Текст книги "Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В сообщении посольства Польши в Лондоне от 17 сентября в связи с нотой председателя СНК и наркома иностранных дел СССР В. Молотова советские действия квалифицировались как акт «прямой агрессии» и нарушение Советским Союзом своих международных обязательств, отвергались как надуманные приведенные в советской ноте причины этой акции (якобы «польское правительство перестало существовать и покинуло территорию Польши, оставляя польское население на территории за пределами зоны войны с Германией без защиты»), В сообщении упоминалось о «мощном сопротивлении со стороны польских вооруженных сил», «жестоких боях» около границы в районе Молодечно. Перечислялись международные соглашения, которые нарушил СССР в результате неспровоцированной агрессии против Польши: польско-советский договор о ненападении от 25 июля 1932 г., протокол о продлении этого договора от 5 мая 1934 г., согласно которому он действовал до 31 декабря 1945 г.[172]172
  Dokumenty z dziejów polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. Т. II 1933–1939. S. 261–262.


[Закрыть]

Обстоятельства «вручения» ноты советским правительством подробно освещались в заключительном рапорте В. Гжибовского министру иностранных дел польского правительства в эмиграции А. Залесскому, сменившего Ю. Бека, от 6 ноября 1939 г. Польский посол писал, что, когда В. Потёмкин закончил читать ноту, «я сразу сказал, что отказываюсь принимать содержание ноты к сведению и передавать ее моему правительству, а также заявляю самый категорический протест против ее содержания и формы». Он протестовал против одностороннего разрыва существующих взаимных договоров, подчеркивая, что ни один из аргументов, которые претендовали на оправдание превращения этих договоров в «свертки бумаги», не выдержали критики. В. Гжибовский назвал нелепыми утверждения ноты о положении национальных меньшинств в Польше, ссылаясь на то, что теперь не только украинцы и белорусы борются на польской стороне с Германией, но также чешские и словацкие отделения демонстрируют пример славянской солидарности, о которой так любил говорить В. Потёмкин. Польский посол неоднократно сравнивал положение Польши с тем, в котором находилась Россия в 1812 г., когда была вынуждена отдать врагам Москву, но, в конце концов, смогла победить агрессора. В заключение он пророчески констатировал, «его (И. Сталина. – В. С.) политика нападения на Польшу, его соглашение с нацистской Германией и его тактика введения нас вплоть до последней минуты в заблуждение принесет Сталину и СССР самые отрицательные результаты».

Вступление советских войск на территорию Восточной Польши (Западной Белоруссии и Западной Украины) произошло в соответствии с дополнительным секретным протоколом к пакту Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г. Накануне и во время сентябрьской кампании политические и военные круги СССР и Германии действовали совместно. Фактически с 17 сентября начался новый этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества в решении польского вопроса. Он характеризовался координацией и взаимодействием военных и дипломатических акций СССР и Германии, направленных на реализацию секретных договоренностей относительно судьбы польского государства[173]173
  См. подробнее о советско-германских переговорах по польскому вопросу накануне и после входа войск Красной Армии на территорию Польши: Kasztory A. Sprawy polskie w negocjaciach niemiecko-radzieckich z września 1939 r. // Niemcy w polityce międzynarodowej 1919–1939. Т. IV: Na przelomie pokoju i wojny 19.39-1941 Poznan, 1992. S. 405–419.


[Закрыть].

Вопросы координации действий вермахта и Красной армии на территории Польши наиболее полно отражены в воспоминаниях немецких военачальников. В то же время из цензурных соображений эта проблематика почти не присутствует в мемуарах советских генералов и маршалов[174]174
  См. Кривошеин С. М. Междубурье. Воспоминания. Белгород-Воронеж, 1964: Голиков Ф. И Об одной фальшивке немецко-фашистских генералов // Военноисторический журнал. 1959. № I. С. 71–84; Еременко А И. Помни войну. Донецк, 1971; Мельтюхов М. И. Указ. соч. С. 369–439.


[Закрыть]. Довольно подробно начало и ход советской военной кампании против Польши описываются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера. В частности о событиях 17 сентября он записал, что во 2-м часу утра было получено сообщение о переходе Красной армией границы Польши, а в 7-м часу отдан приказ немецким войскам остановиться на линии Сколе-Львов-Владимир-Волынский-Брест-Белосток. В первой половине дня произошел обмен мнениями между штабами Главного командования сухопутных сил и Штабом верховного командования вермахта относительно будущей демаркационной линии[175]175
  Гальдер Ф. Военный дневник, 1939–1940. М., СПб., 2002. С. 149–150.


