинки так натерли ноги, что Генри боялся лишний раз пошевелить пальцами. Он мечтал только о том, чтобы принять холодную ванну. Или улечься в тени какого-нибудь огромного дерева… Если бы оно встретилось на пути.
Генри уже приходилось видеть бескрайние равнины. Но здесь все было по-другому. Под палящим солнцем простиралась совершенно пустынная высохшая земля. Кроме колючек и кактусов, ничего не росло на этой твердой, как камень, потрескавшейся почве. Лишь где-то далеко-далеко маячили остроконечные вершины гор, замысловатыми и странными очертаниями напоминавшие скрюченные пальцы огромного чудовища, лежащего брюхом к небу и пытающегося достать солнце, не замечая, что туловище давно вросло в землю.
Воздух был настолько свежим, что легкие Генри, недавно вдыхавшие смрад отбросов и чад Шайенна, с непривычки даже немного покалывало. Иногда ветер поднимал сухую пыль и заставлял ее кружиться и плясать, как будто хотел доказать, что именно он здесь истинный хозяин. Но знойная прерия продолжала спать, не замечая ни слабого ветра, ни случайных путешественников.
Это место отчего-то показалось Генри знакомым: однообразный пейзаж, кошмар неизвестности и мучительная тишина. Он посмотрел на Речел. Его жена чувствовала себя вполне комфортно. Она спокойно сидела рядом, положив руки на колени, выпрямив спину, и с любопытством глядела по сторонам, словно что-то искала…
– Что здесь может быть? – спросил Генри, устав слушать один только скрип колес.
– Опасность.
Он сдвинул брови:
– Не понимаю, о чем вы…
Речел бросила на него быстрый взгляд:
– Опасность может грозить даже в таких красивых местах.
– Ну уж, красоты я здесь никакой не вижу…
Генри посмотрел на землю, на небо, на линию горизонта, но не нашел ничего привлекательного. Речел покачала головой, что позволило Генри лучше разглядеть строгие черты лица жены.
– Неужели вы ее не видите?
– Я вижу пустыню.
– Люк… граф говорил мне, что вы много путешествовали. Наверное, многое повидали?
– Многое, но ничего красивого. – Генри чувствовал на себе испытующий взгляд Речел, но не смотрел на нее. – Так что же в этой пустыне опасного?
Речел вздохнула и отвернулась:
– Погода. Дикие звери. Мужчины.
Генри удивило, что Речел упомянула о погоде и диких зверях равнодушным тоном, но при слове «мужчины» голос ее дрогнул. Видимо, первые два обстоятельства на казались Речел особенно угрожающими, тогда как третье…
– И что для вас хуже всего?
– С животными можно справиться, – сказала Речел, – и они редко нападают, если их не спровоцировать. От плохой погоды легко укрыться. А с мужчинами – нужно или ехать быстрее, чем они, или стрелять точнее.
– Понятно. А по-другому нельзя?
Речел удивленно посмотрела на Генри, словно не понимала, зачем он задает эти вопросы:
– Еще можно перехитрить.
– И много мужчин вы застрелили? Или предпочитали обманывать?
– В одного я стреляла, чтобы испугать.
– А с индейцами встречались?
– Да, – Речел мрачно улыбнулась, будто воспоминание доставляло ей больше горечи, чем удовольствия. – Я прикинулась сумасшедшей, и они мне поверили.
– Еще бы не поверить…
Неожиданно для себя Генри разразился хохотом. Он подумал, что, возможно, обидел Речел, но не мог остановиться. Его смех заглушил скрип колес и разбудил тишину. Генри знал, что сумасшествие может служить не только хорошей защитой, но и одним из способов нападения. В ранней юности он часто разыгрывал из себя дурачка, чтобы добиться от окружающих того, чего хотел. Тогда даже его демоны обходили Генри стороной, словно боялись, что его безумие сильнее, чем их собственное.
Замолчав, Генри посмотрел на Речел. Она сидела прямо и не шевелилась. Шляпка скрывала ее лицо, но он представил ее прямой нос, высокие скулы, гладкую и чистую кожу лба, проницательные карие глаза. Взгляд, в котором любопытство и надежда слились воедино.
