Текст книги "Каменный леопард (ЛП)"

Автор книги: Колин Форбс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Грелль вернулся в префектуру, заверив, что отныне президент будет оставаться за ограждением, воздвигнутым для его охраны. Оставался только один вопрос: надежно ли защитное ограждение?

– Входите, закройте дверь и заприте ее, – сказал Грелль Буассо, устраиваясь на краю своего стола. У префекта была привычка, когда его беспокоят, усаживаться ягодицами на край стола или стола, чтобы ему было легче начать расхаживать, если ему захочется. Буассо сел в кресло, вынул трубку и расслабился в ожидании. Обладая меньшей нервной энергией, чем его начальник, он имел вид терпеливой белки, а за спиной, собственно, так его называли в штабе. Андре Белка.

– Я проверил список посетителей в Елисейском дворце на вечер 9 декабря с 7.30 до 8.30, – резко сказал Грелль. «Прежде чем я продолжу, вспомните, что единственное физическое описание Леопарда, которое у нас есть, касается его роста – более шести футов…

«Вы нашли что-то?» – предложил Буассо.

– Кто-то – больше, чем один, как это бывает. Сам Флориан вернулся пешком в восемь часов с площади Бово – этого, кстати, больше не повторится. Интересно, что еще три министра тоже пришли пешком – они пришли с совещания в Министерстве внутренних дел…

Двое мужчин обменялись циничными улыбками. Обычно каждый возвращался бы с площади Бово на своей министерской машине, но, поскольку президент вернулся пешком, они сочли необходимым использовать ту же форму передвижения. «И, конечно же, они надеялись опубликовать свои фотографии в газетах, – заметил Грелль, – зная, что на площади Бово есть фотографы».

«Кто еще вернулся?» – тихо спросил Буассо.

«Пьер Руже, например, мы можем его уволить, конечно». Они снова улыбнулись. Руже был номинальным премьер-министром, человеком, которого репортеры называли «пуделем Флориана». Милый человек – «с резиновым хребтом», как иногда замечал Грелль, – никто не обращал на него особого внимания, и ходили слухи, что его скоро заменят. Во всяком случае, он был не выше пяти футов восьми дюймов. «Между 8:15 и 8:30, – продолжал Грелль, – прибыли еще двое мужчин и вошли в Елисейский дворец – и вернулись порознь, с интервалом в несколько минут. Одним из них был мой собственный начальник, министр внутренних дел Роджер Данчин. Другим был министр национальной обороны Ален Блан. Они оба, как вы знаете, самые высокие люди в кабинете, оба ростом выше шести футов…

Буассо вынул изо рта остывшую трубку и уставился на префекта. – Ты действительно не веришь в это? Данчин, Блан – два сильных человека в правительстве? У Мартина, должно быть, были галлюцинации.

– Я на самом деле ни во что не верю, – холодно ответил Грелль. – Все, что я делаю, – это проверяю факты и смотрю, к чему они ведут, – как мы поступаем в любом расследовании. Но, как мы условились, я рассказываю вам все, как бы нелепо это ни казалось.

«Абсурд? Это невероятно…

«Конечно». Грелль взял отчет со своего стола и что-то говорил, просматривая первую страницу. «Произошло кое-что еще. Дэвид Нэш, американец, только что был замечен прибывающим в аэропорт Руасси этим утром человеком из Сюрте. И я получил срочное приглашение на прием в американском посольстве сегодня вечером. Вы верите в совпадения, Буассо?

Белка Андре не ответила. Он смотрел вдаль, как будто пытаясь уловить факт настолько великий, что он был выше его понимания.

«Данчин или Блан?» – пробормотал он.

* * *

Роже Даншен стремился стать министром внутренних дел с юности, проводя бесконечные часы за учебой в Ecole Normale d» Administration, специальной школе, основанной самим де Голлем для подготовки будущих лидеров Французской республики. И в то время как Ги Флориан и Ален Блан из Политехнической школы были зайцами, которые прорвались вперед благодаря своим способностям, Данчин был черепахой, которая в конце концов добралась до этого, потому что никогда не прекращала попыток. Иногда черепаха переживает зайца.

