Текст книги "Ганская новелла"

Автор книги: Кобина Эйби

Соавторы: Кофи Айду,Евгений Суровцев,Аджоа Йебоа-Афари,Селби Ашонг-Катай,Мейбл Доув-Данква,Ама Айду,Айи Арма,Кваме Ньяку
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Селби Ашонг-Катай (Selby Ashong-Katai)

Непокорный

Давным-давно, задолго до того, как построили в Анкобре паром, жил в деревне на берегу реки лодочник по имени Джато. Был он высок и строен, широкоплеч, с шелковистыми волосами и тонким, красивым носом. Внешность его казалась необычной для этих мест, хотя родился и вырос он в Анкобре.

Деревня эта лежала в глубине страны, далеко от моря и прибрежных фортов. Каждый день к этим фортам из районов, удаленных от моря, тянулись колонны рабов. От побережья им навстречу далеко вглубь шли холмы и останавливались у самых джунглей, где деревья порой доставали до самого неба. Подлесок же был так густ, что в нем могли укрыться и незаметные ящерки, и змеи, и огромные слоны. Лишь немногие жители окрестных деревень знали тропы, ведущие сквозь лес. Те, кто знал эти тропы, служили проводниками бесчисленным колоннам рабов, стекавшимся в прибрежные форты.

В запутанной сети извилистых путей работорговли деревня Анкобра, известная своими проводниками и лодочниками, оказалась весьма важным узлом. Вдоль берега реки, то лицом, то боком к воде, выстроились навесы из пальмовых ветвей, крытых травой. Навесы эти служили пристанищем для рабов, многие дни ожидавших здесь, пока их под присмотром проводников, а изредка и белых торговцев живым товаром не перевезут через реку. Джато был главным лодочником. На него в деревне смотрели с почтительным страхом, и слово его, по сути дела, было для односельчан законом, хотя официально деревней правил наделенный подобающими полномочиями вождь. Джато казался совсем молодым, однако все в Анкобре говорили, что родился он в незапамятные времена, что он ровесник деревни. Старые люди Анкобры – мужчины и женщины – любили, сидя по вечерам у огня, рассказывать ребятишкам о подвигах Джато. Чаще всего говорили, что из всех лодочников деревни один только Джато истинный друг реки. Только он понимает ее язык и может говорить с нею в дни высокой воды. Рассказывали, что однажды река устами Джато заговорила с жителями Анкобры. Она предостерегала лодочников от опасности: намеченную на вечер переправу на тот берег следовало отложить. Однако вождь решил пренебречь предостережением, не подумав, что на утлых гребных лодках придется перевозить людей через бурную реку. А ведь река в этом месте была очень широкой, более полукилометра шириной. Подошло время переправы. Тут-то и появились первые признаки грозящей людям беды.

Поднялся сильный ветер. Снесло три навеса, под которыми укрылись рабы, ожидавшие в тот вечер переправы. Гром и молния привели за собою ливень. Жители деревни собрались на берегу с зажженными фонарями. На их лицах была написана тревога. Все глаза были прикованы к черной воде. Дети в страхе жались к родителям. Тишину ночи изредка нарушали лишь чьи-то вздохи и покашливание. У берега к огромным стволам деревьев, нависших над рекой, причалены были лодки – пятьдесят или более. В каждой лодке – по пятнадцать рабов, хранивших мрачное молчание. Звон их цепей сопровождал удары грома, сотрясавшие небеса. Вспышки молний время от времени высвечивали то лицо белого работорговца, то силуэт проводника рядом с ним на корме.

Все ждали сигнала к отплытию. Джато вместе со старейшинами деревни пытался убедить вождя отложить переправу. Но вождь так и не пожелал отступиться от своего решения. Он приказал Джато дать сигнал к отправке.

Час настал. Лодочники по команде Джато взялись за весла и по высокой воде отправились в путь.

