Текст книги "Полярная звезда"

Автор книги: Колетт Вивье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

XVI

Солнце уже зашло, но день еще не померк, небо всё золотилось, и Поль без всякого труда отыскал поросшую травой тропинку, которая тянулась вдоль хребта. Он хотел дойти по ней до расщелины, спускавшейся к самой пещере Кра, но ошибся и слишком рано вышел на берег; теперь ему оставалось только перепрыгивать с камня на камень, как во время прогулки с Клуэ. Начинался прилив, торопливо набегали мелкие волны; огни города, его шум, его голоса – всё исчезло, лишь мерцал одинокий, как первая звезда, красный огонёк замершего вдали корабля, лишь раздавался в тиши тонкий всплеск воды. Воздух посвежел, и, пока Поль добрался наконец до пещеры, он слегка продрог; поверх рубашки на нём был только присланный мамой джемпер с короткими рукавами, а полотняные штанишки тоже не очень-то грели; но это его меньше всего заботило. Состояние приподнятости все усиливалось в нём, и в пещеру он вошёл гордой поступью победителя. У себя, он был у себя! Никаких: «Поль, где же вы?» Никаких: «Я здесь, мсьё». Его радовало сознание, что он осмелился на такую дерзость.

Поль счёл себя обязанным по-хозяйски осмотреть свои владения. Какие огромные валуны, таких больших на пляже нет! Как красиво выглядит зта груда сухих водорослей в глубине пещеры! По правде говоря, и водоросли и валуны лишь смутно вырисовывались во всё сгущавшейся мгле, и Полю пришлось довольно долго на ощупь искать вход в маленькое убежище; он пожалел, что не купил спичек, и решил поскорее поесть, пока ещё не совсем стемнело. Столом ему послужил плоский камень, на нём он разложил свои продукты. С чего начать? В конце концов он стал есть всё вперемешку: кусочек сыру, кусочек торта, половинку печенья. Чем больше он ел, тем сильнее разыгрывался аппетит, и, когда на камне ничего не осталось, он печально вздохнул. «Надо было сберечь что-нибудь на утро, – подумал он. – Ну, ничего не поделаешь, пойду спать».

Постель из водорослей оказалась совсем не такой мягкой, как предполагал Поль; сухие былинки кололи ему ноги, а едва он прилёг, как по всему его телу запрыгали морские блохи. Он снова сел, поджав под себя ноги. Какая тишина! Какое одиночество! Редкий туман скрывал звёзды, и бледный серп луны слабо освещал скалы, окружавшие пещеру. А дальше простирался песчаный берег, непривычно пустынный, безлюдный, усеянный поблёскивающими лужицами; волны пожирали их одну за другой. Шлёп, шлёп, шлёп! – ложились на песок волны и продвигались вперёд, как слепые, медленно, но неуклонно. До какого уровня они поднимутся? По спине Поля пробежал холодок. Этот лёгкий, зловещий, неумолчный шум, отражаемый и усиливаемый сводами пещеры, вселял в него страх. Но он не хотел трусить, он хотел быть таким же храбрым, как Николя, когда тот на рассвете уходил в море на лодке папаши Луи. Поль находился сейчас под наплывом таких сильных впечатлений, он был настолько поглощён настоящим, что не думал о последствиях своего бегства, и, новый Робинзон на необитаемом острове, он на одну ночь повернулся спиной ко всему миру.

Он съёжился и незаметно уснул, но задолго до наступления утра его разбудило ощущение какой-то безотчётной тревоги. Не от холода ли? Правда, у него зуб на зуб не попадал. Но было и другое: какой-то шум, только не морской. Поль прислушался. С шорохом покатилась прибрежная галька, словно кто-то задел её на ходу; ему послышалось – не игра ли это воображения – чьё-то прерывистое дыхание. Кто-то бродил вокруг пещеры, но кто: человек ли, зверь ли? И вдруг Поль вспомнил о тюлене, о том раненом тюлене, о котором ему рассказывал господин Клуэ; тюлень укрылся в том самом тайничке, где сейчас спрятался он сам. При мысли об этом Поля охватил такой ужас, что он лишился всякой способности здраво рассуждать. Это тюлень, это, конечно, он! А они злые, тюлени? Хотя господин Клуэ и говорил, что они едят только рыбу, но можно ли быть уверенным, когда речь идёт о диких зверях, да ещё выплывающих из глубин океана! Прижавшись к скалистой стене, Поль затаив дыхание с мучительным беспокойством ловил на слух каждое движение чудовища; временами оно останавливалось, но потом, спотыкаясь, продолжало свой путь, подходя всё ближе и ближе.

