Текст книги "Мир пауков. Башня и Дельта"

Автор книги: Колин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Найл и Вайг вместе:

– На корм?! – да так громко, что Сайрис на секунду приоткрыла глаза.

– Да. Хозяева разводят их себе на кормежку.

– А сами–то рабы об этом знают? – спросил Найл с потаенным ужасом.

Массиг пожал плечами.

– Думаю, да. Они принимают это как должное. С умом у них не гуще, чем у муравьев.

Найл мельком оглянулся на сидящих и лежащих вокруг, но ничего не сказал.

– Я вот насчет… слуг. Случается так, что и их съедают? – спросил Вайг.

Массиг отчаянно тряхнул головой.

– Ни в коем случае! Если не что–нибудь из ряда вон выходящее.

– Что именно?

– Ну, например, никому не разрешается с наступлением темноты выходить на улицу. Хозяевам не возбраняется слопать любого, кто попадется на улице в ночное время, – и добавил поспешно: – Понятное дело, такого не происходит, у наших людей все же есть голова на плечах! Каким болваном надо быть, чтобы пойти прогуляться по улице ночью?

– И почему они запрещают людям выходить ночью?

– Следят, наверное, чтобы мужья по ночам не бегали к женам или чтобы матери не прокрадывались к своим детям.

– И ты еще говоришь, что тебе здесь нравится? – усмехнулся Вайг.

– Я же не говорил, что мне так уж нравится, но… – пробормотал Массиг, оправдываясь. – Я просто о том, что ведь могло быть и хуже. По крайней мере, у нас теперь вон сколько солнечного света. В Дире если выберешься на свет хоть раз в месяц, так и то уже событие. А жратва здесь какая славная! Хозяевам по нраву, чтобы мы все были упитанные. И игры разрешают по субботам. Раз в год можно обращаться с просьбой сменить работу. Я вот на следующий год думаю податься в моряки. И главное, на покой уходишь в сорок лет.

– На покой? Как это?

– Одним словом, становится необязательно работать. Можно спокойно отправляться в великий счастливый край.

– Куда–куда?

Массиг открыл было рот, но тут откуда–то снаружи раздался жуткий гулкий звук, просто волосы дыбом. Звук повторился несколько раз – словно стон какого–то небывалого огромного чудища, страдающего от боли.

– Это еще что? – вырвалось у Вайга.

– Значит, что пора гасить свет. Спать здесь укладывают рано, вставать–то приходится спозаранку.

В комнате начали гасить светильники, заскрипели лежаки. Гореть остался лишь один светильник. Все разговоры смолкли.

– Что такое «большой счастливый край»? – спросил шепотом Найл у Массига.

– Тссс, – отозвался тот тоже шепотом. – Разговаривать, когда гаснет свет, тоже запрещено.

– Как так?

– Утром расскажу. Спокойной ночи.

Повернувшись к Найлу спиной, он надвинул одеяло–рогожу на плечи. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь мерным тяжелым сопением. Было что–то уютное, безмятежное в том, что вокруг столько людей. Вскоре Найл канул в глубокий, безмолвный омут сна.

Не успел он, казалось, закрыть глаза, как вокруг уже завелись, засуетились. Один за одним зажигались светильники. Вайг, всегда легкий на подъем, уже вылез из постели. Мать сидела (длинные волосы спутались за время сна) и позевывала. Кто–то спешащий мимо чуть ли не бегом, завидев женщину, перешел на шаг и почтительно склонил при этом голову.

Открыл глаза Массиг; ошалело оглядев комнату, укрылся одеялом с головой. Секунду спустя послышалось его негромкое посапывание. Внезапно, к удивлению Найла, все мужчины в комнате разом пали на одно колено, всем своим видом выражая почтительное смирение. Прошло несколько секунд, прежде чем он заметил, что в дверях стояла женщина. Она походила на Одину (все служительницы мало чем отличались друг от друга).

Четким менторским тоном она произнесла:

– Вновь прибывшие выходят на построение вместе со всеми!

Сказала, повернулась и вышла. Комната снова разбрелась по своим скамейкам и лежакам. Выволокся из постели Массиг, пришедший в себя от голоса женщины. Вид бледный, растрепанный.

