Текст книги "Скитальцы"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

А помнит ли она, что однажды произошло между ними? И всё же так свободно и открыто смотрит на него? Эдеварт ещё больше смешался, он почувствовал себя виноватым и в растерянности опустил голову. И снова, как много раз за все эти годы, подумал, что был тогда чересчур юным и уж конечно должен был показаться ей слишком неопытным и неловким, что она могла думать о нём? Его охватило стеснение. А сейчас, в эту минуту, не выглядит ли он нелепым на этой банке, не слишком ли широко расставил ноги, хорошо ли гребет? Он не должен не в меру усердствовать, чтобы не дать ей повод посмеяться над ним.

Ей, безусловно, было легче, чем Эдеварту, она выглядела более естественной и невозмутимой. Когда ему стало жарко и он снял шляпу, она воскликнула: О, мне бы твои волосы! Не смея верить, что ей нравится его густая шевелюра, он пошутил: Хочешь оттаскать меня за волосы? Хотела бы, но!.. – ответила она.

Маленькая Хобьёрг, тоже в шляпке и городском платьице, свесилась за борт и опустила руку в воду. Ощущение было приятное и незнакомое, тёплая вода струилась между её пальцев. Девочка была любознательна и спросила, есть ли тут рыба, большая рыба, какой величины? Потом она поймала медузу и просияла. О медузу можно обжечься, предупредил Эдеварт Лувисе Магрете. Она промыла девочке руку и сказала: Ты на них ещё насмотришься дома, но брать их в руки нельзя. – Почему нельзя? – Можно обжечься, у тебя будут болеть пальцы. – Как они называются? – Правда, как они называются? – спросила Лувисе Магрете у Эдеварта. У нас на севере их зовут «тюленьей слюной», ответил он. Тюленья слюна, повторили они обе несколько раз. Это не слюна, сказал Эдеварт, но и не рыба. Хотя это живое существо, такое животное. Это живое существо, такое животное, повторила Лувисе Магрете дочери. Медузы! – вдруг воскликнула она. Мы здесь называли их медузами. А ещё я помню, что мы называли их «слизью».

Молчание.

Правда, Хобьёрг крупная для своего возраста? – спросила Лувисе Магрете.

Да, согласился Эдеварт и опустил глаза.

Она здоровенькая и очень резвая! Не думай, что она всегда такая тихая.

Я и не думаю.

Да. И она уже умеет читать и писать буквы. Мы взяли с собой книги, чтобы читать тут, но это не норвежские книги. И ещё она умеет петь. Спой нам, пожалуйста, Хобьёрг!

Завтра, кисло ответила девочка

Я знаю, ты устала, скоро ты ляжешь спать вместе с мамой.

Эдеварт: Я приготовил для неё отдельную кровать.

Что?.. Нет, ты просто удивительный человек!

У вас там ещё с прежних времён осталась детская кровать, сказал он.

Да, но постель и всё остальное? Ты и об этом подумал? Вот замечательно, она не привыкла спать со мной. Да и я тоже не привыкла спать с нею, смеясь сказала Лу-висе Магрете... А это усадьба Карела, нашего соседа! Я часто заглядывала к ним, когда ходила в лавку. Ты бывал там, Эдеварт?

Частенько. Я договорился с Карелом и его женой... Ведь мне нужно накормить таких важных гостей.

У нас есть с собой немного провизии, перебила она его. Так о чём ты договорился с ними?

Что в первый вечер вы поедите у них.

У них? Нет-нет, мы не хотим!

Девочка попьет там молока.

Она не привыкла пить молоко. Нет, мы хотим домой. Я уверена, что у тебя хватит еды.

Какая там у меня еда!.. – сказал он и, смеясь, объяснил: Я много раз покупал для вас разную еду, но она быстро становилась несвежей, и мне приходилось самому всё съедать.

Лувисе Магрете тоже засмеялась, но тут же пожалела его: Бедняжка!

Он возразил: Я не хотел тебя разжалобить. Завтра я куплю всё, что нужно.

Так у тебя нет коровы? И никакой другой скотины?

Нет.

Да-да, ведь ты писал, что не живёшь здесь. Ты просто отдал нам все свои деньги, а жить в Доппене не стал. Как это грустно!

Эдеварт, застенчиво и сердито: О чём ты болтаешь!