[Закрыть].

По словам Ф. Гальдера, 20 сентября, в среду, начались трения с Россией[176]176
  Даже в серьезной западной литературе того и последующего времени Советский Союз некорректно назывался Россией или советской Россией, а все его жители назывались русскими.


[Закрыть] из-за Львова. Начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии А. Ёдль предлагал действовать совместно с русскими и неотложно улаживать разногласия на месте. В случае территориальных претензий немцы должны были очищать занятые территории. Тогда же было постановлено, что немецкие войска оставят Львов. Ф. Гальдер назвал 20 сентября «днем позора немецкого политического руководства». Немецкое командование, чтобы избежать обострения политической обстановки, приняло решение об окончательном определении демаркационной линии по реке Сан[177]177
  Там же. С. 152–153.


[Закрыть]. Ф. Гальдер об этом эпизоде писал: «Форман[178]178
  Представитель верховного главнокомандования вооруженными силами Германии при ставке Гитлера, подполковник.


[Закрыть] (докладывает). Для удовлетворения настойчивых требований Ворошилова фюрер принял решение об окончательной демаркационной линии[179]179
  Далее Ф. Гальдер писал: ”Вечером 3.10 немецкие войска должны перейти окончательную демаркационную линию. Политические переговоры относительно точного начертания этой линии еще продолжаются” См.: Гальдер Ф. Указ. соч. С. 154.


[Закрыть], о чем сегодня будет окончательно объявлено. Она проходит по р. Пяса, р. Нарев, р. Висла, железная дорога вдоль Сана, Перемышль (от Хырова до перевала – неясно). Фюрер хочет, чтобы впереди этой линии не погиб ни один наш солдат»[180]180
  Там же. С. 153.


[Закрыть].

21 сентября в 4 часа утра в результате переговоров с командованием Красной армии было достигнуто соглашение об эвакуации немецких войск за демаркационную линию и занятии оставленных населенных пунктов советскими войсками. Эвакуация войск вермахта должна была быть закончена 4 октября. Части Красной армии должны были занимать оставленные немцами пункты через 24 часа после ухода немецких войск.

Немецкое командование придавало большое значение тому, чтобы не допустить разрушения важных стратегических объектов – больших городов, аэродромов, вокзалов – при их передаче советской армии.

Позже И. Риббентроп во время переговоров в Москве со И. Сталиным и В. Молотовым 27 сентября 1939 г. сказал, что «установленная обеими сторонами военная программа была осуществлена в духе доброго и дружественного взаимодействия. Для немецкого военного руководства было нелегко оторвать действующие войска от противника и заставить их двигаться в обратном направлении. В районе действия 8-й немецкой армии это привело к тому, что поляки даже вообразили, что они обратили немецкие войска в бегство».

17 сентября в МИД Германии в 18 часов состоялась пресс-конференция зарубежных журналистов, посвященная входу советских войск в Польшу. На вопрос корреспондента Литовского телеграфного агенства «Эльта» в Берлине Каупаса, определена ли линия, на которой в Польше встретятся армии СССР и Германии, заместитель заведующего Отдела печати МИД Германии Г Браун фон Штум ответил, что эта линия примерно соответствует предложениям, которые сделала Германия Советской России во время мирной конференции в Брест-Литовске. Он показал ее на карте, протянув от границы с Латвией до Белостока, включая третью часть Виленского края, далее до Бреста, оттуда в направлении Львова, не присоединяя Галицию, которая принадлежала Австрии. Браун фон Штум отметил, что на земли восточнее линии бывшей границы Российской империи Германия не может иметь никаких претензий, и эта линия, по его собственному убеждению, может стать местом встречи двух армий. Он употребил выражение «конгрессовая Польша» и высказал мысль, что вряд ли Советская Россия будет иметь претензии на ту часть Украины, которая раньше находилась в составе Австрии.

Часом раньше состоялась пресс-конференция в Министерстве пропаганды, на которой руководитель отдела печати этого министерства профессор Бёмер утверждал, что СССР договорился с Германией относительно своей военной кампании в Польше, а договор о ненападении является одновременно и пактом о консультациях.