Последний раз покатилась галька, последний раз послышался тяжёлый вздох, и на фоне неба у входа в пещеру вырисовывается силуэт. Человек!.. Облегчение, испытанное Полем, длилось недолго. Неужели господин Юло? Нет, мужчина этот был значительно тоньше и намного ниже. Теперь он скользнул под свод, и тьма поглотила его. Наступила тишина, нарушенная вскоре чирканьем спички; маленькое дрожащее пламя на миг осветило смуглое лицо, впалые щёки, закатанный ворот свитера. Спичка потухла. Мужчина чиркнул другую и поднёс её к свечному огарку, который вытащил из кармана.

– Так-то лучше, – вполголоса произнёс он. – Я начинаю осваиваться!

Свечка, прикреплённая к выступу скалы, освещала незнакомца с головы до ног, и Поль мог спокойно рассмотреть его: человек с виду болезненный, в закатанных матросских брюках, в берете, надвинутом на глаза. На плече висела котомка; он положил её на землю и принялся кропотливо устраиваться, словно пришёл к себе домой. Вытянув на середину пещеры охапку водорослей, он обложил её с четырёх сторон плоскими камнями; Поль узнал среди них и свой камень-стол, за которым он ужинал: несколько подобранных на берегу кусков дерева дополнили этот импровизированный очаг, и скоро в нём уже горел огонь, отбрасывая на стену пляшущие блики и наполняя пещеру дымом. Неизвестный присел на корточки возле огня, протянув над ним широко распростёртые руки; казалось, он наслаждался теплом, и Поль, который всё ещё дрожал в своём углу, с завистью следил за ним.

– Эх, хорошо! – пробормотал мужчина.

Он вытащил из котомки продукты и принялся за еду, не спуская глаз с огня. Медленно жевал он, держа в одной руке нож, а в другой – ломоть хлеба, как делали те, что заходили перекусить в «Звезду». Покончив с едой, он залпом отпил из маленькой фляжки и вытер рот тыльной стороной руки. Жадно следя за всеми его движениями, Поль смотрел, как он ест и пьёт, словно надеялся таким образом утолить мучившие его самого голод и жажду.

Но огонь угасал, незнакомец вышел и, подобрав где-то полуистлевшую доску, бросил её в костёр. Мокрая доска загорелась не сразу, от неё пошёл такой густой и едкий чад, что Поль стал задыхаться; из глаз его сами собой потекли слёзы, им овладел приступ кашля, который он тщетно пытался заглушить, уткнувшись лицом в водоросли.

– Что это там за звуки? – подскочил незнакомец.

Никакой возможности спрятаться или убежать! Поль забился в самый тёмный уголок, но тот поднёс свечу.

– Ба, приятель! – воскликнул он. – Вот повезло! А мне уже становилось скучно. Чего ради ты залез туда? Иди к огню, поболтаем.

Доска рдела. Какое приятное тепло! Поджариваясь у огня, Поль испытывал чисто животное удовольствие и, целиком отдавшись ему, забыл о страхе. Впрочем, незнакомец не внушал никаких опасений; у него был мягкий, чуть глуховатый голос, и он улыбался, правда несколько загадочной улыбкой.

– Итак, играешь в Робинзона? – сказал он.

– О! – удивился Поль. – Как вы догадались?

