Текст книги "Человек в Африке"

Автор книги: Колин Тернбулл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

В наше время, когда мужчины работают отдельно от семьи в учреждении, на предприятии или в президентской конторе, им платят жалованье за их личный труд, и они получают право, не носящее общественного характера, на это жалованье и богатство – индивидуальное право. Как далеки те времена, когда они просили родственников и лрузей помочь расчистить поло или собрать урожай, построить дом или потушить пожар в буше, когда они делились с другими всем, что у них имелось, когда общество состояло из людей, тесно сплоченных просто потому, что они нуждались друг в друге.

Атмосфера индивидуализма, образовавшаяся с приходом денежной экономики, уничтожила потребность в сотрудничестве, которое имеет место разве что в делах, лишенных личностного оттенка, в делах, где стороны не связаны взаимными обязательствами, ибо каждый делает свою работу, за которую ему платят, и ответствен только перед нанимателем, да и то обязан лишь правильно выполнять поставленную перед ним задачу. Вместе с крахом семьи гибнут и представления о социальной ответственности, так как традиционное общество – то просто расширенная семья. Опасность заключается в том, что новые нации будут состоять из аморальных индивидуумов, связанных друг с другом только благодаря тому, что они подчиняются общему закону. Судья или президент, потерявший уважение, которым должен пользоваться как старейший член семьи, превращается просто в платного слугу – можно пользоваться его услугами, но уважать его нельзя. Власть начинают отождествлять с силой. Власть регулировалась традиционными линиями происхождения, и это помогало обходиться без споров. С распадом семьи исчезает и этот механизм, позволявший избежать конфликтов, а с ним уходят стабильность и безопасность, если, конечно, их не поддержат силой.

Серьезный конфликт происходит в матрилинейной семье, когда отец детей, кормилец семьи, настаивает, чтобы наследниками были его биологические, а не социальные дети, рожденные его сестрой. Это создает трудности внутри семьи, но подобные конфликты происходят все чаще в таких странах, как Нигерия, где многие подражают западному образу жизни, где становятся модными христианские браки, а от матрилинейности отказываются, так же как и от полигинии Несмотря на это, многие городские семьи, построенные по западному образцу моногамии и патрилинейности, имеют в деревне дублирующую матрилинейную семью Таким образом достигается разумное решение: традиционное наследство, в частности земля, передается родственникам по матери, а плоды труда по найму – родственникам по отцу. И действительно, городские жилища не могут удовлетворить потребностей всей работающей расширенной семьи или даже полигинической семьи, хотя некоторые сообразительные нигерийские архитекторы пытались спроектировать дома, которые позволяли бы хранить старую семейную традицию.

При высокой стоимости жизни в городе и растущей дороговизне в деревне, при необходимости платить наличными налоги, за школу, одежду и школьные учебники, платить за импортируемые продовольственные и промышленные товары, заменившие местные продукты, которые больше не производятся, исчезла и былая общинная жизнь и сопутствовавшая ей эгалитарная экономика, а одновременно рухнула и стабильная политическая структура, базировавшаяся на гибкой семье со способностью к адаптации. Исчезла и традиционная юридическая система, в основе которой лежали принципы взаимного уважения и взаимопомощи, благодаря чему устанавливались приемлемые для всех нормы поведения, и порядок можно было сохранять, не применяя физического принуждения. Такая система существует сейчас только в районах обитания племен на «отсталых» территориях, куда не пускают туристов.

Очень часто считают, что такие традиционные очаги враждебны интересам национального развития, а традиция, мол, противоречит идее нации. Ни народ, ни традиции не представляют угрозы идее становления нации, – если такому народу дать правильный импульс, то он с традиционной гибкостью расширил бы социальные горизонты и мог бы совершать большие дела Проблема заключается в том, чтобы убедить его в необходимости или желании поддержать национальное развитие, так как пока он чувствует себя инородным телом (или пока другие считают его таковым), не может быть общей системы моральных принципов, которые помогли бы ему найти общий язык со всей нацией.

