Текст книги "Ганская новелла"

Автор книги: Кобина Эйби

Соавторы: Кофи Айду,Евгений Суровцев,Аджоа Йебоа-Афари,Селби Ашонг-Катай,Мейбл Доув-Данква,Ама Айду,Айи Арма,Кваме Ньяку
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Притворщик

Странно было вдруг попасть в бесплодную и унылую пустыню. Холмистая равнина протянулась на несколько километров, и покуда хватало глаз – песок, песок. Если не считать узкой полосы жирной грязи, устилающей берега небольшой лагуны, то действительно вся равнина – сплошной песок. Нельзя сказать, что не было на ней ничего привлекательного – если, к примеру, считать достойными внимания бесчисленных грифов, плавно скользящих на распластанных крыльях меж кокосовыми пальмами. И сами эти пальмы, а их было множество, тоже представляли увлекательное зрелище. Они были не просто серо-зеленые, но еще и какие-то коричневатые – явный признак яростной борьбы за существование. Следовало бы ожидать, что деревья по берегам лагуны должны в буквальном смысле процветать. Однако нетрудно было разгадать загадку оттенка их листвы, стоило только взглянуть на радужные пятна, растекавшиеся по всей поверхности лагуны. Не оставалось никаких сомнений в том, что воды лагуны в значительной степени пополняются за счет вод сточных, которые лишь затем уходят в море.

Множество самых разнообразных предметов разбросано было по берегам лагуны. Здесь были и пустые жестянки из-под сигарет, и безногие стулья; чаще всего попадались обломки старых, отслуживших свой срок автомобилей. И все же среди этого враждебного природе хлама зеленели ростки: не только сорняки и трава, но подсолнухи и даже розовые кусты как-то ухитрялись отвоевать себе здесь местечко, пробираясь меж обломками железа к солнцу, подставляя хилые листья свежему ветерку с моря. Район этот назывался Манфада. Трудно представить себе место более неприглядное, и все же оно было неотъемлемой частью нашего прекрасного города. По железнодорожной ветке через Манфаду вы попадали в самый центр, если ехать в северном направлении, и на побережье, к торговым складам, – если на юг.

Как бы то ни было, Манфада полюбилась компании подростков, которые проводили тут почти все свое время. Здесь им удобно было делить трофеи после вечерних набегов на город и плоды дневного «обхода» магазинчиков и лавчонок. Здесь они покуривали «травку», по очереди передавая сигарету друг другу. Сознание того, что, если их застанут за этим делом, засадят не меньше чем лет на пять, лишь придавало занятию остроты. У компании был свой молчаливо признанный всеми вожак – Бобо. Он и придумал в этот субботний вечер, как сбыть трофеи, накопленные за неделю. Конечно, автомобильные запчасти надо нести к Кумби Мозесу: у него здорово идет торговля. Бобо и помощника себе нашел, новичка в их компании, шестнадцатилетнего парнишку по имени Кодуа. Они вдвоем пойдут сбывать запчасти. Все мальчишки прекрасно понимали, зачем Бобо нужен именно новичок, но ни один не сказал ни слова.

Июньский дождь лил как из ведра целый день, но ребята все же дождались передышки – потоки, низвергавшиеся с небес, на несколько минут ослабели, и мальчишки успели добраться до жилища Кумби Мозеса в центре города. Старая дорожная сумка с выцветшей надписью «ПАНАМ» [12]12
  «ПАНАМ» – сокращенное название авиатранспортной компании «Пан-америкэн эйр лайнз».


[Закрыть]оттягивала плечо Кодуа. Бобо налегке гордо шагал рядом.

Им пришлось несколько минут подождать на улице, пока не выйдет из дома посетительница. Задержавшись на пороге, женщина взглянула на ребят, устремивших на Кумби вопрошающие взгляды. Кумби тоже заметил мальчишек.

– А, ребятки, заходите. Как дела?

– Прекрасно, папаша Кумби. А эта женщина – она что, ваша новая жена?