Говорят, что люди всю ночь простояли на берегу, ожидая возвращения лодок. Да и кто смог бы тогда спокойно уйти? Но вот исчезла последняя надежда, что хоть один человек вернется, и люди словно застыли, в ужасе глядя на черную реку. Тогда вдруг показался плывущий к берегу Джато. Он отчаянно колотил руками по воде, из последних сил пытаясь уйти от гнавшегося за ним речного змея. Чудовище было таким огромным, что глаз не мог различить теряющегося вдали хвоста. Закричали люди, деревенские жрецы забормотали свои заклинания… Джато все же удалось невредимым выбраться на берег, и вскоре он поведал людям страшную историю о путешествии, из которого не было пути назад.

Когда его привели на площадь перед домом вождя и к нему вернулся дар речи, жрецы, прорицательницы и даже деревенские мудрецы вылили на землю вино из чаш, принося жертву предкам.

– Уважаемые старейшины и братья мои, жители деревни Анкобра! – начал Джато, когда односельчане собрались перед домом вождя. – Сегодня многие из наших близких и сотни рабов отправились в путешествие, из которого нет возврата. Я получил предостережение и стоял за то, чтобы отложить переправу…

Тут вождь поправил кенте [11]11
  Кенте – национальное одеяние. Представляет собой обернутый вокруг тела кусок ткани, оставляющий одно плечо открытым.


[Закрыть], ниспадавшее с его левого плеча, и сказал:

– Рассказывай только о том, что случилось. Не трать слова попусту, Джато! Подробный рассказ о переправе – вот чего мы от тебя ждем. Остальное и без тебя известно.

Пряча гнев, Джато опустил глаза и затянул потуже пояс своих длинных штанов. Собравшиеся молчали.

– Мы отправились по высокой воде, – заговорил он снова, – когда, как обычно, свет одинокой поющей звезды прорезал затянутый тучами склон неба. Плыли мы недолго: и до середины реки наших предков не добрались, когда почувствовали, что вокруг наших лодок будто сгущается черный туман, странная тяжесть ложится на плечи, звучат загадочные голоса. Я крикнул лодочникам, чтобы гребли быстрее. Ничего не подозревая, мы гребли под звуки песен. Рабы пели вместе с нами. И вдруг я услышал… Когда умолкали песни, мне слышались звуки, которые мог издавать только речной змей. Я спросил у белого, что сидел рядом со мной, не слышит ли он чего-нибудь. Он сказал: «Нет». И тут сразу поднялась страшная буря, словно на море. Раздался вой. Две лодки, со всеми, кто там был, вдруг исчезли в черной воде, будто их накрыло каменной плитой.

Нас трясло от страха. Приближалась полночь, над головами хлопали крылья летучих мышей. Но, уважаемые старейшины и братья-односельчане, это было еще не самое худшее. Дело свое, как вам известно, я знаю, знаю и реку. И вот по моей команде в воду были сброшены бочки с пальмовым вином, которое везли на продажу; лодки пошли не на север, как раньше, а на северо-запад. Увы, слишком поздно. Я ничего больше не мог поделать: лодки опрокинулись, и люди стали тонуть. Пришел и мой черед. Лодка закачалась, как пустая жестянка в дождевом потоке. В смятении я обнаружил, что белый торговец исчез, потом я и сам очутился в воде. Изо всех сил поплыл я к берегу и не сразу заметил, что за мною гонится речной змей…

Здесь вождь не выдержал.

– Речной змей! – воскликнул он. – Это просто смешно! О чем ты говоришь, Джато! Да ты хоть раз в жизни видел речного змея здесь, на этой реке, имя которой носит наша деревня?

– Нет, это случилось впервые. Все хорошо знают, что речные змеи обычно не появляются в наших краях. До сих пор их видели только в той части реки, которой владеют люди племени вазири.

– Речной змей в моих водах… Ну-ну, продолжай, брат мой.

– Остальное вы знаете сами. Вы видели, как преследовал меня змей и как – последним усилием – мне удалось добраться до берега. Остался ли еще кто-нибудь в живых, раб или свободный, – это мы рано или поздно узнаем.

Такие вот истории рассказывали старые люди о подвигах Джато. Нет, он не был ни жрецом, ни старейшиной, и все же никто в Анкобре не пользовался таким почетом и уважением, как главный лодочник. Правда, когда много лет назад умерла его жена, ходили слухи, будто Джато по наущению колдуна сам убил ее и тайно принес в жертву богам ради славы, почета и уважения.