А теперь ты потратил столько времени, чтобы приехать в Доппен и встретить меня.

Эдеварт поднял вёсла: Я больше не шевельну вёслами, если ты будешь так говорить!

Он рассердился, прошептала Хобьёрг.

Мать засмеялась и объяснила ей, что Эдеварт вовсе не сердится, он добрый, очень добрый. Вот, уже слышен водопад, сказала она, сейчас мы приедем.

Водопад? Этого слова Хобьёрг не знала.

Водопад – это большая река, которая падает с горы, много-много воды, белая пена, о, это так интересно, вот увидишь! Мы завтра же пойдём к водопаду... Когда лодка вошла в залив и они увидели усадьбу, Лувисе Магрете воскликнула: Какое же тут всё маленькое! Она качала головой и не сводила с берега глаз.

Мы уже приехали? – спросила Хобьёрг.

Да. Господи, до чего же тут всё маленькое! И как странно всё это видеть снова... на своих прежних местах! Она стала перечислять про себя: дом, хлев, лодочный сарай, дровяной сарай, тропинка к ручью, где мы брали воду, покос. Но тут что-то посеяно?

Да, жито, и ещё я посадил немного картофеля.

Я здесь жила, работала не покладая рук и не знала, что есть другая жизнь, смотрела на горы, на небо, на залив, ухаживала за скотом, я привыкла так жить, день за днём. Слышишь водопад, Хобьёрг? Он всё шумит, шумит...

Здесь красиво! – сказала Хобьёрг.

Мать обняла её и с волнением воскликнула: Правда? Да-да, здесь изумительно красиво!

И, поднимаясь к дому, она всё время бормотала о каких-то вдруг всплывавших в памяти мелочах, иногда со слезами, иногда с улыбкой: Смотри, как раз на этом месте я занозила ногу, мне тогда было двадцать, я была очень гибкая, села на землю и вытащила занозу зубами...

Ни слова о муже.

V

Среди ночи Хобьёрг выбегает из дома и зовёт мать. Она проснулась в незнакомом месте, и ей показалось, что все её покинули, она стоит посреди двора в одной лишь широкой белой рубашке, доходящей до щиколоток, роса холодит ей ноги. Синеватый воздух, белесый свет, ночь.

Мама!

Я здесь! – отвечает мать с сеновала. Беги и ложись, дитя моё, я сейчас приду! Лувисе Магрете спешит что-то накинуть на себя, а остальное хватает под мышку.

Эдеварт сидит растерянный и смущённый, сперва он постеснялся встать неодетым, но, подражая смелости Лувисе Магрете, вскакивает, прижимает её к себе, целует и ласкает её грудь.

Я тебе нравлюсь? – спрашивает она.

Ему кажется немыслимым так откровенно говорить о подобных вещах, но всё-таки он отвечает смущённо: Конечно! А я тебе?

О!.. – восторженно говорит она и смеётся.

Я так люблю тебя...

Мама! – доносится со двора.

О Господи! Она ещё там! – шепчет Лувисе Магрете и убегает...

Рано утром Эдеварт отправляется на лодке за провизией и возвращается ещё до полудня, накупив всяких вкусных вещей: свинину, копчёное мясо, солонину. Лувисе Магрете снова в восторге, она распаковывает свёртки, восторгается ещё больше, благодарит Эдеварта и зовёт Хобьёрг: Ты только взгляни, что у нас есть!

Эдеварт гордится её похвалой, но скромно отвечает: Наверное, там вы привыкли к лучшему.

Но зато мы дома, а здесь я никогда ничего такого не видела! – отвечает Лувисе Магрете, и от волнения у неё текут слёзы. Крендельки, солодовый хлеб, козий сыр, Боже мой, за все эти годы я даже забыла, как он выглядит, так что сам понимаешь. Последний раз я его ела у Карела накануне отъезда; в нашей семье его никогда не было, мы жили бедно, у нас с детьми ничего такого не было, мы только что не голодали. Да ты и сам знаешь... Всё утро меня одолевали воспоминания, говорит Лувисе Магрете и снова плачет.

Ну, Хобьёрг, ты видела водопад? – спрашивает Эдеварт, чтобы отвлечь Лувисе Магрете от грустных мыслей.

Нет, мы ждали тебя, отвечает Лувисе Магрете. Я подумала, может, тебе захочется пойти вместе с нами. Сейчас я что-нибудь приготовлю, говорит она, поспешно вытирая слёзы, а потом мы пойдём к водопаду...