– Как ты думаешь, она меня заметила? – озабоченно спросил он Найла.

– Нет, – уверенно ответил тот.

Массиг облегченно вздохнул.

– С любителями поспать здесь ох как строго обходятся.

– С лежебоками? – Найлу странно было это слышать.

– С теми, кто еле возится при подъеме, – выдавил Массиг сквозь зевок. – Вот что мне не по душе: в этакую рань заставляют вставать. В Дире вообще мало кто спал меньше двенадцати часов. Как–то раз провеселились там до упаду, так я потом проспал ровно сутки…

– Что нам сейчас надо делать? – не дослушал Вайг.

– Завтракать. Через час надо быть на построении.

Он повел их на кухню, где на печи стояли котлы с едой, над которым вился парок. Повара начинали работу за час до рассвета. Массиг налил себе в чашку зеленоватого супа, навалил в отдельную тарелку мяса и овощей. Найл и Сайрис взяли порции поскромнее. Рядом с кухней находилась просторная трапезная, заставленная длинными деревянными столами. Вайг уже восседал там с полной тарелкой, помахал своим ложкой.

– Мясо–то такое вкусное! Чье, интересно?

– Кроличье.

– Не понял.

– Грызун такой, с длинными ушами. Вроде крысы, только плодится быстрее.

После этого Массиг с сосредоточенным видом принялся за еду, на вопросы отвечая только кивками и мычанием.

Найл обратил внимание, что в целом разговоров в трапезной почти не слышно, только постукивание ложек и приглушенная работа челюстей.

Даже Сайрис ела с аппетитом. После хорошего продолжительного сна румянец возвратился на ее щеки. От нее не могло укрыться, что проходящие мимо их стола мужчины украдкой бросают откровенно заинтересованные взгляды. Хотя Сайрис не отводила взгляда от тарелки, было заметно, что ей это очень льстит. Единственные мужчины, которых она видела бессменно на протяжении последних двадцати лет, были члены ее семьи; ей, безусловно, было приятно ощущать на себе вожделеющие взгляды целой комнаты хорошо сложенных, статных представителей мужского пола.

По окончании трапезы Массиг показал помещение для умывания. В смежной с ним комнате было полным–полно деревянных ведер, до краев налитых водой. Как им объяснили, при умывании эти емкости относятся в соседнее помещение – большое, пустующее, – где в каменном иолу проделаны узкие канавки. Найл с Вайгом охотно согласились, когда им предложили снять заскорузлую от пыли и пота одежду и окатиться водой. Сайрис препроводили в соседнюю комнату, поменьше. Массиг раздал по куску какого–то серого корня, показав, как его надо вначале опустить в воду, а затем натирать им кожу. Оказывается, когда трешь, образуется обильная пена, очищающая грязь. Если воды не хватает, можно брать еще. Жителям пустыни такая роскошь казалась невероятной, диковинной. То же касалось и метода сушки, с которым их ознакомил Массиг: обтираться с головы до пят широким куском ткани, впитывающей влагу.

Когда появилась из своей умывальни Сайрис – кожа светится от чистоты, волосы влажные, – Найл поймал себя на мысли, что никогда не видел мать такой красивой. С некоторым даже самодовольством он осматривал и свою поблескивающую, дышащую чистотой кожу, отмытые добела ладони и ступни (в общем–то, можно понять, почему Массигу здесь нравится).