К тому времени, когда ему предложили пост министра внутренних дел, Роджер Данчин, эксперт по разведке, вероятно, знал о французской системе безопасности больше, чем любой другой человек. Подобно Алену Бланку, выше шести футов ростом, он развил сутулость, которая иногда свойственна высоким мужчинам. Ему было пятьдесят два года, он был худым, с костлявым лицом, человеком со страстью к секретности и человеком, любившим власть. Блан, которому он не нравился, резюмировал Данчина в типичном язвительном анекдоте. «Данчин допросил бы свою бабушку, если бы заподозрил, что она изменила свое завещание, и после трех часов под дуговым светом она оставила бы ему все деньги… Данчин был на пике своей власти, когда вызвал Грелля к себе сразу после префект вернулся с проверки Елисейского реестра.

Когда префект вошел в кабинет министра на первом этаже, Данчин стоял у окна, выходящего на красивый обнесенный стеной сад в задней части здания, сад, который публика никогда не видит. – Садись, Грелль, – сказал Данчин, все еще глядя на сад. – Я слышал от Руасси, что американец Дэвид Нэш только что прибыл в Париж. Как вы думаете, что это означает?

«Должно ли это что-то означать?» – спросил Грелль. К этому времени он уже понял, как работает ум этого хитрого человека; редко задавая прямой вопрос, Данчин пытался поймать людей, побуждая их говорить, пока он слушал.

«Что-то происходит, Грелль, я чувствую это. Странно также, что он прибыл сюда так скоро после покушения на президента»..

«Я не вижу связи», – возразил Грелль. – Но сегодня вечером у меня есть приглашение в американское посольство…

«Вы идете?» – резко вмешался Данчин.

«Почему бы и нет, министр? Я могу подобрать что-нибудь интересное. По крайней мере, я смогу ответить на ваш вопрос, зачем он приехал в Париж…

– А эта женщина, Люси Дево, – Буассо узнал о ней что-то еще? Я полагаю, она никак не могла быть связана с приездом Нэша?

«Вы же не можете подозревать, что за покушением стояли американцы?» – запротестовал Грелль. «Они делают некоторые странные вещи, но…»

«Прощупывая, Грелль, просто прощупывая… Данчин внезапно вернулся за свой стол, двигаясь так тихо, что Грелль не заметил, как он отошел от окна. Это была еще одна неприятная привычка Данчина, на которую его помощник Мерлин однажды пожаловался Греллю. «Он появляется без предупреждения, как призрак, и стоит позади вас. Знаете ли вы, что, когда люди идут обедать, Данчин прокрадывается в их офисы, чтобы проверить бумаги на их столах, чтобы убедиться, что они не делают того, о чем он не знает? Атмосфера внутри этого места ужасна, скажу я вам. Ужасный!»

Грелль выбрался из кабинета Данчина, как только смог, вытерев лоб, спустился вниз и вышел на свежий воздух. Я бы не стал работать здесь за миллион франков в год, сказал он себе, садясь за руль своей машины. Он уехал, выпустив выхлопные газы, как бы выражая свое облегчение. Не за десять миллионов франков!

Ален Блан родился в мире замков и денег, марочных вин и хорошей еды, обладал мозгом, который в более поздние годы мог усвоить детали договора о запрещении ядерных испытаний за треть времени, которое потребовалось бы Роджеру Данчину. Имея за спиной семейную землю и виноградники, Блан, приехавший из Оверни, не должен был работать ни дня в своей жизни. Он предпочел проигнорировать возможность праздной жизни, погрузившись вместо этого в жизнь яростной деятельности.

Человек огромной жизненной силы и аппетита к работе, он стал одной из ключевых политических фигур в режиме Флориана, человеком, с которым послы тайно советовались, когда им не удавалось добиться внимания Флориана. Буква «X», обозначающая символ скрещенных пушек Политехнической школы, школы, где деньги не заменят мозги, он был одним из пяти лучших студентов в год окончания. Его близкий друг, Гай Флориан, потерял сознание первым среди целой плеяды блестящих людей. Спустя годы, хорошо укоренившись в политической основе Франции, именно Ален Блан, манипулятор, руководил восхождением Флориана на пост президента.