– Что ты, Бобо, что ты! Ты же знаешь, за уважение людей приходится платить. Не стесняются, беспокоят в любое время дня и ночи. Кто только не приходит посоветоваться и помолиться! Но ты забыл: делу – время, потехе – час. Что принесли?

– Мелочишка, но дорого стоит, папаша Кумби, – ответил Бобо, расстегивая сумку.

Кодуа, присевший на корточки в углу, с любопытством рассматривал помещение, а Кумби торговался с Бобо, который, конечно же, хотел подороже сбыть ворованные запчасти. Комната служила и гостиной, и спальней: в одном углу стояла лежанка, накрытая чистой белой простыней, в другом – старый холодильник без дверцы, набитый книгами о религии. Кодуа заметил, что об исламе книг там было не меньше, чем о христианстве. Мальчик внимательно рассматривал старую фотографию Кумби, когда Бобо вручил ему уже пустую сумку и попрощался с хозяином. Однако ребятам удалось уйти только после того, как папаша Кумби несколько раз повторил, что им следует соблюдать осторожность, и напомнил, что нельзя ни в коем случае упоминать его имя, даже если, не дай бог, они налетят на полицейских: это будет просто предательство! Только выслушав наставления Кумби, мальчишки шагнули за порог, в темноту дождливого вечера.

Кодуа сразу же помчался домой. В своей компании он был одним из немногих счастливчиков, живших с родителями; конечно, вполне могло случиться, что и он когда-нибудь ока-жется на улице вечно бездомным бродягой. Но пока этого не случилось, он – один из немногих – мог вернуться под родной кров. Когда он вошел, мать раскричалась:

– Кодуа, ты где шатаешься целый день? Так-то ты проводишь свои каникулы? Смотри у меня, я ведь все про тебя знаю! Мне уже сказали, с какими паршивцами ты компанию водишь!

– Вранье, – огрызнулся Кодуа.

– Ах, вранье, ну еще бы! – последовал насмешливый ответ.

– Не знаю, зачем столько шума поднимать из-за всякой ерунды. Я гулял.

С другого конца веранды подошел отец. В таких случаях он не вмешивался в разговор. Человек действия, он не тратил слов попусту, хотя внутри у него все кипело, пока жена отчитывала сына.

– Это я поднимаю шум из-за ерунды?! – продолжала мать. – Послушай, сынок, – неожиданно мягко проговорила она, – то, что нас с отцом беспокоит, не ерунда. Мне сказали, что сегодня вечером – всего несколько минут назад – тебя видели вместе с Бобо…

– Вранье! – прервал мать Кодуа.

Женщина подошла к сыну и положила руку ему на плечо. Помолчали. Потом она заговорила снова:

– Скажи мне, сынок, разве не тебя видели у дома Кумби Мозеса часа два-три назад?

– Ну и что в этом плохого?

– В том, что ты пошел к Кумби Мозесу, не было бы ничего плохого, если бы не Бобо. Дядюшка Мозес вовсе не плохой человек, и мы с отцом его уважаем, но в последнее время у него завелись какие-то делишки с Бобо – прямо не верится!

Кодуа почувствовал, что попался.

– Я с ними не связан, мама, честное слово! – Слова и тон сына удивили женщину. Видно, совесть в нем заговорила. Тут вмешался отец:

– Нет, сынок, ты с ними связан и готовься за это ответить. Мы ведь с матерью все знаем. И я не смогу заступиться за тебя, если ты сам мне все не расскажешь подробно. Кодуа, что вы делали в доме дядюшки Кумби?

Мудрость и терпеливые расспросы отца сделали свое дело: через несколько минут неискушенный в хитростях Кодуа рассказал все, что ему было известно. Ах, какие проклятия обрушил бы на его голову Бобо – если бы знал, конечно!

– Папа, пойми, – уговаривал отца мальчик. – Я же поклялся хранить тайну!

– Это больше не тайна, сынок. Мы должны исполнить свой гражданский долг. В полицию, и никаких разговоров! Эси! – позвал он жену. – Дай мальчику поесть. Он проголодался.

– Сейчас, Оса, ужин готов. Только… как ты думаешь, Кодуа тоже могут вызвать в полицию за это?