– Да так, – ответил мужчина. – Признаться, я сам в твоём возрасте занимался этим, не говоря о том, что, став взрослым, ей-ей, продолжал в том же духе… Значит, – добавил он с беззвучным смехом, отчего всё лицо его внезапно прояснилось, – папа или мама высекли тебя, и ты задал стрекача?

– Никто меня не высек, – возразил Поль, уязвлённый. – Нет, никто! Но… люди, у которых я живу… выгнали меня, потому что я попросил их помочь маленькому мальчику, я его ушиб… нечаянно, конечно. Они говорили: ты не должен был ходить туда, ты не имел права ослушаться. Но я не мог не пойти.

Очень запутанное объяснение, но незнакомец, казалось, понял с полуслова. Он задумчиво покачал головой.

– Ясно, – сказал он. – Представляю, как тебя ищут повсюду. Ну, да это твоё дело… Но почему ты пришёл именно сюда, в пещеру Кра? Я любопытствую потому, что считаю это удивительным совпадением: мне тоже случалось прятаться здесь, когда меня чересчур донимали. Странно, ты не находишь?

– Я приходил сюда как-то с одним господином, и пещера мне очень понравилась, – признался Поль.

– Браво, вкусы наши сходятся! Она изумительна, эта пещера Кра, правда? Я так рад, что снова вижу ee!.. Но поговорим о серьёзных вещах. Тебе, вероятно, было холодно в этом тюленьем тайничке. Теперь-то хотя бы ты согрелся?

– Да, да, мсьё!

– А ты не голоден?

– Н… нет, мсьё.

– Вот «нет», которое, по-моему, очень смахивает на «да», – сказал незнакомец, ласково похлопывая Поля по плечу. – Подожди-ка, там должно было что-то остаться, сейчас посмотрим.

Он пошарил в котомке и вытащил кусок чёрствого хлеба.

– Вот всё, что я не доел. Ты сам виноват: что тебе стоило закашляться раньше!

Кусок хлеба исчез в одно мгновение, и Поль запил его из той же фляжки добрым глотком терпкой жидкости, которая обожгла ему горло.

– Крепкая штука, – от души посочувствовал ему незнакомец. – Ещё бы, ром этот не от уличного торговца, а прямо с Ямайки. Я купил две бутылки у проезжего матроса, когда был на Островах Общества.

– На Островах Общества? А это где? – подумав минутку, спросил Поль.

– Ну и ну! Чему вас только учат в школе? Слушай, я тебе объясню, благо у нас достаточно времени. Острова Общества находятся в самом сердце Полинезии, страны, где больше воды, чем земли, так как она состоит из целой россыпи малюсеньких островов, распылённых по огромному Тихому океану. Раиатса, Борабора, Гуахин – вот их названия; в первый раз кажется, что видишь всё это во сне. Красные пики скал только чудом не рушатся под тяжестью цветов, пляжи, они словно из лунного камня, усеяны дивными ракушками, тянутся на многие-многие мили вдоль берега, спускающегося к воде, такой прозрачной, что кораллы на дне («атолы», как их называют) окрашивают ее во все цвета радуги: на двухметровой глубине – в розовый, жёлтый, сиреневый, на трёхметровой – в зелёный, не поддающийся описанию, ни с чем не сравнимый. Но вместе с тем эти атолы – сущие дьяволы, – добавил матрос. – В тихую погоду ещё можно как-то выкрутиться, и то при условии, что на бушприте[16]16
  Бушприт – наклонный или горизонтальный брус, выступающий перед носовой оконечностью судна.


[Закрыть] торчит дозорный, но, если, как это случилось однажды со мной, нарвёшься на пресловутый шквал с юга, тогда выкарабкаться не так-то просто! Я в то время работал на шхуне,[17]17
  Шхуна – судно с косыми парусами.


[Закрыть] которая перевозила скот, – трухлявое судно, кое-как законопаченное, – и в двухстах километрах от Таити, среди океана, на нас налетел тайфун.[18]18
  Тайфуны – разрушительные ураганы, случающиеся в Тихом океане.