Вход советских войск на территорию Польши имел сильный международный резонанс[181]181
  Эту акцию поддержал Коминтерн (см. резолюцию Исполнительного комитета коминтерна «Империалистическая война и Балканы» от 28 сентября 1939 г. с поручением руководителям коммунистических партий поддерживать эту акцию. – Коминтерн и Вторая мировая война. Ч. I До 22 июня 1941 г. М., 1994.С. 124–125) и видные представители российской белой эмиграции, в том числе А. И. Деникин и В. А. Маклаков (См. Чему свидетели мы были… Переписка бывших царских дипломатов 1934–1940. Сб. док. в 2-х кн. Кн. 2. 1938–1940. М., 1998.С. 255256, 295–299, 365–366).


[Закрыть], однако произошел без каких-либо протестов со стороны западных государств. Как вытекало из донесений посланника Литвы во Франции П. Климаса министру иностранных дел Литвы Ю. Урбшису о своем разговоре 19 сентября с полпредом СССР во Франции Я. З. Сурицом на следующий день после встречи последнего с Даладье, французский премьер-министр «был опечален, однако не раздражен, был спокоен и тверд». Особенно его интересовали вопросы о сотрудничестве СССР и Германии в польских делах, в частности «был ли этот поход русских согласован с немцами, или он состоялся спонтанно, из-за новых обстоятельств. Потом спросил дополнительно, идет ли Москва заодно с Берлином в разрешении проблем мира и войны». Советский дипломат, на его взгляд, выразил позицию советского правительства, как ее понимал, а для точного ответа обещал запросить Москву. Климас спросил Сурица, что Россия собирается делать с занятыми территориями и где закончится протекция Красной армии белорусам и украинцам, на что последний не смог ответить, упомянув только, что возможно придется организовать референдум[182]182
  СССР и Литва в годы Второй мировой войны. Т. I: СССР и Литовская Республика (март 1939 г. – август 1940 г.). С. 191–192.


[Закрыть].

20 сентября П. Климас направил секретное сообщение Ю. Урбшису о разговоре с начальником Кабинета министров Франции Р. Кулондром. Отвечая на вопрос Кулондра, что тот думает о действиях России, литовский посланник прогнозировал занятие территорий восточнее линии Керзона, а также возможные ссоры между русскими и немцами там, где Буг пересекает границу Австрии, на север от Львова, из-за находящихся там нефтяных месторождений.

В ходе разговора у Кулондра возникла идея, что Франция и Англия могли бы как-то использовать факт исключительных обязательств Польши на территории между линией Керзона и линией Рижского договора, чтобы снять с себя вину за бездействие относительно входа советских войск в Польшу. Эту идею П. Климас сформулировал ниже следующей цитатой: «Таким образом, crime (преступление) России ограничивается той территорией, за которую англичане и французы никогда не давали голову на отсечение, и лишь поляки взяли на себя ответственность(акт 15.03.1923 с упомянутой оговоркой от имени Польши подписал Замойский). Таким образом, вышло бы, что la guerre continue sans rompre avec la Russie..[183]183
  В переводе с французского: «война продолжается без разрыва с Россией».


[Закрыть]»[184]184
  СССР и Литва в годы Второй мировой войны. Т. I. C. 194–196.


[Закрыть].

26 сентября посланник Литвы в Париже П. Климас сообщил Ю. Урбшису, что заместитель министра иностранных дел Франции Шомпетье де Риб во время разговора о действиях СССР выглядел спокойным. По мнению П. Климаса, положение стабилизируется, «не нанося вреда действиям союзников и не принеся пользы целям Германии… Акция русских сама по себе вовлекает их в будущее переустройство Европы, чего Советы настоятельно добиваются и из-за чего они чувствовали себя «обиженными» в Мюнхене, где пострадал их престиж»[185]185
  Там же. С. 196.


[Закрыть].

17 сентября НКИД СССР направил британскому посольству в Москве копию ноты советского правительства, которая была зачитана В. Потёмкиным польскому послу. Однако по мнению правительства Великобритании, выраженному в декларации от 18 сентября, не произошло ничего такого, что могло бы повлиять на решимость английского правительства выполнить свои обязательства. Англия, как свидетельствует рапорт шефа Польской военной миссии в Великобритании М Норвид-Нейгебауэра от 3 ноября 1939 г. «не заняла до этого времени официальной позиции относительно факта вхождения Советов на польские земли. Зато с Россией был заключен торговый трактат, вероятно, с целью приобретения сырья, которую мог бы покупать Рейх. О высказывании, что советская оккупация лучше немецкой, я уже докладывал в письме от 12 октября. Лорд Галифакс, выступая в парламенте 26 октября, утверждал, что Россия не выступила бы, если бы Германия не начала войну, а вхождение привело к установлению между Советами и Рейхом демаркационной линии, которая более-менее соответствует линии Керзона». Польский дипломат говорил также о бытующем в Великобритании мнении, что благодаря этой новой границе Советов был, наконец, ликвидирован украинский и белорусский вопрос. В отношении этих вопросов, пока не видно относительно их большой заинтересованности.