Пятидесятичетырехлетний бывший десантник Блан ростом более шести футов был крепко сложен; полнолицый, с редеющими волосами, голова его была похожа на монашеский купол. Человек с сильным характером, он слыл способным уговорить любого согласиться на что угодно своей теплотой и веселой агрессивностью. Женщины особенно находили его привлекательным – таким он был живым. «Он не воспринимает себя всерьез, – как-то объяснила его любовница Жизель Мэнтон, – но к женщинам он относится серьезно – или делает вид, что…»

Его отношения с Марком Греллем были превосходны: префект понимал министра национальной обороны и никогда не позволял Бланку переубедить его. Когда они спорили, что случалось часто, то вели яростную шутку, и Блан знал, когда его бьют. «Твоя беда, Грелль, – сказал он однажды префекту, – в том, что ты не веришь в политиков…»

«Кто-нибудь?» – ответил Грелль.

Блан пришел навестить префекта во второй половине дня, вскоре после того, как Грелль вернулся после короткой беседы с Данчином. Для Блана было типично ехать в префектуру на своем «ламборджини», а не вызывать Грелля в свое министерство, и еще более типично, что он флиртовал с секретарем Грелля по пути наверх. – Мне придется похитить тебя, Вивианна, – сказал он девушке. – Вы слишком аппетитны для полицейских! Он ворвался в кабинет префекта, как летний ветер, улыбаясь и пожимая руки. «Каковы политические последствия этого покушения?» – спросил он, устраиваясь в кресле, свесив ноги на подлокотник.

«Мы чуть не потеряли президента», – ответил Грелль.

– Я говорю об этой женщине Дево, – отрезал Блан. – Если удастся доказать, что она когда-либо знала президента – пусть даже недолго, – пресса нас изнасилует. Они могут?»

«Вы лучше спросите у президента…

«У меня есть. Он говорит, что никогда не видел ее раньше. Но он мог ошибаться. Бог знает, со сколькими людьми он познакомился за эти годы – или знал немного. Я хочу сказать, что если ваше расследование обнаружит связь, не могли бы вы сообщить мне?

«Конечно…

Вскоре после этого Блан уехал, а префект мрачно улыбнулся, наблюдая из окна, как машина слишком быстро мчится к правому берегу. Строго говоря, обо всем, что всплывало на свет, следует сообщать только его начальнику, Роджеру Данчину, но все знали, что Блан был глазами и ушами Флориана, человеком, который решал проблему, когда возникала какая-нибудь неловкость. Буассо, вошедший в офис, когда Блан уходил, смотрел, как машина исчезает. – Совершенно невозможно заподозрить такого человека, – заметил он.

«Если Леопард существует, – ответил Грелль, – то потому, что он достиг такого положения, когда люди сказали бы: «Такого человека совершенно невозможно заподозрить…»

Один 9-мм пистолет Люгер, одно монокулярное стекло, три поддельных водительских удостоверения и три разных набора поддельных французских документов – по одному набору на каждого члена советского коммандос. Вальтер Бруннер, второй член команды, сидел в одиночестве в бетонной кабине на краю гоночной трассы в французских очках и проверял карты. Снаряжение, которое они должны были нести, было довольно скудным, но давно прошли те времена, когда советские коммандос путешествовали на запад, вооруженные экзотическим оружием, таким как пистолеты с цианистым пулемётом, замаскированные под портсигары. Искусство тайного убийства продвинулось далеко за пределы этого.

Бруннеру, валторне в Карлсбаде, ныне известном как Карловы Вары, было сорок лет; старейший член коммандос, которого он надеялся возглавить, пока Борисов не выбрал вместо него Карела Ванека. Низкорослым, чем Ванек, он был более крепко сложен и его темперамент был менее изменчив; круглоголовый, он скоро станет лысым, и он чувствовал, что именно его внешность убедила Борисова отдать руководство более молодому человеку. По крайней мере, он считался вторым членом команды из трех человек, заместителем Ванека, человеком, который возьмет на себя операции, если что-то случится с Ванеком, пока они будут на западе. Звание, как ни странно, является важным фактором в коммунистических кругах.