Со временем вести о несчастье на реке Анкобре дошли до побережья. Белые торговцы живым товаром не могли примириться с тем, что теряют доходы. Они ведь не только торговали рабами и получали золото, но еще и использовали рабский труд для строительства все новых и новых фортов на побережье. Поэтому было решено сделать все, чтобы обезопасить регулярную перевозку рабов через реку, чтобы торговля по-прежнему шла без сучка без задоринки. За океан полетели письма с просьбами о помощи в строительстве моста или паромной переправы на Анкобре. В конце концов решили строить паромную переправу. В результате на берегах Анкобры появились горы тесаного камня, гранитные плиты, песок, гравий, машины, доски, балки. Из-за океана прислали квалифицированных мастеров. Джато назначили старшим рабочим: у него в подчинении было несколько человек.

Работа подвигалась медленно. Тонуло много людей, машины падали в воду, рабочие умирали от лихорадки, некоторых давили насмерть машины. На стройке выживали только самые сильные и приспособленные. Обнаженные до пояса люди, черные и белые, трудились бок о бок. По воде сновали лодки – лодочникам тоже работы хватало. Джато подружился с жителем побережья, которого вместе с другими привезли работать на строительстве парома. Нового друга звали Ломо. Они трудились рядом, вместе встречали невзгоды, делили кров и хлеб. Казалось, у них друг от друга не было никаких тайн.

Однако то, что происходило на реке, изменило жизнь деревни. Изменились и взгляды жителей Анкобры на жизнь, и сами отношения между людьми: во всем сказывалось влияние белых.

Построили дома для рабочих и складские помещения для продуктов и товаров, которые нельзя было хранить на открытом воздухе. Деревня Анкобра превратилась в маленький городок. Население стремительно возрастало благодаря притоку людей с побережья, из окрестных селений и с верховьев реки и – затопило его, словно вода в половодье. Буквально за одну ночь близ городка вырос новый рынок, появились палатки и ларьки.

Джато и его друг с побережья, Ломо, пользовались необычайным успехом у рыночных торговок. Им дарили связки бананов, сырых и печеных, апельсины, манго, так что герои Анкобры никогда не уходили с пустыми руками с рыночной площади. Ломо завел себе сразу несколько подружек, но Джато, который считал себя стариком, потому что виски его уже поседели, упорно отказывался следовать примеру друга. Ломо очень это упорство не нравилось, и в один прекрасный день он затеял с Джато разговор, чтобы побольше и поподробнее узнать о его личной жизни.

– Выходит, бросаешь меня на произвол судьбы, так что ли, Джато? – начал он.

– Да нет, что ты! Не гожусь я для этих игр. Ты-то молод и силен, а я уже старик.

– Уверен, что ты вовсе не намного старше меня.

– Смотри не ошибись, дружище, – ответил Джато. – В нашей деревне и то никто не знает, сколько мне лет на самом деле. Это знаю лишь я один.

– Тебе наверняка не больше шестидесяти, правда ведь? А мне самому уже пятьдесят два, – возразил Ломо, положив руку на плечо друга.

Они медленно шли через поросшую кустарником равнину. Далеко перед ними простирались холмы, уходившие за горизонт. Через некоторое время Джато заговорил:

– Тебе бы наших стариков послушать. Они много чего могут обо мне рассказать…

– А мне только одно хочется узнать, друг.

– Что же? Спрашивай, брат мой с побережья.

– Знаешь, брат мой из Анкобры, я все удивляюсь, почему ты не живешь дома, с женой. Иногда ты упоминаешь о своей единственной дочери. Может, познакомишь меня с ними? Окажешь мне такую честь?

На это Джато ответил, опустив глаза:

– Твоя правда, брат мой с побережья, ты – мой друг, и тебе надо больше узнать о моих женах и познакомиться с единственной дочерью. – В голосе его зазвучала скорбь. – Моя первая и самая любимая жена покинула меня много лет тому назад: она умерла странной смертью; смерть эта так и осталась для меня непостижимой. А потом кто-то пустил слух, что я сам принес ее в жертву богам ради почета и славы. А ведь и слава, и почет – все у меня тогда уже было, я добился этого задолго до ее смерти. Но… нет, не могу больше говорить об этом… Не могу.