– Я сказал – никаких разговоров. Сообщить в полицию – наш долг. Не беспокойся, я сам с этим разберусь.

Поздно ночью, перед самым рассветом, Кодуа заметался в постели. Ему померещилось, что над ним кто-то стоит, стремясь усилием воли извлечь его из глубин сна. Снится ему, что ли? Однако реальность властно взывала к нему из предрассветной тьмы, и он понял, что это не сон. Издалека до него донесся голос Кумби Мозеса – трубный глас, будивший жителей их района в столь ранний час по крайней мере раз в неделю. Кодуа поднялся и сел на кровати, а голос Мозеса сочился к нему в комнату вместе с каплями предутреннего дождя.

– Поднимайтесь, о дети господа, ибо час близок. Вложите руки свои в руки слуг господа нашего. Поднимайтесь, говорю я вам, или вина ваша падет на вас…

И столь проникновенными были слова Мозеса, что Кодуа почувствовал, что не может не подчиниться призыву. Он поднялся с постели, но снова сел, ибо голос постепенно утрачивал грозные ноты, приобретая все более трогающие душу тона.

– О заблудшие души этого грешного мира, сколь долго будете вы наслаждаться сном? – вопрошал Кумби Мозес. – Пробудитесь и восславьте господа, и награда вам будет дороже, чем сон. Мое имя начертано на небесных скрижалях. А ваши? Начертаны ли там ваши имена? Сколь долго будете вы ждать? Вот я стою здесь, один на этой пустынной улице, с раннего утра проповедуя вам, и знаю, что одни из вас погружены в сон, другие же обращают ко мне уши, что не слышат, слух очерствелый, как недельной давности лепешка, третьи все еще творят грех со своими… Но все это – деяния грешного мира, и вот говорю я вам: покайтесь в греховных деяниях ваших!

Голос взлетал все выше и выше, и, словно подчиняясь призыву этого пастыря – проповедника своей собственной веры, поднялся ветер и, завывая, гнал перед собою черные тучи и ливни, как бы стремясь омыть и очистить людские души. Кодуа сидел на кровати, опустив голову на руки. Он думал не столько о проповеди, сколько о самом проповеднике. Все считали Кумби Мозеса старым чудаком, и не без оснований. Раньше он был самым обыкновенным жителем их города; правда, соседские ребятишки старика до смерти боялись: он был с ними очень строг, да еще и борода пугала – страшная, лохматая. (Кумби утверждал, что бреется раз в десять лет.) Он, бывало, отбирал у ребятишек теннисные мячи, хватая их на лету прямо во время игры. Но это еще когда Кумби служил в полиции. Изменился он, вылетев с работы неизвестно за что; вот тогда он и занялся продажей запасных частей к автомобилям.

Кодуа все сидел, думая о дядюшке Кумби, а дождь за окном набирал силу, словно вдохновляемый нарастающим светом дня. Но Мозес продолжал свою проповедь. На этот раз она длилась гораздо дольше обычного. Кодуа никак не мог уразуметь, в чем дело: ведь лишь накануне вечером этот человек занимался скупкой краденого, покупал у мальчишек ворованные запчасти. Значит, он живет двойной жизнью? Ну, как бы там ни было, отец и мать уже приняли решение. Только разве при помощи полиции ответишь на все вопросы?

Кумби Мозес закончил проповедь только в шестом часу утра.

В восемь все еще лило как из ведра. Большинство магазинов было закрыто, улицы пустынны. К полудню почти совсем стемнело – так бывает в редкие дни солнечных затмений. Рыбаки, собравшиеся было в море, предсказывали страшные ливни и возможное наводнение, вроде того, что было лет десять назад. Да и все кругом прочили ливни и бури, а в двенадцать эти предсказания подтвердила и сводка погоды по радио. Лавки и магазины закрылись, работали только большие универмаги; школы прекратили занятия раньше обычного; служащие дрожали за своими столами от пронизывающей сырости, а рабочие, исправлявшие на улице электричество, спешили укрыться под навесами соседних домов. Кумби Мозес один из немногих не закрыл свою лавку. Он стоял за прилавком и, сам того не зная, предоставил возможность двум переодетым полицейским рыться на полках с запчастями – крадеными в том числе. На этот раз ему здорово не повезло.