Эдеварт и Хобьёрг спускаются к берегу. В нём растёт странное чувство к этой девочке; если бы Лувисе Магрете не могла увидеть их из окна, он сел бы на камень, привлёк девочку к себе и поговорил бы с ней. Девочка такая хорошенькая, у неё голубые глаза и толстые косички.

Они собирают ракушки и серебристые двустворчатые раковинки, для Хобьёрг это незнакомые сокровища, она шумно радуется им и говорит, что они гораздо красивее, чем мамины кольца.

У мамы есть кольца?

А то как же! Разве ты не видел? У неё два кольца, одно с настоящей жемчужинкой. Но эти ракушки красивее колец! Она просит Эдеварта помочь ей собрать побольше ракушек и раковинок, ей нужно много-много, она несёт их в подоле и говорит, что дома их вымоет и они станут ещё красивее.

И что же ты с ними сделаешь?

А вот увидишь! – отвечает она. И кивает головкой, давая понять, что его ждёт что-то очень интересное.

Забавная, симпатичная девочка, Эдеварту с ней весело. Он ведёт её туда, где их не будет видно из дома; они приходят на белый песчаный берег, там Хобьёрг быстро и ловко рисует большой квадрат, потом делит его на маленькие квадраты разной величины. Это её картина.

Что это означает? – спрашивает он.

Разве ты не видишь? Это дом.

Эдеварт садится на камень и хочет привлечь её к себе, посадить на колени, поговорить с ней, в нём крепнет какое-то чувство к этой девочке, нежность, его сердце сладостно млеет. Может, она скажет ему, от кого мама получила свои кольца.

Но у Хобьёрг нет времени на разговоры, она так занята своим домом, что вытряхивает из подола ракушки прямо на песок. Подожди здесь, я только сбегаю за своими куклами, говорит она. И убегает.

Какая милая девочка! Господи, она совсем его не стесняется и так близко подходит к нему, совершенно незнакомому человеку, и ни капли не боится его. Хобьёрг возвращается с двумя куклами. Это мама и сын, говорит она, они будут здесь жить!

Как зовут маму?

В Америке мы называли её миссис Пак, а здесь не знаю...

А мальчика?

Его зовут Джонни.

И что ты будешь делать с ними в Норвегии?

В Норвегии? Они будут жить в этом доме, который я для них нарисовала, им будет в нём очень уютно. Вот гостиная – миссис Пак и Джонни, заходите, пожалуйста, это ваш новый дом, садитесь на софу! Одну минутку, миссис Пак, я забыла про спальню! Хобьёрг рисует спальню, потом с сосредоточенным выражением лица пририсовывает к ней небольшой квадратик и в нём два кружочка.

А это что? – интересуется Эдеварт.

Как ты не понимаешь! Это же уборная.

Вон оно что, уборная. Ну а кухня, где у них кухня?

Вот тут. Ты небось решил, что я и про кухню забыла, а я не забыла! Сейчас я пойду и вымою все мои ракушки, пойдёшь со мной?

Они спускаются к воде, выковыривают из ракушек песок и моют их, это долгая работа, и Эдеварту так и не удаётся посадить её к себе на колени, ей некогда.

Наконец Лувисе Магрете зовёт их обедать, и они вынуждены прервать своё занятие. Эдеварт собирает ракушки и раковинки и относит их повыше на берег.

Зачем это? – удивляется она.

Чтобы их не унёс прилив.

Что такое прилив?

Прилив – это когда море вырастает и выходит на берег. Бери своих кукол и идём домой!

Море вырастает, оно что, живое?

Нет. Оно вырастает один раз днём и один раз ночью, так уж ему положено, это всё, что я про него знаю. Оно вырастает и поднимается на берег.

Высоко поднимается?

Пока они идут к дому, Хобьёрг всё время задаёт ему вопросы.

Они обедают, моют посуду и идут к водопаду. Идти надо лесом по узким тропинкам и коровьим тропам, Хобьёрг бежит впереди, то прямо, то петляя между деревьями, она торопится и шалит, время от времени Лувисе Магрете кричит ей, объясняя, в какую сторону идти.

Как, по-твоему, на кого из нас она похожа? – спрашивает Лувисе Магрете.