Он резко остановился, не отводя взгляда от тропы, по которой шел. Деревня осталась далеко позади. Тропа уводила их все дальше в густой кустарник.

– А дочь твоя – от этой жены?

– Дочь? Ах, ну да, ты ведь хотел знать о дочери! – Джато снова замолчал. Лоб его прорезали глубокие морщины. Он двинулся дальше. – Дочка моя, ее зовут Сэрва, – самое дорогое, что есть у меня в жизни. Ей всего шестнадцать, она от третьей жены. Они живут на краю деревни и почти все время проводят на своем поле. Не хочу, чтобы жена и единственная дочь работали на стройке. Не хочу, чтобы они на себе испытали влияние новых, отвратительных обычаев, другого, чуждого нам мира, зловонное дыхание которого уже ощущается повсюду. Мы должны воспрепятствовать этому, пока не поздно!

Джато говорил и говорил. Ломо хранил молчание. Без обиняков, ничего не опасаясь, Джато признался, что трудится на переправе только для того, чтобы побольше заработать – раз уж с приходом белых все стало строиться на деньгах. А новые люди и новые веяния, воцарившиеся на берегах Анкобры, ему отвратительны.

– Но разве ты ненавидишь белых? – прервал его Ломо.

– Сам не знаю. Слушай, брат, кто, по-твоему, принес нам все это – куренье, пьянство, проституцию? Мне совсем не хочется, чтобы у меня в семье рождались цветные, я все сделаю, чтобы Сэрву уберечь от этого позора. Поэтому я и не пускаю их обеих на берег Анкобры, заставляю целыми днями работать в поле. Будь моя воля, бросил бы эту проклятую деревню и ушел бы подальше, в глубь страны, жили бы там втроем и горя не знали…

Хлопнув друга по плечу, Ломо сказал:

– Брат, не так уж все мрачно на самом деле. Потерпи, все наладится. Мир меняется, принимай его таким, какой он есть.

Солнце стояло высоко над головой. Джато шагал впереди, уводя приятеля все дальше и дальше от реки и деревни.

– Хочешь поглядеть на мои ловушки?

– Очень. Мне всегда казалось удивительным, как это вы, лесные люди, ухитряетесь так ставить ловушки, что в них попадаются самые разные звери. Говорят, вы всегда с мясом.

– Чего же тут удивительного? Ведь недаром говорят: «Кому ж и знать свою жену, как не мужу?» Наверняка твой народ тоже знает о море больше, чем самый умный из лесных людей, пусть он хоть целый век проживет на побережье.

– Правда твоя, брат, – согласился с ним Ломо. Теперь друзья свернули с широкой тропы и вошли в густой лес по более узкой и извилистой тропинке. Кое-где путь преграждали толстые стволы упавших деревьев. Подлесок становился все гуще. Джато, шагавшему впереди, приходилось то и дело раздвигать низко нависшие ветви, цеплявшиеся за волосы идущих.

Вдруг Джато резко остановился. Ломо, не ожидавший этого, налетел на него сзади. С минуту они молча смотре-ли, как тропинку пересекает небольшая зеленая змея. Ломо был поражен: Джато, храбрец Джато, испугался какой-то маленькой змейки! Не удержавшись, он сказал:

– Такая маленькая?

– Маленькая, по-твоему? – улыбнулся Джато. Ломо промолчал. – Ты думаешь, маленькая, значит, не страшно? Ты смотришь, да не видишь. Думаешь, это обыкновенная змея?

– А что же это еще может быть, брат? – спросил Ломо, все еще не оправившись от удивления.

– Брат мой с побережья, глаза твои способны видеть душу вещей на берегу океана, но у них нет силы заглянуть внутрь вещей в лесной деревне. Сейчас ты в лесу Анкобры. Помни, во всем, что открывается взгляду, заключен свой скрытый смысл…

– Прости, брат. Я понял тебя…

– Тебе не за что просить прощения. Можно за один день узнать все, что творится у реки, овладеть искусством и приемами белых мастеров, но для того, чтобы изучить повадки лесных обитателей и жизнь самого леса, нужны десятки лет. Пойди поговори с человеком, что служит вождю переводчиком. Он расскажет тебе, как гнался за белкой, а она обернулась змеей и укусила его. Спроси у него об этом, когда представится случай, непременно сделай это, брат!