[Закрыть] Бешеный ветер, волны, какие бывают только в этих пустынных водах, куда они прикатывают, можно сказать, с конца света и сваливаются вам на голову прямо в открытом океане. И при всём том ни единой тучки. В один миг полетели за борт мачты, паруса, ящики, две шлюпки из трёх, и всё это среди невероятного шума и гама; ревело море, ревел в трюме скот: каждый раз, когда шхуна спускалась с волны, его окатывало с головой. Но вот огромный вал обрушивается на борт и начисто разбивает корму, а то, что остаётся от судна, швыряет на атол со скоростью метеора. Бац! Тут все мы бросаемся в единственную уцелевшую шлюпку, которую наш рулевой, чёрный как уголь негр-гигант, каким-то чудом спустил на воду, – признаться, для такого фокуса нужна незаурядная ловкость, учитывая быстроту, с какой всё произошло. Счастье моё, что я успел забраться в шлюпку, прежде чем судно пошло ко дну, потому что тех, кто подплывал в последнюю минуту, волей-неволей пришлось отгонять багром: нас набилось столько, что мы и так едва не перевернулись. Мир праху их, бедняги!.. Ураган стихает. Жара! Неподвижное море блестит, как золотая фольга, и насколько хватает глаз – никакой земли: куда ни глянь – бесконечность. Так блуждаем мы целую неделю. Сперва гребём, потом, когда остаёмся без вёсел, плывём по течению, подыхая от голода, а главное, от жажды, под лучами палящего солнца, от которого можно свихнуться; акулы преследуют нас в ожидании своего часа. Короче, мы уже считали себя мертвецами в полном смысле слова, как вдруг на восьмой день заметили какую-то чёрную точку, где-то там, совсем далеко. Мы так ослабели, что сначала не поверили собственным глазам, подумали – мираж, но, когда поняли, что перед нами и в самом деле остров, принялись орать, словно кто-то мог нас услышать. Мы без вёсел, как я тебе уже сказал, нас сносит; но иногда и море может сжалиться: подхваченные течением, мы мчимся прямо к острову, как раз к острову Борабора. В конце концов с наступлением темноты мы оказались выброшенными на какой-то пляж. И вовремя: ещё один день – и акулы получили бы своё! Туземцы радушно приняли нас, подкрепили как нельзя лучше. А через месяц мои товарищи уехали на китобойном судне, которое в один прекрасный день стало на якорь у острова. А я, сытый по горло далёкими рейсами и бурями, предпочёл остаться на месте.

– На Борабора? – всё ещё задыхаясь от волнения, спросил Поль.

– Да, на Борабора.

И матрос стал описывать уединенный остров, хижины из листьев, циновки, тыквенные бутылки, чёрных полинезийцев в набедренных повязках, полинезийцев, что живут, как первобытные люди в незапамятные времена, – им еще только предстоит всему учиться. Бананы, ананасы, кокосовые орехи, гуаява и плоды хлебного дерева, в жареном виде похожие вкусом на каштаны, – вот их обычная пища. А по праздникам они пекут на раскалённых добела камнях небольших кабанов и наедаются сырой рыбы; её ловят ночью при свете факелов, которые они мастерят из кокосового волокна, и отблески пламени пляшут на воде, как блуждающие огоньки.

– Зачем же вы уехали, если там так красиво? – воскликнул Поль.

Матрос почесал плохо выбритый подбородок, словно хотел взвесить каждое слово, прежде чем ответить.

– Скучал, – сказал он. – До смерти скучал. Понимаешь, мне там нечего было делать, не с кем говорить, не о чем думать, я чувствовал себя лишним. К тому же я уехал туда не с тем, чтобы остаться там навсегда, нет, конечно, нет, я хотел только кое от чего избавиться…