Эдеварт смущённо опускает глаза, в Поллене о таких вещах не говорят, если родители неженаты, он не привык к такому, но вынужден ответить ей: По-моему, на тебя.

Да, наверное, на меня. Хотя не знаю, может, и на тебя. Глаза, волосы. Она будет красивая.

Эдеварту хочется переменить тему разговора, он говорит: Позови её, а то она подбежит слишком близко к водопаду.

Хобьёрг! – кричит Лувисе Магрете.

Я здесь!

Подожди нас!.. Но ты забыл, до водопада ещё далеко.

Откуда мне знать, я никогда там не был.

Лувисе Магрете останавливается: Никогда там не был? Впрочем, ты ведь здесь и не жил, это не твой дом. Вот я знаю тут каждый камень, каждую кочку, они все на своих местах, только стали какими-то маленькими, даже камни.

Это потому, что почва вокруг них поднялась от сгнивших листьев и веток. Эдеварт слышал это от знающих людей.

Думаю, так оно и есть. Смотри, мёртвый муравейник, а в мои дни в нём кипела жизнь.

Эдеварт опять объясняет: Значит, муравьи нашли более удобное место и ушли туда. Иногда в лесу можно встретить целую вереницу муравьев, это они перебираются в новый муравейник.

Думаю, так оно и есть, снова говорит Лувисе Магрете и идёт дальше. Но теперь здесь так пусто, продолжает она. Раньше я всегда встречала тут наших овец, они меня узнавали и шли за мной, добрые, красивые, с густой шерстью. Как мне их не хватает!

Эдеварт: Овец завести нетрудно.

Не только это, здесь всё так изменилось, говорит она. Подумать только, ты ни разу не ходил к водопаду! В собственной усадьбе!.. Похоже, Лувисе Магрете обиделась: он даже не осмотрел усадьбу, оставленную ему в залог, пренебрёг ею! Какое-то время она идёт молча, потом говорит: Если б у меня были деньги, я бы выкупила у тебя Доппен обратно.

Эдеварт улыбается: Он и так твой!

Она не сменяет гнев на милость, но постепенно обида всё-таки отступает. Неужели Доппен так мало для тебя значит, что ты готов отдать его? – удивляется она.

Да, но только тебе, отвечает он. И осмеливается спросить: А может, он мог бы принадлежать нам обоим?

Она останавливается и опускает глаза: Да.

Это она решила сама! Раскрасневшийся, потерявший от любви голову, Эдеварт обнимает Лувисе Магрете и целует её, она пугается, бросает взгляд в сторону Хобьёрг и шепчет: Она нас увидит!

Жаль, что мы сейчас не одни! – говорит он.

Она, с улыбкой: Ты такой же сумасшедший, как был!

Они подзывают к себе Хобьёрг и остаток пути идут все вместе. Перед водопадом они останавливаются. Хобьёрг открыла от удивления рот и молчит, да и скажи она что-нибудь, её всё равно никто не услыхал бы, шум падающей воды заглушает все звуки, девочка стоит неподвижно, сжавшись от волнения. На всякий случай Эдеварт берёт её за руку и уже не отпускает.

Вода льётся сверху, точно из носика огромного чайника, падает вниз, разбиваясь по пути о скалы, и обрушивается в кипящую в глубине пену. Оттуда, со дна, словно поднимается дым, там внизу всё сотрясается и гремит, будто в этой глубине перекатывается гром, который не в силах вырваться оттуда.

Эдеварт смотрит на Хобьёрг, у неё мокрые волосы, он хочет отвести её немного назад, но она упирается, рвётся вперёд, ей кажется, что они стоят слишком далеко, и она хочет подойти поближе к бездне. Ему приходится силой удерживать её.

Лувисе Магрете ушла в лес, и Эдеварт остался один со своей маленькой дочкой. Не в силах совладать с собой, он гладит её по волосам и говорит, что у неё намокли волосы. Но она даже не замечает этого. Он прижимается щекой к её щечке, она не двигается, и он целует её. Она поднимает на него глаза и понимает это так, что он просит её отойти подальше от края. И уступает.

Они отходят на несколько шагов, тут уже можно разговаривать. Невероятно, да? – говорит он. И ещё раз повторяет свой вопрос, но она не отвечает, впечатление слишком сильно для неё. Он видит, что Лувисе Магрете неподвижно сидит на камне, сложив руки на коленях. Хобьёрг подбегает к матери, и Эдеварт цепенеет от стыда и страха: сейчас она расскажет матери о его поцелуе. Эй! – кричит он, чтобы скрыть смущение.