Генри усмехнулся про себя. Речел тоже знакома с демонами, только она видит этих чудовищ во сне, а он спасается от них наяву… Тут фургон подбросило вверх, потому что колеса попали в рассохшуюся земляную трещину, и Генри крепче взялся за вожжи.
Может, Речел в самом деле сумасшедшая? Иначе она не решилась бы путешествовать таким допотопным способом. Или по-другому нельзя добраться до ее дома? Наверное, там, куда они едут, тоже могут жить лишь одни ненормальные.
Генри спрашивал себя, сколько времени они уже в пути, но не находил ответа. Три недели? За такой срок он мог бы объехать всю Англию – и, разумеется, с большим комфортом. Здесь же на каждом шагу приходилось сталкиваться с крайностями; земля или вздымалась к небу горами, или простиралась горизонтально; днем было жарко, ночью – холодно. Одно казалось неизменным: колдовская тишина прерии.
От постоянной тряски у Генри разболелись спина и ноги, кожа на лице и губах так высохла, что, казалось, скоро превратиться в пыль.
– Впереди есть хорошее место, где можно остановиться на ночь, – мягкий голос Речел приятно контрастировал с пронзительным скрипом колес.
– Да, ванна, теплая еда и кровать… Я уже начал думать, что вы собираетесь ехать всю ночь.
Речел вопросительно посмотрела на Генри:
– Если хотите принять ванну, нужно проехать еще более двух миль.
– Ради ванны я согласен и на десять. Генри представил, как его тело погружается в мягкую прохладную воду. Как затем он приступает к горячему вкусному ужину. А после ложится в постель на свежую холодную простыню и тотчас засыпает. Он хлестнул вожжами лошадей, заставляя их прибавить шаг.
Речел указала на заросли кустарника, за которыми возвышалось несколько деревьев и протекал ручей. Они подъехали к почти круглой поляне, окруженной деревьями и огромными овальными валунами, похожими на яйца гигантского мифического животного. Речел объявила, что здесь они разобьют лагерь. Она начала перетаскивать все необходимое из фургона на поляну и раскладывать возле валунов.
Это не походило на гостиничный номер: ни пуховых перин, ни подушек, только твердый грунт и жесткая трава. А сейчас Речел осматривала ружье, словно собиралась воспользоваться им. Генри не стал спрашивать, зачем.
Она проверила также и пистолеты и протянула один Генри. Без слов, как будто он заранее знает, для чего понадобится оружие. За время путешествия им не встретились ни дикие звери, ни мужчины.
– Я буду стрелять в ветер? – спросил Генри, подержав пистолет на ладони, чтобы оценить его вес.
– В любое существо больше белки. И во все, что ползает, но длиннее червяка.
«Пропади ты пропадом…». Генри вздохнул, достал собственное ружье, проверил заряд и приставил оружие к одному из валунов. Его лошадь заржала, ей надоело быть привязанной к задней стенке фургона. Генри придумал, чем ему заняться: распряг лошадей Речел, отвязал свою лошадь и повел их к ручью, а когда они напились, привязал к дереву.
Вернувшись к жене, Генри спросил:
– У нас нет палатки, чтобы укрыться на случай бури?
Речел покачала головой и указала на каменный навес перед отверстием внутри глыбы. Великолепно. Их фургон доверху набит провизией, специями, рулонами тканей, разными сладостями и в довершении ко всему – коробкой со шляпкой, но нет таких важных вещей, как палатка!
Муж и жена некоторое время вопросительно глядели друг на друга. Наконец Речел утвердительно произнесла:
– Вы еще не знаете, что такое «разбить лагерь».
– У нас в Англии достаточно гостиниц и постоялых дворов.
– Граф говорил, вы служили в армии и участвовали в маневрах?
– Я служил офицером, – сказал Генри, раздраженный тем, что все приходится объяснять. – У меня был денщик, который мне прислуживал.