На несколько минут лучи солнца пробились сквозь тучу, и дождь поутих. Белая женщина, что жила неподалеку от дома Кодуа, вышла на балкон и, прищурившись, посмотрела на небо. Сверху лилось необычайно яркое сияние, на мгновение ослепившее ее и заставившее укрыться в полутьме дома.

Почти у каждого дома резвились под дождем голые ребятишки, наслаждаясь теплыми струями воды и не слушая увещеваний взрослых. Те же настойчиво звали их под крышу, грозя простудами и лекарствами. Но пока их матери дрожали от сырости в промозглой полутьме домов, ребятишки плясали, взявшись за руки и распевая песни, потому что нет ничего веселее июньского дождя. А дождь лил весь день напролет, лил и тогда, когда весь город уснул. Скоро засверкали молнии, загремел гром. Кодуа заснул крепким сном. Его убаюкал стук капель по крыше.

Однако около трех он беспокойно заворочался в постели и проснулся. На этот раз его разбудил не голос Кумби Мозеса, но глас дождя, лившегося на постель сквозь худую крышу Мальчик очень удивился: вроде раньше он не замечал, чтобы крыша текла. Он сначала просто не пове-рил себе, решил, что ему снится. Но его постель была мокра, хотя дни, когда он просыпался оттого, что намочил в постель, давно прошли. Это случалось в далеком детстве, он был тогда совсем несмышленышем, только из колыбели, и с тех пор минуло шестнадцать лет. Младшие братья спокойно спали, посапывая вразнобой. Ничего не оставалось, кроме как сидеть, сетовать на невезение и проклинать силы небесные, создавшие его и подарившие ему родителей, которые не могли дать своим детям иного жилья, кроме каморки из рифленого железа…

Пока он придумывал новые и новые проклятия, вода в каморке поднялась до колен. Вокруг плавали обрывки бумаги, куски древесного угля, пластмассовые тарелки, пустые кале-басы и бог знает что еще. На улице поток уносил даже кур, и самое громкое и безудержное кудахтанье не могло им помочь.

Когда на рассвете первые солнечные лучи пробились сквозь быстро несущиеся тучи, ливень умерил свой натиск. Уровень воды на улицах сильно понизился, поток замедлил свое течение.

Вечерние газеты поместили драматические отчеты о разрушениях и ущербе, причиненных ливневыми дождями. По всей стране множество старых домов были снесены ветром и потоками воды либо дали трещины и стали непригодны для жилья. Полой водой унесло в море даже коз, не говоря уж о всякой мелкой живности. Были разрушены мосты, снесены с дорог и застряли в кюветах машины. Главное шоссе, ведущее через всю страну к побережью, вышло из строя, так как мост через реку рухнул. На той стороне так и остались стоять самосвалы и автобусы, некоторые даже с пассажирами. Повреждены были и железнодорожные пути, так что расписание движения поездов нарушено.

Были и сообщения о погибших. Из некоторых лачуг в трущобах водой унесло младенцев, спавших рядом с родителями, кое-где были обнаружены тела захлебнувшихся. Весь город выглядел грязным и ободранным. Многие учреждения временно прекратили работу. Одни религиозные фанатики кричали о «наказании, ниспосланном свыше», другие призывали умилостивить разгневанных богов.

Тут-то наш друг Кумби Мозес и решил воспользоваться подходящим случаем. Он редко читал свои проповеди по вечерам, и необычность происходящего привлекла множество зрителей. Кто пришел по своей охоте, кого привел случай, но уличную проповедь Кумби Мозеса в необычном, присущем лишь ему, стиле слушала целая толпа.

Он стоял, выпрямившись во весь свой огромный рост. Худым его никак нельзя было назвать, но и лишнего жира на его мощном теле не было. Нос его – тонкий, с высокой переносицей – мог бы принадлежать и белому человеку. Глаза были темные, белки нечистые. Но совершенно необычное выражение его лицу придавала борода, пронизанная там и сям седыми прядями. Белое одеяние, доходившее до колен, делало его похожим на тех маламов, что все свои дни проводят в молитве.