Долго шли молча. Ломо не сомневался, что друг сказал ему правду. И все же, казалось ему, Джато порой слишком осторожен. Они зашли уже глубоко в лес. Джато внимательно вглядывался в заросли, чтобы не пропустить ловушки. Вскоре подошли к первой – она была не тронута. Зато в силки, поставленные всего в нескольких шагах от нее, попался кролик. Джато высвободил убитого зверька и вручил добычу Ломо – неси! Проверили остальные ловушки, но они были пусты, а одна оказалась сломана. Нетрудно было понять, что здесь прошло какое-то крупное животное. Друзья выбрались на тропу и кратчайшим путем вышли к полям. Из деревни до них доносилась музыка, гремели барабаны – там, видно, танцевали. Но они спешили добраться до поля Джато.

Слева и справа от дороги на своих полях работали женщины Анкобры. Они выдергивали из земли сорную траву и опускали в образовавшиеся ямки зерна маиса. Сорняки сносили к краю поля. Сплетничали, не разгибая спины; то и дело со всех сторон слышались веселые возгласы и смех. Вскоре подошли к полю Джато, где работали его жена и дочь.

– Айикуу, – в один голос почтительно приветствовали их мужчины.

– Йаайии, – в унисон ответили они.

– Как вам сегодня работается?

– Очень хорошо.

– Благодарение богам!

– Мы скоро уходим, сегодня ведь воскресенье, – сказала мать Сэрвы.

– Да, разумеется, – ответили мужчины.

Сэрва, шестнадцатилетняя Сэрва, гордость отца, снова склонилась к земле, возобновляя работу. Прелестное детское лицо, но вполне созревшее тело. Яркая набедренная повязка спускалась от талии до колен. На обнаженной груди играли солнечные лучи. Ломо, который рядом с нею почувствовал себя стариком, не мог оторвать от девушки восхищенных глаз.

– Вот кролик, дочка, это тебе, – сказал Джато, указывая на пушистое тельце убитого зверька на плече своего спутника.

– Спасибо, отец, а вот ямс – это тебе, – прозвучал в ответ голос юной королевы лесов.

Джато вытянул стебель сахарного тростника из груды на краю поля и уселся вместе с Ломо под большим деревом. Разломил тростник пополам и предложил другу. Они молча жевали сладкую мякоть, пока мать и дочь заканчивали работу в поле. Затем помогли женщинам уложить клубни ямса и собранные плоды в корзины. Вскоре друзья уже шагали по направлению к реке. Ломо все еще жевал сладкий тростник. Поля остались далеко позади, когда Джато остановился и указал на холм в стороне от дороги.

– Если встать на вершине этого холма, можно разглядеть Дорогу крови, – сказал он. – По этой дороге в Анкобру гонят рабов, захваченных далеко на севере. Их гонят и гонят, они прибывают в Анкобру каждый день. Им не дают отдыха, ни срока. Они должны все время идти вперед, идти и идти, молча, словно бараны, которых гонят на убой. Скоро на Анкобре появится паромная переправа. Она ускорит доставку рабов к побережью. А мы, лодочники, будем уже не нужны. Говорят, паром принесет в нашу деревню процветание и богатство. Как тебе это нравится, а? – Ломо увидел глубокое презрение в глазах друга.

Ближе к деревне стали попадаться возвращавшиеся с полей жители Анкобры, те, что закончили работу пораньше. Женщины несли на головах узлы и корзины. Солнце уже втягивало в себя свои лучи, запели птицы, с реки немузыкальными, хриплыми голосами им вторили лягушки. Однако роковой час, когда на охоту за человеческой кровью вылетают москиты, еще не наступил.