Лувисе Магрете кивает и улыбается ему: Она говорит, что ты поцеловал её.

Эдеварт, робко, покраснев от стыда: Она хотела подойти слишком близко к краю, и я не знал, как помешать ей...

Лувисе Магрете: Я ей так и сказала.

По дороге домой Хобьёрг снова бежит впереди, и они остаются наедине, неторопливо болтают о том о сём. Она: Какой красивый у тебя водопад, правда? – Да, у нас очень красивый водопад. Я не хотела больше смотреть на него, говорит она, мне показалось, что ему так одиноко... – Кому? – Водопаду. Он всё падает, падает, он такой одинокий, я чуть не заплакала и потому ушла.

Эдеварт не понимает состояния её души и не отвечает. Не понимает он также, почему она срывает седмичник и вдевает ему в петлицу, в Поллене так не делали, он не привык к такому. Но инстинктивно, каким-то необъяснимым образом он сознаёт, что теперь она стала по-новому близка ему, её лицо совсем рядом, он ощущает её дыхание, его обдает жаром, и он обнимает её как единственное и самое дорогое в мире. Оба взволнованны. Потом она опять пугается и смотрит вперёд, куда убежала Хобьёрг.

Вечером они занимаются домашними делами – он рубит дрова, она готовит ужин, накрывает на стол и приходит за ним в сарай, такая молодая, такая красивая, она говорит с ним, как с любимым, как с мужем, – это неповторимая минута для них обоих, взявшись за руки, они идут в дом.

После ужина у Хобьёрг слипаются глаза, она устала за день и быстро засыпает. Взрослые свободны...

Так прошёл первый день.

Так же проходят и другие дни, несколько недель неомраченного счастья и любви. Эдеварт ездил за продуктами в лавку и расплачивался из тех денег, что ему прислали сёстры; это была восхитительная, беззаботная жизнь, ничего прекраснее он себе и представить не мог. Он уговорил Августа поехать вместе с ним в Доппен, ему хотелось, чтобы его лучший друг высказал ему своё мнение об усадьбе. Мне доводилось видеть места и похуже, сказал Август. Я видел хижины из бамбука, они были круглые, и крыша опиралась прямо о землю, но и там тоже жили люди. Вот только зачем тебе Доппен? Здесь тебе не накосить больше чем на двух коров, а прикупить земли ты не сможешь.

Август поздоровался с Лувисе Магрете и поговорил с ней по-английски, они очень старались, ни один не хотел ударить в грязь лицом, оба немного знали Нью-Йорк, но Август в основном улицы в районе порта. Он до глубины души поразил Хобьёрг, которая никогда в жизни не видела золотых зубов, девочка всё время пыталась заглянуть ему в рот. Лувисе Магрете смутилась. Просто она хочет, чтобы ты пошёл с ней к водопаду, сказала она. Хобьёрг любит ходить туда, а нам с Эдевартом это уже надоело. Come along! – сказал Август. Только не отпускай её, держи за руку! – крикнула им вслед Лувисе Магрете.

Август не напрасно прогулялся к водопаду, на обратной дороге ему пришла в голову блестящая мысль. Почему бы тебе не поставить там большую мельницу на пять жерновов? – предложил он Эдеварту. Молол бы муку для десяти приходов, глядишь, и разбогател бы.

Довольно с меня забот и о хозяйстве в Поллене, ответил Эдеварт.

В этом он был прав. В последнее время Эдеварт совсем забыл о своей лавке, он получил письмо от младшей сестры Поулине с просьбой вернуться домой. Поулине уже не присылала ему денег, потому как торговля, можно сказать, заглохла, почти всё было распродано. Почему он не привозит новый товар? Что касается сестры Осии, то Ездра наконец достроил свой дом, у него есть корова и посевы, Осия перебралась к нему, и в лавке у Поулине нет больше помощницы. Йоаким живёт дома, всё возится с землей, а отец всё так же работает смотрителем на телеграфе в Нурдвогене. Хуже всего, что они распродали всю муку, кофе и табак, поэтому люди перестали приходить в лавку, а ещё поговаривают, будто Габриэльсен собирается вновь начать торговлю, он взял кредит на имя своей жены. Неужели Эдеварт захочет закрыть свою лавку и оказаться хуже Габриэльсена, вот уж когда позору не оберёшься...