Одна лишь экономическая помощь здесь не поможет. Мы видели, чем кончилась затея с комитетом помощи голодающим ик. Все мероприятия правительства обычно производят на племя неблагоприятное впечатление, так как очень редко администраторы, управляющие летами племени, сами являются выходцами из него, чаще же они приносят с собой предубеждения своего собственного племени или же «цивилизаторские» представления о том, что правильно и прогрессивно. И все же администраторам, чтобы найти общий язык с племенем, пути общения с ним, приходится пользоваться его политическим механизмом.

Большинство сельских жителей слушаются своего традиционного вождя и беспрекословно выполняют его приказы, но они вежливо отказываются выполнять просьбы администратора, хотя они и полностью совпадают с указаниями вождя, ибо, по мнению племени, у администратора нет права на власть. Они прислушиваются к администрации только в одном случае – когда им угрожают силой, штрафами или тюремным заключением. Если государственная администрация обращается за помощью к традиционным вождям, то те и сами оказываются в трудном положении. Традиционные лидеры искренне хотят помочь своему народу, возможно, они понимают необходимость интеграции племени в обшенациональную систему (хотя это случается и не всегда), но как только они выступают от имени администрации, они теряют уважение народа, авторитет и в конце концов власть. Они напоминают обожествленного короля, который, чихнув, показал, что потерял божественную сущность [47]47
  Говорят, что если обожествленный король шиллуков чихал, то его считали недостойным звания короля и убивали.


[Закрыть].

Необходима смена идеи, веры, ибо только идея объединяет или разделяет. Именно смена идеи объединила акан и привела к созданию конфедерации Ашанти, и только идея превратила конфедерацию в государство. Твердое убеждение, что Нкрума был связан мистическими узами со сверхъестественными силами (или с каким-то прапредком), Привело в Гане к тому, что народ был верен ему так же, как он раньше был бы верен вождю своего племени.

Гана – сравнительно небольшое государство, и требовать того же от Заира – все равно что просить луну с неба. Идея не признает расстояний. Мобуту за несколько лет сумел завоевать последователей в самых отдаленных лесных районах, – пожалуй, нет ни одного пигмея, который не утверждал бы (хотя и не всегда искренне), что Мобуту – его отец. Мобуту быстро вошел в эту роль, отбросив, как только позволила обстановка, военную форму и свой чин. Один лишь этот акт принес невиданную стабильность этой изменчивой и лишенной единства стране [48]48
  Тернбул, насколько можно судить, склонен к весьма заметному преувеличению успехов президента Мобуту во многих сферах жизни руководимого им Заира, в том числе и в деле сплочения различных этнических групп населения страны в единую общность. Важность этой задачи трудно переоценить, но едва ли ее можно успешно решить теми патерналистскими методами, какие описывает автор. Неоднократные вооруженные выступления против нынешнего режима в разных областях Заира свидетельствуют скорее о том, что использование древних традиции для придания государственной власти «отеческого» облика ни в коей мере не ликвидирует объективные экономические и социальные трудности, с которыми приходится иметь дело этой власти.


[Закрыть]. К сожалению, такая стабильность может быть в любой момент нарушена каким-либо рвущимся к власти оппозиционером, недовольным медленными темпами прогресса или же тем, что правительство действует слишком осторожно и не проводит радикальных преобразований.

Из того, что говорилось о традиционных верованиях в африканском обществе, мы видим: хотя эти верования чаще всего связаны с предками – это отражается в обрядах, а значит, и в концепции семьи, – они ассоциируются с верой в жизненную и духовную силу, в своего рода божество, присутствующее повсюду в мире. Это вера в прирожденную доброту всех вещей; все недоброе неестественно, своего рода беспорядок, брак в работе божественной системы. Я употребляю термин «божественная» не потому, что он означает активную веру в бога-творца; наоборот, там, где такая вера есть, она обычно не активная. Но тем не менее бытует представление о существовании какого-то иного, духовного уровня жизни и силы, более могущественной, чем сила человека. Это представление распространено по всей Африке. Мы ошибочно трактуем его как магию, колдовство, отбрасываем его как суеверие, но оно укоренилось в самой земле Африки.