Главный лодочник и надсмотрщик Джато угрюмо сидел и ждал, когда остальные суденышки заполнятся рабами. Со смешанным чувством смотрел он за реку, на противоположный берег. В отдалении видны были баржи, с которых выкладывали настил дебаркадера. Видно было, как наблюдают за работой белые хозяева. Выше по берегу уже грохотали, нарушая вечернюю тишину, машины. Они будут тянуть сплетенный из стальных нитей канат парома с одного берега на другой.

Время от времени Джато посматривал на лодки – не закончилась ли погрузка? Он подумал, что знает кое-что, никому, кроме него, пока не известное. Да, пока. Он знал, что сегодня вечером, как и вчера, и позавчера, хозяева недосчитаются четырех-пяти рабов. Так оно и шло. Три вечера подряд… Так будет и дальше. Это была его тайна.

Джато задумался. Вдруг с берега послышался крик. Кричал глашатай вождя. Джато понял, что пропажа обнаружена. Недосчитались рабов, которым он помог бежать накануне.

С фонарем в руке, глашатай призвал всех выслушать слова вождя. Когда воцарилась тишина, вождь заговорил:

– Сыны Анкобры! Сегодня снова, как и в прошлые две ночи, исчезли пятеро рабов. Они бежали, и, возможно, их не удастся вернуть. Нет сомнения, что в этом замешан кто-то из вас. Один человек вредит всей деревне. А может, и не один… – Вождь замолчал ненадолго. Собравшиеся переглядывались. – Мы еще не обнаружили вредителя, но и он, и его сообщники должны знать: недолго им оставаться невидимками. Сначала мои старейшины и я решили проверить всех с помощью Коклобити – великого бога правды, бога наших предков. Вы знаете, Коклобити нельзя призывать по пустякам – страшен гнев бога, коль обрушится на голову лжеца. Но белые хозяева рабов отговорили нас от этого.

Люди в толпе молчали. Стояла мертвая тишина. Никто не хотел бы встретиться лицом к лицу с разгневанным богом Коклобити, ибо гнев его не имеет предела. Вождь поправил на плече ткань нарядного кенте. Фонарь вспыхнул ярче в сгустившейся тьме. Лодочники на воде замерли, стараясь не пропустить ни слова. Джато спокойно сидел в лодке рядом с белым работорговцем. Улыбался в душе.

– Мы усилили охрану, – снова заговорил вождь, после того как белый начальник что-то шепотом сказал ему на ухо, – установили новые посты, и у нас, и на том берегу. Сегодня утром в Анкобру прибыло еще несколько наших белых друзей. Они останутся здесь до окончания строительства и постараются его ускорить. Кроме того, многие из нас, африканцев, получат работу: будут назначены охранниками и полицейскими…

Вождь сообщил собравшимся, что начальник полиции теперь Бородатый – так прозвали самого жестокого из белых. Полиция займется также борьбой с нарастающей волной грабежей, драк, изнасилований, захлестнувшей в последнее время берега Анкобры.

На следующий день, с утра пораньше, на рыночной площади нарождающегося города выстроились длинные очереди. Это были те, кто жаждал попасть на работу в полиции. Среди них был и Ломо. Его взяли в отряд, охранявший строительство переправы. Джато попытался отговорить приятеля от этой работы, но тот и слушать не стал. Не прошло и нескольких дней, как Ломо заслужил явное расположение Бородатого. Тот часто принимал его у себя в кабинете один на один и выслушивал сообщения о событиях «особой важности».

Тем временем жизнь в Анкобре шла своим чередом. Но это была уже совсем не та деревня, к которой Джато привык с малых лет. Он молчал, но в груди его копились проклятия тем, кто так страшно изменил все вокруг. Как хотелось ему вернуть тот порядок вещей, что существовал здесь всего лет пять-шесть назад! Но как бы Джато ни гневался, какие бы ни придумывал проклятия, в глубине души он четко сознавал, что прошлого не вернуть. И даже если ему удастся тайно помочь некоторым рабам вырваться на волю, «старый порядок меняется, место давая новому…»

Там, где когда-то жили прекрасные сыны Анкобры, свободные хозяева цветущих селений, там, где с давних времен стояли хижины, построенные предками, там, где людей окружал мир простых вещей и простых, честных отношений, Джато видел теперь растерянность, беззаконие, пьянство и всяческие пороки. Он сознавал, что все это принес в их края белый человек. Так думал не он один. Все вокруг видели, например, что богатые африканцы привозили с побережья пули и ружья. Сражения между племенами теперь велись при помощи оружия белых. Поля, отвоеванные у джунглей несколько лет тому назад, – те, что лежали поближе к реке, – были теперь заброшены, заросли травой и кустарником: их хозяева были заняты строительством парома.