Минут через десять они слились с общей массой жильцов, толпящихся снаружи здания. В ярком свете нарождающегося дня вид городских улиц вызывал испуг и некоторое волнение. Громады серых зданий вздымались подобно утесам, а между ними простирались паучьи тенета – в основном натянутые поперек, иные же подвешены почти отвесно. Многие, видно, висели здесь уже не первый год – вон какие толстые, мохнатые от скопившейся пыли. Взявшаяся невесть откуда здоровенная муха, туловище с человечью голову, с лету врезалась в одну из таких сетей, отчего сверху вниз градом чего только не посыпалось, те же высохшие мушиные крылья. Молниеносно крутнувшись в воздухе, муха пулей кинулась вверх и там влепилась в другую паутину – почти неразличимую – и неистово там забилась, пронзительно–страдальчески жужжа. Почти тотчас из какого–то невидимого укрытия выявился смертоносец. Шустро перебирая лапами, он подобрался вплотную и набросился на глупое насекомое. Секунда – и жужжание смолкло, муха бессильно, неуклюже обвисла. Паук заботливо пеленал ее туловище в шелк. Теперь понятно, отчего смертоносцы оставляют старую паутину висеть, а не вбирают ее обратно в себя, как большинство их лишенных разума сородичей. Крылатые создания остерегаются старых сетей, чуя в них неладное, зато легко попадают в новые, почти невидимые глазу.

Дарол гаркнул команду – все застыли навытяжку; еще приказ – и все разом двинулись посередине улицы. Дойдя до перекрестка, строй взял направо, на улицу пошире. Найлу стало душно от неудержимой радости: на пронзительно–синем фоне утреннего неба проглянул шпиль Белой башни.

Навстречу двигался еще один строй. Найл с первого взгляда определил, что это и есть те самые рабы, о которых рассказывал Массиг. Одеты они были в длинные посконные рубахи. В походке – ни твердости, ни бодрости, лица лишены всякого живого выражения: обвислые губы, пустые глаза. Кое у кого конечности болезненно искривлены, жилы толщиной в палец.

– Куда они? – поинтересовался Найл шепотом.

Массиг пожал плечами.

– На работу. Наверное, или бригада золотарей, или дворники.

Главный проспект был не так запущен, как примыкающие улицы, что поуже. От вида некоторых зданий захватывало дух. Они возносились на такую немыслимую высоту, что приходилось запрокидывать голову для того лишь, чтобы догадаться, где находится вершина. Отдельные строения имели причудливой формы купола. Одно здание – массивное, квадратное, – очевидно, было сделано из зеленого мрамора и имело колоннаду примерно как у того разрушенного храма в пустыне. Нижние этажи у некоторых были облицованы листами какого–то блестящего прозрачного материала, отражающего солнечный свет. Одно вообще состояло сплошь из него, и диковинные, плавными изгибами перемежающиеся плоскости его фасада дробили и множили искаженные отражения окружающих зданий. Найл попытался представить, кто же мог в былые времена жить в таком чудо–городе, и какой эти существа имели облик, но ума не хватало представить. Напрашивалось одно: вероятно, это были либо какие–нибудь великаны, либо великие чародеи. Но как в таком случае смертоносцам удалось одержать над ними верх?

Проспект на деле оказался длиннее, чем представлялось. Прошло с полчаса, прежде чем людской строй выбрался на открытый участок сравнительно недалеко от Белой башни. Широкая площадь была будто залита сероватым, похожим на мрамор гладким покрытием, а в глубине площади, вокруг самой башни, – приволье изумрудно–зеленой травы. В начале проспекта лицом к башне высилось еще более внушительное здание: нижние этажи облицованы черным мрамором, верхняя часть в превосходной сохранности. Среди всех других строений, обступающих площадь, это было самое громадное. А от прочих оно отличалось еще тем, что не имело окон. При более пристальном взгляде становилось ясно, что окна все же есть, застекленные все тем же прозрачным материалом, только темного цвета, а потому почти не выделяющиеся на окружающем темно–сером фоне. Здание тянулось к небу на противоположном конце зеленого поля, словно грозный безмолвный вызов башне.

Дарол перестроил своих в два ряда, лицом к черному фасаду. Найлу, Вайгу и Сайрис было велено встать отдельно. Через несколько минут из здания появилась женщина. Найл по ошибке принял ее за Одину; впрочем, нет, эта повыше ростом. И одета как хранительница: одеяние из черного лоснящегося материала, руки открыты.

– Встаньте навытяжку, – скороговоркой пробормотал Дарол, – выше подбородок.

Приблизившись, женщина окинула стоящих жестким взором. Мужчины, все как один, застыли деревянными истуканами. Проходя перед строем, она где–то на середине задержалась перед мужчиной, ростом на полголовы выше остальных (изумительные бицепсы, несокрушимый подбородок).