Бруннер был планировщиком коммандос, человеком, который прорабатывал маршруты и графики – и пути отхода – до того, как миссия была предпринята, человеком, который организовал предоставление фальшивых документов, который позже, когда они прибыли в пункт назначения, предложил тип применяется «авария». «Вы должны составить три различных плана, – любил говорить Бруннер, – а затем, когда вы прибудете на место убийства, вы выберете наиболее подходящий…» Пиво было его любимым напитком, и, в отличие от Ванека, он считал женщин опасными отвлекающими факторами. Отличительной чертой его были большие руки, «руки душителя», как грубо назвал их Ванек. В описании было некоторое оправдание; если полковник Ласаль должен был умереть в ванне, Бруннер, скорее всего, позаботится об этом.

Это была кульминация тренировки на заброшенном ипподроме за пределами средневекового города Табор; здесь трое чехов, составлявших коммандос, оттачивали мастерство организации «случайных» смертей. Любимым методом тренера Борисова была смерть в результате наезда на машину. Исследовательский отдел, размещенный в отдельной кабине и работавший в тесном контакте с коммандос, изучил статистику: в Западной Европе на дорогах погибло больше людей, чем по какой-либо другой причине. Затем последовали несчастные случаи в доме. Отсюда особое внимание Бруннера к утоплению в ванне, которое практиковалось в третьей бетонной кабинке с железной ванной и живыми «моделями».

Факт, в значительной степени неизвестный внешнему миру, заключается в том, что коммандос-убийца никогда не покидает территорию, контролируемую Россией, без прямой санкции трех членов (составляющих кворум) Политбюро в Москве. Даже в 1952 году, когда власть Комитета государственной безопасности достигла своего апогея, коммандос, направленный в Западный Берлин для похищения (или, если необходимо, убийства) доктора Лайма, должен был быть одобрен самим Сталиным и двумя другими членами Политбюро (одним из из которых был Молотов).

Обоснование этой политики разумно. Если действия коммандос когда-либо будут раскрыты, международный имидж Советской России будет запятнан, потому что западная общественность точно знает, что внутри России ничего не происходит без одобрения правительства. Политбюро знает об этом, поэтому коммандос отправляют только тогда, когда нет другой альтернативы. Коммандос Ванека был полностью одобрен первым секретарем и двумя другими членами Политбюро; теперь он только ждал сигнала, чтобы продолжить путешествие по французским документам, которые легко прошли бы проверку в Германии. Бруннер как раз закончил проверку удостоверений личности, когда в каюту вошел Борисов с новостями.

«Казнь Ласалля отложена…»

«Черт возьми!» Бруннер был в ярости. «И как только мы все были готовы…

– Потерпи, мой пылкий чех, – сказал ему Борисов. «Вы должны ждать свежего сигнала. Вы можете уехать в любой момент.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Утром в понедельник, 13 декабря, когда Марк Грелль получил из Гвианы телекс о Гастоне Мартине, Алан Леннокс летел в Брюссель. На борту самолета Sabena рейса 602 он приземлился в бельгийском городе в 10.30. Ранее, из аэропорта Хитроу, он позвонил своему домашнему личному помощнику и сказал, что из Европы поступил срочный запрос, и он летит туда, чтобы получить спецификацию контракта. Во время короткой беседы он туманно упомянул Данию. – Когда ты вернешься, если когда-нибудь? – весело спросила мисс Томпсон.

«Когда ты увидишь меня, я вернусь…

Пришло время продаться, подумал Леннокс, садясь на рейс Sabena. Он так хорошо организовал компанию, что теперь мог уезжать надолго, и машина работала сама. Значит, я снова потерял работу, сказал он себе, когда «Боинг-707» поднялся сквозь мрак и прорвался в мир ослепительного солнечного света, который всегда был там, даже над Англией, если бы только жители могли его видеть. Ссылка на Данию была предосторожностью; если кто-нибудь спросит о нем в офисе, Джудит Томпсон будет молчать, но если кто-то умный заставит ее оступиться, то они могут искать его в Копенгагене.