Перед ним на высоком столике, покрытом белой тканью, лежало с полдюжины монет. Такие вот поборники веры, ловко обставляющие свои проповеди, прекрасно умеют выманивать у бедняков деньги: монеты на столике у Кумби Мозеса просто и ясно давали присутствующим понять, как им следует поступать.

Видя, как растет толпа, Мозес некоторое время хранил молчание. Затем он вышел из-за столика и стал пожимать руки стоящим в толпе. Забавно было видеть, как он делает это, приветливо улыбаясь каждому. Однако улыбались одни только губы. Многие из тех, кого Кумби удостоил приветствием, отвечали машинально, без особого энтузиазма протягивая ему для пожатия руку.

Церемония рукопожатий еще не закончилась, когда откуда-то вдруг подул холодный ветер; листья кокосовых пальм, обрамлявших улицу, задрожали; ореховые завязи – из тех, что послабее, – посыпались на людей. Неискушенному зрителю эта сцена могла бы показаться заранее запланированным действом. Место, где собрались на проповедь люди, походило на площадь, образованную скрещением двух довольно широких улиц. Этот перекресток и превратился в зал для выступления «преподобного» Кумби Мозеса. Как раз в тот момент, когда подул холодный ветер, произошла какая-то заминка. Молодая женщина лет тридцати отказалась пожать протянутую ей руку. Мозес, который во время церемонии рукопожатий распевал псалмы, сразу же замолчал. Переведя дыхание, он возопил: «Дьяволица! Дьявольское отродье содомитов! Как смеешь ты, явившись сюда, отказать мне в рукопожатии?! Кто тебя звал? Отвечай, женщина!» Та молчала, мрачно и холодно глядя на вопрошавшего. Ничего не ответив, она повернулась и пошла прочь. Женщина уже скрылась из виду, когда Кумби вдруг крикнул ей вслед: «Грехи твои да отыщут тебя!»

Все это было лишь подготовкой, прелюдией того главного, о чем Кумби пришел поговорить с народом. У него был звучный голос, доносившийся до самых дальних углов площади, и когда он бросил в толпу первые жестокие слова проповеди, воцарилась мертвая тишина.

– Грешники, господь наказал вас, и мне больно видеть, что розга господня – ливень и буря – так рано перестала опускаться на ваши спины.

Кумби полагал, что момент настал и он может доказать всем, что – как он и предсказывал! – разрушения, причиненные ливнями, суть наказание свыше за грехи его паствы. Впрочем, многие и так уже в это поверили.

Однако столь проникновенное начало выступления нашего оратора, как всегда, сменилось не вполне логичными разглагольствованиями. Кумби Мозес обратился к примерам из Ветхого завета:

– Вспомните о Ноевом ковчеге. Как он появился на свет? Отвечайте, братья мои, погрязшие во грехе, отвечайте, или глаза ваши залеплены грязью и не способны узреть непреложные истины и откровения святого Евангелия? Отвечайте, не отвратили ли вы нечуткий слух свой от сладостных проповедей посланцев божьих, несущих вам слово непогрешимого Евангелия? Мы здесь читаем – и он процитировал из шестой главы книги Бытия: «И сказал господь, – тут Кумби Мозес не преминул напомнить собравшимся, что следует воспринять в души свои слова господни, – истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, ибо Я раскаялся, что создал их» [13]13
  Библия. Быт. XI; 11, 13, 14, 15. 112.


[Закрыть]. Дальше цитировать он не стал, решив, видимо, что именно эти строки в данный момент и могут сослужить ему службу.

Было уже около девяти. Незаметно для Кумби подъехала полицейская машина и остановилась неподалеку, в переулке. Кроме четырех полицейских, в ней был и Кодуа. Они сидели молча. Никто не выходил из машины. Все пятеро ждали, не произнося ни слова, а проповедь их будущей жертвы звучала над ними, словно бередящая душу мелодия.