– Ты повел зрачками, – холодно заметила она.

Недвижно таращась перед собой, мужчина произнес:

– Прошу простить, госпожа.

Женщина отвела ладонь, словно собираясь влепить нарушителю пощечину; тот застыл лицом, готовый принять удар. Внезапно женщина переменила решение и, сжав руку в кулак, жестко ударила его в солнечное сплетение. Верзила, поперхнувшись дыханием, перегнулся пополам. Женщина отодвинулась назад и, чуть примерясь, пнула его в лицо. Здоровяк был настолько массивен, что не опрокинулся, а лишь рухнул на колени, отчего получил еще один удар в подбородок тупоносым башмаком. Раскинув руки, несчастный со стоном вытянулся, на гладь покрытия струйкой стекала кровь. В строю никто не шелохнулся. Служительница хищно рыскнула вдоль строя взором туда–сюда – нет ли таких, кто шевельнулся. Затем продолжила обход и пошла до конца строя. Наконец повернулась к Даролу.

– Ну ладно, можешь разводить по работам.

Перед Найлом, Вайгом и Сайрис она остановилась прочно. Все трое стояли, не смея даже моргнуть. Найлу краем глаза было заметно, как губы ей коверкает ухмылка.

– Который из вас Найл?

– Я, – чуть слышно сказал парень, опасаясь рот раскрыть.

– Вот как! – Вид у служительницы был явно озадаченный.

Она долго осматривала Вайга, щупала его мышцы, наконец легонько стукнула кулаком в живот.

– Ты крепче, чем поначалу кажется.

Недвижный Вайг пялился перед собой. Служительница презрительным взором прошлась по Сайрис. Ощупала ей руки, скользнула ладонями по бокам. Чувствовалось, что мать боится шевельнуться.

– Силы в тебе, смотрю, достаточно, – подвела итог служительница, – но надо будет отъедаться. И еще делать что–то с твоими грудями.

Сказав, повернулась на каблуках и гаркнула:

– За мной!

Твердым, размашистым шагом она двинулась к зданию с черным фасадом. Найл, Сайрис и Вайг, переглянувшись, тронулись следом. За спиной, слышалось, Дарол уже отдавал распоряжения.

Двустворчатые двери здания были по меньшей мере метров семь в высоту и толщины тоже порядочной. Снаружи в тени портала стояли на страже два больших бойцовых паука – очевидно, невысокого ранга: женщина даже не обратила на них внимания. Найл, Вайг и Сайрис проследовали за ней в скупо освещенный коридор. Прошло какое–то время, прежде чем глаза после яркого утреннего света свыклись с полумраком. По правую руку находилась широкая мраморная лестница, у основания которой держали вахту еще двое пауков. Глаза не успели освоиться после яркого света, но Найл и без того заметил, что пауки–стражники наблюдают за ними с любопытством; чувствовалось, как скользнул между ними импульс.

Они прошли за служительницей в следующий этаж, где та приостановилась перекинуться словцом со своей сослуживицей (тоже в черном мундире), которая в рассеянном мутном свете могла бы сойти за ее двойняшку. Тут Найл уловил мощные вибрации воли, исторгающиеся, как показалось, из раскрытых дверей поблизости. Он взглянул внутрь и увидел большой зал, полный бойцовых пауков. Восьмилапые застыли правильными рядами, а на возвышении в углу стоял к ним передом и «выкрикивал» наставления большой смертоносец – вернее, то, что можно обозначить «наставлением» в человеческом понимании. Беззвучные волевые вибрации были такими сильными, что, похоже, даже Вайг улавливал их. Психический диапазон Сайрис они, судя по всему, обтекали, хотя, когда пространство пронзил особенно мощный импульс, она удивленно обернулась.

Служительница закончила разговор и мотнула головой: дескать, идем дальше. Они поднялись вверх еще на два пролета, каждый из которых охранялся парой «бойцов». Третий пролет был устлан тяжелым, податливым на ощупь ковром. Сверху стояли на страже двое смертоносцев. Служительница обратилась к ним:

– Пленники доставлены на встречу со Смертоносцем–Повелителем.