Он умолк и, уйдя в свои невесёлые думы, пристально глядел на затухавший огонь. Поль тоже смотрел на огонь. Он испытывал странное чувство, окружающее вдруг представилось ему чем-то нереальным. Неужели он в пещере Кра, наедине с незнакомым матросом, и тот рассказывает ему о Тихом океане? Всё только что услышанное еще усиливало это волшебное впечатление, и призрак далекого острова, затерянного в бескрайнем океане, сливался воедино с теперь уже близким рокотом волн и грохотом прибоя на прибрежной гальке. Огарок потух, грот освещался только слабым огнём угасающего костра, который по временам ещё выбрасывал с треском снопы искр. Поль инстинктивно придвинулся к своему товарищу. Он ничего или почти ничего не знал о нём, но необычайная встреча сблизила их, и, казалось, кроме этой близости, ничего в мире не существовало. К тому же всё в незнакомце нравилось Полю: и спокойный голос, и подкупающий тон, каким он рассказывал ему о своих странствиях, рассказывал как другу, как сверстнику.

– Я тоже уеду, – в неожиданном порыве радостной доверчивости сорвалось у него с языка. – Уеду с двоюродным братом, когда тот кончит школу. Он хочет заработать деньги для своей мамы, и я обещал помочь ему.

Незнакомец не пожал плечами, как можно было бы ожидать, но грусть исчезла с его лица, и оно приняло мягкое, внимательное и серьёзное выражение.

– В накладе всегда тот, кто уезжает, зарубите это себе на носу, и ты и твой двоюродный брат, – веско произнёс он.

– Вот Николя говорит…

– Николя? – переспросил незнакомец, чуть вздрогнув. – Ах да, твой двоюродный брат… И вы, глупыши, задумали всё тайком, за спиной у родителей?

– Отец Николя уехал, и никто даже не знает, где он, – возразил Поль, – ну, а мой папа такой строгий, что я не смею ничем с ним поделиться. Вот, например, когда он узнал, что я, несмотря на запрет, пошёл к тёте Мальвине… Пожалуй, мне не следовало туда ходить, это верно, но я вам объясню… О, да вы меня не слушаете! Я вам надоел, – грустно произнёс он.

Ему пришлось долго ждать ответа. Незнакомец вдруг склонился к огню и принялся раздувать его, он всё дул и дул, искры так и летели вокруг.

– А как идут дела в маленькой таверне? – спросил он, всё ещё раздувая пламя.

Поль слишком обрадовался возможности поговорить о «Звезде», чтобы удивиться вопросу. Он пространно рассказал обо всех бедах, свалившихся на тётю Мальвину, о несчастном случае с Иветтой, о болезни Шукетты, об ужасе, который он испытал сегодня утром, когда решил, что убил Лулу. Повернувшись к Полю, незнакомец так жадно ловил каждое слово, что мальчику становилось как-то не по себе. У него возникло подозрение, и оно быстро перешло в уверенность.

– Вы господин Бланпэн, – тихо, словно поверяя секрет, сказал он.

Матрос, улыбаясь, кивнул.

– О, как я рад! – воскликнул Поль. – Вот здорово, что это именно вы!

Лицо его, всё его существо излучало такую искреннюю радость, что улыбка незнакомца стала ещё светлее.

– Значит, я пришёлся тебе по душе?

– Да, да, конечно! Понимаете, все они – и Николя, и господин Клуэ, и Большой Мимиль – столько говорили о вас! В конце концов мне стало казаться, что я уже где-то встречался с вами, и, как ни странно, вы представлялись мне вот точно таким, разве только чуточку выше ростом. Но не подумайте, что я считаю вас слишком маленьким, – тут же добавил Поль, заливаясь румянцем, – просто…

– Да не выпутывайся ты, – весело перебил его господин Бланпэн. – Знаешь, я думаю, нам надо действовать заодно, ведь мы с тобой попали в одинаковую переделку, не правда ли, приятель?

– Как это?

– А так, отчего, ты думаешь, я ночую в этой пещере, а не в «Звезде», под своей тёплой периной? Я отложил это на завтра, вот что. Хотя, сколько ни разбегайся, прыгнуть всё равно придётся. Трудно, откровенно говоря, возвращаться домой.

– Почему? – с жаром возразил Поль. – Тётя Мальвина так обрадуется вам, да и Николя, он ведь страшно любит вас!.. Не говоря уж о Большом Мимиле… Тот не хочет больше работать угольщиком, его тянет в море ловить рыбу, и видели бы вы, как он грустит!