– Слышите ли вы эти слова из книги Бытия? – продолжал он. – Да, если ныне дождь вот так пал на нас, нужно хорошенько задуматься. Воды унесли наши пожитки, разрушены мосты, посевы, столь много обещавшие, прибиты к земле. И более того: наши мужчины, женщины, даже наши дети потоком унесены в море, словно обломки скал. Чему же удивляться? Вспомните, что говорится в Библии: бог разгневан делами людскими. Всемогущий гневается и не перестанет предостерегать нас, как сделал это ныне, пока не раскаемся мы в грехах наших. Всех, кто обращает к нему спину, унизит он и накажет. А вы? – Кумби протянул к толпе длинный указательный палец, выделив слово «вы», словно обвиняя тех, на кого указывал. – Вы! Молите ли вы его о прощении? – Голос Мозеса взметнулся над толпой, когда он воззвал: – Помолимся же вместе!

Снова подул с запада холодный ветер; после некоторого колебания люди в толпе склонили головы. Столь убедительно звучала проповедь Кумби Мозеса, что даже те, кто просто шел мимо, если и не начинали молиться вместе со всеми, то по крайней мере хранили молчание. Ни одного звука, кроме случайного вздоха или покашливания, не раздавалось над площадью. Кумби прочитал «Отче наш», и толпа снова зашевелилась.

– Братья мои во грехе, – опять заговорил он, положив руку на столик, и голос его снова набрал силу. – Мы с вами под благословением господним, ибо в прежние дни только Ной и те немногие, кто был с ним, спаслись от потопа. Бог поставил с ними завет свой. Вспомните, что сказал господь Ною: «Вот знамение завета, который Я поставляю между мною и между вами в роды навсегда. Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знамением завета между мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга в облаке; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти» [14]14
  Библия. Быт. XI; 11, 13, 14, 15.


[Закрыть]. Да, господь обещал и воистину пощадил ваши жизни. Так возьмите с собою слово господне и поразмыслите над ним перед сном, и пусть будет оно вам вечным утешением.

Многочисленные слушатели видели, что горка приношений на столе, за которым проповедовал Кумби Мозес, все увеличивается. Естественно, многие решили, что в этот вечер Кумби стал самым богатым человеком в городе. Возможно, они ошибались, потому что, как он сам объяснил, блага мирские – прах, отбросы, не имеющие цены. Возможно, именно это он и решил продемонстрировать, когда, взяв в руки монеты, лежавшие в центре стола, благословил их долгой молитвой, затем шагнул в толпу, раздавая деньги окружающим. Поистине это был великолепный жест благоволения. Впрочем, раздавал Кумби лишь мелочь, крупные монеты и бумажные деньги он оставил себе. Сия редкостная процедура закончилась словами:

– Идите в люди и поступайте так же с бедными мира сего.

Среди тех, кто оказался в первых рядах слушателей, был молодой парень, хорошо известный всей округе, один из «банды Бобо», пьянчуга, хваставший, что может выдуть целую бочку. Как он попал сюда – уму непостижимо. Вряд ли его появление было вызвано желанием резко изменить свою жизнь. Этот тип и оказался «счастливчиком», которого Кумби Мозес избрал, чтобы прочесть «Благодарение» как напутствие расходящимся. Парень неохотно вышел вперед и трясущимися руками взял протянутую ему Библию. Он колебался. Колебания эти не были вызваны неумением читать, ибо достойный юноша наверняка уже все науки превзошел. Напрягая давно отвыкшие от чтения глаза, он начал молитву.

Слушатели склонили головы. И в этот момент четверо полицейских вышли из машины и окружили Кумби Мозеса. Тот притворился, что ничего не заметил, хотя не мог не видеть их маневра, и снова забормотал слова молитвы. Непонятно было, молится ли он от души или морочит полицейских. По лицу его струйками сбегал пот. Все еще произнося слова молитвы, он медленно направился к полицейским. Неужели он сам отдаст себя им в руки? Ну что ж, он ведет Себя вполне достойно!

Кумби Мозес все еще читал молитвы, когда, бросив свою паству на произвол судьбы, поднимался по ступенькам полицейского фургона.

Перевод И.Бессмертной