Характерно было, что она произносит это нарочито громко и отчетливо, как при разговоре с глухим. А пауки, неспособные воспринимать речь на слух, видно, чувствовали вибрацию ее голоса и реагировали непосредственно на значение сказанного. Один из них послал короткий импульс: «Проходите». Служительница поняла безошибочно, так как сама уже в достаточной степени была привычна к мыслительным вибрациям пауков. Найл впервые наблюдал прямой контакт между пауком и человеком.

Она кивнула пленникам: идем. И тут Найла, впервые с того момента, как очутился в городе, пробил мгновенный панический ужас. Разом вспомнились рассказы Джомара о Стойком Хебе и легенда о Великой Измене – принц Галлат обучил Повелителя пауков понимать человеческую душу.

Тяжелое это чувство налетело с внезапностью шквала. Чем яростнее он ему противился, не давая овладеть собой, тем неистовее бились о невидимый мол мощные волны паники. А если Смертоносец–Повелитель понял, что Найл повинен в смерти его подданного в пустыне? В голове помутилось. Мелькнула мысль: надо во всем признаться, сдаться на милость Смертоносца–Повелителя. Мгновенным огоньком мелькнула надежда, но вспомнился распухший труп отца, и стало ясно: бесполезно на что–либо надеяться.

Обивка двери была из того же лоснящегося материала, что и одеяние женщины, мелкие ее гвоздики отливали в полусвете желтым. Двое смертоносцев–стражников, казалось, ждали приказа. Застывший в беспомощном ужасе Найл не отрываясь смотрел на прямоугольник входа. Не укрылось от него, однако, что и служительница, видно, тоже чувствует себя неуютно, и хотя бы от этого на душе полегчало. Отчасти из обыкновенного злорадства: оказывается, и разнузданная грубиянка, лягнувшая человека в лицо, несвободна от страха. Но главная причина облегчения, пока не до конца ясная самому Найлу, крылась в другом.

Среди сумятицы путаных, неразборчивых мыслей неожиданно вычленялся один образ: крепость на плато – именно он придал стойкости. Мысль о том, что твердыня была воздвигнута людьми, а люди некогда владели миром, – все это помогло укрепить мужество. Найл сосредоточился до жесткости (непросто, поскольку отрава страха уже начала размягчающе действовать на волю, но хватило упорства). И внезапно где–то там, в голове, забрезжил свет – ослепительно сияющая точка оптимизма и уверенности в своих силах. В душе воцарилось спокойствие. И до Найла неожиданно дошло: Смертоносец–Повелитель уже не где–то там, за дверями. Они находились перед ним. Это он наслал волну ужаса, едва не лишив Найла самообладания.

Зев двери широко распахнулся. Затем, опустившись на колени по безмолвному приказу одного из стражников, они втянулись в комнату. Служительница простерлась на полу. Ее обуяли такое смятение и страх, что она забыла даже позвать за собою пленников. Сайрис, медленно разведя руки, стиснула ладони своих сыновей. Первой через порог обиталища переступила она.

Со смутным изумлением Найл понял, что эта зала ему чем–то знакома. Равно как и неразличимый в темноте зрачок, глядящий из недр увешанного седой паутиной омута–коридора. Вспомнил. Все это он однажды видел, когда смотрелся в колодец, затерянный среди безлюдного простора рыжей каменистой земли.

Мозг невидимого наблюдателя излучал приказ; служительница поспешно отползла куда–то в угол и забилась туда, замерев в коленопреклоненной позе. Из непроницаемой глубокой тени на троих пленников взирали глаза, пытаясь всверлиться в мозг. Тенета свешивались недвижными ленивыми змеями. Ничто не было различимо в их дебрях, ни намека на движение. Застыл и Найл. Он понимал: одно неосмотрительное движение – умом, телом ли, – и все они окажутся в опасности.