В аэропорту Брюсселя он нанял Mercedes SL 230. Ему предложили модель кремового цвета, вместо этого он выбрал черную машину; черный менее заметен, за ним труднее следить. Поехав сначала в Льеж, Леннокс внимательно следил за зеркалом заднего вида, высматривая любые признаки легкового или грузового автомобиля, который постоянно следовал за ним. Это было маловероятно, но не невозможно; поскольку Дэвид Нэш шел от «Ритца» до своей квартиры на Сент-Джеймс-плейс и обратно, за ним могли следить, и тогда последователь мог обратить свое внимание на человека, ради встречи с которым Нэш пересек Атлантический океан.

В Льеже, где всего тремя днями ранее Нэш дважды за один день встречался с Питером Ланцем из BND, Леннокс принял дополнительные меры предосторожности. Посетив местное отделение проката автомобилей Hertz, он придумал жалобу на производительность «Мерседеса» и обменял его на синий Citroen DS 2I, свою любимую машину. Затем он повернул на юго-восток, направляясь к Арденнам, что не является прямым путем в Германию. Иногда можно следить за человеком с помощью дистанционного управления, наблюдая за маршрутом, по которому он идет, а затем звоня вперед. Для проведения операции требуется группа людей, но, по последним подсчетам, Леннокс слышал, что французская секретная служба наняла в Бельгии более сотни оперативников, работающих полный и неполный рабочий день. Если основные маршруты из Льежа сейчас проверяют на наличие черного «мерседеса», наблюдатели вряд ли обратят внимание на синий «ситроен».

По пути перекусив сэндвичем, Леннокс прибыл в Саарбрюкен, когда над немецким городом разразился ливень. Дворники чуть не отказались от работы как от безнадежной, пока он пробирался сквозь поток машин. Дождь стекал по стеклу, бил татуировку по крыше машины, пока он продолжал искать главпочтамт. На континенте почтовые отделения предоставляют наиболее удобные средства для совершения звонка, который вы не хотите, чтобы вас услышали.

С почты он набрал номер полковника Ласалля, который дал ему Нэш. Когда Леннокс спросил полковника, человек, ответивший на звонок по-французски, сказал, что примет сообщение.

«Вы не будете,» – огрызнулся Леннокс. – Соедините меня с полковником. Эдмон звонит…

«Эдмон кто?»

«Просто Эдмонд. И поторопитесь. Он ждет звонка.

Человек на другом конце провода – вероятно, капитан Поль Моро, которого Нэш упомянул как помощника Лассаля, – явно не знал обо всех действиях полковника, что обнадёживало. Это свидетельствовало о том, что экс-начальник военной контрразведки не утратил связи. Кодовое имя Эдмон, предоставленное Нэшем, связывало его с Лассалем, и француз сказал, что может приехать немедленно.

– Я буду ждать вас, – резко ответил он и положил трубку. Никаких лишних слов, никаких вопросов, и голос был резким и решительным.

Ему потребовался час, чтобы найти удаленный фермерский дом под шквалами дождя, и было темно, когда его фары высветили старый домик у закрытых ворот. Когда он впервые увидел его, внутри вигвама горел свет, но теперь там царила тьма. Он оставил двигатель включенным и подождал, затем осторожно вышел, когда никого не было. Он проходил мимо собственных фар, когда ставни в домике с грохотом распахнулись.

Из отверстия торчало дуло пистолета-пулемета «Ле Мат».

«Оставайтесь на месте – в свете огней», – крикнул голос по-немецки.