М. Норвид-Нейгебауэр отметил, что «нейтральное» вмешательство Советов в жизнь и дела малых государств Европы принимается Великобританией с благосклонностью, поскольку СССР воспринимается в качестве мирного союзника в борьбе с главным врагом, «гитлеровским режимом», который к тому же рассматривается как единственный враг. Польский дипломат высказывался за демаскировку методов поведения Москвы в отношении балтийских государств и оккупированных территорий в Польше, а также демонстрацию реальной «угрозы российского империализма для Запада, не менее опасного, чем современный коричневый империализм Рейха. Англия не понимает, что и с одним, и с другим может встретиться на Рейне, хотя, наверно, в разные периоды времени»[186]186
  Ibid. S. 284.


[Закрыть].

Интересно, что уже тогда один из влиятельных сотрудников британских официальных кругов в частном порядке обратил внимание польского политика на то, что лучше не связывать вопроса западной границы СССР с реституцией Польши: за это на западе поляки могут ждать полного выравнивания и даже расширения морского побережья за счет Восточной Пруссии[187]187
  Ibid. S. 284–285.


[Закрыть].

23 сентября немецкий посол в Польше Г. фон Мольтке подготовил меморандум для статс-секретаря германского МИДа Э. Вайцзеккера по вопросу создания остаточного польского государства, границы которого на востоке достигали бы линии Гродно-Перемышль, охватывая территории, полностью населенные поляками в количестве от 12 до 15 млн. человек. Оно могло бы предотвратить возникновение совместной границы с Советским Союзом и выступать как буферное государство, если бы имело в качестве своей границы старую границу с Рейхом. Предлагалось установить эффективный контроль над новым государством с целью сохранения полной зависимости его внешней политики от Германии. Однако план Мольтке не получил поддержки в немецком руководстве.

В результате переговоров генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина и наркома иностранных дел СССР В. Молотова с министром иностранных дел Германии И Риббентропом 27–28 сентября было принято решение окончательно разделить Польшу, что и было подтверждено советско-германским Договором о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. и секретными протоколами к нему. В ходе переговоров И. Риббентроп передал советскому руководству слова фюрера о его удовлетворении совместным успешным разрешением польского вопроса, что создает «фундамент для пассивного баланса взаимных интересов»[188]188
  О том, что «новые советско-германские отношения построены на прочной базе взаимных интересов» говорил В. Молотов в докладе на внеочередной сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г. См.: Внеочередная пятая сессия Верховного Совета СССР 31 октября – 2 ноября 1939 г. Стенографический отчет. М.: Издание Верховного Совета СССР. 1939. С. 7–24.


[Закрыть]. И. Сталин выразил заинтересованность Советского Союза в существовании сильной Германии и его готовность прийти ей на помощь в трудный момент[189]189
  Документы внешней политики. 1939 год. Т. XXII. Кн. 2. С. 609.


[Закрыть].

Касательно судьбы польского государства он заявил, что изначально советское правительство хотело оставить самостоятельную, хотя и урезанную Польшу, однако потом отказались от этой идеи, понимая, что даже в таком виде она будет представлять собой постоянный очаг опасности в Европе и трений между СССР и Германией. С этим на следующий день согласился Гитлер[190]190
  Там же. С. 610.


[Закрыть].

По второму пункту регламента переговоров, относящемуся к окончательному определению границы между СССР и Германией, немецкое правительство надеялось на уступки со стороны СССР в районе нефтяных месторождений в верхнем течении реки Сан и в богатом лесами районе Августова и Белостока. Однако советское руководство отказалось удовлетворить эти требования, как и немецкие планы относительно Литвы. В протоколе переговоров по этому вопросу было отмечено: «Несмотря на категорические заявления г-на министра, Сталин и Молотов настаивали на своей точке зрения, согласно которой они не собираются делать никаких уступок, касающихся бывшей польской территории севернее Буга и Литвы, за исключением района Сувалки».

28 сентября переговоры продолжились. Советское правительство согласилось ликвидировать так называемый «нос» между реками Нарев и Буга в районе городов Остроленка, Пултуск, Вышково и Остров в пользу Германии и повернуть границу на юг в направлении Буга, не доходя до Остроленки. Риббентропу, однако, не удалось убедить Сталина и Молотова передать Германии город Перемышль, который оказался разделенным рекой Сан между двумя государствами.