Странное ощущение: вглядываться в хитросплетение паутины и сознавать присутствие живого существа, пристально наблюдающего из темноты. У себя в пустыне он всегда чутко реагировал на уставленный в затылок пристальный взгляд. Когда–то твердыней воли он считал для себя Каззака. А выходит, Каззак – ребенок в сравнении с этой вызывающей онемение мощью, пронизывающей сейчас извилины мозга словно током.

Найл не пытался симулировать невнятные мозговые колебания шатровика; нутром чувствовал, что здесь это бесполезно. Он имел дело с разумом, во многом несравненно превосходящим его собственный, – какие здесь могут быть прятки. Единственное, что еще годилось, это просто отстраниться от мыслей, оставаясь при этом открытым и пассивным.

Тупой удар, шарахнувший в грудь, опрокинул Найла на спину. Он грянулся о доски пола так, что дыхание перехватило. Сайрис ошеломленно обернулась и кинулась к сыну. Еще один невидимый удар перехватил мать поперек груди, пустил ее волчком, отчего она упала на одно колено. Вайг, ничего не понимая, лишь наблюдал, распахнув глаза. Конечно, откуда ему понять, что за пляску затеяли родные?

Тут где–то в груди у Найла раздался четкий льдистый голос: «Встань». Приказание прозвучало отчетливо, словно кто–то произнес его в самое ухо. Первым безотчетным порывом было подчиниться, но тут же возник и другой, противоположный – не реагировать, будто другая властная команда пересилила страх.

Тот же голос снова: «Встань!» Найл, приподнявшись, сел, затем выпрямился, пошатываясь. Саднило плечо, затылок жарко пульсировал от столкновения с полом. Все же у физической боли имелись свои преимущества: она помогла отвлечься от прямого контакта с безжалостной, давящей чужой волей, властно сдирающей с Найла всякую завесу маскировки.

Чувствовалось, как сила смыкается вокруг, чудовищным кулаком вытесняя остатки дыхания. Она явно показывала, что при желании может стереть Найла в порошок. Было ясно, что у нее это и вправду получится, но одновременно она почему–то не торопилась. Смутное чутье подсказывало, что если б невидимый мучитель собирался Найла действительно прикончить, то не стал бы размениваться на угрозы.

Вайг и Сайрис изумленно застыли, видя, как Найл, оторвавшись от пола, зависает в воздухе. Тут Вайг различил, что лицо брата исказила боль, и бросился на помощь. Его руки обхватили Найла за окостеневшие от судорожного напряжения плечи, он силился стянуть брата вниз. Незримая сила отшвырнула Вайга как пушинку; завертевшись, тот отлетел и ударился о стену. Сайрис, нечеловечески взвизгнув, метнулась к упавшему. На этот раз ей было дозволено дотянуться до сына. Одновременно с этим разомкнулся и зловещий захват вокруг Найла, и он пал на колени.

Тут опомнилась служительница, сидевшая как раз в нескольких шагах от того места, где рухнул Вайг. Рывком вскочив, она заполошно выкрикнула:

– Встать всем навытяжку!

Понятно, что приказ исходил не от нее, а от темного безмолвного наблюдателя. Пленники подчинились мгновенно, не рассуждая. Все трое застыли, вперившись в темноту: что там будет дальше? Из всех троих только Найл сознавал, что Смертоносец–Повелитель прикидывает, умертвить их прямо сейчас или оставить в живых. Кроме того, ощущалось, что происходит невероятное: наблюдающее за ними бесстрастное существо испытывало сейчас неуверенность и раздвоенность. Причина колебания, правда, была неясна. Понятно одно: Смертоносец–Повелитель не прочь их умертвить и вместе с тем отдает себе отчет, что это ничего не решит.

За свою жизнь, висящую на волоске, Найл не опасался, испугаться он просто не успел. Но и облегчения не наступило, когда спустя секунду стало ясно, что жизнь им все же сохранят. В груди раздался голос: «Можешь идти». Найл чуть было не поддался соблазну, едва себя на этом не раскрыв. И опять что–то глубокое и властное вмешалось, застопорив эту попытку. Как будто кто–то третий, бдительный, незримо присутствовал в теле юноши. Шли минуты, Найл застыл в ожидании. В зале висела непроницаемая тишина. Ни одна из змей паутины, белесых, как марля, так и не шелохнулась.