– Вполне понятно! – задумчиво отозвался господин Бланпэн. – Надо ли удивляться, что, прослужив какое-то время юнгой на «Полярной звезде», у такого хозяина, как старый дядюшка, он не может этого забыть. Сплоховала Жанна, что до сих пор не примирилась с этим. Но я всё улажу, и мы целой компанией отправимся качаться на волнах, вдоль берега, разумеется. Заниматься рыбной ловлей в море и содержать таверну на суше – вот какая жизнь мне нужна, парень, и я давно бы понял это, если бы не спятил. Уехать, уехать… Видно, так нужно было, чтобы я своим умом дошёл до всего, но теперь кончено, кончено раз и навсегда: мне сразу же прочистило мозги. Ты не представляешь, как это полезно.

– Нет, представляю, – смело возразил Поль, – и потому сделаю то же самое!

Он пожалел о своих словах, увидев, что собеседник изменился в лице и закрыл глаза рукой, словно прячась от его взгляда.

– Вы рассердились? – робко спросил Поль.

– Нет, нет, но послушай, дружок, не делай этого. Видишь ли, человеку нужно только одно: работать плечом к плечу с товарищами, добиваясь лучшей жизни; одним словом: оставайся каждый на своём посту и не забивай себе голову глупостями, а то они заведут тебя… Никогда, ни при каких условиях не нужно убегать, и если вы с Николя вздумаете последовать моему примеру, то причините мне страшное горе. Обещай мне отказаться от этих выдумок, прошу тебя как друг! Обещаешь?

– Обещаю, – прошептал Поль скрепя сердце.

Казалось, этот ответ снял с души его товарища огромную тяжесть. Он взял руку Поля, пожал её.

– Ты хороший мальчик, – сказал он со своей сияющей улыбкой. – Но о каком родстве ты говорил мне сейчас? Что за родство?

Поль объяснил ему.

– Эжен Товель… – пробормотал господин Бланпэн. – Да, припоминаю… Превосходный человек, но он должен быть очень плохого мнения обо мне: мы с ним слишком разные люди, где нам понять друг друга. Смотри-ка, а ты и в самом деле решительный парень, если наплевал на эту ссору. Воображаю, какой тарарам поднялся, когда отец узнал! Значит, ты сам ему признался?

– Собственно… всё произошло не совсем так, – сказал Поль. – Нет, я не признался, я никогда не смею ни в чём признаться папе, особенно когда он сердится.

– Ты меня удивляешь. Ведь для того, чтобы ночевать здесь одному, надо быть отважным парнем. По-моему, мальчик, ты просто не умеешь подойти к отцу; я знаю его и думаю, что, если бы ты поговорил с ним начистоту, как мужчина с мужчиной, а не стоял, как истукан, дело у вас скорее пошло бы на лад.

– Всё это я твержу себе, когда его нет рядом, а стоит ему появиться, отваги моей как не бывало.

– Отвага нужна всегда и во всём. Разве завтра она не понадобится нам обоим, и тебе и мне? Ну ладно, там видно будет. А сейчас раздуем костёр, и спать.

На этот раз за дровами отправился Поль. Солнце ещё не взошло, но морская гладь уже посерела, на востоке появились розово-алые пятнышки, небо, казалось, ликовало; а может быть, то ликовало сердце Поля. Он чуть не засмеялся при виде чайки, с криком опустившейся на скалу. Этот пустынный, угрюмый берег, сотрясаемый прибоем, был в его глазах самым прекрасным местом на земле.

Сырое дерево никак не разгоралось, и Поль с господином Бланпэном дули долго-долго, изо всех сил, пока хватило дыхания. Потом улеглись рядом на водоросли, устилавшие тюленье убежище, и прижались друг к другу, чтобы было теплее.

– На Островах Общества куда лучше, слов нет, но по-настоящему хорошо только дома.

Поль не отозвался на это замечание. Он спал.