О готовности гитлеровского руководства идти на уступки СССР в определении границ и решении вопросов территориально-политического переустройства Восточной Европы свидетельствуют показания командира 12-го армейского корпуса германской армии генерал-лейтенанта В. Мюллера на Нюрнбергском процессе 1946 г. Он сказал, что в сентябре 1943 г. разговаривал с начальником штаба группы армий «Центр» генерал-лейтенантом Г. Кребсом, который в сентябре 1939 г. был членом немецкой делегации на переговорах в Москве. По словам В. Мюллера, Г. Кребс рассказал ему, что «Гитлер дал делегации указание идти во всем навстречу русским. Далее он рассказал, что Риббентроп вообще не проявлял никакого интереса к этнографическим и географическим условиям при проведении границ между Россией и оккупированной немцами Польшей»[191]191
  Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. Т. 3. М… 1989. С. 511.


[Закрыть].

Польское правительство в эмиграции энергично протестовало против советско-германского договора о дружбе и границе. Первая нота была вручена послом Польши в Лондоне Э. Рачинским британскому МИД 30 сентября 1939 г. В ней выражалось возмущение действиями «обоих государств-агрессоров», которые «пренебрегают всеми международными обязательствами и всякой человеческой моральностью» говорилось, что Польша никогда не признает «этот акт агрессии»[192]192
  Dokumenty z dziejów polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. Т. II 1933–1939. S. 262–263.


[Закрыть]. 27 октября польское правительство в эмиграции заявило протест Лиге Наций против договора от 28 сентября с просьбой проинформировать все государства-члены организации об этом договоре, который «фактически содержит положения, обуславливающие раздел территории государства-члена Лиги Наций, являющегося жертвой неспровоцированной агрессии»[193]193
  Documents on Polish-Soviet Relations 1939–1945. Vol. I: 19.39-1943. London, Melbourne, Toronto. 1961. P. 64.


[Закрыть].

28 октября 1939 г руководитель Центрального польского комитета помощи польским беженцам в Румынии полковник Я. Ковалевский направил содержательное письмо премьер-министру польского правительства в эмиграции В. Сикорскому о планах СССР касательно территорий Польши. В этом письме, на наш взгляд, Ковалевский очень точно очертил, во-первых, замыслы Германии и СССР по поводу раздела территории Польши, которые были реализованы в договоре от 28 сентября, во-вторых, советские планы относительно Польши в международном контексте. Я. Ковалевский верно подметил, что замысел демаркационной линии на Висле был направлен на то, чтобы оба агрессора разделили польскую территорию поровну. Однако, продолжает он, Гитлер через И. Риббентропа убедил Сталина, что такое решение создаст очаг вечных конфликтов между Россией и Германией, поскольку обе Польши – одна большевистская, а другая – тоталитарная, притягиваясь одна к другой, будут элементом беспокойства. Как показывают выше приведенные сюжеты советско-германских переговоров от 27–28 сентября, убеждать Сталина в разделе Польши не было надобности, так как он сам имел давние, со времен советско-польской войны 1919–1920 гг., претензии к Польше и использовал ее трудное положение, чтобы окончательно свести счеты.

Вторая часть письма Я Ковалевского была посвящена советским планам относительно Польши, которые выходили за сферу их сотрудничества с Германией. Автор сформулировал несколько тезисов будущей советской политики в польских делах: 1. признание Польшей за СССР белорусских и украинских территорий, которые после 1921 г. входили в состав польского государства; 2. в случае признания «этого захвата» Москва готова поддерживать образование этнографической Польши с возможной ректификацией в ее пользу своей границы; 3. согласие Польши на включение в состав СССР ее территорий неизмеримо облегчит Советам сближение с союзниками Польши (Англией, Францией), поскольку ликвидирует формальную и моральную преграду для постепенного вхождения СССР в антинемецкую коалицию. Формальное признание Польшей и ее союзниками советского захвата будет первым условием возможности СССР стать на путь сближения с Англией и Францией; 4. если это произойдет, тогда СССР будет поддерживать Польшу как независимое государство без устремлений инкорпорировать ее в состав Союза Советских Республик, естественно, при условии благосклонной политики в отношении Советов. «Как бы там ни было, политическое и военное отношение СССР к Германии полностью изменится», – верно прогнозировал Я. Ковалевский в своем письме премьер-министру В. Сикорскому.