Речел осмотрела вещи, разложенные на земле, затем бросила презрительный взгляд на Генри и сухим тоном произнесла:
– Вот топор, чтобы нарубить сучьев для костра. Вот лучина, чтобы разжечь огонь. – Она быстро нагнулась и подбросила круглый булыжник. – А это положите под голову вместо подушки. В фургоне есть запасные одеяла. – Речел бросила камень себе под ноги и указала рукой в сторону журчащего ручья: – Там ваша ванна.
Генри, глядя на жену, прищурился и сжал кулаки. Он глубоко дышал, пытаясь справиться со вспышкой ярости. Лунный свет пробивался сквозь деревья, коснулся лица Речел, и Генри заметил, что ее глаза горят не меньшей яростью.
Он тотчас вспомнил их первую ночь, когда он не сдержался и начал унижать ее. Генри остыл и опустил голову. Речел внимательно смотрела на мужа. Ей хотелось показать, что она тоже может быть грубой и злой. Речел не сомневалась, что очередной ссоры не избежать, но Генри только насмешливо кивнул:
– Я полагаю, мы квиты, миссис Эшфорд! Не будем воскрешать давно забытые эпизоды…
Ее глаза удивленно расширились, она глубоко вздохнула:
– Так вы помните?..
Генри пожал плечами. Сейчас, в лунном сиянии, тонкая хрупкая фигура жены очень напоминала Генри о той Речел, что стояла перед ним, освещенная пламенем камина, и снимала одежду, а он развлекался при виде ее смущения и робости…
Он подобрал топор и небрежно положил его на плечо.
– О, да, я помню… все.
Генри холодно посмотрел на ее лицо, затем на грудь, талию, бедра. Речел опустила глаза и пробормотала:
– Вам нужно успеть умыться, пока еда согреется.
Согреется? Генри достаточно долго прожил в штате, чтобы понимать, что это означает: теплые снаружи и холодные внутри мясо и бобы, холодный хлеб, в большинстве случаев черствый. Ему показалось, что желудок в знак протеста сжался, заранее отказываясь переваривать несвежую пищу. Речел вздохнула:
– Свежее мясо уже поздно готовить. Кивнув, Генри отправился искать подходящее дерево.
– Сзади вас есть одно сухое, – подсказала Речел.
Она достала нож и начала открывать банки с бобами. Генри с усмешкой помахал Речел рукой и отправился рубить сучья, которые ему казались достаточно сухими. По крайней мере, с разведением костра он бы справился. Раза два Генри видел, как это делал его денщик.
Краем глаза он следил за Речел, мысленно запоминая ее действия. Одно дело – позволять ухаживать за собой слуге, но совсем другое – попасть в зависимость от женщины. Тем более, от собственной жены, которая и без того уже почти держала его судьбу в своих руках.
Речел услышала, как неподалеку раздались громкие проклятия – Генри начал «принимать ванну». Она разглядела за деревьями высокую фигуру, освещенную лунным светом. Генри окунулся в глубокий ручей, даже не попробовав воду, которая оказалась холоднее, чем он предполагал. Вскоре до Речел донеслись звуки, напоминавшие животный рев, что свидетельствовало о борьбе с ледяной водой и получаемом удовольствии одновременно.
В чем-то Генри походил на всех мужчин, которых она встречала – полных самонадеянности и упрямства. Он бравировал, уверяя, что долгая дорога ему нипочем, что может долго голодать, что его одежда вполне подходит для путешествия. Но на самом деле Генри очень быстро уставал и терял терпение.
Раздался всплеск, и Речел поняла, что Генри вылез из воды. Она прищурилась, с трудом различая, чем он вытирается. Послышались новые вздохи и стоны. Полагая, что Генри уже надел нижнее белье, Речел налила кофе в две жестяные кружки и села у костра, ожидая мужа.
Она чуть не поперхнулась кофе, когда Генри показался из-за кустов. На нем ничего не было, кроме мягких тапочек на голых ногах и распахнутого халата, едва прикрывавшего тело. Он с глубоким вздохом сел на камень рядом с Речел и поднял брови, когда она подала ему кружку кофе.
– У нас есть сливки или сахар? – спросил он, отпив немного.
– Я могу открыть банку консервированного молока.