«Вы меня ждете», – крикнул Леннокс в ответ по-французски. – Я звонил вам из Саарбрюкена. Ради бога, открой чертовы ворота, пока я не промок…

«Заходи пешком…» Голос переключился на французский. «Проходи через ворота…

Открыв ворота, Леннокс подошел к вигваму, толкнул дверь, открыл ее, вошел внутрь и остановился. Перед ним стоял человек в штатском, все еще держа в руке автомат, которым он целился в упор в живот англичанина. Леннокс предположил, что это, должно быть, капитан Поль Моро, человек с гладким лицом и густыми усами, мужчина лет сорока с небольшим. – Меня зовут Эдмонд, – через мгновение сказал Леннокс. – Тебе обязательно указывать на меня этой штукой?

«Некоторые документы – на столе…»

– Полковник обрадуется этому?

«На столе…»

Леннокс осторожно вынул паспорт из-под мокрого плаща и небрежно бросил его на стол. Чтобы дотянуться до документа правой рукой, человек с ружьем должен был держать трос под левой рукой; когда он это сделал, Леннокс внезапно отбросил дуло в сторону, схватился за ствол и вырвал оружие из рук мужчины. «Я не знаю, кто вы, – заметил он, когда француз восстановил равновесие и посмотрел на него, – но вы могли быть тем, кто только что нокаутировал настоящего смотрителя сторожки…»

«Хранитель дома? Я капитан Моро, помощник полковника. Ощетинившись от гнева, мужчина изучил паспорт гораздо дольше, чем это было действительно необходимо. – Ты можешь умереть, идя на такой безумный риск, – проворчал он.

«Меньший риск, чем встретиться с неизвестным мужчиной с ружьем в этом богом забытом месте».

Леннокс настоял на том, чтобы увидеть собственное удостоверение личности Моро, прежде чем вернуть оружие, сначала сложив выступающий магазин параллельно стволу, чтобы оружие вышло из строя. Когда удостоверяющие личность документы были обменяны, француз коротко велел ему выйти из машины и пройти к дому. «Почему бы тебе не наесться?» – предложил Леннокс. Выйдя на улицу, он сел в свою машину, проехал через подворотню и дальше в сторону дома. Выходя из домика, Моро звонил по настенному телефону, предположительно, чтобы позвонить полковнику.

Медленно въезжая по длинной извилистой дороге, Леннокс увидел, насколько заброшено это место. Мокрые кусты, блестевшие в свете фар, разрослись над подъездной дорожкой, местами почти закрывая ее, так что машина проносилась мимо кустов по мере приближения к убежищу Ласалля. Фермерский дом, длинное двухэтажное здание, появившееся в поле зрения за поворотом, был в том же состоянии. Некрашеный, с отсутствующей черепицей на крыше, он едва ли выглядел пригодным для жилья.

Нехватка денег, предположил Леннокс: вряд ли беглые полковники сидят на жирных банковских счетах.

Полковник Рене Ласаль встретил его у входа, затем закрыл, запер и запер тяжелую дверь, а затем провел в большую беспорядочную гостиную, заставленную старомодной мебелью. Леннокс заметил, что в холле на двери новые и современные замки; в гостиной ко всем окнам были приделаны замки. Теоретически находясь в безопасности внутри Германии, полковник заперся в небольшой крепости.

– Однажды они придут за мной, – резко заметил Ласаль. «Потрепанные маленькие корсиканские головорезы с ножами в карманах. Они могут попытаться похитить меня, они могут прийти убить меня. Но они придут.

Однорукий полковник, левый рукав которого болтался, как сломанное птичье крыло, был маленького роста и худощав, и, принося напитки из буфета, двигался пружинистой походкой. Леннокс сразу же произвел впечатление огромной энергии, волевой личности, способной доминировать над любой группой людей, частью которой он мог быть. Пятидесятипятилетний Ласалль был резким и изможденным, его глаза были большими и беспокойными, а его тонкие усы были немногим больше, чем темная косая черта. У него все еще была копна темных волос, а его самой заметной чертой был крючковатый нос. В чем-то он напоминал Ленноксу миниатюрную версию самого Шарля де Голля. Полковник подал ему большой коньяк, поднял свой стакан. «На уничтожение врагов Франции!»

«Я выпью за это…» Леннокс внимательно наблюдал за полковником. – Кем бы они ни были.