Это письмо напомнило Эдеварту, что у него дома своё дело и ему надо что-то предпринять. Он поделился этим с Августом, и Август задумался. Эх, будь у меня сейчас те сундуки, что пошли ко дну! – сказал он и тут же стал строить планы, что бы он тогда сделал.

Эдеварт, более благоразумный из них двоих, сказал: Тогда бы ты что-нибудь затеял и не стал бы помогать мне.

Что за чушь! – рассердился Август. Разве я не отдал бы тебе самое малое половину? И разве ты сам не поступил бы точно так же на моём месте? Нет-нет, ты получил бы самое малое половину!

Не знаю, даст ли мне Ромео сверх того, что я уже взял у него. Эдеварт впал в уныние.

А что, ты у него брал?

Да, и не так уж мало. Кухонную утварь и постельное бельё для Доппена. Много чего. Три постели...

Надумал остаться здесь? – спросил Август.

Пока не знаю, ответил Эдеварт. Понимаешь, она уехала в Америку, потом вернулась, потому что захотела увидеть Доппен.

Ты собираешься жениться на ней?

К тому всё идёт.

Август: Ты мог бы продать Ромео свой водопад.

Водопад? – удивился Эдеварт.

Чтобы поставить там большую мельницу. Дурак будет, если он этого не сделает.

Не сделает.

Ему не нужна мельница? – удивился Август. Сейчас он покупает по двести кулей муки, в которой заводится жучок, прежде чем он успевает продать её, а зерно они мелют на паровой мельнице, которая работает на заграничном угле, и мука им обходится дороже золота. Поставив же мельницу на водопаде, он будет получать муку, можно сказать, даром, надо потратиться только на здание. А захочет, может поставить пилораму, просто надо что-то делать. В Канаде такой водопад уже давно приспособили бы к делу...

Эдеварт только покачал головой, услышав это, и возразил, что вряд ли Ромео хорошо ему заплатит, много он всё равно не получит.

Откуда ты знаешь! – воскликнул Август. Я вообще думаю, что тебе самому надо поставить мельницу или на худой конец стать старшим на мельнице Кноффа, ведь ты тут живёшь. Для тебя это было бы совсем неплохо.

Предложение Августа заставило Эдеварта задуматься. Торговля ему уже приелась, как, впрочем, и всё остальное, и он не имел ничего против какого-нибудь нового занятия. Даже будь у меня мельница, как бы я стал на ней работать, ведь я в глаза не видел никаких мельниц, кроме кофейных, сказал он.

Да я бы тебя за одну неделю научил! – ответил всеведущий Август. Не тревожься!

Они обсудили этот вопрос со всех сторон. Чёрт побери, этот Август умел найти выход из любого положения! Беда лишь в том, что водопад ещё не продан, мельница не построена и Эдеварта не поставили на ней старшим. Всё это Эдеварт сообразил, когда его друг уже уехал, а он опять не знал, на что решиться.

Утром он приготовился плыть к Ромео, чтобы поговорить с ним насчёт кредита. Лувисе Магрете захотелось кое-что посмотреть в лавке, и она решила поехать вместе с ним, они отправились все трое. И мать и дочь принарядились.

Не иначе как Лувисе Магрете жизнь начала представляться слишком однообразной и унылой; в ушах у неё ещё звучал оживлённый шум Нью-Йорка, и она жаловалась, что в усадьбе нет даже скотины. Эдеварт повторил, что завести скотину дело нехитрое, но Лувисе Магрете ответила, как в прошлый раз: Не только это, здесь всё так изменилось!

Пока Эдеварт работал вёслами, у него в голове мелькнула смутная мысль: зря, верно, его спутницы надели сегодня шляпы. Или так положено? Ладно ещё девочка, но мать, хозяйка Доппена? Лувисе Магрете сразу стала чужой; простоволосая, в одной рубахе и юбке она была куда красивее, у неё такие маленькие ножки...

Август встретил их на пристани. По-моему, старый хозяин хочет поговорить с тобой, сказал он.

Со мной? Что ему нужно?

Может, хочет купить у тебя водопад?

Он? Едва ли! Вот если бы Ромео!