Кто мог возвысить голос или хотя бы палец поднять в знак протеста? Сам вождь стал игрушкой в руках белых работорговцев. Джато мог делать только одно: по-прежнему помогать пленникам бежать из рабства. Даже Ломо, его друг Ломо, стал тайным осведомителем белых, и Джато мог рассчитывать только на себя да на удачу. Но недолго оставалось ему незаметно совершать свои ночные подвиги.

Однажды ночью он поднялся в обычное время. Внимательно поглядел на Ломо, спящего на циновке в углу, взял второй нож и приготовился к походу туда, где на берегу ожидали отправки рабы. Ломо похрапывал, как обычно, но Джато одолевало беспокойство. Ему вдруг показалось, что приятель на самом деле не спит. Однако теперь освобождение нескольких невольников казалось Джато началом освобождения всех африканцев от гнета белых. Поэтому он решительно переступил порог хижины.

Перед ним смутно вырисовывались очертания бараков, где теперь держали рабов. Проход между ними был пуст, два стражника, охранявшие территорию ночью, мирно храпели. Джато постоял несколько минут, размышляя, с какой стороны лучше пробраться в помещение – через переднее или заднее окно.

Тем временем Ломо открыл глаза и сквозь дыру в одеяле посмотрел на циновку Джато. Друга не было. Отбросив одеяло, Ломо кинулся к двери. Глянул в сторону бараков, где размещались рабы. Никого. Сделал несколько шагов вдоль стены и остановился. Теперь ему хорошо была видна фигура человека, осторожно пробиравшегося к баракам. Ломо пальцами протер замутненные сном глаза. Стало светлее; из-за облаков показалась луна, и теперь силуэт Джато четко вырисовывался на выбеленной ее светом стене. Крадучись, он пробирался к заросшей травою тропе, что шла позади строений.

Ломо не знал, что делать. Закричать, позвать друга обратно? Или догнать и предупредить о ловушке, устроенной для «злоумышленника» именно в эту ночь? Стройная фигура Джато со склоненной, словно в задумчивости, головой ожила. Он шел вперед, прямо в капкан. Бессильное чувство сожаления, смешанного с презрением, поднялось в душе Ломо. Но кого он жалел, кого презирал? Себя? Друга? Друг его состарился буквально на глазах. Молчаливый и задумчивый, Джато казался теперь не просто худощавым, но каким-то изможденным, иссохшим. Он был во власти навязчивой идеи и, видимо, хотел во что бы то ни стало довести свое дело до конца. Ломо попытался крикнуть, позвать друга, но у него перехватило горло, и он не издал ни звука.

«Вернись, Джато, – хотел он сказать. – Вернись, брат мой из Анкобры. Собаки спущены с цепей, они ждут…» Пересохший язык не слушался, не мог произнести ни слова. Ломо щелкнул пальцами. Джато рывком бросился в тень, но было слишком поздно. Залаяли собаки. Их привезли сюда тайно для усиления охраны, о котором говорил вождь.

Несколько минут Джато скрывался в темноте, ожидая, что собаки затихнут. Однако лай приближался, становился все громче. Если он останется здесь, скрытый лишь темнотой, его обнаружат. Нужно бежать, попробовать спастись, решил Джато. Вначале он двигался осторожно, перебегая от одной глинобитной хижины к другой, прячась в их тени. Повсюду за собой он слышал шум и топот. Пересекая один из дворов, он вдруг остановился.

– Сдавайся, – услышал он резкий окрик. Перед ним появился Бородатый.

В последней отчаянной попытке спастись Джато рванулся было вперед, но неожиданно колени его подогнулись, и он упал посреди двора.