«Советская фракция в Париже во главе с Леопардом. Но сначала мне нужно кое-что узнать о вас, о вашем происхождении…

Пятнадцать минут он поджаривал англичанина. Это был самый проницательный и проницательный допрос, который Леннокс когда-либо испытывал, с множеством перекрестных вопросов, множеством прыжков взад и вперед, поскольку француз быстро впитывал подробности жизни Леннокса и копал все глубже и глубже. – Вы встречались с Марком Греллем? – сказал он однажды. – Значит, вы личный друг префекта полиции? Леннокс заверил его, что это не так, что они встречались всего один раз на час в Марселе во время планирования контртеррористической операции. По прошествии пятнадцати минут Ласаль заявил, что доволен.

– Вы можете поехать за мной во Францию, – сказал он, как бы оказывая высокую честь.

«Я рад, что прошел проверку, – иронически ответил Леннокс, – но вы можете не осознавать, что я еще не определился с вами…»

«Это необходимо?»

«Это важно. Видите ли, это будет моя голова, положенная на плаху…

Леон Жувель. Роберт Филип. Дитер Воль.

Это были имена трех свидетелей, как упорно называл их Ласаль, которых он хотел, чтобы Леннокс посетил и тихонько допросил. «Я убежден, что один из этих трех человек – все они были связаны с «Леопардом» во время войны – может рассказать вам что-то, что приведет нас сегодня к коммунистическому агенту в Париже», – решительно сказал француз. – В любом случае, насколько я знаю, выжили только они, кроме Аннет Дево, а она слепа…

– Дево? – спросил Леннокс. «Так звали женщину, которая пыталась застрелить Флориана…

«Достаточно распространенное имя». Ласаль пожал плечами и сделал нетерпеливый жест правой рукой. «Я не вижу причин для связи. И в любом случае Аннет Дево, которой сейчас должно быть за семьдесят, ослепла после окончания войны. Слепой человек не может идентифицировать никого положительно. В настоящее время…»

Это началось восемнадцатью месяцами ранее – за год до критической ссоры с президентом Флорианом, закончившейся бегством полковника из Франции. Ласаль допрашивал известного коммунистического агента, который проник в казармы французской армии недалеко от Марселя. – Этот район кишит паразитами, – заметил полковник. Леннокс понял, что допросу предшествовала физическая сессия, в результате которой агент, человек по имени Фавел, превратился в стонущую развалину. «Пытаясь сбежать из казармы, – объяснил Ласаль, – он случайно застрелил сержанта. Люди, которые допрашивали его до меня, были друзьями сержанта. Так»..

Через час после того, как Ласаль начал собственный допрос незадолго до полуночи, Фавель начал болтать о Сопротивлении военного времени. Сначала Ласаль подумал, что это уловка, чтобы направить допрос в другое русло; позже он заинтересовался, поскольку заключенный неоднократно упоминал «Леопарда». Время от времени – допрос продолжался более двенадцати часов – сломленный человек рассказывал странную историю о человеке, который однажды восстанет из мертвых, чтобы освободить Францию от капиталистического ига. Этот человек на самом деле уже воскрес из мертвых и ходил по улицам Парижа.

«Долгое время это казалось абсолютной чепухой, – объяснил Ласаль. «Я думал, что имею дело с религиозным маньяком – что казалось странным для убежденного коммуниста, – а потом он сказал мне, что прячется в бараке…»

«Прячется?» – спросил Леннокс.

– Прятался от своих людей, – нетерпеливо сказал Ласаль. – Я неправильно понял: вместо того чтобы шпионить в пользу коммунистической ячейки в Марселе, он убегал от них. Что может быть лучше, чем укрыться в военной казарме – по крайней мере, так он думал. Его пытались убить – думаю, потому, что он слишком много знал.

Так он что-то знал?

«Он сказал, что он имел в виду не обычного шпиона – государственного служащего, который фотографирует документы глубокой ночью и передает микрофильм внутри сигары или что-то в этом роде. Нет, Фавел имел в виду высокопоставленного мандарина, близкого к центру власти. Человеку, который годами ждал и неуклонно продвигался вверх, не имея ни единого контакта ни с одной коммунистической организацией. В этом и гениальность идеи – без коммунистических контактов его невозможно обнаружить».