Август: Понимаешь, я тут потолковал со старым хозяином, разговор был долгий, и я ему всё объяснил. Превосходный человек, говорить с ним одно удовольствие, в конце концов он хлопнул меня по плечу: Август, сказал он, я всегда вспоминал про этот водопад, когда мне приходила в голову мысль поставить мельницу! Так и сказал. Ты сейчас сам это услышишь.

Эдеварт застал в конторе и отца и сына, они приветливо встретили его, Ромео протянул ему руку и спросил, как у него дела. Но ни он, ни его отец даже не вспомнили о водопаде.

Напротив, Ромео спросил: Что тебя привело к нам сегодня?

Эдеварту пришлось выкручиваться: не могут ли они отпустить ему кое-что в кредит, колониальные товары, муку, его лавка дома, на севере, совсем опустела.

Ромео тут же схватил карандаш, чтобы написать распоряжение; он согласился, не раздумывая, выписал товара больше, чем просил Эдеварт, и сказал: Для нас с отцом это большая честь! В его поступке не было никакого подвоха, он назвал точные цены, и Эдеварт счёл их приемлемыми. Дело сделано. Эдеварт пошёл и дал домой телеграмму: «Идёт большая партия товара».

Лувисе Магрете и Хобьёрг Эдеварт нашёл в лавке; он поздоровался со всеми, ещё взволнованный своей сделкой с Ромео. Мы вспоминаем Америку, говорит Лувисе Магрете. Да-да, не буду вам мешать! – предупредительно отвечает Эдеварт. Лувисе Магрете и старший приказчик Лоренсен разговаривают по-английски, Лоренсен даже поставил для неё возле прилавка табуретку, чтобы она могла сесть. Разговор был долгий и оживлённый, Эдеварт послушал с вежливой улыбкой, но, поскольку не понимал ни слова, спустился к лодке и стал ждать.

Лувисе Магрете всё не было – её не было очень долго. Маленькая Хобьёрг догадалась, что шляпа неуместна: когда они пришли, она несла свою шляпу в руке.

Мы всё вспоминали Америку, говорит Лувисе Магрете и садится в лодку. Лоренсен хочет туда вернуться, дома ему не нравится. Ничего удивительного.

Почему? – холодно спрашивает Эдеварт.

Почему? Он привык к Америке, к тамошней жизни, ведь там всё совершенно другое. Он приехал домой ненадолго, чтобы осмотреться.

Ну а ты? Ты тоже приехала ненадолго?

Я? Лувисе Магрете понимает: сейчас ей надо быть доброй и нежной. Я – другое дело, говорит она. Бедняга, тебе пришлось так долго нас ждать! У Лоренсена столько накопилось в душе, вот мы и задержались. А ты всё это время сидел в лодке!

Ничего страшного.

За это тебе положена награда, говорит она и лукаво смотрит на него...

Всё в порядке. Но когда они уже снова плыли по своему зелёному заливу и Лувисе Магрете увидала усадьбу, она восклицает, не удержавшись: Господи, до чего же она маленькая! Никогда не думала, что она такая маленькая!

Эдеварт бледнеет и спрашивает с горечью: Опять она стала слишком мала для тебя?

Лувисе Магрете испуганно смотрит на него и начинает всхлипывать: Я так вовсе не думала, Эдеварт, я говорю глупости, конечно, она не мала для меня, просто отсюда, из лодки, мне показалось... Но я вовсе так не думала...

Всё хорошо, покуда она добра и нежна. Хуже, что она всё чаще ездит с ним в лавку и ведёт там разговоры об Америке. Встретилась она в лавке и с Андерсом Воде, и они разговаривали втроём. Андерс Воде, тот самый человек в плаще, которого она встретила на пристани в день приезда и который тоже вернулся из Америки, придерживался того же мнения о родном доме, что и Лоренсен, – ему здесь не нравилось, душа его разрывалась, его мучило недовольство; у себя в усадьбе он сделал лишь самое необходимое: окучил картофель, переколол все дрова, и теперь бесцельно бродил повсюду в своём плаще.

И снова у Эдеварта мелькнула неясная мысль: а что общего у Лувисе Магрете с этими людьми, возвратившимися из Америки, какие надежды и желания внушают они ей? После таких поездок в лавку она ещё долго находилась под впечатлением от услышанного, бывала задумчива, невесела и забывала о своих обязанностях хозяйки: Опять я забыла, что пора ужинать!