Таким образом, установление общности интересов между СССР и Германией, а затем внешнеполитическое сотрудничество обоих государств в польском вопросе прошло в период с 4 июля до 28 сентября 1939 г. несколько этапов.

Первый охватывал время с 4 июля (первого донесения Астахова в Москву об анонимном письме из германского МИД) до 23 августа (подписания Договора о ненападении между СССР и Германией). В этот период произошел взаимный зондаж целей и намерений советской и германской дипломатии, направленный на нормализацию отношений. Как установила советская дипломатия, первым условием улучшения отношений Берлин считал выгодное для него решение польского вопроса. Москва не считала польский вопрос приоритетным, поставив на первый план актуальные задач и двухсторонних советско-германских отношений, прежде всего – экономическое и культурное сотрудничество, а уже затем Польша. При этом СССР предлагал провести переговоры в Москве и решать выше названные вопросы последовательно, один за другим.

После того, как общность интресов СССР и Германии в отношении Польши была достигнута, Берлин взамен на обязательство СССР о ненападении на Германию принял советское предложение о разделе сфер интересов в Восточной Европе и его оформлении в виде дополнительного секретного протокола к Договору о ненападении. Первым пунктом этого соглашения был запланирован раздел Польши.

Второй этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества по польскому вопросу охватывает короткий отрезок времени от 23 августа до 1 сентября, т. е. до нападения Германии на Польшу. В это время по инициативе Москвы был уточнен второй пункт секретного протокола об установлении демаркационной линии между СССР и Германией. Главной задачей германской дипломатии было вовлечение СССР в военную подготовку к совместной акции против Польши. При этом Берлин делал акцент на распространении информации о концентрации советских войск на польской границе и дезавуировании сообщений зарубежной прессы об их отводе на восток, а также на то, чтобы вновь назначенные советский посол и военный атташе как можно быстрее заняли свои служебные посты в Берлине. Это было необходимо германской дипломатии для облегчения координации дипломатических и военных действий накануне и в ходе военного похода на Польшу. Берлин был заинтересован в публикации любых сообщений о близости позиций и сотрудничестве между Германией и СССР. Москва, наоборот, желала сохранить в секрете факты сотрудничества и поддержки потенциального агрессора.

Третий этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества охватывает время с 1 по 17 сентября (до начала советской военной акции против Польши). События в этот период происходили на фоне быстрого передвижения немецких войск на восток и их приближения к демаркационной линии, установленной секретным протоколом от 23 августа. Берлин всячески торопил вход советских войск в Восточную Польшу и с этой целью оказывал дипломатическое и военное давление на СССР. Москва, наоборот, не торопилась с началом «освободительного похода», так как нуждалась в серьезном обосновании этой акции. Оно было найдено в проблеме восточнославянских национальных меньшинств (украинцев и белорусов), которым якобы угрожала Германия. Этот тезис был решительно отклонен Берлином, который действительно не собирался претендовать на советскую сферу интересов в Польше. В конце концов, советское руководство нашло формулу об угрозе жизни и имуществу украинцев и белорусов в условиях, когда польское государства разваливается на части. Впрочем, прежде чем эта формулировка была озвучена В. Потёмкиным в ноте советского правительства, она была согласована И. Сталиным и В. Молотовым с Ф. Шуленбургом.

Четвертый и последний рассматриваемый в настоящей статье этап сотрудничества Москвы и Берлина в польских делах охватывает период с 17 по 28 сентября (до подписания советско-германского Договора о дружбе и границе). В этот период были скоординированы их военные и дипломатические действия, направленные на реализацию положений секретного протокола (занятие соответствующих территорий) и корректировку разграничения сфер влияния. В ходе московских переговоров оба государства отбросили первоначальные намерения сохранить этнографическую Польшу в урезанном виде и решили полностью поделить ее между собой При этом Сталин и Молотов обеспечили СССР наиболее выгодные границы и не демонстрировали желания идти навстречу немецким партнерам в принципиальных вопросах территориально-политического размежевания с Германией. Со своей строны, Германия и ее министр иностранных дел Риббентроп пошли на далеко идущие, как в начале казалось, уступки СССР, понимая их временный характер. В результате СССР выиграл тактически, обеспечив себе, как представлялось, более выгодные территориально-политические интересы на территориях бывшей Польши и всей Восточной Европы. А стратегически победила Германия, получив совместную границу со своей будущей жертвой агрессии и, как минимум, дружеский нейтралитет СССР на время ее военных кампаний в Западной Европе.