Связь между верой и землей – главный источник величайшего единства и одновременно источник местного единства, ибо земля и есть Африка. Охотники, скотоводы, земледельцы – все воспевают землю – саванну, лес, пустыню, реки, озера, горы и долины, которые согласно традиционному африканскому мышлению населены единым духам, а еще чаще духами, существами калибра поменьше. Такой дух, такое духовное или божественное начало проявляет себя через традиционное натуральное хозяйство Африки, когда земля в той или иной форме обеспечивает все жизненные потребности; люди это понимают и уважают за это землю. С землей нельзя торговаться или спорить, ее нельзя обманывать. Охотники жили с ней, скотоводы жили на ней и землею жили земледельцы – все поддерживали различный уровень эмоциональных связей с землей, подчиняли ее или подчинялись ей, но всегда понимали ее. Для всех них земля была отцом и матерью, и лидер народа – будь то старейшина семьи или император – всегда был заодно с землей. Те титулы, которые различные общества даровали своим королям, королевам и. вождям, отражают связь между жизнью вообще, жизнью правителей и землей.

Это связь духовная, скорее религиозная, а не просто ритуальная, и как бы быстро ни менялся окружающий африканцев мир, всегда сохраняется вера, идея. Она в речах политических лидеров, в действиях местных администраторов и в сердцах простых людей. Но чтобы вера стала объединяющей силой, она должна быть оформлена, ибо на место старых религий и ритуалов, которые могли стать такой силой, пришли христианство и ислам; христианство больше разъединяет, а не объединяет людей, а ислам чаще всего носит недуховный, а светский воинственный характер. Однако и та и другая религия могла бы стать новым источником единства развивающихся наций, если бы появился какой-нибудь пророк или глава государства, который принял бы на себя роль пророка (или народ облек бы его функциями пророка). Как только соседствующие племена получат новый источник духовного единства, исчезнут все конфликты между ними и государством. Тогда останется чисто техническая задача строительства единого общества, единой общественной организации, которая сохранит самые жизненные элементы традиции и разумно сочетает их с теми западными элементами, которые приемлемы для этого общества.

Таким путем Африка сможет создать новую форму общества, которое избежит многих опасностей и дефектов, присущих нашему обществу, но которое не будет находиться в изоляции от современного технически развитого мира. Если ей удастся сохранить жизненно важные элементы прошлого, она еще раз докажет, что можно поддерживать порядок в человеческом обществе без законов, что возможно правительство, которое не злоупотребляет властью, и что семья человека – это далеко не миф.

Конечно, не все эти элементы присутствовали во всех африканских обществах и не во все времена, и будущее общество вряд ли окажется совершенным. Но традиционная Африка, существовавшая еще так недавно, обладала многими из этих качеств, и ей почти удалось успешно скомбинировать их и создать такое единое общество, какое мы в нашем, далеко не удовлетворительном мире можем только воображать. Помогало то обстоятельство, что эти общества были невелики по размерам Похоже, что современный мир благосклоннее относится к обширным, крупным обществам, и поэтому Африке пожалуй, лучше было бы выбрать путь федерации а не объединения. Федерация – не новое явление для Африки, и она могла бы использовать традиционные формы оппозиции без вражды, позволила бы людям сохранять крепкую локальную лояльность, объединив их единой верой и убеждениями.

Во всяком случае, некоторые молодые государства ищут пути в этом направлении, пытаясь создать новую индивидуальность, которая позволит им занять прочное место в современном мире, но поможет сохранить и преемственность с прошлыми традициями. Если это не удастся сделать в ближайшее время, Африка безвозвратно встанет на западный путь (неизвестно будет ли это благом или злом) и останутся лишь воспоминания о тех замечательных днях старой Африки, когда мир был таким разнообразным. Сила традиции означает силу которая поможет Африке сохранить жизнеспособность и возможно, будет способствовать благосостоянию всего остального мира.