Импульс команды, почувствовалось, передался от наблюдателя к служительнице.

– А теперь кру–гом! – гаркнула она. Когда пленники повернулись, добавила: – Держаться за мной.

Открыла дверь, пропуская их, затем, прежде чем закрыть, застыла в низком поклоне. Пока они спускались по лестнице, Найл чувствовал: наблюдатель продолжает следить, его цепкое внимание оставило пленников лишь тогда, когда они, щурясь, вышли на яркий солнечный свет.

И Вайг, и Сайрис выглядели одинаково изнуренно. Оба, находясь в логове врага, уже успели распрощаться с жизнью. Даже сейчас они не были толком уверены, что опасность миновала.

Служительница догадывалась, что произошло нечто из ряда вон выходящее, причем ко всему этому имеет отношение Найл. Он то и дело ловил на себе ее пугливо–озадаченный взгляд. Женщина ломала себе голову, отчего этот стройненький парнишка – голубоглазый, с правильными чертами лица – представляет интерес для Смертоносца–Повелителя, помыкающего столькими судьбами.

Найл мог ответить на этот вопрос. Ответ стал ясен с того момента, как в груди у него грянул голос Смертоносца–Повелителя, а затем ощутилась тяжеленная мощь его воли, готовая его раздавить.

Им уже доводилось встречаться. Их умы уже сталкивались в противоборстве, когда Найл заглядывал в колодец там, среди красного каменистого безлюдья. С той самой поры Смертоносец–Повелитель собирался узнать побольше об этой человеческой особи, чей ум способен одолевать пространственные границы. Ему хотелось определить, понимает ли сам Найл природу своей силы и может ли владеть ею осознанно.

И что же? После очного знакомства Найл остался для него такой же загадкой, что и был. Вопросы остались без ответа. Но Смертоносец–Повелитель мог и повременить. Долготерпение пауков не имеет границ.

На невысокой каменной ограде сидел, уткнувшись лицом в ладони, человек. Заслышав приближающиеся шаги, он вскочил и застыл навытяжку. Найл узнал его: тот самый, которому досталось сегодня от служительницы. Одна щека у бедолаги распухла до неприличия, через переносицу шел запекшийся шрам, глаз заплыл.

– Отведи этих людей к управителю, – скомандовала женщина.

Мужчина поспешно кивнул. Служительница повернулась на каблуках и пошла обратно в здание.

– Пойдемте. – Пострадавший от побоев здоровяк повел их через площадь к двухколесной повозке, оставленной на траве. Подняв оглобли, кивнул им троим: забирайтесь. Сайрис, сочувственно глядя на лицо бедняги, предложила:

– Мы и пешком можем пройтись. Ты только скажи куда.

Тот яростно замотал головой (ничего неожиданного для Найла).

– Извините, мне лучше выполнить приказание. Они с неохотой залезли в повозку.

Найл не сразу обратил внимание, что у подножия Белой башни копошатся люди, один из них в желтой тунике.

Юноша похлопал тянущего повозку по плечу.

– Что они там делают?

Тот флегматично покосился в сторону лужайки.

– Это братия жуков. Нам не разрешают с ними разговаривать.

– Почему же?

– Не знаю. Мы не спрашиваем.

Верзила тронулся, отчего пассажиры, дернувшись, откинулись на сиденьях. Найл с любопытством оглянулся на башню. Люди там стаскивали с четырехколесных подвод бочонки и закладывали их возле подножия башни. Всем этим заправлял крепыш в желтой тунике.

Здоровяк без каких–либо усилий пустился легким галопцем вдоль широкого проспекта. Не считая нескольких бойцовых пауков да колонны рабов, шагающей в отдалении, улица была считай что пустой.

– А где все люди? – наклонившись вперед, спросил Найл у гужевого.

– На работе, – односложно ответил тот.

Найл заглянул в его мысли и с удивлением обнаружил, что здоровяк не держит никакой обиды на унизившую его женщину. Напротив, считает, что сам во всем виноват и получил по заслугам. Такая тупая безропотность не вызывала ничего, кроме негодования. Перед зеленым зданием с колоннами, напоминающим храм в пустыне, здоровяк аккуратно положил оглобли на землю и помог пассажирам выйти.