– Фавел назвал имя человека?

Ласаль сделал жест смирения. – Он не знал, кто он такой, – знал только, что существует. Что окончательно убедило меня, так это трагедия. На следующий день после того, как я закончил допрос, Фавель сбежал из барака – через сутки его нашли у подножия скалы со сломанной шеей».

– Его так называемые друзья догнали его?

– Я в этом убежден, – ответил Ласаль. «Я начал собственное расследование и, в конце концов, нашел эти три имени в списке. Я посетил одного из них – Леона Жувеля в Страсбурге, – но, думаю, мое положение напугало его. Я ушел, уверенный, что он что-то знает. Вскоре после этого я столкнулся с Флорианом, и мне пришлось бежать из своей страны…

Леннокс задал другие вопросы. И Жувель, и Филипп, два француза, числящиеся в списке свидетелей, жили в Эльзасе. Было ли это совпадением? – Вовсе нет, – объяснил Ласаль. «Леопард отдавал предпочтение мужчинам из Эльзаса в своей группе Сопротивления – он считал, что они более надежны, чем более возбудимые люди с Миди». Полковник саркастически улыбнулся. – Он был, я уверен, реалистом во всем.

«Но «Леопард» мертв, – заметил Леннокс. «Он умер в Лионе в 1944 году…»

«Что является умной частью всего этого. Разве ты не видишь?

«Честно говоря, я не знаю», ответил Леннокс.

«У этого человека должно быть кодовое имя для тех немногих случаев, когда о нем упоминают в советских кругах. Поэтому они выбрали имя человека, который, как известно, умер. Какова немедленная реакция, если имя когда-либо выскальзывает? Это должно быть ерунда. Он мертв! Боже мой, какова была твоя собственная реакция?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – медленно сказал Леннокс. – Вы говорите, что есть…

«Второй Леопард, который каким-то образом был связан с первоначальной группой Сопротивления Леопарда. Этот неизвестный человек легко додумался бы использовать это имя, если бы он когда-то работал с человеком, чье имя он украл. Один из этих трех свидетелей в этом списке должен быть в состоянии прояснить тайну…

«Кто такой Дитер Воль?» – спросил Леннокс. – Я вижу, он сейчас живет во Фрайбурге. Он, конечно, немец?

«Дитер Воль был офицером абвера, который пытался выследить «Леопарда» во время войны. Он многое знал о Сопротивлении в Лозере…

Ласаль не раз подумывал обратиться к самому Дитеру Волю; не имея возможности вернуться во Францию, чтобы допросить двух эльзасских свидетелей, он легко мог поехать во Фрайбург. Он отказался от этой идеи на случай, если БНД узнает о визите.

«Они могли сказать, что я вмешиваюсь в дела Германии», – заметил он. «На данном этапе я не могу позволить, чтобы меня вышвырнули из Федеративной Республики. А теперь ответь мне на один вопрос очень просто. С этими именами и адресами вы отправитесь во Францию?

«Да».

Пока Леннокс разговаривал с полковником Лассалем недалеко от Саарбрюкена, в двухстах милях к западу, в Париже, Марк Грелль подъезжал к американскому посольству на авеню Габриэль. Проходя через ворота в 6 часов вечера, он прекрасно понимал, что его фотографируют агенты Direction de la Surveillance du Territoire – политической контрразведки. Он даже знал, где находится камера с телескопическим объективом, спрятанная внутри большого синего грузовика «Берлиет», припаркованного у тротуара напротив посольства. Жандармы в форме слонялись вокруг грузовика, создавая впечатление, что они резервные силы, готовые на случай неприятностей. К утру следующего дня фотография лежала на столе у министра внутренних дел. К распечатке будет прикреплена форма, заполненная для отображения деталей. 1800 часов. Посетитель: Марк Грелль, префект полиции Парижа. Позднее время его отъезда будет должным образом зафиксировано.