Послесловие

Видный американский африканист профессор Колин М. Тернбуя в своей книге «Человек в Африке» попытался дать предельно сжатое и доступное читателю-неспециалисту описание культур, созданных народами Африканского континента, – того общего, что есть в этих культурах, и того, что их отличает друг от друга.

Следует, наверное, с самого начала подчеркнуть одно немаловажное обстоятельство. Замысел книги сложился, как пишет об этом сам Тернбул, в процессе подготовки новой постоянной экспозиции по Африке в нью-йоркском Американском музее естественной истории. Отсюда в ней многие черты и особенности, присущие такому литературному «жанру», как музейные путеводители. Прежде всего, это последовательно проведенный принцип «восхождения» от самых архаичных общественных форм к наиболее развитым из тех, какие сложились в доколониальное время. Общее показано через частное: та или иная природная и культурная область описывается на примере какого-то одного из находящихся в ней общественных организмов. И, конечно же, к традиции путеводителя восходит богатый иллюстративный материал книги; едва лн не в первую очередь – многочисленные графические схемы, позволяющие читателю без больших затруднений понять довольно сложные подчас формы социальной организации.

Книга Колина Тернбула, несомненно, заслуживает внимания советских читателей. В ней собран богатый и интересный фактический материал, в большой мере накопленный самим автором во время полевых исследований на африканской земле. Она написана человеком, который искренне стремится по-настоящему понять, так сказать, душу африканских культур и приглашает читателя последовать за ним по этому трудному, но увлекательному пути.

Конечно, не всегда и не во всем мы можем с Тернбулом согласиться. Некоторые из затронутых в его книге вопросов, в том числе: и очень важные, советская наука решает иначе, чем делает это американский исследователь. Поэтому необходимо остановиться на самых существенных из таких вопросов. А поскольку почти все они так или иначе рассматриваются в редакционных примечаниях, мы здесь коснемся их очень бегло.

Прежде всего, эта этнографическая работа (как, впрочем, а всякая другая) в немалой степени отражает то время, в которое она создавалась. Первое издание книги Тернбула увидело свет в 1976 г.; и содержание ее несет на себе несомненный отпечаток вполне определенного периода истории США – конца 60-х – начала 70-х годов нашего столетия.

Тернбул, с одной стороны, с подчеркнутым уважением относится к африканским народам, к их вкладу в сокровищницу общечеловеческой культуры. Такой подход автора к описываемым им явлениям был предопределен стремительно возрастающей ролью африканских стран в мировой политике и вместе с тем непрерывно увеличивающейся сложностью их внутренних проблем. Тернбул старается понять и объяснить проблемы, о которых идет речь, и дать какие-то рекомендации для их решения. Понятно, что такие рекомендации – это мнение именно оуржуазного либерального ученого. В частности, едва ли смогут оставаться долгое время эффективными предлагаемые Тернбулом патерналистские по своей сути пути решения трудностей, связанных с включением в новое общество наиболее задержавшихся в своем социально-экономическом и культурном развитии народов, таких, как ик или пигмеи. Подменять этими методами подлинную модернизацию общества на базе современной техники – дело малоперспективное.

С другой стороны, когда писалась книга, в США еще очень хорошо помнили грозные выступления черных американцев на рубеже 70-х годов, направленные против расовой дискриминации в любых ее проявлениях. Эти выступления следовало как-то объяснить, и Тернбул попробовал дать оценку культурного аспекта черного национализма в Америке. Но при этом он, вольно или невольно, абстрагируется от социально-экономических причин и корней афро-американского протеста. В результате центр тяжести сдвигается в сферу культуры, что неверно само по себе, а главное, бесперспективно с практически-политической точки зрения.

Уже говорилось об искреннем уважении Тернбула к африканцам и их культуре. Но, как это нередко бывает, авторская увлеченность ведет и к определенным издержкам и преувеличениям. О них приходится сказать особо.