Вернувшись в третий раз после такой поездки в лавку, Эдеварт понял, что ему ничего не остаётся, как поговорить с ней. Он спросил: Этот Андерс Воде, кто он? Тоже твой знакомый из Америки?

Нет, я знала его ещё здесь, но там мы тоже виделись, ответила она. Он наш, местный, мы вместе уехали в Америку. Я там поддерживала знакомство и с ним и с Лоренсеном, мы часто встречались на пикниках и дома, мне даже казалось, что они оба были немножко влюблены в меня, ха-ха-ха!

Не слишком ли беспечным тоном были сказаны эти слова? Или это её прежняя милая невинность? Эдеварт оробел, ему стало грустно. Когда Лувисе Магрете взглянула на него, пытаясь догадаться, понял ли он её шутку, он заставил себя улыбнуться: Значит, они оба были влюблены в тебя? А как к этому относился твой муж?

Она, уклончиво: Мой муж?.. Принеси маме охапку дров! – говорит она Хобьёрг. И продолжает, когда девочка скрывается за дверью: Мой муж... он уехал, и с ним там что-то случилось, мы не знаем, он просто пропал...

Тон по-прежнему беспечный, в нём ни сочувствия, ни сострадания, а ведь прежде она стояла за мужа горой.

Я слышал, ты развелась с ним? – спрашивает Эдеварт.

Конечно, развелась. В нашем браке больше не было никакого смысла. Никто и не осудил меня. А по-твоему, я была не права?

Нет, что ты!..

А мне показалось...

Бог с тобой, как ты можешь так говорить! Ведь если б ты не развелась с ним, что говорили бы сейчас о нас с тобой! Разве мы не будем вместе жить в Доппене?

Хобьёрг принесла дров, и мать попросила её пойти в комнату и накрыть на стол.

Лувисе Магрете надолго задумалась, наконец она сказала: В Доппене, говоришь? Но мы не можем всё время жить здесь, я хотела сказать, жить так, как живём сейчас. Пойдут разговоры.

Так чего же ты хочешь? – спросил Эдеварт.

А ты сам?

Хочу, чтобы мы поженились. И больше ничего.

Да, тихо говорит она. Одно плохо: я здесь, а мои дети в Америке. Ты не поедешь туда?

Я?! – чуть не в голос крикнул он. Да это последнее, что может прийти мне в голову!

Вот видишь! – сказала она.

Что вижу? Не понимаю...

Я просто так сказала.

Ты снова хочешь уехать?

Не знаю. Может быть, иногда. Но я не против, если мы поселимся в каком-нибудь городе в Норвегии или где захочешь.

Вот как, в городе? Эдеварт высказал мысль, порой мелькавшую у него: А может, ты поедешь со мной на север, ко мне домой? Что скажешь?

Нет-нет! К тебе домой?

Туда ты не хочешь?

Нет, но... Что я там буду делать? Что у тебя там есть?

Там у меня своё дело, оно меня кормит. Лавка.

Нет, я имею в виду другое, у тебя есть дом?

Эдеварт вдруг сам испугался своего предложения: приехать с Лувисе Магрете и Хобьёрг в Поллен, нет, это немыслимо. Там условия ещё труднее, чем здесь, а главное, у него и в самом деле нет своего дома. Ему пришлось сказать ей правду, всю, как есть: маленькая лавка, что-то вроде маленькой конторы, что-то вроде комнатушки за лавкой... О, нет, там ещё более тесно и убого, чем в Доппене...

Стало быть, об этом нечего и думать. Она покачала головой.

Я могу построить дом, сказал Эдеварт.

Построить? Пожалуй, но на это нужно время.

Нет, всё складывалось хуже некуда, теперь её уже ничего не устраивало, даже в Доппене им уже было плохо. Но куда же тогда податься? Куда угодно, в какое-нибудь другое место. Лувисе Магрете вырвала свои корни из родной почвы, теперь она была отовсюду и ниоткуда. Эдеварт сказал в растерянности: Тогда я не понимаю!

Лувисе Магрете сразу переменилась, она раскаивается, она совершенно запуталась, вдруг она стала нежной и любящей, ласкала и утешала его: Не принимай этого так близко к сердцу, всегда можно что-нибудь придумать.