– Вам сюда.

Пройдя следом за ним по пролету основательно истертых ступеней, пленники остановились перед затейливо изукрашенными массивными дверями. Здоровяк отворил одну створку. Открылся просторный зал с серым мраморным полом, вдоль стены равномерно располагались мраморные скамьи. Окна обширные, светлые.

По широкой лестнице поднималась женщина. Здоровяк, откашлявшись, обратился к ней:

– Прошу прощения…

Обернувшись, женщина вдруг воскликнула:

– О небо! Сайрис! Откуда ты здесь?

Голос был удивительно знакомый; секунда – и мать распознала внешность.

– Ингельд! – крикнула она.

Подбежав друг к другу, женщины обнялись. Несколько секунд они громко и радостно смеялись, у Ингельд даже получилось приподнять Сайрис над полом. Тут наконец взгляд женщины упал на коленопреклоненного здоровяка.

– Куда ты их ведешь? – осведомилась она.

– К управителю, моя госпожа.

– Замечательно. Их отведу я. Дожидайся внизу. Она посмотрела на Найла с Вайгом.

– Значит, и до вас добрались? Не удивляюсь.

– Ты пленница? – спросила Сайрис.

Ингельд, лукаво сыграв бровями, улыбнулась.

– Не совсем.

Вайг окинул взглядом ее живот.

– Я думал, ты беременна…

– К счастью, это оказалась ложная тревога, – ничуть не смутившись, ответила Ингельд.

Братья переглянулись. Найл догадывался, о чем сейчас думает Вайг. Лгунья специально выдумала повод, чтобы вынудить Улфа проводить ее обратно в Диру.

– Ну что, сходим взглянем на Каззака? – Ингельд обвила Сайрис за талию.

– Каззака? – Сайрис была хорошо наслышана об этом человеке.

– Да, он у нас управитель.

Махнув приглашающе рукой, Ингельд двинулась вверх по лестнице.

Она сильно изменилась с той поры, как ее видели в последний раз. Начать с того, что длинные темные волосы были красиво уложены и прихвачены золотым колечком. Она прибавила в весе, отчего фигура приобрела скульптурную осанистость. Одета была в белоснежную тунику, сквозь которую просвечивали стройные загорелые ноги, обутые в белые сандалии. В сравнении с прежним еще сочнее стали полные губы. Здоровая, цветущая, просто загляденье. Сайрис рядом с ней смотрелась невзрачной худышкой, уже тронутой возрастом.

Следующий этаж для дворца был скудноват, просто широкий коридор, на всем протяжении которого равномерно размещенные деревянные двери. Пред той, что в дальнем конце, стояли двое стражников из числа жителей подземного города – Найл узнал их в лицо. Он ожидал, что они улыбнутся, а те окаменели глазами и вытянулись до хруста в спине, когда мимо проходила Ингельд.

Найл никогда еще не видел такого великолепия. Пол залы был устлан роскошным ковром, со стен тяжелыми складками спадали бархатистые портьеры. Потолок весь в золоте, искрятся, переливаются две огромные хрустальные люстры. Мебели нет, зато кругом раскиданы подушки. В дальнем конце залы на горке подушек возлежал Каззак, возле стояли двое девушек, овевая его опахалом из разноцветных перьев. Увидев, что Ингельд кого–то к нему ведет, управитель кисло сморщился, но приподнялся в изумлении, узнав Найла. Не дожидаясь предупредительных служанок, управитель завозился, собираясь вставать.

– Мальчик мой! Я не верю глазам! Почему никто не доложил мне, что ты здесь?

Найл зарделся от такого пылкого приветствия.

– А эта женщина неужто Сайрис? Да конечно, конечно! Ты так похожа на свою сестру. Добро пожаловать, хорошая моя. Так, так. Ну а это у нас…

– Вайг.

– Да, разумеется, Вайг. А где… – какую–то секунду он медлил, припоминая имя, – а где Улф?