Собаки словно взбесились: деревня никогда еще не слышала такого лая. Повсюду из своих глинобитных хижин выбегали люди – женщины и мужчины; вышли из своих домов и белые. Скоро вокруг Джато собралась толпа. Он все лежал, будто совершенно обессилев, с отсутствующим взглядом. Набедренная повязка как всегда туго облегала его бедра. Потрясенные люди молчали. Никто не задавал вопросов. Все и так было ясно.

Вдруг, словно подхваченный неведомой силой, Джато вскочил на ноги. Выхватил оба ножа.

– Уходите! – сказал он. – Не смейте ко мне приближаться. Я не вор, не насильник, я никому не причинил зла.

– Взять его! – приказал Бородатый. Два африканца-охранника, подойдя сзади, схватили Джато и обезоружили. Он не сопротивлялся, но продолжал свою речь:

– Анкобру моим предкам дали боги. А вы кто? Вы, чужаки, пришли сюда и хотите отнять у нас все – и земли, и права, данные нам богами? Хотите сделать людей Анкобры рабами, как наших братьев с севера? Да проклянут вас боги и да сокрушит вас молния небесная, да умрут все белые страшной смертью… и те черные вместе с ними, которые продались белым и предали свой народ!

Джато говорил и говорил, и тогда охранникам дан был приказ разогнать толпу, молча внимавшую его речам. Самого Джато отвели в полицейский участок. В большой комнате он увидел человек двадцать белых, рассевшихся вдоль стен. Джато поставили посредине. Выпрямившись во весь рост, обнаженный до пояса, слушал он обращенные к нему вопросы.

– Джато из Анкобры, – раздался голос, – зачем ты это сделал?

– Не спрашивайте меня, ибо такова воля богов. Наш народ должен быть свободным.

– Ты нарушил закон, совершил тяжкое преступление.

– Я это знаю.

– Ты подаешь дурной пример своим соотечественникам.

– Это не так!

Выступил вперед Бородатый:

– Как нам поступить с тобой?

– В соответствии с вашими законами.

– Следовало бы расстрелять тебя еще до рассвета. Но мы решили не делать этого, и…

– Почему же? – прервал его старый Джато.

– Мы знаем, как к тебе относятся жители Анкобры, и решили, что есть лучшие способы наказать тебя, чем расстрел.

– Если это противоречит вашим законам, поступайте, как знаете. Но если вам закон говорит, что я должен умереть, дайте мне умереть. Я стар. Ни одна душа не решилась помочь мне бороться с вами. Видно, и впредь никто не придет мне на помощь. Мне недолго осталось жить. Пусть же смерть будет быстрой. – Голос его становился все печальнее: – У меня осталась только одна дочь. Все мои жены, кроме одной, умерли либо ушли на побережье…

Внезапно Джато упал посреди зала, потеряв сознание. Очнувшись, он увидел, что лежит на полу небольшой, совершенно пустой комнаты. Сквозь щели в деревянной обшивке стен в комнату пробивались лучи полуденного солнца. До вечера было еще далеко, но на улице раздавался крик глашатая вождя. Судя по всему, он обращался к ожидавшей чего-то толпе.

Вскоре щелкнул замок, и вошли два охранника.

– Следуй за нами!

Вместе с ними Джато вышел на улицу и сразу оказался в центре толпы. Чуть ли не вся деревня ждала его появления. Воцарилась тишина. Со своего сиденья поднялся вождь, по правую и левую руку которого расположились двое белых.

– Мы поймали злоумышленника, – начал он, когда все взоры обратились к Джато, гордо стоявшему посреди площади. – Вас, быть может, удивит, что он один из наших героев: герой, обернувшийся преступником, герой, не нашедший для себя лучшего и более почетного занятия, чем помогать рабам бежать от их хозяев. Нелегко и недешево доставлять этих рабов сюда с далекого севера. Но Джато решил помешать делу, которое принесло богатство и процветание нашей деревне. Посмотрите, какой она стала сегодня. Община Анкобры должна изгонять людей, подобных Джато, прежде чем они успеют принести деревне непоправимый вред. Прежние дни ушли навсегда, новое время диктует свои законы. Вы все знаете, что произошло. Совет старейшин и наши белые друзья решили наказать Джато за его преступление.