Уважительное отношение к африканцам порой оборачивается идеализацией доколониальной Африки. И тогда ученый всерьез пишет о некоем «единении» африканца с природой (эта концепция, кстати, изобретена вовсе не Тернбулом: ее создали теоретики так называемого культурного национализма в самой Африке); о высокоразвитом чувстве внутренней солидарности, будто бы присущем африканским обществам; об изначальном демократизме этих обществ. Исключительное значение придает автор и религиозным верованиям в повседневной жизни африканских народов.

В основе всех подобных оценок лежит в конечном счете релятивистский подход к анализу культурного творчества разных народов мира. Такой подход еще встречается в западной научной литературе, и не так уж редко (хотя сам по себе культурный релятивизм как специфическое направление в американской культурной антропологии прекратил свое существование еще к началу 60-х годов). В чем его смысл? В самом общем виде в том, что любые две или несколько культур рассматриваются не только как равноправные проявления культурного творчества народов (это само по себе вполне справедливо), но и как имеющие одинаковую ценность, коль скоро любая из них отвечает потребностям своих создателей. Иными словами, невозможно сказать – и принципиально неправомерно говорить! – что какая-то одна культура более развита, чем другая или другие.

В таких взглядах содержался и объективно прогрессивный момент: они были открыто направлены против расистского деления культур на «высшие» и «низшие». Но главное заключалось все же не в нем: при релятивистском подходе невозможно определить, что же в развитии культуры главное, а что второстепенное. Ибо для релятивиста в отличие от марксиста общественное производство отнюдь не определяющий, а всего лишь один из многих элементов в культурной эволюции, т. е. релятивистский взгляд на культуру как бы принципиально неисторичен.

В эту ошибку и впадает Тернбул, когда он не раз на протяжении книги противопоставляет африканские культуры и «западную» цивилизацию, восхваляя преимущества первых. Не говоря уж о том, что большинство отрицательных явлении, присущих «западной» цивилизации, характерно лишь для капиталистического «общества потребления», но вовсе не для промышленно развитых стран социалистического содружества. К чему приводит внеисторическое сопоставление стадиально различных культур, можно видеть на примере рассуждений Тернбула о якобы виновности современной медицинской науки в неблагоприятных последствиях бурного прироста населения в африканских странах за последние два-три десятилетия (того явления, которое получило название «демографического взрыва»). Право же, вне зависимости от намерений автора книги такие рассуждения невольно вызывают в памяти печально известные концепции Мальтуса.

«Единение» африканца с природой, о чем также неоднократно говорит Тернбул, бывало чаще всего вынужденным и обусловливалось очень низким материально-техническим уровнем общественного производства. А при отсутствии критериев прогресса – что как раз свойственно релятивистскому взгляду на вещи, – такое единение, естественно, можно было объяснить лишь какими-то психофизиологическими особенностями, будто бы присущими черному африканцу. Это и делают многие африканские теоретики; к ним в этом случае объективно примыкает и Тернбул.

Собственно, с этим же связана и та преувеличенная роль, которая приписывается в книге религиозным верованиям африканцев. Бесспорно, верования играют очень заметную роль в жизни многих народов континента, отставших в своем социально-экономическом развитии. Однако же определяющая роль всегда принадлежала (это хорошо показывает и сам Тернбул) потребностям общественной практики: религия их освящала, так сказать, задним числом.

Кроме того, речь идет отнюдь не о специфически африканских явлениях, как может показаться при чтении книги. Это явление стадиальное, свойственное определенным уровням общественного развития, явление, которое по своему существу едино для всех народов мира. Точно так же стадиальны и проявления общинной солидарности, которые тоже часто упоминает американский автор.

Наконец, что касается «демократизма» доколониальных африканских обществ, то следует сказать, что демократизм этот всегда бывал очень относителен. Такие общества, как правило, имели весьма четко выраженную социальную иерархию; и руководство обществом, равно как и сопряженные с этим преимущества, материальные и моральные, принадлежали (да и сейчас еще в немалой степени принадлежат) численно небольшому верхнему слою такой иерархии – старикам, главам больших семей и т. п.

Таковы те особенности взглядов Колина Тернбула, какие следует иметь в виду при чтении его книги «Человек в Африке».

Л. Е. Куббель